1

Мода существовала во все времена и при всех политических режимах. Мода потому и порождает порочное ей следование, что коренится в человеческой психологии: с появлением первого человека, пришла и она. Адам и Ева, несомненно, не относились к одежде с тем трепетом, с которым относятся люди в наши дни, но тогда и думать об этом не приходилось. Магазинов еще не придумали, людей, перед которыми уместно бы покрасоваться, не народилось, так и ходили обнаженные. Но стоило им совершить грехопадение, как моментально срамные места скрылись под фиговыми листочками. Может быть, это и была первая мода. Срамные места не столь уж капризны в деле маскирования, тут только бы включить фантазию. Но Ева, по всей видимости, прельстилась примером Адама и тоже выбрала фигу. Наверное, это удобно, подумала она. Вот так и поныне: случайно надетому аксессуару мы норовим придать крайне важный смысл. Изящно, красиво, элегантно. А как оно было на самом деле и что являлось первопричиной, одному Богу известно.

Думается, не случайно мысль об одежде посетила первых людей. После потери бессмертия чувствуешь себя не только голым физически, но и, знаете ли, духовно. Во всяком случае, совесть у них, пренебрегших запрет на съедение яблока, однозначно проснулась. А как теперь быть? Репутация человечества опорочена, восстановлению не подлежит, остается лишь одно – завоевывать заново по крупицам. Кто-то начинает покорять вершины благими поступками, а кто-то – щегольским внешним видом. Одно другому не противоречит, а вероятно, и дополняет.

Не удивительно, что Бальзак говорит об уме применительно к умению элегантно себя вести и одеваться. Действительно, это вам не нацепить на себя первую попавшуюся майку, тут подумать надо. Ведь мода на тот или иной костюм появляется не на пустом месте. Сначала должен прийти избранный, ведь, как известно, много званых, а он – один такой. Так, например, моду на отказ от мяса в пище создал Пифагор. Но создал он ее не благодаря отказу как таковому, а своему благочестию и стройной философией. Образ жизни – не забудем добавить к нему уместное прилагательное «умный» – порождает моду на отдельную его часть. Так, например, лорд Байрон, благодаря своей поэтической харизме, романтизировал и свою хромоту, которая в некоторых кругах радикальных байронистов стала очень даже модной.

Избранный понимает: человек – это, прежде всего, стиль. А стиль проявляется во всем. И тут уж без ума явно никак.

Впрочем, созданный им стиль порой делается всенародным, а мода на него – весьма красноречивой. В ней есть не только подражательное свойство, но и разъяснительное. Она, если угодно, формирует культурный код. Вот как пишет об этом Бальзак: «Ученый муж или светский щеголь, который занялся бы изучением костюма того или иного народа в различные эпохи, написал бы в результате живописнейшую и правдивейшую историю наций. Разве длинные волосы франков, тонзура монахов, бритые головы сервов, парики короля Попокамбу, аристократическая пудра и прически а-ля Тит не воплощают для нас основные этапы нашей истории?»

А вы говорите «геополитика»… Да какая геополитика? Какой географический детерминизм? Эти сказки про то, что климат определяет характер народа, рассказывайте несмышленым детишкам. Или, на худой конец, тем самым оправдывайте свои дурные поступки («Знаете, это не я, это климат у нас такой плохой; я вспыльчивый, потому что страна у меня жаркая, ничего личного»). А вот мода на костюм – это совсем другое дело. Это же безупречный помощник культуролога! Нужно узнать, в каком веке написана та или иная картина? Посмотри на костюмы, обладатели которых запечатлены на холсте. Хочешь понять, в каком месте происходит действие любимого романа, внимательно приглядись к описанию внешности героя – здесь все важно: от прически до манер.

Если нация тяготеет более к красному цвету, то, несомненно, в ее менталитете сидят раздражительность и скрытое желание напасть на слабого соседа. Если же нация имеет моду на синий, то, верно, если и чего-то желает, то чтобы оставили ее в покое. Или вы смотрите по телевизору, как в одной из стран устраивается карнавал: яркие живописные платья, разноцветные перья на голове, – знай, ты имеешь дело с жизнерадостным народом. То ли дело крестьянские наряды – нет, стереотипы ужасны сами по себе, но как только увидишь эти несчастные лица, этих страдальцев на брошенной земле, так и понимаешь: нелегка их жизнь, ой нелегка.

 

2

А если задуматься – причем очень серьезно, с усердием, достойным Хайдеггера, – то можно с прискорбием резюмировать: мода делает людей похожими. Ладно – культурный код. Он не для нас написан, а для истории. А что с нами? Что с личностью – этим почтительным званием, терминологическим венцом европейской цивилизации? Как с ней быть? Неужели индивидуальность каждого стирается и всему виной злосчастная мода?..

Ну нет. Проколотые пупки, татуировки и порванные джинсы не могут уничтожить личность вот так просто. Это несущественно, это всего лишь, если угодно, оттенки вкуса. Как туники в Древней Греции – может, они были не только белые, как это показывают бесцветные статуи, а, например, бежевые или голубоватые. И разве Платон перестал бы быть Платоном, если бы, подражая Сократу, начал носить какую-нибудь модную тунику цвета морской волны?

Борода, впрочем, совсем другая история. Сегодня модно носить бороду – это выглядит красиво. Это делает мужчину мужественнее. Бороду же носили великие умы человечества. Борода была у старцев. Бриться – значит идти против моды. Когда Диоген увидел бритого, он спросил: «Это ты хочешь попрекнуть природу за то, что она сделала тебя мужчиной, а не женщиной».

Но будем откровенны: когда-то модой была как раз выбритость. А борода, она ассоциировалась с провинциальностью, что ли. Так в «Корабле дураков» Себастьяна Бранта говорится:

Но поди еще угонись за модой. Она – девушка своенравная. Сегодня хочет клубники, а завтра – шоколадного мороженого. В погоне за модой нужно находиться в состоянии нескончаемой бдительности.

1. Читать журналы или книги, чтобы быть в курсе.

2. Следить за новостями, чтобы быть в курсе.

3. Посещать магазины, чтобы быть в курсе.

Словом, нужно быть в курсе. Иначе ты отстал от моды. Ты из другого теста, парень.

 

3

Но есть и такие люди, которые категорически моде следовать не хотят. Ими движет другой порок – гордыня. Они желают выделиться и не идти в ногу со временем. Зачем, в сущности, все новое, когда можно донашивать старое?

Вы только взгляните на них: упорно не желая следовать прогрессу, они отправляются в леса и горы, дабы там, вдали от цивилизации и городской шумихи, предаться размышлениям.

Такие люди мнят себя умными. Умнее всех остальных. «Ты – человек потребления, товары контролируют твой мозг», – говорят они. «Капитализм сделал тебя пешкой в большой шахматной игре. Твои желания мнимые и подчиняются воле мировой буржуазии». Если вы не поняли ни слова из вышесказанного, то в этом нет ничего страшного. Какой вообще нормальный человек это может понять? Когда ты, изрядно опьянев, решаешь подшутить над товарищем и, пока он спит, пишешь на его заднице «Распорядитель своих ветров», едва ли этот поступок можно квалифицировать с точки зрения влияния буржуазной мысли на твое сознание.

Нет, с этими ребятами явно что-то не так. И потом, убегая от одной моды, они неизбежно создают другую. Уехал в горы один человек, за ним второй – и вот уже появилась модная идея эскапизма. Мода похожа на идолов, с которыми многие истово борются. Но, избавляясь от одного идола за другим, мы не замечаем, как подготавливаем почву для новых. Потому что без них никак нельзя.

Человек, стремящийся не следить за модой, вызывает отвращение. Ведь он может не только перестать носить новые вещи, но и перестать следить за гигиеной. А к чему она? Это же общество манипулирует нами и заставляет мыться! Поднимем на щит лозунг «Назад к природе», нам нужны естественные запахи, которые нещадно уничтожает европейская цивилизация!

Философ Жан-Жак Руссо тоже пропагандировал идею гармонии с природой, поскольку, по его словам, городская культура только развращает нравы. Будь проще и откажись от образования, закабаляющего тебя.

А потом Руссо стал модным писателем, и его идея отказа от городской жизни тоже модной. И чем же закончилась борьба с идолами?

Да и порядком надоели эти оппозиционеры. Мода им, видите ли, не нравится. Возникает она тоже не на пустом месте – тут предпосылки нужны. Вот стали мы чистить ботинки, а когда-то это не делали. Ну, не входило это в правила приличия, а теперь вот входит. И вроде как понятно, что человек с чистой обувью – как бы это сказать? – отвечает требованиям сегодняшнего дня. А человек с нечищеными ботинками, какими бы революционными его мысли ни казались, не вызывает большого доверия. Да и слова его произносятся будто из обиды.

Действительно, можно ли говорить о нравственной чистоте того, кто даже не удосуживается почистить ботинки с утра? А ведь это единичный пример. Отказывающиеся от моды тоже это делают сознательно, то есть выражая свою позицию. А может ли быть эта позиция хоть сколько-нибудь весомой, когда человек не может разобраться даже со своим внутренним миром, грубо говоря, структурировать его?

Есть подозрение – и мы скромно озвучим его вслух, – что все это делается из-за стесненности.

 

4

Мода разорительна и никак не дружит с экономией. А на такие жертвы не каждый готов пойти! Представляете, сколько нужно тратить денег, чтобы одеваться адекватно времени? Нет, проще отказаться от излишних трат и написать обосновывающий подобное поведение трактат. Правда же, проще. Еще и походу оскорбить тех, кто ведет себя иначе. Так тоже проще – считать, что кругом одни идиоты, а ты один стоишь в шубе умный и красивый.

Оскар Уайльд, например, ни в чем себе не отказывал и одевался в высшей степени изысканно. Ему настолько претила экономическая размеренность и бережливость, что даже нищего, которого приходилось время от времени встречать на лондонских улицах, он специально одел в дорогие платья. Дескать, так он хотя бы будет соответствовать высокому вкусу – нищета, знаете ли, тоже должна смотреться красиво.

О красоте-то и забывают хулители моды. Им, в общем, это невдомек. Подобно нигилистам XIX века, они живут идеями социальных перемен. Как убого это смотрится! Ведь даже в романах Бальзака они готовы увидеть не красоту метко подобранной фразы, а марксистскую критику капиталистического строя.

Не хочется, конечно, становиться в высокомерную позу и брезгливо покачивать головой – но разве можно смотреть на это равнодушно? Искусство выражает экономический уклад общества, считают они. И мода, соответственно, тоже. А об эстетических критериях, кажется, им и дела нет. Они не знают, что такое в чистом виде красота.

Еще пример. Популярная американская писательница Айн Рэнд категорически не умела описывать любовь. Разве высоким чувствам бывает объяснение? А у Айн Рэнд объяснение должно быть всему. И если любовь существует, то ее можно рационально познать. Поэтому для нее отношения между людьми по определению строятся на разумных началах. По сути дела, любовь у нее похожа на запрограммированную операцию: объект А должен вступить в связь с объектом Б на том основании, что оба они мыслят в едином рациональном русле. А то, что кандидат философских наук может влюбиться в глупую блондинку лишь потому, что у нее красивое тело, большая грудь или, скажем, красивые глаза (какой вздор! – воскликнет так называемый разумный человек), ей, по всей вероятности, было невдомек.

Нет, какие тут могут быть социальные объяснения?! Лишь наивный простак продолжает верить формуле, что базис определяет надстройку. И что бы ни говорили о кино и его искусственных способах отображения жизни, но люди охотно подражают героям любимых фильмов. Мелодрамы определяют романтическое поведение, боевики – степень героизма в обществе, а ужасы – умение бороться со своими страхами. Можно бесконечно перечислять все, что сделало голливудское кино с человеческим сознанием. Прически, одежда, повадки – все это перенималось зрителем. Экран диктовал моду.

 

5

Хотя будем откровенны, началось это еще с литературы, когда слепец Гомер создал моду на расписные щиты. Шло время, и затем уже рыцарские романы побуждали людей к подвигам (как оно было на самом деле и существовала ли рыцарская доблесть, еще большой вопрос). Зато когда Дон Кихот открыл для себя таинственный мир рыцарских романов, он уже не мог стать прежним. Мода на подвиги проложила ему дорогу в будущее. И пусть этот путь оказался весьма непростым – а местами и вообще абсурдным, – зато имя его осталось в веках, как знак безумного поклонения книжным образцам.

А вспомните, что случилось с Европой, когда вышла первая серьезная книга Гёте «Страдания юного Вертера»? Во-первых, имя Гёте прозвучало во всех уголках цивилизованного мира, а во-вторых, роман задал моду на самоубийства. Сентиментальный Вертер, главный герой романа, отвергнутый своей возлюбленной, сводит с жизнью счеты, но делает это, видимо, так красиво, что впечатлительный читатель того времени просто не мог этим не восхититься. А затем и повторить. Повальное увлечение самоубийствами появилась как раз тогда, и трудно сказать, виноват ли был Гёте или нет.

Поэтому в наши дни самые почтенные радетели морали запрещают смотреть телевизор – развращает он нравы, и все тут. Да и спорить тут не с чем – плохой продукт создает плохую моду, хороший – хорошую. А раз мы живем в такие времена, что новых Гёте еще ждать и ждать, приходится довольствоваться запретами.

Подражание глубоко укоренено в нас. Даже не хочется задумываться насколько. Может, оно и к лучшему – всегда есть повод свалить всю вину на другого. Например, на отца за то, что научил чавкать за столом. На мать за то, что часто пела в душе. На соседа, ежедневно бранившего свою жену и поднимавшего на нее руку. «А при чем здесь я, меня этому научили!» Или вот еще сильный аргумент: «Не я такой, а жизнь такая».

Бегство от моды лишает алиби. Так зачем же от нее отказываться? Жизнь – это смертельная болезнь, передающаяся половым путем. Давайте же примем этот диагноз с достоинством аристократа. Помучаемся, но красиво.