Нa следующее утро она разговаривала с Хенком, когда профессор вошел в палату. Они над чем-то смеялись, и когда она взглянула на профессора, на ее лице была улыбка. Однако эта улыбка тотчас же пропала, когда она увидела его строгое лицо и услышала сухое «доброе утро, мисс Трент».

Он выглядел так, будто всю ночь провел на ногах; и Абигайль посчитала это единственной причиной его холодного выражения лица. На вопросы о результатах детских анализов она, волнуясь, отвечала отрывистым голосом. Может быть, если бы Хенк вышел… Но Хенк не ушел; он хотел уйти в другую палату, но профессор попросил его остаться, поэтому Абигайль растерялась и не знала, что сказать.

После бессонной ночи мысли ее кружились и становились похожими на сон, они не поддавались контролю, ей казалось, она могла бы дать ему понять, что не все женщины такие, как его бывшая жена. Она сомневалась в том, что он питал к ней нежные чувства — может быть, чувство благодарности или чувство дружбы, которое закончится после ее возвращения в Англию. Лишь на мгновение ей показалось, что он был, сам того не желая, немного влюблен в нее.

Абигайль грустно посмотрела на него после вежливого «до свидания» и убедилась, что вероятность того, что он испытывал к ней нежные чувства, была очень мала, а скорее ее не было вообще. Она взяла малыша Янти на руки и положила на весы. Малыш прибавлял в весе и стал значительно лучше себя чувствовать. Он улыбнулся, она вслух сказала:

— Профессор собирается уволить меня, дорогой малыш. Даю голову на отсечение, одно из двух: или он положил глаз на какую-нибудь блондинку и хочет убрать меня с дороги, или я раздражаю его.

Она была конечно же права. Они не виделись следующие два дня. Лишь на третий он зашел во время ее дежурства с Хенком и медсестрой Рицмой. Он быстро осмотрел детей, затем сказал Абигайль:

— Спасибо. Я должен поблагодарить вас за помощь, вы прекрасно поработали. Можете уехать завтра в полдень.

Абигайль ждала этих слов, и то, что случилось, было не так для нее неожиданно. Она сухо ответила:

— Это меня вполне устраивает, спасибо, сэр. — Взглянув на него, Абигайль нашла силы улыбнуться.

Профессор пристально смотрел на нее задумчивым взглядом. Встретив ее взгляд, торопливо проговорил:

— До свидания, сестра Трент. — Протянул руку, она пожала ее и вспомнила, как он держал ее руку на концерте! Она вновь улыбнулась.

Миссис Маклин была очень удивлена ее внезапным отъездом. Она взволнованно проговорила:

— Я думала, что вы поживете в Амстердаме несколько недель или даже месяцев. Я предполагала, что вы не останетесь навсегда работать в больнице, но у Доминика очень много частных больных, и он всегда жалуется, что трудно найти медсестру, которая бы ухаживала за ними дома. Вы не ошиблись, моя дорогая?

— Нет, я была готова к этому, по крайней мере последние два дня я ждала этого.

— С тех пор как мы были на концерте, — вставила миссис Маклин.

— Да, пожалуй. — Абигайль поднялась со стула. — Если я уеду в полдень, то смогу вернуться в Англию ночным пароходом, если мне повезет с билетом.

Было бы хорошо поспать, чтобы сразу по прибытии в Лондон пойти в агентство. Абигайль поднялась в свою комнату и стала упаковывать вещи. Ей хотелось плакать, но на это не было времени; ей необходимо еще увидеть Болли, взять билет и попрощаться с профессором де Витом, а что толку от слез? Она завернула коричневое бархатное платье в наспех собранный узел с одеждой и положила его в дорожный чемодан. Она не думала, что когда-нибудь наденет его, а розовое платье аккуратно завернула в кусок ткани и положила под форму. «Жаль, — сказала она сама себе, — что я не могу спрятать так же легко и надежно свои мысли».

Абигайль уехала на следующий день, попрощавшись с сестрой Рицмой, которая пожелала ей всего хорошего и попросила у нее адрес для того, чтобы прислать рекомендации, если ее помощь потребуется.

Абигайль назвала адрес агентства, и, когда сестра Рицма сказала, что ей нужен домашний адрес, Абигайль ответила, что у нее нет дома. Сестра Рицма с жалостью посмотрела на нее. Абигайль попросила выдать ей зарплату.

Ее собеседница встревожилась. Оказывается, никаких распоряжений относительно ее зарплаты от профессора не было, и сестра Рицма была уверена, что профессор уже заплатил Абигайль.

— Пойдемте к профессору, сестра Трент, — он сейчас в комнате консультантов.

Абигайль рассердилась: почему она должна ходить выпрашивать у него заработанные ею деньги? У нее оставались деньги, чтобы добраться до Лондона; она как-нибудь устроится, потом он конечно же пришлет зарплату. «В любом случае, — успокаивала себя Абигайль, — деньги миссис Морган уже должны быть в агентстве». Оставался только Боллингер. Старик был удивлен ее рассказом.

— Мне не нравится ваша затея, мисс Абби.

— Но, Болли, — ответила она радостным голосом, — мы же решили с тобой, что так будет лучше, помнишь? Все будет хорошо, мне повезет, я сразу же найду работу. Я буду более спокойна, если буду знать, что ты останешься здесь, пока я устраиваю свои дела. Я должна ехать, дорогой Болли. Приеду и сразу же напишу тебе, обещаю.

Они крепко обнялись, она попрощалась с Анни и Колоссом и зашла попрощаться к профессору де Виту. В отличие от Боллингера, старый профессор не был удивлен, узнав о том, что она уезжает.

— Это естественный ход событий, — прокомментировал он ее сообщение.

На вопрос о том, что он имеет в виду, он ответил, что скоро она сама все узнает. Абигайль улыбнулась и решила, что он вообще ничего не имел в виду: он был стар и иногда говорил странные вещи. Поцеловала его на прощанье.

Теплоход отправлялся поздно вечером. У Абигайль оставалось еще довольно много времени, когда она вернулась к миссис Маклин. Она пила чай с миссис Маклин, которая была искренне расстроена тем, что девушка уезжает, и немного успокоилась, только когда Абигайль пообещала вернуться.

— Если я приехала один раз, то почему же я не смогу приехать снова, — говорила Абигайль, зная, что никогда не вернется в Амстердам, потому что опять встретится с профессором, а для нее это невыносимо. «Окончательный разрыв, — говорила она себе, — будет самым лучшим лекарством от безответной любви».

Она убрала посуду, затем с наигранной радостью болтала с миссис Маклин. Абигайль отказалась от предложения Болли проводить ее. Она не допускала и мысли о том, что старый Болли будет возвращаться темным холодным вечером. Ей надо взять такси. Она уже собралась уходить, когда в дверь позвонили. Пришел профессор ван Вийкелен. Выглядел он более раздражительным, чем обычно. Он сказал, что хотел бы проводить Абигайль на теплоход, но у него через час операция. Поэтому он проводит ее только до вокзала.

Абигайль рассердилась. Как он мог подумать, что она такая неприспособленная! Кроме того, они уже попрощались, правда, не очень дружелюбно, но попрощались. И вот он опять пришел.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — всего лишь смогла сказать Абигайль.

— Мне как раз по пути, — равнодушно заметил профессор и, взяв ее за руку, подвел к вошедшей миссис Маклин.

Профессор поздоровался и спокойно сказал:

— Я говорил Абигайль, что через пять минут мы должны отправляться.

«Все ясно, — подумала Абигайль, — сейчас он хочет склонить меня на свою сторону…» Вслух же произнесла:

— Я очень вам благодарна.

Таким же тоном она разговаривала с ним в палате. Она обрадовалась, заметив, как он вздрогнул, и повеселела еще больше от мысли о том, что ей не надо тратить деньги на такси. Она тепло попрощалась с миссис Маклин и пошла к ожидающей их машине. Они сели. Ван Вийкелен, тщательно подбирая слова, заговорил:

— Мне не следовало бы говорить с вами, но есть кое-что, что я хотел бы прояснить. Я очень высоко ценю вашу работу, вы прекрасная медсестра и вы единственная женщина из тех, кто работал со мной, не раздражая меня. Я хотел лишь напомнить вам об этом, Абигайль.

Машина остановилась у светофора.

— Есть еще одна вещь, о которой я не могу не сказать. Мое поведение удивляет вас — оно и меня самого удивляет. Я не влюблялся в женщину уже много лет. Я хочу забыть наши встречи и надеюсь, что вы сделаете то же самое.

Подъехали к центральному вокзалу. Абигайль быстро вышла из машины, позвала носильщика, открыла заднюю дверцу, вытащила свой чемодан, отдала его, а затем со слезами крикнула:

— Не волнуйтесь из-за пустяков! — и убежала, даже не оглянувшись.

На следующее утро Абигайль прибыла в холодный и серый Лондон. Было слишком рано, чтобы идти в агентство, и она зашла в ресторан позавтракать. Она была не голодна, но здесь было дешевле, чем в поезде. Потом Абигайль села в автобус, направлявшийся в агентство.

В комнате ожидания было всего лишь две девушки. Они весело болтали и выглядели такими счастливыми, что Абигайль посчитала это за хороший знак. Подошла ее очередь. Женщина ни капельки не изменилась, смотрела она так же сурово, как и раньше. Она поздоровалась с ней и протянула чек.

— Я знаю, что вы работали независимо от агентства в Амстердаме.

Абигайль вежливо поздоровалась и взяла чек. Денег было не много, семь фунтов и пятьдесят пенсов. Стараясь сохранять спокойствие, она спросила:

— Нет ли для меня письма? Миссис Морган, моя пациентка, обещала прислать деньги. Женщина улыбнулась.

— Да, у меня есть для вас письмо. — Она выдвинула ящик стола и протянула Абигайль конверт, ожидая, когда та его откроет.

В нем оказался чек от миссис Морган.

— Может быть, вы хотите, чтобы мы оплатили чек через банк? — спросила она.

— Да, пожалуйста, — поблагодарила Абигайль. Женщина подобрела. Абигайль заплатила комиссионные, положила деньги в кошелек и почувствовала себя увереннее. На эти деньги она могла жить неделю и подобрать подходящую работу.

— У вас есть для меня какая-нибудь работа? Женщина покачала головой.

— Не уверена, но думаю, что нет. — Она встала и посмотрела в журнал. — Есть несколько мест для работы с психически больными, но у вас нет опыта работы с такими пациентами.

— Нет.

— Жаль. Нам невыгодно иметь невостребованные рабочие места.

Она вернулась на свое место, села и взяла ручку.

— Приходите завтра утром, мисс Трент, может быть, что-то появится. — Она пристально посмотрела на Абигайль. — Куда вы сейчас пойдете?

Абигайль подумала о Боллингере.

— К друзьям, — ответила Абигайль и, вежливо попрощавшись, вышла.

Она направилась в ресторан «Золотое яйцо». Так как ее чемодан был тяжелый, зашла отдохнуть в кафе и заказала чашку кофе. Конечно, она могла обратиться по поводу работы в больницу, но тогда как быть с Болли? Ей казалось невозможным, зная, как он счастлив в Амстердаме, вызвать его в Лондон, кроме того, если она пойдет в больницу, ей заплатят только через месяц; на что же она будет жить? Она выпила кофе и вышла на улицу. «Надо найти дешевую гостиницу, чтобы переночевать всего одну ночь, — сказала она себе, — а утром у меня будет работа». Абигайль нашла поблизости недорогую гостиницу, оставила чемодан в номере и остаток дня потратила на осмотр витрин магазинов. Пообедала она в дешевом ресторане «Вдиверс».

На следующее утро она в агентстве была первой. Удача от нее не отвернулась; ей предложили место сиделки около вдовы, находящейся в бредовом состоянии. Это предполагало работу днем и ночью; оплата — двенадцать фунтов в неделю. Абигайль хотела отказаться, но женщина сказала, что больше ничего нет, а у нее создалось впечатление, что Абигайль очень нужна работа.

— Вы можете отказаться через две недели, — уговаривала она Абигайль. — Если же вы откажетесь раньше, мы вынуждены будем отказать вам в поиске работы через наше агентство.

Абигайль начала лихорадочно думать. Это, конечно, была ужасная низкооплачиваемая работа, но зато крыша над головой. С другой стороны, со дня на день могло быть что-то лучше, что она могла упустить.

Женщина постукивала по столу пальцами.

— Ну?

Абигайль встала. Она, не обращая внимания на суровый вид женщины, начала было что-то говорить:

— Я…

В это время зазвонил телефон.

Она стояла и ждала, пока ее собеседница разговаривала. После минуты разговора та протянула ей трубку и холодным тоном произнесла:

— Это звонят вам, мисс Трент. Почему вы дали наш номер?

— Я не знаю. Я не давала никому. «Кто это? Болли? Профессор? Вряд ли». Она взяла трубку и растерянно произнесла:

— Алло…

Это был профессор ван Вийкелен, и говорил он так, будто они находились в палате у постели больного, и она слушала его указания.

— Абигайль? Как хорошо, что я вас застал. Вы нашли себе работу?

Она покачала головой, как будто он мог видеть ее, и ответила:

— Нет.

— Очень хорошо. Я хочу, чтобы вы поехали в Испанию к моей племяннице.

— Вашей племяннице?

— Да, племяннице. Пожалуйста, не перебивайте меня. Две недели назад девочка проглотила три монеты. Ей сделали ультразвуковое исследование, и моя сестра была уверена, что все разрешится естественным путем. К сожалению, это была ошибочная точка зрения. У девочки появилась рвота и обезвоживание организма, необходима операция. Сестра настаивает на том, чтобы оперировал я. Я еду в Испанию и привезу ее в Амстердам, в нашу больницу. Я хотел, чтобы вы поехали со мной. Вы будете ухаживать за ней, пока девочка не поправится. Потом за ней приедет отец. Вам оплатят все расходы.

И вдруг он закричал:

— Боже мой! Я забыл вам заплатить.

— Да, — ответила Абигайль.

Она снова замолчала, слушая, как бьется ее сердце; она была так счастлива в тот момент, что готова была работать бесплатно.

И вновь услышала его голос, он говорил медленно, отчетливо проговаривая каждое слово:

— Абигайль, пойдите в Контус-банк… — он продиктовал адрес, — и спросите мистера Кросса. Возьмите с собой паспорт. Он оплатит вам поездку и отдаст зарплату, которую я вам должен. Сегодня среда — вечером есть теплоход «Сведиш Ллойд», отплывающий в Бильбао в шесть часов из Саутгемптона. У вас достаточно времени, чтобы успеть на него. Я закажу билет. Буду встречать вас в Испании.

Абигайль знала точно, что она поедет. Но она не хотела думать, что ван Вийкелен пригласил ее из-за того, что знал, что она готова бежать за ним хоть на край света.

— Абигайль? — услышала она его далекий голос.

— Да, профессор.

— Вы сделаете это для меня? Моя племянница Нина очень дорога мне. У вас ведь нет сейчас других предложений?

— Я хотела согласиться на одно место, но еще не дала ответа.

Она посмотрела на суровую женщину, курящую за ее спиной, и увидела раскрытый журнал, где было указано место медсестры для психически больной вдовы.

— Я буду рада вам помочь, профессор.

— Абигайль, я сожалею о зарплате. Я должен был вспомнить. Почему вы сами не напомнили мне?

— Не могли бы вы выполнить одну мою просьбу? — спросила она, не отвечая на его вопрос.

В трубке послышалось неясное бормотание, которое она приняла за положительный ответ.

— Скажите Боллингеру.

— Я уже сделал это. Это он мне дал телефон агентства. Мы встретимся в пятницу утром в семь часов.

Он попрощался с ней и повесил трубку, так что она не успела ответить ему. Абигайль посмотрела на суровую женщину, выражение лица которой стало еще более злым.

— Вы разговаривали больше пяти минут. Бог знает сколько телефонных звонков могло бы…

— Извините, — прервала ее Абигайль, не испытывая никаких чувств к женщине, которая явно хотела, чтобы она провела оставшуюся жизнь взаперти с психически больной вдовой, вместо того чтобы отправиться в Испанию с единственным человеком в мире, который что-то для нее значил. — Они позвонят еще раз.

— Я поняла, что вам поступило предложение, независимое от нашего агентства.

— Да, я работала с профессором ван Вийкеленом в Амстердаме, сейчас он предложил мне работу в Испании, куда и попросил меня поехать.

Женщина пристально посмотрела на Абигайль:

— По меньшей мере, вы очень разумны. Абигайль улыбнулась, вежливо с ней попрощалась и покинула агентство. Она вернулась в гостиницу, заплатила за номер и осмотрела свой гардероб. Потом собрала вещи. Сидя в автобусе, Абигайль думала о том, что делал бы профессор, если бы не застал ее в агентстве. Возможно, он перезвонил бы еще раз через день.

Бильбао находился на севере. Она поняла, что они поедут на машине через Францию и обратно вернутся этим же путем. Она надеялась на то, что операция будет не очень серьезной, и стала вспоминать, какие меры необходимо принять в подобных случаях. Насколько она знала, подобные случаи хоть и серьезны, но не фатальны. Она удивилась, почему мать сама не привезла ребенка в Амстердам, у профессора много работы, а тут еще эта поездка…

Было одиннадцать часов двенадцать минут, когда она пришла в банк. Она не знала, что будет делать, если вдруг окажется, что в банке о ее приходе никто не знает.

Но она ошиблась. Едва лишь она назвала свое имя, как ей предложили пройти в просторную комнату, где ее встретил директор банка.

Он внимательно посмотрел на нее и лишь потом сказал:

— Профессор ван Вийкелен — наш старый и уважаемый клиент, и мы всегда рады помочь ему.

Он позвонил в колокольчик, вошел служащий и принес какую-то папку.

— Нам удалось взять для вас билет в офисе «Шамптон док». На вокзале вас будет ждать такси, мисс Трент, водитель знает, куда ехать. Вот ваш билет из Ватерлоо. И еще, профессор просил напомнить вам, чтобы вы не забыли выпить чай в дороге. Вот деньги на поездку и причитающаяся вам зарплата. Будьте любезны, проверьте, все ли правильно.

Абигайль пересчитала деньги и сказала молодому человеку, что сумма слишком большая.

— Нет, нет, здесь ваша зарплата и деньги на дорогу, профессор сказал, что вы должны чувствовать себя комфортно.

«Например, шампанское по утрам и чай, — подумала Абигайль. — Должно быть, у профессора есть экстравагантные подруги, если он считает, что на два дня требуется такая большая сумма». Она нахмурилась — ей не понравилась мысль о подругах, — потом осторожно положила деньги в сумочку, решив их не транжирить и вернуть профессору то, что останется.

Оставшееся до поезда время она ходила по магазинам. После сытного обеда она прогулялась в парке и поехала на вокзал. Она оставила чемодан в камере хранения на вокзале Ватерлоо; теперь она могла сделать необходимые покупки. Она долго ходила от одного магазина к другому, выбирая, что купить. Наконец остановила свой выбор на коричневой плиссированной юбке из твида и ярко-коричневом свитере. Этот ансамбль она дополнила маленьким шейным платком. Потом купила голубое шерстяное платье и кое-что из белья. Все это она положила в сумку на молнии. Вернувшись на вокзал Ватерлоо, выпила в кафе чашку чая, взяла из камеры хранения чемодан и пошла к поезду.

У нее был билет первого класса. Абигайль ехала со всеми удобствами, и, когда проводница предложила чай, она, вспомнив наставления профессора, выпила чашку. Наконец поезд прибыл в Саутгемптон.

Сидя в такси, она подумала о том, что слишком мало знает об этой поездке и еще меньше — о ее цели. Ван Вийкелен также ничего не сказал о ее продолжительности. В билетной кассе она поняла, что недооценила его. Вместе с билетом было письмо. Абигайль спрятала его в сумочку и, только устроившись в каюте на корабле, вскрыла.

Письмо было напечатано на машинке и подписано мистером Кроссом; в нем излагались инструкции профессора.

Ван Вийкелен будет встречать ее в половине восьмого утра в пятницу, так что у нее будет достаточно времени, чтобы решить таможенные формальности. Если вдруг профессор не встретит ее, она должна пойти в комнату ожидания и ждать его там. После этого они поедут в дом его сестры, который находится в нескольких километрах от Бакио, небольшого курорта на берегу моря в тридцати минутах езды от Бильбао. Может быть, они там переночуют, все будет зависеть от состояния девочки. Если все будет хорошо, обратный путь займет не больше двух дней. В конце письма ей желали приятного путешествия.

Абигайль дважды перечитала письмо, затем аккуратно его сложила и опустила в сумочку. Теперь она должна найти карту № посмотреть, куда едет. Она оставила вещи в каюте, которая была просторной и очень уютной, и вышла осмотреть судно. Оно казалось довольно безлюдным, что было естественно для середины февраля, но ресторан, в который она зашла поужинать, был полон. Абигайль села за столик, где уже сидели молодая супружеская пара и мужчина приблизительно ее возраста, который ехал из Герники. Когда она призналась, что даже не слышала о таком городе, он рассказал ей о нем, а после ужина они отправились в бар выпить кофе. Вечером они потанцевали на палубе и попрощались, условившись обязательно встретиться утром.

На следующий день ярко светило солнце, и, хотя море казалось прохладным и корабль слегка покачивало, Абигайль решила прогуляться по палубе. Вчерашний знакомый уже ждал ее, и они гуляли, взявшись за руки. Оставшееся до обеда время они провели у игровых автоматов. Абигайль жалко было тратить деньги, хотя профессор ясно дал понять, что она может делать с ними все, что захочет. Абигайль почувствовала облегчение, когда выиграла в лотерею. После обеда пошли в кинозал. Абигайль не смотрела фильм, так как у нее перед глазами стояло красивое лицо профессора. Вечером они долго стояли на палубе, и Абигайль вернулась в каюту поздно, но долго не могла заснуть от перевозбуждения.

Утром в ресторане было немноголюдно, так как многие проводили время на берегу. Позавтракав, она вместе со своим новым другом последний раз прошлась по палубе, потом она спустилась по мостику, прошла таможенный досмотр и вышла через дверь в сопровождении носильщика.

Профессор появился неожиданно. Абигайль сдержанно поздоровалась, расплатилась с носильщиком и отдала профессору свой чемодан.

— Я надеюсь, что вы хорошо доехали. — Его голос был холоден.

Она чувствовала, что волнуется, но, услышав его холодный тон, быстро пришла в себя:

— Да, спасибо. Все было хорошо. Я даже познакомилась…

— Я заметил его, когда вы выходили, — сухо прервал ее профессор. — Вы, наверное, не заметили, как быстро прошло время.

Он был в плохом настроении: может быть, из-за того, что всю ночь ехал в машине.

— Я этого вовсе не хотела. Очень приятный молодой человек едет в Испанию, он женится на испанской девушке и все время только о ней и говорил. Я думаю, что мой недостаток заключается в том, что все относятся ко мне с большим доверием, люди всегда ищут, кому доверить свои тайны.

Ван Вийкелен ничего не сказал, но она заметила, как задрожали уголки его рта.

— Вы всю ночь провели за рулем? — спросила Абигайль.

— Нет, с четырех часов утра. Пойдемте, если вы готовы.

В машине она разглядывала его профиль: он выглядел мрачным и серым, несмотря на то что он был, как всегда, чисто выбрит. «Наверное, он очень устал, хотя и не признается в этом. Если бы у него была жена…» — подумала Абигайль и тут же отбросила эту мысль. Они подъезжали к Бильбао.

— Нам осталось ехать двадцать с лишним миль, — посмотрев на указатель, сказала Абигайль. — Может быть, остановимся где-нибудь и выпьем кофе, вы мне расскажете немного подробнее о вашей племяннице.

Несмотря на усталость, профессор вел машину прекрасно. Дорога была узкая и загруженная. Абигайль смотрела в окно — они проезжали судостроительный завод, фабрики. Ван Вийкелен ей не ответил. Только когда они попали в пробку, он буркнул:

— Хорошая мысль. Здесь есть одно кафе, оно сейчас должно быть открыто.

Когда они въезжали в город, фабрики и судостроительный завод выглядели ужасно некрасиво, но сейчас интересно было рассматривать блоки новых домов и магазины. Профессор хорошо знал дорогу.

— Вот здесь, — уверенно произнес он. Они объехали здание и остановились на противоположной стороне. Кафе только что открылось.

Кофе был очень крепкий, и Абигайль заказала молока. Она заметила вопрошающий взгляд профессора и не поняла, что он означает. Поэтому быстро сказала:

— Расскажите о вашей племяннице.

— Вы понимаете, почему я попросил вас приехать? — Он пристально смотрел на нее и заговорил очень быстро, будто ему было неприятно говорить на эту тему и он хотел скорее покончить с этим. — Я сожалею, если нарушил ваши планы, но я очень доверяю вам как медсестре.

— А не как женщине? — спросила Абигайль, сама не понимая зачем.

— Этот вопрос не имеет отношения к делу, — упрекнул он ее. — Нина, моя племянница, очень эмоциональный ребенок, ей три года. Моя сестра ждет второго ребенка, вот почему я еду к ней сам: даже речи не может быть о том, чтобы она ехала куда-то в ее положении. Ее муж прикомандирован к посольству Голландии в Бильбао. Они живут там уже год, но Одилия не допускает мысли о том, чтобы поместить Нину в больницу в Бильбао. У меня не было другого выхода, как поехать за Ниной самому и забрать ее в Амстердам. Это единственная причина, по которой я попросил вас поехать со мной.

— Да, конечно, профессор, какая еще другая могла быть причина? — Абигайль было приятно, что ее голос звучал, как всегда, твердо, что удивляло саму ее, потому что в голове билась другая мысль: могла бы быть и другая причина. При встрече она поняла, что ему неприятно было видеть ее с молодым человеком, но сейчас она упрямо убеждала себя в том, что его раздражение было вызвано совсем другим: он думал, что они теряют драгоценные минуты, пока она прощалась с молодым человеком.

Она в молчании допила кофе и вызывающе заявила, что ей надо причесаться и вообще привести одежду в порядок. Дорога утомила ее. Теперь она была твердо уверена в том, что надеяться ей больше не на что. Она вернулась минут через пять.

— Мне кажется, что вы полны новостей и хотите мне что-то сказать, — сказал профессор.

— Нет, мне нечего вам сказать, но я не уверена…

— Моя дорогая девочка, в вашем возрасте?

— Нет, ничего особенного. Просто все так великолепно, как на съемочной площадке Голливуда. — Она заметила, как снова задрожали уголки его рта. — Стены цвета голубого вельвета, мягкие стулья, позолоченные бра, пушистый ковер и позолоченная раковина.

— Это звучит не правдоподобно и вульгарно, — сказал профессор.

— Я сожалею, что задерживаю вас, профессор. Дорога от Бильбао шла в гору. Был ясный, безоблачный день, они проезжали горы, небольшие зеленые поля, дома с черепичными крышами и закрытыми ставнями. Она громко выражала восхищение при виде всего нового, но потом, вспомнив, что профессор уже видел все это, сочла свое поведение глупым. Она повернулась к нему и улыбнулась. Он ничего не сказал, выражение его лица не изменилось. Все это выглядело так, будто, он не хотел, чтобы она была здесь, рядом, но она была, и по его же желанию. Испанский воздух и крепкий кофе придали ей храбрости, и она не побоялась спросить:

— Почему вы иногда зовете меня Абигайль, а иногда — мисс Трент?

Профессор поехал медленнее.

— Я забываюсь, — ответил он.

Она обдумывала его короткий ответ. Он ничего больше не объяснил. Они подъехали к Мукгуи. Профессор стал рассказывать ей, что здесь находится интересная готическая церковь и древняя башня Паласио де Абаго, и Абигайль, внимательно его слушая, смотрела туда, куда он показывал. Пересекли небольшую площадь.

— Мы уже близко? — спросила Абигайль.

— Да, мы едем в Пленцию, а затем в Бакио. Моя сестра живет в миле оттуда.

Она молчала до самой Пленции, и хотя она и пообещала себе, что не будет его раздражать своими комментариями, все же, не сдержавшись, воскликнула от восторга, когда они въехали в маленький город и повернули на спусковую дорогу, проезжая мимо холмов, которые уходили прямо в море.

Дорога шла через горы к морю, и они начали спускаться. Вокруг раскинулся прекрасный Бакио, и даже современные постройки не портили красоты древнего города. Дома оказались спрятанными за холмами, и впереди не было видно ничего, кроме дороги. Они на секунду притормозили при виде пожилого баска в национальном костюме, в приплюснутой шляпе, с зонтиком, идущего по дороге, подгоняя впереди себя обезьяну.

— Он выглядит не совсем здоровым, — заметила Абигайль.

— Местные жители долго живут, — тяжелая работа, но хороший климат — все на пользу!

— Я имела в виду обезьяну. Мне ее очень жаль, она должна жить на свободе. Я слышала, что испанцы не очень добры, они едят лошадей и любят смотреть бой быков.

— Вы раскрываете мне вашу многостороннюю натуру с новой стороны, мисс Трент, добрая мисс Трент, милая мисс Трент, спасительница кошек и медсестра, которая заботится о пожилых людях и плачущих детях. — Он говорил так резко, что она испугалась, а когда осмелилась взглянуть на него, то увидела презрительную улыбку на губах. Он зло высмеивал ее, выставлял как самодовольного человека, благодетеля, но она не была такой, она была обычной девушкой, зарабатывающей себе на жизнь трудом, который любила. Она пыталась ненавидеть его, но это не помогло, она старалась ненавидеть его, презирать, но напрасно. — Здесь, — сказал профессор и медленно поехал по узкой дороге к открытым воротам. Вдалеке на горизонте блестело море, виднелись горы, дорога вела в лес. Они проехали по гудронированному шоссе и остановились у большого дома.

Парадная дверь была открыта, и не успели они выйти из машины, как к ним подбежала молодая женщина. Абигайль сразу догадалась, что это сестра ван Вийкелена. Они были очень похожи. Она бросилась к нему на шею, он обнял ее, поцеловал и что-то сказал по-голландски. Женщина улыбнулась и посмотрела на Абигайль.

— Сестра Трент, моя сестра мевру ван Графф. Одилия, тебе не следует волноваться, мы заберем Нину с собой.

Он обнял ее за плечи и увидел приближавшегося к ним мужчину.

— Дирк! — воскликнул ван Вийкелен. — Я не ожидал увидеть тебя. — Они пожали друг другу руки, и профессор представил:

— Сестра Трент, это мой зять — Дирк ван Графф.

Абигайль подала руку и поздоровалась. Ван Вийкелен забеспокоился о племяннице:

— Нина здесь? Ей не стало хуже?

— Она в постели, — ответила Одилия. — С ней няня, но она не хочет никого видеть, кроме Дирка или меня, и это очень затрудняет наше положение. — Она взглянула на Абигайль:

— Надеюсь, она полюбит вас, сестра Трент.

Абигайль ответила, что она тоже на это надеется, и ободряюще посмотрела на молодую женщину, так как та была очень взволнована. Они вошли в дом, прошли через большой холл и оказались в комнате с огромным окном с видом на море. Это была детская. В углу стояла маленькая белая кроватка, возле которой сидела няня, вставшая, когда они вошли. Она что-то сказала по-испански, из кровати раздался детский голосок:

«Мама!»

Одилия села рядом с ребенком.

— Она хочет знать ваше имя, — сказала Одилия, обращаясь к Абигайль. — Она немного понимает по-английски, говорит по-голландски и, конечно, по-испански.

Абигайль с трепетом посмотрела на трехлетнюю девочку, которая уже владела не только своим родным языком. Она сразу отметила, что девочка больна. Она была блондинкой, как и отец, с огромными голубыми глазами. Она была также немного похожа и на дядю-профессора.

— Меня зовут Абигайль. Я говорю только по-английски, знаю около сотни голландских слов. — Она улыбнулась, и девочка ответила ей улыбкой.

— Почему? Зачем вы приехали? — спросила Нина. Абигайль сочла благоразумным не отвечать на этот вопрос. Стараясь говорить как можно проще, она ее успокоила:

— Я буду с тобой один-два дня.

— Дядя Доминик…

— Он будет с нами, — ответила Абигайль и удивилась, что девочка поняла ее.

— Говори по-голландски, — попросила малышка и добавила:

— Пожалуйста, — потому что мать ее попросила об этом.

— Дядя Доминик… — начала медленно Абигайль, не зная, что говорить.

— Дядя с тобой, — сказал профессор и наклонился к своей племяннице.

Они очень любили друг друга. Лицо девочки засияло в улыбке, она протянула ручки и крепко обняла его за шею.

Он сел около кроватки и стал объяснять, зачем он приехал. Когда закончил, выслушал Нину и затем сказал:

— Нина хочет ехать сейчас, сию же секунду. Но я должен поговорить с доктором и посмотреть снимки. Думаю, что нам действительно надо ехать сегодня.

Он дал указания Абигайль подготовить девочку к дороге, и она принялась их выполнять.

Затем вышел позвонить врачу. Когда дверь за ним закрылась, Одилия спросила:

— Вы всегда обращаетесь к Доминику «сэр»?

— Не всегда. Иногда я называю его «профессор», но думаю, что, пока Нина будет с нами, мне лучше обращаться к нему Доминик.

Одилия улыбнулась:

— Я буду звать вас Абигайль, а вы зовите меня Одилия. Как жаль, что вы не можете побыть с нами дольше. Доминик прав, конечно, он всегда прав. Я ему доставляю много хлопот, надоела, но сами видите, у меня скоро будет второй ребенок, куда-либо ехать я не могу, оставить дочь в больнице здесь — тоже. О, я коренная голландка, и если Нине надо сделать операцию, то только в Амстердаме и только один Доминик должен сделать ее. Дирк мог бы отвезти Нину в Амстердам, но кто там будет ухаживать за ней? И как мне остаться одной? Няня хорошая девушка, но она испанка и никогда не выезжала из страны. Я всегда очень переживаю, когда Нина болеет.

В этот момент Абигайль бросилась к Нине и выхватила у нее из рук стеклянный шарик.

— О Господи, снова в рот? — спросил ван Вийкелен. Он прошелся по комнате, потом наклонился к племяннице.

— Девочке давать только глюкозу и воду, сестра Трент. — И вопросительно посмотрел на Одилию:

— Ее вещи собраны? Будет лучше, если Нина поедет в ночной рубашке, мы завернем ее в одеяло, и она будет сидеть на коленях у мисс Трент. Нам необходимо только белье на смену.

— Я собрала, — ответила Одилия. Абигайль сидела возле малютки, ласково уговаривая ее выпить воды.

— Сестра Трент останется на некоторое время с Ниной. — Он взял Одилию за руку. — Пойдем, расскажи мне, как живешь. Выглядишь ты гораздо лучше, чем раньше.

Одилия нежно улыбнулась брату. Она действительно чувствовала себя очень счастливой.

И они вышли из комнаты.

— Скоро обед, мы пообедаем все вместе, — сказала ей Одилия.

Абигайль опять стала уговаривать девочку выпить глюкозу, при этом очень переживая из-за холодного обращения с ней со стороны профессора. Она решила, что на обратном пути будет разговаривать с ним как можно меньше и это будет только деловой разговор.

Вскоре пришел доктор Диаза, наблюдавший девочку. Абигайль присутствовала при его разговоре с профессором. Ван Вийкелен говорил по-испански так же легко, как и по-английски. Абигайль ничего не поняла, пока он не перешел на английский.

— Как хорошо, мисс Трент, что вы не понимаете испанский, — неожиданно обратился к ней профессор. — Мне стыдно сказать, но я не знаю, понял ли доктор Диаза все, что я говорил.

Мысль о том, что ему может быть стыдно, была настолько смешной, что Абигайль невольно улыбнулась, но сразу же стала серьезной, потому что ей казалось, что каждый раз, когда она улыбалась, он начинал испытывать к ней неприязнь.

После ухода доктора ван Вийкелен сказал, что они отправятся в путь в три часа. Проедут миль двести и остановятся переночевать на полпути между Биарриц и Лимогезо. Утром, если Нина будет себя хорошо чувствовать, они поедут дальше, но если понадобится, он будет вести машину до Амстердама без остановок, все будет зависеть от самочувствия Нины. На дорогу, по его подсчетам, должно уйти не больше двух дней.

— Я полностью полагаюсь на вас, сестра Трент, вы сможете в дороге хорошо ухаживать за Ниной, я буду занят только машиной, не буду нервничать и поеду с большой скоростью.

— Я не заставлю вас нервничать, — резко ответила Абигайль, зная, как быстро он водит «роллс-ройс».

На обеде были Одилия, ее муж и конечно же ван Вийкелен. Одилия была очень мила с ней. Абигайль полюбила сестру профессора и была уверена, что тоже понравилась ей. После обеда она вернулась к девочке и стала готовить ее к дороге. В последнюю минуту Нина расплакалась, пронзительно выкрикивала на трех языках, что она хочет остаться с мамой. Ван Вийкелен взял ее на руки и стал что-то шептать ей на ушко.

— Доминик, что ты говоришь, что ты ей обещаешь? — строго спросила Одилия.

— Велосипед, голландский велосипед. Я вернусь летом и научу ее кататься на велосипеде. Не волнуйся, все будет хорошо, она будет в безопасности. Мисс Трент — превосходная медсестра, я доверяю ей, ты можешь ей доверить дочь. Я бы не пригласил ее сюда, ты меня знаешь. Я позвоню тебе сегодня вечером, завтра утром. Когда она выздоровеет, она будет в моем доме, пока Дирк за ней не приедет.

Одилия улыбнулась, поцеловала его и вышла укладывать одеяла и одежду дочери.

— Я очень рада, что вы помогаете нам, — сказала Одилия, вернувшись, и поцеловала Абигайль. — Мы еще обязательно встретимся. Счастливого пути.

— Я тоже уверена, что мы встретимся. Желаю вам успехов.

Абигайль попрощалась с Дирком, села в машину, профессор посадил Нину ей на колени, завернув девочку в шерстяное одеяло.

— Вам нужно что-нибудь сейчас? — спросил он.

— Мячик и пакет с бумажными носовыми платками, — попросила Абигайль официальным тоном, несмотря на то что он был очень близко и его щека почти касалась ее.

Она была не уверена в том, что поездка будет легкой; в дороге девочке может стать хуже, у профессора будет плохое настроение. Но при мысли о том, что он два дня будет рядом с ней, ее сердце начинало биться сильнее и сильнее.