Луис страдал бессонницей. Он ворочался в постели, лег на живот и, зарывшись лицом в подушку, ерзал по горячим простыням, будто бы лежал на женщине. Когда же от трения тело его распалилось, он остановился.

Он встал с кровати и посмотрел на часы. Было два часа ночи. Как ему охладить свой пыл? Он решил выйти из мастерской наружу.

Яркая луна отчетливо освещала дорогу. В маленьком городке на побережье в Нормандии, где он жил, имелось множество крохотных коттеджей, которые можно было снять на ночь или на неделю. Луис брел без определенной цели.

И вдруг он увидел, что в одном из коттеджей горит свет. Он притаился в тени деревьев. Ему стало любопытно, кто же еще в такой поздний час может не спать. Он бесшумно подошел к этому дому, песок заглушал звук его шагов. Жалюзи были опущены, но не слишком плотно, что позволило ему заглянуть в комнату. И тут его взору предстало удивительное зрелище: очень широкая кровать, на которой валялись подушки и скомканные простыни, словно бы там только что закончилось могучее сражение; обнаженный мужчина, словно рухнувший после нескольких сокрушительных атак, восседал, скрестив ноги, как паша в гареме, откинувшись на гору подушек, безмятежный и довольный; женщину, тоже обнаженную, Луис мог видеть только со спины, она склонилась перед своим пашой, извиваясь от огромного удовольствия, двигая головой у него между ног, отчего ее зад сладострастно подрагивал, а ноги были напряжены, словно бы она приготовилась нырнуть.

Время от времени мужчина опускал ей руку на голову, словно для того, чтобы охладить свое возбуждение. Он даже пытался отстраниться. Тогда она набросилась на него с новой решимостью и опустилась на колени над его лицом. Он замер. Его лицо находилось прямо под ее лоном, которое она, выгнувшись, подставляла ему.

Он замер, и только она продолжала двигаться, подставляясь его губам, которые оставались неподвижными. Луис заметил, как член мужчины поднимается, удлиняется. Он попытался обнять женщину, привлечь ее к себе. Но она оставалась несколько отстраненной от него, глядя на него, наслаждаясь своим красивым животом, волосатым лоном, которое было совсем возле его рта.

Потом очень медленно она приблизилась к нему и наблюдала, как его язык погружается в ее промежность.

Они оставались в этой позе довольно долго. Луис настолько возбудился, что отпрянул от окна. Он понимал, что, останься там дольше и у него не будет другого выхода, кроме как рухнуть на землю и попытаться утолить свое невыносимое желание, а ему делать этого совсем не хотелось.

Он представил, что в каждом коттедже происходит нечто такое, в чем ему тоже хотелось бы принять участие. И тогда он ускорил шаг, но его навязчиво преследовали образы мужчины и женщины, ее округлый, упругий живот, выгнувшийся над мужчиной…

Он дошел до песчаных дюн и оказался в полном одиночестве. Дюны светились, как снежные холмы ясной ночью. За ними простирался океан, и до него доносились его ритмичные колыхания. Луис брел в лучах лунного света.

И вдруг он заметил, что впереди, быстро и легко, кто-то идет. Это была женщина. На ней был накинут плащ, который ветер раздувал словно парус и как бы подгонял ее. Ему казалось, что он никогда не сможет ее догнать.

Она направлялась в сторону океана. Он шел за ней следом. Некоторое время они карабкались через напоминающие сугробы дюны. У края океана она сбросила с себя одежды и осталась голой в летней ночи. Потом она погрузилась в пеку прибоя. По ее примеру Луис тоже избавился от своих одежд и бросился в воду. Только тогда она заметила его. Вначале она встревожилась. Но отчетливо увидев в лунном свете его юное тело, красивую голову, его улыбку, она расслабилась. Он подплыл к ней. Они одновременно улыбнулись. Даже ночью его улыбка была завораживающей, она ответила ему тем же. Для них в целом мире не осталось ничего, кроме восхитительных улыбок и безупречных очертаний тел.

Он вплотную приблизился к ней. Она не сопротивлялась. Вдруг он стремительно и изящно проплыл над ее телом, на мгновение коснулся его и отдалился.

Она продолжала плыть дальше, а он снова проплывал над ней. Вдруг она замерла, и тогда он поднырнул и проплыл у нее между ног. Они рассмеялись. В воде они оба чувствовали себя свободными.

Он уже сильно возбудился и теперь плыл с напряженным членом. Потом они настороженно приблизились друг к другу, словно готовясь к битве. Он прижал к себе ее тело, и она ощутила твердость его пениса.

Он вложил его ей между ног. Она коснулась его рукой. Его руки ощупывали ее, ласкали повсюду. Потом она отстранилась, и ему пришлось опять догонять ее, чтобы обнять. И снова его пенис осторожно скользнул ей между ног, и он прижал ее к себе еще крепче, пытаясь проникнуть в нее. Она вырвалась и вышла из воды на песчаные дюны. Он погнался за ней, мокрый, блестящий, смеющийся. Разгорячившись от бега, он снова воспылал страстью. Она упала на песок, а он рухнул на нее сверху.

И в тот момент, когда его желание достигло предела, силы вдруг покинули его. Она лежала и ждала, а он, улыбающийся и влажный, ни на что не был способен. Он уже несколько дней томился желанием, и теперь ему страстно хотелось овладеть этой женщиной, но он не мог этого сделать. Он испытывал от этого глубокое унижение.

Однако ее голос прозвучал нежно.

— У нас много времени, — сказала она. — Не уходи. Мне так хорошо.

Ее тепло передалось ему. Желание не вернулось, но ему было приятно ласкать ее. Они лежали рядом, прижавшись животами, и волосы на ее лоне потирались о его волосы, ее соски упирались ему грудь, а ее рот прильнул к его рту.

И тогда он медленно отстранился, чтобы посмотреть на нее — на ее длинные, стройные и гладкие ноги, на густые заросли у нее в паху, на ее изящную, бледную, поблескивающую кожу, на вздернутые полные груди, на распущенные волосы, на распахнутый в широкой улыбке рот.

Он сел в позу Будды. Она склонилась над ним и взяла в рот его маленький, увядший пенис. Она осторожно его лизала, нежно прикасаясь к самой головке. Он возбудился.

Он сверху смотрел на ее широко раскрытые красные губы, изящно поглотившие его пенис. Одной рукой она придерживала его за яички, а другой проводила по головке пениса, нежно опуская и натягивая на него кожицу.

Потом, сев напротив, она взяла его пенис в руку и направила себе между ног. Осторожно она потирала пенисом свой клитор, повторяя это много-много раз. Луис наблюдал за движениями ее руки, отмечая, какая же она красивая, когда держит в руке его пенис так, словно бы это был цветок. Это его возбуждало, но все же он еще не мог окрепнуть настолько, чтобы войти в нее.

Он видел, как из отверстия ее лона, поблескивая в лунном свете, появилась влага желания. Она продолжала потирать его пенис.

Два тела, в равной степени прекрасные, нависли над ее потирающими руками, и крохотный пенис ощущал прикосновение ее кожи, ее теплой плоти, возбуждаясь от этого трения.

— Высунь язык, — попросила она и склонилась над ним. Не переставая потирать его пенис, она засосала его язык в рот и своим языком коснулась его кончика. Каждый раз, когда пенис прикасался к ее клитору, она касалась своим языком кончика его языка. И Луис ощущал, как тепло пробегает между его языком и пенисом, мечется вверх-вниз.

Хрипловатым голосом она сказала:

— Высунь свой язык, высунь.

Он повиновался. Тогда она снова отчаянно прокричала:

— Еще, еще, еще… — И когда он подчинился, то по его телу прокатилась такая дрожь, словно бы его пенис тянулся к ней, достигал ее.

Рот у нее был широко раскрыт, двумя тонкими пальцами она обхватывала его пенис, ноги были зазывающе раздвинуты.

Луис возбудился, кровь бурлила у него в жилах и приливала к пенису. Он напрягся.

Женщина терпеливо ждала. Она не сразу приняла в себя его пенис. Время от времени она позволяла ему касаться языком своего языка. Ей хотелось, чтобы он дергался как возбужденный кобель, раскрыл свою сущность, прильнул к ней. Он любовался красными губами ее вульвы, распахнутыми и жаждущими, и вдруг яростное желание захлестнуло его, и его пенис окончательно окреп. Он бросился на нее, не отрывая языка от ее рта, а пенис его тем временем проникал внутрь нее.

И снова он никак не мог кончить. Они долго катались по песку. Наконец они встали и пошли, держа свои одежды в руках. Член Луиса теперь стал большим и упругим, и ей было приятно на него смотреть. Время от времени они опускались на песок, и он брал ее, сжимал в объятиях, а потом отпускал, влажную и горячую. А потом, когда они пошли дальше, он обхватил ее сзади и опрокинул на землю, так что она оказалась на четвереньках, и они стали напоминать совокупляющихся собак. Он потрясал в ней своим членом, запихивал его и подрагивал, одновременно целуя ее и обхватив за груди.

— Тебе этого хочется? Хочется? — спрашивал он.

— Да, доставь мне удовольствие, но не спеши, не кончай. Мне нравится так, как сейчас. Я хочу этого снова и снова.

Она была влажной и трепещущей. Потом она продолжала идти дальше в ожидании того момента, когда он снова опрокинет ее на песок и снова овладеет ею, возбудит и потом отпустит раньше, чем она успеет кончить. И всякий раз она заново ощущала его руки на своем теле, теплый песок — своей кожей, его ласкающий рот, ласкающий ветер.

Когда они шли рядом, она держалась за его возбужденный пенис. Потом она остановила его, опустилась на колени и взяла его в рот. Он стоял, склонившись над ней и слегка подрагивая животом. В следующий раз она зажала его пенис между грудей, как бы уложив его на подушки, и заставляла скользить в этом мягком объятии. С кружащимися головами, разгоряченные, дрожащие от ласк, они брели как пьяные.

Вдруг они увидели дом и остановились. Он умолял ее спрятаться в кустах. Ему хотелось кончить, и он не собирался отпускать ее, пока этого не произойдет. Она тоже была сильно возбуждена, но ей хотелось сдержаться и подождать его.

На этот раз, когда он оказался внутри нее, по его телу пробежала дрожь, и наконец он яростно кончил. Она села на него верхом, желая тоже достичь полного удовлетворения. Они вскрикнули одновременно.

Когда они лежали расслабившись и курили, то заметили, что близится рассвет. Им стало зябко, и они набросили на себя одежды. Отведя глаза в сторону от Луиса, женщина рассказала ему одну историю.

Она была в Париже во время публичной казни русского террориста, убившего дипломата. Тогда она жила на Монпарнасе, проводила время в кафе и, как и все ее друзья, пристально следила за процессом, поскольку убийца был фанатиком, на задаваемые вопросы отвечал в духе героев Достоевского и вел себя на суде с невиданной религиозной решимостью.

В то время за тяжкие преступления предусматривалась смертная казнь. Обычно казнь происходила на рассвете, когда город еще был безлюдным, на маленькой площади возле тюрьмы «Сантэ», где еще во времена Великой французской революции стояла гильотина. Из-за полицейского кордона подойти близко к месту казни было невозможно. Обычно только немногие приходили посмотреть на публичные казни. Но случай с этим русским был настолько исключительным, что туда устремились студенты и художники с Монпарнаса, юные бунтари и революционеры. Они провели там в ожидании всю ночь и теперь были пьяны.

Она тоже ждала вместе с остальными, пила с ними и пребывала в состоянии предельного возбуждения, смешанного со страхом. Ей предстояло впервые в жизни увидеть, как кто-то умирает. Ей предстояло впервые увидеть, как кого-то вешают. Ей предстояло впервые стать свидетельницей сцены, которая много-много раз повторялась во времена революции.

С наступлением рассвета толпа двинулась к площади и собралась вокруг веревок, натянутых полицейскими. Несомая людским потоком, она оказалась метрах в десяти от эшафота.

Она стояла прижатая к самой веревке и наблюдала за происходившим с трепетом и ужасом. Затем разгоряченная толпа вытеснила ее оттуда. И все же, приподнимаясь на цыпочки, она могла видеть, что происходит. На нее давили со всех сторон. Наконец привели заключенного с повязкой на глазах. Его уже поджидал палач. Двое полицейских держали смертника и медленно повели его по лестнице на эшафот.

И в это мгновение она вдруг почувствовала, что к ней кто-то прижимается более страстно, чем нужно. В том дрожащем, возбужденном состоянии, в котором она пребывала, это прижимание не показалось ей неприятным. Она была словно в бреду. У нее не было никакой возможности пошевелиться, настолько плотно ее зажала толпа любопытных.

На ней была белая блузка и юбка, по моде того времени застегивающаяся сбоку на пуговицы; только короткая юбка и блузка, через которую просвечивало розовое нижнее белье и можно было различить очертания ее грудей.

Две руки обхватили ее за талию, и она отчетливо ощутила тело мужчины, напряженный член которого прижался к ее ягодицам. Она затаила дыхание. При этом она не сводила глаз с человека, которого должны были повесить, отчего по телу у нее разливалось болезненное возбуждение, а тем временем эти руки добрались до ее грудей и плотно их сжали.

От столь смешанных чувств она испытала головокружение. Она не двигалась и не оборачивалась. Теперь чужая рука, отыскав отверстие в ее юбке, добралась до пуговиц. С каждой расстегиваемой пуговицей она передергивалась от страха и облегчения. Рука замирала на мгновение, чтобы убедиться, не будет ли она протестовать, когда он начнет расстегивать следующую пуговицу. Она не шевелилась.

И вдруг с неожиданным проворством и стремительностью эти руки повернули ее юбку так, что разрез оказался сзади. И теперь в покачивающейся толпе она ощущала, как в разрез юбки медленно проскользнул пенис.

Глаза ее были по-прежнему прикованы к человеку, который поднимался на эшафот, и с каждым ударом ее сердца пенис вторгался все глубже. Он уже проник ей под юбку и дальше — через разрез в ее трусиках. Каким он был теплым, твердым и напряженным, когда прижимался к ее телу! Осужденный уже стоял на эшафоте, и на шею ему набросили петлю. Она с таким искренним состраданием наблюдала за происходящим, что прикосновение плоти, теплого человеческого успокаивающего органа доставляло ей облегчение. Тогда ей казалось, что пенис, подрагивающий между ее ягодицами, является чем-то чудесным, за что еще можно держаться, жизнью, за которую можно ухватиться, когда рядом проходит смерть…

Не произнеся ни слова, русский склонил голову в петле. Ее била дрожь. Пенис продолжал двигаться дальше между теплыми складками ее ягодиц, неумолимо проникая в ее плоть.

Она содрогалась от страха, но это было похоже и на дрожь желания. Когда смертник рухнул в пустоту и в смерть, пенис решительно прорвался в нее, извергая из себя тепло жизни.

Толпа прижала к ней этого человека. У нее перехватило дыхание, страх сменился удовольствием, безумным удовольствием, и в тот момент, когда на виселице умирал человек, она потеряла сознание.

После этого рассказа Луис задремал. Когда же он проснулся, дрожа от какого-то вымышленного объятия, то обнаружил, что женщина исчезла. На песке виднелись ее следы, которые затем терялись в аллее, ведущей к особняку. Он никогда ее больше не видел.