Следующий день.

Иными словами, тридцатое апреля.

Хотя, по моим ощущениям, ночь двадцать девятого ещё не закончилась (если меня не разбудили сёстры – новое утро не наступило). Когда мои родители вместе с Карен и Цукихи, не ложившимися спать допоздна из-за праздника, наконец-то легли, я незаметно выбрался из дома. Я оседлал свой горный велосипед, медленно поехал, стараясь не издать ни звука. Какое-то время даже не включал фары, хотя мне показалось, что это перебор.

Ночная жизнь?

Ничего подобного.

Я не был столь независим – судя по моим оценкам, я был необычайным кретином. Пусть по моему виду и не скажешь, я очень серьёзно относился к учёбе.

Неприятно, когда тебя все считают хулиганом.

А теперь о том, куда я направлялся, сражаясь со сном. Я ехал к окраинам города, к заброшенному зданию, когда-то бывшему школой. Это здание было на грани разрушения, им даже для проверок на храбрость не пользовались. По виду оно больше напоминало древние руины – и парень, едущий туда ночью, явно не производил хорошего впечатления.

Если бы мне кто-то сказал, что это плохо, я не смог бы возразить.

Однако у меня был повод.

Повод ехать туда – и повод делать это посреди ночи.

Весомый повод.

Я остановился перед забором, окружавшим заброшенное здание. Из осторожности или просто по привычке я повесил на заднее колесо замок, хотя, судя по отсутствию признаков жизни вокруг, в этом не было необходимости. А затем вошёл на территорию через дыру в заборе и пробрался в здание.

Я сказал, что это здание, почти ставшее моим вторым домом, не использовалось для проверок на храбрость, но когда я вошел туда посреди ночи, у меня по спине побежали мурашки… не говоря уж…

Не говоря уж о том, что в здании обитало настоящее чудовище.

Чудовище.

Демон.

Король Кайи.

Вампир.

Повелитель ночи.

– Ну, сейчас это уже просто сказка…

Однажды черном-черном городе…

Что-то в этом духе.

Здесь жил не вампир – лишь его остатки.

Огрызок вампира, осколок вампира.

Псевдовампир в теле маленькой девочки.

Избегая мусора и обломков, я забрался на верхний – четвёртый – этаж заброшенного здания.

Там было три комнаты, когда-то бывшие классами. Я открыл ближайшую дверь, не особо на что-то рассчитывая.

Похоже, сегодня мне не везёт.

За первой и второй дверьми не нашлось ничего.

Да и сложно сказать, что я что-то нашёл за третьей – хотя псевдовампир в теле девочки был там, второго, человека, здесь не было.

– Что… чёртов Ошино. Ну куда он ушёл посреди ночи?

Он ушёл?

Он был непредсказуем – именно в такой час. Возможно даже, он спит на нижних этажах на кровати из парт. Возможно, он догадался, что я приду, и заранее сбежал с четвёртого этажа, чтобы я не мешал ему спать. Хоть я не называл время или дату, он был из тех, кто видел людей насквозь – он мог предугадать моё появление.

В каком-то смысле, я был незваным гостем. Только ненормальный придёт посреди ночи. Я ошибся, когда подумал, что он всегда будет встречать меня фразой: «Арараги-кун, ты опоздал».

Поскольку я общался с вампиром, который не имел никакого отношения к здравому смыслу, то и в моих действиях его было не больше.

Когда я закрывал дверь и посмотрел на бывшего вампира, сидящего в углу заполненного непроглядной тьмой класса, – я невольно сглотнул.

Я был напряжён.

Впервые с весенних каникул мы с ней остались одни.

До сих пор, когда я встречал её здесь, Ошино всегда был рядом – хоть я и сказал одни , маленькая девочка определённо не была человеком, да и меня человеком назвать было сложно.

Наполовину Кайи – наполовину человек.

И ответственность за то, что я и девочка оказались в таком состоянии, в основном лежит на мне.

Я был напряжен.

Моё сердце сжалось.

В груди прорастало чувство вины.

Моэ .

– …

И нет, хоть я и сказал «моэ» в значении квази-синонима «ростка», я вовсе не имел в виду, что я очарован видом легко одетой светловолосой девочки.

Невинно сидящей девочке на вид было лет восемь.

У неё были густые шелковистые золотые волосы.

Она носила красивое платье, оставлявшее тонкие ноги открытыми, кожа её казалась прозрачной. Она не так уж много ходила по зданию.

Но милой назвать её я не мог.

Нет нужды что-то добавлять… всё и так понятно.

Достаточно сказать, что её взгляд, направленный на меня, был резким и злым.

– Не смотри на меня так. Тебе это не идёт.

Попытавшись пошутить, я осторожно приблизился к ней.

– Может, попробуешь засмеяться? Улыбка тебе к лицу.

Ответа не было.

Как будто она была мертва – ну, она и так мертва.

С другой стороны, хоть я и звал её, я не ждал ответа. Я не ждал столь удобного развития событий с учётом того, что с конца весенних каникул она не проронила ни слова.

Просто если бы и я молчал – моё сердце раскололось бы, так что мне пришлось превратиться в болтуна.

Особенно сегодня, когда Ошино рядом нет.

Но в то же время, когда я сказал, что улыбка ей идёт, я не врал.

Я сел перед ней, всё ещё занимавшей угол класса и выглядящей так, будто её пытается поглотить плесень, и расстегнул куртку.

…Ну, хоть я медленно раздевался перед легко одетой маленькой девочкой, я вовсе не пытался подражать Люпену Третьему.

А то даже в виде романа эту историю не опубликовали бы.

Немногие расслышат отговорку о том, что она вообще-то не маленькая девочка, а пятисотлетний Кайи.

Несмотря на то, что апрельская ночь была весьма прохладной, я наполовину разделся. Нужно было покормить эту маленькую девочку.

Покормить?

Тогда зачем я разделся?

Ты что, собираешься заставить её есть еду, разложенную на твоём обнажённом мужском теле?

Я услышал такие вопросы, но объяснять ничего не собирался (ну, людям, задавшим третий вопрос, стоит сперва задать другие вопросы).

Очевидно.

Обед вампира – кровь.

– Ну хоть за еду поблагодари. Иначе совсем невежливо.

Я обхватил маленькое тело и силой прижал её рот к моей шее – как будто мы обнимались. Я никак не мог привыкнуть к этому положению.

Обед. Кровь.

Ну, для неё, наверное, это даже не обед, а, скорее, экстренная внутривенная капельница – после всех событий она лишилась способности высасывать кровь.

Ошино Меме, знаток Кайи, принял участие в перестроении её тела, и теперь оно не может поглощать чью-либо кровь, кроме моей. Следовательно, если она не будет пить мою кровь, то вскоре умрёт, исчезнет, будто её и не было.

«Теперь она твоя рабыня», – так сказал Ошино.

Но я думал, что это я, вынужденный давать ей кровь, на самом деле был рабом.

Я был её слугой, думал я.

Мой слуга.

Так она называла меня – властно, высокомерно – и когда я вспомнил о том времени, грудь болезненно сжалась.

Каждый раз, когда я давал ей кровь, не шею пронзали её двойные клыки, последнее, что напоминало о вампире, а грудь.

Моё сердце ныло.

Оно билось. Билось.

Томилось.

Однако эта боль снимала груз с моей души.

Потому что пока она пила мою кровь – она хотя бы пыталась жить.

Потому что вампир, однажды пытавшийся покончить с жизнью самоубийством.

Вампир, казавшийся мёртвым с самого начала.

Пыталась жить ради меня…

– Что?…

Я заметил, что сегодня она не кусала мою шею – мы обнимались, она наваливалась на меня всем весом и обвивала меня не только тонкими руками, но и ногами. Она напоминала коалу. И тем не менее, она не кусала меня.

– ?…

Я не понял, чего она хочет.

Неужели она отказывалась пить мою кровь, потому что больше не хотела жить? От этой мысли я содрогнулся от страха и в тот же миг прижал её к себе изо всех сил так, что чуть не сломал ей позвоночник. Но дело было не в этом.

Я ошибся.

Присмотрелся – проследил за взглядом маленькой вампирши.

Она не смотрела на мою шею.

Она смотрела на багаж, который я разложил рядом, когда обнял её.

Багаж, издававший сладкий запах.

– Э…

Я принёс всё это Ошино Меме, скитальцу, незнакомому с богатой жизнью, который даже сейчас жил в этом заброшенном здании. Это был подарок, провизия.

Коробка от «Мистер Донат».

Продавалась по тысяче за десять штук.

Золотой шоколадный, французский, французский ангельский, французский клубничный, медовый ошейник, кокосовый, Пон де Ринг, Д-поп, двойной шоколадный и кокосовый шоколадный.

Они и создавали сладкий аромат.

Вообще, я купил их в подарок сёстрам, когда возвращался домой после встречи с Ханекавой.

Однако Карен и Цукихи хором закодировались – «мы на диете» – и доброта брата осталась незамеченной.

Растущие девушки не сидят на диетах, вы должны располнеть – из-за таких мыслей мы поссорились так, что в дальнейшем это могло отразиться на нашем общении. Но коробка от «Мистер Донат» была куплена на деньги Цукихи, так что я был в проигрышном положении.

В итоге, меня заставили извиниться.

Возмутительно чувствительные родственники.

Но десять пончиков я один не съем, кроме того, они имеют свойство со временем терять вкус. Так что мне ничего не оставалось, кроме как принести их Ошино, жившему день за днём так, что вчерашний обед ему был нужнее сегодняшнего.

Этот негодяй в этом разрушенном здании едва спасался от росы и дождя, а может быть, он даже пил дождевую воду и росу. Мне хватило сострадания на то, чтобы угостить его чем-то сладким.

…

Из-за того, что случилось во время весенних каникул, я задолжал этому человеку большую сумму денег. Если быть точным – пять миллионов иен. Меня изумляло то, что я умудрялся чувствовать себя таким благородным из-за упаковки пончиков за тысячу иен.

Пять миллионов.

От такого долга взрослый повесился бы.

Я понятия не имел, как расплатиться с ним, и не хотел это обсуждать.

Мне начать продавать органы?

Благодаря бессмертию, я мог вырастить столько органов, сколько потребуется.

– Жуть.

В любом случае, на полу лежала коробка пончиков, а меня обнимала пристально глядящая на них девочка-вампир.

Испепеляющий взгляд.

Иными словами, страстный взгляд.

– Но… быть не может…

Не может.

Быть.

Хотя она лишь жалкая тень себя, хотя она лишь осколок себя.

Хоть большая часть её была украдена без следа, хоть её лишили имени, она была гордым вампиром.

Более того, не обычным вампиром.

Она была железнокровным теплокровным хладнокровным вампиром с великолепной родословной.

Так называемый чистокровный вампир.

Такой она и была.

Я ей предложил любимую еду, кровь, а она смотрит на пончики…

Хлюп.

Она издала этот звук.

Взглянув на неё, я заметил, что у неё слюнки текут.

– Не ломай мечту!

С этими словами я отбросил маленькую девочку в сторону.

Она ударилась головой о стену и съёжилась.

Не подумав, я среагировал очень грубо. Как будто мало было неприятного ощущения от слюны на голом плече.

Ну, я сам не так давно пытался залить слюной даже не плечо, а лицо Ханекавы, так что не мне её ругать.

– Т-ты в порядке?

Я протянул руку маленькой девочке, которая теперь гладила свою голову, но она оттолкнула её.

Похоже, разозлилась.

Её золотистые волосы встали дыбом.

…Теперь она была похожа на зверя.

Как кошка, которая не даст тебе прикоснуться или подойти к ней.

То, что она разозлилась – это плохо. Если я не заставлю её выпить крови, её тело не выдержит. В последнее время я был поглощён странными проблемами и не мог прийти сюда. Связано это с тем, что странную проблему я спутал с любовной проблемой, но благодаря Цукихи ошибка была исправлена. Поэтому я собирался наверстать упущенное и хотел, чтобы сегодня она выпила моей крови.

Просто выбраться из дома посреди ночи так, чтобы меня не заметили сёстры, было очень сложно – с другой стороны, не могу сказать, что приди я сюда днём, стало бы легче. Вампиры – ночные создания, и днём они спят.

На всем свете не сыскать тварь, которая будет в хорошем настроении после того, как прервут её сон – заставить её пить мою кровь было бы сложно.

В конечном счёте, середина ночи – лучшее время для питья крови.

…Я и правда относился к ней как к животному.

Или как к ребёнку.

Наверное, так себя чувствуют кормящие грудью матери.

«И что же мне с ней делать?» – я сложил руки на груди и задумался.

Если бы Ошино был здесь, я бы обратился к нему за советом. Даже если он спал в соседнем классе, не стоило его будить. В худшему случае, он потребует с меня денег за совет. Как будто мой долг может стать еще больше.

Более того.

Я решил заботиться об этом вампире до конца своих дней.

И как я это сделаю, если даже с такой ерундой сам не могу справиться?

– Я должен погладить её по голове… нет, это станет знаком послушания…

Эм.

Ладно.

Примитивно, но раз уж всё началось с «Мистер Донат», то все решится с помощью него же.

Точно, ссоры надо решать едой.

Как в Оисинбо .

Ха-ха, злоба быстро улетучивается, когда перед тобой еда.

Я достал коробку «Мистер Донат» из пакета, положил на колени и медленно открыл так, чтобы девочка-вампир её видела.

А потом взял ближайший, Золотой шоколадный, вытянул руку и предложил ей.

Я предложил его ей.

И в тот же миг она схватила его.

Схватила со сверхчеловеческой скоростью, как будто и не лишилась всех вампирских способностей.

А потом, не теряя ни секунды, впилась в него зубами.

Маленькая девочка съела пончик в три укуса. Она ела так быстро, что казалось, ненароком может откусить себе пальцы.

Нет-нет-нет-нет.

Как жадно она ест.

Наверное, я повторюсь, но ты никогда не пила мою кровь с таким аппетитом – это меня немного поразило.

– Ой!

Доев, девочка-вампир бросилась на оставшиеся девять пончиков, лежащие у меня на коленях.

Я едва успел отскочить вместе с коробкой.

Не смешно. Она двигалась по дуге и выпотрошила бы меня по ходу движения.

– Сидеть!

Она собиралась продолжить погоню, и я, не раздумывая, крикнул на неё.

Я не знаю, почему.

Она же не собака.

Однако девочка-вампир подчинилась и села на том же месте – и не обхватила колени, как обычно, а очень грациозно опустилась на пол.

А затем уставилась на меня самым серьёзным взглядом на свете.

– …

Я не понимал, что происходит, однако подумал, что если мы оба будем молчать, то ничего не произойдёт, так что для проверки я взял один из оставшихся девяти пончиков – тот, который сам считал наиболее вкусным, Французский, и протянул его девочке-вампиру.

Помня, как она чуть не откусила мне руку вместе с Золотым шоколадным пончиком, я положил его перед ней.

Поскольку пол заброшенного здания при всём желании нельзя было назвать чистым (девочка-вампир ходила босиком, но я и Ошино никогда не снимали обуви), сперва я развернул прилагавшуюся салфетку и лишь потом положил на неё пончик.

Я подумал, что она мгновенно на него бросится, но девочка-вампир так и сидела, истекая слюнями.

Она буравила меня по-настоящему дьявольским взглядом.

Это был жгучий взгляд снизу вверх, по сравнению с которым прошлый казался улыбкой. Если бы взглядом можно было убивать, я бы уже умер. Предварительно издав странный вопль.

Вообще-то, вампиры из некоторых кланов и правда могут убивать взглядом.

Так называемым дурным глазом.

Если подумать, то, кажется, на весенних каникулах она проломила взглядом бетон – то есть я сейчас серьёзно влип?

– Лапу.

Зачем-то я попробовал протянуть руку.

Девочка-вампир, не колеблясь, положила свою руку на мою. Как в «Инопланетянине», только в качестве мести рукопожатие было по-настоящему крепким, как удар отбивающего, сделавшего хоумран.

– Ну тогда, э… ешь.

В каруте есть понятие победного слова .

Например, мусумефусахосе.

Я не совру, если скажу, что способность двигаться сразу после того, как услышал победное слово, определяет победителя – к сожалению, я не так много знал о каруте, но если это так, то я должен признать, что девочка-вампир обладала значительным талантом к этой игре.

Прежде, чем я закончил «ешь», она уже двинулась – нет, уже закончила движение.

Как дикий зверь, она вонзила клыки во Французский пончик.

Её вполне можно было назвать диким зверем.

Она во многом походила на собаку.

Светловолосая девочка, лет восьми на вид, вылизывающая пол, стоя на четвереньках и набивающая рот Французским пончиком вместе с салфеткой – во многом эта картина была за гранью добра и зла.

Даже салфетка… как я и думал, было разумно не кормить её с рук. Но, похоже, она не могла переварить салфетку, поэтому не стала глотать её, а просто выплюнула.

Язык не повернётся назвать это хорошими манерами.

Да и странно говорить о хороших манерах, когда она ела пончик, стоя на четвереньках.

Ну, даже на весенних каникулах я не мог разглядеть в ней воспитания. Если я правильно помню её слова, у вампиров и людей разное понимание хороших манер за столом. Например, она тогда сказала мне, что пялиться на людей, когда они едят – нарушение этикета. Однако сейчас она прожигала меня взглядом, но не потому, что я нарушил этикет, а потому, что она хотела остальные восемь пончиков.

– Вообще-то, я принёс их Ошино…

Их вкус ни на что не влиял, для девочки-вампира они бесполезны. Питательной пищей – единственной питательной пищей – была моя кровь.

– Ну, думаю, ещё от трёх тебе плохо не станет.

Изначально пончиков было десять.

Если я поделю их между ней и Ошино, то каждому достанется по пять – а если подумать, то для Ошино съесть все десять было бы также сложно, как для меня.

– Какой хочешь? Выбери три.

Я показал ей содержимое коробки.

– Укажи на них пальцем.

Маленькая девочка шевельнулась – и, начиная с первого, указала на все.

С первого до последнего, на все пончики.

– …

Все.

Жадная.

Девочка-вампир явно не собиралась отступать и повторила движение ещё раз, от первого до последнего, не пропуская ни одного.

В качестве отдельной предосторожности она указала на каждую из шести частей Д-поп .

– Эм.

Понятно, так она сладкоежка… но нельзя же ей отдавать все. Куда вообще в её маленьком теле пропадает вся эта сладость?

Девочка-вампир уставилась на меня – я почувствовал давление. Давление, способное проломить бетон.

Серьёзно, мне казалось, меня сейчас раздавят.

Ладно – возможно, меня давило чувство вины. Всё-таки это я виноват, что девочка-вампир вынуждена жить вот так. Вид когда-то гордой прекрасной вампирши, теперь ползающей по полу в поисках остатков пончика, пронзал моё сердце.

С весенних каникул она не произнесла ни слова.

Хотя когда-то она много смеялась, теперь на её лице застыла маска горечи и печали.

Однако думая о том, что она сделала или собиралась сделать, я не должен был чувствовать к ней никакой жалости – как человек.

– Ладно, отдам тебе все, – сказал я.

Я положил коробку на пол.

Как подношение.

– А теперь обернись три раза и скажи «гав».

Ой.

Чёрт, я вошел во вкус и потребовал цирк – но прежде чем я отменил приказ, она уже выполнила великолепный тройной аксель на месте, как волчок.

Однако напоминала она скорее даже не волчок, а малиновку.

Потом она надулась и отвернулась, так и не сказав «гав». Возможно, это была последняя гордость бывшей аристократки – проявившаяся довольно поздно.

Хм.

Разговорчивее она не стала.

Я подумал, что смогу заставить её что-то сказать, но, как и ожидалось, потерпел неудачу.

Ну, если бы она заговорила во время этого цирка, я бы разочаровался.

Такой фарс просто невероятен.

Я положил коробку с пончиками на пол и сказал «ешь». В тот же миг девочка-вампир, как будто ожидая этого, встала на четвереньки и набросилась на восемь пончиков и коробку с ними.

По её виду можно было подумать, что она съест пол вместе с пончиками.

Она была не собакой, а всего лишь голодным ребёнком.

– Кто бы мог подумать. Эта круглая изысканность донельзя вкусная. Настоящая сокровищница со сладкими кольцами.

– Ты только что заговорила?!

Я начал было отворачиваться, но развернулся обратно, однако девочка-вампир не делала ничего особенного. С выражением, близким к отсутствующему, она набивала рот полом – то есть пончиками.

Звуковая галлюцинация?…

Ух, как сердце забилось.

Боже, этого я не ожидал.

– Эм… понять, какую еду она предпочитает – это подарок небес… наверное.

Вкусная еда, из-за которой у меня случаются слуховые галлюцинации, может заметно улучшить наши отношения. Так что, думаю, в целом всё хорошо.

Однако она всё ещё не говорила.

Я настолько сильно хотел услышать её голос, что у меня начались слуховые галлюцинации, хотя когда-то мы были хозяином и слугой. Но теперь это в прошлом.

– Эх. Ты же молчишь не оттого, что у тебя горло и язык восьмилетней девочки?…

Вообще я об этом никогда не думал, но вдруг это так?

Но даже в этом случае я хочу услышать её голос, пусть он и будет лепетом.

Как Сью в Геншикене .

Как Сью в Геншикене.

Как Сью в Геншикене.

– Чем ты занят, Мадараги-кун ?

Голос за спиной заставил меня вздрогнуть, будто меня облили холодной водой.

Я обернулся и увидел Ошино.

Появившегося без звука, без какого-либо знака.

– Ну ты меня и удивил, – сказал я с облегчением.

Какое-то время это место было моим логовом, так что я к нему привык. Но заброшенное здание остаётся заброшенным зданием. В такой ситуации чьё-то появление за моей спиной пугало даже меня.

– Не появляйся так внезапно. То, что тебя зовут Ошино, не даёт тебе права подкрадываться ко мне .

– Пф-ф. На себя посмотри, Мадараги-кун, весенняя обида не даёт тебе права так издеваться над Вампиром-тян.

– Я над ней не издеваюсь.

– Я думаю, обращение с ребёнком как с собакой по многим пунктам подходит под определение издевательства, Мадараги-кун.

«Боже мой», – картинно пожал плечами Ошино.

– Думаю, ты принёс эту коробку из «Мистер Донат» мне в подарок – но мне она не досталась.

– …

Он ухмыльнулся, как будто всё как обычно понял.

И не называй меня Мадараги.

Почему-то я подумал, что это был стиль другого персонажа.

Ты испортил шутку из будущего.

В любом случае, это Ошино Меме.

Ему за тридцать.

И он появился на сцене.

Круглый год в своей гавайской рубашке, на вид легкомысленный бездельник средних лет. Специалист по Кайи, авторитет в вопросах демонов и призраков, технократ монстров – всегда соответствующий своим титулам. Очень подозрительный тип.

Если верить таинственному докладу, в аниме-адаптации ему дали крутую внешность и голос. Как будто меня это волнует.

На мой взгляд, он был подозрительным стариком.

Пугающим стариком.

– Арараги-кун, может, я не говорил, но я люблю сладкое. В следующий раз любой ценой оставь что-нибудь мне. Я люблю Старомодные. Потому что я сам старомодный.

– Не строй из себя старика, раздражаешь.

Ничто не раздражает так, как взрослый, строящий из себя старика – хотя Старомодные и правда были очень вкусными.

Когда я посмотрел на девочку-вампира, она уже покончила со Старомодным и Пон те рингом, и с видом «Э? Что? Это Мистер Донат? Я не знала» вернулась в угол и села, обхватив колени.

Из-за того, что случилось весной, она не хотела выглядеть перед Ошино неприлично.

Но крошек на губах ей спрятать не удалось.

Неважно.

Меня грела мысль о том, что, помимо Ошино, она могла подумать и обо мне.

Хотя, наверное, ей было наплевать.

– Ладно. В следующий раз я куплю тебе Старомодных. Я так кучу очков в «Мистер Донат» наберу. Но к делу, Ошино. Куда ты уходил посреди ночи?

По его виду я предположил, что он вовсе не спал в соседнем классе.

– Хм. Работал.

Не увиливая, но как всегда включив дурака.

– Такой свободный человек как я может оставаться в городе только чтобы собирать истории Кайи. Хотя сейчас самое важное – это прибраться за тобой.

– Прибраться?

Я бросил косой взгляд на девочку-вампира.

Казалось, ей уже плевать на наш разговор.

– Хочешь сказать, ты за ней присматриваешь?

– И это тоже, но не только – просто от вампиров куча проблем. Они всё-таки короли Кайи – одним своим присутствием создают феномены. Они стимулируют и влияют на окружение. Ты поручил мне разобраться со всеми последствиями.

– Ты занимаешься несколькими делами сразу? Прям как Бугипоп. Бурный бизнес, должно быть, чудесен?

Если забыть о моих пяти миллионах иен, другие истории о Кайи, похоже, не приносили много денег.

– К сожалению, я не столь хорош, как Бугипоп – моя голова не умеет думать о нескольких вещах сразу.

«Забудь», – сказал Ошино.

– Вернёмся к нашим баранам, Арараги-кун. Не обижай Вампира-тян. А то у нас будут проблемы.

– Я же сказал, я не обижал её.

Ну, мне показалось, что мои шутки зашли слишком далеко, но вообще она сама виновата. Я бы не сказал, что меня в это втянули, но она как будто заставила меня поиграть с ней.

– Кстати говоря, я размышлял об этом с весенних каникул, но тебе не кажется, что она и думает по-детски?

Хоть сейчас она выглядит как восьмилетняя, изначально она тоже казалась молодой девушкой – и неважно, как сильно на вампиров влияет их внешность, ей всё равно было пятьсот лет.

Кроме того, даже восьмилетний ребёнок не станет есть как собака.

– Ничего не поделаешь, Арараги-кун. Это не только вампиров касается. Кайи создаются людскими поверьями.

– Поверьями?

– Именно. Они существуют, потому что люди верят, что они существуют. Говорят, что когда призрака осмотрели внимательно, он оказался завядшей серебристой травой, но прежде чем ты это понял, она и правда была призраком.

– Хм? Не понимаю. Суть в том, что вера сделает из сардины святыню, но как это к ней относится?

– Вампир – сильнейший из Кайи потому что все верят, что вампир – сильнейший из Кайи. Кайи такие, какими их представляют люди – и ведут себя так, как люди представляют.

«Такие уж они твари», – сказал Ошино.

Пока он говорил это, он смотрел на девочку-вампира.

Нежный взгляд, который не убьёт даже насекомое. В нём не было давления.

– Вампир-тян… сейчас только ты знаешь о ней, Арараги-кун.

– …

– Строго говоря, есть ещё я и староста-тян, но всё же сильнее всего на Вампира-тян влияешь ты. Это потому, что сейчас ты единственный источник питания для неё. Влияние самое прямое.

– Хочешь сказать, она такая, потому что я её такой представляю?

Нет.

Может, она и любит «Мистер Донат» потому что я на неё влияю, но то, что она ест как собака…

Если бы я ожидал такого от вампира, меня можно было бы назвать психом. Мне понадобится серьёзное лечение. Сейчас середина ночи, но я должен немедленно записаться на приём.

– Поскольку я не такой человек, как ты или Ханекава, видимо, я и правда вижу её восьмилетней – но кто бы мог подумать…

– Ребёнок не всегда растёт таким, как ожидают родители. Тем не менее, на неё влияют ожидания – как-то так.

– Ожидания… родителя.

Влияние.

Семья.

– Я не намерен просить тебя стать хорошим человеком, но если ты продолжишь дурачиться, то можешь оказать на неё дурное влияние. Вдобавок…

Ошино замолчал.

И не продолжил.

Ошино не продолжил не потому, что беспокоился обо мне. Он был не из тех, кто так показывает беспокойство. Он не сказал это просто потому, что в этом не было необходимости – более того, мне не нужно было этого слышать.

Вдобавок.

Вдобавок к тому, что гордый вампир стал невинным ребёнком – что будет со мной, если я на нее дурно повлияю?

Вот и всё.

Однако кое с чем в словах Ошино я не мог согласиться – хоть он и сказал, что она не обязательно будет соответствовать ожиданиям, как минимум одному из них она соответствовала.

Она не простила меня.

Она не смеялась, она не говорила.

Этот вампир меня не простил.

Точно так же, как я не простил вампира.

– Арараги-кун, судя по тому, что ты запихнул в неё пончики, ты уже исполнил свой донорский долг?

Донорский долг, говоришь.

Я не официант.

– Ещё нет. Ты нечасто ошибаешься. Сначала пончики, потом кровь. Похоже, пончики ей нравятся больше моей крови. Я расстроен.

– Хм. Ну, твоя кровь не такая сладкая. Могу понять.

«Угу», – кивнул себе Ошино.

Что именно он может понять?

– Другой вопрос, Арараги-кун. Я уже поднимал эту тему, но всё ли хорошо со старостой-тян?

– А?

Это было неожиданно.

Он сказал это так, будто как-то узнал, что днём я встречался с Ханекавой. «Видеть меня насквозь – это ещё один признак его профессионализма»,- подумалось мне, но чуть поразмыслив, я понял, что это не так.

Я вспомнил, что Ошино всегда странно беспокоился о Ханекаве.

Периодически он спрашивал меня о ней.

Нет, он не столько беспокоился о девушке, сколько о ее целях.

Вполне логично.

Ошино очень опасался ее… с его точки зрения Ханекава была обузой.

– Эта девушка для всех обуза.

Ошино слегка подправил мою несказанную мысль.

Вот так он видел меня насквозь.

– Конечно, это и тебя касается – визит вампира изрядно исказил состояние местных Кайи. А староста-тян изрядно искажает состояние жителей.

– Если существуют преувеличения, то это как раз одно из них.

– Можно и преувеличить. В случае данной девушки это правда.

«Ну, и как она?» – спросил Ошино.

– Ну… с ней всё хорошо.

– Точно?

Настырный.

Если он столь настойчив, значит, не доверяет моей небрежной реакции (то есть, моему вранью).

А правда в том, что это неправда.

Я врал.

Но это касалось семьи Ханекавы, я подумал, что не стоит об этом рассказывать.

Повязка на левой стороне лица – и то, что было под ней – про это тоже не стоило упоминать.

Потому что я пообещал, что никому не расскажу.

Даже Ошино.

– Хм, понятно. Не можешь рассказать.

Однако он, просто увидев мою задумчивость и попытки решить, стоит врать или нет, понял, в каком я положении.

– Тогда вполне разумно предположить, что с телом девушки что-то случилось, но ты не можешь рассказать. Я обеспокоен.

– Не стоит.

И конечно, мне тоже не стоит об этом беспокоиться.

– Это проблема Ханекавы. Я не могу вмешаться. Даже если что-то случится, она может спасти себя только сама – это единственный для неё путь.

– Ох. Тогда я не полезу в это дело.

Я думал, он намерен продолжить допрашивать меня, но Ошино неожиданно легко отступил.

– Не нужно таким, как я, вмешиваться в твой флирт со старостой.

– Не то чтобы я флиртую с ней.

– Я не могу вмешиваться в твоё юбкозадирательство, или чем там ты ещё занимаешься.

– Откуда ты столько знаешь?

– Тогда пойдём другим путём, – сказал Ошино, игнорируя меня. – Расскажи мне всё, кроме того, что не можешь рассказать. Ты же можешь поведать хоть что-нибудь?

– …

Если он так ставит вопрос, я не смогу отмолчаться.

Я должен молчать о семейных обстоятельствах Ханекавы и о том, что её ударил её же отец – но я не обязан держать в тайне остальное.

Ничего страшного не случится, если я скажу, что сегодня – то есть по календарю уже вчера – я встретился с ней и немного поболтал.

В любом случае, Ошино не отступит.

Во всяком случае, не так просто.

Подумав об этом, я умело – не знаю, насколько, – опустил части, о которых мне нельзя было говорить, и рассказал, что случилось сегодня.

Меня разбудила сестра утром.

Я встретился с Ханекавой.

И наконец – я похоронил сбитого машиной кота.

Я рассказал всё.

– Арараги-кун.

И тогда Ошино Меме вынул сигарету из нагрудного кармана своей гавайской рубашки, вложил её в рот, но не зажёг.

– Не говори мне, что это был бесхвостый серебристый кот, – сказал он.

Он сдерживался всё это время.

Спасибо.

А теперь мы подошли к настоящей проблеме.