В банкетном зале кипела подготовка к празднику. Через неделю наступал день, для большей части человечества ассоциирующийся с возможностью уверенно смотреть в завтра. День, в который пятьдесят пять лет назад раздираемая на части всемирной войной Адама, наконец-то получила надежду на спокойное существование. Дата, символизирующая новый порядок, новый этап в развитии человечества — уважение к интересам других народов и отказу от войны, как главного средства в международных спорах. Дата, ознаменовавшая окончание кровопролития и положившая начало миротворческой деятельности — День Мира.

Никро замер в дверях, едва вступив на переливающийся глянцевым блеском чистый пол банкетного зала. В отличие от праздника в честь начала учебного года — День Мира предполагал несколько иной формат — почти треть пространства заполняли нестройные ряды стульев, для преподавателей и гостей мероприятия. С легкой полуулыбкой осмотрев помещение Никро бросил взгляд в тот угол зала, где в отличие от остальной его части, было достаточно людно.

Полли крутилась в самом центре предпраздничной канители, более того — виртуозным дирижером управляла действом. Она суетилась у сцены, делая несколько дел одновременно — давала советы первокурсникам, репетирующим какой-то номер, правила сценарий водя стилусом по планшетнику и отвечала на то и дело возникающие у жужжащего вокруг роя людей вопросы. В перерывах меж тем она отпивала чай из пластикового стаканчика, заваренного “трехсекундным” пакетиком — напиток, к которому Никро относился не лучше, чем к настойке на гнилых опилках.

Несмотря на подобную суматоху, одного взгляда на Полли Смит хватило бы, чтобы понять — она получает искреннее удовольствие от происходящего, а так же с нетерпением ждёт самого мероприятия, чтобы в полной мере насладиться результатами своего труда. Девушка буквально сияла каким-то безмятежным, дарящим тепло светом, мгновенно заражая солнечным настроением окружающих. Никро впервые видел, чтобы человек настолько, как говорят, “находился на своём месте”.

Снайпер ощутил лёгкий укол зависти. Нет — он, конечно, не мог представить себя на месте Полли — управляющим группкой “любителей самодеятельности”. Но с какой-то болезненной грустью и обреченностью Локк понимал: для него в жизни не существовало ничего, что могло бы приносить такую же радость.

Полюбовавшись репетицией издали несколько минут, Никро двинулся к Полли, проходя сквозь ряды стульев. Смит заметила снайпера практически сразу и приветственно взмахнула рукой — для пущего эффекта привстав на цыпочки. В том не было никакой необходимости — Локк прекрасно видел её.

Полли что-то быстро сказав студентке, стоящей рядом с ней, отдала той планшетный компьютер и, подхватив с ближайшего стула курточку, поспешила к Никро. Поприветствовав друг друга кивком головы, они направились к выходу, провожаемые несколькими десятками пар глаз. Никро буквально физически ощущал сверлящие спину подозрительные и заинтересованные взгляды.

***

Со стороны это, наверное, было похоже на обычное свидание. Высокий парень с чёрными, как смоль волосами, собранными в хвост — непомерно серьезный и задумчивый неспешно шел рука об руку с девушкой на голову ниже себя, кутающуюся в лёгкую курточку.

Никро и Полли уже четверть часа бродили вдвоем по узким дорожкам парка, разбитого между административным корпусом и отелями для гостей острова. Осень — наконец-таки показала истинное лицо на исходе первого месяца. Ветер, усилившийся несколько дней назад, сильно похолодел. Деревья, в преддверии зимнего застоя надевали свои лучшие наряды, красуясь последние относительно теплые деньки в алом и золотом.

Медленно вечерело, краски блекли. Окружающие предметы всё больше принимали сероватые и коричневые оттенки. Вдоль аллей зажигались фонари, свет которых рисовал длинные и причудливые тени на дорожках парка. Даже воздух пропитывался той неповторимой вечерней атмосферой отдыха, что знаком каждому человеку приходящему домой после тяжелого трудового дня. Никро вздохнул полной грудью, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, стараясь в мельчайших подробностях запомнить их все. Это было любимое время года и любимое время суток человека, который не любил ничего. Редкие минуты, дающие снайперу если не веру, то хотя бы надежду, что он живёт, а не просто существует.

— …то есть ты хочешь как-то заглянуть в личные дела каждого из нашей группы? — поразилась Полли.

Локк вздрогнул. Он и забыл, что пришел с Полли в этот парк не просто затем, чтобы приятно прогуляться перед сном среди осенних деревьев.

— Да. Было бы идеально… — слегка мечтательно произнес Никро. — Возможно, что это сильно бы помогло нам. Но почему-то мне кажется, что сейчас ты скажешь, что это практически нереально.

— Ещё бы, — фыркнула девушка. — Доступа к личным делам студентов не имеют даже преподаватели. Ты сам знаешь, как у нас в академии строго относятся к этому. Мой брат здесь точно не помощник. А нам с тобой тем более никто не выдаст подобной информации. Или ты думал достаточно прийти в архив и попросить?

— Нет, конечно. Думал, что твой брат сможет выручить и в этот раз, — слегка расстроено проговорил Локк. — Пришло в голову, что если узнать побольше о каждом, то это поможет предположить, кто из них смог бы пойти на такое.

— Ну-у, — неохотно протянула девушка. — Возможно, я смогу тебе помочь чем-то.

Никро удивленно уставился на собеседницу, даже сбившись с привычного размеренного шага.

— Так получается…Что я благодаря всему этому — Полли, смутившись, махнула рукой в ту сторону, где располагалось здание банкетного зала. — В курсе некоторых слухов. Только ты не подумай, что я какая-то сплетница! — испуганно добавила девушка.

— Хорошо, — Никро согласно кивнул, поймав себя на том, что ему не пришла бы в голову такая мысль, если бы Полли сама не сказала эту фразу.

— Что ты можешь рассказать, например о Рене?

— Ты его недолюбливаешь, да? — осторожно спросила девушка.

Никро скосил уголок рта, но предпочёл многозначительно промолчать в ответ.

— О нём… — девушка ненадолго запнулась, как будто подбирая слова, и продолжила. — Я могу сказать то, что говорят и все вокруг. Любое более-менее значительное нарушение дисциплины и спокойствия не обходится без него. Его имя постоянно висит в списках на отчисление, но на собраниях по этому поводу преподаватели и инструкторы все как один защищают его. Кто-то говорит, что Рен подкупает своей обаятельностью, кто-то, что у него серьезные покровители. Одно время он увлекся азартными играми, а ты ведь знаешь, как в Алькурд Пардес к этому строго относятся. Рена многие предупреждали, но он не хотел слушать. Половина академии была должна ему в результате карточных игр, другой половине был должен он. Всё это повлекло многочисленные конфликты среди учащихся. Тогда от отчисления Рена спасло, наверное, чудо. С тех пор он утверждает, что завязал с картами, но многие злорадствуют, заявляя, что теперь он просто старается не попадаться. Уж не знаю, сколько правды во всём этом…

Несколько десятков шагов Полли и Никро прошли в молчании. Снайпер обдумывал сообщённое ему девушкой. И чем больше он думал, тем больше понимал, что подобная информация по большей части бесполезна. Однако, снайпер не спешил отступать, готовый перерыть кучу даже самых нелепых слухов, в поисках хотя бы маленькой крупицы истины, которая может помочь в их доморощенном расследовании.

— А Сторл? — продолжил расспросы Локк.

— Сторл… Сторл. Он хороший. Не думаю я, что это он сделал… — смутилась девушка.

Какое-то неизвестное жгучее чувство противоречия скользнуло в душе снайпера. “Чем это он такой хороший?” — возмутился Никро, разумеется, мысленно.

— Он добрый, — продолжила меж тем Полли, — И талантливый. Просто замечательно играет на гитаре. Его бывает трудно заинтересовать, но, если получается уговорить выйти на сцену во время какого-либо праздника… Атмосфера большого, наполненного незнакомыми людьми зала улетучивается, становится уютной и теплой — словно собрание в узком кругу друзей. Я не верю, что он замешан в этом.

— Кто знает… — скривился Никро. Аргумент “он не мог этого сделать, потому что мне нравится, как он дергает струны гитары” выглядел неубедительным чуть больше, чем полностью.

— Я думаю, что во всём виновата Найа, — внезапно заявила девушка.

— Что? — Никро настолько не ожидал подобных высказываний, что едва не споткнулся. — Почему?

— Она… Странная. Я её не понимаю. Она будто бы воспринимает всех девушек, как соперниц. Возможно, она решила, что Кела перешла ей дорогу, а у фатосинок, говорят, горячий нрав.

“Ну что за женская логика? Найа виновата потому, что я её не понимаю.” — вел внутренний монолог Никро, сильнее раздражаясь. Рассказать о подозрениях Полли и попросить её помощи в поисках предателя теперь казалось не такой уж замечательной идеей.

— Не думаю, что это аргумент, — возразил Никро вслух, стараясь, чтобы в его словах не было заметно бушующих глубоко в душе эмоций. — Что ты ещё о ней знаешь?

— Мало. Многие девушки её недолюбливают. Она в основном и общается-то с парнями. Большую часть свободного времени проводит в тренировочном центре. А и ещё вот что! Иногда, когда она думает, что никто не видит — будто бы молится. Закрывает глаза, сжимает в руках медальон, с которым никогда не расстается и что-то шепчет одними губами.

Последний факт, конечно, вызывал некоторые вопросы у Никро, но снайпер сильно сомневался, что всё это хоть каким-то образом было связано с произошедшим внутри полигона № 2.

— Лучше расскажи о Фурье. Вот кто беспокоит меня больше всех, — перевел разговор в интересующее его русло снайпер.

— Ну-у… — девушка вновь замялась, прокручивая в голове слова, произнесённые несколькими секундами позже — Всё, что я знаю это то, что его родина — Зульфакар и он действительно сыграл какую-то немаловажную роль в произошедшей там семь лет назад революции.

Брови Никро удивленно поползли вверх.

— Получается, что ему в то время было… Всего одиннадцать? — изумился Локк.

— Получается так, — пожала плечами Полли, казалось никоим образом не удивлённая.

Несколько мнут они брели молча, загребая ногами шуршащий ковер ломких листьев.

— Подозреваешь кого-то ещё? — наконец прервала мыслительный процесс Полли.

— Я всех подозреваю, — угрюмо ответил Локк. — А о Зиге можешь что-то рассказать? Слишком неожиданно он появился в академии.

— Заннинс… — девушка уже привычно задумалась, но теперь продолжительность подобного погружения в собственные мысли была несколько длиннее. — Перевёлся только в этом году. Вокруг него ходит огромное количество слухов один нелепее другого. Не думаю, что среди них есть даже маленькая часть правды. Ничего не могу сказать.

— Стоит только помянуть, — слетела с языка Никро глупая присказка.

— Что? Ты о чём? — не поняла девушка.

— Зиг. Вон там. С той, которую он называл своей сестрой, — указал в сторону быстрым движением снайпер.

Метрах в ста, по соседней дорожке парка действительно прогуливались два альбиноса. Зиг придерживал свою сестру за плечо, словно боялся, что она может в любой момент сбежать от него. Шли они очень медленно. Слишком медленно даже для прогулочного шага.

— Я всё выясню прямо сейчас, — бросил Никро Полли и решительно двинулся напрямик через невысокие кусты в сторону Заннинса.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — крикнула Локку в спину девушка, но снайпер уже не слушал её.

Обогнув одногруппника и его сестру, Никро выскочил на дорогу перед ними.

— Я хочу знать, как ты сумел зачислиться на пятый курс Академии, минуя все остальные. Жду ответа немедленно, — холодно, чеканя каждое слово, процедил Никро.

Зиг растерялся, ошеломленный внезапным появлением одногруппника и смущённый его вопросом. Никро и сам не ожидал от себя настолько дерзких фраз, но слова сами собой вылетели из уст. Брать их обратно было поздно. Локк услышал звонкие быстрые шаги за спиной, но не стал оборачиваться. Полли подбежала, остановившись за спиной Никро. Предчувствуя скорый конфликт девушка испуганно переводила взгляд с одного парня на другого.

— Я не хочу об этом говорить, — после небольшой паузы, наконец, нашелся Зиг. — Какая тебе вообще разница?

— Я должен знать, можно ли тебе доверять, — неумолимо продолжал Никро прежним тоном. — Слишком много странных событий совпало с твоим появлением здесь.

Взгляд Зига, был похож на взгляд затравленного, загнанного в угол зверя. Он смотрел то на Никро, то на Полли, то на свою сестру, словно бы надеясь, что кто-то подскажет, как ему следует поступить. Выражение его лица, не привыкшего скрывать от окружающих собственных эмоций, говорило о мучащем альбиноса внутреннем противоречии.

— Послушайте, — неуверенно начал он, — Я не хотел… И не делал ничего дурного никому здесь. Моя сестра… Лили… Больна. У нас проблемы и помочь нам могли только здесь. Саймон Стилвелл… Директор академии разрешил нам жить на острове, а мне — выучиться на миротворца. Мы не хотим проблем, но большего я не могу рассказать никому.

Никро внимательно вглядывался в глаза Заннинса и вслушивался в каждое его слово, стараясь уловить хотя бы намёк на попытку солгать. Выражение лица альбиноса и его манера говорить казались такими простодушными, что снайперу очень хотелось верить в них. Но Никро не мог позволить себе подобной роскоши.

Полли подошла ближе. Локк вздрогнул от неожиданности прикосновения — девушка положила на плечо руку. “Хватит. Остановись” — говорила она без слов. Никро и сам уже понимал, что дальнейшие его вопросы в подобном ключе бесполезны. Слова, что нужны были в данной ситуации, никак не желали приходить на ум.

Наступившую тишину прервали звенящими колокольчиками звуки взволнованного голоса Лилиан:

— Вы что-то хотели?

— Да, милая, — как можно мягче ответила Полли, стараясь успокоить собеседницу. — Мы всего лишь хотели поговорить.

— А-а-а… — протянула беловолосая девочка, будто бы только что вспомнив нечто важное. — Вы из группы номер тридцать шесть?

Полли обрадовано закивала и собиралась сказать что-то ещё, как заметила странный жест Никро. Снайпер поднял вверх руку, прося Полли не продолжать. Что-то насторожило его. Какая-то странно знакомая нотка в интонации заданного вопроса. Локк внимательно смотрел в алые глаза Лилиан. Сейчас они казались абсолютно бессмысленными. Взгляд девочки не выражал ничего, кроме полного безразличия. Направив затуманенный взор вглубь себя, Лилиан созерцала что-то ведомое одной только ей. Никро помнил это выражение лица, помнил это выражение глаз. Всё происходило в точности как тогда — в банкетном зале на празднике в честь начала учебного года!

— Этого не может быть… — прошептала Лилиан.

Теперь и Полли с Зигом стало понятно, что девочка говорит сама с собой. Зиг прижал сестру к себе, обведя безумным испуганным взглядом одногруппников. Лилиан начала бить мелкая дрожь, она запрокинула голову вверх, из её груди вырвался громкий стон. С каждой секундой дрожь усиливалась, белки глаз, наливались кровью, дыхание становилось частным и громким. Стон превратился в резкий вскрик, который сменился страшным хрипением и кашлем.

— …убить… — просипела Лилиан задыхаясь.

Её тело сотрясли несколько мощных конвульсий, изо рта вырвался по-звериному рычащий крик. Мгновение спустя девушка потеряла сознание, обмякнув в руках перепуганного брата.

***

Чай давно остыл. Вечер укутал комнату бархатной темнотой. Кела сидела одна, освещаемая слабым голубоватым светом монитора компьютера. Девушке казалось, что у неё нет сил даже на то, чтобы встать со стула, пройти несколько метров до стены и щёлкнуть выключателем.

Кела Лейк всегда знала, что профессия миротворца опасна, что смерть не редко настигает носящих черную форму, обрывая молодые судьбы даже в это относительно мирное время. Миротворцев, как и любых солдат, учат проще относиться к возможной гибели, к смерти вообще. Кела всё прекрасно понимала, но она не могла перестать быть собой.

Впервые в жизни она чувствовала нечто подобное — умер один из её знакомых. Неважно даже то, что последний год Кела и Хан практически не общались — воспоминания о совместно проведенном времени были бесценны. Когда-то, теперь кажется будто в прошлой жизни, Кела думала даже, что влюблена…

Мертвый человек — не просто какой-то безымянный миротворец, а Хан — её друг! Картина до сих пор стояла перед глазами. Зрелище, поразившее Келу, сломавшее что-то внутри. Там, стоя над телом и не в силах отвести взгляда от запёкшегося кровавого пятна, девушка четко и ясно осознала, что уже никогда не сможет быть прежней. Что-то перевернулось в душе, что-то неуловимо изменилось, что-то умерло в тот миг, когда Кела узнала о гибели Хана. Что-то медленно и болезненно умирало и в этот самый момент.

Уже с час девушка листала фотографии, забравшись в тот дальний уголок памяти компьютера, где хранились воспоминания о студенческих годах. Фотографий было не так уж и много, к тому же они перемежались со схемами и видеофайлами обучающих материалов.

Вот схема структуры ООСБ, которую девушка составила собственноручно. Это было первое задание Альберта Тунга на профессиональных курсах международной дипломатии. Вот какие-то фотографии с лекций, сделанные наспех на камеру коммуникатора. Вот Хан, счастливый и радостный, размахивающий сертификатом об окончании обучения. Торрез закончил обучение и получил лицензию на представление интересов Алькурд Пардес, но не стал даже пробовать строить карьеру международного дипломата. Хан всегда был слишком застенчивым. Когда он выступал на публике, то не мог связно произнести и предложения — язык его как будто прилипал к нёбу, и Хантер это прекрасно знал. А потому он предпочел работу библиотекаря, захотев проводить время в тишине читальных залов и общаться лишь со страницами книг.

Изображения мелькали перед глазами Келы, не задерживаясь на экране надолго. Фотографии последнего занятия, несколько снимков с Альбертом Тунгом, фотографии с первой экскурсии, когда немногочисленная группа во главе с профессором посещали одно из заседаний Совета Безопасности…

Внезапно Кела подалась вперед, утыкаясь носом в монитор. На этой фотографии была запечатлена сцена выступления действительного сейчас постоянного представителя Алькурд Пардес при ООСБ. Но не миротворец, что, возвышаясь над столом, размахивал руками, привлёк внимание Келы. Лейк впилась взглядом в молодого человека, сидящего позади него. Это был… Стен Редем.

Тот самый охранник, убитый при нападении на архив внутренней документации. Вот и связь! То, что Редем, не обучался у Альберта Тунга, ещё не говорило о том, что у него не могло быть лицензии! Он проходил стажировку у представителя при ООСБ. Тот готовил приемника, но видимо закончив обучение, Редем, как и Хан понял, что стезя дипломата чужда ему.

— О Хайн! — Кела вскочила, опрокидывая стул и бросилась в коридор.

“Как же я сразу этого не увидела? Они оба не смогли пробудить протектора после “процедуры”, как и я! Их смерти не совпадения, и их убили с одной и той же целью, а это значит, что следующей жертвой может оказаться…”

***

— Альберт Тунг? — раздаётся из-за спины неожиданно.

Прозрачная капля быстро скользит по запотевшему стакану полному холодной воды. Рука, протянутая к нему, на миг вздрагивает, но потом уверенно и спешно обхватывает приятно холодную и влажную поверхность стекла. Альберт Тунг одним глотком осушает стакан, торопливо запивая таблетку и оборачивается к говорящему.

— Вы что-то хотели? — спрашивает профессор, настораживаясь тому, что человек вошел без стука.

“Я не закрыл дверь?”

— Да. Я тут по одному деликатному вопросу, — говорит незваный гость, слабо улыбаясь.

—А-а-а… — медленно кивает Альберт Тунг. — Вы из группы номер тридцать шесть?

— Совершенно верно, — получает ответ на вопрос профессор. — Мне нужно вернуть ваши лекарства. Вы забыли их в аудитории.

— Этого не может быть, — Тунг удивленно разводит руками. — Все мои таблетки при мне, я как раз только, что принимал…

— О нет, нет, нет… — с нарочитой заботливостью, будто указывая неразумному ребенку на его ошибки поясняет учащийся группы № 36. — Вы только что выпили лекарство, которое было любезно одолжено вам мною. Это “Кардиоприлин”.

— Что? — Альберт Тунг в изумлении хватает со стола пластиковый пузырек, выглядящий точь-в-точь, как принимаемый им всегда “Сартандис”. — Но “Кардиоприлин” может убить меня, стоит мне испытать малейший стресс!

— Ой, что вы! Вы заблуждаетесь! — не соглашается собеседник притворно сладким голосом. — Он обязательно убьёт вас.

От этих слов что-то ёкает в груди, горячий пот мгновенно прошибает Альберта Тунга. Старик чувствует, как взволнованное сердце начинает метаться в груди, а пульс — учащаться. Волнение усиливает страх, страх усиливает волнение. Альберт Тунг пытается сделать глубокий вдох, понимая, что необходимо успокоиться. Спасение может быть только в спокойствии. Необходимо замедлить сердце, заставить его перестать гнать кровь бешенными толчками, иначе оно сгорит, сломается, не выдержав напора.

Все попытки Тунга успокоиться оказываются тщетны. Учащенный пульс громом табуна несущихся по степи лошадей барабанит в ушах. Левая часть груди разрывается острой болью, эхом отдающейся в руке, лопатках и даже шее. Тунг сгибается, жадно хватая ртом воздух, которого начинает катастрофически не хватать. Противный липкий пот стекает со лба, заливая глаза. Старика бросает в жар, сознание помутняется, кроваво-красные круги пляшут перед глазами. Тунг пытается сопротивляться, хотя и чётко осознаёт, что всё кончено.

В сердце будто бы вонзается раскалённая игла, заставляя застонать от боли. Ноги подкашиваются, отказываясь повиноваться. Альберт Тунг пытается ухватиться за край стола, но рука лишь скользит по столешнице, задевая стакан. Звон разбитого стекла последнее, что слышит угасающий разум Альберта Тунга.

***

Это было нечто большее, чем просто “нехорошее предчувствие”. Это было осознание, даже знание в чистом его виде, пришедшее словно бы и ниоткуда. Мысль: “Произошло страшное”. С каждым метром, который Кела пробегала по коридору, это осознание лишь усиливалась, словно черно-белая картинка, стремительно наполняющаяся цветом. Когда до дверей жилых апартаментов Альберта Тунга оставалось меньше десятка метров в голове девушки пульсировало повторяемое вновь и вновь одно и тоже слово.

Опоздала.

Опоздала…

Опоздала!

Автоматические двери оказались незапертыми и распахнулись в сами, впуская девушку внутрь. Кела замерла на пороге часто и тяжело дыша — марш-бросок по нескольким корпусам дался ей нелегко. Каждый вдох отдавался болью. Воздух с морозным холодом врывался в уставшие легкие. Ноги дрожали — то ли от напряжения, то ли от страшной картины, представшей перед девушкой.

Посреди своих апартаментов на полу лежал Альберт Тунг. В руках он сжимал раскрытый пластиковый пузырёк — белые кругляшки таблеток разлетелись в разные стороны, изображая на тёмном ковре пародию ночного звездного неба.

Кела сделала шажок вперед, покачнулась, опираясь о стену, и сползла по ней, обхватывая руками колени.

Её учитель и наставник, профессор в области международной политики и практической дипломатии, лауреат многочисленных премий, автор огромного количества научных работ и учебных пособий лежал бездыханным посреди собственной комнаты.

Альберт Тунг был мёртв.