Хотя бабушка, дедушка, Мамаша, Йоран, Рецина и Пер Хаммар должны были лететь на одном самолете, Цацики в этот раз предстояло со многим попрощаться. Когда он вернется назад, все будет по-другому.

К его удивлению, печальнее всего было расставаться с Мортеном Вонючей Крысой. Он уезжал в тот же день, но его вылет был раньше.

— Ты всегда будешь моим старшим братом, — захлебываясь слезами, сказал Цацики и обнял Мортена. Вернее, попытался обнять. Мортен не любил, когда его обнимал Цацики. Даже в такой день.

Зато со Стиной Мортен целовался и обнимался целую вечность, прежде чем они прошли в зал вылета. Стина плакала так, будто они никогда больше не увидятся, хотя собиралась навестить друга летом.

— Спокуха, приятель, — сказал Мортен и саданул Цацики по плечу. Было не очень больно, потому что синяк уже прошел. — Я еще приеду на Рождество.

— Ну, Мортен, будь умницей, — наставляла Мамаша. — И знай, что можешь вернуться домой, когда захочешь.

— Спокуха, — дрожащим голосом проговорил Мортен и долго простоял в ее объятиях. Цацики видел, что у него в глазах слезы.

— Мы тебя навестим, — пообещала Мамаша. — А еще будем писать друг другу — каждый день. Обещай!

— Спокуха, — снова повторил Мортен и высвободился из Мамашиных объятий. Он взял гитару, которую Мамаша подарила ему на прощание, и отдал свой билет девушке, ждавшей, пока он пройдет на борт. Мортен последним зашел в коридор, ведущий к самолету. Он улетал туда, где его ждали родная мама, сестры и новая жизнь.

— И все-таки Мортен был ничего, — сказал Цацики Перу Хаммару. Они уже поднялись в воздух, и Пер Хаммар за обе щеки уплетал обед, который им подала стюардесса. Пер Хаммар считал, что это очень вкусно. Цацики ненавидел самолетную еду. Он съел только булочку и шоколадку.

Да, когда они вернутся в Стокгольм, все будет по-другому. На Паркгатан будут жить другие, незнакомые люди, и другие дети будут играть в его домике под потолком. Йоран давно хотел поменять квартиру, чтобы она была не только Мамашина, но и его. Мамаша неожиданно с ним согласилась, и, хотя Цацики был против, они нашли новую квартиру недалеко от Ратуши.

— Приятно начать с нуля, — уговаривала Мамаша Цацики.

— Да, но ведь я прожил на Паркгатан всю свою жизнь, — вздохнул Цацики.

— Вот именно. Значит, пора сменить обстановку.

Единственное преимущество новой квартиры заключалось в том, что теперь у Цацики будет собственный проездной на автобус. У Пера Хаммара тоже, и он сможет приезжать к Цацики так же часто, как раньше. Они решили стать путешественниками и объездить все автобусные маршруты и все линии метро, до конечных станций и обратно. Только родители об этом знать не должны. Взрослые всегда запрещают все самое увлекательное.

«Мамашиных мятежников» больше не существовало, их теперь можно было услышать только в записях и на радио. Мамаша вовсю сочиняла новые песни для сольного альбома.

— А если из этого ничего не выйдет, стану, когда вырасту, кем-нибудь еще. Может, заведу еще детей.

— Как минимум пять, — сказал Йоран и поцеловал ее.

— Нет, — серьезно ответила Мамаша, — пять не получится, у меня осталось только два имени. Узо и Метакса.

— Ну уж нет! — возмутился Цацики. — Эти имена я забил для своих детей.

— Как жарко, — сказал Пер Хаммар. Они стояли на палубе парома, отчаливающего из Пирея. Дул ветер — горячий, соленый и влажный. Море отливало бирюзой.

— Вон там находится Агиос Аммос, — объяснил Цацики, указав вдаль. — Если нам повезет, увидим дельфинов.

— Здорово, — откликнулся Пер Хаммар. — Мне уже нравится Греция, даже несмотря на жару.

— Я же говорил, что тебе понравится.

— Ты готов? — спросила Мамаша Цацики и передала Рецину Йорану.

— Да, — ответил Цацики, и они завопили в два голоса, сообщая всей Греции о своем счастье.

— Что это было? — удивился Пер Хаммар.

— Это наш вопль счастья, — засмеялся Цацики.

— Я тоже так хочу, — сказал Пер Хаммар.

— И мы, — заявили дедушка и бабушка.

— И мы с Рециной тоже, — добавил Йоран.

И они закричали. Правда, Рецина испугалась и заплакала, так что пришлось вопить немного потише.

Рецина не знала, что такое вопль счастья. Со временем Цацики предстояло ее этому научить. Было еще столько всего, чему он хотел ее научить.