При слове «антилопа» воображение рисует нам стремительное грациозное животное, готовое в любую секунду умчаться прочь, едва лишь втягиваемый чуткими ноздрями ветер принесет весть о приближении опасности. И действительно, этому образу вполне отвечают почти все восемьдесят видов антилоп, а импала и газели грацией превосходят большинство остальных четвероногих. Однако этот образ ничего не говорит о различиях в размерах среди антилоп —. от гигантской канны (весящей до тонны и достигающей в холке без малого двух метров) до самой маленькой карликовой антилопы (высотой всего четверть метра и весом какие-то три килограмма). Ничего не говорит он и о различных путях, какими шла эволюция обитающей в болотах ситатунги с длинными, почти в двадцать сантиметров, бананообразными копытами, которые помогают ей ходить по топям, не проваливаясь, и жителя Сахары аддакса, который может не пить месяцами, довольствуясь влагой, содержащейся в его корме, и не увязает в песке, потому что копыта у него непропорционально широки.

Родовое название «антилопа» (от греческого «антолопс», что означает «ясноглазая») чрезвычайно подходит этим животным; то же значение имеет и арабское слово «газал», превратившееся в наше «газель». Но глаза антилоп не только чаруют ясностью, они — настоящее чудо эффективности. Эти глаза с удлиненными зрачками и высокочувствительной сетчаткой расположены по бокам головы, так что животное способно, не поворачивая ее, обозревать значительную часть окружающей местности.

Наиболее ранние предки антилоп, зубы которых были приспособлены для питания травой, появляются около двадцати трех миллионов лет назад в Центральной Азии, четырнадцать миллионов лет спустя десятки разных видов уже распространились по всей Азии и Европе. Однако примерно сто тысяч лет назад когда климат стал холоднее, они покинули более северные области.

В настоящее время почти все виды антилоп живут в Африке (в Азии их осталось всего несколько видов, а в Америке ни одного), где среда обитания, хотя и полная опасностей, очень подходит для них. Антилопы составляют необходимейшее звено в цепи питания млекопитающих — важнейшую часть рациона львов, леопардов и более десятка других плотоядных, включая человека. С другой стороны, травянистые саванны Восточной Африки прокармливают, согласно одной оценке, около 12 тонн диких копытных на каждый квадратный километр. В среднем на каждый квадратный километр равнин Серенгети приходится больше десяти антилоп, которых там обитает 28 видов, включая 600 тысяч газелей Томсона, 40 тысяч газелей Гранта, 450 тысяч гну и 20 тысяч топи, причем они делят равнины с 170 тысячами зебр, с жирафами и носорогами. Антилопы питаются в основном травой и листьями — этого корма хватает на всех антилоп, а их в свою очередь хватает на всех хищников.

Чтобы выжить среди тех, кто охотится на них, антилопам необходимы какие-то особые качества, и, к счастью, природа щедро наделила их всем необходимым. Они обладают великолепным слухом и обонянием, длинными быстрыми ногами, чудесной маскирующей окраской и четырехкамерным желудком — характерным приспособлением многих жвачных животных, которое позволяет им наиболее продуктивно усваивать любой корм.

Почти с момента рождения антилопа живет на бегу. Теленок гну встает на ноги через три-пять минут после того, как он появляется на свет среди открытой равнины. Еще через пять минут он уже неуклюже бежит рядом с матерью, а на другой день не отстает от самых быстрых взрослых гну, которые способны развивать скорость до 55 километров в час. Импала, обычно рождающаяся в более безопасной кустарниковой саванне, может, не торопясь, потратить минут двадцать на то, чтобы впервые встать на ноги.

Защищая своего теленка в этот критический период мать-гну кидается между ним и гиеновыми собаками или гепардом. А вот детенышам таких антилоп, как, например, газели, приходится полагаться только на маскирующую окраску и на укромные убежища среди кустов и деревьев. Матери съедают послед и экскременты теленка, чтобы их запах не выдал места, где он прячется.

Некоторым видам антилоп, как и многим другим стадным животным, свойственно территориальное поведение. — самцы метят участки, в пределах которых они охраняют свои гаремы. Ориксы принадлежат к таи немногим видам — включающим, кроме того, канну, лошадиную и черную антилоп, — которые иногда пускают свои кинжально острые рога в ход против хищников. Но в ритуалах защиты территории рога играют заметную роль у всех антилоп, хотя кровь проливается редко. Эти схватки напоминают рыцарские поединки: их цель — установить право на владение участком и самками, не подвергая опасности жизни, необходимые для того, чтобы стадо продолжало существовать. Ориксы, например, никогда не колют соперника рогами, они просто жмут и толкают его лбом, а рога скрещивают время от времени, чтобы не потерять контакта с противником.

Существует рассказ о крайне любопытной схватке между двумя ориксами, один из которых каким-то образом лишился рогов. Тем не менее он ревностно выполнял все ритуальные движения и «бил» по рогам противника, промахиваясь на расстояние, точно равное длине его воображаемых рогов. Но еще более интересно, что его противник вел себя так, словно безоружный орикс имел нормальные рога, не использовал своего преимущества и принимал имитацию боя, выполнявшуюся безрогим самцом.

Газели Гранта

Робкий дикдик готов обратиться в бегство в кустарниковой саванне. Высота этой антилопы не превышает 30 см, ее удлиненная мордочка заканчивается подвижным хоботком, с помощью которого она вынюхивает корм или врагов. Название свое она получила от звука « дик-дик », который издает, будучи испуганной.

Стада газелей Томсона, рост которых достигает 0,6 м, а численность оценивается более чем в полмиллиона, во время сухого сезона ежегодно откочевывают по равнинам Серенгети на запад в поисках более сочных пастбищ.

Разнообразие антилоп

Если бы всех копытных животных мира можно было собрать одновременно в одном месте, антилопы сразу же выделились бы среди них и многочисленностью, и многообразием. Размеры их колеблются от миниатюрного, ростом с карликового пуделя, дикдика (вверху слева), живущего не стадами, а супружескими парами или семейными группами, до небольшой газели Томсона (вверху справа), самой мелкой из стадных антилоп, и, наконец, до Голиафа среди антилоп — канны (справа).

Огромному разнообразию антилоп соответствуют крайне специализированные способы питания. Место каждой антилопы в экосистемах Африки и Азии определяется ее размерами, поведением и средой обитания. Геренук, например, встает на задние ноги, чтобы объедать деревья и кусты на высоте, доступной лишь немногим другим животным, а газель Томсона предпочитает щипать траву.

Размеры, подвижность и окраска определили, кроме того, приемы, с помощью которых антилопы спасаются от врагов. Тонконогий дикдик настолько мал, что способен нырнуть под защиту колючего кустарника, куда не рискнет последовать за ним крупный хищник. Удивительная быстрота и увертливость газели Томсона обеспечивают ей возможность убежать от врага и дожить до того дня, когда она принесет потомство. Возможно, это самый многочисленный из африканских видов антилоп.

Среди более крупных антилоп массивность канны-самца обычно гарантирует безопасность от всех хищников, кроме тех, которые охотятся сообща. Канны-самки уступают в размерах самцам и считаются более легкой добычей.

Если бы не закрученные рога и бледные вертикальные полосы на боках, канна была бы похожа на корову. Мясо канны, как говорят, по вкусу очень напоминает говядину, что делает ее излюбленной добычей некоторых охотников, и численность этого вида уменьшается.

Споры из-за территории

Самцы многих видов антилоп ведут своеобразные и весьма сложные ритуальные бои, цель которых — приобретение и удержание территории для гаремов. Некоторые самцы отмечают границы своего участка пометом или же опрыскивают кусты, деревья и траву секретом особых желез, расположенных под глазами. Когда же какой-нибудь красавец, вроде этого самца черной антилопы на нижней фотографии, отметит границы своего участка площадью до четырехсот гектаров, он, подчиняясь инстинкту, защищает его от притязаний любого соперника (справа).

Защита обычно сводится к бескровному поединку, во время которого бойцы толкают друг друга внушительными рогами, достигающими в длину полутора метров. Если победа остается за хозяином территории, он сохраняет ее, если же нет, то он превращается в одиночку или бродит с небольшой группой таких же холостяков, выжидая случая в свою очередь бросить вызов владельцу какой-нибудь территории и одержать над ним верх.

Скрещивая длинные рога, редко встречающиеся черные антилопы ведут бой в одном из охотничьих заказников Луанды. В таком ритуальном поединке самцы бодаются, фехтуют и толкаются, пока один из них не устанет и не отступит. Порой схватка кончается тем, что у одного из соперников ломается рог.

Немногие животные могут похвастать столь эффектным головным убором, как антилопы. Споры, возникающие из-за территории или из-за самок, чаще решаются не кровавыми битвами, а угрожающими демонстрациями и ритуальными стычками, хотя и в них более крупные рога часто обеспечивают превосходство. При столкновении с самцом собственного вида антилопы обычно сшибаются рогами и поворачивают шею, стараясь повалить противника. По мнению некоторых специалистов, спиральное закручивание рогов у отдельных видов — это предохранительное приспособление, выработавшееся для того, чтобы рога во время поединка не соскальзывали и не наносили случайных ран.

Болотный козел

Водяной козел

Канна

Газель Томсона

Большой куду

Геренук

Беломордый бубал

Мастера бегства

Антилопы, запечатленные на этих фотографиях, отлично приспособлены для того, чтобы ускользать от хищников. Стремительностью великолепных прыжков особенно отличаются импалы. Справа стадо импал уносится по восточноафриканской равнине, а внизу две импалы словно застыли в воздухе. У этих антилоп, постоянно вынужденных убегать от охотящихся на них крупных хищников, в процессе эволюции выработались могучие мышцы бедра и длинные стройные ноги — сочетание, позволяющее прыгать на 10–11 метров в длину и на 3 метра в высоту. Если вспугнуть стадо импал, антилопы прыгают в разных направлениях, и преследующему их врагу трудно выбрать определенную жертву.

Гну обитают на открытых равнинах и обычно собираются в огромные стада, что обеспечивает им защиту от хищников. Если же это не помогает, они, опустив голову, убегают стремительным галопом (внизу справа), внезапно сворачивают или делают рывки и взмахивают хвостами, похожими на метелки для обметания пыли. Несмотря на тонкие ноги и неуклюжий аллюр, они способны очень быстро разогнаться до скорости свыше пятидесяти пяти километров в час.

Рога копьями торчат над головами ориксов, мчащихся галопом но пыльной кустарниковой саванне в Восточной Африке. Восточноафриканских ориксов можно узнать не только по рогам, достигающим в длину более метра, но и по полосатым мордам, а также отчетливым черным полосам, тянущимся вдоль боков, и черным кольцам в верхней части ног.

В засушливых местностях ориксы питаются пустынными растениями, получая большую часть необходимой влаги из корней, которые они выкапывают копытами.

Отрывок из книги Исак Динесен «Из Африки»

Исак Динесен, датская баронесса, жила в Британской Восточной Африке с 1914 по 1931 год. Позднее она Написала книгу «Из Африки» — о природе, людях и диких животных этой области. В нижеследующем отрывке Динесен рассказывает о возвращении Лулу, самки бушбока, которую она выкормила и которая незадолго до начала описываемых событий убежала в лес. Несколько дней спустя Каманте, один из слуг, увидел пропавшую антилопу.

Однажды вечером Лулу не вернулась домой, и мы тщетно разыскивали ее целую неделю. Это было тяжелым ударом для нас всех. Дом утратил звонкую ноту и стал таким же, как все прочие дома. Мне то и дело вспоминались леопарды у реки, и вечером я заговорила о них с Каманте.

Как обычно, он не ответил сразу — ему нужно было время, чтобы примириться с моей тупостью. К этой теме он вернулся только через два-три дня.

— Мсабу, ты думаешь, что Лулу нет в живых, — начал он.

Мне не хотелось высказывать такую догадку вслух, и я объяснила ему, что не могу понять, почему она не вернулась.

— Лулу жива, — сообщил Каманте. — Но она замужем.

Это была приятная, хотя и нежданная новость, и я спросила, откуда он знает.

— Да-да, — сказал он. — Она замужем, И живет в лесу со своим бваной (господином, мужем). Но людей она не забыла: почти каждое утро она подходит к дому. Я выставляю для нее за кухней толченую кукурузу, и еще до солнца она приходит сюда из леса и ест кукурузу. Ее провожает муж, но он боится людей, потому что никогда их не знал. Он стоит за большим белым деревом по ту сторону лужайки. Но подойти ближе к домам он боится.

Я попросила Каманте сразу позвать меня, когда он опять увидит Лулу. Чуть ли не на следующий день на рассвете он пришел за мной.

Утро было чудесное. Последние звезды уже угасали, небо было ясным и безмятежным, но мир внизу, по которому шли мы, еще окутывали сумрак и безмолвие. Мы ступали по влажной траве, и на склоне под деревьями она поблескивала от росы, как старое серебро. Рассветный воздух был холодный, с тем свежим привкусом, который в северных странах предупреждает о близких заморозках. Сколько бы раз это ни повторялось, думала я, в такой прохладе и полутьме невозможно поверить, что не пройдет и нескольких часов, как уже трудно будет терпеть солнечный жар, льющийся с пылающего неба. Холмы тонули в сером тумане, странно повторявшем их очертания. И бушбокам, если они сейчас пасутся там, словно в облаках, должно быть очень холодно.

Огромный свод у нас над головой постепенно наполнялся прозрачностью, как бокал светлым вином. Внезапно вершины гор мягко окунулись в первые лучи зари и порозовели. И пока земля поворачивалась навстречу солнцу, травянистые склоны и леса масаев неторопливо зазолотились. Все вершины самых высоких деревьев на нашем берегу реки уже оделись бронзой. Наступил час, когда лесные голуби, большие и сизые, покидали места ночлега на том берегу и летели кормиться среди капских каштанов в моем лесу. В здешних местах они гостили недолго. Летели они очень быстро словно атакующая воздушная кавалерия.

Мои друзья пристрастились приезжать из Найроби пострелять утром голубей — чтобы не опоздать и быть возле дома с первыми лучами зари они проделывали этот путь заблаговременно, и подъездная дорога бывала озарена лучами их непогашенных фар.

Стоя вот так в прозрачном сумраке, глядя на высоты и ясное небо, вы проникались ощущением, что находитесь на морском дне и вокруг вас играют подводные течения, а ваш взгляд устремлен ввысь, к волнам, катящимся на поверхности.

Запела птица, и тут я услышала неподалеку в лесу позвякивание колокольчика. Да, это была радость: Лулу вернулась и бродила по прежним своим любимым местам! Позвякивание приближалось, и по его ритму я следила за ее движениями: вот она идет, вот остановилась, вот снова пошла. Она обогнула хижину кого-то из слуг и внезапно оказалась прямо перед нами. И на меня опять нахлынули прежние чувства: как странно и забавно, что возле самого дома бродит бушбок. А она застыла в неподвижности: казалось, она ожидала увидеть Каманте, но не меня. И все-таки она не убежала, а стояла и глядела на меня без страха, без малейших воспоминаний о наших былых стычках и собственной неблагодарности, когда она исчезла без всякого предупреждения.

Лулу, жительница лесов, обрела свободу и совсем переменилась — теперь она была иной, она вернула себе все положенное ей по праву рождения. Словно бы я знавала юную принцессу в изгнании, еще только претенденткой на престол, и теперь увидела ее после коронования во всех регалиях наследственного сана. Лулу выказала не более злопамятности, чем Луи-Филипп, когда он объявил, что король Франции не помнит обид, нанесенных герцогу Орлеанскому. Теперь она была Лулу в полном расцвете. Дух воинственности покинул ее — на кого и зачем было бы ей нападать? Эта безмятежность опиралась на силу ее божественного права. Меня она вспомнила — настолько, чтобы не опасаться. Целую минуту она смотрела на меня. Ее дымчато-лиловые глаза были лишены всякого выражения и не мигали. Я вспомнила, что боги и богини не мигают, и почувствовала, что стою перед волоокой Герой. Проходя мимо меня, она небрежно щипнула травинку, сделала грациозный прыжок и направилась за кухню, где Каманте насыпал для нее на земле кукурузу.

Каманте коснулся моего локтя пальцем и этим же пальцем указал на лес. Посмотрев в ту сторону, я увидела под могучим капским каштаном самца бушбока — небольшой золотисто-коричневый силуэт на опушке, увенчанный чудесными рогами и неподвижный, как древесный ствол. Каманте некоторое время наблюдал за ним, а потом засмеялся.

— Смотрите, — сказал он, — Лулу объяснила своему мужу, что возле домов нет ничего страшного, и все-таки он не смеет подойти. Каждое утро он думает, что вот сегодня дойдет до конца, но стоит ему увидеть дом и людей, как он сразу холодеет от страха и останавливается у этого дерева.

Лулу еще очень долго приходила к дому на рассвете. Ее звонкий колокольчик возвещал, что солнце озарило вершины гор, — я лежала в постели и ждала, когда раздастся этот звон. Иногда она не появлялась неделю или две, и мы начинали говорить о любителях охоты, приезжающих в горы пострелять дичь. Но затем кто-нибудь из слуг сообщал: «Лулу здесь», словно речь шла о замужней дочери, приехавшей навестить родителей. И я несколько раз видела силуэт самца среди деревьев, но Каманте был прав: он ни разу не осмелился пройти весь путь до дома.

Однажды, когда я вернулась из Найроби, Каманте поджидал меня у кухонной двери и с большим возбуждением сообщил, что утром на ферму приходила Лулу и со своим тото — со своим малышом. Несколько дней спустя я сама имела честь встретить ее возле хижин слуг. Она была очень насторожена и не потерпела бы никаких вольностей, а за ней шел совсем еще маленький детеныш, столь же трогательно неторопливый в движениях, как и Лулу, когда мы впервые ее увидели. Как раз кончился долгий сезон дождей, и все летние месяцы Лулу появлялась вблизи домов не только на рассвете, но и под вечер. И даже в полуденные часы она оставалась там, держась в тени хижин.

Теленок Лулу не боялся собак и позволял им обнюхивать себя с ног до головы, но ни к туземцам, ни ко мне он никак не мог привыкнуть, и едва мы пытались к нему прикоснуться, как он тотчас исчезал вместе с матерью.

И сама Луду после своего первого долгого отсутствия уже никогда не приближалась к нам настолько, чтобы ее можно было погладить. В остальном она держалась дружески, понимала, что нам хочется поглядеть на ее теленка, и брала куски сахарного тростника из протянутой руки. Она подходила к открытым дверям столовой и задумчиво заглядывала в сумрак комнат, но никогда больше не переступала их порога. К этому времени она уже потеряла свой колокольчик, так что появлялась и исчезала в полной тишине.

Слуги предлагали мне поймать теленка, чтобы вырастить его, как мы когда-то вырастили Лулу.

Но я решила, что нельзя отплатить такой подлостью за доверие, которое она оказывала нам.

Кроме того, мне казалось, что в этом свободном союзе между антилопой и моим домом было что-то удивительно редкое и благородное. Лулу приходила из мира дикой природы, свидетельствуя о наших добрых отношениях с ним, и дарила моему дому такое единение с африканским ландшафтом, что уже нельзя было провести границу между ними. Лулу знала, где устроила свое логово большая лесная свинья, и видела брачные игры носорогов. В Африке есть кукушка, которая поет в разгар жаркого дня где-нибудь в глубине леса, и ее песня звучит как звонкий стук мирового сердца. Мне не посчастливилось увидеть эту птицу, как не посчастливилось никому из тех, кого я знаю, и никто не мог описать мне ее. Но Лулу, возможно, проходила в зеленом сумраке по узкой звериной тропе прямо под деревом, на котором сидела эта кукушка. Как раз тогда я прочитала в книге о старой китайской императрице про то, как после рождения сына юная Яханола покинула Запретный Город и отправилась в золотом паланкине с зелеными занавесками посетить свой родной дом. Мой дом, подумала я, стал теперь похож на дом отца и матери юной императрицы.

Все это лето две антилопы, большая и маленькая, бродили вокруг моего дома. Иногда между их посещениями проходили две или три недели, но затем мы видели их каждый день. В начале следующего сезона дождей слуги сказали, что Лулу вернулась с новым теленком. Сама я его не видела, потому что теперь они уже не подходили к людям так близко, как раньше, но позднее мне встретились в лесу три бушбока.

Связь между моим домом и Лулу с ее семьей не прерывалась много лет. Бушбоки часто бродили возле дома, они выходили из леса и возвращались туда, словно угодья фермы были его продолжением. Обычно они появлялись на закате и сначала мелькали в лесу среди деревьев, точно изящные темные силуэты на темно-зеленом фоне, однако, когда они выходили пастись на лужайку, их шерсть горела в лучах заходящего солнца, как начищенная бронза. Одной из них была Лулу; мы знали это потому, что она приближалась к дому неторопливо и спокойно и только настораживала уши, если подъезжал автомобиль или мы со стуком открывали окно, да и собаки ее узнавали. С возрастом ее окраска стала темнее. Однажды я привезла на ферму приятельницу и когда автомобиль остановился перед домом, на террасе три бушбока лизали соль, приготовленную для коров.

Любопытно, что среди антилоп, приходивших к моему дому, не было ни одного самца, если не считать первого крупного бушбока, бваны Лулу, который в первое лето ее возвращения стоял под капским каштаном, высоко подняв голову. По-видимиму, мы соприкоснулись с лесным матриархатом.

Моими бушбоками заинтересовались охотники и натуралисты, старший лесничий специально приезжал за ферму, чтобы их посмотреть. Какой-то журналист написал о них в газете «Ист Африкэн стандарт».

Те годы, когда Лулу и ее родичи приходили к моему дому, были счастливейшими из всех прожитых мной в Африке. Вот почему мое знакомство с лесными антилопами я воспринимаю как чудесный подарок Африки, как знак ее дружбы. В нем была вся страна, добрые предзнаменования, древние легенды — и песня:

«Беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических».

Каждому свое

Разнообразие антилоп дает им, в частности, то преимущество, что разные виды питаются корой и листьями разных деревьев и кустов или же объедают листья одних и тех же растений, но на разной высоте, а у антилоп, питающихся травой, разные виды ощипывают ее до разных уровней. Таким образом, кормовой конкуренции не возникает и различные животные могут в большом числе обитать бок о бок, не истощая пищевых ресурсов местности. Например, овес византийский идет в пищу и гну, и топи, но, поскольку они предпочитают разную степень зрелости овса, конкуренции между ними не возникает.

Такие антилопы, как импала (внизу), газели канна, во время дождей, когда много молодой травы, щиплют ее, а в остальное время года объедают кору и сочные почки.

Словно стоя на цыпочках, геренук тянется за лакомыми веточками на вершине колючего кустарника. По строению зла непохож на других антилоп. У него непропорционально длинные шея и ноги, почему его и прозвали «жирафовая газель». Обе эти особенности, вероятно, объясняются тем, что он, как и жираф, преимущественно питается верхними ветками кустарников.

Треугольные копыта помогают геренуку прочно стоять на земле во время его акробатических упражнений при доставании корма.

Владыки дорог

Дважды в год косматобородые гну совершают чуть ли не самые внушительные марши, какие только можно наблюдать в царстве дикой природы. С наступлением сухого сезона в начале июня огромные стада численностью до ста тысяч особей движутся плотными колоннами (справа) длиной в километры и километры из южной части равнин Серенгети в северную их часть, где много воды и корма. В ноябре гну поворачивают и следом за газелями и зебрами бредут назад на юг по выбитым копытами тропам, которые с воздуха напоминают шоссейные дороги.

Почти по-военному правильной колонной гну переходят вброд озеро в Серенгети (справа). Во время этой миграции на юг за гну, как мародеры за армией, следуют хищники и пожиратели падали: львы, шакалы, гиеновые собаки, гиены и стервятники, которые питаются отбившимися или погибшими телятами, а также больными или дряхлеющими взрослыми животными, уже неспособными держаться наравне со стадом.

Отрывок из книги Джорджа Шаллера «Золотистые тени, быстрые копыта»

Изучая львов для своей книги «Золотистые тени быстрые копыта», зоолог Джордж Шаллер наблюдал поведение и других животных, обитающих на равнинах Серенгети, в том числе гну. Шаллера особенно поразили миграции этих антилоп, целеустремленность и плотность стада на марше.

Гну — антилопа, скроенная весьма своеобразно: так и кажется, что ее сшили из отходов какой-то эволюционной мастерской. Морда у нее массивная и тупая, а косматая белая борода и шишковатые загнутые рога придают ей брюзгливый вид. Ее жесткая черная грива так редка, что создаётся впечатление, будто антилопа пытается компенсировать это с помощью поперечных черных полос на шее, словно лысеющий щеголь, желая замаскировать плешь, исчертил ее черными штрихами вместо того, чтобы носить накладку. Могучие плечи переходят в тощий круп, завершающийся хвостом-метелкой, который хлещет из стороны в сторону, как бы обладая самостоятельной жизнью. Одинокий гну выглядит весьма жалко, но стадо гну создает ощущение силы и своеобразной красоты. Иногда мне доводилось ходить между ними. Отступив на сотню шагов, чтобы пропустить меня, ближайшие ко мне антилопы не издавали ни звука, застыв в неподвижности, и только их рога блестели на солнце. Остальные продолжали непрерывно похрюкивать и пофыркивать, так что казалось, будто где-то рядом гремит хор огромных лягушек. Порой несколько гну срывались с места, словно в в панике, но тут же останавливались и снова пялились на меня. Воздух был душным от запахов, земли, навоза и растоптанной травы.

На марше стадо гну выглядит чрезвычайно внушительно. Они неторопливо трусят гуськом или шеренгами из трех-четырех животных и вдруг разом переходят на размашистую рысь; стадо за стадом, точно живой черный поток, катится по холмам и скапливается у входа в долины, следуя путем, проложенным предками их предков. Непреодолимая потребность оставаться в стаде, двигаться в том же направлении, в каком движутся все остальные, вынуждает их устремляться вперед, не обращая внимания ни на какие препятствия Однажды несколько львиц притаились в заросшей кустарником лощине, через которую шли стада, следуя своему прихотливому маршруту. В первые же часы львицы завалили шестерых гну, и все же каждое новое стадо после недолгих колебаний очертя голову устремлялось вперед — ни трупы собратьев, ни запах крови и львов не могли заставить его свернуть с пути. Если этот путь пересекает река, гну кидаются в нее, не взвешивая опасности, и многие тонут. Однажды я увидел, как добрая тысяча гну длинной колонной мчится к реке Серенгети тупое скопшце, движущееся словно бы без всякого порядка и цели. Передние антилопы ринулись в воду и поплыли к противоположному берегу но это оказался обрыв, на который они не могли взобраться. Стадо последовало за ними, и вскоре вода уже кипела вокруг антилоп, которые били копытами, вставали на дыбы, влезали друг на друга, стремясь выбраться на скользкий откос. Кого-то оттеснили на глубину, и над водой виднелись. только ноздри и оскаленные белые зубы. Пронзительное блеяние достигло крещендо, когда передние ряды повернули и столкнулись с продолжавшими рваться вперед. В конце концов некоторым животным удалось выбраться на противоположный берег, а остальные ринулись назад мимо меня с обезумевшими глазами, все с тем же неумолимым упорством устремляясь туда, откуда они только что появились. Семь темных трупов, покачивавшихся на волнах, остались безмолвными свидетельствами исступления, с каким они двигались вперед.

Некогда по степям большинства континентов с гулким топотом скакали табуны диких лошадей. Все они были потомками небольшого существа ростом чуть выше спаниеля. Эта первобытная лошадь называлась «эогиппус» (Eohippus), и появилась она в эоцене, около 60 миллионов лет назад.

Почти все дикие лошади, которые населяли Землю в прошлом и насчитывали по меньшей мере 20 родов, теперь вымерли. Табуны, некогда бродившие по просторам Северной Америки, исчезли еще до появления европейцев на этом материке. Несмотря на относительно вольную жизнь, лошади, которых часто называют дикими, — мустанги Запада и норовистые низкорослые лошади Чинкотига — на самом деле являются одичавшими потомками домашних лошадей, тем или иным образом вырвавшихся из-под власти человека (см. стр. 112–125).

В настоящее время сохранился лишь один вид истинно диких лошадей — лошадь Пржевальского, названная так в честь русского исследователя Н. М. Пржевальского, который в 1879 году открыл ее в степях Центральной Азии. Она принадлежит к роду Equus, включающему все породы современных домашних лошадей (их существует около шестидесяти), а также их ближайших родственников. К последним относятся три сохранившихся вида зебр (саванная зебра — Equus burchelli, горная — Е. zebra и пустынная, или зебра Грэви, — Е. grevyi) и один уже вымерший — квагга (Е. quagga), кулан (Е. hemionus), он же онагр, кианг, джигетай и кхур, и дикий осел (Е. asinus). Известно, что многие виды рода Equus способны к скрещиванию, но их потомство (например, мул — гибрид осла и кобылы), как правило, бесплодно.

Табуны диких лошадей неспособны противостоять наступлению человека, будь то охотник или землепашец. Расширение сельскохозяйственных территорий, ставшее причиной вымирания квагги, чуть было не привело к исчезновению горной капской зебры, лишившейся привычных мест обитания. Тарпаны — дикие лошади, встречавшиеся в России еще в XIX веке, — в настоящее время тоже вымерли. Как будто в насмешку единственную сохранившуюся до наших дней дикую лошадь Е. przewalski сейчас можно встретить только в зоопарках и питомниках. В Советском Союзе еще живет кобыла по имени Орлица III, которая имеет честь быть последней лошадью Пржевальского, пойманной на воле. В 1976 году в шестидесяти разных зоопарках находилось 108 жеребцов и 146 кобыл, причем большинство из них — потомки 11 жеребят, привезенных в Германию из Центральной Азии в 1901 году.

Хотя эти лошади уже не ведут дикого образа жизни, они все же дают представление о поведении лошади Пржевальского и других диких лошадей (например, тарпанов) на воле. Песочно-желтые или желто-коричневые, со светлой мордой и короткой стоящей торчком гривой без челки, жеребцы Пржевальского по-прежнему бдительно охраняют своих кобыл. Жеребец становится между наблюдателем и своим табуном из пяти-шести кобыл с жеребятами, готовый защитить их от любой опасности. Затем, предупреждающе фыркнув, он уводит их. Прижав уши, он бегает вокруг табуна, выстраивает его вереницей, подгоняет отставших, лягает и кусает ослушников. Когда наступает время кормежки, весь табун ест одновременно. Однако, если он встревожен, первыми кормятся кобылы и младшие жеребята, затем жеребята постарше, а жеребец стоит на страже. Во время брачного периода — обычно весной — жеребец, охраняя табун, ведет себя еще более агрессивно и злобно кусает соперников. Кобылы ревностно опекают своих жеребят почти до года, но жеребцов их отпрыски интересуют мало.

Стадное поведение у разных диких лошадей различно. Ослы, онагры и зебры на воле ведут примерно такой же образ жизни, что и лошади Пржевальского в зоопарках. Однако у киангов, обитающих на плоскогорьях Тибета, а также у онагров Ирана стадо возглавляет самка. Самцы же, если не считать брачного периода, ведут одиночный образ жизни. У одного из видов зебр — у зебры Грэви — самки и молодые животные держатся вместе, а жеребцы живут отдельно, имея, по-видимому, свои территории. Группы же наиболее обычных и широко распространенных саванных зебр, наоборот, связаны очень тесными узами. Если пропадает один из членов стада (состоящего из полу-десятка кобыл с жеребятами, которых ведет жеребец), остальные могут даже отправиться на его поиски.

Поскольку зебра является, по-видимому, наиболее примитивной формой Equus, ученые полагают, что лошадей следует считать зебрами, утратившими полосы. Какую именно необходимую для выживания функцию выполняет эта контрастная окраска, не ясно. Однако есть свидетельства того, что полосы, образующие специфические для каждого вида узоры, помогают членам стада узнавать друг друга. Один исследователь взял чучело зебры и выставил его перед стадом зебр. Животные приблизились, с любопытством навострив уши, и обследовали ноздри, шею, холку, бока и хвост чучела, словно перед ними стояла живая зебра.

Зебра

Саванное сообщество

Огромные стада зебр, например саванных (верхняя фотография), насчитывающие в сезон дождей до 10 тысяч голов и перемещающиеся по африканским саваннам, состоят из небольших, строго организованных и устойчивых групп (на фотографии справа). Немецкий этолог Ганс Клингель, который изучал саванных зебр в Восточной Африке с 1962 по 1965 год, сообщает, что эти группы либо состоят из одних холостых жеребцов, либо представляют собой семейные объединения, включающие жеребца, до шести самок и жеребят.

Семейную группу ведет доминирующая (альфа) самка. Она выбирает пастбища и водопои, но в любой момент жеребец, который держится сбоку или позади группы, может возглавить ее сам. Молодые самки, достигая половой зрелости, нередко покидают группу. Молодого жеребца, как это бывает у большинства видов, ведущих стадный образ жизни, обычно изгоняют из семьи. Или же в возрасте между годом и четырьмя он уходит сам, если у его матери появляется новый жеребенок и связь между ними ослабевает.

Этюды в черном и белом

Зебру Грэви (вверху), самую крупную из зебр, покрытую наиболее узкими, а потому и наиболее многочисленными полосами, многие считают и самой красивой. Каждый из представленных на этих страницах видов зебр имеет свой собственный рисунок полос.

Для чего зебре полосы? У некоторых животных броская окраска усиливает привлекательность ила особей противоположного пола, но тут это объяснение не подходит, так как у зебр оба пола одинаково полосаты. Поскольку рисунок полос каждой зебры имеет свои неповторимые индивидуальные особенности, Клингель считает, что благодаря этому зебры узнают друг друга — при замкнутости их маленьких групп такая информация крайне важна. Существует и другое объяснение: полосы обеспечивают камуфляж, «расчленяющую окраску», лишающую си лун четкости и сбивающую хищников с толку. И действительно, марево, часто висящее над африканские равнинами, делает стадо зебр почти невидимы на расстоянии трехсот-четырехсот метров, а в темноте зебру различить труднее, чем однородно окрашенное животное. Некоторые ученые полагают, кроме того, что полосы мешают хищнику правильно рассчитать расстояние для прыжка, в результате чети быстроногая зебра, способная бежать со скоростью до шестидесяти пяти километров в час, получает секунду жизненно важной форы.

Собственно бурчеллова зебра исчезла с 1910 года, но существует несколько ее подвидов с очень разнообразной окраской.

У одних подвидов — например, у зебры Чапмана (вверху)  — между более темными полосками проходят более светлые. У других подвидов фон варьирует от белого до песочно-коричневого.

Единственный в своем роде решетчатый рисунок полос на крупе, показанный на фотографии слева, отличает один из подвидов горной зебры — зебру Гартмана.

У другого подвида, капской горной зебры, изображенной на фотографии справа, на горле имеется отчетливо выраженный подвес.

Самка зебры и жеребенок отдыхают, в позе, типичной для саванных зебр. Члены одной семьи проявляют большую взаимную привязанность: постоянно держатся вместе, вылизывают друг друга, играют, а иногда просто стоят, положив головы на спину друг другу. Особой заботой окружены жеребята и старые или больные члены группы. Когда зебры убегают от львов, питающихся в Серенгети в основном мясом зебр, животные приноравливают свой аллюр к скорости самого медленного члена стада.

Зебры и белая цапля, мирно соседствуя, щиплют траву в Серенгети. Зебры и другие обитатели саванн совершают по Серенгети большие сезонные миграции, определяемые наличием воды и корма. Порядок их движения (зебры впереди, за ними гну, а потом газели Томсона) не случаен. Зебры объедают более жесткие верхушки травы, оставляя нежные стебли, листья и побеги следующим за ними газелям и другим травоядным.

Два жеребца толкаются шеями в ритуальном поединке, с помощью которого они устанавливают свое положение в иерархии стада. Один кладет шею на шею другого и изо всех сил давит вниз, иногда даже отрывая передние ноги от земли. Случается, что проигрывающий жеребец внезапно опускает голову, отскакивает и круто меняет ход событий, закидывая шею на шею своего соперника.

Во время серьезной драки жеребец поднимается на дыбы, бьет и кусает своего противника.

Обычно жеребцы зебр прекрасно, ладят между собой. Как правило, драки возникают, когда рядом находится готовая к спариванию самка. Однако и в этом случае у зебр, как и у других стадных животных, драки редко приводят к смертельному исходу. Повреждения чаще всрго ограничиваются ушибами и поверхностными ранами.

Предки лошадей и домашних ослов

Все многочисленные породы лошадей и ослов, одомашненных человеком, восходят к африканскому дикому ослу (внизу) и евразийским диким лошадям, один из видов которых, лошадь Пржевальского, представлен на фотографиях справа и слева.

Вероятный предок домашнего осла, дикий осел, мчится галопом по эфиопской пустыне. Предполагается, что в первые шесть месяцев жизни ослята не потребляют никакой другой жидкости, кроме материнского молока, и да усе взрослые животные легко выдерживают долгие периоды засухи. Попытки разводить этих ослов в неволе успехом не увенчались.

Дикие ослы обитают в унылых каменистых африканских пустынях, где температура днем порой доходит до пятидесяти градусов. Воды там очень мало, и дикие ослы способны не пить гораздо дольше, чем остальные представители их рода. Они живут либо поодиночке, либо группами до десяти особей, которые ведет старая ослица, а в отдельных случаях— стадами, насчитывающими свыше ста голов.

Лошадь Пржевальского, названная так в честь русского путешественника, который первым узнал о ее существовании в пустынных степях Китая и Монголии, на воде теперь уже не встречается, а сохранилась только в зоопарках и питомниках. Климат ее родных степей в Центральной Азии был очень суровым — жаркое засушливое лето сменялось морозной зимой.

Около 40 миллионов лет назад в тогдашних субтропических лесах Северной Америки жило невзрачное животное Protylopus, судя по его ископаемым остаткам похожее на зайца. От этого далекого предка произошло много разнообразных животных, которые продолжали эволюционировать, и четыре миллиона лет назад появилось млекопитающее, известное нам как верблюд. Некоторые из этих видов мигрировали в северо-западном направлении и через перешеек на месте нынешнего Берингова пролива распространились по Азии и Африке, поселяясь в областях, по характеру ландшафта и климату принадлежащих к самым суровым на нашей планете.

Двугорбый верблюд

Примерно два миллиона лет назад часть видов, оставшихся в Северной Америке и к этому времени эволюционировавших в предшественников современных лам, альпак и викуний, добрались до южноамериканских Анд и приспособились к жизни на высокогорьях, где воздух разрежен и всегда холоден; а их родичи в Северной Америке тем временем вымерли.

В настоящее время в мире существует 15 миллионов верблюдов и все они — крепкие выносливые животные. Наиболее же крепкие и выносливые из них — это те девятьсот с лишним по-настоящему диких двугорбых верблюдов, стада которых еще бродяг по пустыне Гоби. Там они чувствуют себя вполне нормально, несмотря на температурные перепады от —40 до +40 °C и многие другие трудности, включающие недостаток воды и корма.

Верблюд обладает внушительным набором приспособлений, которые обеспечивают ему выживание в пустыне, где другие животные неминуемо погибли бы. Длинные густые ресницы защищают его глаза от песка, который гонят сильные ветры. Когда же во время песчаных бурь становится трудно дышать, верблюд может почти совсем сомкнуть ноздри. Оба пальда на каждой ноге соединены эластичной мозолистой подушкой, которая обеспечивает животному опору в сыпучем песке, возможность удерживаться на крутых горных тропах и теплоизоляцию от раскаленной солнцем земли или от льда. Верблюд питается самыми разными растениями, в том числе содержащими много солей, которые ни одно другое животное есть не в состоянии. Удлиненный нечувствительный к шипам рот позволяет ему ощипывать самый колючий кустарник, а его трехкамерный желудок прекрасно переваривает самую грубую пищу.

Жара, которая убила бы менее выносливое животное, на верблюда словно бы никак не действует. Его отлично защищает плотный теплоизолирующий слой длинной шерсти, и он начинает терять влагу, лишь когда температура воздуха настолько высока, что его собственная температура поднимается до 40 °C. Теплоизолятором является и жир, большая часть которого концентрируется у верблюда в горбах (либо горбе, если речь идет о дромадере, или одногорбом верблюде). Тепло легко уходит через кожу за ночь, и температура тела у верблюда падает до 34 °C.

Горбы на спине этого бактриана округлы и стоят прямо — верный признак того, что животное здорово. Горбы верблюда представляют собой склад излишков жира, который, расщепляясь в случае необходимости, обеспечивает животного энергией и водой.

Мускулистые ноздри способны полностью смыкаться, благодаря чему песок не попадает в нос верблюда. От каждой ноздри к верхней раздвоенной губе тянется складка. Губы верблюда великолепно приспособлены для хватания, с их помощью он рвет листья и веточки, которыми питается.

Обезвоживание для верблюда далеко не так опасно, как для людей. Человек, потерявший 12 % содержащейся в его теле жидкости, умирает, потому что большая часть этой жидкости выводится из крови, которая в результате становится вязкой и уже не может циркулировать с быстротой, необходимой для рассеивания тепла через кожу. Взрослый двугорбый верблюд, или бактриан, весом 630 килограммов может, однако, потерять до 27 % своего веса (свыше 160 килограммов) за счет влагоотделения и все же выжить, потому что его кровь сохраняет значительную часть жидкой фракции. Для восстановления своего веса верблюд способен сразу выпить от 90 до 135 литров воды.

Последние уцелевшие дикие верблюды живут в пустыне Гоби стадами, состоящими из одного самца и нескольких самок, держась поблизости от воды. Летом они в поисках корма уходят в предгорья. Холостяки держатся вместе, а в брачный период пытаются отбивать верблюдиц у вожака гарема, и в результате разыгрываются жестокие бои. Беременность длится более года. Новорожденный верблюжонок полностью приспособлен к жизни в пустьше. Он начинает ходить через несколько часов после появления на свет, а на второй день уже не отстает от стада.

Из четырех родичей верблюда в Южной Америке лама одомашнена и используется в основном как вьючное животное, а альпака, чья шерсть ценится очень высоко, сохранилась лишь в стадах, которые держали и держат коренные жители Анд. Гуанако, от которых, по-видимому, произошли ламы, все еще бродят по плоскогорьям. Это самые высокие из всех диких млекопитающих Южной Америки: рост их достигает 110 сантиметров, а вес — 90 килограммов. Они живут группами из четырех-десяти самок, которых ведет самец, ревностно охраняющий и свой гарем, и свою территорию. Хотя жизнь в Андах полна опасностей и врагов — таких, как пума например, — гуанако распространены шире, чем викуньи, которые, вероятно, никогда не были особенно многочисленными.

Стада викуний живут высоко на скалистых склонах Анд. Их рост не превышает 75 сантиметров, весят они около 45 килограммов, а окраска у них желтовато-коричневая с белым пятном на груди. Стада, насчитывающие от пяти до пятнадцати самок, ведет самец, свирепо защищающий свою территорию (10–12 гектаров) от нарушителей границ, кусая их или оплевывая отрыгнутой пищей, как это делают и другие представители этого отряда. Детеныш викуньи почти сразу после рождения способен убежать от человека. И все же, несмотря на их быстроту и недоступность мест обитания, викуньи сохранились в условиях дикой природы главным образом благодаря защите, которую им теперь оказывают люди после веков беспощадного истребления, причиной которого была их прекрасная шерсть, столь тонкая, что инки под страхом смерти запрещали своим подданным носить сделанную из нее одежду — это была прерогатива верховного правителя и членов его семьи.

Корабли пустыни

Верблюды за сотни тысячелетий великолепно приспособившиеся к существованию в суровых условиях, с доисторических времен помогали многим азиатским и африканским народностям осваивать эти районы. Они перевозят людей и грузы, их мягкие, покрытые густой шерстью шкуры используются для изготовления одежды, одеял и покрытий для шатров, а высушенный навоз служит топливом, молоко же и мясо — питательной пищей.

В наши дни одногорбые верблюды Северной Африки и Ближнего Востока сохранились только как домашние животные. Это стройные длинноногие животные с густой короткой шерстью, которая защищает их от жары, достигающей сорока с лишним градусов. Их двугорбые родичи, бактрианы, которые все еще водятся в диком состоянии в Центральной Азии, имеют более плотное сложение, ноги у них короче, а длинная и косматая шерсть хорошо защищает их от зимних морозов, которые в этих местах бывают достаточно свирепыми. К лету, когда температура подскакивает далеко за +30 °C, шерсть успевает слинять. Движутся верблюды по своим владениям иноходью, одновременно выбрасывая переднюю и заднюю ногу сначала с одной стороны, а потом с другой. Этот аллюр вызывает покачивание туловища из стороны в сторону, из-за чего верблюды и получили прозвище «корабли пустыни».

Нижняя поверхность ступни верблюжьей ноги (слева) снабжена расширенной мускулистой подушкой, а потому представляет собой хорошую опору, помогающую при ходьбе по песку.

Дромадер (вверху), чьи глаза защищены от ветра и песка густым навесом ресниц, кривит морду, пережевывая свою жвачку. Рассерженный верблюд плюется — в частности, из-за этой привычки ему приписывают темперамент капризной примадонны.

Палящие лучи африканского солнца обрушиваются на караван кочевников и их дромадеров, бредущих по Ливийской пустыне. Нехватка корма в пустыне вынуждает верблюдов постоянно скитаться в поисках пищи.

Безгорбая родня верблюдов

На засушливых плато Анд обитают викунья и гуанако, дикие родичи верблюдов в Новом Свете. Оба вида живут стадами, включающими от четырех до пятнадцати самок, которых ведет один самец. Вожак решает, где и когда будет пастись стадо — (большую греть их рациона составляют многолетние травы), и оберегает его. При появлении врага он испускает пронзительный свист — сигнал, предупреждающий самок, что надо спасаться бегством. — а сам занимает позицию между незваным пришельцем и убегающим гаремом.

И гуанако, и викуньи держатся в пределах обозначенных участков, границы которых самец помечает мочой и горками помета. Грубая шерсть гуанако не имеет коммерческой ценности, но спрос на шелковистую шерсть викуний привел к почти полному истреблению этих изящных созданий. Для их спасения в Боливии и Перу были созданы резерваты, где викуньи могут жить спокойно — как, например, стадо, запечатленное на верхней фотографии.

Из двух видов безгорбых верблюдов Южной Америки гуанако отличается от викуньи более темной мордой и более крупными размерами. Гуанако обитают в Андах на плоских участках от побережья до высоты 4000 метров над уровнем моря. На этих открытых равнинах они видны издалека, а потому их выживание зависит от бдительности и скорости бега, иногда превышающей 55 километров в час.

Викунья (вверху) удивительно грациозное животное. Толстые раздвоенные кожистые подушки на конечностях викуньи позволяют ей очень ловко и уверенно бегать по скалистым склонам. Хотя на викунью охотятся лисы, собаки и пумы, главную опасность для нее уже много веков представляет человек. В настоящее время популяция викуньи насчитывает не более 15 000 особей.

Отрывок из книги Джеральда Даррелла «Земля шорохов»

Джеральд Даррелл, бесподобный рассказчик как истинных, так и фольклорных историй о животных, изъездил весь мир в поисках редких животных для своего зоопарка на острове Джерси в Ла-Манше. Книга «Земля шорохов» [4]Джеральд Даррелл. Земля шорохов. Пер. с англ. Дм. Жукова. В кн.: Даррелл Дж. Под пологом пьяного леса. Земля шорохов. — М.: Мысль, 1972.
, отрывок из которой приводится ниже, повествует о его путешествии по тропическим лесам и патагонскому побережью Аргентины. В этом отрывке Даррелл описывает, как он обнаружил на полуострове Вальдес стадо диких гуанако, которые неожиданно оказались совершенно непохожими на тех жалких обитателей зоопарков, с какими он был знаком до сих пор.

Изменился не только цвет, но и настроение пейзажа он вдруг ожил. Мы ехали по красноватой грунтовой дороге, изрытой вытряхивающими душу выбоинами, когда в придорожных кустах я заметил какое-то движение. Оторвав взор от выбоин, я взглянул направо и тотчас затормозил машину так резко, что все наши женщины стали бурно возмущаться. Но я просто показал пальцем, и они замолчали.

У самой дороги, утопая по колено в желтых кустах, стояли и смотрели на нас шесть гуанако. Гуанако — это дикие родичи лам, и я представлял их себе чем-то вроде этих приземистых домашних животных, покрытых грязно-бурым мехом. Мне по крайней мере запомнилось, что единственный гуанако, которого я видел много лет назад в одном зоопарке, выглядел именно таю Но либо мне изменила память, либо тот гуанако был в неважном состоянии. Он, безусловно, оставил меня совершенно неподготовленным к тому великолепному зрелищу, которое представляют собой дикие гуанако.

Одно из животных, очевидно самец, стояло немного впереди других, футах в тридцати от нас. У него были тонкие, точеные, как у скаковой лошади, ноги, стройное тело и длинная грациозная шея, немного напоминающая жирафа. Морда гораздо длинней и изящней, чем у ламы, но с таким же высокомерным выражением. Глаза черные и огромные. Прядая маленькими изящными ушами и вскинув подбородок, гуанако как бы разглядывал нас в воображаемый лорнет. Позади него тесной и робкой стайкой стояли три его жены и два малыша, каждый ростом не больше терьера. Огромные, широко раскрытые глаза придавали им до того невинный вид, что это зрелище исторгло у женской половины экспедиции восторженные вздохи и сюсюканье. Мех животных был не грязно-бурым, как я ожидал, а почти красным. Только у шеи и ног был светлый оттенок, как у песка на солнце, а туловище было покрыто густой шерстью красивого красновато-коричневого цвета. Боясь, что такого случая нам больше не представится, я решил выйти из лендровера и заснять их. Схватив кинокамеру, я стал очень медленно и осторожно отворять дверцу машины. Повернув оба уха вперед, самец гуанако следил за моими движениями с явным недоверием. Тогда я медленно закрыл дверцу и стал поднимать камеру. Однако этого оказалось достаточно. Гуанако не проявляли особого беспокойства при моей попытке выйти из машины, но когда я стал поднимать к плечу черный подозрительно похожий на ружье предмет, они не выдержали. Самец фыркнул, развернулся и поскакал прочь, гоня перед собой жен и детей. Маленьким гуанако сначала показалось, что это всего лишь забава, и они стали носиться по кругу, пока отец меткими пинками не призвал их к порядку. Отбежав немного, они сбавили ход и с бешеного галопа перешли на размеренную рысь. В своих красновато-коричневых с желтым шубах они были похожи на какие-то странные расписные игрушки, которые, покачиваясь, уносились сквозь золотистые кусты.

Пересекая полуостров, мы еще много раз встречали гуанако, обычно группами по трй, по четыре, а однажды увидели стадо из восьми животных. Оно стояло на холме, резко выделяясь на фоне голубого неба. Я заметил, что в центральной части полуострова стада гуанако попадаются чаще, чем на побережье. Но где бы ни встречались нам эти животные, они всюду держатся настороженно и готовы ускакать прочь при малейшем намеке на что-либо непривычное. Местные фермеры-овцеводы охотятся на них, и гуанако на собственном горьком опыте узнали, что доблесть далеко не исключает осторожности.

Одомашненные, но грубошерстные

Альпака (вверху) и лама (справа) были одомашнены индейцами Анд еще в третьем веке до нашей эры: альпака — ради ее густой шерсти, а лама — как вьючное животное. Для перевозки грузов больше всего подходят самцы ламы старше трех лет, а самок держат для размножения и регулярно стригут, получая шерсть невысокого качества. Ламы с грузом в 40–50 килограммов проходят за день по высокогорному плато, от 25 до 35 километров.

Альпака, чья шерсть длиннее, гуще и тоньше, чем у лам, является важнейшим источником шерсти в Южной Америке, хотя стричь ее можно лишь три-четыре раза на протяжении жизни животного — каждые два года, но не чаще. Недавно альпак удалось скрестить с их дикими родичами викуньями, и гибридное потомство — пако-викунья — дает ценное руно, объединившее в себе качество шерсти викуньи с количеством шерсти альпаки.

Члены семейства Suidae — таково научное название свиней — самые древние и наиболее примитивные из современных парнокопытных. Свиньи сумели продержаться столько миллионов лет благодаря тому, что приспособились к крайне разным местам обитания и стали практически всеядными. Это невероятно выносливые и смышленые животные, а перед лицом опасности или в стычках с соперником и очень грозные.

Начало одомашниванию свиней положил какой-то бесстрашный земледелец, который первым набрался храбрости либо поймать кабана с самкой, либо вырастить поросенка с рождения. Некоторые ученые считают, что произойти это могло в неолите, около шести с половиной тысяч лет назад. Однако одомашнивание не наложило на свиней глубокого отпечатка, и они почти полностью сохранили свою дикую сущность. Если им удается сбежать, они легко возвращаются к образу жизни своих диких предков. В 1912 году некий предприимчивый охотник по имени Джордж Гордон Мур привез из Германии в Соединенные Штаты Америки 14 кабанов. Он собирался держать их в охотничьем заказнике площадью 600 гектаров в Аппалачских горах, в штате Северная Каролина. Кабанов ждал специальный загон из каштановых жердей, но даже такая прочная ограда не устояла перед их бешеной силой. Все кабаны вырвались на волю, и некоторые спарились с разгуливавшими без присмотра домашними свиньями местных фермеров. В результате возникла популяция гибридных кабанов, и теперь примерно 1200 этих выносливых крепких животных бродят по лесистым горным склонам и долинам подобно своим европейским предкам.

Кабан, или дикая свинья, — это поистине внушительное животное, сгусток мощи высотой до метра и весом до 150 килограммов, вооруженный острыми как бритва клыками длиной около 15 сантиметров. Кабан — прекрасный пловец: спасаясь от врагов или в поисках корма он переплывает реки и даже озера. На Британских островах его полностью истребили, но он еще встречается в некоторых районах Европы, Азии и Северной Африки.

Кабан ест практически все и нередко пользуется клыками, чтобы по подсказке острого обоняния выкапывать из земли червей, личинок, а также деликатесы вроде клубней и корневищ. Подобно всем свиньям, кабаны ведут стадный образ жизни: в холодные зимние ночи они спят вповалку, тесно прижавшись друг к другу — порой до пятнадцати животных. Взрослые самцы, впрочем, держатся особняком, за исключением брачного периода, который длится три месяца. Беременные самки готовят себе логово, устилая его листьями.

Свиньи очень плодовиты; в 1493 году Колумб завез в Вест-Индию всего восемь свиней, а уже через 13 лег их потомство стало таким многочисленным и таким опасным — их стада нападали на домашних животных, — что местные жители начали устраивать на них организованные охоты. Эрнандо де Сото также обеспечил свою экспедицию в Новый Свет живой свининой и в 1539 году привез во Флориду 13 свиней. Три года спустя его стадо насчитывало 700 животных, и, как полагают, дикие свиньи, которые бродяг сейчас в лесах на юге США, — это их потомки.

В тропических лесах Африки и на Мадагаскаре живет кистеухая свинья, вес которой достигает 90 килограммов, а рост более 75 сантиметров. Кистеухие свиньи тоже всеядны, но предпочитают растительную пищу. На поиски корма они выходят ночью, а жаркую часть дня спят. Капская кистеухая свинья любит забираться на поля, прорывая ход под ограждением или перегрызая колючую проволоку.

Самой крупной из существующих в настоящее время свиней является большая лесная свинья Центральной Африки — довольно робкое создание ростом около метра, весом от 140 до 230 килограммов, с клыками длиной до 23 сантиметров. Лесные свиньи прокладывают в густом подлеске ходы, ведущие к логовам, которые семьи занимают из поколения в поколение.

Пекари, члены семейства Tayassuidae, — это американский аналог европейской дикой свиньи. Внешне они довольно похожи на своих европейских родичей, но отличаются от них пахучей железой на задней части спины. С помощью секрета этой железы пекари метят свою территорию и по его запаху опознают других членов стада. В это семейство входят два давно известных вида и один, совсем недавно открытый заново. Ошейниковый и белобородый пекари обитают в тропиках Северной, Центральной и Южной Америки. Всего несколько лет назад биолог Ральф Ветцель нашел в лесных дебрях Парагвая вид пекари, который, как полагали, исчез еще в ледниковом периоде. Считается, что этот более крупный, чем ошейниковый и белобородый пекари, третий вид, которому Ветцель дал название «длинноносый», происходит от пекариподобного предка, мигрировавшего в Западное полушарие из Азии через перешеек, возникший на месте Берингова пролива в ледниковую эпоху при понижении уровня Мирового океана. Неоднократно делались попытки приручить пекари, но полностью домашними они так и не становились. Два пекари долгое время были даже живыми талисманами одного колледжа, но затем в один прекрасный день, пресытившись академической жизнью, дали волю природной дикости и набросились на ректора.

Кабаны

Ловкие и неприхотливые

Дикие свиньи выделяются среди других млекопитающих удивительным умением приспосабливаться к условиям окружающей среды. Они чувствуют себя одинаково хорошо в европейских лесах, африканской саванне и в азиатских кустарниках, но всем им требуется какой-нибудь водоем (сойдет и большая лужа). Они не только пьют из него, но также купаются и принимают грязевые ванны, которые спасают их от перегревания и паразитов. При отсутствии и без того немногочисленных естественных врагов, вроде волков, повсеместно истребляемых человеком, дикие свиньи — как, например, европейский кабан (внизу) — размножаются с чрезвычайной быстротой. В густо населенных областях они могут стать серьезной угрозой для полей и лугов. Регулируемая охота помогает удерживать их численность в приемлемых пределах.

Если не допускать чрезмерного размножения диких свиней, они приносят своей среде обитания прямую пользу. В поисках корма они переворачивают и разрыхляют почву, и невольно закапывают в нее семена, тем самым способствуя появлению молодого подлеска.

Поросята (вверху) сбились в тесную кучку — все дикие свиньи во время отдыха любят прижиматься друг к другу. Поросята еще щеголяют мягкой полосатой шерстью, которую они носят примерно до трех месяцев, после чего ее сменяет густая темная шуба с жесткой щетиной, как у взрослого кабана на нижней фотографии.

Животное на фотографии справа — один из примерно 200 тысяч ошейниковых пекари, которые еще бродят по Новому Свету от Техаса до Южной Америки стадами из 5-15 самцов и самок всех возрастов. Ареал ошейниковых пекари перекрывает ареал более крупных белобородых пекари, который тянется на юг до самой Аргентины.

На ошейниковых пекари интенсивно охотятся ради их мяса и кожи, и потому численность их за последние годы сильно уменьшилась. Главные их враги, кроме человека,  — ягуар, рыжая рысь и пума.

Кистеухая свинья приняла типичную для этого вида позу — высоко задрала голову и выгнула спину, показывая белую гриву.

Многочисленные подвиды кистеухой свиньи распространены от южных границ Сахары до Мадагаскара. Они питаются корнями, травой и упавшими с деревьев плодами. Обитая во влажных местах с богатым растительным покровом — например, в тростниковых зарослях,  — они спят во время дневной жары и кормятся ночью.

Бизоны, зубры, буйволы, гауры и яки принадлежат к самым крупным стадным животным. Но, хотя величина и стадный образ жизни защищали их от подавляющего большинства хищников, эти великаны понесли тяжкий ущерб от человека, чье стремление использовать одних из них и вытеснять других с привычных пастбищ всех их поставило на грань вымирания.

Мало для кого из диких животных столкновение с человеком имело более трагические последствия, чем для бизона; — и все-таки он продержался до лучших времен. Предки современного бизона, первобытные зубры, некогда распространенные от Сибири до Европейского побережья Атлантического океана, около полумиллиона лег назад перебрались по перешейку на месте нынешнего Берингова пролива в Новый Свет. Задолго, до того, как туда явились первые европейцы, эти косматые великаны (высота в холке у них без малого два метра, и весят они до полутора тонн) бродили по прериям стадами, общая численность которых, возможно, достигала 50 миллионов животных. В последней трети XIX века американцы начали беспощадно истреблять бизонов ради их шкур и мяса. И к 1889 году, по оценке Уильяма Хорнедея, активного защитника дикой природы, который впоследствии возглавил Американское общество по спасению бизонов, число этих животных на территории Соединенных Штатов сократилось до 541. Благодаря усилиям Общества, созданного Хорнедеем при Нью-Йоркском зоопарке в Бронксе в 1905 году, и других подобных организаций в настоящее время популяция бизонов в США насчитывает 36 тысяч особей.

Бизоны очень любопытны, особый интерес у них вызывают новорожденные телята и искалеченные взрослые быки и коровы. Вполне вероятно, что в дни безжалостного истребления бизонов в XIX веке это любопытство сыграло роковую роль. Привлеченные запахом убитого бизона, другие члены стада возбужденно обнюхивали труп, толкали его головами в надежде, что он встанет на ноги, — и подставляли себя под выстрелы охотников.

В Старом Свете к 1923 году, когда там было организовано Международное общество сохранения зубра, оставалось всего 56 этих европейских родичей бизона — и только в зоопарках. Последний дикий зубр был убит во время первой мировой войны. Однако теперь в Европе живет около двух тысяч зубров — вольные стада в Беловежской пуще и на Западном Кавказе и еще полторы тысячи в зоопарках.

Житель юга Азии гаур, величиной почти не уступающий бизону, находится на грани вымирания главным образом потому, что в места его обитания — тенистые горные леса и прогалины джунглей — все больше вторгается человек.

Например, в Малайзии гауры, которых там называют селадангами, уже исчезли. Обычное стадо гауров состоит примерно из семидесяти животных, которые держатся группами от десяти до двадцати особей.

Заметно сократилась численность буйволов, как африканского, так и индийского. Индийский буйвол, которого из-за его манеры стоять по шею в воде нередко Называют водяным буйволом, считается завидной охотничьей добычей не только из-за мяса, но и из-за почти двухметровых рогов — бесспорно, великолепного трофея. Высота индийского буйвола в холке тоже достигает почти двух метров, и хотя его давно уже одомашнили для полевых работ, он может быть очень опасен. В местах, где эти буйволы еще сохраняются в диком состоянии (живя небольшими группами по десять-двадцать животных), они бродяг с невозмутимым спокойствием могучих бойцов, которые в случае необходимости готовы ринуться на тигра, чтобы отогнать его от стада, — это наблюдалось неоднократно.

Африканские буйволы чуть было все не погибли в последнем десятилетии XIX века, став жертвой эпизоотии чумы, завезенной в Африку с крупным рогатым скотом белых поселенцев. Однако на восточном побережье еще сохраняются их стада. Подобно своим азиатским родичам, африканский буйвол редко становится добычей хищников, и ему страшны только люди с ружьями. Впрочем, согласно некоторым сообщениям, буйволы убили больше охотников за крупной дичью, чем любые другие животные.

Яки обитают на труднодоступных плато и горных склонах в северной части Тибета. Их популяции, насчитывающей около восьми тысяч животных, грозит серьезная опасность от волков и от кочевых охотников, высоко ценящих мясо яка, его шкуру, а также хвост, якобы наделенный магическими свойствами.

Все эти животные — травоядные и, подобно антилопам, верблюдам и оленям, обладают одним из самых любопытных приспособлений в животном царстве — многокамерным желудком. Видимым признаком этого замечательного-приспособления является пережевывание жвачки: уже частично переваренная пища вновь измельчается зубами. Этот процесс служит двум целям. Во-первых, пережевывание жвачки обеспечивает почта непрерывное переваривание как больших количеств пшци, спокойно съеденной, когда животное чувствовало себя в безопасности, так и отдельных пучков травы, сорванных на бегу. Пищеварение продолжается и пока животное не ест, бдительно следя, не приближается ли откуда-нибудь враг, и пока оно безмятежно отдыхает (наилучшее время для пережевывания жвачки). Во-вторых, многокамерный желудок обеспечивает весьма эффективное усвоение больших количеств малопитательного корма благодаря деятельности бактерий, обитающих в рубце — самой большой из камер желудка. У жвачных эта бактерии расщепляют практически неусваиваемую целлюлозу, из которой состоят стенки растительных клеток. Лошадь тоже ест траву и листья, но ее простой небольшой желудок усваивает этот корм много хуже, чем желудок жвачных. Человек же, даже если он сумеет разжевать и проглотить такую еду, все равно не усвоит из нее практически никаких питательных веществ.

Африканский буйвол

Великаны прерий

Травянистые равнины Северной Америки от Миссисипи до Скалистых гор были некогда владениями степного бизона (внизу). Каждый год колоссальные стада этих могучих быков, крупнейших наземных млекопитающих Северной Америки, медленно двигались по прериям в поисках травы и воды, следуя от века установленными путями. В наши дни степные бизоны сохранились только в национальных парках и частных владениях. Стадо, изображенное на фотографии справа, обитает в Кастер-Парке, штат Южная Дакота.

Хотя область передвижения современных бизонов сильно ограничена, они ведут примерно тот же образ жизни, что и их предки. Величина стада может колебаться от небольшой семейной группы, состоящей из двух взрослых животных и теленка, до нескольких тысяч особей. В брачный период, который начинается в июле, между взрослыми быками происходят поединки. Победитель, доказав свое превосходство, спаривается с отбитыми самками. Беременность длится девять месяцев, а телята остаются с матерями около трех лет.

Отрывок из книги Роберта Мак-Кланга «Исчезающие животные Америки»

Американский зоолог Роберт Мак-Кланг — известный деятель по охране природы и прекрасный популяризатор. Его книга «Исчезающие животные Америки» посвящена судьбам тех животных, которые либо уже исчезли, либо по той или иной причине стоят на грани исчезновения. Тем не менее автор полагает, что исчезающие виды еще можно спасти, если люди будут использовать природу разумно.

В те дни, когда шло освоение Дальнего Запада, одним из самых гордых и воинственных племен юго-западных равнин было племя индейцев киова. В своей книге «Американский бизон» Мартин Гарретсон приводит легенду о сотворении мира, которую индейцы киова рассказали старому трапперу в те далекие годы, когда по прериям еще бродили миллионные стада бизонов.

«В первый день Великий Дух посадил на берегу вод Дерево Великого Пути, возносившее свои ветви к небу. И по ним сошли вниз на землю все живые существа, а также мужчина и женщина киова, которые весь день гуляли по новому миру, а вечером вернулись к Дереву Великого Пути, и там они увидели бизонов, и Великий Дух спустился к ним и сказал: «Вот бизоны. Они будут давать вам пищу и одежду, но в тот день, когда вы увидите, что они исчезли с лица земли, знайте —! конец киова близок и солнце закатится».

Зловещее пророчество этой легенды оказалось даже слишком верным — и не только для киова, но и для команчей, шайеннов, сиу и всех других племен, живших в прериях. Эти «бизоньи» племена добывали себе все необходимое для жизни, следуя за стадами бизонов. Когда бизоны исчезли, мир индейцев прерий рухнул.

Индейцы ели мясо бизонов сырым и жареным, они вялили его впрок на зиму. Свои типи и одежду они изготовляли из бизоньей кожи, а мохнатые шкуры служили им постелями и коврами. Из рогов они делали черпаки, из костей — орудия и оружие. В дело шла буквально вся туша убитого животного.

До появления белых индейцы охотились на бизонов пешими и убивали их только стрелами и копьями. Иногда опытные охотники закутывались в бизоньи шкуры и так подкрадывались к стаду. Или же, если местность была подходящей, большая группа охотников окружала стадо и загоняла его к обрыву, так что обезумевшие от ужаса животные срывались вниз, сразу обеспечивая племя большим запасом мяса и шкур. Однако с прибытием испанцев у индейцев появились лошади. Теперь индейские всадники стремительным галопом врывались в гущу стада и без труда поражали стрелами намеченное животное.

Вероятно, первыми европейцами, увидевшими американского бизона, были Кортес и его бледнолицые конкистадоры. Когда в 1521 году они захватили столицу ацтеков, то, согласно преданию, побывали в зверинце Монтесумы, их верховного правителя, и описали все, что там увидели: «Мексиканский бык, удивительно сложенный из самых разных животных. У него кривые плечи и горб на спине, как у верблюда… его шея покрыта гривой, как у льва. Копыта у него раздвоенные, и на голове рога, как у быка, на которого он походит свирепостью не менее, чем силой и быстротой».

Затем испанцы, добравшись до юго-западных равнин, увидели бизонов на свободе и были поражены их многочисленностью. А ведь они видели лишь ничтожную часть всей популяции. В ту эпоху не менее 60 миллионов этих могучих животных бродило по континенту от северной Мексики до центральной Канады и от Скалистых гор почти до самых берегов Атлантического океана.

За бизонами следовали не только индейцы, но и стаи волков, добычей которых становились отбившиеся от стада телята или больные и старые животные. Зимние бураны взимали со стад немалую дань, как и засухи, эпидемии и весенние разливы, когда бизоны массами тонули, пытаясь переплыть вздувшуюся реку. Но, несмотря на все эти потери, число бизонов не убывало.

Положение изменилось после окончания войны Севера с Югом, когда на запад потянулись караваны эмигрантов. Бескрайние прерии начали очень быстро покрываться селениями, и их наводнили искатели счастья всех мастей. И повсюду, где появлялись эти пришельцы, они стреляли бизонов — из-за мяса и шкур, для себя и на продажу, а то и просто забавы ради. А когда через страну бизонов потянулись нити железных дорог, огромные стада начали таять с невероятной быстротой.

Знаменитый Баффало Билл Коди (Бизоний Билл) начал свою карьеру, когда Канзасская тихоокеанская железная дорога наняла его, воспользовавшись его услугами для снабжения мясом строительных рабочих, и за полтора года убил 4120 бизоноЕ Первые поезда в этих местах нередко часами простаивали, пока через пути переходило большое стадо, а потому железнодорожные компании всячески поощряли охоту на бизонов. Вскоре по прериям начали рыскать тысячи профессиональных охотников, и бизоньи шкуры на время стали основой экономики этой области. Как правило, охотники, освежевав свою жертву, забирали шкуру и, быть может, вырезали язык, а тушу бросали. Много лет спустя предприимчивые люди наживали состояния, собирая побелевшие кости и продавая их на фабрики удобрений.

К началу 70-х годов прошлого века миллионные стада бизонов на юго-западе страны ушли в область преданий. Пророчество индейской легенды сбылось: вскоре киова были вынуждены поселиться в резервациях и вести жалкое существование в полной зависимости от сомнительной щедрости белых.

Стремясь избежать такой же судьбы, индейцы северных равнин — сиу, шайенны и их союзники — беззаветно сражались с белыми, тщетно пытаясь остановить их вторжение. В 1876 году индейские вожди Бешеная Лота гть и Сидящий Бык, объединив северные племена, одержали над отрадами генерала Джорджа Кастера блистательную победу в знаменитой битве у Литл-Биг-Хорна. Однако этот успех индейцев оказался бесплодным: не прошло и года, как почти все рассеянные по равнинам племена были усмирены и загнаны в резервации. Теперь белые охотники получили возможность истреблять бизонов, не опасаясь возмездия. На то, чтобы завершить эту бойню,

потребовалось всего каких-нибудь пять лет.

Последнее большое стадо — около 75 тысяч голов — было уничтожено в графстве Йеллоустон летом 1883 года. И с этого времени бизоны, если не считать горстки животных, еще бродивших кое-где по прериям, уже действительно принадлежали прошлому. А в следующие несколько лет и последние остатки стад были почти все выслежены и истреблены.

В 1890 году утратившие всякую надежду индейцы устраивали у себя в резервациях ритуальные пляски и взывали к Великому Духу, чтобы он вернул бизонов на землю, но тщетно. К этому времени на всей территории Соединенных Штатов осталось лишь несколько сотен бизонов, большинство которых держалось в пределах Йеллоустон-ского национального парка. Теоретически охота на них там была запрещена, но запрещение это не подкреплялось никакими практическими мерами. Браконьеры продолжали убивать бизонов и в парке; некоторые таксидермисты неплохо наживались на доходной, хотя и противозаконной торговле выделанными бизоньими шкурами и головами, которые приобретали богатые любители трофеев. К 1894 году в Йеллоустоне осталось не больше 21 животного; это были последние дикие бизоны в Соединенных Штатах, если не считать такого же крохотного стада в Лост-Парке (штат Колорадо).

И тут наконец широкая публика не то устыдилась, не то осознала необходимость сохранения исчезающих животных, и конгресс издал закон, вводивший суровые наказания за убийство бизонов в Йеллоустонском национальном парке. Однако закон этот не препятствовал любителям трофеев и дальше уничтожать бизонов в Колорадо. Последние четыре бизона — два быка, корова и теленок — были убиты там в феврале 1897 года. В это время численность бизонов в Соединенных Штатах достигла своего низшего предела.

К счастью, в неволе еще жило немало бизонов, а в Канаде, в почти недоступных дебрях вокруг Большого Невольничьего озера, обитало несколько сотен животных. И это давало некоторую надежду на спасение вида. А потому группа энтузиастов организовала в 1905 году Американское общество по спасению бизонов, председателем которого стал Уильям Темпл Хорнедей, ревностный защитник дикой природы. Хорнедей был, кроме того, директором Нью-Йоркского зоологического общества, которому, в частности, принадлежали 40 бизонов, живших в неволе. В 1907 году 15 из них были переданы правительству для только что организованного оклахомского лесного и охотничьего резервата Уичито. В 1908 году Американское общество по спасению бизонов способствовало созданию в штате Монтана Национального бизоньего заказника и снабдило его тридцатью четырьмя животными. В течение следующих десяти лет такие же охраняемые стада были созданы в национальном парке Уинд-Кейв (штат Южная Дакота) и в резервации Форт-Найобрара (штат Небраска). В судьбе бизонов наступил перелом.

В настоящее время численность животных в этих и в созданных позже стадах уж§ превышает 10 тысяч. Даже Аляска может похвастать стадом в 500 голов. Это потомки двадцати трех бизонов, доставленных туда в 1928 году. Кроме того, канадские бизоны, обитающие в диких дебрях вокруг Большого Невольничьего озера, где теперь создан национальный парк Вуд-Баффало, тоже размножились, и число их достигает 10–12 тысяч голов. Эти бизоны образуют особый подвид лесных бизонов (Bison bison athabascae).

Двадцать тысяч бизонов, которые бродят теперь по диким дебрям и национальным паркам Канады и Соединенных Штатов Америки, отличаются такой плодовитостью, что почти повсюду ежегодно приходится проводить отстрел некоторого их количества на мясо, чтобы численность стада не превышала возможностей предоставленных ему пастбищ. В Канаде охотники получают разрешение на отстрел ограниченного числа диких бизонов почти так же, как в прежние дни.

Равнины и прерии Дальнего Запада уже никогда больше не увидят многомиллионных бизоньих полчищ, но благодаря мерам, принятым в самый последний момент, бизон был все-таки сохранен и дальнейшее выживание вида можно пока считать обеспеченным.

Отрывок из книги Жоржа Блона «Великие кочевья»

Во время массовых миграций бизоны имели обыкновение слепо идти за вожаком, не замечая препятствий и коварных ловушек, расставленных природой, а потому порой завершали жизнь невольным групповым самоубийством. Жорж Блон, автор книги «Великие кочевья», собрал много историй о подобных катастрофах и в приведенном ниже отрывке рассказывает о судьбе стада, попавшего в буран зимой 1858 года.

Вторые сутки уже бушует вьюга, будто с цепи сорвалась: бешеный ветер, хмурое небо, за несколько метров ничего не увидишь. Волки, как слепые, идут за стадом по нюху, всего в двадцати шагах. А что видят перед собой первые ряды бизонов? Ничего. Непроглядную белую муть. Чем же они руководствуются? Они не выбирают направления, оно определяется само собой. Мы не знаем, какие способы ориентации были у кочующих бизонов, известно только одно: когда разыгрывалась метель и все вокруг заволакивалось густой пеленой, бизоны сразу поворачивали против ветра, и больше их ничто не заботило. То, о чем я сейчас хочу рассказать, случилось со стадом бизонов в 1858 году, и на протяжении веков такое случалось множество раз.

Стотысячное стадо шло сперва своей обычной рысью, потом сменило ее на иноходь. При таком аллюре бизоны заваливались набок, как будто все в стаде хромали, зато было легче двигаться навстречу валившему снегу. Чуть позднее стадо перешло на шаг. Снег становился все глубже и глубже, а слепящий снежный вихрь крутился в воздухе все быстрее и становился все непрогляднее. Это было тем более тревожно, что надвигалась ночь. Никто из этих бизонов, конечно, не. знал старых рассказов о том, как целые стада замерзали в снегу, но многие из них пережили суровые зимы — во всяком случае каждый теперь предчувствовал, что предстоящая ночь не будет веселым праздником. И действительно, ночь оказалась ужасной.

Стадо не ложилось и даже не останавливалось, это подсказывал простой инстинкт самосохранения. Бизоны шли всю ночь, иногда пробивали грудью путь свой в снегу. Нет нужды говорить, что продвигались они очень медленно и тесно жались друг к другу. Волки ни на шаг не отставали от стада. Порой они шли так близко, что их морды касались ног бизонов, но, несмотря на постоянные муки голода, они даже и не думали никого трогать.

Теперь страшнее и важнее всего остального была эта вьюга. Она не позволяла ни одного движения, ни одного усилия, ни одной мысли, помимо отчаянной борьбы за то, чтобы не остаться там, позади, засыпанным на месте, не задохнуться в этой мутной мгле.

Слепое упорство спасло бизонов в ту ночь. Когда наступил рассвет, сгрудившееся стадо все еще шло вперед, с трудом пробиваясь сквозь снег. Там, где-то над горизонтом, уже, несомненно, было солнце, только трудно сказать, с какой оно сторонь1, и день пока больше похож на сумерки.

К полудню вьюга немного улеглась и бизоны снова могли перейти на рысь. Воздух все еще был наполнен крутящимся снегом, но теперь, впервые за два дня, землю стало видно на расстоянии десятка метров. Животные первых рядов, казалось, радостно взбивали копытами снег, и все остальное стадо оживало.

Что насторожило головных бизонов? Может, иной оттенок в белой стене, какая-то перемена в яростном вихре снежных хлопьев? Только все они сразу замедлили шаг или, вернее, попытались замедлить. Ноги их напряглись, и вокруг взметнулись вихри снега. Если б бизоны шли в один ряд или в несколько, то первым, может быть, и удалось бы — может быть — остановиться перед пропастью. Напор тысяч следовавших за ними локомотивов не позволил им по-настоящему сбавить скорость на тех десяти метрах снега, что оставались до пропасти.

Стадо свергалось с обрыва неудержимой лавиной. Ничто не могло предотвратить его полной гибели.

Возможно, животные и услышали шум, когда первые ряды валились друг на друга с тридцатиметровой высоты, но в вое ветра все казалось таким неясным. Да и вообще, поняли бы они, что происходит? Едва ли. Как мы уже видели, бизоны, особенно если они идут стадом, не способны к самостоятельным решениям.

Они свалились в пропасть все до одного, уже ничто не могло их остановить. Гигантская груда их скелетов, протянувшаяся на несколько сотен метров, стала потом — много времени спустя — объектом паломничества местного населения. Ни одного волчьего скелета не было во всей груде, что позволяет нам вообразить последнюю сцену этого шествия к смерти: поджарые серые хищники, вовремя остановившиеся у края пропасти, протягивают морду в незримую пустоту, вдыхают, может быть, несмотря на снег, запах ожидающего их фантастического пиршества и начинают искать спуск.

Африканские буйволы

Лесистые равнины Восточной и Южной Африки служат приютом африканскому буйволу. Высота этих грузных животных достигает в холке более полутора метров, и весят они до тонны. Они живут стадами (справа), которые насчитывают от десяти до многих сотен голов в зависимости от наличия корма — главным образом диких злаков и прочей травы — и воды, необходимой им не только для питья, но и для купания (вверху). Типичное стадо, которое обычно ведет старая самка, раннее утро проводит у водопоя, а пасется главным образом вечером. В дневную жару буйволы, как правило, укрываются в лесу. Или же нежатся в грязевых ваннах, которые охлаждают и успокаивают кожу, нестерпимо зудящую от укусов кровососущих насекомых и клещей. Буйволы живут в мире друг е другом все время, кроме брачного периода, когда быки дерутся из-за коров. Бои эти обычно носят ритуализованный характер и сводятся главным образом к угрожающим позам и движениям, а также попыткам оттеснить противника. Смертоносные концы рогов редко пускаются в ход, и один из соперников почти всегда отступает до того, как прольется первая кровь.

Экзотические быки

Дикие быки, представленные на этих фотографиях, свидетельствуют о чрезвычайной способности этих животных приспосабливаться к самым разным климатическим условиям. Конголезский, или красный, буйвол (внизу), обитатель густых африканских лесов, отличается яркой рыжей окраской и пучками длинных белых волос в ушах. Индийский буйвол (справа внизу) распространен от Индии до Филиппин и держится вблизи рек, озер, болот и влажных лесов, кормясь водными растениями и травой. С помощью рогов эти буйволы закидывают себе на спину целые слои грязи, оберегающей их от перегрева и жалящих насекомых.

Як (справа вверху) обитает в Гималаях и Тибете на высотах вплоть до 6000 метров. Одет он в длинную густую шерсть, которая спасает его от холода, а широкие копыта позволяют ему ловко ходить по родным кручам и уступам.

Косматые жители гор яки (справа) и — глянцевитые индийские буйволы (внизу) щеголяют тяжелыми, в форме полумесяца рогами — и имеют примерно одинаковые размеры быки обоих видов весят около тонны). Индийским буйволам нужны болота, озера и реки не только для того чтобы пить, но и чтобы валяться в грязи, купаться. Яки тоже нуждаются в воде и очень ее любят. Даже в самую холодную погоду они купаются в ледяных озерах своего родного Тибета.

Небольшое стадо индийских буйволов переходит вброд реку в Австралии.

Эти животные там раньше не водились. Они — потомки одомашненных буйволов, которых ввезли в Северную Австралию в 1825 году в качестве рабочего скота.

Олени почти всех 53 видов, начиная от величавого американского лося, жителя Каналы и Аляски, чей рост достигает без малого двух с половиной метров, и кончая сорокасантиметровым пуду Южной Америки, отличаются от прочих своих родичей строением рогов. Эти великолепные украшения, которые всегда особенно прельщали охотников, венчают только самцов. (К исключениям относятся северный олень и карибу, у которых рога имеют и самки, а также кабарга и водяной олень, у которых рогов вообще нет, но зато есть мощные верхние клыки.) У оленей, как и у антилоп, самцы используют рога и для демонстраций, и для защиты, но в отличие от антилоп олени ежегодно сбрасывают рога и отращивают их заново к началу года.

Оленьи рога своеобразны не только потому, что они ветвятся, их отличает сложный цикл ежегодно повторяющегося возобновления. На том этапе, когда они чаще всего служат оружием — в схватках за самку во время гона, — они представляют собой мертвую кость, так что могут безболезненно обламываться или спиливаться, без малейшей потери крови. Но когда оленьи рога «живы», когда они растут, их покрывает мягкая кожа с тонкими волосками — «бархат», как ее удачно назвали, — пронизанная пульсирующей сетью кровеносных сосудов и нервов и чувствительная, как вскрытый зуб.

Весной и летом, пока рога отрастают, а самки не готовы к спариванию, олени-самцы держатся тихо и незаметно. Но на протяжении всего этого срока их кровь поставляет костный материал (общим весом порой равный четверти скелета животного) в припухлости, образующиеся на двух выступах лобной кости (пеньках) сразу же после того, как будут сброшены прошлогодние рога. К середине лета рога обычно полностью отрастают, но еще покрыты бархатом. Недели две-три спустя эта ткань начинает отмирать и облезать, обнажая полностью сформировавшиеся, окостеневшие рога. Олень помогает ее удалению, энергично очищая рога о стволы и ветви деревьев. В эти дни олень нередко поедает сшелушившийся бархат, возвращая своему организму необходимые вещества, которые он терял в сложном процессе роста рогов, сопряженном, в частности, с огромными затратами не только энергии, но и минеральных ресурсов тела.

Как ни дорого обходятся оленю его рога, их ценность в качестве оружия против соперников и для защиты от хищников остается сомнительной. Против хищников рога часто оказываются неэффективными. Для северных оленей и карибу, например, волки особенно опасны зимой, так как глубокий снег мешает спасаться бегством. Но именно тогда самцы сбрасывают рога. А некоторых европейских благородных оленей нисколько не смущает даже полное отсутствие рогов — во всяком случае, во время гона. Безрогие, или комолые, самцы отбивают самок не хуже своих рогатых родичей, нанося соперникам резкие бодающие улары лбом.

У большинства оленей гон представляет собой период чрезвычайной активности и напряжения, завершающийся истощением всех сил. Самкам приходится терпеть назойливую опеку самца, который собирает их в гарем, но в остальном этот период для них проходит сравнительно легко.

У многих видов самцы возвещают начало гона — обычно на исходе лета — так называемым ревом. Вапити «трубит», издавая звук, слагающийся из мычания, свиста и хрюканья Этот родственник европейских и азиатских благородных оленей, второй по величине среди американских оленей и уступающий лишь лосю, может весить до полутонны, достигает высоты в холке до полутора метров и щеголяет рогами с размахом более полутора метров. Самцы вапити тоже имеют привычку буйствовать среди подлеска, ломая ударами рогов кусты и молодые деревца. Собирая свои гаремы, они почти не едят и расходуют огромные количества энергии на то, чтобы удерживать самок вместе и отгонять соперников.

При таких обстоятельствах, пожалуй, надо считать удачным, что в период гона самка вапити бывает способна к спариванию лишь раз в 21 день и то только на протяжении 17 часов. О готовности самки к спариванию самец узнает по запаху. Он подходит к ней, вытягивает шею и кладет морду ей на спину. Если она действительно готова, происходит спаривание. Самец может, снова спариться с той же самкой примерно через полчаса. Эти повторные спаривания заметно повышают вероятность зачатия, о чем свидетельствует высокий процент беременности у самок вапити, колеблющийся от 85 до 90 %.

В октябре гон у вапити мало-помалу сходит на нет и полностью прекращается к концу этого месяца. Вымотанные необходимостью охранять гаремы и отражать наскоки дерзких холостяков, владыки гаремов к этому времени полностью утрачивают былую гордую силу и превращаются в исхудалые измученные тени самих себя. Головы их опущены, движения становятся вялыми и сонными. Они утрачивают интерес к самкам и покидают свои гаремы, которые могут затем объединиться с другими гаремами и образовать стада самок, а самцы собираются в зимние стада и бродят бок о бок с былыми соперниками, на которых еще недавно набрасывались столь яростно.

Длинные пути карибу

Тундровый карибу

Во время двух главных ежегодных миграций небольшие группы тундрового карибу (справа), самого многочисленного из четырех подвидов, обитающих на Североамериканском континенте, пускаются в путь по северным окраинам Канады и Аляски, собираясь в стада, численность которых колеблется от десятков до нескольких тысяч голов. Каждую весну и каждую осень эти стада проходят от восьмисот до тысячи километров, а летом откочевывают на некоторое расстояние назад то весеннему пути. Хотя обычные маршруты карибу могут внезапно измениться из-за каких-то перемен в окружающей среде, их миграция — это вовсе не беспорядочные скитания в поисках корма, но движение к заранее известной цели то давно сложившимся путям, которыми ходили поколения и поколения их предков.

Кормящиеся карибу разбредаются, а при малейшем признаке опасности быстро сбиваются в плотное стадо. Лишь в крайних случаях карибу пускаются прочь стремительным галопом, максимальная скорость которого превышает шестьдесят километров в час, но долго выдерживать такой темп они неспособны.

Через час после рождения олененок уже может стоять, еще через два часа он способен бегать. Однодневный олененок может бежать быстрее человека, еще через два-три дня он уже ходит со стадом (вверху). Пастись он начинает в возрасте двух-трех недель, но большинство оленят продолжают питаться материнским молоком до трех-четырехмесячного возраста.

Полудикий слуга

Хотя в некоторых районах евразийской тундры диких северных оленей еще немало, почти все северные олени в приполярье Скандинавского полуострова уже около ста лег как «одомашнены» живущими там лапландцами. Собственно говоря, эти олени остаются полудикими: люди присматривают за своими стадами (слева), но не мешают им мигрировать по традиционным путям и следуют за ними, когда олени откочевывают с летних пастбищ на зимние и обратно.

Вся жизнь лапландца глубоко связана с оленями и зависит от них. В лапландском фольклоре часты упоминания о том, что олени прекрасно проживут и без лапландцев, но лапландцы без оленей были бы обречены на гибель. Северный олень обеспечивает их мясом, молочными продуктами, шкурами (для одежды и обуви), сухожилиями (для шитья), а также служит средством передвижения. В отличие от остальных оленей северный олень — прекрасное упряжное и вьючное животное. Он способен нести в седельных сумках до сорока килограммов, а в санях тащит по снегу до двухсот килограммов и, если давать ему отдохнуть, покрывает за день более шестидесяти километров.

Лишайник ягель, или, как его называют, олений мох, — любимый корм северных оленей. К сожалению, при испытаниях ядерных зарядов в атмосфере он легко абсорбирует радиоактивные осадки, особенно стронций-90 и цезий-137.

Величественный вапити

Великолепные рога с семью ответвлениями (отростками) на каждом показывают, что самец вапити на фотографии справа достиг полного расцвета сил. Первые рога у вапити прорезываются обычно через год после рождения. Это всего лишь торчащие острия. До тех пор пока он не достигнет семи-двенадцати лет, его рога каждый год будут становиться все больше, все ветвистее, и в конце концов На каждом роге появится не меньше шести отростков. У стареющего оленя рога при обычных обстоятельствах становятся меньше и форма их искажается.

В отличие от обычных рогов — постоянных придатков, которые растут на протяжении всей жизни животного и состоят из костного выросши, покрытого твердым Чехлом, оленьи рога сбрасываются, отрастают заново ежегодно и состоят только из кости. Растущие рога покрыты бархатистой кожей, которая высыхает и сходит лохмотьями перед началом гона.

Самки вапити кормят своих новорожденных (внизу) по пять-шесть раз в день и перестают давать им вымя, только когда олененок достигнет трехмесячного возраста, а иногда и позже. Для того чтобы мать могла спокойно пастись, у вапити развилась система взаимного присмотра за малышами: одна-две самки охраняют всех оленят, пока остальные разбредаются в поисках корма, столь необходимого им для восстановления сил.

Запятнанные на всю жизнь

Почти все олени появляются на свет с пятнами на теле, но когда они вырастают, окраска их шерсти меняется, становясь сплошь белой, шоколадно-коричневой, песочно-коричневой или серовато-коричневой, нередко с четкими белыми отметинами. Исключение из этого правила составляют аксис (вверху), некоторые лани (слева) и пятнистый олень (справа вверху и внизу). Они сохраняют пятна на протяжении всей жизни.

Аксис, уроженец Индии и острова Шри-Ланка, выделяется еще одной особенностью — отсутствием определенного периода размножения. У большинства остальных видов один раз в году бывает гон, длящийся около двух месяцев, но самки аксиса готовы к зачатию круглый год, и потому новорожденных оленят можно увидеть в любое время. И точно так же весь год в популяции имеются самцы с твердыми рогами, что, по-видимому, совпадает с готовностью самца к спариванию.

Существует 13 признанных подвидов пятнистого оленя, и все они происходят из восточной Азии. Японский пятнистый олень (справа) в большом числе встречается в своих родных лесах и парках, где он единственный аборигенный олень. Он продемонстрировал большие способности к акклиматизации всюду куда его ввозили, в том числе в Новой Зеландии, Европе и Америке. Но тайваньский пятнистый олень (внизу) — островной подвид. Ранее изобиловавший на Тайване, он теперь практически исчез, в результате усиленной охоты, которой подвергался из-за мяса и неокрепших рогов (пантов).

Отрывок из книги Ричарда Джеффриса «Благородный олень»

Симпатия, которую Ричард Джеффрис (1848–1887) вкладывал в изучение живой природы, по-новому открыла его читателям красоту повседневной жизни диких животных. Примером может служить удивительное по своей проникновенности описание оленя в его естественной среде обитания, взятое из книги Джеффриса «Благородный олень».

Нет ничего красивее самца-оленя: его рога гордо ветвятся, шерсть отливает червонным золотом, а формы и каждое движение исполнены величавой грации. Он по праву владычествует над дубравами, заросшими папоротником оврагами и вересковыми склонами. Они принадлежат ему, и он горделиво и властно ступает по их траве. Это его край — и горы, и кристальные потоки, и скалистые ущелья. Он бесконечно уместнее здесь, чем коровы и овцы, вторгшиеся в его пределы. Конечно, они тоже дети природы, но по какой-то необъяснимой причине в его присутствии кажется, что они созданы искусственно и что жизнь их поддерживается искусственными средствами. Как сказал бы художник, они не сочетаются с красками и линиями пейзажа. А он полон той же естественности, что и дубы, и папоротники, и сами скалы. Он — порождение этой земли, коренной ее житель, и принял свои владения от предков. Он презирает всякие стеснения, каменные ограды и живые изгороди для него ничто, и он бродит там, где хочет, подчиняясь лишь своим прихотям, и ест тот корм, который ему больше нравится.

Он пасется в полях, собирает дань с садов и огородов, осуществляя свое древнее феодальное право, не признавая законов, сочиненных людьми, которые обитают в домах. Потревоженный в своей природной твердыне дубов и вереска, он уступит силе, но задержится на бегу и гордо оглянется через плечо на преследователей. Его можно убить, но не покорить. Он не снисходит к ручным оленям в парках. Надменный, как испанский гранд, он презирает ланей и ищет подруг только одной с собой крови. Но наше сочувствие он завоевывает главным образом потому, что поразительно приспособлен к местам своего обитания и словно создан для них.

Ветвистые рога так удивительно гармонируют с тенистыми ветвями и широкими перьями папоротников; червонно-рыжая шерсть так чудесно сочетается с наперстянкой, лиловым вереском, а осенью — с золотом и багрецом буков; легкие стремительные прыжки словно порождаются пружинящей травой, он мчится по крутым склонам, точно по плоской равнине: его ноги созданы для стремительного бега, и он уносится на огромные расстояния, как ветер. Он не просто живет в диких дебрях, в заповедных лесах и на вересковых пустошах— он вырастает из них, как дуб вырастает из земли. Благородный олень в венце великолепных рогов — царь и господин всех живых существ, еще остающихся нам в лесах и горах Англии.

Спутать домашнюю овцу с козой довольно трудно. Но вот в горах, где бараны и козлы еще сохраняются в диком состоянии, они ведут сходный образ жизни и внешне очень похожи друг на друга. (Впрочем, в отличие от баранов у козлов обычно есть борода и они ставят хвост торчком.) По мнению ученых, и те и другие восходят к животным, которые около восьми миллионов лет назад обитали в Азии и принадлежали к роду Oviceros. Черепа этих древних животных имеют признаки, характерные и для баранов, и для козлов.

Козлы и бараны, составляющие подсемейство Caprinae в семействе полорогих (Bovidae) подотряда жвачных (Ru-minantia), были одомашнены примерно десять тысяч лет назад. Бараны в результате своего долгого существования под опекой человека, по-видимому, уже почти совсем утратили способность сами заботиться о себе, но козлы довольно легко переходят к жизни на воле. Промежуточное положение между козлами и баранами занимают тар и гривистый баран.

Один из козлов — горный альпийский козел — некогда считался источником надежных средств против всяческих несчастий и болезней: его кровь использовалась как средство от мозолей; кольца, сделанные из его красивых семидесятипятисантиметровых рогов, по поверью, обеспечивали человеку крепкое здоровье; волосяные комки (безоары), извлеченные из его желудка, считались лекарством от рака, а сердце — могучим талисманом против невезения. Из-за этих приписывавшихся горным козлам сверхъестественных свойств их чуть было полностью не истребили- в швейцарских и итальянских Альпах, а также в испанских Пиренеях, где они держатся на прохладных, открытых ветрам склонах над верхней границей леса, питаясь скудной травянистой растительностью. (Кроме человека, горным козлам могут быть опасны волки, медведи и рыси, но в местах обитания горных козлов теперь ни волков, ни медведей практически нет.)

В XIX веке из-за исчезающих горных альпийских козлов между Италией, где еще сохранившееся стадо в 30–40 голов было в середине столетия объявлено королевской собственностью, и Швейцарией, тщетно пытавшейся заполучить молодняк итальянского стада, начались конфликты. В 1906 году несколько горных козлов тайно вывезли из Италии в Швейцарию. В настоящее время благодаря разведению горных козлов в неволе и реакклиматизации в глухих горах их альпийская популяция достигла примерно восьми тысяч животных, из которых три с половиной тысячи обитают в Швейцарии. Но популяция пиренейских горных козлов сократилась до двух десятков особей.

Самки альпийских горных козлов и молодняк, обычно появляющийся на свет в мае — июне (самка, как правило, приносит одного детеныша), держатся в стороне от самцов, исключая зимний брачный период. В декабре и- январе козлы, достигающие в высоту почти метра и весящие свыше ста килограммов, начинают поединки из-за самок, вставая на задние ноги и сшибаясь рогами.

Биологи считают тара близким родичем козлов — его иногда называют козлиной антилопой. Родовое название тара Hemitragus означает «полукозел», и действительно, гималайский тар очень похож на козла, позаимствовавшего у какого-то другого животного длинную рыже-коричневую шерсть. Он достигает в высоту почти метра и не имеет бороды. Тары обычно держатся небольшими семейными группами, которые нередко собираются в стада, насчитывающие 30–40 голов.

Подобно тару, снежная коза Скалистых гор (Oreamnos americanus) причисляется к козлиным антилопам. Высота взрослого самца в холке достигает метра, а весит он до 135 килограммов. Ареал снежной козы тянется от залива Кука у южных берегов Аляски до штата Айдахо. Рога и бороды есть и у самцов, и у самок. Живут они небольшими стадами, хотя самцы иногда ведут одиночный образ жизни. Умением лазать по крутизне снежные козы превосходят домашних, а ведь известны случаи, когда домашние козы прогуливались даже по хромированным молдингам стоящего автомобиля толщиной в какие-то миллиметры. Их копыта находят опору на совершенно отвесных обрывах, куда хищники вроде волков не могут за ними последовать. Самым опасным врагом снежной козы являются, пожалуй, лавины, срывающиеся со склона с такой быстротой, что даже коза не успевает увернуться.

Толстороги, или снежные бараны, обитающие на отрогах североамериканских горных хребтов и в Восточной Сибири, образуют стада численностью до 50 голов. Череп толсторога состоит из двух слоев костной ткани, а потому обладает амортизационными свойствами мотоциклетного шлема, и бодающиеся бараны без всякого для себя вреда сталкиваются лбами с такой силой, что шум поединка за главенство в стаде и право спариваться с самками разносится на добрый километр.

В настоящее время толсторог находится на грани вымирания (некоторые подвиды уже исчезли), так какие выдерживает соседства с человеком и домашними животными. Обитающие среди скал толстороги приобретают необходимое знакомство с окружающей местностью только благодаря коллективному опыту стада, а отдельные особи неспособны самостоятельно осваивать новые места. Эта особенность крайне затрудняет попытки увеличить популяции толсторогов путем акклиматизации. Один специалист (Уэйн Кинг из Нью-Йоркского зоопарка в Бронксе) в отчаянии рекомендовал даже, чтобы «переселенных животных в буквальном смысле слова водили по местам их будущего обитания и показывали каждый водопой, каждое пастбище».

Бесстрашные альпинистки

Снежные козы

Снежные козы — пожалуй, самые ловкие из всех крупных млекопитающих Северной Америки — проводят лето на высотах в три с лишним тысячи метров, радуясь прохладе и корму, которые они находят на верхних склонах Скалистых гор и других горных хребтов от Аляски до Айдахо. Жизнь на крутых склонах, нередко выше верхней границы лесов, имеет то преимущество, что там снежным козам не слишком угрожают хищники — ведь медведи, волки и пумы попросту неспособны карабкаться по кручам, где эти несравненные альпинистки передвигаются легко и свободно.

Однако, как обычно у видов, которым не особенно угрожают хищники, драки между самцами бывают более ожесточенными. Козлиные рога длиной в четверть метра очень остры и могут наносить опасные колотые раны. Известны случаи, когда в схватке со снежными козами погибали даже гризли. Поединки из-за козы нередко кончаются смертью одного из противников, да и в любом случае оба бойца бывают изранены.

Пасущиеся в национальном парке Олимпик (штат Вашингтон) снежные козы поедают траву и другие невысокие растения. Когда ложится зимний снег, им в поисках корма нередко приходится спускаться ниже. Там они подвергаются гораздо большей опасности от своих главных, как считают ученые, врагов — лавин и оползней, вызываемых оттепелями и сильными дождями, а то и самими животными.

Снежные козы расположились на крошечном альпийском лугу, высоко над тонущим в облаках ущельем в штате Вашингтон (слева). На нижней фотографии снежная коза отдыхает на выступе, нависшем над головокружительной пропастью. Вспугнутые или преследуемые снежные козы не бросаются опрометью вверх по скалам, но движутся по ним уверенной походкой опытных горцев, спокойно проходя многие сотни метров по карнизам шириной в ладонь. Такая смелость возможна главным образом потому, что копыто снежной козы вогнуто и в середине у него находится мягкая подушечка с роговым ободком, цепляющаяся за поверхность скалы.

Редкие родичи козлов

Альпийские горные козлы (вверху) пасутся в национальном парке Гран-Парадизо, в североитальянских Альпах Ареал альпийских горных козлов простирается от запада Пиренеев до Ближнего Востока и Кавказа включительно, а два подвида сохранились в Африке Горные козлы в европейских Альпах обитают выше верхней границы леса, на высоте 3500 метров и более. Критский горный козел (слева) очень грациозен и пестро окрашен.

Этот подвид, водившийся на Крите еще за 3–2 тысячи лет до нашей эры, понес тяжелые потери после появления охотничьих ружей. Теперь эти козлы живут там в национально w парке, созданном для их защиты и объявлены национальными животными Греции.

Животные на этих фотографиях входят в одно подсемейство с баранами и козлами и, подобно своим родичам, отдают предпочтение горам. Тар (справа), обитающий в высокогорьях южной Азии, и по образу жизни и по внешности схож с настоящими козлами, но состоит в родстве и с баранами. Горцы тех областей. где водятся тары, рьяно охотятся на них, считая мх мясо лекарством от ревматизма и лихорадок. Тары бродят стадами по 30–40 голов и чрезвычайно осторожны. Несколько членов стада обязательно несут дозор, когда оно останавливается, чтобы отдохнуть или попастись, — а едят они практически тюбые растения, какие могут отыскать.

Серна (внизу), изящная обитательница европейских гор отличается тонкими близко посаженными и крючковато изогнутыми рожками. Ее кожа, которая когда-то использовалась для чистки и полировки металлических изделий, теперь идет на изготовление дорогой одежды.

Внушительное оружие толсторогов

Великолепные рога североамериканского толсторога, запечатленные на фотографии вверху, помогали его выживанию, но стали одной из причин его исчезновения. Эти закрученные рога, весящие от 9 до 13 килограммов, служат взрослым самцам оружием и символом доминирования в стаде. Но они же оказались неотразимой приманкой для охотников. Только совсем недавно более или менее удалось положить конец браконьерской охоте на толсторогов ради этих трофеев, которые пользуются большим спросом на черном рынке.

Толстороги встречаются от Британской Колумбии до Мексики, но популяции их невелики и очень разбросаны. Стремительный рост скотоводства и овцеводства на американском Западе в начале века привел к истощению пастбищ и оказался губительным для толсторогов, вытесненных из исконных мест обитания.

Летом бараны-толстороги держатся неподалеку от самок и ягнят, но не присоединяются к ним. Осенью в брачный период самцы с помощью поединков под оглушительный стук рогов устанавливают порядок доминирования в стаде и право на спаривание. Проигравшие в этих дуэлях оказываются в таком подчинении, что бараны, занявшие верхние ступени иерархической лестницы, порой проделывают с ними ритуал спаривания.

Враги толсторогов (включая и человека) при попытках охотиться на них сталкиваются со значительными трудностями. Благодаря великолепному слуху, обонянию и зрению (полагают, что они способны видеть за восемь километров) толстороги обычно успевают скрыться от хищника. Если же избежать встречи не удается, они либо обращаются в бегство, либо вступают в бой. Редко какое животное способно устоять перед атакой толсторога, ринувшегося вперед, словно тяжелый локомотив, и еще реже удается кому-нибудь нагнать его, когда он летит по скалам, перемахивая через пятиметровые расщелины глубиной в полкилометра.

Два барана (слева) разрешают спор поединком на рогах. Бой начинается с того, что оба разбегаются, чтобы набрать скорость. Затем они встают на задние ноги. И наконец, опускаются на все четыре, с оглушительным треском сталкиваясь лбами, Особый двухслойный череп и толстая кожа предохраняют их от серьезных повреждений.

На нижней фотографии победитель (слева) гонит побежденного через стадо самок.

Трое еще уцелевших

Многие виды диких баранов обитают в суровых, малогостеприимных областях. Они собираются небольшими группами, которые порой состоят только из самца, самки и их ягнят, — возможно, потому, что для больших стад корма там слишком мало. Таков, например, гривистый баран (слева), отличающийся от других баранов подвесом из длинных волос на шее и груди, ниспадающим почти до земли. Он обитает в засушливых областях северной Африки и может обходиться без питьевой воды, довольствуясь росой и той влагой, которая содержится в зеленых растениях, служащих ему кормом.

Муфлон (справа), самый мелкий из диких баранов, предпочитает сухие склоны крутых гор Сардинии и Корсики. Это единственный дикий баран, у которого зимой отрастает густой подшерсток, сходный с ном домашних овец. Длинные изогнутые рога барана Даля (внизу) напоминают рога толсторогов, но они меньше и посажены шире. Бараны Даля обитают на северо-западе Канады и на Аляске, и от толсторогов отличаются еще и белой шерстью.

Стада некоторых копытных животных еще бродят на воле только потому, что их спасли от полного исчезновения меры, принятые людьми после многих лет хищнической охоты, которая поставила их на грань вымирания. К ним, в частности, относятся обитающие на западе Североамериканского континента вилороги, в Арктике — овцебыки и в евразийских степях — сайгаки.

Вилорогов беспощадно истребляли двигавшиеся на запад переселенцы — ради их мяса, фермеры и скотоводы — чтобы оберечь свои пастбища, и, наконец, любители охоты. В результате некогда многомиллионные стада к 1908 году насчитывали не более 20 тысяч голов. С того времени в результате принятых для их сохранения мер, включая строжайшее ограничение охоты, число вилорогов в западной части США, в Канаде и Мексике увеличилось почти до 400 тысяч.

Первые европейцы, попавшие на американский Запад, ошибочно причислили вилорогов к антилопам. На самом же деле это вовсе не антилопы, а единственный вид самостоятельного семейства вилорогов, и отличаются они от антилоп тем, что сбрасывают рога. Вилороги достигают в высоту около метра, самцы весят от 45 до 65 килограммов, а самки — на 5—10 килограммов меньше. Главной защитой им служат великолепное зрение, возможности которого сравнимы с восьмикратным биноклем, длинные белые волосы на крупе, которые, вздыбливаясь, сигнализируют об опасности, словно гелиограф, и огромная быстрота бега. Вилороги — самые быстрые четвероногие Америки, и уступают они только гепардам. Они способны поддерживать скорость 65 километров в час на протяжении восьми километров, а со скоростью 50 километров в час пробегают куда более длинные расстояния.

Вилороги живут стадами, состав и численность которых меняются от одного времени года к другому. Зимой они собираются в большие стада, которые позже распадаются на мелкие группы — самок с детенышами и держащихся вместе самцов. На исходе лета, с приближением периода гона, самцы начинают собирать гаремы численностью до пятнадцати самок.

Вилороги

Животные, которых правильнее называть овцебыками, прежде назывались мускусными быками: так окрестил их французский путешественник XVIII века, утверждавший — без всякого основания, — будто они выделяют мускус, сильно пахнущее вещество, в ту пору широко употреблявшееся парфюмерами и вырабатываемое железами кабарги и циветы. Объявив еще одно животное поставщиком этого ингредиента модных духов, путешественник рассчитывал заручиться финансовой помощью для своих будущих экспедиций.

Овцебыки — массивные животные высотой в холке от 1,2 до 1,8 метра и весящие до 400 килограммов. Появились они впервые где-то на севере Центральной Азии более миллиона лег назад, распространились на запад, до современной Франции и Англии, и на восток — в Сибирь, откуда около 90 тысяч лет назад перебрались по перешейку на месте нынешнего Берингова пролива в Северную Америку. В Евразии они вымерли в раннеисторическое время, а на Американском континенте современные охотники-эскимосы и торговцы пушниной почти полностью их истребили.

Овцебык покрыт густой длинной грубой шерстью с мягким шелковистым подшерстком, который отлично предохраняет его от холода и дает возможность существовать в крайне суровом климате. (Полярная ночь длится почти пять месяцев, а зимние температуры колеблются от —20 до —60 °C.)

Защищаясь от волков, овцебыки образуют плотное кольцо, внутри которого находятся телята. При нападении хищника они поочередно кидаются на врагов, бьют их передними копытами и тотчас возвращаются в круг, чтобы защищать телят. Поскольку овцебыки бегством не спасаются, эта тактика позволяла им противостоять не только волкам, но и людям, вооруженным копьями. Но вот люди с ружьями могли спокойно убивать их одного за другим.

Охотники истребляли овцебыков так беспощадно, что в 1917 году канадское правительство решило принять меры для спасения пока еще уцелевших животных. В настоящее время в резерватах на севере Канады живет около десяти тысяч овцебыков и шесть тысяч обитают в Гренландии стадами по сто и более голов. Делаются попытки одомашнивания овцебыка для использования, его чудесного подшерстка.

Сайгак, копытное животное, достигающее в высоту чуть более семидесяти сантиметров и весящее какие-то сорок килограммов, был спасен от грозившего ему вымирания, после того как в 1919 году советское правительство издало закон, полностью запрещавший охоту на него. Перед этим спрос на тридцатисантиметровые с кольцевыми валиками рога сайгака, которым приписывались целебные свойства, привел к почти полному истреблению этих животных, некогда распространенных от Польши до Алтайских гор. Однако в первые напряженные годы существования Советского Союза борьба с браконьерством встречала значительные трудности и численность сайгака продолжала падать, так что к тридцатым годам сохранилось лишь несколько сотен этих животных. В последующие десятилетия улучшившаяся охрана помогла довести численность сайгака примерно до трех миллионов голов.

Важнейшую роль в столь скором восстановлении популяции сайгака сыграла его плодовитость. Самки сайгака могут спариваться в возрасте семи месяцев, прежде чем завершится развитие их скелета, и в отличие от большинства других копытных, приносящих обычно по одному детенышу, в 65 % случаев производят на свет двоих сайгачат.

Распушив белые волосы на крупе, чтобы предупредить себе подобных о грозящей им опасности, вилорог легкой рысью бежит по аризонскому холму (на следующей странице внизу). Эти животные хорошо приспособлены к быстрому движению благодаря толстой трахее, объемистым легким, забирающим и поглощающим много кислорода, и большому сердцу, которое быстро гонит по всему телу обогащенную кислородом кровь. У самца вилорога сердце вдвое больше, чем у барана одного с ним веса. Хрящевые подушечки на передних ногах позволяют вилорогу легко бежать по самой каменистой почве.

Шаловливое животное с большим сердцем

Даже когда им не угрожает ни малейшая опасность, вилороги любят вдруг пуститься бежать во весь дух исключительно ради удовольствия. Им как будто нравится бегать наперегонки. Все стадо, и молодняк и взрослые, участвуют в сложных вариациях игры «следуй за вожаком». Известны случаи, когда вилороги бегали наперегонки с автомобилями и всадниками. Обычно такое состязание завершается тем, что вилорог внезапно поворачивает и проскакивает перед радиатором машины или под носом у лошади. Благодаря своей быстроте и ловкости вилороги очень редко гибнут под колесами машин.

Вилороги получили свое название из-за характерных крючковатых рогов (справа), растущих и у самцов, и у самок, хотя у последних они тоньше и короче — лишь редко бывают длиннее ушей. Единственное в своем роде строение полу постоянных рогов вилорога показано на верхнем рисунке. Как и антилопы, вилорог на протяжении всего года сохраняет твердый костный вырост.

На этом основании у животного вырастает чехол из рогоподобного вещества, развивающийся в ветви рогов, которые вилороги ежегодно сбрасывают.

Две самки и один самец (на верхней фотографии справа) на мгновение остановились, чтобы осмотреть путь впереди. Группу вилорогов обычно ведет самка (правая фотография), а самец держится последним, чтобы подгонять отстающих. Это позволяет еще издали отличить самцов от самок.

Спасение в последнюю минуту

В 1954 году, несмотря на то что овцебыки уже тридцать лет находились под охраной, им все еще угрожало вымирание. Пытаясь спасти этих своеобразных животных, ученые стали проводить опыты по их одомашниванию. С разрешения канадского правительства исследователи отлавливали молодняк: выслеживая стадо (верхняя фотография) на вертолете, они внезапно опускались и разгоняли его, так что детеныши оказывались без защиты взрослых животных и их можно было схватить и увезти.

В настоящее время овцебыков выращивают на Аляске, в Норвегии и Канаде. Одомашнивание их порождает немало особых проблем. Так, у самцов необходимо удалять рога (слева), чтобы они не запарывали друг друга. Но и после этого головы животных приходится снабжать «защитными шлемами» из старых покрышек, чтобы избежать увечий в драках. Но одомашнивание овцебыков стоит любых усилий из-за шелковистого подшерстка, так называемого кивиута, который можно стричь с живых животных.

Заняв оборонительную позицию, содержащиеся в неволе овцебыки, самец и самка, защищают своего теленка. Благодаря лучшему питанию самки овцебыков приносят в неволе потомство ежегодно. На воле, где корм очень скуден, они приносят детенышей лишь раз в два года.

Много загадок предлагают исследователям так называемые одичавшие стада, состоящие из потомков одомашненных животных, которые либо убежали, либо были выпущены на волю и теперь живут в диком состоянии. Это могут быть козы, крупный рогатый скот, ослы, буйволы, лошади, овцы, свиньи и верблюды.

Из одомашненного состояния в дикое животные возвращаются самыми разными путями, и нередко пути эти сочетаются. Однако, обобщая, можно выделить три основных пути одичания.

• Ввоз животных в качестве источника мяса или рабочего скота туда, где они прежде не водились. Так, в XVIII и XIX веках моряки завезли коз на остров Каталина у берегов Калифорнии и на Гавайские острова. Делалось это ради возможности пополнять запасы свежего мяса непосредственно в плавании. Предоставленные самим себе, козы быстро размножились. Поселенцы в Австралии и Новой Зеландии выписывали индийских буйволов из Азии, чтобы вспахивать поля и перевозить тяжелые грузы. Иногда эти буйволы уходили из селений, образуя ячейки будущих одичавших стад.

• Распространение по удобным и неогороженным пастбищам. Мустанги американского Запада, произошедшие от лошадей, ввезенных испанцами в XVI веке, а также сбежавших с ферм и ранчо, вольно паслись на бескрайних просторах и многие навсегда ускользали из-под власти человека. Их потомки дали начало табунам, которые все еще бродят по заметно уменьшающимся просторам прерий Дальнего Запада. Примерно тем же путем одичали и ослы, также ввезенные в Америку испанцами.

• Содержание в диком состоянии с постоянным использованием либо как источника мяса, либо в качестве тягловых и верховых животных. К этой категории относятся крупный рогатый скот и лошади Камарга, болотистой местности на юге Франции, а также низкорослые лошади на острове Чин-котиг у побережья штата Виргиния, где они появились еще в колониальные времена, возможно добравшись туда с какого-нибудь разбитого судна. В наши дни они обитают на соседнем относительно мало затронутом цивилизацией острове Ассатиг, куда их перевезли с Чинкотига, когда в начале XIX века этот остров начал заселяться.

Эти животные занимают среднее положение между домашними и одичавшими. Лошади Камарга в свое время широко использовались во Франции под упряжь, а скот часто включался в домашние стада. Лошадей с Чинкотига каждый год традиционно отлавливали и многих объезжали под седло.

Крупный рогатый скот Камарга и одичавшие ослы, которые живут в калифорнийской Долине Смерти, демонстрируют формы поведения, свидетельствующие о том, что одомашнивание в конечном счете сводится к таким человеческим изобретениям, как изгороди и путы. Швейцарский этолог Р. Шлёт с 1956 по 1961 год посвятил около двух тысяч часов изучению образа жизни камаргского рогатого скота и пришел к выводу, что во многих отношениях его поведение аналогично поведению настоящих диких быков. Например, он убедился, что камаргский рогатый скот, подобно своим диким сородичам, образует сообщества, жизнь которых регулируется правилами, проявляющимися во множестве утверждений доминирования и сопутствующих признаний подчиненности. Как и у диких быков, при встрече доминирующей особи и тех, кто занимает низшие ступени иерархической лестницы, первая держит голову высоко, а вторые опускают голову и покорно лижут плечо доминирующему животному.

Наблюдатели в Долине Смерти обнаружили сходные аналогии в поведении местных ослов и диких представителей семейства лошадей. Каждый осел-самец утверждает свое господство над определенной территорией площадью примерно 60–70 гектаров. Обычно он позволяет другим самцам пересекать этот участок на пути к водопою, но вступает с ними в бой, если рядом оказывается готовая к спариванию самка.

Одни люди видят в одичавших животных символ обретения свободы, другие же смотрят на них как на нарушителей экологического и экономического спокойствия, поскольку, например, одичавшие лошади и ослы посягают на пастбища домашнего скота.

Скотоводы, овцеводы и некоторые сторонники охраны дикой природы объявили вредным даже мустанга, это гордое и прекрасное воплощение романтичного прошлого Америки, потому что он претендует на довольно скудные запасы местного корма. В результате мустангов тысячами стреляли, гнали к обрывам, где они срывались в пропасти и разбивались, или же убивали на мясо кошкам и собакам. С 1971 года в силу вошли законы, охраняющие мустангов. По иронии судьбы эти законы оказались настолько действенными, что популяция мустангов к настоящему времени достигла примерно 60 тысяч — численности, которую даже сторонники охраны природы считают чрезмерной. Закон разрешает уничтожение части животных в случае непомерного их размножения или если все остальные меры (включая отлов молодняка) были применены, но не дали требуемого результата. И возможно, что к большому огорчению многих и многих это последнее средство будет пущено в ход.

Семья мустангов

Владыки Камарга

Лошади Камарга, табуны которых обитают в дельте реки Роны на юге Франции — в одном из самых эффектных естественных резерватов Европы, — большую часть жизни вольно пасутся на тамошних болотистых луговинах или галопом скачут через мелкие протоки (справа). Они не знают, что такое стойло. И все же, несмотря на такую видимость свободы, их жизнь незаметно для них регулируется. Эти красавицы находятся, так сказать, на пограничной полосе, разделяющей диких и домашних животных.

В подлинно диких условиях спаривание жеребцов и кобыл определялось бы естественным отбором. В Камарге решение в значительной мере принадлежит местным фермерам. Каждый год они отлавливают трех- и четырехлетних жеребцов и отбирают среди них производителей, отвечающих их требованиям. Отобранных жеребцов выпускают назад в табун, к кобылам, а остальных объезжают для себя пастухи — обычно после кастрации.

Каждый день после работы пастухи отпускают своих скакунов пастись, а утром отправляются за ними в болота, отгоняют от одичавших собратьев и ловят.

Отрывок из книги Фрэнка Доби «Мустанги»

Натуралист-любитель Фрэнк Доби интересовался главным образом животными юго-запада США и изучил их очень подробно. В отрывке из его книги «Мустанги» описывается Звездолобый, вожак табуна мустангов — норовистый, сильный конь, который приводил в отчаяние местных скотоводов.

Звездолобый был темно-гнедой жеребец с белым похожим на звезду пятном над глазами и белым чулком на передней правой ноге. Возможно, он был чистокровным испанцем. В 1878 году он водил большой табун мустангов между реками Симаррон и Каррампа на Ничьей Земле в западном углу штата Оклахома. Каждый шаг Звездолобого дышал силой и гордостью.

Он где угодно был бы заметным конем, но норов прославил его даже больше, чем стать. Такого необузданного донжуана и блистательного грабителя симарронские горы не знали ни до, ни после. Многие скотоводы на Ничьей Земле, помимо коров, разводили и лошадей, а некоторые занимались исключительно лошадьми. Едва в Звездолобом начинала играть кровь, как он устраивал налет на какой-нибудь домашний табун, отгонял жеребцов, отбивал кобыл — с жеребятами или без жеребят — и угонял их к своему вышколенному табуну. Изгородей в той местности тогда еще не строили, Звездолобый знал ее вдоль и поперек и был всеобщей грозой.

Никому не удавалось его загнать, потому что Звездолобый не желал бежать по кругу. И никто не сумел подобраться к нему так близко, чтобы подстрелить. Наконец доведенные до исступления фермеры сговорились покончить с ним. Они сотни раз стреляли в него издалека, они отбили большую часть его табуна, но он все еще бегал на воле. Тогда они наняли четырех ковбоев, снабдили их самыми выносливыми и быстрыми лошадьми в округе и не велели возвращаться, пока Звездолобый не будет убит или пойман.

Четверо вели поиски почти неделю, пока, наконец, не увидели табун Звездолобого. Прячась, сменяя друг друга, они три дня и три ночи следили за бдительным мустангом. Но большую часть времени держались в отдалении, на южном берегу Симаррона, где кончаются каньоны.

Они изучили привычки мустангов, как никогда прежде. И дивились дисциплине, которой жеребец подчинил свой табун. Иногда он уходил, пасся в стороне, и ни одна кобыла не смела последовать за ним. Иногда он сбивал их в тесную кучу, и ни один годовичок не смел вырваться из кольца. А если он бежал, весь его табун послушно бежал следом. Казалось, Звездолобый нуждается в сне меньше любой другой лошади.

Осень только еще наступала, луна была в первой четверти, и на четвертую ночь вскоре после полуночи двое дозорных увидели, что Звездолобый покинул кобыл и направился к речной низине. Один ковбой последовал за ним, а его товарищ кинулся за остальными двумя. На покрытой росой траве след был хорошо виден, к тому же жеребец двигался с такой целеустремленностью, что даже не оглядывался. Шесть миль он летел галопом на север. Затем примерно в десяти милях на восток от того места, где теперь расположен город Кентон, повернул в заросший травой каньон. Крутые каменные склоны этого каньона постепенно сходятся, образуя узкую щель, по которой во время дождей вода низвергается с обрыва в Симаррон. Неподалеку от устья каньона Звездолобый проскользнул в узкий проход между скалами, замыкавшими небольшую долину.

Когда ковбои добрались до прохода, рассвет был уже недалек. Они хорошо знали каньон и не сомневались, что Звездолобый вскоре вернется с уведенными кобылами. А потому решили дождаться его тут в твердой уверенности, что на этот раз счастье им улыбнется. Теперь они все четверо обязательно хотели взять Звездолобого живым: за прошедшие дни злость на него успела смениться восхищением.

В серых лучах рассвета они следили за тем, как гордый жеребец гнал около десятка кобыл и жеребят, еще не привыкших к его методам, так что он кружил и метался во все стороны, там удерживая пленниц, там подгоняя их. Звездолобый был поглощен своим делом — и против обыкновения забыл про осторожность.

Он провел табун по проходу к тому месту, где обрывы почти смыкались, и кобылы, наконец, пришли в повиновение, но тут из-за Скал внезапно вылетели четверо ковбоев. В утренней тишине загремели пистолетные выстрелы. Яростный техасский клич перепугал даже самых флегматичных кобыл. Веревки хлестнули по кожаным крагам и просвистели в воздухе.

С бешеным фырканьем Звездолобый взлетел вверх по обрыву. Ковбои решили было, что он знает неизвестную им тропу. Они замерли. Никто из них не поднял пистолета. Мустанг вдруг оказался в лучах солнечного света, бивших сквозь расселину в противоположной стене каньона, и когда они увидели игру его мышц в золотом ореоле, кто-то воскликнул:

— Господи, да это же царь лошадиного мира!

А много времени спустя, описывая эту сцену, он добавил:

— Ни один человек тогда в него не выстрелил бы хоть за всех лошадей к северу от Ред-Ривер.

Но опасение, что им не удастся завладеть великолепным жеребцом, длилось лишь миг. Они увидели, как он вспрыгнул на площадку шириной, пожалуй, с большой кораль, так что там могло хватить места, чтобы справиться с мустангом-разбойником и связать его. Над площадкой нависала скала без единой трещины или выступа. Звездолобый нашел единственное место, с которого можно было подняться на площадку. Но подобно дну каньона, она тоже оканчивалась стофутовым обрывом над каменным ложем Симаррона.

— Вперед, ребята, ему от нас не уйти! — крикнул один из ковбоев.

Их возбужденные кони рванулись вверх по тропе, проложенной мустангом, который теперь метался на площадке. И когда на ней появился первый всадник, он успел увидеть последний прыжок Звездолобого.

Мустанг ринулся к обрыву. На краю он весь подобрался, словно намереваясь перемахнуть Симаррон, и, ни секунды не помедлив, метнулся в пустоту. Какое-то мгновение он словно висел над пропастью, разметавшиеся грива и хвост дышали ужасом, глаза пылали безумием последнего вызова. Он был истинным воплощением страстного призыва: «Дайте мне свободу иль дайте мне смерть!»

Легенда, сходящая на нет

В 1900 году по малозаселенным просторам американского Запада бродило около двух миллионов мустангов, которые считались потомками закаленных испанских лошадей, ввезенных туда в XVI веке конкистадорами. Двести лет мустанги размножались на воле. Со временем их начали ловить и объезжать индейцы, а затем и белые поселенцы. Прирученные мустанги использовались почтовой службой, кавалерией США и конными пастухами.

Лошади, несущиеся по равнине на верхней фотографии, входят в те 50 тысяч мустангов, которые обитают сейчас в девяти западных штатах. Их число резко сократилось после второй мировой войны: на них стали вести систематическую охоту, чтобы поставлять мясо фабрикам, изготовляющим консервы для собак. К 1970 году численность популяции снизилась примерно до 17 тысяч. В 1971 году был утвержден федеральный закон, запрещающий охоту на мустангов, и, по мнению многих скотоводов, он оказался даже слишком действенным. Они утверждают, что нынешние мустанги запаршивели — что это никчемные потомки сбежавших и брошенных домашних лошадей, в которых не осталось и капли исходной испанской крови и которых практически невозможно приручить и объездить. Но подлинные любители лошадей, благодаря которым был введен этот закон, считают, что истинная ценность мустанга измеряется не словами и не долларами.

Объект многолетних жестоких споров между местными фермерами, специалистами по охране природы, охотниками и любителями диких лошадей, табун мустангов (справа) бежит по скалистому отрогу гор Приор в северном Вайоминге, где теперь для них создан заказник. Согласно специальному исследованию, проведенному соответствующим департаментом, мустанги лучше других животных приспособлены для обитания в этой суровой местности.

В других районах Запада фермеры по-прежнему резко выступают против размножения мустангов на общественных землях: они арендуют эти земли для выпаса скота, а потому считают, что появление там мустангов нарушает их права.

Пока кобылы мирно пасутся, словно и не подозревая о том, что от стали причиной раздора, два жеребца поднялись на дыбы и бьют друг друга копытами. Нередко жеребцы стараются свести столкновение к ритуальной позе — стоят глаз к глазу. Но если это не дает результатов, начинается поединок, нередко кровавый, а порой и смертельный.