К вечеру подморозило, и все же чувствовалось, что заморозки – весенние. Слюдяная сетка тонкого льда трещала под ногами. Воды под ней не было. Стемнин и Звонарев не спеша тянулись по Малому Галерному в сторону метро.
– Смотрю я на нашего бешеного Валентина, – заговорил Паша, – и вот какой образ крутится. Дома у нас телевизор стоит на тумбе такой черно-серой, помнишь?
– И что, Веденцов – такая вот черно-серая тумба?
– Сам ты тумба. Раз в полгода Лина, моя законная жена, как ты, наверное, помнишь, заставляет двигать мебель.
– О! Моя мама такая же.
– И вот под этой тумбой всякая пакость накапливается: какие-то осколки, очески, объедки. Паршивое место посреди чистого дома. А почему? Да потому что во время уборки остатки мусора туда понемногу заметаются. Отличная модель того, что происходит с человеком. Видимые части как-то протрут, приберут напоказ. А всякие низости, убожество припрячут – заметут под тумбу. Так у большинства.
– Ну? А у Веденцова что? Самая большая тумба? Самая дорогая?
– В том-то и дело. У Валентина нет никаких тумб! Он вообще не прибирается. Вся дрянь, какая есть в доме, летает с места на место. То в спальню, то в кабинет. Повезет – не заметишь или мимо пролетит. Но уж прятать он ничего не будет. Вот зачем сегодня было так орать на Волегову? Он же знает, что у нее опухоль нашли.
– Вроде доброкачественную…
– Да. Но она прям вся трепещет, как бы не нервничать, не испортить себе настроение, думает, это удар по здоровью. Вот в такое время устроить разнос, при всех! Есть же какие-то границы.
– Ну а причем тут тумба? Вот если бы он на вицепремьера какого-нибудь так наорал, не говорю уж про премьера или президента. Нет, там он тихий, там он душка, само обаяние. Небось расскажут ему анекдот, а он хихикает угодливо.
– Волегова, между нами, полный ноль. От нее вреда больше, чем пользы. Взяла бы больничный. А то ходит из отдела в отдел, все только и должны обсуждать ее здоровье. Насчет вице-премьера не знаю. Может, ты прав. А может, он и там характер показывает.
– Я прав. Там на его характер никто смотреть не захочет.
– А ты знаешь, что та пара, которая разводилась и с парашютами прыгала, опять сошлась?
– Поляковы? Иди ты!
– Да я-то иду. А если бы не «Почта», если бы, значит, не наш кретин-Валентин, кто знает…
Дорогу перебежала, переодеваясь на ходу в разные тени, белая аккуратная собачка, и Звонарев до самого метро доказывал, что они получили самый верный добрый знак, потому что белая собачка – полная противоположность черной кошке.
– Ты бы лучше сказал, зачем к метро потащился, – поинтересовался Стемнин.
– Тебя проводить, – возмутился Звонарев. – Неблагодарный!
– Сейчас, стало быть, вернешься к своей личной машине и поедешь на ней домой? Лучше бы меня подвез.
– Кому лучше?
– Ну и кто тут черно-серая тумба?