В ту ночь в научно-исследовательской лаборатории Никайдо, расположенной на вершине холма на окраине Токио, остались только двое: директор — сам профессор Никайдо и Кудзё, его помощница.

— Профессор, работа над противоядием уже завершена?

— Да, противоядие готово. Завтра я проинформирую министерство здравоохранения и передам его им. Если этот вирус когда-нибудь попадет в руки террористов, миру настанет конец. Поэтому в качестве меры предосторожности я собираюсь хранить его раздельно с противоядием, в двух разных морозильных камерах. Их невозможно открыть без пароля и моей биометрической идентификации.

— Отличная работа, профессор! — лицо Кудзё было странно сосредоточенным.

— Спасибо, — ответил Никайдо, избегая взгляда своей помощницы. Это была совсем не та реакция, которую мог бы демонстрировать ученый, гордый успешным завершением своей работы.

— Профессор, вас что-то беспокоит?

— Я понимаю, что эта вакцина будет спасать жизни. Тем не менее, в мою лабораторию был контрабандой доставлен вирус четвертого уровня опасности. Я могу представить себе, как недовольны будут жители этого района, не говоря уже об осуждении министерства здравоохранения. Конечно, я готов к последствиям.

Не смотря на то, что лаборатория Никайдо являлась частным научно-исследовательским центром, она была оснащена по последнему слову техники, в том числе оборудованием для исследования вирусов четвертого, самого высокого уровня биологической опасности. Этим могла похвастаться далеко не каждая лаборатория в Японии.

Вирусы четвертого уровня, такие как вирус Эбола и Марбургский вирус, характеризовались чрезвычайно высокой смертностью, однако некоторые лаборатории с передовыми технологиями и оборудованием, имели достаточную степень защиты, чтобы работать с ними.

И все же, не смотря на все системы защиты против бесконтрольного распространения исследуемых вирусов, существовал еще один очень важный фактор — согласие местного населения на высокий риск заражения. Таким образом, не смотря на существование в Японии нескольких лабораторий четвертого уровня биозащиты, ни одна из них не занималась изучением смертоносных вирусов в связи с протестами жителей, для которых подобное соседство являлось очевидной угрозой. Такой опасный вирус как Эбола мог распространиться по окрестностям за пару часов. Научная лаборатория Никайдо также была ограничена в исследовательских работах с уровнем риска выше третьего. Так было изложено в соглашении, подписанном с представителями местного населения, когда лабораторию только начали строить.

— Но, профессор, вы же проводили это исследование не ради славы или личной выгоды, — возразила Кудзё.

— Вы правы. Люди умирают от вируса прямо сейчас. И все же распространение противоядия среди населения зашло в тупик, поскольку на него нет спроса. Сейчас вирус свирепствует только в развивающихся странах. Я так хотел бы это изменить, но… — Никайдо долго всматривался в содержимое двух ампул, которые лежали перед ним на столе, прежде чем продолжить. — Вы, вероятно, не знаете, что ныне существующая стратегия подавления вируса по большей части состоит в том, чтобы лечить его симптомы. Но я создал абсолютно новое и надежное противоядие. Этот вирус, словно бомба замедленного действия, имеет двухнедельный инкубационный период, в течение которого вирусные клетки размножаются внутри переносчика без малейшего его ведома. Он вполне может стать абсолютным оружием!

Жидкость, содержащаяся внутри двух ампул, протестующе задрожала, пустив на стену лаборатории солнечный зайчик, словно отвергая такую ужасную гипотезу.

— Видимо, Кира, наделавший столько шума, был способен убить любого выбранного им человека, — снова заговорил Никайдо. — С другой стороны, обладатель этого вируса и противоядия будет способен сохранить жизнь любого выбранного им человека, убив всех остальных. Таким образом, если содержимое этих ампул попадет в руки террористических организаций, то оно окажется в несколько раз опаснее, чем Кира.

Никайдо тяжело вздохнул и повернулся к столу, на котором стояла рамка с семейной фотографией. Несколько лет назад, в то время, когда было сделано это фото, он чувствовал себя гораздо счастливее.

— Этот вирус не будет являться собственностью одной только Японии. Министерство здравоохранения, скорее всего, решит отправить его в CDC. В конце концов, итогом всей моей работы может стать разработка нового вирусного оружия. Что сказала бы моя жена, будь она жива…? — отвращение к самому себе вызвало безнадежную и вымученную улыбку на лице Никайдо.

— Профессор, ведь США заявили, что биологическое оружие будет применяться лишь в оборонительных целях, — Кудзё всеми силами старалась успокоить его, но взгляд Никайдо оставался таким же печальным.

— Папа, обед готов! — Маки, повязавшая фартук, как заправский повар, появилась в кабинете.

— Маки, ты снова вошла сюда без моего разрешения, не так ли? Мне придется поговорить о твоем поведении с охранником, — строго сказал Никайдо. Хотя его голос звучал крайне неодобрительно, по его улыбке было видно, что он очень рад появлению дочери.

— Хорошо, хорошо, но приходи поскорее, а то ужин остынет. И как долго ты носишь один и тот же халат? Сними его скорей! — Маки уже стягивала халат с отца. Кудзё смотрела на них, пытаясь удержаться от смеха.

— Доктор Кудзё, когда вы смогли бы снова давать мне уроки, как вы думаете?

— Как насчет завтрашнего вечера?

— Отлично! А сейчас я собираюсь покормить животных, — сияя улыбкой, девочка ушла с отцовским халатом в руках.

Вздохнув, Никайдо проводил дочь взглядом.

— С каждым днем она становится все больше и больше похожей на мать, — заключил он, устало потирая переносицу. — Она по-прежнему очень скучает по ней, но должен признать, прекрасно справляется с печалью.

— Действительно, она такая же, как ваша жена. Так молода, а уже держит под каблуком известного во всем мире профессора-иммунолога.

* * *

Когда Кудзё заглянула в комнату с животными, Маки кормила лабораторных шимпанзе.

— Давай же! Ешь! — с упорством командовала она. Хоть ее голос и был по-детски звонким и веселым, щёки были мокры от слез. Подопытные животные в этих клетках должны были уже завтра участвовать в лабораторных экспериментах. Увидев Кудзё, Маки поспешно вытерла слезы.

— Я знаю, что не должна привязываться к ним, но…

Не зная своей судьбы, шимпанзе в клетке также успели полюбить Маки. Но при виде приближающейся Кудзё, они всегда начинали скалить зубы.

— Мы можем продолжать жить счастливо, не зная многих болезней, поскольку десятки тысяч животных, таких как эта шимпанзе, жертвуют своей жизнью. А большинство людей способны только ненавидеть, убивать и делать все, что им заблагорассудится. Иногда мне кажется, они вовсе забыли, что природа даёт нам жизнь, — уже немного успокоившись, сказала Маки.

— Думаешь, люди этого мира заслуживают того, чтобы жить за счет смерти этих животных? — Кудзё пристально смотрела на девочку.

Обдумывая вопрос, Маки не отрывала взгляд от клеток.

— Я не знаю, — наконец ответила она. — Но если они должны быть принесены в жертву ради нас, я думаю, нам нельзя тратить зря ни единой секунды подаренной нам жизни. А почему вы спрашиваете, доктор Кудзё? — Девочка простодушно взглянула на нее.

Ученая грустно улыбнулась и положила руку на плечо Маки.

— Что ж, если все будут думать так, как ты, этот мир еще может измениться к лучшему.

Ее лицо, которое Маки не могла видеть в темноте, было искажено от тоски.