1

И почему все так обрушились на безобидно назойливых людей? Кажется, что даже фильмы Терренса Малика вызывают меньшее раздражение, чем эти простодушные зануды. А ведь у Малика хотя бы есть фанаты и парочка недурных картин, как, например, «Древо жизни» (хотя и она понравилась разве что безумным киноманам). Но нет, с людьми сложнее. Их нельзя не то что полюбить, хотя бы принимать такими, какие они есть, даже если бы их плохое поведение объяснялось уникальным поведенческим почерком. Даже самые поразительные по своей ничтожности произведения искусства растолковать в положительном философском ключе можно, а человека – нет. Видимо, потому, что не писал ничего хорошего о человеке Сартр или Камю. А Ницше вообще человека не любил и желал его переплавить. Вот вам и весь интерпретаторский гуманизм.

Но что плохого сделали обществу люди, обладающие пороком навязчивости? Они не убивают людей, не грабят банки, не снимают плохих фильмов, но одним лишь тем, что бывают рады чрезмерно пообщаться, вызывают отторжение.

Судя по всему, здесь причина в зоне комфорта. Словосочетание «зона комфорта» сравнительно новое, в античные времена не представленное, средневековой схоластикой не обласканное, но получившее распространение во времена, когда частная жизнь стала на вес золота. «Есть мой мир и твой, и лучше бы, чтобы эти миры не пересекались», – сказал бы гордый индивид. Разумеется, все желают жить по собственным правилам и не пускать в свой монастырь посторонних со своим уставом. Назойливый же человек не только нарушает личные границы, так он еще и имеет дерзость учить и наставлять других. И это в эпоху свободы мнений!

Впрочем, и в другие эпохи за излишнее усердие в деле обучения истине прохожих жестко наказывали. Так, афинская демократия распорядилась лишить жизни философа Сократа за то, что тот наглым образом приставал к мальчикам на улице и тщился изложить им свое учение. И ладно бы Сократ излагал свои истины в форме монолога, так он еще и провоцировал на диалог! Общаясь, например, с красавцем Критобулом, он своими провокационными вопросами наводил собеседника на мысль.

«– Знаешь ли ты, – спросил Сократ, – для чего нам нужны глаза?

– Понятно, – отвечал он, – для того, чтобы видеть.

– В таком случае, мои глаза будут прекраснее твоих.

– Почему же?

– Потому что твои видят только прямо, а мои вкось, так как они навыкате.

– Судя по твоим словам, – сказал Критобул, – у рака глаза лучше, чем у всех животных?

– Несомненно, – отвечал Сократ. – Потому что и по отношению к силе зрения у него от природы превосходные глаза».

И многие вскоре оставили бы Сократа, если бы не его непрекращающаяся назойливость. Случалось, что ему удавалось завербовать слушателя, как это произошло с Платоном, но были и те, кто роптали на Сократа. Негоже шататься по улице в старых тряпках, да еще и учить детей атеизму!

Конечно, с высоты сегодняшнего дня это выглядит кощунством: как это так, великого философа отравили? Но в то время имя Сократа еще не ассоциировалось с мудрой фразой «я знаю, что ничего не знаю» и причудливым внутренним голосом. Выглядел он, прямо скажем, неважно. Похож был на бродягу, а разве кто-нибудь в наши дни стал прислушиваться к бродяге?

Время, безусловно, поменялось. Бродяги уже не те, какими были при Сократе. Они уже не так бескорыстны, и их назойливость проявляется не столько в желании донести до вас новую идею, сколько получить денег на пиво.

Помыслы честные, но не отвечающие идее блага.

 

2

В Средние века считали, что назойливый человек одержим бесом. Ведь, в самом деле, к чему быть таким непокладистым, если время всем отведено на грешной земле одинаковое (во всяком случае по космическим меркам) и всему свое время. Даже призыв «не забывай о смерти» не был столь фанатичным, чтобы побуждать людей думать об этом бесконечно долго. Да, они о ней и не забывали, но время старались проводить в праздности. Но опять-таки без фанатизма.

Навязчивость ассоциировалась с бесовщиной. «От лукавого», – как говорят в народе. Лукавый, то есть черт или дьявол (сущности пусть и разные, но в народном сознании, как правило, обладающие одними и теми же свойствами), частенько предлагал свои услуги доверчивому христианину. В то время как помыслы честного налогоплательщика были устремлены к небесам, из адского пекла появлялась сомнительная персона, предлагавшая продать душу за соблазнительную выгоду. Вел он себя откровенно бестактно и невежливо, о приличиях, кажется, был не наслышан, и всюду лез со своей назойливостью. «Ну, подпиши же», – унижался он.

Поскольку с тех самых времен образ любого продавца ассоциируется с бесом (тут, разумеется, без Маркса тоже не обошлось), то этот слой людей тоже невзлюбили. Вот где проявляется вся сила надоедливости, так это в продавцах. И если теперь они уже не предлагают продать душу за сокровенные мечты, то уж деньги вытрясать из человека они еще как приноровились.

– Прошу вас, не нужно вопросов, я сам разберусь в том, что хочу купить, – говорите вы робко, в сущности не желая произносить даже эти слова, если бы не навязчивость продавца.

– Хорошо. Но если вам все же понадобится консультация, я буду возле той стойки, – ответит он учтиво, улыбчиво, будто без злодейского умысла подтолкнуть вас к покупке.

И сколько ни проси их замолчать, они не умолкнут. Работа такая, ответят они, просто ты, глупец, не понимаешь основ рыночной экономики.

Но, видимо, им невдомек, что существуют и другие основы человеческой природы. И чрезмерная навязчивость хуже глупости, из-за которой некоторые люди все-таки ведутся.

А что бывает, когда вам беспрестанно названивают по телефону? Казалось бы, можно и догадаться – если не поднимаешь трубку, стало быть, занят. Но есть и такие, для которых это правило не работает. Или они просто не верят в твою искренность. «Ну, поднимись же наконец, я знаю, что ты лежишь на диване и ничего не делаешь».

И даже если ты действительно занят, назойливый человек никогда тебе не поверит. Потому что нет ничего важнее в этой жизни, чем его срочное сообщение.

 

3

Назойливые люди не могут думать о других. Разве у пресловутых «других» («Ад – это другие», утверждал Сартр) есть своя жизнь, есть свои интересы? Если посмотреть на мир с дерзких позиций субъективного идеализма и признать, что все вокруг – плод твоего воображения, то, быть может, у тебя появятся основания считать, что другой жизни, кроме твоей, просто нет. Но если допустить существование других концепций… Впрочем, других концепций нет. Есть только субъективный идеализм и субъективная наглость.

Как часто мы сталкивались с ситуацией, что в субботнее тихое утро нас будил бодрый и веселый друг. Он, кажется, уже сделал зарядку, пробежал несколько кругов возле дома, приготовил яичницу и даже успел позвонить маме, а ты, дескать, все еще спишь. Хватит спать, так проспишь всю жизнь!

Он, конечно, хороший друг, и вы вместе очень многое пережили, но невозможно в такую минуту не разгневаться на него. «Дай поспать, пожалуйста», – крикнешь ты сквозь сон. Однако агрессия не уймет его, а даже раззадорит: «Да что ты сопротивляешься? Ведешь себя, будто маленький. Пойдем скорее на улицу, там такая хорошая погода!»

И даже если ты равнодушен к погоде в принципе – будь она хоть дождливой или холодной, – даже если ты предпочитаешь сидеть дома, а не гулять, даже если ты вообще не имеешь привычки вставать по утрам, так как ночами сочиняешь куртуазные стихотворения, все равно твой друг не отступит и обвинит тебя в другом пороке – упрямстве.

Возможно, этот порок и оживает, но, надо заметить, оживает он каждый раз, когда ты имеешь дело с настойчивым человеком. Не замечали тенденции? А назойливый ее никогда не заметит, ведь он страстно любит немецкого философа Иоганн Готлиба Фихте, который не сомневался в иллюзорности окружающей действительности и безусловной истинности своего «я».

Как от него отстать? – задаются вопросом психологи.

Во-первых, лучше всего разрушить его мировоззренческую картину, в которой есть только он и больше никого. Доказать, что есть и другие – со своими интересами и желаниями, со своими устремлениями и поисками, а также со своими проблемами. Если он не верит, что внешний мир существует объективно, вне границ его воображения, то лучше всего огреть его палкой. Ведь вряд ли бы он сознательно захотел причинить себе боль! А это как с лунатиком: чтобы разбудить его, нужно намочить коврик. Как только он на него встанет, моментально придет в себя. Таким образом суровая реальность даст понять, что существует все-таки нечто, помимо внутреннего мира.

Во-вторых, человек назойливый – это человек эмоции. А эмоции имеют свойство угасать, когда не получают ответной реакции. Молчите, не говорите ничего, потому что каждое ваше слово может быть использовано против вас. Назойливый человек видит в окружающем мире лишь маячки, которые призывают его к действию. Но если вы откажетесь быть таким маячком – решительно и смело, – то будет вам счастье.

В-третьих, в любой игре есть правила, и даже в игре под названием «коммуникация». Как изначально поставите вы себя, так эту роль в дальнейшем и придется исполнять. Не нужно обвинять назойливого человека в его беспардонном поведении, если вы на первой встрече разрешили себя расстреливать словами. Будьте бдительны с самого начала, потому что по ходу игры правила не меняются.

 

4

Самое страшное проявление назойливости – это назойливая любовь. Против нее нет ни рецептов, ни лекарств. Если однажды вы стали объектом чьей-то страсти, пиши пропало – едва ли теперь вам удастся добиться одиночества.

Дождливым серым вечером возвращаясь домой, вы желаете поскорее забраться под одеяло, включить любимый фильм и полноценно расслабиться. Вы промокли, заболели, настроение не из лучших. Но раздается звонок: «Можно я тебя увижу?» – «Нет», – отвечаешь ты, разумеется, не без доли вежливости. «Но я уже перед твоим домом», – напирает влюбленный собеседник. И твоя болезнь в сложившихся обстоятельствах уже не играет роли – эта козырная карта уже вышла из игры, так как была эффективна лишь на расстоянии. Вблизи она может сыграть и в обратном ключе: «А давай я схожу за лекарствами и поухаживаю за тобой?»

Нет, этого не должно произойти ни в коем случае.

Навязчивые люди видят ваши слабости, и стоит сделать тактическую ошибку, как этой брешью в обороне тотчас же воспользуется враг. Конечно, иной раз приятно видеть рядом с собой своего поклонника – скажем честно, это льстит самолюбию. Но нужно знать пределы. Если дать надежду влюбленному человеку, то его надоедливое поведение станет еще активнее.

«Прошу прощения за свою назойливость, надеюсь, тебя она не смущает (как он наивен! – Авт.), просто я не могу молчать. Прогуливаясь в одиночестве по лесу, я слышал в шелесте листьев твой голос, я видел в солнечных лучах сияние твоих глаз. Я не мог ни на минуту расстаться с мыслями о тебе, потому что жизнь кажется неполной с тех самых пор, как мы познакомились. Быть может, я тебе уже надоел, раз ты не отвечаешь на мои письма в течение двух дней, но я не могу просто сидеть и ждать. Знай, что я есть и своими мыслями всегда буду рядом с тобой».

Думаю, что сам Флобер бы позавидовал заурядности написанного! Однако, как ни странно, эти слова до боли знакомы всем – разве вам не писали такого? Как знать, может быть, и вы оказывались в этой ситуации и прибегали к перу с надеждой написать нечто оригинальное. Но романы в письмах остались в прошлом, и если раньше еще могла Жорж Санд растрогаться от сентиментального тона письма, то нынче едва ли таким тоном можно растрогать уборщицу.

Любовь побуждает к навязчивости, потому что один, обремененный любовью, уже не способен жить без другого. Певец духовности, философ Платон не случайно посвятил этой теме целый трактат, который вошел в списки лучших произведений всей мировой мысли о любви. Название «Пир» призывает не ослеплять себя иллюзиями и трезво понимать ситуацию: о чувствах говорят особенно красноречиво после рюмки-другой горячительного напитка. Греки любили вино, а еще больше любили рассуждать о высоких материях, когда развязывался язык. И вот один из участников «Пира» Аристофан (кстати, реальное историческое лицо, комедиограф) предложил свою версию, почему же люди любят друг друга. Оказывается, когда-то давно не существовало разделения полов, а человек представлял из себя гермафродита, передвигающегося, судя по всему, колесом – на четырех ногах и четырех руках. Но были эти люди заносчивы и неуважительны к богам, после чего Зевс решил разделить их на две части. Дальнейшие перипетии этой истории, пожалуй, известны всем, так как она передавалась из уст в уста в виде застольных анекдотов или уличных рассказов. То, что человек ищет свою вторую половинку, версия, конечно, романтическая. Но то, что он должен прилипать к ней, неустанно следовать за ней, об этом как-то умалчивалось. Половинки уже никогда не станут целым, если их не попытаться склеить. Но будет ли это уже то самое целое, как прежде? Или клей вызовет известный дискомфорт?

 

5

Напор, конечно, поощряется в некоторых областях, но имеющий свои границы. Испанский философ и острослов Бальтасар Грасиан сказал: «Прокладывать себе путь благоразумием, а не наглостью. Верный путь снискать уважение – заслуги, и когда предприимчивость сочетается с доблестью, это к успеху путь кратчайший. Мало быть только честным, но постыдно быть назойливым – все, что тогда заслужишь, будет замарано, запятнает добрую славу. А достигается она равнодействующей из заслуг и умения выдвинуться».

Навязчивость говорит о вашем желании не сидеть на месте. Вы – Фауст, неуемно расширяющий границы своего мира. Вы понимаете, что если в этот мир еще не пришла демократия, то пришло время ее насадить. И стоит ли спрашивать, нужна эта демократия другому миру или нет. Вы совершенно точно уверены в своей правоте. Для вас это миссия, и плевать вы хотели на мнение окружающих. Даже если оно крайне негативно влияет на вашу репутацию.

Тот же Бальтасар Грасиан пишет в книге «Карманный оракул, или Наука благоразумия»: «Не будь назойлив – не хлебнешь позора. Уважай себя, дабы тебя уважали. На то, чтоб себя показать, будь лучше скуп, чем расточителен: приходи туда, где желанен, где тебя радушно встретят; не приходи, пока не просят, и уходи до того, как попросят. Кто за одного себя хлопочет, в случае неудачи всю брань тоже один схлопочет, а добьется удачи – благодарности не получит. Назойливый – постоянная мишень для поношений; как сам он втирается без стыда, так и его выпроваживают без стеснения».

Назидание резонное, но будет ли сама мишень поношений к ней прислушиваться? Назойливый человек сам выбирает свой путь – он один против всех. И еще не понятно, совершались ли бы революции без настойчивых людей? Они учили тому, что Земля вращается вокруг солнца, что в природе существует давление и гравитация, что права угнетенных необходимо защищать. И где бы сейчас находилось человечество, если бы его столь надоедливо и фанатично не старались переубедить?

Платон сравнивал наш мир с пещерой, в которой люди видят лишь тени вещей. В отличие от истинного философа они не способны взглянуть на свет, будучи заложниками своих предрассудков. Но что, если философ, вышедший однажды из пещеры и взглянувший на солнце, вернется обратно, дабы возвестить человечеству истину? Его, разумеется, признают сумасшедшим. Тем самым сумасшедшим с улицы, который навязчиво пристает к прохожим и задает им неуместные вопросы.