До Саратова Торм добрался без единого приключения. Очередная порция неприятностей вылилась на него уже здесь. Помнится, давным-давно он поинтересовался у Ясона: "Если мой кокон крепок, и я надежно защищен, почему случаются неприятности. Разве не должны все превратности обходить меня стороной?"

На что получил логичный ответ: тот, кто и так сидит в танке, не может требовать, чтобы по нему еще и не стреляли. Главное, чтобы броня была крепка, а гусеницы быстры - от неприятностей проще убежать, чем с ними бороться.

Въезжая в Саратов на бронированном междугороднем автобусе Пенза-Саратов, Торм был уверен в своем "танке". Он основательно подзаправился на центральных улицах Пензы: был выходной и народ, в обычные дни прятавшийся за металлическими дверьми и решетками квартир, или в поте лица зарабатывающий на пропитание, выбрался на летнее солнышко. Питаясь в толпе на главной площади города, Торм заметил еще одного проклятого. Женщина его возраста кормила голубей. И не забывала про себя. Едва определив, что он не один, Торм инстинктивно напрягся. Во-первых, вторжение на чужую территорию не приветствовалось, а Торм, устроив импровизированный "пикничок", вторгался. Во-вторых, если дама браконьерствует, придется вмешаться. И тогда, не исключено, на него ополчатся местные "дикари".

К счастью, женщина питалась аккуратно, в той особой, слегка пугливой манере, которая отличает законопослушных новичков. Торма она не замечала. Он подошел почти вплотную и присел рядом с ней на лавочку точно между двумя откровениями: "Масик любит Косика" и "Костян педик! Звонить 167-78-56". Были ли Костян и Косик одним лицом, и не он ли сам оставил номерок, - об этом оставалось догадываться.

Вообще-то, по неписанным правилам чужаку следовало обнаружить себя, но Торму хотелось проверить свой "камуфляж". А, кроме того, уж больно хорош был денек, и веселое настроение прямо просачивалось в него сквозь поры. Чужие линии, переливающиеся энергетические потоки, обвивали Торма так плотно, что женщина-транс не увидела за ними вращающуюся вихревую основу. И даже потянулась к нему узким зевом своего щупальца. Торм усилил скорость движения жизненной силы так, чтобы "рот" на конце этой "конечности" не смог зацепиться за нить, и она раз за разом соскальзывала с его кокона. Но дама не оставляла усилий. Торм ее понимал: со стороны он выглядел лакомым кусочком, тем более для того, кто боится навредить. Когда донор слаб, многого с него брать нельзя, и осторожность при этом приходится проявлять колоссальную, сильный же способен насытить надолго. Слабые - это много контактов, утомительных для проклятого. Ведь каждый из них - испытание. Сначала нужно преодолеть естественное сопротивление кокона, порой проявляя жесткость и даже жестокость. А затем, когда энергия начнет идти самотеком, не переступить грань, за которой питание превращается в убийство. Главная трудность здесь - эмоциональное соучастие. Проклятый становится как бы частью чужого микро-мира, и воспринимает жизнь так, как это делает донор. Это ошеломляет - ведь одну и ту же действительность двое людей ощущают, будто не стоят рядом, пощелкивая семечки или затягиваясь сигаретным дымом, а находятся в разных вселенных. Новичку очень трудно сохранить контроль, жажда познания чужого "Я" затягивает. Хорошо хоть со временем ощущение новизны притупляется.

...Наконец, женщина оставила бесплодные попытки и переключилась с Торма на более легкие объекты. Это было правильно - попытка "размотать" человека во что бы то ни стало, и тем самым доказать свою состоятельность, вела к потере контроля. Торм поднялся с лавки и медленно двинулся в сторону вокзала.

Однажды, лет десять назад, на его глазах молодой транс едва не убил донора. Тогда Торм засек двух националов, пару наставник-ученик, на Красной Площади в Москве. Как выяснилось позже, они приехали из Мари-Эл. Наставник сам трансформировался лишь недавно. Сказалось и то, что Москва по-прежнему была способна поражать, и уж сердце-то свое - Кремль и главную площадь страны - содержала в порядке. Пока старший в этой группке пялился на часовых у Мавзолея (Ленина похоронили, когда начались катаклизмы, но почетный караул почему-то не сняли), его ведомый прилепился к стоявшей рядом красивой девчонке. Уже потом, по эмоциональным реакциям в ментальной сфере, Торм определил, что юноша был гомосексуалистом. Его контакт с девушкой носил исключительно познавательный характер - парню хотелось знать, какие мысли обуревают красотку при взгляде на его спутника. Самого-то его одолевали мысли вполне конкретные.

Пытаясь разобраться в охватившем его хороводе чужых эмоций и умственных форм, транс не заметил, как подключился к девушке целиком. Поймал сразу несколько несущих защитных линий и потянул на себя - не осознавая, что уже вышел из ментальной сферы и ерестал быть просто наблюдателем. Единственное, что почувствовал парень, что поток информации стал понятен. Открывшийся мир женских эмоций ошеломил юношу, а причудливые изгибы способа мышления окончательно сбили с толку. И пока разум парня барахтался в этой радужной каше, низшая часть духовного существа набросилась на жертву. Если бы на месте этой девушки был человек с более крепким коконом, риск был бы не так велик. Старший вовремя оборвал бы контакт, и в памяти осталось лишь воспоминание о том, как ей неожиданно стало плохо прямо в центре Москвы. А так...

Когда наставник молодого балбеса увидел, что происходит, он с перепугу попытался оборвать контакт. Но было поздно, основательная часть несущих волокон уже намоталась на вихревую основу проклятого. Теперь разъединение привело бы к смерти девушки.

Торм едва успел остановить наставника. Он стоял у входа в собор Василия Блаженного, и его с парочкой разделяло порядочное расстояние. Тонкий серый протуберанец - вихрь, щупальце, "рот" проклятого, его инструмент познания мира и управления действительностью - протянулся над головами людей к самому порогу Мавзолея. Толпа под ним расступилась. Люди инстинктивно сторонились того, что увидеть были не в состоянии. Торму потребовалось сконцентрировать все свое внимание на вихре, маленький "рот" на его конце хищно дергался из стороны в сторону, стремясь схватить то одну, то другую жертву, пока щупальце не дотянулось до проклятых. Старший пытался разъединить слившиеся воедино энергетические образования, но Торм ударил по его вихрям-щупальцам и отбросил их.

"Не смей!" - он буквально вонзил эту мысль в мозг транса.

Тот отшатнулся, почувствовав мощь приказа.

"Удерживай контакт, но постепенно останавливай отток энергии. Так, чтобы тот замер. Я сейчас буду", - отдал он новое распоряжение.

Наставник мысленно кивнул - в волнах паники, плескавшихся вокруг него в ментальном пространстве, еще оставался довольно большой остров здравого смысла.

Торм двинул вперед по той самой линии, что проделало в толпе его щупальце. По дороге он отметил несколько любопытных взглядов - другие трансы наблюдали за развитием событий. Он почти бежал, и молодой национал сразу приметил его. Если в ментальном поле парень напоминал близорукого человека, то зрение обычное, принадлежащее потомственному охотнику, не подвело. Увидев, что помощь близка, он сумел остановить перекачку линий судьбы и "заморозить" их - струящиеся потоки замерли, мерцая, на границе между жертвой и молодым проклятым. Когда до троицы оставалось метров двадцать, Торм перехватил управление и стал медленно сматывать потоки энергии с кокона транса. Грифельно-серый вихрь, одевавший его, не желал расставаться с добычей. Но человек, научившийся владеть собственной низшей природой, может подчинить и природу другого. Торм вернул жизненные силы девушки на место и только тогда прервал контакт.

Все, от момента обнаружения нечаянной агрессии, заняло не больше пары минут. Когда они подошли к концу, Торм был уже рядом с троицей. Парень стоял как оглушенный - резкое вмешательство наставника, а затем и Торма практически лишило его сознания. Старший в группе, - Торм вдруг разглядел, что ему лет двадцать, не больше, - сделал шаг к своему ведомому, собираясь сказать что-то резкое. Лицо у него было почти европейское, только скулы и "утепленные" жировой прослойкой веки вкупе с разрезом глаз выдавали происхождение. Сейчас на этом лице была смесь стыда и гнева.

- Ты... - начал он, но в этот момент его подопечный потерял крепость в ногах и осел на булыжник.

Торм, наставник и едва не выпитая девушка бросились к парню и подхватили его под руки.

- Нормально, - сказал Торм, обращаясь к наставнику, - пройдет. Только дашь ему немного... из своих запасов.

Они поняли друг друга, парень кивнул.

- Прости, - пробормотал он, - ты из столичной охраны? Спасибо...

- Это ваш друг? Он что, эпилептик? А вдруг это приступ и сейчас конвульсии начнутся... Дайте же ему что-нибудь, чего вы его на камешки-то укладываете?! - истерично взвизгнула девушка. Она придерживала юношу за голову, и боялась, что затылок с прямыми жесткими волосами начнет колотиться о мостовую.

- Успокойтесь, с нашим другом такое бывает, сейчас ему станет легче, - деловито проговорил Торм, - не паникуйте. Нам только нужно перенести его отсюда. Куда-нибудь в сторону, на лавочку. Вы поможете нам?

На девушку вдруг накатила волна паники: толпа, сгрудившаяся вокруг, возгласы людей, их запах, вид - все стало казаться резким, угрожающим. Даже небо, высокое чистое небо, манящее двуглавых орлов на кремлевских шпилях, и то давило своей огромностью.

- Нет! - почти вскрикнула она, отшатнувшись от Торма и роняя голову парня на мостовую. Череп стукнул о булыжник, как сухая тыква, юноша застонал, - мне надо идти... пусть другой! Я не могу...

Это была естественная реакция на манипуляции с линиями судьбы. Торм предвидел ее и понимал, что битва за будущее девушки еще не окончена. Сейчас надо удержать ее, узнать, где остановилась, куда намеревается поехать. Потому что без контроля в ближайшее время оставлять ее нельзя. Механизм защиты очень тонок и столь грубые действия могли нарушить его.

Торм взял руку девушки, успокаивая ее. Поискал по сторонам тех невидимых, кто следил за ними. Они были здесь, но не показывались. Прятались за излучениями толпы, скрывались во вторых, третьих рядах окруживших их зевак.

- Эй, где вы? - Торм веером разослал мысль в стороны, - видите же, нужна помощь.

- Уходи, уходи, уходи... - пришел ответ. Мысль дробилась на несколько более слабых, как если бы передававшие намеренно объединили усилия, стремясь произвести эффект. И дать понять, что Торм имеет дело с организацией, - ты не на своей территории, чужак, мы разберемся сами. Уходи, если не хочешь конфликта.

Торм понял, что здесь ему подмоги не найти. Это удивило и огорчило его. Во многих городках не столичного уровня просьба о помощи находила отклик.

- Хорошо, - ответил он, - но девушка пойдет со мной.

- Забирай, забирай, забирай... - в мыслях, эхом отражающихся друг от друга, была ирония, - она все равно не жилец...

Он дал свой номер националу-наставнику, попросил перезвонить и вызвался проводить девчонку. Та согласилась - после периода, когда "выпитый" боится непонятно чего, очень скоро наступает другой, когда ему нестерпимо хочется довериться более сильному. Некоторые трансы пользуются этим, покоряют недоступных красавиц. Чтобы наступила реакция не обязательно забирать много, порой достаточно безобидной подпитки. А то, что жертва привязывается эмоционально и страдает, когда связь с вами рушится, ловеласов из мира трансов обычно не волновало. Но разве в обычной жизни, говорил себе Торм, мужчины и женщины сплошь и рядом не поступают так же?

Он прожил с Оксаной целую неделю, водил по Москве, покупал ей мороженое и хот-доги - уличные лакомства, пережившее все экономические и климатические катастрофы. Слушал ее рассказы о беспросветной жизни в небольшой станице под Ростовом, о мечте вырваться в "настоящий город", о том, как она хочет помочь бедной матери, в заботах о детях растерявшей здоровье и красоту. И поддерживал ее, отвечая на молчаливые просьбы глаз: "У меня ведь получится? Правда же?". Через неделю, решив, что шансы на трансформацию Оксаны не велики, Торм зашел с девушкой в тихую контору на окраине деловой части Москвы и внушил ее гендиректору, что именно о такой секретарше тот мечтал всю жизнь.

Торм знал, что после расставания привязавшаяся к нему натура будет тосковать. Но видел и то, что Оксана - ветреница, а такие легко избавляются даже от настоящих привязанностей, не говоря уж о случайных.

Два года назад судьба столкнула его с Оксаной снова и опять на Красной Площади. За восемь лет жизни в столице его подруга сильно изменилась, превратилась из провинциалки в настоящую женщину-вамп. Увы, в прямом смысле:

- Я трансформировалась месяца через три после того, как ты меня бросил, - с изящным смешком сообщила она Торму, - Помнишь того парня, с которым вы были у Мавзолея? Я видела у тебя его визитку и переписала телефон - красивый юноша, обожаю, когда так удачно мешается кровь. У него здесь была родня. Мы встретились сразу после твоего отъезда, а потом, когда со мной началось твориться непонятное, он помог мне выжить и объяснил, что случилось. Знаешь, сначала я переживала очень, а потом нашла цель в жизни. Этот глупец думал, что я буду благодарна. Я и была, пока не научилась всему. А потом вызвала их на поединок, и убила одного за другим. Какое-то время это было целью моей жизни. Теперь ее нет, но сама жизнь мне нравится...

Торм бродил по Саратову, все время возвращаясь к этому воспоминанию - сидящая за столиком напротив красивая блондинка с темными глубокими глазами, ухоженная, преуспевающая и очень жестокая.

Торм проверял, Оксана не нарушала запретов на кормежку. Ее право на дуэль было законным - каждый трансформировавшийся имел его, если ему удавалось вычислить охотника. В этой новой Оксане отталкивало другое. Возможно, она никогда не переступала грань, отделяющую жертву обстоятельств от настоящего зверя. Но не потому, что ее отталкивало это. В глубине притягательных глаз женщины Торм видел одновременно страх и желание переступить черту. Он понимал, что однажды эта дама сорвется и утолит свой голод...

В Саратове Торм задерживаться не собирался. Но на вокзале ему сказали, что раньше, чем следующим вечером, автобуса до Ростова не будет. Он хотел уехать поездом, но и тут ждало разочарование. Где-то на южном направлении сошел сель, и железнодорожное сообщение оказалось парализовало. Торм снял номер в дешевенькой гостинице. Среди "цивильных" трансов многие были состоятельными людьми, и они не жалели средств на поддержку "заградительных кордонов" от диких собратьев. Торм и Ясон были частью системы таких кордонов. Почти в любом городе они могли обратиться к куратору и получить необходимые средства. Но Торм все же предпочитал экономить и не обнаруживать своего присутствия понапрасну. Он осмотрел номер, нашел его вполне сносным для человека, не одну ночь проспавшего под открытым небом, и отправился на прогулку.

На набережной людей почти не было, к вечеру небо облепила серая вата облаков, и стал срываться мелкий секущий дождик. Сердитые голуби прекратили клевать пыль с мостовой и забились под лавочки. Торму непогода не мешала - он наслаждался перекатом свинцовых волн красавицы-Волги и мокрому ветру, барабанящему в открытую грудь.

Бесцельное блуждание вывело его к странному сооружению: высоченной стеле, которую венчало кольцо с заключенными в нем двумя профилями. Эта скульптурная группа когда-то была выкрашена серебряной краской, теперь основательно поистершейся. Молодые лица неопределимой половой принадлежности почти упирались друг в друга носами. Но выражение их устремленных друг на друга глаз было таким, будто парочку разделяли года и расстояния. Табличка сообщала, что Торм наблюдает "Стелу Любви". Каменный постамент снизу доверху был испещрен изречениями на окололюбовную тему. Некоторые почти стерлись, поверх них одно за другим накладывались новые. Сетка выражений, коротких и емких, сообщавших о том, что кто-то кого-то любит, придавала стеле вид древней скалы, мимо которой уже тысячу лет проходит туристическая тропа. Общая же облезлость конструкции указывала на то, что она простояла если не тысячу лет, то уж точно не один десяток. "Должно быть, поставили во времена сексуальной революции", - решил Торм, ему показалось, что иначе прихоть скульптора, лишившего лица четко выраженных половых признаков, не объяснишь. Впрочем, местные жители по-своему исправили этот недостаток. Неизвестный альпинист краской из баллончика пририсовал одному из "Ликов любви" усы и бороду.

Кампанию парней на мотоциклах он увидел метрах в двадцати - пять человек стояли тесной группой у парапета набережной. Дождь им не мешал, разъезжаться они явно не собирались. Ни пива, ни еды на парапете - ими можно было бы объяснить присутствие группы у реки - не было. "Значит, не пикник на обочине, - подумал Торм, разглядывая тяжелые походные короба на багажниках байков, потертые рамы и заляпанные в дорожной грязи колеса, - ребята не местные, явно в Саратове проездом..." Он оглядел набережную - не считая голубей под лавками, кроме него и байкеров никого вокруг не было. Обычная осторожность заставила Торма нырнуть в ментальное пространство. Так и есть - они уже проявляли нездоровый интерес к одинокому пожилому мужчине с поклажей, и готовы были перейти к решительными действиям.

Трое парней уселись на мотоциклы. Двое двинулись неспешной походкой к Торму. Взревели двигатели, и в считанные секунды Торм был окружен. Байки встали у него за спиной, перегородив пути отхода. На одном сидела девушка: плоская коренастая фигура ее могла сойти и за мужскую, прическа была коротка, на лице - громадные очки, но Торму не нужно было спрашивать удостоверения личности, чтобы определить пол. Двое "загонщиков", один крупный мужчина с неряшливой растительностью на лице, другой молодой парень с дерзким выражением слегка косивших глаз, остановились в трех метрах от Торма. Они улыбались и разглядывали его, не произнося ни слова. Торм бросил на мостовую свой брезентовый, запаянный в целлофан вещмешок и опустил руки в карманы. Игра в молчанку закончилась:

- Дедунюшка! - хихикнул "загонщик" помоложе, - дай денежек на бензинчик. А то у тебя сейчас зубы выпадут, и я тебе потом жевать не стану...

Его спутник растянул небритые щеки в ухмылке и одобрительно глянул на товарища - оценил, должно быть, знание классики.

- Нахаленок, - сказал Торм.

- Неа, - ответил юноша, - Шолохов. Плохо ты азбуку в школе учил, дедуня. Так что с бензинчиком?

- Бог подаст... - Торм пошевелил правой рукой в кармане, будто там было что-то. Что-то, выпускающее свинцовых ос калибром 7,62 миллиметра. Внешне реакции не последовало, но он увидел, как у всех байкеров кроме одного - он поставил своего "железного друга" так, что не видел жеста Торма - внизу живота взвились тонкие воронки сдерживаемого страха.

- Нехорошо, старик, - включился в разговор небритый мужик. - Мы все равно возьмем, а твои косточки целее будут.

Торм увидел в ментальном поле, что тревога предводителя уменьшилась. Должно быть, раскусил его уловку. Надо было что-то делать, но у Торма возникло четкое ощущение, что все и так идет, как надо. Таким "посланиям" от своей интуиции он доверял.

Парочка собралась было подойти к нему и наложить лапы на его имущество, но тут на набережной Волги показался еще один мотоциклист. Невысокий мужчина на потрепанном "Урале" вынырнул, как чертик из табакерки, метрах в двухстах и теперь несся прямо на их теплую кампанию. Скорость у его была километров сто, не меньше, и во всей позе мотоциклиста читалось, что отворачивать он не собирается. Байкеры прекрасно знали, чем может кончиться столкновение. Два пеших засранца тут же бросились к своим мотоциклам, "конные" начали торопливо разворачивать свои машины.

- Какого хрена!? - выкрикнула "гусар-девица", пытаясь освободить притороченную под сиденьем монтировку.

Торм вдруг понял, что попытка этого неизвестного "Зорро" спасти его - бессмысленна. Ему придется притормозить, чтобы взять седока. Если торможение будет слишком резким, он потеряет управление и убьется. Если же он начнет сбрасывать скорость уже сейчас, его просто собьют с седла эти отморозки. Решение пришло тут же. Торм подхватил с земли свой мешок, закинул его за спину и послал своему спасителю четкую мысль: "Не пытайся подобрать - не получится. Несись со всей мощью мимо. Это выгорит!" Он уже повернулся лицом к ближайшему парню на мотоцикле, краем газа отмечая, что "Зорро" выжал газ до предела. До момента, когда он пролетит мимо, теперь оставалось секунд десять.

Торм в три шага оказался рядом с ближайшим мотоциклистом. Тот угадал его движение и выхватил нож из кармана кожаной безрукавки. Но Торм уже высвободил четыре щупальца из-под пут линий судьбы. Два узких, отливающих темной сталью жерла, раздвинули энергетический кокон на груди байкера. Остальные метнулись к вооруженной кисти, отгоняя тонкие зеленоватые струйки силы к самому плечу мотоциклиста. Торм отбил медленно, неуверенно двинувшееся к нему лезвие, вывернул кисть и выдрал оружие из ослабевших пальцев. Парень заорал, парализованный болью. Удерживая руку, Торм врезал коленом по солнечному сплетению. Байкер захрипел, сложился пополам, заваливаясь на руль. Торм подкорректировал это движение, и стащил его из седла.

Рядом свистнула, разрывая воздух, монтировка. Железный конец вспорол ткань на сидении байка. Торм ударил ногой назад, уже зная, что попадет в живот подоспевшей "гусар-девицы". Та заорала, зазвенел о плиты набережной выпавший из руки кусок железа.

Торм вскочил в седло, оценивая ситуацию. Двое байкеров корчились на земле, еще один никак не мог справиться со своим "конем", убирая его из-под колес приближавшегося "Зорро". Двое "загонщиков", один с битой, другой с обрезком трубы, возвращались на "поле боя" и уже почти добежали к ним. Небритый детина выкрикнул что-то своему напарнику и поднял биту, ожидая прибытия "Зорро".

"Пеший рыцарь против конного, - мелькнула мысль на периферии сознания, - он снесет ему голову, это точно!" Торм перехватил оставшийся в руке нож байкера и метнул его в ногу небритого. Лезвие вошло над коленом. Предводитель выпустил биту и схватился за свое бедро. "Зорро" был уже совсем близко.

Торм заметил, что в последнюю секунду единственному "конному" байкеру удалось уйти с линии движения, и мотоциклист пронесся мимо, не зацепив его. От еще одного отморозка - с трубой, его спасло чистое везенье. Парень чуть поторопился нанести удар, "Зорро" пригнулся к рулю, пропуская над собой железную дубину, и та, вырвавшись из рук, полетела в Волгу. Его "Урал" обдал Торма волной горячей бензиновой вони и стал быстро удаляться.

Торм нажал на газ, его трофейный "Шатл" полетел вслед за парнем.

Когда разбитая банда байкеров осталась километрах в пяти позади, они сбросили скорость и свернули с центральных улиц в тихие дворики. "Зорро" поставил "Урал" на подножку и повернулся к нему. Снял шлем. На Торма глянули узкие корейские глаза. Лицо было скуластым, молодым, испещренным мелкими оспинками. Юноша - лет восемнадцать, не больше - весь взмок под мотоциклетным шлемом и щурился от едкого пота, разглядывая Торма.

- Здорово вы их, - наконец, сказал он. В голосе не было даже намека на "иноземный" акцент, кореец явно был своим, российским, - похоже, можно было за вас не волноваться.

- Без тебя бы так не получилось, - ответил Торм с улыбкой. Он слез с мотоцикла и пошел к парню, протягивая руку. Когда до соприкосновения с узкой желтой ладонью оставались сантиметры, Торм наконец осознал, что беспокоит его в этом юноше. Перед ним стоял молодой, недавно трансформировавшийся, и накачанный чужой судьбой до предела проклятый.