Предчувствия Абигайль начинали сбываться. Небо покрылось темными густыми облаками, которые шли со стороны моря. Было только три часа, но стало темно, извилистая дорога шла вдоль реки, и перед ее взором предстала живописная деревушка, потом река перешла в бурный поток, катящийся среди скал.
— Герника, — сказал профессор. — Мы проедем через мост в центре города и вернемся на спусковую дорогу.
Абигайль успокаивала мысль о том, что спуск — это лучше, чем дорога в гору. Только отъехали от города, как начался дождь, сильный проливной дождь. Они проехали несколько мрачных деревень, вокруг — ни души.
— Пейзаж красив в этих местах в хорошую погоду, — заметил ван Вийкелен. — Нина в порядке?
— Дремлет, — ответила Абигайль, — кажется, она успокоилась. Вы хорошо знаете эту дорогу, профессор?
— Да, это дорога хорошая, хотя и очень извилистая. К счастью, она не загружена в такую погоду. Их «ролле» устремился вниз.
— Мы подъезжаем к Лекенто. Там находится базилика тринадцатого века, это место также знаменито чемпионатами по ловле тунца, которые проводятся здесь каждое лето.
Он говорил все без всяких эмоций, просто из-за того, что нужно было что-то говорить, поэтому она холодно ответила:
— Вы можете не разговаривать, если не хотите. Я могу прочитать все в путеводителе.
Ван Вийкелен рассмеялся. Но ничего не сказал. Он ехал очень быстро, девочка заворочалась, и Абигайль попросила его остановиться. Он пронзил ее злым взглядом.
— Нине плохо, ее тошнит. Не нужно ехать так быстро. Профессор остановился. Он вышел из машины, сказав:
— Делайте все очень быстро. Вам помочь?
— Нет, спасибо.
Она уже разворачивала Нину.
Он ждал всего минут пять, но из-за дождя они показались ему целой вечностью.
— Вы промокли. — Голос Абигайль прозвучал по-матерински ласково.
Но его взгляд заставил ее покраснеть.
— Единственное умное замечание, — прокомментировал ван Вийкелен.
Его голос как бы кусал, но стоило ему посмотреть на Нину, как выражение лица изменилось, и Абигайль почувствовала невольную зависть. Он никогда так на нее не смотрел.
— С ней все в порядке?
— Да, Нину стошнило, она выпила воды. Я снова возьму ее на руки, может быть, она уснет.
— Хорошо бы.
— Спасибо.
Она говорила и улыбалась. Они подъехали к гостинице, расположенной на отвесной скале над морем, она казалась заброшенной и безлюдной.
— То, что надо, — сказал профессор. — Я понесу Нину сам.
Она шла следом за ним, временами останавливаясь, чтобы взглянуть на бухту, окруженную скалами, и на бурлящее море. Вскоре они очутились в маленькой темной комнате, то ли кафе, то ли баре, прокуренной и пахнущей едой. Маленькие столики, накрытые цветными скатертями, придавали ей уют. Абигайль села, взяла Нину на руки, а профессор пошел в бар. Он вернулся и спросил:
— Вам кофе?
— Немного.
— А что Нине?
— Для нее молоко в термосе и вода.
— Какая вы предусмотрительная!
Они выпили кофе в полном молчании и, взбодренные, снова отправились в путь. Дорога оказалась хуже, чем раньше. Облака на небе сгущались, все еще шел дождь, затрудняя движение. Они ехали медленно по узким улицам города, с его гаванями, заполненными рыболовецкими судами. Дорога поднималась и извивалась по направлению к Сан-Себастьяну, впереди было видно море и предгорья Пиренеев. Только после Зараузы море осталось позади. Ван Вийкелен молчал, Нина проснулась, но сидела спокойно. Она была бледна. Абигайль не переставая думала о том, какая их ждет дорога, надеялась, что девочке не станет хуже. Она предложила Нине попить, говоря на своем плохом голландском, что заставило Нину слабо улыбнуться.
— Вы хотите, чтобы я остановился? — спросил профессор, не сводя глаз с дороги, и она ответила отрицательно.
Так молча доехали до Сан-Себастьяна, где сделали остановку всего лишь на несколько минут.
— Я хотел бы ехать без остановок до Марманда, это сто миль.
И они снова были в пути. Абигайль держала девочку на руках, профессор посматривал на нее, видимо ожидая, что она что-нибудь скажет. Абигайль упорно молчала.
— В пакете есть шоколад. Вы, наверное, проголодались, — сказал он.
— Спасибо. Если Нина проголодается, у нее все есть. Я думаю, что она скоро уснет, сэр.
— Будьте добры, не называйте меня «сэр».
Абигайль задумалась над тем, как же ей его называть. Дядя Доминик — так будет лучше всего.
Они пересекли Францию без остановок. Дорога была хорошая, и «роллс-ройс» мчался на большой скорости. Нина проснулась и пожаловалась, что ее тошнит, Абигайль посоветовала профессору не сбавлять скорость. Она сказала, что попытается справиться.
Они добрались до Марманда к семи часам вечера, Нина лежала спокойно на коленях Абигайль — очень спокойно для трехлетнего ребенка. Абигайль смотрела через окно прекрасной машины, думала о своем будущем, и оно казалось ей очень неопределенным. Хорошо, что они приехали, лучше что-то делать, чем думать.
Гостиница была хоть и небольшая, но очень уютная и чистая. Абигайль держала Нину на руках, пока профессор разговаривал с администратором. В школе она получила довольно хорошие знания по французскому языку. Ей было забавно слушать, как профессор на прекрасном французском языке заказывал отдельную комнату, объясняя, что она медсестра, а ребенок — его племянница. Администратор улыбнулся и позвал носильщика.
По дороге наверх Абигайль сказала:
— Было бы лучше, если бы я надела халат, и вам не пришлось бы так долго объясняться, никогда не думала…
— Вы знаете французский?
— Да.
Комната, которую им предложили, была очень уютной и теплой, с большой ванной. Она положила Нину на кровать, дала ей воды, смерила температуру, которая оказалась высокой. Через несколько минут в дверь постучал профессор и сказал, что хочет поговорить с племянницей.
— Вы хорошо устроились? — спросил он у Абигайль.
— Да, спасибо. Может быть, заказать ужин в номер?
— Нет. Я попросил горничную, очень милую женщину, посидеть с Ниной, пока мы поужинаем. Вы пойдете со мной.
— Это приглашение или приказ?
— Приглашение.
— Какая-нибудь компания лучше, чем никакая? — съязвила Абигайль.
— Считайте, что так, если хотите. Я вернусь через полчаса.
Он пришел с женщиной средних лет с очень приятным добрым лицом и попросил Нину дать ему обещание закрыть глаза и уснуть.
Ужинали они в пустом ресторане, который, должно быть, был прекрасен в летний вечер. Абигайль была очень голодна. Она заказала суп, спаржу с тапиокой, отбивные котлеты с апельсиновым соусом и, пока профессор выбирал сыр, решила побаловать себя еще и превосходным шантийским кремом, фруктами и орехами. Профессор попросил принести бутылку белого сухого вина. В этот вечер вся жизнь казалась ей в розовом цвете. Профессор долго рассказывал что-то о местной таможне, потом перешел к таможне Баскской страны. Абигайль, внимательно его слушая, вспомнила годы, когда вместе с другими медсестрами слушала лекции.
Они выпили кофе и уже собирались подняться наверх, как вдруг он задал вопрос, который заставил ее покраснеть:
— Дорогая, я был очень скучен?
— Конечно нет, — тут же ответила осторожно Абигайль. — Я очень хорошо отдохнула, пойдемте к Нине. Я беспокоюсь. — Он насмешливо улыбнулся, и она снова покраснела. — Я не имею в виду, что… Она в безопасности с вами, но мы проделали очень долгий путь.
— Вы думаете, что ей станет хуже?
— Я не знаю, это всего лишь предчувствие. Абигайль беспомощно посмотрела на него. Как она могла объяснить предчувствие, которое бывает время от времени у опытных медсестер? Ей не пришлось ничего объяснять, к ним подошел официант, который сообщил, что им необходимо как можно быстрее подняться к девочке.
Нину опять тошнило. Горничная испугалась, рвота не останавливалась. Профессор подошел к кровати и смотрел, как Абигайль делала все необходимое спокойно, без суеты, несмотря на то что девочка не понимала и половины того, что она при этом говорила, но приятный голос Абигайль и неторопливые движения успокаивали ее. Она перестала плакать и слушала. Профессор делал соляной раствор, тоже при этом что-то говоря, и Нина повеселела. Еще больше она развеселилась, когда Абигайль вступала в разговор на своем ужасном голландском. Нине ввели раствор, при этом профессор обещал ей колокольчик на велосипед и золотую цепочку с жемчужным кулоном на день рождения, а также мороженое каждый день после ее выздоровления.
— Один Бог знает, что сказала бы твоя мать, если бы знала, что я тебе наобещал, — заключил он на английском.
— Ей было бы все равно, — заметила Абигайль. — Она будет счастлива, когда Нина поправится и вернется домой.
— Если она хорошо будет спать ночью, завтра мы поедем дальше. — Он протянул ей бутылочку. — Сироп мардактил. Дайте необходимую дозу, хорошо?
Абигайль взяла стул и села возле кровати.
— Нет, — твердо сказал он. — Идите примите душ и ложитесь спать в моей комнате. Я позвоню вам в три часа, потом приму ванну и посплю час-другой, таким образом мы сможем оба немного отдохнуть. Завтрак закажу в номер к восьми часам, и, если все будет хорошо, мы выедем сразу после завтрака. Все будет зависеть от Нины.
— Вам ведь вести машину, мне здесь очень удобно. Я в машине могу подремать.
— Почему женщины так любят спорить? Сделайте так, как я вам сказал. — Он улыбнулся. — Пожалуйста, Абигайль.
Она не стала возражать, собрала свои вещи и пошла в его комнату. Заснула мгновенно.
Проснулась от легкого прикосновения к плечу.
— С Ниной все в порядке? — первое, что она спросила.
— Даже не пошевелилась, — успокоил ее ван Вийкелен. — Я только поменял пеленку.
Он вышел, она оделась и вернулась в свою комнату. Он пожелал ей спокойной ночи и исчез. Остаток ночи прошел без тревог. Нина просыпалась, но Абигайль успокаивала ее:
— Все в порядке, дорогая, тебе уже лучше, не правда ли?
Девочка закрывала глаза и снова засыпала. Профессор пришел утром небритый и непричесанный, но его глаза были ясны, как у ребенка, крепко спавшего всю ночь.
— Как насчет чая? Я умираю от жажды. Абигайль позвонила. Появилась горничная и принесла чай. Девочка спокойно спала. Они сидели возле кровати, держа между собой поднос с чаем. Абигайль выпила чай и спросила профессора, хорошо ли он спал.
— У вас уставший вид, — заметила она. Он внимательно посмотрел на нее, и Абигайль смутилась оттого, что не успела причесаться и подкрасить глаза. Чтобы скрыть смущение, она спросила:
— Выезжаем сразу после завтрака?
— Да, я хочу добраться до Амстердама как можно скорее. Осталось шестьсот семьдесят миль. Она посчитала: четырнадцать часов в машине.
— Я поеду очень быстро.
— Сто миль в час?
— Может, и больше. Вы боитесь?
— Нет.
— Кто будет одеваться первый?
— Хотите — вы. Я думаю, что для Нины ничего не надо. Она выпьет чаю и поедем.
Когда Абигайль вернулась в комнату, чтобы одеться и причесаться, она увидела, что ван Вийкелен лежит на кровати, закрыв глаза. Она смотрела на него сверху вниз, внимательно разглядывая каждую линию его красивого лица. Он казался ей более близким вот такой, с небритым подбородком. Внезапно он открыл глаза:
— Почему вы так на меня смотрите?
— Как? — Она отошла назад. Он встал с кровати и сказал:
— У вас очень выразительное лицо, вы знаете? В восемь часов они были уже в машине. Дождь наконец кончился. Сделали короткую остановку в Лимогесе — они проехали более ста тридцати миль за два часа. Выпили крепкого кофе — и снова в дорогу. Вскоре они приехали в Шатору, было время обеда. Нина выпила глюкозы. После обеда они взяли направление на Орлеан и Париж.
— Мы еще раз остановимся выпить чаю и приедем в Париж до наступления ночи. Что вы думаете о том, если мы поедем без остановок?
Абигайль удивилась, что он хотел знать ее мнение.
— Это зависит от того, насколько вы устали. Нам надо проехать большое расстояние, не так ли? Больше трехсот миль!
— Я думаю о Нине, — довольно холодно заметил профессор.
Абигайль поняла, что он хотел ехать всю ночь. Она посмотрела на Нину, девочка была очень слаба.
— Хорошо, — сказала она. — В любом случае вы уже сами все решили.
Несмотря на то что ван Вийкелен знал дорогу, путь до Парижа занял довольно много времени. Она благодарила Бога за то, что Нина вела себя спокойно, хотя у нее снова поднялась температура. Абигайль чувствовала сквозь одеяло, как вздрагивает ее маленькое тело, а надо было проехать еще триста миль. Они ехали в направлении Бельгии, дорога была прекрасная, и профессор уверенно вел машину на полной скорости, руки его расслабленно лежали на руле, он наслаждался ездой по хорошей дороге.
Через полчаса, когда они проезжали Бипом, он спросил, как чувствует себя Нина.
— Спит, но у нее частый пульс и высокая температура.
— Еще двести миль. Выдержите?
— Хорошо. — Ее голос был непоколебим. Даже несмотря на то, что они ехали очень быстро. Ей казалось, что дороге не будет конца. Она с тревогой думала о девочке.
Абигайль вздохнула с огромным облегчением, когда он произнес:
— Голландия. Как Нина?
— Спит. Очень слаба.
— Абигайль, какая вы выдержанная девушка! Я не встречал ни одной девушки, которая в подобной ситуации не была бы в слезах или в истерике. Вы очень устали?
— Да, — сказала она, почувствовав боль от его слов. Какой девушке понравится подобный комплимент?
Они снова замолчали, и молчание длилось до тех пор, пока профессор не высказался о дожде, который забарабанил по стеклам.
— Вы готовы, если Нину опять будет тошнить?
— Да, — коротко ответила Абигайль.
Они проехали Утрехт и вскоре оказались на освещенных улицах Амстердама. Была уже полночь. Они остановились у входа в больницу. Профессор взял Нину на руки и понес ее в здание. Абигайль медленно шла за ним. Она чувствовала, что смертельно устала.
В фойе не было никого, кроме ночного сторожа. Сторож сидел к ней спиной, разговаривал по телефону, и она решила подождать. Она понятия не имела, куда ей идти. Нину должны были поместить в детскую палату, но дежурной медсестры не оказалось на месте.
В фойе было спокойно, иногда доносился шум машин, проезжающих мимо. Но она так привыкла, что не обращала на них внимания. Посмотрела через окно в комнату дежурного, там никого не было. Абигайль решила, что он пошел выпить кофе. Она стеснялась и настолько устала, что не способна была сказать что-либо на голландском. Профессор скоро выйдет, ему надо отдохнуть перед операцией, а девочке необходимо хорошо выспаться в чистой постели. Часы пробили двенадцать, она вышла на улицу и остановилась перед «роллсом». Жаль, что ее чемодан в машине, иначе она уже была бы в постели.
Она вернулась в фойе, стала ходить из угла в угол, разговаривая сама с собой.
— Если я когда-нибудь разбогатею, куплю сюда скамейку, две скамейки.
Здесь не было ни одного стула, только коридоры, коридоры… Она раньше никогда не была в этом корпусе. Абигайль села на пол в темном углу и прислонилась спиной к стене. Она закрыла глаза. Проснулась от громкого голоса профессора, выкрикивающего ее имя.
— Я здесь, в углу. — Она не успела подняться.
— Боже мой, девочка, почему вы здесь лежите? Профессор был в плохом настроении, но в голосе не было привычного холода.
Он наклонился к ней, взял ее за плечи и встряхнул.
Она с трудом проговорила:
— Я не была уверена, что вам от меня больше ничего не потребуется. Я очень устала. Если вы позволите, я возьму чемодан и пойду. Как Нина?
— Нина спит. С ней Хенк. Я слишком устал, чтобы сейчас быть полезным. Бедная девочка, вы, наверное, думаете, что я жестокое животное.
Она взглянула на его серое лицо. Она хотела бы сказать ему, что она о нем думает, но она должна хранить в тайне свою любовь.
— Нет, — ответила она. — Я ничего подобного не думаю. Меня беспокоит Нина, а со мной все в порядке. Я возьму свой чемодан?
— Разве я вам не сказал? Вы поедете со мной. Я хочу, чтобы вы дежурили завтра с восьми часов.
— Но я не могу…
— Ничего не говорите.
— Я просто подумала о том, кто приготовит мне постель в такое позднее время…
— Дорогая девочка, Боллингер и мевру Бут приготовили вам комнату. Я позвонил, что мы сейчас приедем.
Он взял ее за руку, они пошли к машине и через несколько минут подъехали к его дому. Боллингер и мевру Бут ждали их у подъезда. Болли открыл дверь, Абигайль бросилась старику на шею.
— О, Болли, дорогой, как я рада тебя видеть! — воскликнула она и крепко его обняла, даже не поздоровавшись с мевру Бут, которая с улыбкой наблюдала за ними.
— В ванну и в постель, мевру Бут принесет ужин вам в комнату, — сказал ван Вийкелен, а когда она захотела возразить, добавил:
— Сделайте, как я прошу, Абигайль. Вы должны хорошо выспаться. Мы выедем без четверти восемь.
Болли пошел за вещами. мевру Бут уже приготовила ванну.
— Спокойной ночи. Надеюсь, вы хорошо выспитесь, должно быть, вы очень устали, — сказала Абигайль.
— Не настолько, чтобы не найти время поблагодарить вас за помощь, за дорогу… Вы ни разу не пожаловались, хотя наверняка хотели это сделать.
На ее щеке появилась ямочка.
— Тысячу раз хотела.
Она повернулась, увидела Болли, направлявшегося наверх с вещами, и пошла за ним. Не успела она сделать и шага, как профессор тихо окликнул:
— Абигайль…
Она повернулась к нему. Ван Вийкелен быстро подошел к ней, ласково обнял и поцеловал ее.
Абигайль побежала наверх, стараясь не смотреть ни на профессора, ни на Болли, который улыбался, наблюдая за ними. Войдя в комнату, Абигайль быстро разделась, приняла ванну и легла в теплую постель. мевру Бут принесла ей ужин. Она осмотрела комнату. Комната была небольшая, но обставлена с большим вкусом. Ей очень понравились удобные легкие стулья и мягкий ковер под ногами. Она отодвинула тумбочку и легла на подушку. Экономка должна вернуться за подносом, так что она сможет ее поблагодарить за ужин, но, закрыв глаза, Абигайль сразу же заснула.
мевру Бут разбудила ее в семь и сказала, что завтрак через полчаса. Она спустилась на пять минут раньше, надев белый халат, который шел к ее лицу, на голове — шапочка, а в руках — чемодан. Пройдя половину ступенек, она растерялась, не зная, куда ей идти. Она смотрела на двери и гадала, которая из них дверь столовой. Вдруг одна из дверей открылась, вышел ван Вийкелен.
— Доброе утро, мисс Трент. Сюда, пожалуйста. Он уже работал за столом с какими-то бумагами и письмами. На завтрак подали кофе и бутерброды. Она села напротив, поздоровалась, и он спросил, как она провела ночь.
— Вы хотите чаю? Сейчас я попрошу…
— Спасибо, я выпью кофе. — Она налила себе кофе в чашку и взяла сандвич. — Я вижу, что вы хорошо спали, профессор. — Какой-то злой маленький чертенок, сидевший в ней, заставил ее добавить:
— То, что произошло вчера, так не похоже на ночной отдых, не так ли?
Он отложил бумагу, которую читал, и взглянул на Абигайль:
— Что это значит?
— Ничего, передайте мне, пожалуйста, сахар. Я думала, что вы один из тех, кто не любит разговаривать во время завтрака. — Она мило ему улыбнулась, намазала мармелад на хлеб и, зная, что он продолжает на нее смотреть, стала есть с аппетитом. Через минуту он был снова занят своими письмами.
В машине по дороге в больницу он сказал:
— Ночью я звонил Одилии, она попросила меня поблагодарить вас за вашу заботу о Нине, передает вам привет и надеется увидеть вас снова. Также ждет, что вы найдете время и напишете ей.
— Конечно.
Нина проснулась и была спокойной после хорошего ночного отдыха. До операции ее поместили в отдельную маленькую комнату. Девочка поцеловала своего дядю Доминика и Абигайль. Профессор вышел, а Абигайль стала готовить девочку для операции. Медсестра Рицма сказала, что для нее приготовлена комната в доме для медсестер. Она унесла девочку на ультразвуковое обследование, чтобы профессор смог еще раз увидеть расположение монет.
Операция прошла успешно. Профессор легко извлек монеты, сделав маленький разрез, который едва ли оставит видимый рубец. Абигайль ассистировала профессору во время операции, четко выполняя все его указания. Она была счастлива, так как у нее не было времени предаваться своим беспокойным мыслям.
Она ставила Нине капельницу, когда профессор вошел в палату. С ним был Хенк, который тепло поздоровался с Абигайль, сказав, что очень рад видеть ее снова. В ответ Абигайль что-то быстро проговорила, чувствуя на себе взгляд профессора, говоривший, что ему не нравится ее разговор с Хенком. Когда они вышли, она почувствовала облегчение, подумав о том, что это похоже на ревность, и тут же упрекнула себя: как она глупа — профессор совершенно о ней не думал, она была нужна как медсестра, возможно, он догадался о ее чувствах и пользуется этим. С ее стороны было глупо бросаться к нему вечером, когда он ее позвал… и потом этот поцелуй. Но может быть тысяча причин, по которым мужчина целует женщину, это совсем не означает, что она нравится ему.
Все утро она была занята с Ниной. Девочка должна была спать после капельницы. У Абигайль оказалось несколько часов свободного времени.
В доме для медсестер ей предоставили ту же комнату, в которой она жила. Она распаковала чемодан, переоделась и поспешила по хорошо знакомым улицам к миссис Маклин. Ей будет приятно снова встретиться с этой женщиной. Они успеют выпить чаю и поговорить до того, как Абигайль нужно будет возвращаться на работу. Она зашла в булочную и купила пирожные.
Миссис Маклин встретила ее восторженными возгласами:
— Моя дорогая, я знала, что вы вернетесь, но я не думала, что так быстро! Что случилось? За чаем Абигайль ей все рассказала.
— Дорогой Доминик, — прокомментировала миссис Маклин, когда Абигайль закончила свой рассказ. — Это так похоже на него — проехать сотни миль, чтобы кому-то помочь. Он обожает Нину, вы сами могли в этом убедиться, и он души не чает в Одилии — она ведь на пятнадцать лет моложе его. Он так грустил, когда она с мужем уехала в Бильбао. Дирк очень хороший человек, вы видели его?
— Да, он мне понравился, а Одилия — прелесть.
— Вы сказали, что Дирк приедет за Ниной?
— Да. Но когда, точно не знаю, все будет зависеть от состояния девочки.
— Я думаю, что, когда Нина поправится, Доминик возьмет ее к себе, пока Дирк за ней не приедет. Ему нужна будет няня, чтобы присматривать за Ниной. — Она посмотрела на Абигайль.
Абигайль и в голову не приходила мысль, что профессор пригласит ее к себе в дом ухаживать за Ниной.
Девочка спала, когда Абигайль вернулась в палату. Вскоре пришел профессор и остался удовлетворен самочувствием ребенка. Он отдал Абигайль новые распоряжения и попросил передать ночной сестре, что придет около десяти.
Нина быстро поправлялась. У нее появился аппетит. Она готова была есть все подряд. Просила немыслимую еду: сосиски, чипсы, шарики из теста и гороховый суп. Абигайль с трудом уговаривала ее есть молочные продукты. Наконец ей разрешили съесть долгожданное мороженое.
Каждый день Нина поднималась с кровати и сидела на стуле в новом халате, подаренном дядей Домиником. Она была очень красивой девочкой. Через несколько дней она уже сможет играть в детской палате с другими детьми. Единственная причина, по которой ей не разрешали это делать сейчас, заключалась в том, что ей нельзя было есть сладости, которые приносили детям. Профессор заходил ненадолго, разговаривал с Абигайль, интересовался самочувствием своей племянницы и уходил. Однажды профессор увидел, как Нина и Абигайль играют в палате с другими детьми.
Нина крутилась на коленях у Абигайль, другие дети баловались на полу, у каждого щеки были надуты из-за засунутого в рот пирожного. Абигайль пела: у нее был голос маленькой девочки, высокий и звонкий. Она пела детские песенки, половину слов которых не помнила и напевала ля-ля-ля, но это не имело никакого значения, потому что дети и так не понимали, о чем она поет. Она пропела половину одной известной песни, как вдруг Нина крикнула:
— Дядя Доминик!
Абигайль замолчала, будто бы профессор ножом отрезал ей голос. Он прошел в центр маленькой комнаты, дети дружно бросились к нему. Он подошел к Нине и поцеловал ее.
— Мне понравилась песня про короля, — сказал он. Это была песня, которую она только что пела.
— Вы были здесь и слушали? — спросила Абигайль.
— Я не хотел вам мешать.
— Я не буду больше никогда петь.
— Но вы поете прекрасно. — Сказав это, профессор вышел.
Вошла сестра Рицма, Абигайль взяла Нину и пошла укладывать ее спать.
Через два дня профессор сказал, что скоро заберет Нину домой. Абигайль поправляла кровать, а Нина, сидя на полу, играла с куклой. Девочка бросилась к нему и обняла его за колени, хохоча на всю комнату.
— Маленькая шумная девочка, — ласково сказал профессор. — Вы будете ухаживать за ней, Абигайль. мевру Бут уже имела дело с этим маленьким бесенком, но она постарела и, боюсь, теперь с ней не справится.
Абигайль медленными движениями поправляла пеленку:
— Надолго, сэр?
— Не могу сказать. А почему вы об этом спросили? У вас есть другие предложения?
— Нет. Конечно, я согласна.
— У Одилии сегодня ночью родился сын, через несколько дней Дирк приедет за Ниной.
— Я очень рада за Одилию. Надеюсь, роды прошли хорошо и она чувствует себя прекрасно.
— Да, она звонила мне через час после родов. Дирк просто счастлив.
— Представляю. Мужчины всегда хотят иметь сыновей.
Она готова была отрезать себе язык, увидев, как он побледнел.
— Я договорюсь о вашем уходе завтра из дома для медсестер. Сестра Рицма сообщит вам все подробности, — и вышел.
Теперь она знала, что будет ухаживать за Ниной, когда девочку выпишут из больницы. Она чувствовала себя счастливой. Она предполагала, что останется в Амстердаме дней на десять, и только потом, когда Нину увезут в Испанию, она поедет в Лондон.
Профессор де Вит уговаривал ее пожить в Амстердаме. — У Доминика всегда есть пациенты, которым требуется медсестра, у вас будет работа.
Ван Вийкелен мог бы предложить ей это сам, но он никогда так не поступит. Она упаковала свои вещи. Но было еще кое-что: она не получила зарплату, а так как профессор очень рассердился, когда она попыталась вернуть деньги, оставшиеся от поездки, она не хотела больше говорить с ним о деньгах. Видимо, он заплатит, когда она будет уезжать из Амстердама.
Они покинули больницу на следующий же день после обеда. Ван Вийкелен сам нес счастливую Нину на руках.
— Никто бы не поверил, что совсем недавно я разрезал тебе живот, — смеясь, говорил он.
Девочка тоже смеялась и просила рассказать подробно, как дядя Доминик это делал.
Он проводил их до машины, и они поехали домой с Яном на новеньком «мерседесе». Дома их тепло встретили мевру Бут и Боллингер. Ван Вийкелен вернулся поздно вечером.