Заклятые друзья
Тюрьма Сервантеса
Наваринский дым с пламенем
Цветок Леванта
До последней капли крови
Змеи с Кефалонии
Жемчужина Ионического ожерелья
Ключ к дверям Корфу
Эхо войны
Русские не могли не вернуться на Греческий архипелаг. Император Павел I, взошедший на российский трон после кончины Екатерины Великой, понимал стратегическое значение греческих островов для внешней политики России. Поэтому в конце XVIII века Россия вступила совместно с Портой в антифранцузскую коалицию и выдвинула свои корабли в Средиземное море. Командовал эскадрой вице-адмирал Федор Федорович Ушаков.
12 августа 1797 года русские корабли под командованием Ушакова вышли из Севастополя и пришли в Константинополь, где соединились с турецким флотом. Совместные силы выдвинулись в Средиземное море и за шесть недель взяли несколько Ионических островов – Китиру, Закинф, Кефалонию и Лефкас. За это время русские не потеряли ни одного корабля, в боях пало около 400 человек. Важнейшим островом в маршруте эскадры Федора Ушакова был греческий остров Корфу, где находились губернатор Ионических островов Шабо и генеральный комиссар Дюбуа. Осада Корфу началась 18 февраля 1799 года. 20-го гарнизон вынужден был капитулировать (штурм занял день, еще день длились переговоры). После капитуляции русские взяли в плен около 3 тыс. французов и завладели 16 неприятельскими кораблями и шестью сотнями орудий. За победу при Корфу Федор Ушаков был произведен в адмиралы. Победа русского флота ознаменовала создание Республики Семи Островов с центром на освобожденном острове Корфу.
Наша экспедиция не могла пропустить эти славные страницы русской истории. Мы под парусами яхты White Russian вновь вышли в море, чтобы повторить маршрут экспедиции Федора Ушакова. Я был уверен, что на Ионических островах мы найдем немало русских следов и услышим много невероятных историй о доблестных русских моряках. Интуиция не подвела меня. И сейчас я спешу поделиться сокровенным знанием и найденными артефактами с вами, дорогие читатели.
Федор Федорович Ушаков
Родился 13 февраля 1745 года в сельце Бурнаково (сейчас – Рыбинский район Ярославской области) в небогатой дворянской семье. В 1766 году окончил Морской кадетский корпус. С 1769 года Ушаков служил в Донской (Азовской) флотилии, участвовал в русско-турецкой войне 1768–1774 годов. 30 июня 1769 года получил чин лейтенанта. В конце 1772 года встал во главе прама «Курьер». В 1773 году командовал 16-пушечным кораблем «Модон» и участвовал в отражении высадившихся в Балаклаве турок.
С 1775 года Ушаков командовал фрегатом, а годом позже вышел в поход в Средиземное море с целью проводки фрегатов в Черное море. В 1780 году направлен в Рыбинск для доставки в Санкт-Петербург каравана с корабельным лесом. После этого был назначен командиром императорской яхты, но вскоре добился перевода на линейный корабль «Виктор». С 1783 года Федор Ушаков служил на Черноморском флоте, участвовал в постройке кораблей в Херсоне и строительстве пункта базирования флота в Севастополе. Свою первую награду – орден Святого Владимира 4-й степени – получил в 1785 году за успешную борьбу с эпидемией чумы в Херсоне. В начале русско-турецкой войны 1787–1791 годов командовал линейным кораблем «Святой Павел» и авангардом Черноморского флота.
В 1789 году Ушаков был произведен в контр-адмиралы, а в 1793 году – в вице-адмиралы. В 1798–1800 годах командовал российскими военно-морскими силами в Средиземном море. Задачей Ф. Ф. Ушакова была поддержка на море действий войск антифранцузской коалиции. Во время Средиземноморского похода Ушаков проявил себя как крупный флотоводец, искусный политик и дипломат при создании греческой Республики Семи Островов. Показал образцы организации взаимодействия армии и флота при овладении Ионическими островами и особенно островом Корфу. В 1799 году Ушаков был произведен в адмиралы. В 1800 году его эскадра вернулась в Севастополь.
С 1802 года адмирал командовал Балтийским гребным флотом, а 27 сентября 1804 года возглавил флотские команды – в Санкт-Петербурге. В 1807 году ушел в отставку и поселился в деревне Алексеевка (сейчас – Республика Мордовия). Во время Отечественной войны 1812 года Ушаков был избран начальником ополчения Тамбовской губернии, но из-за болезни отказался от должности.
Последние годы жизни Ф. Ф. Ушаков провел в молитвах и благотворительной деятельности. Флотоводец умер 2 октября 1817 года в своем имении. Похоронен в Санаксарском монастыре близ города Темникова.
Глава 1
Заклятые друзья
Средиземноморский поход Ф. Ф. Ушакова был ярким примером непостоянства нашей жизни. Со временем меняются приоритеты, друзья становятся врагами, а враги превращаются в союзников. В конце XVIII века произошел тот редкий случай, когда союзниками стали не просто бывшие враги, а враги заклятые. Блистательная Порта вошла в число военных союзников России и выделила в помощь русской эскадре корабли и десанты.
Нам достаточно посчитать, сколько раз мы воевали с турками, чтобы понять всю странность этого союза. Начиная с 1568 года русские и османы воевали семь раз. Пользуясь спортивной терминологией, отмечу: русские победили с общим счетом 6:1. На последнюю кампанию пришлись и взятие Суворовым Измаила, и разгром Ушаковым турецкого флота в сражении у мыса Тендра и Калиакрии. Теперешние союзники Ушакова еще не успели слизнуть с губ горечь былых поражений. Случилось невероятное: руку помощи протягивал своим «давнишним и упорным врагам» русский адмирал, наводивший ужас на турок всего шесть лет назад! Точнее – Павел I выделил русскую эскадру в помощь Блистательной Порте. При этом большую часть трудной боевой работы предстояло взять на себя русским морякам и десантникам.
Давайте разберемся, как союз России и Порты стал возможным. XVIII век спокойным не назовешь. Французская революция уничтожила прежний миропорядок и окончательно разделила Европу на два враждующих лагеря: с одной стороны – Франция, с другой – остальная Европа. Не все в Европе были согласны с новой идеологией: короля (как, впрочем, и сторонников нового порядка) можно было запросто отправить на эшафот. Умением «чихать в корзину» на гильотине овладели не только французские дворяне, но и все слои общества. Французская революция питалась кровью своих родителей и плавно перетекла в долгий и кровавый период – наполеоновские войны.
Россия еще при Екатерине не осталась в стороне от этих событий. Они создавали угрозу ее собственной безопасности. Вспомним польское восстание Тадеуша Костюшко 1794 года. В значительной степени именно идеи Французской революции и надежды на то, что Франция их поддержит, вдохновили бунтовщиков. Восстание было подавлено, а Костюшко препровожден в Петропавловскую крепость. Примечательно, что до прихода к власти императора Павла пленник проживал в доме коменданта на правах гостя и пользовался полной свободой. Взошедший на престол в ноябре 1796 года Павел I и вовсе освободил предводителя восстания. Отпустил с миром и даже дал Костюшко на дорогу 12 тыс. рублей.
Павел желал прекратить войны, изнурявшие страну в течение предыдущих 40 лет. Все военные приготовления, начатые его матерью, были остановлены. Император даже предпринял попытки сблизиться с Французской республикой. Но эти попытки оказались странными. Павел дал убежище беглому Людовику XVIII и принял в службу пятитысячный корпус принца Конде, находившегося до этого в Австрии. После этого отношения с Францией испортились окончательно.
Я не случайно упомянул Костюшко. Польский вопрос был очень болезненным для России до и после 1796 года. Этим успешно пользовались противники империи. С помощью этого эффективного инструмента они активно втягивали ее в долгие и подчас изнурительные войны.
Прежняя Франция была союзницей Блистательной Порты. Она обучала флотских офицеров и моряков и помогала в строительстве современного и боеспособного флота. Все поменялось, когда 1 июля 1798 года сорокатысячный корпус генерала Бонапарта высадился в Египте, по дороге овладев Мальтой, бывшей под российским покровительством. Наполеон под страхом смертной казни запретил жителям Мальты, островов в Эгейском море и Ионических островов иметь любые отношения с Россией, а их судам – ходить под российским флагом. Французы захватили Ионические острова в начале 1797 года. Русский консул на Закинфе был арестован и отправлен на Корфу.
Россия создала обширную консульскую сеть на Ионических и Кикладских островах и активно использовала ее возможности – давала покровительство греческим судам и поощряла торговое мореплавание под российским флагом. Агрессивная политика Франции в регионе (в частности, захват Ионических островов) была опасна: возможный военный союз Франции и Порты создавал прямую угрозу южным рубежам России.
Французское нападение на Мальту стало вызовом для России – прямым и недружественным. Враждебность этого шага была очевидна. Война стала неизбежной не только для России и Франции, но и для Порты: в планах Наполеона было нанесение удара по английским владениям в Индии через владения султана. В Константинополе ощущали угрозу и своим вассальным владениям на материке в непосредственной близости от Ионических островов. Республиканская смута, проникавшая в умы вассальных властителей, грозила полной потерей контроля над этими территориями.
Находившийся в походе флот Ушакова получил приказание двигаться к Константинополю: «Буде Порта потребует помощи, где бы то ни было, всею вашей эскадрой содействовать с ними; и буде от министра нашего получите уведомление о требовании от Блистательной Порты вашей помощи, то имеете тот час следовать и содействовать с турецким флотом против французов, хотя бы то и далее Константинополя случилось». Эскадра Ушакова зашла на 10 дней в Севастополь, чтобы пополнить запасы и заменить часть кораблей на более надежные, а затем двинулась в сторону Константинополя.
Порта не стала дожидаться эскадры Ушакова и объявила войну Франции. По старой «доброй» традиции, французский посланник Рюфен был заточен в Семибашенный замок, а всех французов переловили. Сценарий был обычным и отработанным. Россия и Порта заключили союзный договор сроком на восемь лет. Он предусматривал шесть пунктов, по которым Россия обещала военную помощь Порте на суше и на море для действий против Франции, а Порта гарантировала, что будет содержать флот и сухопутное войско за свой счет и пропускать в Черное море только русские суда.
План Ушакова по освобождению Ионических островов и недопущению усиления неприятельских гарнизонов на албанском берегу был с готовностью принят Портой. Тем более, что эта часть материковой территории находилась во владении формального вассала Али-паши Янинского, а активность французов вызывала озабоченность и беспокойство турок. Ушаков получал в помощь турецкую эскадру под командой Кадыр-бея. Общее командование объединенными силами и учреждение на освобожденных островах нового правления возлагались на русского адмирала. Согласно замыслу Павла I и с согласия Порты острова должны были стать свободными. Именно Ушаков должен был организовать самоуправление и написать конституцию для нового образования.
Ушаков был опытным и успешным флотоводцем и, видимо, очень нравственным человеком. Ему было по сердцу и по плечу написание свода законов для свободных людей, но сделать это без одобрения и инициативы императора Павла он не мог.
20 сентября 1798 года объединенный флот оставил за кормой Дарданеллы и двинулся в сторону Ионических островов: Цериго (Китира), Занте (Закинф, Закинтос), Кефалония, Итака, Святой Мавры (Лефкас, Лефкада), Паксо и Корфу (Керкира). Почти на всех островах и в крепостях на албанском берегу (Бутринти, Превеза, Парга и Воница) стояли не очень большие французские гарнизоны, исключение составляла лишь крепость на Санта Мавре (Лефкаде). Там располагался гарнизон численностью около 500 человек. Самой трудной добычей в Ионическом море по неприступности стен и количеству гарнизона был остров Корфу. Вне зависимости от успехов на других островах судьба всей кампании решалась именно там.
На что же рассчитывал Ушаков, намереваясь гнать французов с островов? В первую очередь – на свои силы. Его команды были хорошо обученными и дисциплинированными. На вверенных ему кораблях этому всегда придавалось первостепенное значение. Именно обучению и дисциплине Ушаков был обязан своими победами. За свою долгую карьеру он не потерпел ни одного поражения. С этой точки зрения, союзники являлись если не обузой, то не слишком надежными помощниками. Общая подготовка и особенно дисциплина у турок были невысокими. Кроме этого у Ушакова было высочайшее повеление «не напрягать» союзников без особой нужды: «Стараться избегать и не требовать лишнего от Порты, и не терять из виду, что, помогая ей, не должны мы становится в крайнюю тягость». Так что расчет был прежде всего на свои силы: шесть кораблей, семь фрегатов и три авизо.
Ушаков рассчитывал и на поддержку местного населения. Эта надежда была вполне оправданной. Русские подготовили послание к местным жителям и отправили его на острова. Молва о скором приходе русских бежала впереди эскадры. Первым островом, на котором предстояло отработать тактику взятия крепостей, стал Китира (Цериго). Туда были направлены два фрегата («Григорий Великия Армении» и «Счастливый») под командой капитан-лейтенанта Шостака.
Небольшой французский гарнизон (105 человек) засел на Китире в двух крепостях. После первого же штурма французы спустили флаг в форте Святого Николая и сбежали в крепость Капсала на другом конце острова. Крепость располагалась на высоком холме, французы видели подошедшие корабли эскадры, но решили защищаться. И тут русские сделали то, что впоследствии многократно использовали в других гарнизонах Ионических островов. Они не поленились затащить пушки на соседнюю гору, оборудовали батарею и после артподготовки, нанесшей немалый урон противнику, приготовились к штурму.
Французы поняли решительный настрой русских и предпочли отдать ключи от форта и сдаться на почетных условиях. Те же условия сдачи затем применялись и в других фортах: побежденные выходили из крепости и перед строем победителей расставались с ключами, знаменами, оружием, а потом уходили восвояси с обещанием не воевать против России и ее союзников в течение одного года и одного дня.
С освобождения Китиры начался новый греческий эксперимент. Русские дали грекам то, что французы только обещали, – свободу и республику. По инициативе Ушакова на острове было организовано самоуправление. Помощник Ушакова Егор Павлович Метакса писал о нем: «Оно составлено из двух классов: из выбранных обществом дворян и их лучших обывателей и граждан, общими голосами признанных способными к управлению народом. Председательство предоставлено было архиерею, имевшему под собой двух приматов: Левуна и Мурмури. Учреждение сие от начальников сделано особым открытым листом за их подписями и печатями».
Метакса был этническим греком. Греков стало много в военной и, в частности, морской службе России после окончания 1-й Архипелагской экспедиции. К началу похода Ушакова специально созданный Корпус чужестранных единоверцев окончили уже несколько сотен человек. Неудивительно, что греческие фамилии довольно часто упоминаются в документах экспедиции Ушакова: капитан Сарандинаки, капитан 1-го ранга Алексиано, лейтенант Влито, лейтенант Метакса. Все они были русскими офицерами и были готовы биться за историческую родину не на жизнь, а на смерть. Объединенные силы довольно быстро овладели всеми островами, за исключением острова Корфу. Но о нем – позднее.
Егор Павлович Метакса
Родился в 1774 году в зажиточной греческой семье, переселившейся в Россию. В 1785 году поступил кадетом в санкт-петербургский Корпус чужестранных единоверцев и через пять лет вышел гардемарином.
В 1791 году Егор Метакса получил чин мичмана и был переведен с Балтики на Черное море. Тогда же на корабле «Князь Владимир» молодой мичман плавал с Черноморским флотом у Румелийских берегов (Болгария и Румыния) и участвовал в сражении у мыса Калиакрия.
В 1793 году мичман Метакса участвовал в кампании на Севастопольском рейде на брандвахтенном фрегате «Святой Иероним», охранял вход в Севастопольскую бухту. С 1794-го по 1798 год ходил с флотом по Черному морю. В 1795 году был произведен в чин лейтенанта. Годом позже Метакса был командирован из Николаева в Санкт-Петербург с бумагами от адмирала Н. С. Мордвинова, адресованными императору Павлу I.
После возвращения на Черное море Егор Метакса снова служил на разных судах. В 1799 году на турецком флагманском корабле участвовал во взятии острова Видо, а потом с эскадрой перешел в Неаполь. С 1800-го по 1804 год на фрегате «Святой Михаил» ходил между Неаполем и Палермо и из Неаполя в Корфу.
В 1809 год Егор Метакса был произведен в капитан-лейтенанты и назначен командиром фрегата «Михаил», стоявшего на рейде в Триесте.
В 1814 году Егор Павлович Метакса был уволен с флота в чине капитана 2-го ранга. В Николаеве Метакса занялся крупной заморской оптовой торговлей. Он был вхож в дом адмирала Грейга и был частым гостем в салоне его жены Юлии Михайловны.
В Николаеве Егор Метакса написал воспоминания о средиземноморском походе русско-турецкого флота, содержащие множество важных наблюдений, подробностей и деталей, которые были опубликованы в «Морском сборнике» и вышли затем отдельной книгой.
Егор Метакса умер в 1833 году.
Из послания греческому народу
Его Величества Императора и Самодержца Всероссийского вице-адмирал и кавалер Ушаков, командующий эскадрой Государя своего, с эскадрой Блистательной Порты соединенной, приглашает обывателей островов Корфу, Занте, Кефалония, Св. Мавра и других, прежде бывших венецианских, воспользоваться сильной помощью соединенного оружия государя своего и его величества султана, для низвержения несносного ига похитителей престола и правления во Франции и для приобретения прямой свободы, состоящей в безопасности собственной и имения каждого, под управлением сходственным с верой, древним обычаям и положением их страны, которое с их же согласия на прочном основании учреждено будет.
Глава 2
Тюрьма Сервантеса
Я уже привык к тому, что экспедиции – дело нелегкое. Можно сколько угодно любоваться южными красотами, но Средиземное море всегда готово показать свой крутой нрав и превратиться из союзника во врага. Нам долго везло с погодой. А в начале экспедиции по Ионическим островам подвела техника. Случилась беда, которую сложно предусмотреть и почти невозможно избежать, – мы намотали на винт старые рыбачьи сети, чем повредили сальник вала винта. В результате вода попала в трансмиссию, смешалась с маслом и образовала белую эмульсию. Подъем яхты на берег стал неизбежным.
Ближайшим местом, где нам могли оказать помощь, была марина Каламата. Мы развернулись. Попутный ветер стал загонять нас в глубь Каламатского залива. Как я говорю в таких случаях, красиво идем, быстро, но не туда. Перспективы у нас были не самыми радужными. Копеечной резиновой запчасти могло запросто не оказаться в наличии. Нам пришлось бы оставить лодку и лететь в Москву. Но – повезло! Сальник все же нашелся. Местные механики вошли в наше положение и сделали все возможное, чтобы поставить нас на ноги, а точнее – на воду. Задержка яхты White Russian на берегу составила пару дней, а сам ремонт занял всего лишь пару часов. В день схода на воду мы, счастливые и приободренные, прошли 37 миль – обогнули мыс Метони (Модон), перешли в Пилос и следующим утром приступили к выполнению программы нашей экспедиции.
Венецианская крепость Метони – Око Венеции
Я хотел бы остановиться подробнее на мысе Метони. Это весьма примечательное место имеет прямое отношение к 1-й Архипелагской экспедиции. Старая венецианская крепость, кроме своего географического названия Метони (Модон), имеет еще одно – Око Венеции. Она находится на самом мысу, отделяющем Эгейское море от Ионического, и позволяет контролировать судоходство в этом районе. Крепость Метони и небольшой островок в нескольких милях южнее ее – это первое, что лицезрел на горизонте мореплаватель, преодолевший 360 миль со стороны Мессинского пролива.
Первая высадка русских десантов и первые операции на полуострове весной 1770 года начались именно в этих краях. Русские осадили крепости Наварин (Пилос), Корон и Метони (Модон). И если операция в Наварине завершилась грандиозным успехом, то венецианская крепость оказалась крепким орешком. Она упоминается в хрониках 1-й Архипелагской экспедиции в связи с поражением, после которого граф Орлов принял окончательное решение свернуть все операции на материке. Орлов писал: «Сей неблагополучный день превратил все обстоятельства и отнял надежду иметь успехи на земле». Осаждавший крепость русский отряд под командой князя Долгорукова остался один на один с противником после того, как греки узнали о подходе неприятельского подкрепления и разбежались по горам. Русские потеряли третью часть отряда убитыми (около 150 человек) и отступили.
Я видел крепость Метони на старых гравюрах и могу сравнить с тем, что существует в реальности. Крепость за прошедшие века потеряла часть своих внутренних построек. Ее стены, обращенные к морю, местами обвалились. Но в целом она сохранила память о былом величии. И о неприступности, кстати, тоже. Крепость с трех сторон окружена морем, а с северной стороны отделена от материка довольно глубоким рвом. Самая впечатляющая часть крепости – это хорошо сохранившаяся Турецкая башня. Она далеко выдается в море и соединена с основной цитаделью невысокой каменной перемычкой, поэтому издалека кажется самостоятельным укреплением. При виде ее руки сами тянутся к камере: она красива и величественна. Согласно легенде, в этой башне сидел в заточении Мигель Сервантес де Сааведра. Я никогда не проверял эту легенду, но кто знает… Сервантес не только писал книги, но и посвятил часть жизни ратному ремеслу. В 1575 году при следовании из Неаполя он был захвачен в плен алжирскими пиратами и провел в плену пять лет, а затем был выкуплен. Сервантес позднее попадал в тюрьмы еще пару раз.
С моря цитадель выглядит очень внушительно и серьезно. Гораздо серьезнее, чем при личном знакомстве. Если Санторин является визитной карточкой островной Греции, то башня Метони – визитная карточка всего Пелопоннеса. Она будет попадаться вам на открытках в сувенирных лавках чаще, чем любая другая местная достопримечательность.
Из записок князя Долгорукова
Мы пришли к городу Модону; сделали высадку; на третий день сделали брешь, но к несчастию, большой корпус турок пришел на помощь крепости. Я послал к нашим грекам, коих человек до семи сот было, и которые поставлены были с правой стороны крепость блокировать, чтобы они перешли налево, прикрывать мой левый фланг; но получил рапорт, что ни одного грека не осталось, а все ушли ночью!
Глава 3
Наваринский дым с пламенем
Бухта, скалистые островки, закрывающие ее собой с моря и придающие ей почти правильную форму, песчаные дюны в северной части, огромная скала с венецианской цитаделью – все это привлекает фотографов и туристов туда, где слава русского оружия гремит особенно громко, – в Наварин! Турецкая крепость, примыкающая к живописному городку Пилос, – это первое, что мы увидели. Турецкое слово «пилос» закрепилось в названии городка, крепости и островка, перекрывающего вход в бухту.
Мы возвращаемся к 1-й Архипелагской экспедиции и вспоминаем, что первая встреча с десантом под командой князя Долгорукова и русскими кораблями не принесла турецкому гарнизону ничего хорошего. Бригадир Ганнибал приказал поставить на соседнем с цитаделью холме артиллерийскую батарею, восемь 24-фунтовых пушек и два единорога. При поддержке корабельной артиллерии «аргументы» русских пушек оказались убедительнее любых слов, и комендант крепости попросил почетной капитуляции. 10 апреля 1770 года русские заняли крепость. Гарнизон был отправлен под охраной в сторону Константинополя. В качестве трофеев победителям достались четыре десятка пушек и существенные запасы пороха. А главное – превосходная бухта, пригодная для стоянки кораблей, с мощной защитой при входе в нее. Эта бухта была единственной в регионе, идеально приспособленной для организации базы. И если бы русские задержались здесь, эта база принесла бы им немало пользы.
Наваринская бухта
Девять дней спустя сюда подтянулись остальные корабли во главе с флагманским кораблем «Три Иерарха» с графом Орловым на борту. На фоне неудач на материке это был очевидный и всеми ожидаемый успех русских. Его поспешили отметить салютом и молебном в крепостной церкви, которой стала местная мечеть. Для молебна ее переоборудовали и украсили корабельными колоколами. За свою многовековую историю этот храм носил разные названия и служил разным религиям. Его построили венецианцы в конце XVII века как католический храм Христа Спасителя. Впоследствии турки переделали его в мечеть, а русские – в православную церковь в честь великомученицы Екатерины. В конце концов церковь осталась православной под именем Преображения Господня. Эта церковь с типичным византийским куполом является самой выдающейся (по размерам и высоте) постройкой внутри цитадели и заметна даже с моря.
Внутри крепостного двора свалены в кучу несколько громадных ржавых (очевидно, турецких) якорей. Пирамиды из поднятых со дна ядер самого разного калибра недвусмысленно напоминают о боевом прошлом этого места, что подтверждают экспонаты небольшого местного музейчика. В основном он посвящен событиям 1827 года, когда английская, французская и русская эскадры отправили на дно бухты 66 кораблей объединенного турецко-египетского флота. Мне приходилось бывать в крепости Пилос трижды: трижды я заходил в крепость и трижды отмечал про себя динамику и постоянство реставрационных работ, позволяющих содержать музей под открытым небом в достойном состоянии. В 2012-м, в год очередного моего визита, реставрировали крепостной храм. Я обратил внимание, что реставраторы не трогали многочисленные каракули, оставленные посетителями крепости на ее стенах за несколько последних веков. С некоторых пор я стал обращать внимание на эти послания из вечности. Иногда они позволяют делать небольшие открытия. В данном случае основные даты относились к первой половине и середине XIX века и принадлежали, видимо, русским и английским военным морякам.
Крепость Пилос входила в число обязательных, но не приоритетных мест для посещения. Нас больше интересовало дно бухты, где, по самым скромным подсчетам, находилось не менее шести десятков турецких кораблей, погребенных со всем своим судовым имуществом – от пушек до кассы. Я знал приблизительно, что корабли лежат в основном на глубине около 50–60 метров под большим слоем ила. Все исследовательские работы на дне запрещены, а туристам обычно показывают остатки деревянных частей на дне у острова Сфактерия и выдают их за останки турецких кораблей. Но в этом месте их просто не могло быть. Достаточно посмотреть на схему и размещение кораблей во время Наваринского сражения, чтобы в этом убедиться. Деревяшки на дне – это части деревянной опалубки, оставшейся от очередной реставрации. Тем же, кто хотел бы увидеть под водой то, что когда-то олицетворяло собой мощь Османской империи, я рекомендую поплавать с маской в северной и особенно в северо-западной части бухты. Эта ее часть не очень глубока. Именно в этом месте в 1895 году водолазы канонерской лодки «Кубанец» погружались под воду с учебными целями и видели на дне неплохо сохранившиеся останки деревянных корпусов, чьи фрагменты и детали даже поднимали на поверхность. Некоторые экипажи, пытаясь спастись, выводили свои горящие и поврежденные корабли на мелководье примерно в этой части залива. Нас не очень интересовали турецкие корабли, поэтому мы пошли на остров Сфактерия. Я обязательно расскажу, какие русские следы мы там нашли, но прежде хотел бы остановиться на событиях 1827 года и рассказать о том, что произошло до и во время знаменитого Наваринского сражения.
Крепость Пилос
Блестящая победа русского флота над объединенной турецко-египетской эскадрой была весьма значительным и даже решающим событием, а ее популярность в русском обществе XIX века – просто невероятной. Это сражение произошло в последние годы Греческой национально-освободительной революции 1821–1829 годов. Идеи Греческой революции были чрезвычайно популярны не только в России, но и в самых широких европейских кругах. Например, лорд Байрон в 1823 году снарядил на свои деньги бриг, вооружил полтысячи добровольцев и отправился на помощь эллинам. Вернуться живым он не смог. Ровно через год, в июле 1824 года, его забальзамированное тело привезли в Англию. Еще один пример: Сильвио, герой повести Пушкина «Выстрел», уезжает в Грецию бороться за свободу местных жителей и погибает в стычке с турками.
Россия, Англия и Франция в 1827 году на основе Петербургского протокола подписали Конвенцию об образовании греческого автономного государства. Но вот незадача – Османская империя отказалась ее признать. Три союзные эскадры встретились для совместных действий 1 октября 1827 года около острова Закинтос и через 10 дней подошли к Наваринской бухте. Они должны были блокировать турецко-египетскую эскадру и принудить турок к принятию конвенции и прекращению жестокости по отношению к грекам. Английскую эскадру возглавлял контр-адмирал Кодрингтон, французскую – де Риньи, русскую – Гейден. Блокирование оказалось не слишком эффективным. Адмиралы договорились зайти в бухту, где стояла неприятельская эскадра, и блокировать ее там. Русские были настроены наиболее решительно, но совместно было принято решение открывать только ответный огонь. 20 октября эскадры союзников начали втягиваться в бухту. Русские заходили в узкий пролив последними. В этот момент обе батареи при входе в бухту заговорили. Парламентер Кодрингтона был убит, и союзники открыли ответный огонь. Сражение началось – и было выиграно. Союзники не потеряли ни одного корабля, а турки, имея значительный перевес в кораблях и пушках, потеряли весь флот и несколько тысяч моряков. Для них сражение стало катастрофой. Кто-то даже называет его избиением.
Логин Петрович Гейден (Людвиг Сигизмунд Густав фон Гейден)
Родился 6 сентября 1773 года. Происходил из старинного вестфальского графского рода. Начал военную службу в голландском военном флоте, дошел до лейтенантского чина. В 1795 году присягнул России и начал карьеру капитан-лейтенантом Черноморского флота.
В 1799 году прибыл на остров Корфу к Ф. Ф. Ушакову, доставив войска для гарнизона. В 1800 году высадил десант в Неаполитанском королевстве в городе Отранто, а затем вернулся в Очаков, где был назначен командиром фрегата «Иоанн Златоуст».
В 1803 году перешел на Балтийский флот, назначен в Морской кадетский корпус, а затем состоял в Адмиралтействе. В 1808 году назначен командиром отряда гребных судов в Финском заливе, неоднократно участвовал в боях со шведскими гребными судами, за отличие 26 мая 1808 года пожалован в капитаны 1-го ранга.
В 1812 году командовал флотилией гребных судов и перевозил войска из Финляндии в Ревель и Нарву. В 1813 году перешел с флотилией из Ревеля к Данцигу, участвовал в бомбардировках с моря французских батарей и укреплений и дважды (28 апреля и 12 августа) – в боях с французскими и датскими кораблями, пытавшимися прорваться в крепость. За отличие в этих делах был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость» и 4 сентября 1813 года – чином капитан-командора. В 1814 году находился с отрядом гребных судов в соединенной англо-шведской эскадре при очищении от французских кораблей и гарнизонов северо-германских портов.
20 мая 1816 года назначен военным губернатором и главным командиром Свеаборгского порта. 27 августа 1817 года пожалован в контр-адмиралы. В 1823 году по анонимному доносу снят с должности и отдан под суд. В 1826 году был полностью оправдан и определен состоять при Адмиралтействе в Петербурге. В июне 1827 года назначен командовать эскадрой из девяти кораблей и отплыл в Англию, соединился с англо-французской эскадрой и направился в Средиземное море к берегам Греции, где 8 октября участвовал в сражении при Наварине. 9 октября 1827 года пожалован в вице-адмиралы и и удостоен ордена Святого Георгия 3-го класса.
С 6 декабря 1833 года – адмирал. У Логина Гейдена было шестеро детей. Информация сохранилась о троих из них. Старший сын, Логин Логинович (1806–1901), также служил в российском флоте (адмирал с 1861 года). Федор (1821–1900) – генерал, участник Кавказской войны, финляндский генерал-губернатор. Дочь Мария вышла замуж за морского офицера барона Егора Антоновича Шлиппенбаха.
Михаил Петрович Лазарев
Родился 3 ноября 1788 года в семье сенатора Петра Гавриловича Лазарева, представителя боковой ветви армянского аристократического рода Абамелек-Лазаревых, правителя Владимирского наместничества. В 1803 году Михаил Лазарев в Морском кадетском корпусе выдержал экзамен на звание гардемарина и стал третьим по успеваемости из 32 учеников. В декабре 1805 года произведен в первый офицерский чин – мичмана. В числе 30 лучших выпускников корпуса отправлен в Англию, где служил волонтером на флоте до 1808 года для ознакомления с постановкой военно-морского дела в иностранных портах. В течение пяти лет находился в непрерывном плавании в Атлантическом океане и Средиземном море.
В 1808–1813 годах служил на Балтийском флоте. Участвовал в русско-шведской войне 1808–1809 годов и Отечественной войне 1812 года.
В 1813 году лейтенант Лазарев получил новое назначение – командовать шлюпом «Суворов», отправляющимся в кругосветное плавание. В марте 1819 года Лазарев назначен командиром шлюпа «Мирный», которому предстояло отплыть к Южному полюсу. Лазарев принял на себя непосредственное руководство всеми подготовительными работами. За участие в Антарктической экспедиции Лазарев был про изведен в капитаны 2-го ранга, минуя чин капитан-лейтенанта.
27 февраля 1826 года Михаил Лазарев становится командиром 12-го флотского экипажа и 74-пушечного корабля «Азов». На нем он совершил переход из Кронштадта в Средиземное море, где 8 октября 1827 года принял участие в Наваринском сражении. За него Лазарев был произведен в контр-адмиралы и награжден сразу тремя орденами (греческий – «Командорский крест Спасителя», английский – «Бани» и французский – «Святого Людовика»), а его корабль «Азов» получил Георгиевский флаг. Позднее произведен в адмиралы.
В 1832 году Лазарев стал начальником штаба Черноморского флота, где провел важнейшие технические и идеологические реформы.
Михаил Петрович Лазарев похоронен в склепе Владимирского собора в городе Севастополе. Там же похоронены его ученики и последователи: адмиралы Нахимов, Корнилов, Истомин.
Для русских Наваринское сражение имело колоссальное значение. В нем на линейном корабле «Азов» участвовали и закаляли свой дух молодые офицеры и будущие флотоводцы – герои Синопа и Севастопольской обороны 1854–1855 годов лейтенант Павел Степанович Нахимов, мичман Владимир Алексеевич Корнилов и гардемарин Владимир Иванович Истомин. Этот уголок греческой провинции и служение России навсегда связали судьбы столь выдающихся людей, даже смерть не смогла разлучить их. Все они погибли при защите Севастополя (1854–1855) и были похоронены в одном склепе, том самом, где упокоился прах их командира и наставника адмирала М. П. Лазарева, участника Наваринского сражения. Именно он (в тот момент – капитан 1-го ранга) командовал флагманским кораблем «Азов». Наш флагман уничтожил пять турецких кораблей, в том числе фрегат командующего турецким флотом. В корабль было 153 попадания, семь из них ниже ватерлинии. Повреждения оказались достаточно серьезными. Полностью «Азов» был отремонтирован только в марте следующего года. С этим славным кораблем связано первое появление в истории русского флота такого понятия, как кормовой Георгиевский флаг. «Азов» получил его за боевые подвиги в сражении. С «Азова» начались традиции гвардейских флотских экипажей. Все корабли-преемники носили гордое имя «Память Азова».
После событий 1827 года все, что было так или иначе связано с Наваринской победой, приобрело необыкновенную популярность в России. Название «наваринский» стало даже частью моды того времени. Тогда появились несколько «наваринских» цветов ткани – «наваринский синий», «наваринский пепел» и «наваринский дым». Здесь стоит вспомнить нашу классику, а именно – «Мертвые души» Гоголя. Помните, как Чичиков выбирает ткань для костюма?
– Ведь я служил на таможне, так мне высшего сорта, какое есть, и притом больше искрасна, не к бутылке, но к бруснике чтобы приближалось.
– Понимаю-с: вы истинно желаете такого цвета, какой нынче в моду входит. Есть у меня сукно отличнейшего свойства. Предуведомляю, что высокой цены, но и высокого достоинства.
…И поднес к свету, даже вышедши из лавки, и там его показал, прищурясь к свету и сказавши: «Отличный цвет! Сукно Наваринского дыму с пламенем».
А теперь давайте перенесемся к острову Сфактерия, где нам удалось увидеть самый большой русский след. На Сфактерию легко высадиться, и при желании можно взобраться на его верхнюю часть, туда, где стояли когда-то артиллерийские батареи. Остров Сфактерия необыкновенно живописен. В нем сочетаются голые отвесные скалы и бурная растительность, местами напоминающая джунгли. Я сразу хотел бы предупредить любителей прогулок: здесь много змей, здоровенных, толщиной с руку взрослого человека. Из-за ярко-зеленого окраса они плохо видны, поэтому, если вы решите пройти в глубь острова, рекомендую не сходить с тропы. В таких местах густая растительность – это место, где вас всегда ждут!
От маленького пирса в глубь острова ведет выложенная камнями дорожка. Здесь на небольшой площадке соседствуют памятник павшим в Наваринском сражении морякам и две церквушки. Одна церковь – каменная, а другая – деревянная, возведенная в старых русских традициях деревянного зодчества. Первая была практически заново построена на месте церкви Вознесения Иисуса Христа, взорванной в 1825 году окруженными греческими повстанцами. Церковь построили на средства греческой королевы, русской по происхождению, Ольги Константиновны. Сейчас церквушка находится в весьма затрапезном состоянии и вновь нуждается в реставрации.
Церковь и памятник павшим в Наваринском сражении. Остров Сфактерия
Памятник павшим был сооружен экспедицией контр-адмирала И. Бутакова. Надпись на нем гласит: «Памяти павших в Наваринском сражении 8/20 октября 1827 и погребенных поблизости. Поставлен в 1872 г. начальником отряда СЕВ (свиты Его Величества) контр-адмиралом И. Бутаковым, командиром, офицерами и командою клипера «Жемчуг». Вопреки распространенному мнению, памятник не является могилой погибших в Наваринском сражении моряков. По традиции, моряков хоронили в море, и в данном случае традиция не была нарушена. Это следует из вахтенного журнала корабля «Иезекииль»: «9 октября в 1/4 9 часа убитых служителей в бывшем сражении по долгу христианскому, отплыв, спустили в воду». В декабре 1889 года в Пилос зашла наша канонерская лодка «Черноморец». Ее экипаж проверил состояние памятников, а в апреле 1890 года отремонтировал их. Тогда и появились на скалах острова Сфактерия две надписи – «ЧЕРНОМОРЕЦЪ». Одна из надписей, самая большая, была нанесена нашими моряками на отвесную скалу на высоте в несколько десятков метров. Скорее всего, моряки «Черноморца» посчитали первую надпись недостаточно большой и в следующий визит оставили новый автограф. Огромная надпись больше соответствовала статусу значимой миссии русских моряков. Для нанесения надписи на отвесной скале моряков, скорее всего, спускали сверху на веревках. Обе надписи «ЧЕРНОМОРЕЦЪ» пострадали от времени, часть букв утеряна, но прочитать их можно. Сейчас они являются местной достопримечательностью и включены в большинство местных путеводителей как «русские буквы».
Следы русских моряков («Черноморец», «Железняков»)
Впоследствии русские корабли регулярно наведывались в Наваринскую бухту для инспекции и ремонта памятника. В 1912 году сюда заходили канонерские лодки «Уралец» и «Донец», а спустя два года – канонерская лодка «Терец» и крейсер «Богатырь». Тот самый «Богатырь», чей экипаж в декабре 1908 года участвовал в уникальной гуманитарной операции по спасению жителей сицилийского города Мессина от последствий землетрясения. В 1956 году на скалах Сфактерии появилась еще одна надпись – «Железняков 1956». По всей видимости, эта надпись была оставлена экипажем крейсера «Железняков». Другой «Железняков», тральщик Черноморского флота, посетил Пилос в октябре 1996 года. Еще год спустя на торжествах, посвященных 170-летию Наваринского сражения, здесь побывал сторожевой корабль «Пытливый».
Глава 4
Цветок Леванта
Остров Китира (Цериго) находится всего в 10 морских милях от полуострова Пелопоннес. Сюда в основном заходят яхтсмены, огибающие Пелопоннес на маршруте из Эгейского моря в Ионическое или в обратном направлении. Этот остров мне нравится гораздо больше раскрученных туристических маршрутов. Здесь вы можете в полной мере ощутить, что время замерло. Это не говорит о том, что место заброшено или загажено. Вовсе нет. Если у вас будут желание и возможность посетить этот остров, найдите силы и поднимитесь в крепость, которую 200 с лишним лет назад взяли наши предки. Наградой вам станут сваленные в большую кучу русские, французские и венецианские пушки. Еще вы сможете насладиться превосходной панорамой острова. А на обратном пути не забудьте зайти в харчевню. В ней вы сможете отведать местные деликатесы и вино, а также узнать от аборигенов о кратком русском периоде в истории острова и о загадке тысячелетия – антикитерском механизме. Он был найден в 1900 году неподалеку от острова и теперь находится в Национальном археологическом музее в Афинах.
Мы же возвращаемся во времена экспедиции Ф. Ф. Ушакова и переходим с живописной Китиры на остров Закинф. Объединенная эскадра оставила отряд в 20 человек (10 русских и 10 турок), обогнула Пелопоннес и двинулась в сторону Закинфа. На острове повторился привычный сценарий: горячая встреча с местными жителями, штурм, почетная сдача и торжества. Закинф стоял в то время на более высокой ступени развития, чем Китира. В момент прихода русских на острове проживали около 40 тыс. человек, а сам остров процветал, за что и получил прозвище «Цветок Леванта». Греки встретили русских с восторгом, цветами и вывешенными из окон русскими знаменами. К туркам отношение было совсем иное. Понимая это, Ушаков назначил командовать турецким десантом лейтенанта Егора Метаксу: «Засим следовали лодки с турецкой высадкой. Легко представить себе можно, что греки не могли оказывать надобного усердия туркам, коих имя одно наводило на них ужас, но видя, что русский офицер командует сим отрядом и просит у них помощи, они не более как в полчаса времени и турок также высадили на берег».
Антикитирский механизм
Очевидцы высадки русских вспоминали, что почти все жители острова имели в руках Андреевские флаги и беспрестанно восклицали: «Да здравствует государь наш Павел Петрович! Да здравствует избавитель и восстановитель православной веры в нашем отечестве!» У Ушакова возникло затруднение лишь с учреждением временного правления. Многочисленные дворянские кланы перессорились между собой в желании получить место во власти. Впрочем, эта проблема вскоре была решена жесткой и справедливой рукой Ушакова. В храме Святого Чудотворца Дионисия, построенном в честь небесного покровителя острова, отслужили «благодарственный молебен». В нем принял участие главнокомандующий со своими капитанами и офицерами. Вы сами можете посетить этот храм, находящийся прямо в порту. Вы без труда узнаете его по колокольне – самому высокому сооружению в городе. Портовые пушки – еще один русский след, который нам удалось обнаружить. Сейчас они используются не в качестве парковых экспонатов, а утилитарно – к ним привязывают цепи и веревки.
Издалека городок выглядит довольно привлекательно и красочно, при этом его не назовешь типично греческим. Как и на большинстве Ионических островов, есть на нем кое-что итальянское. Например, старая венецианская крепость, из которой русские успешно выкурили французов. Она неплохо сохранилась. Поднимитесь на холм, возвышающийся над городом, и вы убедитесь в этом. При ближайшем рассмотрении сам городок, в отличие от крепости, окажется новодельным. Город был полностью разрушен в результате землетрясения в 1953 году и отстроен заново. К сожалению, при этом использовались самые современные (по тем временам) материалы.
Красоты острова Китира
На острове проживает столько же жителей, сколько и в конце XVIII века. Он удерживает второе место по значению после Корфу. Туристов здесь много, и им есть на что посмотреть. У нас была возможность не только объехать остров на машине, но и облететь его на небольшом самолете. Остров действительно хорош, особенно с западной части, где небольшие песчаные пляжи ютятся у подножия отвесных скал, временами переходящих в изящные и причудливые арки. Фото корабля, выброшенного на один из них (бухта Навайо), является визитной карточкой Закинфа и Ионики.
Русская эскадра простояла на Закинфе 10 дней, а потом двинулась в сторону Кефалонии. Туда же по следам эскадры Ушакова отправились и мы.
Глава 5
Змеи с Кефалонии
Весть о том, что «русские идут», добралась до Кефалонии гораздо раньше, чем первый парус показался на горизонте. Закинф и Кефалонию разделяет пролив шириной в 11 миль. Французский гарнизон, вероятно, трепетал, а местные жители с воодушевлением потирали руки. Против нескольких французских артиллерийских батарей и фортов с гарнизоном около 200 человек действовал отряд капитана 1-го ранга Поскочина. В нем было 180 штыков. Русские довольно быстро овладели всеми стратегическими точками. Французы разбежались. Всех, кого не удалось пленить сразу, переловили местные жители, испытывавшие самые недобрые чувства к захватчикам. Егор Метакса упоминал в своих записках о помощи местного населения: «Покорение сие не было кровопролитно, но делало честь благоразумным распоряжениям Поскочина. Он умел употребить с пользой усердие капитан-лейтенанта Спиро Ричардопуло, лейтенанта Глези и некоторых других греков, бывших прежде в нашей службе».
Основная масса жителей острова не симпатизировала и своим землякам, живущим в городе, подозревая их в сращивании с оккупантами. Капитан Поскочин использовал свои не самые значительные силы для того, чтобы уберечь городских от расправы. Рассказывая об этом не очень значительном эпизоде кампании по овладению Кефалонией, я не могу не упомянуть о двух фактах, которые больше связаны с историей острова. Первый факт имеет отношение к событиям осени 1943 года. Они известны как «Бойня дивизии Акви». Значительная часть греческих островов в Ионическом и Эгейском морях во время войны была оккупирована итальянцами. В сентябре 1943 года, после выхода Италии из войны, многие гарнизоны отказались сдаться и передать вооружение по требованию своих бывших союзников – немцев. На Додеканских островах (в частности, на острове Лерос) итальянцы объединились с британцами, а семитысячный итальянский гарнизон Кефалонии дрался против немцев в одиночку. Уцелевшие в боях около 5 тыс. солдат и офицеров были казнены немцами самым жестоким образом с 21 по 29 сентября 1943 года. Непокорных итальянцев расстреливали из пулеметов, сжигали, топили и даже взрывали. По обвинению в массовых убийствах на Нюрнбергском трибунале был формально осужден только командир горнострелкового корпуса генерал Хуберт Ланс – тот самый, который санкционировал водружение нацистского флага на вершине Эльбруса. Во многих частях острова сооружены воинские мемориалы в память о павших, а сами события считаются ярким примером итальянского Сопротивления во время Второй мировой войны. В 2001 году об этих трагических событиях сняли голливудский фильм «Выбор капитана Корелли» с Николасом Кейджем и Пенелопой Крус в главных ролях. Съемочной площадкой стал сам остров, а многие жители превратились в актеров.
Подобная история произошла и на острове Корфу. Операция по «нейтрализации» итальянского гарнизона называлась «Измена». Тогда были казнены 280 офицеров. Во время обследования острова Корфу с западной стороны мы обнаружили в одной пещере остатки амуниции и гору стреляных гильз от итальянской винтовки системы Каркано, произведенных в начале 40-х годов. По всей видимости, там отстреливался один из обреченных защитников.
Многие русские яхтсмены приходят на Кефалонию ежегодно в середине августа целыми флотилиями по очень интересному и мистическому поводу. Яхтсмены называют свой поход «За чудесами». Согласно местной легенде, в день Успения Божьей Матери в храм к чудотворной иконе Панагия Федуса сползаются со всей округи ядовитые змейки со светлыми крестиками на головах. В этот период они не кусают и позволяют брать себя в руки. Считается, что, если змеи не появляются, это – плохая примета. Змейки не появлялись дважды: в 1939 году, в преддверии Второй мировой войны, и в 1953 году, перед самым страшным в этих краях землетрясением. Я был на Кефалонии несколько раз, но не заставал нужный период. Мой товарищ, яхтсмен Максим Спутай, неоднократно бывавший здесь, комментирует свои наблюдения так: «Да, змеек видел сам, лично, и не раз. Когда составлял маршрут, узнал, что они действительно приползают, не кусают. Я верил, но все же хотел сам лично увидеть, развеять остатки сомнений. Все оказалось правдой! С небольшими нюансами-неточностями. Змейки приползают не 14 августа, в канун Успения Божьей Матери, а за неделю до этой даты. Бывают дни, когда нет ни одной змейки, а случается, приползают сразу несколько особей. Еще одна неточность: змеи стекаются не в храм, а к руинам колокольни стоявшего на этом месте монастыря, разрушенного во время землетрясения. И уже от колокольни священнослужители забирают змеек и переносят к алтарю. Там они помещают их в баночку, чтобы защитить от фанатичных поклонников, люди разные приезжают. Одна из змеек обязательно участвует в службе. Епископ помещает ее на посох, по которому она ползает. А по окончании службы священники благословляют змейками всех желающих. Не знаю, что это за вид змеек и насколько они опасны в остальные дни, но то, что на головках у них четко виден крест, – абсолютная правда».
Глава 6
До последней капли крови
Следующим островом на пути эскадры Ушакова стал Санта Мавра (Лефкас). Французский гарнизон в 550 человек засел в крепости на горе. В этой части остров был отделен от материка каналом шириной в несколько сотен метров. Крепость была неприступной. Я вообще не припомню, чтобы фортификационные сооружения были иными. Неприступной крепость делают воины, их дух и стойкость, а иногда и отчаянность ситуации, в которой оказываются ее защитники. Обреченный будет сражаться до конца, не ожидая пощады. В этой связи очень показательны упреки Федора Ушакова в адрес коменданта крепости на Кефалонии французского полковника Ройе. Тот якобы не выполнил своего долга: вовремя не принял мер для укрепления острова, не сделал ни одного выстрела и не заклепал ни одной пушки. В отличие от Кефалонии, гарнизон на Санта Мавре намерен был защищаться до последней капли крови. Ушаков торопился на Корфу, но посчитал необходимым задержаться и помочь приступившему к осаде крепости отряду Сенявина.
Гарнизон и не думал сдаваться. Комендант Миолет готов был оставить крепость, если гарнизон отправят во Францию безо всяких дополнительных условий. Сенявин же отвечал, что примет капитуляцию, только если французы будут считаться военнопленными. На том разошлись, и бомбардировка продолжилась. Французы не были единственными противниками русских. У них появился еще один враг – коварный, беспринципный и необыкновенно жестокий даже по меркам того времени. Это был формальный союзник, вассал турецкого султана Али-паша Янинский. Он увещевал местных жителей сладкими речами, приводя их при этом в жуткий страх, и одновременно уговаривал французского коменданта сдать крепость ему. Янинский надеялся под шумок и вопреки султанским директивам присоединить к своим владениям и остров Святой Мавры. Одно его имя приводило в трепет не только местных жителей, но и жителей восточной части Адриатики – сербов, черногорцев и греков. От человека, отправившего на тот свет своих братьев ради наследства, можно было ожидать всего. Местные старшины пришли в ужас от предложений Али-паши и тут же поведали о его происках русскому командованию. Ушаков понимал всю опасность положения и поспешил форсировать события. Он написал письмо коменданту крепости, в котором еще раз предложил сдаться и пообещал не пощадить в случае отказа.
На этот раз Миолет решил не испытывать судьбу. После непрерывной девятидневной бомбардировки крепости 3 ноября французский гарнизон сдался. Объединенной эскадре потребовалось чуть больше месяца, чтобы овладеть четырьмя островами, пленить 1300 французов, захватить более 200 пушек разного калибра. Уходя дальше на север в сторону Корфу, Ушаков оставлял на захваченных островах небольшие гарнизоны. Они пополнялись добровольцами из числа местного населения и управлялись старейшими жителями. В тот же момент Ушаков получил сообщение, что Али-паша Янинский захватил город Превезу. Это был крик о помощи греков Парги в ответ на резню, устроенную албанцами в Превезе. Ситуация осложнялась тем, что в городе был пленен русский консул Ламброс. Ушаков оказался в затруднении. С одной стороны, Али-паша считался формальным союзником и был обязан предоставить войска объединенным русско-турецким силам. С другой стороны, он не только уклонялся от этой повинности, но и готов был идти на открытое противостояние с русскими. Спасая жителей Парги, Ушаков мог попасть в немилость к Павлу: он был ограничен в своих действиях лишь Ионическими островами и нарушал свои полномочия. Вмешательство во внутренние дела Османской империи едва ли привело бы в восторг и Константинополь.
Али-паша Янинский
Родился в 1741 году. Был сыном албанского властителя в Тепелене (Южная Албания). Али-паша занял положение деребея после стычек с турецким властелином и некоторыми родственниками. Победив Селима-пашу, наместника Дельфико, добился поста наместника Южной Албании и был назначен Диваном при помощи подкупа на пост коменданта фессалийских и эпирских горных проходов.
Во время турецкой войны с Россией и Австрией в 1787 году получил наместничество в Трикале в Фессалии. В 1788 году овладел Яниной и расширил свои пределы. В 1803 году после трехлетней войны покорил сулиотов и получил титул сераскира Румелии. К 1812 году Али-паше была подвластна территория с населением до 1,5 млн человек.
Али умел держать в порядке свои провинции. Он часто прибегал к казни недовольных. Торговля и ремесла при нем процветали. Европейцы видели в Янинском искусного правителя. Но больше всего Али стал известен благодаря своим сношениям с европейскими державами. Уже во время войны с Россией Али находился в переписке с Потемкиным. Во время Египетского похода Наполеон Бонапарт послал к Али своего офицера. Став императором, в 1807 году он снова вступил с ним в сношения. Позже Али счел для себя более выгодным встать на сторону англичан, которые в 1819 году помогли ему взять албанскую прибрежную крепость Паргу.
В 1820 году султан Махмуд II решил положить конец власти Али-паши. С этой целью он послал в Албанию свои войска, которые после многочисленных стычек принудили Али к сдаче цитадели на озере Янина (1 февраля 1822 года). Вопреки условиям капитуляции, 80-летнему Али 5 февраля отрубили голову, которую доставили в Константинополь и выставили напоказ перед Сералем. Позже были казнены и его сыновья.
Федор Федорович не заблуждался насчет своего «фиктивного» союзника и считал, что тот боится лишь русских. «Оной господин Али-паша весьма сумнителен в верности Порте Оттоманской… опасается только бытности моей здесь с российской эскадрою и сил наших соединенных. Под ласковым видом старается мне льстить и обманывать», – писал адмирал посланнику Томаре 18 декабря 1798 года. Ушаков понимал всю свою ответственность за любой непродуманный, опрометчивый шаг и проявил себя как мудрый дипломат. Он отправил Егора Метаксу с письмом к Али-паше. Тот принял посланника в Превезе в доме французского консула, погибшего вместе с остальными жителями города. Метакса вспоминал, что едва не потерял сознание от смрада и вида пирамиды из отрубленных голов у входа во временную резиденцию, но нашел в себе силы убедить Али-пашу освободить консула Ламброса и отступиться от Парги. Егор Метакса так вспоминал свой разговор с Янинским:
«– Я не смею советовать Вашему Превосходительству. Чин и лета мои того мне не дозволяют. Вы славитесь вашим умом, и без сомнения не захотите поссориться с Российским Императором, и чрез то впасть в немилость у Султана; вы не захотите принудить нас сражаться против ваших войск, чем навлечете на себя неминуемо мщение греков и вообще всех христиан вам подвластных. Вашему Превосходительству необходимо нужно примириться и сблизиться с адмиралом Ушаковым.
– Да я готов сейчас это исполнить! – хмурился Али-паша в ответ. – Скажи мне откровенно, как мне поступить! Ну?! Будь ты Али-паша, что бы ты сделал?
– Ежели бы я был на вашем месте, я бы написал к адмиралу Ушакову вежливое письмо. И в нем изъявил бы сожаление мое касательно поступка войск моих против консула Ламброса, которого бы немедленно отправил к адмиралу, удовлетворив его за все то, что у него похищено. Потом укротил бы я гнев свой, примирился бы с паргиотами, и в уважение покровительства России, дал бы повеление войску моему не причинять им впредь никакой обиды. Я уверен, что поведением сим вы обратили бы на себя внимание и даже благосклонность Российского Императора.
– Какие же войска займут Паргу? – спрашивал Али-паша.
– Российские и турецкие. Я полагаю, однако ж, что адмирал позволит Вашему Превосходительству назначить и с вашей стороны 12 человек рядовых из христиан, которые будут составлять часть Султанского гарнизона. А между тем ожидаться будет решение союзных Монархов об участи Парги. Нет сомнения, что вся сия полоса матерого берега присоединится на особенных постановлениях к турецким владениям, Оттоманская же Порта предоставит управление оных Вашему Превосходительству.
Али-паша выслушал меня со вниманием, казалось, был доволен советом моим, и изъявил мне благодарность свою в сильных выражениях; потом советовался он долго с любимцем своим Махмед-Эфендием, которого решился он отправить с нами к адмиралу, уполномочив его удовлетворить все его требования и стараться всеми силами снискать его благосклонность. Али-паша обещал притом освободить на другой день утром консула Ламброса и отправить его к нам».
Из письма Ф. Ф. Ушакова Али-паше Янинскому
Высокородный и превосходительный паша и губернатор провинции Янины, командующий турецкими войсками.
Милостивый государь мой!
Почтеннейшее письмо ваше чрез нарочно присланного с наиприятнейшим удовольствием я имел честь получить. За благоприятство и дружбу, мне оказанные, и за уведомление о знаменитой победе вашей покорнейше благодарю и вас с тем дружелюбно и с почтением моим поздравляю; притом, имею честь уверить о совершеннейшей дружбе и тесном союзе наших государей-императоров… Об острове же Св. Мавры уведомляю, что я во все острова, прежде бывшие Венецианские, весьма благовременно общие приветствия наши и приглашения с командующим турецкою эскадрою Кадыр-беем послал. Острова Цериго, Занте и Цефалонию от французов мы освободили и, взяв их пленными, отослали на матерой берег полуострова Морен, а некоторых отпустили на договоры. Из острова Св. Мавры двоекратно ко мне присланы прошения островских жителей; весь народ оного острова с покорностью отдается в общее наше покровительство и просит, чтобы мы приняли их на тех же правах, на каких устанавливаем обще с Кадыр-беем все прочие острова, оставляя их свободными до высочайшей конфирмации обеих дружественных держав наших. А за сим два дни прежде вашего письма получил я также от жителей острова Св. Мавры уведомление, что они, отдавшись совсем в нашу волю и покровительство, и флаг на оном подняли российский.
Я вас, милостивый государь, поздравляю с тем, что мы на крепостях всегда поднимаем обще два флага: Российский и Турецкий. Послал я от себя два корабля к острову Св. Мавры, также и от турецкой эскадры два же корабля посланы, и приказал я командующему отдельной от меня эскадрою, флота капитана 1 ранга и кавалеру Сенявину, сей остров, крепость и обывателей принять в общее наше покровительство и учреждение; флаги поднять на крепости оба вместе, Российский и Турецкий, которые означают совершенную между нациями нашими дружбу. Надеюсь, что ваше превосходительство с таковыми благоприятными нашими распоряжениями также согласны.
При таковых благоприятных обстоятельствах надеюсь и вашему превосходительству можеммы делать помоществование и всех береговых жителей, против которых войска ваши находятся, покорить без кровопролития, об чем из многих уже мест ко мне писали и просят, и особливо из Парги, чтобы мы приняли их в нашу волю и распоряжение, и что они ожидают только наших повелений и во всем покорны. Я и Кадыр-бей дали им письма, и я в письме своем советовал им, чтобы они явились к вашему превосходительству, объявили бы оное и на таковых условиях вам отдались с покорностью.
Если благоугодно вашему превосходительству береговых жителей принять в таковое же покровительство ваше и оказать им ваше благоприятство, то они будут ободрены и во всех случаях станут делать нам всякие вспоможения. В случае же надобности, в рассуждении острова Корфу, если потребуется ваше нам воспомоществование, буду писать и просить о том ваше превосходительство и надеюсь, что вы к тому готовы.
Глава 7
Жемчужина Ионического ожерелья
Когда впервые попадаешь на острова Ионического моря (прежде всего на Корфу), сразу понимаешь, что попал в совершенно иную часть Греции. Это чувствуется буквально во всем: в климате, ландшафте, менталитете местных жителей, архитектуре. Жаркий климат вкупе с большой влажностью иногда делает пребывание на островах невыносимым. Местные жители и их дома духовно ближе к Италии, потому что острова долгое время принадлежали Венецианской республике.
Кому только не принадлежали Ионические острова за свою длительную историю! В XII веке их потеряла Византия. На три долгих века острова стали яблоком раздора между Византией, Венецией и Неаполем. В XV веке Венецианская республика окончательно прибрала к рукам это «ожерелье». Наполеоновская Франция владела островами в самом конце XVIII века всего пару лет. Ушаков выбил французов со всех островов, и прежде всего с Корфу. Русские гарнизоны оставались на островах до 1807 года, вплоть до Тильзитского мира между Россией и Францией. Потом острова на два года вновь вернулись французам, а потом… В общем, у островов – бурная биография и много хозяев. Сейчас Ионические острова экономически развиты лучше тех же Киклад благодаря туристам.
Часть эскадры Ушакова прибыла к острову Корфу 24 октября 1798 года. Основные силы подошли лишь 9 ноября. Решающий штурм и овладение островом состоялись через три с лишним месяца (18 февраля 1799 года). Что же мешало русским совершить решительный штурм сразу? На первый взгляд, Ушакову стоило попытаться сразу взять крепости, как говорится, на кураже. Ведь ему к этому моменту удалось выбить французские гарнизоны с остальных островов. На самом деле у Ушакова просто не было возможности овладеть островом с ходу. Корабли объединенной эскадры, хоть и лишили Корфу возможности получать припасы и подкрепление, не имели достаточно сил для решающего штурма.
Вид на город. Остров Корфу
Укрепления острова состояли из двух цитаделей – Старой (на выдающемся в море мысу) и Новой (на северной окраине города). Но в реальности это были пять крепостей. Все они были соединены в единую оборонительную систему с высокими каменными стенами и 650 пушками большого калибра. Крепостной гарнизон острова был серьезной силой – 3 тыс. опытных солдат под командованием не менее опытного дивизионного генерала Шабо. Несколько батарей островка Видо, отделенного от Корфу небольшим проливом, прикрывали пушками внутренний рейд и подходы к нему. Ушаков писал: «Для усиления защиты, остров Видо, имеющий в окружности до двух итальянских миль и лежащий на расстоянии около 400 сажень от крепости Корфу к северо-востоку, был также укреплен пятью батареями на выгодных местах; он прикрывал северную сторону крепостей и постоянно имел не менее 500 солдат. На нем повсюду были прорыты каналы, сделаны окопы и засеки из масленичных деревьев; во всех местах где возможно было пристать гребным судам, протянуты боны на некотором расстоянии от берега, составленные из корабельных мачт и стеньг, скрепленными между собой цепями».
Часть корабельных пушек нуждалась в замене. Свидетельство тому – множество орудий с российским двуглавым орлом, разбросанных в самых разных местах Корфу. Это как раз те орудия, которые были выбракованы с кораблей после 18 сентября и заменены на трофейные. Вы можете встретить их в самых неожиданных местах: на специально отведенном постаменте, в экспозиции цитадели, в архитектурных ансамблях. Часть пушек свалена в кучу где-нибудь на задворках и забетонирована в портовый пирс в качестве портового кнехта. И это при том, что за прошедшие два столетия их растаскивали, переплавляли и даже топили, превращая в донный груз для привязывания мурингов. Можно себе представить, как много было пушек! За несколько месяцев осады острова им пришлось изрядно потрудиться. Вот что вспоминал об этом Ушаков: «Многие картаульные единороги и 24-фунтовые пушки с кораблей, бывшие на батареях, от многой и долговременной пальбы раздулись и пришли в негодность; то такие орудия приказал я в здешней крепости переменить годными, порох же и заряды взять из магазинов и из крепостей, сколько в комплектное положение на место издержанного следует».
Вид на Новую крепость. Остров Корфу
Попытки договориться с французами о сдаче успеха не имели. Русские продолжали блокировать Корфу и во время осады рассчитывали в основном на себя. Об этом писал капитан Селивачев в своем докладе Ушакову: «Корабль турецкого паши нам никакой помощи не обещает, по большей части прячется за нас или держится в отдалении, дабы в случае нужды быть безопасным, и потому я оставил свой корабль «Святая Троица», а их суда нам ненадежная помощь». Благодаря «своевременной помощи» турок самому большому французскому кораблю «Женеро» удалось прорвать блокаду и скрыться.
Ушаков с самого начала не обольщался по поводу союзников. Они не были охочи до военного дела, зато проявляли незаурядный энтузиазм в грабежах и насилии над местным населением. Русские назначали в командиры туркам своих офицеров. Только это помогало хоть как-то держать союзников под контролем. Турки же были недовольны благородным отношением русских к сдавшемуся противнику. В этом смысле характерна просьба адмирала Кадыр-бея к Ушакову после взятия Китиры (Цериго): «По обещанию вашему, французы надеются отправится в отечество и лежат спокойно в нашем лагере. Позвольте мне подойти к ним ночью тихо и вырезать их».
Безусловно, письма, донесения и рапорты интересны и важны для понимания истории, но еще важнее эмоции людей, ставших свидетелями тех событий. Таким ценным (и, безусловно, интереснейшим) материалом для меня оказались записки капитан-лейтенанта Егора Метаксы. В первую очередь они важны для оценки личности Федора Федоровича Ушакова.
Из письма Ф. Ф. Ушакова
Много стоило мне труда дать ему уразуметь, что такового обещания не в силах дать ни сам султан Селим, потому что союзники почитают все Ионические острова не покоренною добычею, но землями исторгнутыми токмо от владений французов, и в коих все до последней пушки должно оставаться неприкосновенным. Я Али-паше представил, что бескорыстное содействие даст ему случай обезоружить врагов своих при Порте Оттоманской, а особенно Низед-пашу, бывшего тогда верховным визирем, и утвердить самого султана в хорошем об нем мнении, чем влияние его по всему матерому берегу еще более увеличится, что и высочайший российский двор не оставит, конечно, при случае оказать ему своего благоволения и наградит его щедрыми подарками.
Старая крепость. Остров Корфу
Ушаков был удивительным человеком. Его талант флотоводца и солдата сочетался с несвойственным его профессии необыкновенным благородством к поверженному противнику и реальной заботой о своих подчиненных. Свидетельства тех, кто знал Ушакова лично, кто служил под его началом, доказывают, что люди платили ему безграничной любовью. Егор Метакса – лишь частный пример, подтверждающий общее мнение о прославленном адмирале. Мои размышления о тех событиях во многом дополнились фактами и эмоциями из его записок.
Ушаков был в трудном положении. Своих сил для штурма у него не хватало. На турецких союзников полностью полагаться он не мог, а затягивать осаду Корфу было опасно. Ушакову пришлось просить военной помощи для решающего штурма у Али-паши Янинского. При этом адмирал рассчитывал привлечь силы Али к штурму, но не позволить воспользоваться плодами победы ни самому паше, ни его солдатам. Ушаков не мог допустить насилия над местным населением, на чье содействие рассчитывал. В этой ситуации он вновь решил воспользоваться способностями переговорщика Егоры Метаксы и отправил его к Али-паше с письмом. Метакса использовал противоречия Янинского со «стамбульским начальством». Али-паша был достаточно самостоятелен и своеволен, но султана все же побаивался. Однажды он даже признался Метаксе: «Едва сделаешь себе подпору и приятеля, он уже без головы, а ты без денег». В итоге Али-паша пообещал военную помощь и выделил для предстоящего штурма более 4 тыс. албанцев. В первую очередь, по замыслу Ушакова, предстояло штурмовать батареи острова Видо. Согласно общеизвестной версии, остров Видо – это и есть ключ к Корфу. Об этом говорится и в советском фильме «Корабли штурмуют бастионы» с гениальным Иваном Переверзевым в главной роли.
Смотришь на высоченные стены обеих цитаделей на самом Корфу и поневоле сомневаешься в возможности ими овладеть. О батареях же острова Видо известно мало. Вот мы и решили отправиться туда, чтобы лично узнать, что из себя представляют эти батареи и в каком виде они сохранились.
Глава 8
Ключ к дверям Корфу
К моменту посещения Видо я знал довольно занятную и несколько неожиданную историю создания его укреплений. Они были построены еще при венецианцах, в 1716–1727 годах. За два года французского владычества на острове были построены казармы на 400 человек. Дополнительно остров укрепили под началом коменданта, французского генерала Шабо. Пять батарей представляли собой весьма грозную силу. Тем не менее Видо пал после четырехчасового обстрела и высадки десантов. Сбежать удалось немногим. Большая часть защитников погибла или попала в плен. Интересная деталь: одной из причин быстрой капитуляции Корфу стала жестокость турецких союзников на Видо. Турки высадились и принялись, по обыкновению, рубить головы пленникам. Лишь заступничество русских матросов спасло жизни многим из них. Французы на Корфу, разглядывая в подзорные трубы подробности баталии на Видо, поняли, что их ждет страшная смерть, и благоразумно приняли решение капитулировать.
После того, как русские корабли покинули Корфу, наши гарнизоны оставались на всех Ионических островах до 1807 года. Потом туда вернулись прежние хозяева – французы. Они простояли на острове всего два года. Англичане, сменившие французов, вложили в реконструкцию укреплений неприлично большую сумму и сделали остров еще более защищенным. Часть бастионов они уничтожили и построили на их месте три новые крепости, соединенные подземными ходами. Во время реконструкции повезло лишь форту в северо-восточной части острова (согласно старой карте, он носит название «крепость Сколенбурга», а местные называют его «русской крепостью»). Форт пощадили, лишь слегка реконструировали и расширили. Впрочем, крепости более не пригодились: в 1863 году Корфу вошел в состав Греции, и все бастионы Видо были взорваны. Покидая остров, британцы собирались уничтожить еще Старую и Новую цитадели, но за них вступился губернатор Корфу Трикули. Форты сохранили, и сегодня они являются великолепным образцом лучших фортификационных ансамблей мира.
В годы Первой мировой войны Видо стал пристанищем для нескольких тысяч истощенных, больных и раненых сербских солдат, эвакуированных с Балканского фронта. Многие из них нашли здесь свой последний приют. Останки погибших находятся в пантеоне или на дне моря. Их попросту не успевали хоронить в земле и топили в проливе между островами Корфу и Видо. Выжившие основали сербскую колонию, часть же вернулась после войны домой. Корфу можно считать колыбелью Югославии: здесь заседал парламент Сербии в изгнании и здесь же в 1917 году была подписана Корфская декларация, послужившая основой для создания послевоенного югославянского государства.
Укрепления на острове Видо
На Видо у нас была запланирована встреча с местным энтузиастом-краеведом. Между собой в шутку мы называли его «хранитель острова дедушка Алекас». На Видо находится своеобразный греческий «Артек» – международный детский лагерь. Алекас присматривает за ним и прикладывает немало усилий, чтобы привести остров в порядок. Сам остров можно обойти меньше чем за час. При ближайшем рассмотрении оказалось, что основная часть укреплений представляет собой гранитные нагромождения, поросшие кустарником и травой. Лишь площадь провалов и размеры гранитных глыб позволяли в некоторой степени представить их изначальные габариты.
С местным энтузиастомкраеведом – «хранителем острова дедушкой Алекасом»
Впрочем, к моей радости, кое-что все же уцелело. Несколько лет назад Алекас разбирал завалы и обнаружил подземный ход в казематы бастиона, не тронутого реконструкцией английских фортификаторов. Если бы камни могли говорить, они рассказали бы об атаке русских кораблей на эти укрепления 18 февраля 1799 года. Алекас рассказал, что этот бастион местные называют «русской крепостью»: «кто тут жил, того и крепость». Ему, видимо, хочется думать, что именно русские квартиранты оставили самый заметный, а главное – позитивный след в местной истории.
Ступенька за ступенькой мы спускались в глубь каземата. Впереди замаячил свет. С каждым шагом он становился все ближе. Мы оказались у ряда амбразур. В их узких щелях плескалось голубое море. Эта часть бастиона оказалась совершенно пустой. Она не пострадала ни от времени, ни от подрыва. Казалось, люди совсем недавно покинули это место. Мне не удалось найти ни одного автографа на стенах, но следы пребывания людей я все же увидел. В углу одного из помещений я обнаружил аккуратное углубление правильной прямоугольной формы. Скорее всего, это было сделано для иконы. Такие традиции существовали у православных воинов, стремившихся обустроить свое жилье, пусть даже и временное. Подобные углубления я встречал в бастионах русских крепостей времен Первой мировой войны. Правда, в бастионе на Видо были возможны варианты: углубление сделали либо русские, либо сербы, занявшие 116 лет спустя все пригодные для жилья помещения. Я склоняюсь к русской версии: помещение было обнаружено относительно недавно, отсутствие автографов на стенах говорило в пользу этой версии – во времена сербского присутствия вход в каземат был завален.
Все, что сохранилось от некогда грозных укреплений, свидетельствовало, что они не стали легкой добычей. Они были взяты 18 февраля 1799 года. В тот день русским удалось взять еще два форта на самом Корфу – Сан-Сальвадор и Святого Авраама. Получается, что Видо действительно стал ключом к Корфу, а взятие еще двух укреплений лишь уверило бригадного генерала Шабо в решительном настрое русских и заставило его не проливать кровь понапрасну и почетно капитулировать.
Я вглядывался через амбразуру в лазурное мелководье, и в голову пришла мысль, определившая наши планы на следующий день. В день штурма батарей Видо каждый из кораблей (в соответствии с диспозицией) должен был подойти к острову и встать на шпринги напротив каждой из батарей.
Корабль становился на якорь в определенной позиции и, будучи практически неподвижным, вел огневую дуэль с береговой батареей. Шпринг (трос), заведенный в скобу станового якоря, другим концом проведенный на корму, предназначался для удержания корабля в заданном положении или его поворота в ту или иную сторону для переноса огня. Согласно схеме атаки острова, против этой батареи вел бой флагманский корабль Ушакова «Святой Павел». Кораблям, стоявшим под ураганным огнем французов, не сразу удалось подавить огонь береговой артиллерии. Они получили серьезные повреждения. Я подумал, что стоит поискать следы того боя на дне моря, прямо перед батареей.
Конечно, я не собирался искать корабль, потому что русские тогда не понесли потерь. А вот следы боя не могли не остаться. С этими мыслями я поднимался наверх.
Глава 9
Эхо войны
На следующий день нам не понадобились ни акваланги, ни гидрокостюмы. Июльская вода была теплой, как парное молоко. Глубина в районе поиска составляла не более 6–8 метров. Вода была прозрачной, что позволяло видеть с поверхности даже небольшие объекты на дне. В тот день я лишний раз убедился, что чутье вкупе с прочными знаниями и упертостью почти всегда дает нужный результат.
Я не скажу, что находки посыпались, как из рога изобилия, но их оказалось много. Мы находили большие и маленькие фрагменты деревянных частей корабля, обросшие за два века прочным панцирем. При попытке вскрыть этот панцирь куски дерева превращались в странную волокнистую массу черного цвета. Она разлагалась прямо на глазах. Зато в этих деревянных кусках мы нашли самые разные предметы – куски металла, картечь и даже ядра средних размеров (около 15 сантиметров в диаметре). Эти находки подтвердили правильность предположений – здесь действительно был жаркий бой. Найденные фрагменты корабля были кусками борта, выломанными картечью и ядрами. Место поиска было определено очень верно. Я не сомневался, что бой против батареи вел флагманский 74-пушечный корабль адмирала Ушакова «Святой Павел».
В конце дня нас ждала еще одна находка – стяжной костыль для крепления деревянных частей корабля, наглядно демонстрировавший технологию судостроительного процесса той эпохи. Важным было и то, что стяжной костыль оказался с того же «Святого Павла». По согласованию с греческими властями, мы отправили его в Россию и передали в музей ВС РФ.
Обилие находок нас несколько удивило, а обнаруженный на песке небольшой бронзовый цилиндр высотой около 3 сантиметров и вовсе озадачил. Цилиндрик при ближайшем рассмотрении оказался запалом от бомбы. Он выглядел так, словно его кто-то аккуратно поставил на песок несколько минут назад. Совсем небольшое движение воды – и, казалось, он завалится набок. Ясно стало, что прошедший накануне сильный шторм «проявил» на мелководье все наши находки.
Плакетка, подаренная Павлом I острову Корфу
Сам запал оказался настоящей загадкой. Я пытался идентифицировать его принадлежность, но мои познания в этой области были явно недостаточными. Хотя я сразу понял, что деталь была, скорее всего, не из интересующего нас периода – конструкция запалов на рубеже XVIII и XIX веков была чуть проще. Позднее исследование подтвердило мою догадку. Запальные трубки такой конструкции и такого ударного действия стали производить с 30-х годов XIX столетия. В это время на острове квартировали англичане. Вероятно, наш экземпляр оказался на дне после учебных стрельб.
Корфу капитулировал. 22 февраля 1799 года в церкви Святого Спиридона была отслужена благодарственная литургия во славу русского оружия. В ней участвовал и Ушаков. Этот храм в центре старого города сегодня стал самым посещаемым на острове. В нем вы с удивлением обнаружите, что добрая половина прихожан – русские туристы и паломники. Не многие из них знают, чем известна эта церковь, кроме деяний святого Спиридона. Если вы посетите церковь, обратите внимание на овальную плакетку, расположенную на противоположной от алтаря стене. Это и есть русский след. Ушаков передал плакетку жителям Корфу от императора Павла I как знак защиты и покровительства.
Освобождение острова от французов решено было отметить также в первый день Пасхи – 27 марта 1799 года. Адмирал Ушаков предложил духовенству совершить крестный ход с выносом мощей святого Спиридона. Биограф Ф. Ф. Ушакова Ростислав Карпович Скаловский пишет об этом событии: «В избранный адмиралом день, 27 марта, народ собрался со всех деревень и ближайших островов; русские войска были расставлены по обеим сторонам пути, по которому должна была идти процессия, и часть их расположилась на главной площади. Гробницу и балдахин поддерживали наши генералы, штаб– и обер-офицеры и первые лица города. Ее обнесли вокруг крепостных строений, и в это время из всех крепостей производилась пальба; войско стреляло беглым огнем из ружей. Вечером весь город был иллюминован, и народ беспрерывно восклицал: «Виват! Государь наш – избавитель Павел Петрович!»
Могила капитанлейтенанта Павла Савицкого. Смотрители храма Иоанна Предтечи
Пройдя через небольшую площадь, вы окажетесь в другом храме – Иоанна Предтечи. Он являет собой полную противоположность первому. Хоть он и расположен в многолюдной туристической зоне, там почти не бывает людей. Русский след есть и здесь: могила капитан-лейтенанта Павла Савицкого, умершего от холеры в мае 1799 года. Имя этого офицера я обнаружил в документах уже после возвращения домой. Оказалось, что Савицкий был одним из ближайших соратников адмирала Ушакова, старшим офицером линейного корабля «Святой Петр», а его командиром был будущий адмирал Дмитрий Николаевич Сенявин. Савицкий упомянут в числе отличившихся еще при взятии Измаила: 29 февраля 1792 года он был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. В рапорте Ушакова Павлу I от 7 ноября 1798 года он был также отмечен как отличившийся при взятии крепости Святой Мавры, оказавшейся весьма крепким орешком: «Капитан-лейтенант Савицкий высадил на берег десант, с поспешностию помогал советами своими устраивать батареи и понуждать крепость к скорейшей сдаче, при действиях был с довольным мужеством и храбростию».
Памятник Ушакову на Корфу
По представлению вице-адмирала Ушакова за храбрость при взятии этой крепости Савицкий был пожалован в кавалеры ордена Святой Анны 3-го класса. Могила капитан-лейтенанта Павла Савицкого в храме Иоанна Предтечи – это единственное уцелевшее захоронение времен той кампании. Оно является местом поминовения всех русских моряков, павших при освобождении Ионических островов.
И, пожалуйста, оказавшись на Корфу, не забудьте побывать у памятника нашему великому соотечественнику, адмиралу Федору Федоровичу Ушакову. Памятник расположен у подножия Новой крепости на восточной набережной старого города. Ушаков был не просто флотоводцем, не проигравшим ни одного сражения. Он был нравственным человеком, дипломатом и автором основ Конституции Республики Семи Островов. Согласно его замыслу, высшая административная власть сосредотачивалась в руках выборного сената на Корфу. Делегаты в сенат выбирались от дворян и зажиточных жителей всех семи островов. Но эту тему – управление Республикой Семи Островов, освобождение Неаполитанского королевства и Адриатики – я оставляю нетронутой. Это уже совсем другая история.
Конец третьей части