Торм.

Ориентир, ему нужен ориентир! Это уже четвертый сон, в котором явственно чувствовался особый оттенок. Сон-указание. Но как раз указаний в нем не было. Пустышки с Тормом случались и раньше, но только в первый, максимум во второй раз. На третий знаки появлялись всегда!

А, может, они были, эти ориентиры, но он просто не заметил их? И главное - почему он выходит на контакт сразу с двумя людьми? Сначала он наблюдал за происходящим со стороны, моменты соприкосновения и идентификации были редки и поверхностны. В последние же разы он чувствовал себя сперва Сваном, а потом Меймуном. И это путало все карты.

Обычно во снах был единственный герой - тот, которого Торм искал. Он жил ночь за ночью его переживаниями, привыкал к нему, учился понимать, как он стал тем, кем стал, и

понемногу разгадывал загадку - где искать встречи со своей ночной "половиной". А когда она, наконец, происходила, Торм знал о человеке достаточно, чтобы попробовать убедить его отвергнуть жизнь хищника и научиться брать у людей столько, чтобы это не принесло им вреда. И давать им взамен больше - лечением, психологической помощью, защитой слабых от агрессии, вовремя сделанным предостережением вроде того, какое услышал от него Антон. В общем, вербовал в ряды цивилизованных трансов.

Большинство к тому времени, когда Торм находил их, не успевало еще натворить больших бед. Частенько нанесенный вред они исправляли вместе с Тормом, возвращали похищенные силы, а затем собирали энергию для себя у других людей, но уже понемногу, избегая риска. В таких случаях сны о превращении шли параллельно самому превращению. Ночь Торма становилась отражением только что минувшего дня трансформирующегося.

Но теперь творилось нечто иное.

Судя по древнему компьютеру, стоявшему в общаге у Баца, Торм видел события примерно четверть вековой давности. Что косвенно подтверждал и первый сон - полоскавшиеся на ветру полиэтиленовые пакеты, эти "флаги" большого города начала века, исчезли вот уже двадцать лет назад, когда тару начали производить из быстро разлагающегося сырья.

Но главное - он не знал, кто его цель. Меймуну явно нанес визит призрак полутранса, оставшийся после смерти на земле. Иногда они застревали ненадолго в этом мире, продолжая паразитировать на человеческом раздражении, досаде, обиде. Гость Меймуна, должно быть, собирался испортить борщ, чтобы с утра насладиться досадой парня. Несчастные, подобные этому, при жизни были "недопиты" кем-то из настоящих трансов. Они постоянно нуждались в чужих силах, но линии судьбы им были ни к чему, для "поддержания штанов" хватало обычного энергетического вампиризма.

"Если Меймун видит полукровку, - решил Торм, - значит, он на половине дороги. Но первый эмоциональный контакт произошел все же со Сваном. И оба они видели блюстителя Кармы - Серого Пса. Кто же из них?".

Резкий электрический свет ударил в глаза, мгновенно напрягая нервы.

- Подъем! - заорал кто-то над ухом Торма.

Он привычно вскочил и натянул робу. Задержка могла не понравиться Игорьку - щербатому детине с широкими ладонями тракториста, выполнявшему у Фука роль надсмотрщика и прораба одновременно. В бараке рядом с Тормом с узких коек поднимались другие рабы - почти все они были бродягами, которых отловили на дорогах или в городах охотники за живым товаром. Через три минуты - время Игорек засекал по дешевым китайским часам, прикрепленным бечевкой к карману спортивных штанов - все уже стояли у двухъярусных нар, в два ряда шедших вдоль всего спального барака. Один парень, еще довольно молодой, с неопрятной пегой бородой, косившими мутными глазами, замешкался и встал в строй последним. Игорек покачал головой и сделал пометку в блокноте - при раздаче нарядов запоздавшему точно не повезет.

- Пошли, - скомандовал Игорек, - кушать подано, болезные.

Кормили вьетнамцы неплохо, явно заботясь о том, чтобы рабочие не сдохли на грядке или на строительстве. При поступлении сюда даже заключалось что-то вроде договоров о найме на работу. По истечении двух лет каждому рабу полагались сто евро зарплаты и возможность продлить контракт или уйти из лагеря. Но до этого момента... В документе было прописано, что если работник в одностороннем порядке решит нарушить условия контракта и покинуть пределы территории, наниматель вправе пресечь эту попытку любым способом.

За две недели, что Торм находился здесь, ушел один человек. А всего в лагере было больше двух сотен рабов. Эта сила, способная легко смести и загородки, и вооруженных охранников, удерживалась в подчинении во многом благодаря контракту. Люди предпочитали думать, что через два года станут свободными и получат кое-какие наличные, чем устраивать беспорядки или бежать, рискуя нарваться на пулю охранника. Рабы вкалывали на сельхоз-посадках, рыли оросительные каналы и под присмотром вертухаев с револьверами и дубинками строили магазины и заправки. Последние были сооружениями в новейшем стиле - массивными, прижатыми к земле, с антисейсмическими поясами, с окнами-бойницами и тяжелыми дверьми, за которыми можно выдержать легкую осаду. Настоящие каменные форты, работа над которыми требовала не столько навыков, сколько физических усилий. Ведь тратиться на покупку дорогой строительной техники, которую, к тому же, могли разграбить во время доставки, вьетнамцы не желали.

Торму повезло, его направили на рытье канала. Здесь был лес, а значит, тень деревьев, которой лишались невезучие на стройках. И вода: рядом бежал ручей, питавший реку Суру - от нее-то и тянули канал.

Когда солнце оказалось на самом пике, рабы поели и устроились под ветвями деревьев. У них было полчаса на отдых. Торм растянулся под кустом рябины и задремал. Сон затягивал все глубже, но ленивое погружение было прервано легким тычком в плечо. Он открыл глаза. Рядом сидел парень по имени Слава. Худой, курчавый, с короткой черной бородой, делавшей его похожим на цыгана. Он был вроде лидера небольшой группки - молодых ребят, оказавшихся в лагере Фука за последние пару месяцев. Цыган и его товарищи скрывали, что имеют какие-то совместные дела, но Торм без труда разглядел в ментальном плане ту общность, которая объединяет людей, преследующих одну цель.

- Что? - Торм приподнялся и сел, выжидательно глядя на Славу.

Тот огляделся, удостоверился, что охранники заняты своими делами, и тихо проговорил:

- Завтра мы уходим. Я, Кира и Жмурик. Останутся Витек с Лысым. Так что за тобой присмотрят. Только будь все же осторожен - Корявый и его ребята могут попытаться взять реванш. Недели через три мы вернемся и не оставим места от нашего концлагеря. Хотелось бы, чтобы ты дожил до этого момента.

- Не беспокойся о Корявом, - ответил Торм, - он меня не тронет.

Славик хмыкнул, почесал подбородок:

- Откуда в тебе такая уверенность, Дед? Не супермен, чай - шестой десяток разменял, а лезешь в дела, где шею свернут, не заметят.

- Пока же не свернули... - усмехнулся Торм.

- Что и удивляет. У людей, вроде тебя, должна быть либо вера сильна, либо тузы в рукаве. Так что у тебя?

- И то, и другое.

Славик одарил его еще одним внимательным взглядом и поднялся с травы.

- Удачи.

Стычка с Корявым случилась на третий день пребывания Торма в лагере. Серьезных физических наказаний, побоев и прочего в "деловом предприятии" Фука обычно не допускали - люди стоили денег. Но возникновению небольших "партий силы" надсмотрщики не мешали. Как в любом закрытом обществе (вроде школы или тюрьмы) хозяину были выгодны эти "Корявые" - они держали в узде остальных. У Корявого, заправлявшего в бараке Торма, было лицо пропойцы и сработанные до желтого рогового нароста костяшки кулаков. Конфликт с ним вышел у Торма из-за старика-соседа. Звали его Ильей Игнатовичем, когда-то он был обеспеченным человеком, но катастрофы последних лет лишили его достатка, здоровья, семьи, и, в конце концов, крова над головой. У Игнатыча были больные легкие - он курил как паровоз. В лагере Фука сигареты являлись своего рода разменной монетой - по нескольку пачек "Примы", "Житана" выдавали раз в неделю за хорошую работу, и на них можно было "купить" кое-какие услуги и вещи, необходимые в обиходе, к примеру, безопасную бритву или расческу. Корявый регулярно отбирал у Игнатыча его табачную "пайку". И это было даже неплохо - Торм заметил, как тонки у того защитные волокна линий судьбы в области легких. Без курева они хотя бы не рвались и со временем могли восстановиться. Но в тот раз Игнатыч не получил пайки, надсмотрщик наказал его за что-то. Старик трясся весь день, ожидая вечернего визита "пахана". И не ошибся. Узнав о том, что "дань" выплачена не будет, Корявый наотмашь хлестнул его по лицу. Капли крови долетели до койки Торма, тонкая струйка, как очередь из трассирующих пуль, прочертила наискось его подушку. Игнатыч свалился на пол и сжался в комок, не пытаясь подняться. Но подонку унижения старика оказалось мало.

- Через неделю отдашь вдвойне, - сказал он.

- Я н-не см-могу, - выдавил Игнатыч.

- Работай лучше или продай чего-нибудь. Не отдашь, зубы выбью. Без зубов работать можно, - он захохотал над своей шуткой - расправа не помешала бы Игнатычу выдавать дневную норму. А значит, охранники вмешиваться не станут.

Двое парней, пришедших с "паханом", добавили к разнесшемуся по бараку гоготу свои голоса. Остальные потупили глаза.

- А что если я предложу тебе свои сигареты? А ты оставишь старика в покое. То есть, бери все наши сигареты, но только те, которые нам дадут. И никаких "норм" и "долгов".

Корявый с удивлением глянул на Торма - далеко не каждый из здешних обитателей рисковал заговаривать с ним, а тем более вести речь о сделке. Он обогнул деревянные лежаки и встал перед ним, скрестив руки на груди. Пальцы с шишками на суставных сочленениях, выбитые от многочисленных "наставлений", ритмично похлопывали по бицепсам.

- Еще один дед, который хочет быть мне должен, - наконец, негромко сказал Корявый, - Я думаю, ты и так станешь отдавать мне свои сигареты. А если захочу, пойдешь парашу почистишь... языком.

Он взял Торма за грудки и попытался притянуть к себе, но не смог. На рябом лице "пахана" отразилось недоумение. Он сделал еще одну попытку, но руки отказывались слушать хозяина.

Если транс не желает вредить, он может достигнуть цели с помощью трюков. Это требует немалого умения и постоянных тренировок, но зато избавляет от применения грубой силы. Осторожно раздвинуть защитные линии, оплетающие руки, свернуть их до самых плеч, будто закатываешь противнику рукава рубахи - и каким бы сильным тот не был, руки перестанут подчиняться ему. Если продержать "рукава" в таком состоянии подольше, восстановиться потом будет сложно. Но Торм не хотел поступать с Корявым слишком жестоко, какой бы сволочью тот не был. Достаточно небольшой демонстрации.

Он с интересом наблюдал за реакцией громилы. В душе Корявого уже поселился страх. Торм видел этого черного червя, присосавшегося между пупком и промежностью "пахана" - он пил из него силы, за считанные секунды вырастая в разы. Вскоре, если Корявый не обуздает его, червь станет огромным и может просто убить.

- Я верну твоим рукам силу, - очень тихо сказал Торм, - условия прежние. Все сигареты тебе и ты оставляешь нас в покое. Это что касается меня и Игнатыча. Но если узнаю, что ты лупишь еще кого, сделаю так, что ты не сможешь поднять руки до конца жизни.

Должно быть, их дуэт выглядел нелепо. Уродливый громила, склонился над мужчиной в возрасте, уцепился за его ворот и, не отрывая глаз, внимает тому, что тот говорит.

- Кореш! - окликнул Корявого один из его спутников, - Чего ты там?

Корявый не отвечал, он смотрел на Торма, как воробей на змею.

- Я сейчас тебя отпущу, - продолжил его мучитель, - затем встану, будто ты меня поднял - это чтобы ты смог сохранить лицо. Не пугайся слишком, завтра руки придут в норму.

Он позволил защитной оплетке вернуться на место - голубые светящиеся линии проворно обвили узловатые конечности.

- Пошел, - приказал Торм, начиная подниматься.

Корявый медленно разогнулся вместе с ним...