Лагерь Жубера расположился в небольшой лощине у ручья, впадающего в Буффало. В центре лагеря находилась брошенная владельцами большая ферма Лангес-Нек.

Из лагеря удобно было наблюдать за всем происходящим на тракте из Ньюкэстля в Трансвааль. По ту сторону тракта круто подымалась высокая гора Маюба. Бурские быки и кони имели в этой лощине обильный корм и прекрасный водопой. В одном из зданий фермы устроен был походный лагерь с женевским флагом на крыше. На господствующих высотах Жубер расставил наблюдательные посты. День и ночь по всем направлениям рыскали конные пикеты. Бурское ополчение было ещё далеко не всё собрано, фургоны, запряжённые быками, и всадники продолжали беспрестанно стекаться со всех сторон. Но Жубер решил двинуться в Наталь лишь с частью сил. До него дошли слухи, что в Южную Африку вызван победитель Афганистана генерал Робертс, что английские войска отовсюду стекаются в Наталь. Но к тому времени, как должны были закончиться приготовления англичан, Жубер надеялся собрать около шести тысяч буров. С такой армией он не боялся встречи с врагом и гораздо более многочисленным.

26 января 1881 года с аванпоста буров доставили Жуберу известие, что генерал Колли двинулся из Ньюкэстля по северному тракту на Лангес-Нек. 27-го находившийся в пикете Питер Мариц завидел с возвышенности неприятеля. Не выпуская его из виду, буры стали отодвигаться от дороги, занимая горные обрывы над нею. Сверху было ясно всё видно. Впереди ехали разведчики-драгуны, за ними довольно сильный драгунский отряд, далее конные стрелки, а позади них отряд полицейских из Наталя. Далее следовал со своей свитой генерал Колли с эскортом драгун. Наконец показались главные войска: колонна пехоты с ружьями, ранцами и мешками для сухарей, затем морская бригада со скорострельной пушкой, опять пехота, за нею артиллерия в составе четырех горных и двух полевых орудий и в арьергарде кавалерия. Всего буры насчитали восемьсот семьдесят человек пехоты и сто семьдесят конницы.

Буры поспешили опередить англичан, чтобы дать возможность своим приготовиться к бою, но вскоре поняли, что сражения в этот день нельзя ждать: англичане, достигнув возвышенности, обеспечивавшей их от внезапного нападения, остановились и разбили лагерь в одной миле от лагеря буров, выставив аванпосты и выслав конные разъезды.

Когда Жуберу донесли, что Колли остановился, он взял с собой несколько всадников, в их числе и Питера Марица, и отправился на гору Инквело осмотреть неприятельский лагерь. Высмотрев всё, что его интересовало, он зловеще усмехнулся и заметил:

— Генерал Колли здесь долго не задержится, не надо его тревожить. А когда он спустится с холма и втянется в Лангес-Нек, мы тут и сядем ему на шею.

Буры приготовились к бою. Рано утром 28 января с аванпостов донесли Жуберу, что Колли двинулся. Тогда двинулись и буры: один отряд вправо, другой влево, в горы, третий навстречу англичанам, а четвертый остался близ лагеря в резерве. Питер Мариц находился в третьем отряде вместе со своей общиной, быстро подвигаясь навстречу врагу.

Достигнув прохода Лангес-Нек, отряд встретил группу конных буров, сообщивших, что англичане близко. Тогда отряд разделился и быстро занял высоты по обе стороны тракта, выбрав надежные прикрытия, дававшие возможность стрелять в англичан, оставаясь невидимыми. Дорога проходила среди гор, с беспрестанными извилинами во все стороны, так что перед путником открывался всегда только небольшой кусок дороги. Это делало чрезвычайно удобной защиту прохода от вторжения неприятеля.

Старый баас фан-дер-Гоот, командовавший отрядом, остановил свой выбор позиции на выступе крутого горного ската, господствовавшего над всей дорогой. Весь Лангес-Нек виден был отсюда как на ладони.

— Лучшего места нечего искать, — молвил он сурово. — Если хоть одному воину её величества королевы английской удастся проскользнуть здесь невредимым, то, значит, мы плохие стрелки.

Он слез с лошади, обмотал поводья вокруг руки, прилёг за камнем и не спеша приладил ружьё, наведя его дулом на тракт. Рядом в таком же положении пристроился Питер Мариц, далее Клаас Бурман и другие члены общины. Ждать пришлось недолго. Из-за поворота дороги показались три всадника в красных мундирах; двое ехали рядом, третий несколько позади.

— Знаешь, парень, — медленно проговорил баас, — на мой старый глаз, до этих молодцов будет не более шестисот шагов. Мое ружьё привыкло бить на таком расстоянии. Так что давай-ка мы поделим: ты бери правого, а я сниму левого.

Два выстрела грянули один за другим. Ехавшие рядом драгуны свалились, как мешки, на дорогу. Ехавший позади повернул было коня, но и его настигла пуля Клааса Бурмана. Три лошади без всадников испуганно скакали прочь от рокового места. В горных теснинах замирало глухое эхо выстрелов...

Вскоре загрохотали барабаны, заиграли грубы. На самой дороге англичане уже не показывались, но по обе стороны от неё по скатам показались красные фигурки: цепь английских стрелков карабкалась в гору — выбивать засевших там буров. Последние спокойно оставались за своими прикрытиями, желая поближе подманить неприятеля. Наконец и на тракте показался небольшой отряд пехоты. Тогда сверху снова раздался залп, от которого свалился офицер, командовавший отрядом, унтер-офицер и два солдата. Лишившись командиров, отряд растерялся, и солдаты принялись палить наугад по склонам гор. Но раздалось сверху ещё два выстрела, и двое пехотинцев свалились на дорогу. Отряд обратился в бегство. Карабкавшиеся на горы англичане открыли огонь по засевшим бурам, но им пришлось стрелять почти наугад, в то время как буры могли бить без промаха. Перестрелка продолжалась недолго и вскоре стихла. Очевидно, поняв безнадежность попытки взять склоны приступом, англичане ретировались.

Вдруг внизу, на повороте тракта, показались ещё англичане. По-видимому, генерал Колли, подтянув поближе войска, приказал им прорваться через проход. Впереди беглым шагом двигалась в значительном количестве пехота, державшаяся рассыпным строем по обе стороны дороги в поисках случайных прикрытий — кустов, камней. Позади пехоты скакал на рослом жеребце офицер, в котором Питер Мариц узнал полковника Дина. Далее показались четыре горных орудия, на двадцати четырех мулах. Полковник указал позиции в стороне от дороги, и на них тотчас установили орудия, наведя их на горные выступы. Передки орудий были поспешно увезены на мулах обратно. Пехота начала усиленный обстрел окружающих высот.

Буры не стреляли. Они с любопытством спокойно наблюдали, особенное внимание уделяя артиллерии. Наконец баас фан-дер-Гоот поправил на голове свою широченную шляпу, защищаясь от жарких лучей солнца, и, оглянувшись на своих, не спеша прицелился. Выстрел грянул, и полковник Дин стал медленно валиться с лошади. К нему поспешили два офицера, но тут же свалились рядом. Ещё несколько выстрелов прогремело с гор, и ни одного офицера не осталось среди находившихся внизу англичан.

Артиллеристы, однако, не растерялись, оставшись без командиров. Один за другим прогремели три выстрела, и тяжелые снаряды пронеслись над бурами, притаившимися за выступами скал. Но на этом дело и кончилось. Питер Мариц прицелился в артиллериста, собиравшегося снова выстрелить, и меткая пуля мгновенно скосила его. Та же участь постигала и других артиллеристов, как только они сменяли павших товарищей. Пехота, прикрывавшая артиллерию, принялась яростно обстреливать высоты, но ни малейшего вреда бурам не могла причинить, потому что не видела врага. А враг сверху методически бил на выбор, точно дичь, попавшихся в ловушку англичан.

Дело решилось очень быстро. Уцелевшие ещё артиллеристы кинулись обратно за мулами, кое-как поспешно впрягли их и погнали прочь с орудиями. На дороге остались лишь убитые и раненые люди. Снова воцарилась прежняя тишина.

В отряде бааса уже полагали, что враг больше не сунется, но внезапно оживлённая перестрелка послышалась с юга, где залёг второй отряд буров. Самого сражения не видно было, только слышалась пушечная пальба, треск ружейных выстрелов, да тучи порохового дыма тяжело подымались с той стороны. Но так как направление звуков и дыма не менялось, то находившиеся в отряде бааса буры заключили, что попытка англичан прорваться в другом месте столь же безуспешна. Англичане, по-видимому, стремились вызвать буров на бой в долине, но те и не думали покидать свои места, делавшие воинов неуязвимыми. Перестрелка продолжалась довольно долго, но наконец прекратилась. Вскоре Питер Мариц заметил вдали на дороге какое-то приближающееся белое пятно.

— Эге-ге, парень! — молвил баас, также заметивший пятно. — Это что там за бельё развесили английские прачки?

— Кажется мне, что это англичане выехали с белым флагом. Неужто решили сдаться? Или, может быть, затевают переговоры о мире?

— А вот увидим, — неторопливо сказал баас, расправляя затекшие от долгого лежания члены. — На коней, ребята! Посмотрим, с чем они к нам явились.

Отряд стал спускаться по склону. Вскоре уже видно стало, что белый флаг был водружён на острие палаша, который держал высоко в руке драгунский офицер на великолепной лошади. Позади него ехал трубач, оглушительно трубивший сигнал на перемирие. Буры подождали их на дороге, осматривая раскиданные повсюду тела, отбирая раненых и оказывая им немедленную помощь.

Между тем с противоположной стороны показался другой отряд буров, во главе которого ехал на коне генерал Жубер. Приблизившись к драгунскому офицеру, Жубер спросил по-английски:

— Вы парламентер генерала Колли?

— Я имею честь говорить с командиром буров? — в свою очередь спросил офицер, приложив руку к каске.

— Я командир расположенного здесь отряда. Что вам угодно?

— Генерал желает условиться с вами о заключении краткого перемирия, чтобы похоронить убитых и оказать помощь раненым.

— Охотно. Прошу генерала Колли пожаловать ко мне сюда.

Офицер слегка побледнел.

— Генерал приказал мне передать вам просьбу пожаловать к нему.

— Я думаю, — с улыбкой возразил Жубер, — что генерал Колли мог бы пожаловать и сюда, если ему нужно поговорить со мной, но спорить из-за этого не стоит. Я поеду шагом, а генерал, в свою очередь, пусть выедет мне навстречу, вот на полпути мы и увидимся.

Отдав честь, офицеры с трубачом пустились в карьер обратно, а буры потихоньку последовали за ними, оглядывая дорогу, на которой там и сям пестрели красные мундиры сражённых англичан. Из-за прикрытий продолжали спускаться к тракту невидимые до этого конные буры, с любопытством наблюдавшие за всем происходящим. Наконец Жубер остановил лошадь и обратился к своим спутникам:

— Я полагаю, друзья, что мы достаточно проехали. Тут давайте и подождём генерала.

Вскоре к бурам стала приближаться группа всадников, впереди которых Питер Мариц увидел генерала Колли, знакомого ему со времени сражения под Улунди. Подъехав к Жуберу, генерал Колли сказал:

— Я потребовал краткого перемирия в интересах раненых, которых у нас немало, а у буров, вероятно, ещё больше. После доставки раненых в лазареты перемирие может быть и прекращено.

— Я не возражаю против перемирия, — сказал Жубер, — хотя и сомневаюсь, чтобы у нас оказалось много раненых. Ну-ка, молодые воины! — обернулся он к своим. — Сообщите нашим о перемирии, распорядитесь, чтобы раненых доставили в лагерь, да сообщите мне, сколько их окажется.

Четверо молодых буров помчались тотчас к месту сражения. Генерал Колли между тем обратился к Жуберу, иронически улыбнувшись:

— Вы хотите скрыть от меня ваши потери, господин Жубер, но я всё-таки не сомневаюсь, что, несмотря на хорошее прикрытие, урон вы понесли большой. И мне хотелось бы использовать настоящее наше свидание, чтобы повторить свой ультиматум, отправленный вам пять дней назад. Советую вам: сложите оружие и распустите по домам этих обманутых людей, не понимающих, какое бедствие они на себя навлекают. В таком случае я взял бы на себя смелость, предав забвению пролитую уже кровь, употребить всё то влияние, каким я пользуюсь при дворе её величества королевы, чтобы испросить прощение бурам за поднятый ими безумный мятеж.

— Ваш ультиматум, генерал губернатор, я своевременно получил, — сказал Жубер. — Я переслал его правительству буров в Преторию и в настоящую минуту имею возможность вручить вам ответ нашего правительства.

С этими словами Жубер вынул из кармана бумагу, которую генерал Колли поспешно развернул и стал читать. Лицо его сделалось мрачным. Окончив он пожал плечами и воскликнул раздраженно:

— Бог знает, что вы затеяли! Это ваше так называемое правительство позволяет себе здесь писать, что оно-де вполне готово идти нам навстречу, если мы признаем недействительным присоединение Трансвааля к британским владениям в Южной Африке... Да что же это, в конце концов? Стало быть, вы продолжаете упорствовать и идёте прямо в пропасть?.. В этой бумаге сказано, что вы желаете союза с Англией и готовы признать её протекторат, в знак чего один раз в год будете подымать английский флаг и тотчас вновь его спускать. Но поймите, что подобные вещи можно нам предлагать лишь в виде насмешки! Могущественная Англия вздумает заключать союз с вами, с горсточкой фермеров и пастухов! Непостижимо! Раз навсегда уясните себе, что единственное условие для вас получить прощение — это сложить оружие и разойтись по домам.

— Господин губернатор, — внушительно произнёс Жубер, — я заявляю вам совершенно определённо, что ни о каком прощении речи быть не может и нам его не надо. Всякие переговоры мы решительно будем отклонять до тех пор, пока вы будете нас считать и называть бунтовщиками. Наше дело правое и справедливое, и мы не собираемся вам уступать. И сегодня вы имели случай убедиться, что в защите своего права мы ни перед чем не останавливаемся и не жалеем ни себя, ни того, кто на нас нападает. Подумайте хорошенько, господин губернатор, о последствиях несправедливого и беззаконного отношения английского правительства к бурам.

— Безумие, — вскричал генерал, побагровев. — Неужели вы не сознаёте тщетности борьбы с нами? Да ведь шести недель не пройдёт, как у нас здесь будет сосредоточена армия, превышающая численностью всё население вашей страны!

Жубер сурово взглянул в лицо генералу своими пронзительными глазами и, помолчав, произнёс жестоко:

— Господин губернатор! Пусть является сюда ваша армия. Мы готовы оказать ей должный приём.

Одобрительный ропот пронёсся при этих словах по рядам буров, внимательно слушавших словесный поединок двух военачальников.

В это время на склонах гор появились буры с ранеными англичанами на руках. Бережно несли их дюжие, рослые воины в широкополых шляпах. Они осторожно складывали свою ношу на доставленные к тому времени лазаретные повозки англичан. Раненых принимали врачи и санитары, а освободившиеся от ноши буры тщательно обыскивали все кусты и ложбинки в дальнейших поисках жертв сражения. Посланные Жубером буры вернулись с донесением, что о перемирии все оповещены и что у буров двенадцать человек убитых и двадцать раненых.

Генерал Колли невольно вскрикнул при этом сообщении: потери англичан простирались до двухсот человек!

Сражение в этот день уже не возобновилось. Буры воротились на свои позиции в горы, англичане же, подобрав раненых и покончив с погребением убитых, в сумерки начали отступление. Бурский разъезд, в котором находился и Питер Мариц, последовал за неприятельским арьергардом и наблюдал, как англичане, разбив лагерь на прежнем месте, спешно принялись его укреплять. По целому ряду признаков опытный глаз Питера Марица увидел, что поражение при Лангес-Неке подействовало угнетающе на английскую армию.