Белоголовый долго ничего не говорил. Он рассматривал меня, а я стояла посреди комнаты и оглядывала все вокруг: бумаги и книги, механические детали, огромного белого волка и аппарат, к которому тот был привязан.

Вдруг я увидела свое лицо – оно отражалось в колпаке, привинченном наверху аппарата. Я содрогнулась: оно было такое черное! Точь-в-точь как у других детей. Как быстро я превратилась в одну из них, как быстро стерлись признаки прежнего мира! Я поплевала на руки и постаралась стереть угольную пыль. Потом еще раз покосилась на свое отражение. Да, так лучше. Теперь это снова я. Прежняя Сири, а не девочка из шахты.

Белоголовый молча улыбнулся. Сделал пару больших шагов по комнате, поднял бумагу с какими-то подсчетами.

– Ты хотела узнать, зачем мне нужен самый крепкий уголь, – напомнил он.

Я кивнула, но не решилась встретиться с ним взглядом.

Белоголовый опустился в кресло, задумался над расчетами, словно это была карта, в которой надо было разобраться. Он казался усталым, теперь я это заметила. Усталым и высохшим, как будто у него что-то износилось внутри.

Вдруг он словно вспомнил обо мне и оторвал взгляд от бумаг.

– Тебе известно, как появляются алмазы? – спросил он.

– Нет, – ответила я, потому что на самом деле ничего про них не знала. Я знала только, как ставить сети и смолить лодку. А еще – как одним большим пальцем отломить голову у селедки или смастерить садок для рыб из ящика из-под сахара. Но ничегошеньки об алмазах.

– Они рождаются от давления и тепла, – сказал Белоголовый. – Глубоко-глубоко в земле. Там, в сердце земли, так жарко, а давление такое высокое, что уголь, плавясь, превращается в алмазы.

Он встал. Расчеты упали на пол, но он не обратил внимания, что наступает на них. Они вдруг сделались неважными, как и другие бумаги, которые валялись повсюду, – испачканные, перечеркнутые, закапанные чернилами.

Когда Белоголовый подошел к аппарату, волчица первый раз подала признаки жизни. Она вздрогнула и попыталась отскочить, но, видимо, была надежно пристегнута, потому что не смогла сдвинуться с места. Тогда она ощетинилась и, поджав хвост, стала перебирать огромными лапами и глухо рычать.

Белоголовый погладил свой аппарат, словно тот был живой. На правой руке блеснуло кольцо. Золотое кольцо капитана, украшенное маленькими изящными костями, образующими узор – красивый и страшный одновременно.

– Я сам построил этот аппарат, – сказал Белоголовый. – Он должен создать для меня алмаз.

Он открыл крышку на самом верху и вытряхнул золу.

– Обо мне говорят… – протянул он, разглядывая ладонь, которая стала серой от золы, – будто я злой человек. Но это неправда.

Я не могла ответить, но Белоголовый, видимо, догадывался, что я бы возразила, если бы посмела, поэтому посмотрел мне в глаза и сказал:

– Я вырос на «Снежном вороне», понимаешь? Мой отец был капитаном пиратов. Его команда наводила страх на всех в Ледовом море.

– Верно, – прошептала я.

– Но мне такая жизнь была отвратительна, – продолжал он. – Отвратительны горе и зло, которые причиняли пираты. Я прятался в капитанской каюте, когда мы шли на абордаж, убегал туда от криков и убийств. У моего отца была энциклопедия. Он наверняка ее где-то украл, но никогда сам не читал, а я прочитал – от корки до корки.

Белоголовый снова сел в кресло. Он уставился в какую-то точку вдали, далеко-далеко, и, когда заговорил снова, голос его казался почти механическим.

В энциклопедии Белоголовый прочел о том, как появляются алмазы. И решил построить аппарат для создания драгоценных камней. Хотел доказать отцу, что можно разбогатеть, не отбирая ничего у других.

Но старому капитану затея Белоголового не понравилась. Он заявил, что сын чересчур самонадеян. Когда Белоголовому исполнилось шестнадцать, они с отцом расстались врагами. На протяжении многих лет он сам добывал уголь – искал такой кусок, что выдержал бы давление и жар в аппарате, который он сконструировал. Но всякий раз уголь превращался в золу или рассыпался в пыль. Однако желание создать собственный алмаз прочно засело у него в голове, так что он не останавливал поиски. Когда отец погиб в морском бою, Белоголовый был настолько занят добычей угля, что даже не нашел времени приехать на похороны.

Но пираты «Снежного ворона» разыскали его и передали отцовское кольцо. Таков был старинный обычай в наших морях: капитанское кольцо переходит от отца детям, иначе быть беде. По крайней мере, так говорилось, а пираты люди суеверные. И вот когда Белоголовый получил кольцо, ему однажды приснился сон, который перевернул его жизнь.

Иногда, проснувшись утром, пытаешься вспомнить свой сон, чувствуешь, что это было что-то важное и имело особое значение, возможно, даже сон был вещим. В ту ночь Белоголовому приснился ребенок. Ребенок, который должен был помочь ему найти Правильный камень – кусок угля, который превратится в алмаз в его аппарате.

Белоголовый приказал команде: достаньте мне детей. Все остальное, что вы награбите, убивая, сжигая, беря на абордаж, – все можете оставлять себе. Но детей отдавайте мне.

Он посмотрел на меня усталыми блеклыми глазами.

– Несколько раз мне снилось, что ребенок найдет для меня такой уголь, – сказал он. – А сны не врут. Поэтому дети должны продолжать добывать руду.

И снова я ничего не ответила. Удивительно: он не понимал, какое творит зло! Он искренне считал, что дети, надрывающиеся в шахте, – все это ради доброго дела! Что ж, может, он и задумывал доброе дело, однако обернулось оно большим злом. Но этого Белоголовый не понимал. И потому казался мне еще страшнее.

Капитан словно обрадовался возможности рассказать о своей работе. Он встал и снова быстро подошел к аппарату, положил в него сверху кусок угля, который я принесла, закрыл крышку и завернул множество болтов. Потом взял лучину, зажег ее от одной из ламп и поднес к аппарату. Волчица стала беспокойно перебирать лапами, попробовала мотнуть головой, но была так крепко привязана, что не смогла сдвинуться с места. Белоголовый открыл дверцу в ящике, на котором стоял колпак, зажег там странного вида горелку, пламя которой было намного сильнее и яростнее огня в обычных фонарях. Потом взял палку, стоявшую у стены, и вытащил какой-то шплинт из упряжи. Теперь волчица могла бегать кругами вокруг аппарата. И она побежала, потому что Белоголовый принялся бить ее палкой, заставляя двигаться все быстрее и быстрее. Он бил и бил ее, волчица вздрагивала, на коже ее появлялись рубцы, но Белоголовый не унимался. Получалось, что волчица, бегая, создавала давление в аппарате – давление, которое вместе с жаром горелки должно было превратить уголь в алмаз.

Мне стало дурно от этой сцены, я расплакалась, глядя, как все новые и новые рубцы появляются на шкуре зверя. Наконец из-под колпака послышался щелчок. Тогда волчица остановилась. Белоголовый перестал ее бить. Он воткнул на место шплинт. Волчица тяжело дышала после бега и побоев. Я не могла удержать слезы, я ненавидела человека, стоявшего передо мной, – того, кто использовал детей как скот, а зверей – словно они бездушные механизмы.

Белоголовый поднял колпак и посмотрел на пыль, в которую превратился уголь, затем перевел равнодушный взгляд на меня.

– Снова неудача, – сказал он.

И распахнул дверь.

– Девочка может идти.

Голубка поманила меня, я вышла, не сказав ни слова.

Но уже на пороге вдруг остановилась и оглянулась.

– А мой друг, он… что с ним будет?

Белоголовый собрал пыль в ладонь. В другой руке он держал свои бумаги и рассматривал их, словно это были карты. Он торопливо поднял глаза.

– Твой друг… – проговорил он. – Брагдер сделал ему предложение от моего имени. Но он, похоже, упрямится. – Белоголовый вздохнул. – Жаль, потому что Брагдер считает: из него бы вышел хороший пират. Сильный. Бесстрашный. Таких нынче не много. Впрочем, у него еще есть время до утра.

Он смотрел на меня, а сам что-то обдумывал. Потом вдруг лицо его просветлело.

– Приятно было поговорить с тобой, – сказал он.