Много загадок предлагают исследователям так называемые одичавшие стада, состоящие из потомков одомашненных животных, которые либо убежали, либо были выпущены на волю и теперь живут в диком состоянии. Это могут быть козы, крупный рогатый скот, ослы, буйволы, лошади, овцы, свиньи и верблюды.

Из одомашненного состояния в дикое животные возвращаются самыми разными путями, и нередко пути эти сочетаются. Однако, обобщая, можно выделить три основных пути одичания.

• Ввоз животных в качестве источника мяса или рабочего скота туда, где они прежде не водились. Так, в XVIII и XIX веках моряки завезли коз на остров Каталина у берегов Калифорнии и на Гавайские острова. Делалось это ради возможности пополнять запасы свежего мяса непосредственно в плавании. Предоставленные самим себе, козы быстро размножились. Поселенцы в Австралии и Новой Зеландии выписывали индийских буйволов из Азии, чтобы вспахивать поля и перевозить тяжелые грузы. Иногда эти буйволы уходили из селений, образуя ячейки будущих одичавших стад.

• Распространение по удобным и неогороженным пастбищам. Мустанги американского Запада, произошедшие от лошадей, ввезенных испанцами в XVI веке, а также сбежавших с ферм и ранчо, вольно паслись на бескрайних просторах и многие навсегда ускользали из-под власти человека. Их потомки дали начало табунам, которые все еще бродят по заметно уменьшающимся просторам прерий Дальнего Запада. Примерно тем же путем одичали и ослы, также ввезенные в Америку испанцами.

• Содержание в диком состоянии с постоянным использованием либо как источника мяса, либо в качестве тягловых и верховых животных. К этой категории относятся крупный рогатый скот и лошади Камарга, болотистой местности на юге Франции, а также низкорослые лошади на острове Чин-котиг у побережья штата Виргиния, где они появились еще в колониальные времена, возможно добравшись туда с какого-нибудь разбитого судна. В наши дни они обитают на соседнем относительно мало затронутом цивилизацией острове Ассатиг, куда их перевезли с Чинкотига, когда в начале XIX века этот остров начал заселяться.

Эти животные занимают среднее положение между домашними и одичавшими. Лошади Камарга в свое время широко использовались во Франции под упряжь, а скот часто включался в домашние стада. Лошадей с Чинкотига каждый год традиционно отлавливали и многих объезжали под седло.

Крупный рогатый скот Камарга и одичавшие ослы, которые живут в калифорнийской Долине Смерти, демонстрируют формы поведения, свидетельствующие о том, что одомашнивание в конечном счете сводится к таким человеческим изобретениям, как изгороди и путы. Швейцарский этолог Р. Шлёт с 1956 по 1961 год посвятил около двух тысяч часов изучению образа жизни камаргского рогатого скота и пришел к выводу, что во многих отношениях его поведение аналогично поведению настоящих диких быков. Например, он убедился, что камаргский рогатый скот, подобно своим диким сородичам, образует сообщества, жизнь которых регулируется правилами, проявляющимися во множестве утверждений доминирования и сопутствующих признаний подчиненности. Как и у диких быков, при встрече доминирующей особи и тех, кто занимает низшие ступени иерархической лестницы, первая держит голову высоко, а вторые опускают голову и покорно лижут плечо доминирующему животному.

Наблюдатели в Долине Смерти обнаружили сходные аналогии в поведении местных ослов и диких представителей семейства лошадей. Каждый осел-самец утверждает свое господство над определенной территорией площадью примерно 60–70 гектаров. Обычно он позволяет другим самцам пересекать этот участок на пути к водопою, но вступает с ними в бой, если рядом оказывается готовая к спариванию самка.

Одни люди видят в одичавших животных символ обретения свободы, другие же смотрят на них как на нарушителей экологического и экономического спокойствия, поскольку, например, одичавшие лошади и ослы посягают на пастбища домашнего скота.

Скотоводы, овцеводы и некоторые сторонники охраны дикой природы объявили вредным даже мустанга, это гордое и прекрасное воплощение романтичного прошлого Америки, потому что он претендует на довольно скудные запасы местного корма. В результате мустангов тысячами стреляли, гнали к обрывам, где они срывались в пропасти и разбивались, или же убивали на мясо кошкам и собакам. С 1971 года в силу вошли законы, охраняющие мустангов. По иронии судьбы эти законы оказались настолько действенными, что популяция мустангов к настоящему времени достигла примерно 60 тысяч — численности, которую даже сторонники охраны природы считают чрезмерной. Закон разрешает уничтожение части животных в случае непомерного их размножения или если все остальные меры (включая отлов молодняка) были применены, но не дали требуемого результата. И возможно, что к большому огорчению многих и многих это последнее средство будет пущено в ход.

Семья мустангов

 

Владыки Камарга

 

Лошади Камарга, табуны которых обитают в дельте реки Роны на юге Франции — в одном из самых эффектных естественных резерватов Европы, — большую часть жизни вольно пасутся на тамошних болотистых луговинах или галопом скачут через мелкие протоки (справа). Они не знают, что такое стойло. И все же, несмотря на такую видимость свободы, их жизнь незаметно для них регулируется. Эти красавицы находятся, так сказать, на пограничной полосе, разделяющей диких и домашних животных.

В подлинно диких условиях спаривание жеребцов и кобыл определялось бы естественным отбором. В Камарге решение в значительной мере принадлежит местным фермерам. Каждый год они отлавливают трех- и четырехлетних жеребцов и отбирают среди них производителей, отвечающих их требованиям. Отобранных жеребцов выпускают назад в табун, к кобылам, а остальных объезжают для себя пастухи — обычно после кастрации.

Каждый день после работы пастухи отпускают своих скакунов пастись, а утром отправляются за ними в болота, отгоняют от одичавших собратьев и ловят.

 

Отрывок из книги Фрэнка Доби «Мустанги»

Натуралист-любитель Фрэнк Доби интересовался главным образом животными юго-запада США и изучил их очень подробно. В отрывке из его книги «Мустанги» описывается Звездолобый, вожак табуна мустангов — норовистый, сильный конь, который приводил в отчаяние местных скотоводов.

Звездолобый был темно-гнедой жеребец с белым похожим на звезду пятном над глазами и белым чулком на передней правой ноге. Возможно, он был чистокровным испанцем. В 1878 году он водил большой табун мустангов между реками Симаррон и Каррампа на Ничьей Земле в западном углу штата Оклахома. Каждый шаг Звездолобого дышал силой и гордостью.

Он где угодно был бы заметным конем, но норов прославил его даже больше, чем стать. Такого необузданного донжуана и блистательного грабителя симарронские горы не знали ни до, ни после. Многие скотоводы на Ничьей Земле, помимо коров, разводили и лошадей, а некоторые занимались исключительно лошадьми. Едва в Звездолобом начинала играть кровь, как он устраивал налет на какой-нибудь домашний табун, отгонял жеребцов, отбивал кобыл — с жеребятами или без жеребят — и угонял их к своему вышколенному табуну. Изгородей в той местности тогда еще не строили, Звездолобый знал ее вдоль и поперек и был всеобщей грозой.

Никому не удавалось его загнать, потому что Звездолобый не желал бежать по кругу. И никто не сумел подобраться к нему так близко, чтобы подстрелить. Наконец доведенные до исступления фермеры сговорились покончить с ним. Они сотни раз стреляли в него издалека, они отбили большую часть его табуна, но он все еще бегал на воле. Тогда они наняли четырех ковбоев, снабдили их самыми выносливыми и быстрыми лошадьми в округе и не велели возвращаться, пока Звездолобый не будет убит или пойман.

Четверо вели поиски почти неделю, пока, наконец, не увидели табун Звездолобого. Прячась, сменяя друг друга, они три дня и три ночи следили за бдительным мустангом. Но большую часть времени держались в отдалении, на южном берегу Симаррона, где кончаются каньоны.

Они изучили привычки мустангов, как никогда прежде. И дивились дисциплине, которой жеребец подчинил свой табун. Иногда он уходил, пасся в стороне, и ни одна кобыла не смела последовать за ним. Иногда он сбивал их в тесную кучу, и ни один годовичок не смел вырваться из кольца. А если он бежал, весь его табун послушно бежал следом. Казалось, Звездолобый нуждается в сне меньше любой другой лошади.

Осень только еще наступала, луна была в первой четверти, и на четвертую ночь вскоре после полуночи двое дозорных увидели, что Звездолобый покинул кобыл и направился к речной низине. Один ковбой последовал за ним, а его товарищ кинулся за остальными двумя. На покрытой росой траве след был хорошо виден, к тому же жеребец двигался с такой целеустремленностью, что даже не оглядывался. Шесть миль он летел галопом на север. Затем примерно в десяти милях на восток от того места, где теперь расположен город Кентон, повернул в заросший травой каньон. Крутые каменные склоны этого каньона постепенно сходятся, образуя узкую щель, по которой во время дождей вода низвергается с обрыва в Симаррон. Неподалеку от устья каньона Звездолобый проскользнул в узкий проход между скалами, замыкавшими небольшую долину.

Когда ковбои добрались до прохода, рассвет был уже недалек. Они хорошо знали каньон и не сомневались, что Звездолобый вскоре вернется с уведенными кобылами. А потому решили дождаться его тут в твердой уверенности, что на этот раз счастье им улыбнется. Теперь они все четверо обязательно хотели взять Звездолобого живым: за прошедшие дни злость на него успела смениться восхищением.

В серых лучах рассвета они следили за тем, как гордый жеребец гнал около десятка кобыл и жеребят, еще не привыкших к его методам, так что он кружил и метался во все стороны, там удерживая пленниц, там подгоняя их. Звездолобый был поглощен своим делом — и против обыкновения забыл про осторожность.

Он провел табун по проходу к тому месту, где обрывы почти смыкались, и кобылы, наконец, пришли в повиновение, но тут из-за Скал внезапно вылетели четверо ковбоев. В утренней тишине загремели пистолетные выстрелы. Яростный техасский клич перепугал даже самых флегматичных кобыл. Веревки хлестнули по кожаным крагам и просвистели в воздухе.

С бешеным фырканьем Звездолобый взлетел вверх по обрыву. Ковбои решили было, что он знает неизвестную им тропу. Они замерли. Никто из них не поднял пистолета. Мустанг вдруг оказался в лучах солнечного света, бивших сквозь расселину в противоположной стене каньона, и когда они увидели игру его мышц в золотом ореоле, кто-то воскликнул:

— Господи, да это же царь лошадиного мира!

А много времени спустя, описывая эту сцену, он добавил:

— Ни один человек тогда в него не выстрелил бы хоть за всех лошадей к северу от Ред-Ривер.

Но опасение, что им не удастся завладеть великолепным жеребцом, длилось лишь миг. Они увидели, как он вспрыгнул на площадку шириной, пожалуй, с большой кораль, так что там могло хватить места, чтобы справиться с мустангом-разбойником и связать его. Над площадкой нависала скала без единой трещины или выступа. Звездолобый нашел единственное место, с которого можно было подняться на площадку. Но подобно дну каньона, она тоже оканчивалась стофутовым обрывом над каменным ложем Симаррона.

— Вперед, ребята, ему от нас не уйти! — крикнул один из ковбоев.

Их возбужденные кони рванулись вверх по тропе, проложенной мустангом, который теперь метался на площадке. И когда на ней появился первый всадник, он успел увидеть последний прыжок Звездолобого.

Мустанг ринулся к обрыву. На краю он весь подобрался, словно намереваясь перемахнуть Симаррон, и, ни секунды не помедлив, метнулся в пустоту. Какое-то мгновение он словно висел над пропастью, разметавшиеся грива и хвост дышали ужасом, глаза пылали безумием последнего вызова. Он был истинным воплощением страстного призыва: «Дайте мне свободу иль дайте мне смерть!»

 

Легенда, сходящая на нет

В 1900 году по малозаселенным просторам американского Запада бродило около двух миллионов мустангов, которые считались потомками закаленных испанских лошадей, ввезенных туда в XVI веке конкистадорами. Двести лет мустанги размножались на воле. Со временем их начали ловить и объезжать индейцы, а затем и белые поселенцы. Прирученные мустанги использовались почтовой службой, кавалерией США и конными пастухами.

Лошади, несущиеся по равнине на верхней фотографии, входят в те 50 тысяч мустангов, которые обитают сейчас в девяти западных штатах. Их число резко сократилось после второй мировой войны: на них стали вести систематическую охоту, чтобы поставлять мясо фабрикам, изготовляющим консервы для собак. К 1970 году численность популяции снизилась примерно до 17 тысяч. В 1971 году был утвержден федеральный закон, запрещающий охоту на мустангов, и, по мнению многих скотоводов, он оказался даже слишком действенным. Они утверждают, что нынешние мустанги запаршивели — что это никчемные потомки сбежавших и брошенных домашних лошадей, в которых не осталось и капли исходной испанской крови и которых практически невозможно приручить и объездить. Но подлинные любители лошадей, благодаря которым был введен этот закон, считают, что истинная ценность мустанга измеряется не словами и не долларами.

Объект многолетних жестоких споров между местными фермерами, специалистами по охране природы, охотниками и любителями диких лошадей, табун мустангов (справа) бежит по скалистому отрогу гор Приор в северном Вайоминге, где теперь для них создан заказник. Согласно специальному исследованию, проведенному соответствующим департаментом, мустанги лучше других животных приспособлены для обитания в этой суровой местности.

В других районах Запада фермеры по-прежнему резко выступают против размножения мустангов на общественных землях: они арендуют эти земли для выпаса скота, а потому считают, что появление там мустангов нарушает их права.

Пока кобылы мирно пасутся, словно и не подозревая о том, что от стали причиной раздора, два жеребца поднялись на дыбы и бьют друг друга копытами. Нередко жеребцы стараются свести столкновение к ритуальной позе — стоят глаз к глазу. Но если это не дает результатов, начинается поединок, нередко кровавый, а порой и смертельный.