Мартовская кошка, если верить Ошино, – классический пример истории Кайи. Тут уместнее вспомнить миф.

Мёртвая белая кошка лежит на дороге.

Может, она умерла от голода. Или её пнул прохожий – она лежит и не двигается.

Судя по оборванному хвосту, она не домашняя.

Жалея кошку, человек подбирает её.

Касается её.

Может, он и не собирается хоронить ее, но рука уже дотронулась до кошки.

С той же ночи этот хороший человек становится странным.

Буйным, как будто его подменили.

Он становится жестоким.

Для него естественным напиваться сакэ и бить людей. И дорогие ему люди, друзья или семья смертельно устают от того, что находятся рядом с ним.

Люди вокруг дрожат: это проклятье кошки.

Говорят, он даже ведёт себя как кошка.

В этот момент все понимают, что не справятся, и зовут экзорциста, пытаясь изгнать дух кошки.

И тут самое вкусное.

Лучшая часть сказки о Мартовской кошке.

Общая истина всех историй о Кайи.

Хороший человек вообще не станет жертвой кошки.

– Можешь называть это абсурдом или внезапной концовкой, но в этой истории есть урок.

Мудрость, столь часто встречающаяся в сказках. Абсолютно хороших людей нет. Доброта – лишь верхушка айсберга. У каждой медали есть вторая сторона – если во тьме горит свет, то в белом прячется чёрное. Кошка – всего лишь катализатор. Это не просто история о неблагодарной кошке – это одна из историй о темной стороне людей.

Темной стороне людей.

Так объяснял Ошино.

«Но почему кошка?» – спросил я. Как будто разговаривая с несмышленым ребенком, он сказал:

– Потому что кошку ты носишь . Даже староста-тян носит кошку – нет исключительно хороших и справедливых людей. Она пытается быть такой, и от стресса ей никуда не деться.

«Тёмно-чёрная», – добавил Ошино.

Тьма.

Тёмная сторона старосты Ханекавы Цубасы.

– И всё же кошка в обычном случае стала бы лишь маской. Я не понимаю, что происходит, но староста-тян почти объединилась с Кайи. Если считать кошку главным телом, то этот переход больше похож на поглощение. Как угроза он неизлечим. Не столько неизлечим, сколько непобедим.

Наполненные каламбурами слова Ошино могли показаться смешными, но он лишь описывал серьёзность положения.

Он всегда легкомысленно говорил о серьезных вещах.

Искусственно… и гладко.

– Мы должны покончить с этим как можно быстрее, или все станет еще хуже. А то еще окажется, что староста-тян вообще не была одержима кошкой. Мы должны что-то сделать, пока они полностью не слились.

Я понял, что дело плохо.

И даже то, что в худшем случае Ошино не справится.

Однако… я ничего не мог предпринять.

Единственное, что я мог сделать – это ничего не делать.

Я ничего не мог сделать ради Ханекавы.

Хоть я и знал о её тёмной стороне, хоть я и заглядывал в эту бездну, я ничего не мог сделать.

После этого Ошино быстро ушёл – он сказал, что ждал меня, но это тоже была легкомысленно брошенная фраза. На самом деле он зашёл в заброшенное здание просто чтобы передохнуть между боями с кошкой, пополнить амуницию. Я покормил кровью девочку-вампира, которая сегодня почему-то сидела на втором этаже, и ушёл домой.

Глаза девочки-вампира как будто смотрели на меня с презрением.

Так мне казалось – из-за того, что я сам себя презирал.

Следующий день, третье мая, День Конституции.

День, в который была принята конституция Японии. Или обнародована, я не знал наверняка, в любом случае, это праздник.

И неважно было, что это за праздник, я ненавидел такие дни.

Если не можешь веселиться, как ребёнок, спи, как взрослый.

Но в тот день я не мог спокойно сидеть дома и втайне, незаметно для сестёр, сбежал.

Я заключил, что пока можно не опасаться за Огненных Сёстер и их охоту на бакенеко.

Если верить тому, что я вчера услышал от Ошино, и слухам, рассказанным Цукихи, пользующейся информационной сетью Огненных сестёр, многие пали жертвой Мартовской кошки, но никто серьёзно не пострадал.

Хотя люди теряли сознание, их не госпитализировали.

Говоря словами Вегеты в одной из последних глав Дрэгон Бола: «Как будто много бегал».

Тяжело пострадали только родители Ханекавы и я, лишившийся руки в результате физической атаки. Короче говоря, она просто выпивала людей.

Вампиры пили по-другому, но скорее всего повреждения были ограничены намеренно.

Учитывая всё это, можно предположить, что поглощение энергии использовалось так, чтобы не навредить.

Несмотря на то, что оно всегда был включено – или возможно, именно поэтому, – кошка щадила своих жертв.

Если предположение Ошино о том, что она намеренно нападала на людей, верно – она намеренно сдерживала себя, стараясь никого не убить.

Ханекава все еще была в сознании…

Интересно, что это значит.

Если это так, то трое пострадавших выбивались из общего ряда.

Я мог как-то понять, за что получили родители Ханекавы.

А я…

Мне показалось, что если задумаюсь сильнее, дойду до нескольких удручающих истин. Я храбро прекратил думать.

Поэтому я решил не беспокоиться за Огненных Сестер по крайней мере днем. Мне Эти двое были столь энергичны, что я был бы даже не против, если бы кошка выпила часть их энергии… это, если что, шутка.

Неважно.

Я направился в школу.

В старшую школу Наоецу.

В школу, в которой я учился – мне просто нечего было делать.

И никакой цели не было.

Я пропускал школу даже в самые обычные дни. Признаю, что не понимал, зачем я пошёл туда именно в государственный праздник, но удержаться было сложно.

В любом случае, я бы очень сильно опоздал.

Школьные ворота были открыты для состоящих в клубах учеников, и даже здание школы не было заперто.

Если сравнить его с домом Ханекавы, пробраться внутрь было просто. Может показаться, что я люблю забираться куда не надо, но это будет не совсем так.

Мне просто некуда было идти.

Так что я поднялся по лестнице и направился в класс.

Разумеется, класс был закрыт – как мне думалось, но задняя дверь была открыта.

«Ай-ай, как неаккуратно», – подумал я, но закрывать дверь было работой заместителя старосты, то есть моей.

Поскольку обычно я доверял её Ханекаве, то и сейчас не подумал. Ох…

Я не могу даже дверь закрыть без Ханекавы.

Естественно, я расстроился.

Нет, я не из тех, кто расстраивается из-за такого.

Я даже дома не запирал двери. Хотя, конечно, это потому, что я понимал – город безопасен.

Короче говоря, я был в этом плане ленив, если не сказать безответственен.

И вопреки этому сейчас я размышлял о том, что оставил дверь открытой.

Странное чувство.

Короче, я такой, какой есть, из-за Ханекавы – если я пытался вспомнить, как вёл себя до весенних каникул, до встречи с Ханекавой, у меня не получалось.

Казалось, будто она переделала меня.

Она не просто изменила меня, она создала меня с нуля. Если подумать, это довольно страшно. Почему же я считаю, что нужно радоваться этому?

Настоящее чудо.

– …

Естественно, класс был пуст.

Я вошёл, прошёл мимо учительского стола и сел, но не на своё место, а на место Ханекавы.

Место, где обычно сидела Ханекава.

Место, на которое я глазел во время уроков.

Однако глядя на доску с глаз Ханекавы, я не мог понять её чувств.

Я ничего не мог понять.

Вздохнув, я упал лицом на парту.

У меня не вышло поднять себе настроение.

Я не возлагал на школу больших надежд, однако лишь ещё больше расстроился.

Считая с начала Золотой Недели, это место пустует уже больше четырёх дней – теплоты Ханекавы тут уже не чувствовалось.

Я преувеличил собственную апатию, но со стороны могло показаться, будто я забрался в пустой класс, чтобы потереться щекой о парту Ханекавы. Если подумать, что немаленькая грудь девушки всегда лежит на парте, все это выглядит так же, как в начальной школе, когда дети облизывают пеналы любимых девочек.

Хоть я и подумал, что со мной будет покончено сразу несколькими способами, если меня кто-нибудь увидит, но просто ради развлечения я вытянул язык и облизнул парту, на которой, конечно, не было никаких царапин или рисунков, и которая была как новая…

– !…

И меня увидели.

Неприятный взгляд.

Совсем близко, с моего обычного места – на меня пялилась пара зрачков.

Зрачков.

Кошачьих зрачков.

– А твоим извращениям нет предела-ня.

Не знаю, когда она успела появиться и сколько там была, но она была там – беловолосая кошка в чёрном белье.

Нет.

Мартовская кошка.

– А ты пугаешь-ня… больше, чем Кайи-ня. Ты только что возбудился, облизнув парту девушки-ня…

– Во-вовсе нет!

Да.

В точку.

Кайи заставил меня занервничать.

– Гораздо важнее то, как ты вообще попала в класс…

– Гораздо важнее, говоришь. Человек, есть в этом мире что-то важнее облизывания парты Госпожи-ня?

– Не понимаю, что ты несёшь! Я ни в чём не признаюсь! Поэтому гораздо важнее то, как ты попала в класс!

Я был так пылок, как будто от этого зависела моя жизнь.

Поскольку это касалось моей жизни, она и правда зависела от этого.

– Ня-ха-ха. Ты дурак? Бесшумное перемещение – это по кошачьей части. Я насмотрелась на твоё извращенное поведение-ня.

– …

Ладно.

Когда имеешь дело с Кайи, попытки узнать у них «как и почему» ни к чему не приведут. Абсолютно бессмысленно…

У меня даже не было желания вставать со стула.

Внезапная встреча.

Внезапная встреча с Мартовской кошкой.

Однако… поскольку она сразу подавила меня, я почему-то не мог переключить свои чувства.

У меня не было настроения драться.

И вообще, я отлично понимал, что у меня нет против неё и шанса. Бесполезно сражаться или сопротивляться. Я могу только сохранять хладнокровие. У Ошино получилось бы лучше – нет, даже у него не нашлось бы козыря.

То, что Мартовская Кошка здесь, значит лишь одно – у Ошино ничего не вышло.

Интересно, сколько раз он успел проиграть ей за эту ночь.

– Хм? Что такое? На твоей роже нет враждебности-ня… человек.

– Потому что я ничего не могу тебе сделать… кошка. Кроме того, ты же не намерена забирать мою жизнь?

– Кто знает-ня.

Она рассмеялась.

Лицом Ханекавы.

Она смеялась не как Ханекава.

Однако это всё ещё была Ханекава.

Тёмная сторона Ханекавы.

– Моё поглощение энергии – это не умение, это часть персонажа-ня – персонажа, касаясь которого, ты слабеешь. Я этим не управляю, Я могу дать фору, но этого может не хватить. Даже если я не хочу убивать, я могу убить по ошибке-ня.

– И всё же я рад, что ты не исцарапала и не искусала меня, как только мы встретились. Потому что надолго на мне это не остаётся, – сказал я, жестом защищая левое плечо.

Это просто блеф.

Или бравада.

Строю из себя сильного, чтобы не показать слабостей.

– Пф-ф. Вампир, хм, – сказала кошка. – Ты превосходный первоклассный Кайи, с которым я не смогла бы справиться-ня… однако, благодаря Госпоже, благодаря её стратегиям и тактике, я добыла силу сущности столь могущественной, что смогла победить даже профессионального специалиста. Я благодарна ей за это.

– …

– Хотя я не тот Кайи, что возвращает долги. Скорее, я даю зло за добро… я чувствую благодарность, так что один-единственный раз я бы хотела вернуть долг.

Кайи, который возвращает зло за добро.

Восхитительное выражение.

– Я слышал, кошки обладают очень сильным чувством долга. Как Кошка Набесимы – она зашла так далеко, что стала чудовищем, чтобы сразить врага госпожи. Псы помнят лица, кошки – места. Так говорят, но я не верю.

– Не веришь, ха. Только потому, что это было чудовище.

«Ня-ха-ха», – рассмеялась Мартовская кошка.

Хм-м-м.

Моя Ханекава никогда не стала бы смеяться над такой паршивой игрой слов.

Если бы я плохо пошутил, она, как монах, прочитала бы мне проповедь.

Другая сторона Ханекавы.

Другая сторона – тёмная сторона.

– Хотя мы оба обладаем поглощение энергии, способности Мартовской кошки и вампира это две большие разницы, – сказал я. Просто повторил слова Ошино. – Поглощение энергии вампира – еда, кошки – проклятье.

– Хм. Верно-ня.

– Чего я не понимаю, так это зачем ты нападаешь на людей. Если говорить о типах Кайи, Мартовская кошка не из тех, кто охотится просто так.

– …

Кошка… застыла.

Казалось, будто она не хотела послушно отвечать на мои вопросы.

Вообще, она не ответила бы на те вопросы, на которые не захотела бы отвечать. Она не скажет, чего не хочет говорить, и сомнительно, что мы смогли бы вообще завязать диалог. Понимания бы точно не достигли.

Слова дошли, а смысл, кажется, нет.

Ну, человека даже такой же человек мог не понять, но лично мне хотелось, чтобы она ответила любой ценой – потому что я наконец-то смог встретить кошку.

Постой.

Это случайность?

Мне показалось, будто был иной смысл во встрече с кошкой у дома Ханекавы и во встрече с кошкой в классе…

– Эй, кошка. Ты не…

– Делаю что-то нехарактерное для себя-ня? – недовольно ответила Мартовская кошка.

С крайне раздражённым видом она закинула ногу на ногу.

Не время об этом думать, но у Ханекавы потрясающе длинные ноги.

На ней не было юбки, и ноги были полностью обнажены, так что я точно мог оценить их длину.

Хоть она и была ниже меня, её ноги были длиннее моих.

Хочу облизать их.

А-а-а, нет, это неправильно.

В смысле, хочу смотреть на них так, будто облизываю.

…Но у меня не получилось.

– Должна признать, я отбрасываю установившийся персонаж Мартовской кошки – разложение персонажа-ня. Я всё ещё следую установкам как таковым, однако нет сомнений, что я аномальна.

«Хотя технически аномальна не я, а Госпожа», – сказала Мартовская кошка.

Ошино говорил то же самое.

– Нехарактерно для меня…

– …

– И что? Это просто способ отвлечься-ня.

– Чего?

– Почему я нападаю на людей. Ты же хотел узнать, зачем я нападаю на людей? Так вот я говорю – чтобы отвлечься. Просто пиф-паф-бам! Как граффити рисовать! То же самое!

«Иными словами, я под настроением».

«Я высвобождаю стресс-ня».

Мартовская кошка раскрылась – смеясь так, что у неё щёки дрожали.

Что?

Что она сказала?

– Высвобождаешь… стресс? Это… что? Секунду… что ты имеешь в виду?

– «Что ты имеешь в виду», «что ты имеешь в виду»… Я имела в виду то, что я имела в виду-ня – ты же видел, что было внутри дома?

– Твоего дома…

– Дома Госпожи-ня. Я могу сказать, понимаешь? Для меня это было очевидно… у кошек хороший нюх-ня. Когда я вернулась за одеждой, внутри дома всё провоняло тобой.

«Ня, ты бездарный преследователь», – сказала кошка с понимающим видом.

Она вернулась, чтобы переодеться?

Хм, верно, хоть бельё всё такое же чёрное, но форма с 29 мая, или точнее, с 30 мая, сильно изменилась.

Я был в полном замешательстве.

Мне было стыдно, что я этого не заметил.

Думаю, нельзя носить одно и то же белье два или три дня… хм, нет, кошка не должна думать о смене одежды. Так что это, наверное, остатки сознания старшеклассницы Ханекавы.

Сходство с Ханекавой.

Удостоверившись, что она существует внутри кошки, я почувствовал облегчение.

Беспокоиться о своей внешности для девушек очень типично.

Я опаздывал, но ещё не опоздал.

Я мог вернуть Ханекаву.

Её сознание всё ещё существовало.

Бессознательное Ханекавы.

…Вообще, если думать о худшем, то прошлой ночью в очередном бою Ошино потерпел сокрушительное положение – и в этом случае всё потеряно. Но судя по поведению кошки, это не так.

Я не знал почему.

Или, скорее, мне так казалось.

Да.

С 29 мая изменилась не только форма белья.

Я чувствовал, что атмосфера вокруг Мартовской кошки, напоминавшей дьявола, тигра, а не кошку, потеряла шипы и стала мягче.

…

Высвобождала… стресс?

– Госпожа жила в доме с той семьёй пятнадцать лет-ня – можешь представить, под каким она была давлением? Не говори, что не понимаешь. Я высвобождаю его, подшучивая над примерными горожанами-ня. Меня освежают проблемы, которые я приношу случайным людям-ня. Вот и всё-ня – это действие никак не связано с помехами или проклятьями.

– Не связано…

Это так нехарактерно для неё.

Кайи вообще делают такое?

Кайи беззаветно преданы своим установкам – как и поведение вампира, установки абсолютны и не могут быть отброшены.

Невозможно. Невозможное заставляет разум отступить.

– Я расскажу тебе кое-то об этих двоих, – сказала кошка. – Я – овладевающий Кайи, поэтому захватила тело Госпожи, короче говоря, захватила её мозг. Поэтому мы разделяем знания.

Ошино говорил, что от того, что у них общие знания, у нас много проблем.

И что это плохо.

– Я знаю, как Госпожа жила в том доме пятнадцать лет.

– …

Она знала.

Она знала… просто знала об этом.

– Хотя мне известна лишь информация. Я не знаю, что она чувствовала к этим двум штукам, которых «она знала»-ня. Похоже, ведение дневника не входило в привычки Госпожи. Иногда она вела дневник, если это было задано на лето, но она всегда заканчивала его словами «сегодня было весело», как будто печать ставила-ня.

– Она писала «весело»…

В том доме?

О каком веселье может быть речь?

– Не может такого быть.

– Ага. Я тоже так думаю – интеллектуально я не превосхожу обычную кошку. Такой уж я персонаж-ня – но по-своему я могла это чувствовать-ня. Поэтому я помогаю Госпоже высвободить стресс-ня.

– Но… зачем же нападать на совершенно посторонних…

– К сожалению, мне доступен только этот путь.

«Потому что быть злой весело-ня».

Весело, когда незнакомые тебе люди страдают-ня.

– Это не логика и не софистика – если не веришь, посмотри, я стала мягче по сравнению с тем днём, когда оторвала тебе руку.

– Я заметил.

– Вот видишь? Короче, я делаю то, что эффективно.

«Поэтому можешь расслабиться», – сказала кошка.

– Если я нападу ещё сотен на пять людей, Госпожа освободится от стресса. И тогда моя роль Кайи окончится, я закончу возвращать долг и исчезну – ну, поскольку мой образ действия не отличается от кошачьего, пятьсот людей – это не так просто. И всё же, через месяц всё закончится.

– Месяц…

– Именно. Поэтому скажи этому старику-гавайцу не путаться у меня под ногами. Я не понимаю, но мне кажется, этот гавайский ублюдок хочет спасти Госпожу. Если так, доверь это дело мне.

Быть может, Ошино не этого хочет.

Не мог он думать что-то вроде «я хочу спасти её».

Даже если не брать в расчет его особенности профессионала – он не думал, что кто-то может спасти другого человека.

Помоги себе сам – такой была его философия.

…Однако, даже если я всё это объясню, сомневаюсь, что кошке хватит мозгов, чтобы это понять.

Они друг друга не понимали.

Люди и Кайи не понимали друг друга.

– Можно сказать, что как Кайи, я – воплощение стресса Госпожи, ставшее личностью-ня. Иными словами, я новый вид-ня. Я во всём отличаюсь от существа, называемого Мартовской кошкой из мифов – методы специалиста на мне не сработают. Меня нельзя изгнать, очистить или высвободить. Из-за него моя эффективность падает. Скажи ему прекратить тратить моё время.

– Предоставить Ханекаву тебе, говоришь? – спросил я, ничего не сказав о характере Ошино. – Почему ты так много для неё делаешь? Ты же всего лишь злой дух, который в нее вселился. Тебе незачем так надрываться.

– Я же сказала тебе. Чтобы нехарактерно вернуть должок.

Ухмыляясь, Мартовская кошка встала.

Или точнее, забралась на стол – как будто не замечая моего взгляда, она встала на четвереньки и прогнула спину.

– …И всё это ложь-ня, – а потом, закончив, добавила ещё одну фразу. – Я не могу полностью отбросить установки неблагодарной кошки. Потому что все Кайи такие-ня – вампиры тоже не могут не пить кровь-ня. Поэтому я не возвращаю долг – помимо знаний, мне не за что чувствовать себя обязанной Госпоже-ня.

– Что?

Фигню несешь.

Разве не тебя похоронила Ханекава, когда ты, размазанная машиной, лежала на дороге?

Разве не ты воспользовалась её симпатией и добротой?…

– Ты неправ-ня. Это… конечно, как феномен, случилась вполне знакомая ситуация. Госпожа подобрала меня, когда я лежала на дороге, перенесла меня в подходящее место и похоронила. В этом восприятии ошибки нет-ня. Всё так, как ты и видел, стоя рядом-ня, – но, кстати, в то время ты просто стоял рядом с Госпожой и помогал копать яму, ты не коснулся моего трупа и пальцем, поэтому тебя я не ослабила-ня.

«Ну, для прикосновения к трупу требуется смелость-ня. Кажется, что ты будешь проклят, да и на самом деле ты будешь проклят», – добавила кошка.

– А, ладно, я признаю, по мне тогда мурашки бегали. И поэтому Ханекава меня так впечатлила тем, что беззаботно это сделала – но раз она была проклята, можно сказать, что она осталась без награды. Доброта Ханекавы вышла ей боком.

– Вовсе нет, далеко не так-ня.

Если бы я мог остановить Ханекаву или если хотя бы мурашек у меня не было и я бы смог нести труп сам, этого бы не случилось.

Дослушав мои полные сожаления слова, Мартовская кошка произнесла:

– Тогда Госпожа не чувствовала сострадания.

– …

– Госпожа никогда меня не жалела… в ней не было и толики доброты. Как Кайи, пользующийся ею, я могу точно сказать это.

«Ня», – добавила Мартовская кошка в конце предложения – возможно, это ещё одна часть её установок.

Компонент «моэ» или что-то в этом духе.

Впрочем, это и правда было моэ.

И всё же этот компонент продемонстрировал внутренность Ханекавы – её тёмную сторону.

Такую тёмную.

Такую непроглядную.

Такую иссиня-чёрную.

Она была столь гротескной.

– Госпожа провела те похороны на дороге так, будто это была часть её повседневных обязанностей-ня… абсолютно безэмоционально-ня. Она не симпатизировала мне. Короче говоря, мне нечем было пользоваться.

– А, но… Ханекава…

– Её единственное желание – быть нормальной девушкой-ня, – сказала Кошка. – Это мольба… Для Госпожи, быть нормальной значит быть логичной-ня. Идея Госпожи состоит в том, чтобы быть правильной-ня. Если ты видишь мёртвую кошку на обочине, ты должна похоронить её… ну, это и в самом деле правильно. Можно назвать это правилом. Можно назвать это формулой. Госпожа подчинялась правилам и формулам – вот и всё-ня.

– …

Я не мог возразить словам кошки, их силе или весу.

Нет.

Не в этом было дело, я просто не мог возразить.

Потому что даже я уже чувствовал, насколько чужда Ханекава Цубаса, дорожившая порядком и правилами.

Её чувство этики было неправильным.

Кошка использовала слова вроде «обязанность», «правила», «формулы» – но с моей точки зрения всё это были заповеди.

Подчинение заповедям, рождённым из упрямого нежелания дать людям повод думать, что с ней что-то не так из-за того, что она росла не в обычной семье…

– Обычно ты не сможешь подчиниться заповедям. Даже если ты понимаешь, что это красиво и правильно, большинство людей не пойдёт хоронить мёртвую кошку. По сути, может, они и подумают об этом, но не сделают. Смутятся, но места старику в поезде не уступят.

Допустим, что уступят. Тогда получится что-то вроде игры в защитников правосудия, Огненных Сестёр – в лучшем случае, всего лишь игра.

И даже мои сёстры бросят играть, когда переведутся в старшую школу.

Однажды даже они станут обычными девушками.

Они совершенно точно не станут Ханекавой – они станут обычными девушками.

– Она не должна была следовать заповедям, эмоционально или по способностям. И всё же Ханекава смогла.

– Действительно. Она смогла… безэмоционально-ня. Ни о чём не думая, она сделала то, что считала этичным, словно машина… Много раз проходили мои похороны, но эти были необычными-ня. Поэтому я хочу помочь ей.

Короче говоря, это просто каприз.

«Очень по-кошачьи», – пошутила Мартовская кошка, поднимая левую руку, как будто приманивая.

– Так, и вбей в голову этому гавайскому ублюдку, чтобы он закрыл глаза на кошачьи шалости, иначе я засужу его за жестокое обращение с животными, потому что я на него закрываю глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– А не понятно? Если бы я… если бы Госпожа правда хотела навредить, она бы убила его в первом же бою. Я добра, потому что знаю его… а ты… не похоже, что ты собираешься что-то делать.

С этими словами кошка спрыгнула с парты – и хотя там было всего полметра высоты, она успела перевернуться в полёте.

– Ты прав. Для Госпожи лучше всего, если ты ничего не делаешь… ты же не хочешь умереть?

Без топота, повернувшись ко мне спиной, Мартовская кошка прошла к двери. Кошки при ходьбе не издают звуков из-за строения лап, но стопы Ханекавы не изменялись.

Даже это было частью персонажа.

Существо, стоящее выше теории, здравого смысла, законов физики и этики.

Абсурдный кот в сапогах.

– Прощай. Держись и будь счастлив, человек.

С этими словами Мартовская кошка вышла из класса в коридор…

– Постой!

Прежде чем я рефлекторно остановил её.

Издав звук «хм», она повернула голову. Головокружительная красавица.

Нет, ее выражение лица было слишком озадаченным для таких слов.

– Ты сказала, твоя цель – высвободить стресс Ханекавы. Но это невозможно.

– Почему?

– Потому что стресс по большей части исходит от родителей. Даже если ты его высвободишь, когда она вернётся домой, он снова начнёт накапливаться. Сейчас её родители лежат в больнице, но они не будут лежать там вечно. Пройдёт время. И они вернутся в дом своей дочери, для которой в нём нет места. Неважно, высвободишь ты весь стресс за месяц или нет, рано или поздно всё станет так, как было.

– Хм. Это верно. В таком случае…

Кошка, которая, казалось, не умела думать на шаг вперед, едва способная мыслить, поняла меня… Весенние каникулы.

Как тот вампир, она точно так же жутко улыбнулась.

– Тогда я отделаю их этим так, что они не захотят возвращаться-ня.

И потом показала когти на правой руке.

Казалось, ими можно убить человека.

Казалось, ими можно изрезать человека до смерти, этими пятью острыми когтями.

– В этот раз поглощения энергии не хватит. Я просто отвечу домашним насилием на домашнее насилие-ня… если Госпожа так пожелает.

– Как будто!…

Как будто Ханекава может такого желать.

Я вскочил, словно выпрыгнув со стула, и приблизился к Мартовской кошке.

Нет, я попытался приблизиться.

Однако я едва успел остановиться и не схватить её за плечо.

– Да, верно. Когда ты касаешься меня, ты слабеешь – потому меня и зовут Мартовской кошкой. Не приближайся, не касайся. Ты меня и пальцем не можешь тронуть-ня. Не вмешиваться – правильное решения-ня… для меня, и, возможно, для Госпожи-ня.

– Эй, кошка…

– Прощай. Будь счастлив.

Она повторила те же слова.

И в этот раз она на самом деле ушла – больше не оборачивалась.

– …

Я остался в классе.

До наглости непринуждённо я вернулся на место Ханекавы. Поднял упавший стул и снова сел.

Будто продолжая делать то, что делал раньше, я лёг на парту.

Мартовская кошка не касалась меня.

И тем не менее, сил у меня не было.

– О-ох, – пробормотал я.

Слабо.

Я убедился, что в классе никого не было – да и если бы кто-то был, я бы то же самое пробормотал.

Я должен был пробормотать.

Эти переполняющие меня чувства.

– Безнадёжно. Как я и думал, мне нравится Ханекава.

Я должен был вложить это в слова.

Я должен был дать им форму.

– Мне она так нравится, но я не могу её коснуться.

Даже пальцем не могу коснуться.

В лучшем случае, могу щекой тереться о парту.

Не из-за того, что случилось на весенних каникулах.

Не из-за того, что я был спасён и не из-за того, что я считал, что я у неё в долгу.

Не потому, что она милая, и не потому, что я жалел её.

Не эти смердящие логикой причины.

Мне нравится эта девушка.

Я думаю, она мне нравится.

Я чувствую, что она мне нравится.

Я понимаю, что она мне нравится.

– Однако Цукихи права.

И я продолжал тихо бормотать.

Безэмоционально размышляя.

– Ничего не могу поделать, она мне нравится. Но это чувство – не любовь.

Продолжая бормотать, я возродил свою решимость.

Возможно, я решил это с самого начала.

Сейчас я просто заметил нечто абсолютно очевидное.

Мои чувства к Ханекаве стали так сильны… что уже давно переросли любовь.

Я хочу не просто быть с ней вечно.

– Я хочу ради неё умереть.