Представьте, что собираетесь кого-нибудь убить. Как думаете, что будет для вас сложнее всего? Три, два, один… время вышло! Правильный ответ: убить. Успокойтесь, успокойтесь — я клянусь, что вовсе не смеюсь над вами и не играю в лингвистические штучки. Я говорю совершенно серьезно. Люди, другими словами, человеческие существа, не созданы для того, чтобы так легко умереть — по крайней мере, почти никогда не бывает так, чтобы кто-то вдруг ни с того ни с сего застонал или захрипел и тут же рухнул замертво. Удушение, удар по голове, нож — всё это вовсе не легкие способы убийства. Люди на редкость крепкие создания. К тому же, они склонны сопротивляться, когда их убивают. Ни один человек не хочет, чтобы его убили, и велика вероятность, что он попытается убить вас в ответ. По физической силе люди не так уж разительно отличаются друг от друга, и если им случится сойтись один на один, предсказать исход этого поединка может быть довольно сложно. С этой точки зрения, способность расправляться с людьми, просто вписывая их имена в тетрадь, будет вопиющим нарушением правил честной игры, что, я уверен, вы и сами понимаете.
И тем не менее.
Когда Бейонд Берсдей начал совершать эти свои убийства, для него не представляло никакого труда лишать своих жертв жизни. Убийства сами по себе не были его целью, и он не собирался тратить на них слишком много сил — и всё равно, было непонятно, почему они дались ему так легко. Конечно, он использовал орудия убийства и наркотики, но дело в том, что все три его жертвы умерли, не оказав вообще никакого сопротивления. В большинстве случаев телесные повреждения, которые жертва, защищаясь, наносит убийце, являются ключом к его поимке, но эти жертвы все умерли так, будто подобный исход был для них самым естественным. Агент ФБР Наоми Мисора так и не поняла, почему, и даже величайший детектив столетия, L, смог выработать верную гипотезу лишь спустя годы после закрытия этого дела.
Но довольно слов.
Сейчас я всё объясню.
Бейонд Берсдей был от рождения наделен глазами шинигами. Ему было вовсе не трудно отыскать человека с инициалами Б.Б. или кого-то, кому суждено умереть в определенный день в определенное время. В конце концов, в Лос-Анджелесе живет больше двадцати миллионов человек.
Убивать людей было для него нормально.
А убивать тех, кто всё равно обречен на смерть, было и вовсе просто.
Ммм… думаю, мне следует объяснить вам идею глаз шинигами. Мне-то эта фраза знакома, но если я не объясню ее смысл, некоторые из вас ещё, чего доброго, начнут выкрикивать ругательства в мой адрес. Итак, глаза шинигами. Эти глаза любой шинигами — бог смерти — может дать человеку в обмен на половину его оставшейся жизни. Они позволяют видеть имена людей и сроки их жизней. Обычно, чтобы их получить, нужно встретить шинигами и заключить с ним сделку, но Бейонд Берсдей ничего не заключал — он видел мир этими глазами с тех пор, как начал себя помнить, и даже раньше.
Он знал ваше имя прежде, чем вы его назовете.
Он знал время смерти любого, кто встречался ему на пути.
… Едва ли мне стоит объяснять, как эта способность повлияла на его личность. Вы можете подумать, что ею вряд ли можно как-то воспользоваться без Тетради Смерти, но тетрадь здесь совершенно ни при чем. Способность видеть, сколько человеку осталось жить — это способность видеть смерть. Смерть, смерть, смерть. Бейонд Берсдей жил, ни на секунду не забывая, что все люди в конце концов умрут. С самого рождения он знал день, когда его отец умрет от руки хулигана, знал день, когда его мать погибнет в железнодорожной катастрофе. Он обладал этими глазами, ещё не появившись на свет, почему и называл себя Бейонд Берсдей — Вне Рождения. Вот почему такой странный ребенок, как он, оказался под крышей нашего милого, милого дома — Приюта Вамми.
Это был Б.
Второй ребенок нашего приюта.
— Если бы только я мог видеть день конца света, — пробормотал Бейонд Берсдей 19 августа в 6 утра, едва проснувшись. Он лежал на грубо сколоченной кровати на втором этаже временного склада, снятого под именем неработающей компании, в пригороде западной части города. Одно из многих его тайных лежбищ по всей стране, и вообще по всему миру. Почему на западе Лос-Анджелеса? Потому что в этот день Наоми Мисора, отстраненная от работы в ФБР и прикрывающая величайшего детектива столетия, L, собиралась здесь быть.
— Наоми Мисора, Наоми Мисора. Руки L. Глаза L. Щит L. Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Нет, не так… Скорее, вот так… УА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! Да, вот так-то лучше.
Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.
Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.
С диким хохотом Бейонд Берсдей встал с постели. Смех был грубым, жестоким, но в то же время неестественным, фальшивым. Как будто смеяться было для него очередной задачей, которую нужно выполнить.
Бейонд Берсдей вспомнил, как три дня назад, 16 августа на аллее в центре города он напал на Наоми Мисору.
Разумеется, ему было известно, когда она умрет — он видел, сколько ей осталось. Сколько осталось жить Наоми Мисоре. Ей было суждено умереть не тогда, не 16 августа, а много, много позже.
Что означает…
… напади он на неё с намерением убить, у него ничего бы не получилось. И он об этом знал. Обеспечить себе путь к отступлению было гораздо важнее. Наоми Мисора была лишь слугой L, ничем более, и если бы она умерла, нашлось бы несколько десятков людей ей на замену — в ФБР, в ЦРУ, в Агентстве Национальной Безопасности, и даже в Секретной Службе. Так что он лишь испытывал её. Проверял, способна ли Наоми Мисора заменить L.
— Хммм… мммм… хммм… ха-ха-ха-ха… нет, хе-хе-хе?..Можно было бы обойтись и «хо-хо-хо-хо», но это слишком весело… а, неважно. Да, Наоми Мисора, ты хороша. Это позор для ФБР — пренебрегать кем-то вроде тебя.
Пока что она прошла проверку.
Сегодня она придет на место третьего убийства и, скорее всего, найдет послание, которое Бейонд Берсдей для нее оставил. Потом она постарается предотвратить четвертое убийство, спасти жертву, которую Бейонд Берсдей избрал.
Это хорошо.
И только тогда начнется состязание.
Только тогда придет время настоящей игры.
— … L.
Состязание между L и Б.
Загадка L и Б.
— Если L — гений, то Б — сверхгений. Если L — странный, то Б — сверхстранный. Пора готовиться. Я должен кое-что сделать, прежде, чем Б сможет превзойти L. Хе-хе-хе-хе.
Эта мысль была единственной, от которой он смеялся сам, не задумываясь о том, чтобы смеяться. А немногие посвященные узнали бы смех шинигами.
Все ещё ухмыляясь, он подошел к зеркалу, причесался и начал гримироваться. Его отражение в зеркале. Он сам. Как и всегда, он не смог увидеть в нем дату собственной смерти. Так же как и дату конца света.
Итак, 19 августа.
Наоми Мисора была в западной части города, в доме, в котором жила Бэкйард Боттомслэш, третья жертва. Дом она делила со своей близкой подругой, а убили её, когда подруга уехала из города по делам. Как и мать второй жертвы, подруга после этого переехала обратно к родителям.
Спальня Бэкйард Боттомслэш располагалась на втором этаже. Дверь была снабжена защелкивающимся замком, врезанным прямо под ручкой. А вот и знакомые дырки на стенах, где висели Вара Нинго. Одна на дальней стене, прямо напротив двери, а другая на левой. На полу валялись мягкие игрушки — откровенно говоря, их было что-то многовато для двадцатишестилетней девушки — а вся комната была причудливо украшена. Игрушки были навалены по несколько штук у каждой из четырех стен. Соответственно — две, пять, девять и двенадцать. Всего двадцать восемь. Пол вымыли, но в комнате всё равно витал слабый запах крови, что сводило на нет все украшения.
— Где же Рюзаки?
Она взглянула на свои серебряные часики — была уже половина третьего.
Они должны были встретиться здесь в два.
Мисора приехала сюда рано утром, чтобы всё заранее осмотреть. Она обыскала весь дом, а не только эту комнату, но сейчас, спустя пять часов, уже не знала, что ещё сделать, и порядком скучала. К тому же, ей не удалось обнаружить ничего интересного, и это её расстраивало. Она прикусила губу, недовольная тем, что не смогла ничего найти без Рюзаки.
И тут зазвонил телефон у неё в сумочке. Она быстро ответила, решив, что это L, но это оказался её парень и коллега Рэй Пенбер.
— Алло, Рэй?
— Да… я ненадолго, — сказал Рэй шепотом. В это время дня вокруг него наверняка много народу. — Я узнал то, о чем ты меня просила.
— О, спасибо.
Она обратилась к нему с просьбой 16-го числа, а сейчас 19-е — быстро справился, если учесть, как сильно он загружен работой в ФБР. Всякий раз, когда она думала, как много он для неё делает, ей хотелось благодарить его.
— Что ты узнал?
— Если вкратце, то частного детектива по имени Рю Рюзаки не существует.
— Значит, он работает без лицензии?
Не-частный детектив.
Он сам так сказал.
— Нет. Это значит, что нет данных ни о ком, кого бы так звали. Не только в Америке, но и вообще ни в одной стране мира. У тебя на родине людей с фамилией Рюзаки довольно много, но среди них нет никого с именем Рю.
— Ясно. Он говорит по-японски как японец, так что я подумала, может, он оттуда… так, получается, имя ненастоящее?
— Похоже на то. — Помолчав несколько секунд, Рэй вдруг выпалил:
— Наоми! Чем всё-таки ты занимаешься?
— Ты обещал не спрашивать.
— Я знаю. Но на следующей неделе твой отпуск закончится, и я думал о будущем… ты собираешься возвращаться в ФБР?
— Об этом я ещё не думала.
— Я знаю, что всегда это повторяю, но…
— Не надо. Я знаю, что ты хочешь сказать, так что не надо.
— …
— У меня нет времени. Я перезвоню позже.
И Мисора выключила мобильник, не дав Рэю возможности ответить. Она вертела телефон в руках, чувствуя себя немного виноватой. Дело не в том, что она не думала о возвращении, а в том, что ей не хотелось о нем думать.
— Уже на следующей неделе? А, ладно… сосредоточься лучше на расследовании.
Возможно, это просто попытка отмахнуться от неприятных мыслей, но раз Рюзаки всё равно до сих пор нет… (Что его имя ненастоящее, она подозревала с самого начала, и её это не особо заботило… хотя ей всё же было интересно, почему он выбрал именно это имя. Непонятно другое: почему родители жертв наняли частного детектива, которого не существует?)…
Приказав себе пока забыть об этом, она снова принялась перебирать в уме то, что им уже удалось выяснить.
Прежде всего, послание, которое убийца оставил в центре города, на втором месте преступления. Наоми Мисора нашла его через час после того, как они вычислили связующее звено — инициалы жертв. Посланием оказались очки Куотер Квинер. Хоть Мисора и не ползала на четвереньках, как Рюзаки, но всё-таки осмотрела комнату со всех возможных углов и точек зрения — и ничего не обнаружила. Потом она подумала — возможно, на теле жертвы есть что-то, ведь на груди Билива Брайдсмейда были порезы, и пересмотрела все фотографии трупа, но не увидела ничего, кроме самой девочки, лежащей лицом вниз с раздавленными глазами…
Когда у Мисоры уже начал заходить ум за разум, Рюзаки вдруг сказал:
— Может быть, эти поврежденные глаза и есть послание.
Звучало разумно… то есть, это предположение казалось единственно возможным. Так значит… глаза?
Мисора снова достала из шкафа фотоальбом. Она ещё раз просмотрела его, внимательно изучая каждый снимок светловолосой девочки.
И поняла…
… что там нет ни одной фотографии, где она была бы в очках.
Единственная фотография, где на ней были очки — это фотография её трупа. И дело не в том, что у неё не было проблем со зрением — её медицинская карта была в деле, и там говорилось, что правый глаз у неё 0,1, а левый 0,05 — просто она почти всегда носила контактные линзы. После её смерти убийца надел на неё очки, а линзы снял. Линзы были одноразовыми, поэтому на их отсутствие никто не обратил внимания. Мисора связалась с матерью жертвы, и мать подтвердила не только то, что её дочь почти никогда не пользовалась очками, даже дома, но и то, что очки, которые были на ней, когда её нашли, вовсе не её.
— Удивительно сложно заметить… кому придет в голову задаваться вопросом, действительно ли очки на жертве принадлежат именно ей? Слепое пятно, в буквальном смысле этого слова… возможно, именно это и означают раздавленные глаза? — сказал Рюзаки. — А очки смотрелись на ней так естественно… и из-за этого вероятность, что полиция что-то заметит, была ещё меньше. Жертва так и не поняла, что ей было предназначено носить очки.
— М-м, Рюзаки… вы как-то уж очень весело это говорите.
— Я шучу.
— Это и значит «весело».
— Тогда я серьезно.
— Всё равно весело.
— В таком случае я совершенно серьезно. Посмотрите! Разве так ей не лучше?
— Н-ну… я полагаю…
Слишком весело.
Мать увидела тело дочери только в морге, и тогда очков на ней уже не было. Возможно, всё это шло как раз по плану убийцы… к тому времени, что ещё они могли подумать?
— Третье убийство произошло в западной части Лос-Анджелеса, около Стеклянной станции. Стеклянная — стекло — очки. Очень буквально. Но это не дает нам точного адреса, только район…
— Нет, если мы сузим поиски до района, то сможем сузить их и до конкретной жертвы, Мисора. Всё, что нам останется — это найти в данном районе человека с инициалами Б.Б., и вот вам точный адрес. Другими словами, убийца рассчитывал, что ко времени второго убийства мы вычислим связующее звено.
— Как это? Но ведь… мы смогли догадаться, что «р» в имени — это по сути «б» только потому, что уже произошло третье убийство. А к моменту второго убийства каким образом кто-то мог до этого додуматься?
— А это и ни к чему. Я имею в виду, даже после третьего убийства нельзя точно сказать, является ли «Б» главной буквой, а «Р» — её отражением, или всё как раз наоборот. Четвертой жертвой может стать ещё один ребенок с инициалами «К.К.» или «Р.Р.», что перевернет вверх дном всю нашу идею. Возможно, он убивает в основном детей, и на самом деле охотится за инициалами «К.К.». Из той информации, которой мы располагаем сейчас, мы не можем понять, почему он ищет «Б.Б.», или «К.К.», или даже, может быть, «Р.Р.». Но всё это не имеет значения. Всё, что нам остается — это найти всех с такими инициалами.
— Да… да, верно…
Но тогда, 16 августа, их рассуждения уже были чисто условными, они опоздали, и третье убийство давно произошло. Просто чтобы убедиться наверняка, Мисора проверила, и оказалось, что в радиусе пятисот метров от Стеклянной станции нет никого с инициалами «К.К.» или «Р.Р.», и был только один человек с инициалами «Б.Б.» — третья жертва, Бэкйард Боттомслэш.
«Стеклянное» послание было очень простым по сравнению с «книжным» на месте первого убийства, но они смогли разгадать его только потому, что уже знали про Стеклянную станцию — в противном случае, кто вообще смог бы догадаться, что очки, надетые на жертву — это и есть послание убийцы? Именно сама простота его исполнения и делала его гораздо сложнее, чем то, на месте первого преступления. И теперь Мисоре нужно было предотвратить четвертое убийство, но сумеет ли она найти послание, оставленное на месте третьего? Это её беспокоило, и довольно сильно.
И снова ей пришло в голову, что именно Рюзаки первый заговорил о поврежденных глазах жертвы, именно он предложил ещё раз внимательно изучить фотоальбом — сама она бы не догадалась. Или догадалась, но много, много позже.
Был уже полдень, так что они решили пойти поесть, а потом думать, как действовать дальше. Рюзаки пригласил Мисору поесть с ним, но она отклонила его предложение. Неизвестно, какую сладкую отраву он собирается ей навязать, да и к тому же ей нужно было поговорить с L. Количество загадок, которые они разгадали, уже достигло того уровня, когда пора отчитаться. Отойдя подальше от дома, Мисора огляделась, прислонилась к стене и набрала номер.
— L, слушаю вас.
— Это Мисора.
Она уже начала привыкать к его синтетическому голосу. Быстро, без лишних слов, она рассказала ему всё, что случилось за день и что им с Рюзаки удалось узнать. Объясняя, почему вторая жертва лежала лицом вниз, она слегка волновалась, но подавила это чувство. По крайней мере, она надеялась, что ей это удалось.
— Хорошо. Я всё понял. Я правильно поступил, что выбрал вас, Мисора. Честно говоря, таких впечатляющих результатов я не ожидал.
— Нет-нет… не стоит благодарности. Я не заслуживаю такой похвалы. Меня гораздо больше волнует, что же мне делать дальше… есть какие-нибудь соображения? Мы не знаем, когда произойдет четвертое убийство, так что, я подумала, возможно, мне следует сейчас же отправиться на место третьего…
— Не торопитесь, — сказал L. — Я бы предпочел, чтоб вы действовали осмотрительно. Судя по тому, что вы рассказали, до четвертого убийства времени ещё достаточно.
— Что?
Она ничего подобного не говорила… кажется?
— Преступник нападет на свою четвертую жертву 22 августа. У вас ещё шесть дней.
— Шесть дней?
Получается, что это произойдет через девять дней после третьего убийства. Девять дней, четыре дня, девять дней… и снова девять? С чего он так решил? Мисора уже собиралась задать этот вопрос, но…
— Боюсь, что сейчас мне некогда объяснять, — сказал L. — Пожалуйста, постарайтесь сами догадаться. Следующее убийство произойдет… или, скажем так, убийца предпримет следующую попытку 22-го, и я хочу, чтобы вы действовали, исходя из этого предположения.
— Понятно.
Похоже, он был не в настроении спорить. Но 22 августа… если подумать, ведь кроссворд прислали в полицию 22 июля. То же самое число. Это как-то связано?
— В таком случае, за эти шесть дней я обследую третье место преступления и сделаю всё возможное, чтобы не допустить четвертого убийства.
— Да, пожалуйста. И ещё — Наоми Мисора, прошу вас, примите все меры предосторожности для собственной безопасности. Вы единственная, кто может работать вместе со мной над этим делом. Если вы погибнете, вас некому будет заменить.
Должно быть, он имеет в виду ту драку в аллее. Нападавший застал её врасплох. Некому будет её заменить? Для L это, возможно, всего лишь небрежная фраза, или вообще откровенная ложь, и всё же Мисоре было трудно поверить, что эти слова к ней вообще применимы.
— Не беспокойтесь. Я не пострадала.
— Нет, я имею в виду — постарайтесь не допустить ситуации, когда на вас могут напасть. Избегайте переулков, аллей и прочих пустынных мест. Ходите только там, где много людей, держитесь оживленных улиц, пусть даже это отнимет у вас больше времени.
— Всё в порядке, L. Я могу о себе позаботиться. И я владею боевыми искусствами.
— Правда? А какими? Карате? Или дзюдо?
— Капоэйрой.
— …
Даже сквозь все эти шифровальщики на линии она почувствовала, что L не знает, что ответить. Она и сама признавала, что капоэйра — необычный выбор для японского агента ФБР. На секунду она ощутила радостную гордость, как будто перехитрила L — хотя и знала, что не делала ничего подобного.
— Да, я была убеждена, что всё это полная чушь, пока не начала серьезно этим заниматься. В колледже я участвовала в уличных танцах, и как дополнение к этому записалась в группу капоэйры. Это на самом деле очень действенный способ самозащиты для женщины. Все основные приемы здесь включают в себя уклонение от атак противника, а значит, тут невозможно победить силой, как в карате или дзюдо. Женщина не может тягаться с мужчиной по физической силе. Но эти акробатические обманчивые движения в капоэйре дают вам время хорошенько разглядеть нападающего.
— Правда? Да, в этом есть определенный смысл, — сказал L, которого всё сказанное, похоже, впечатлило.
Действительно впечатлило, он не притворялся.
— Звучит очень интересно. Если у меня будет время, посмотрю, как это выглядит на видео… но как бы вы ни были уверены, если противник вооружен или превосходит вас числом, это меняет дело. Будьте предельно осторожны.
— Конечно. Не беспокойтесь, я всегда осторожна. Э-э, L… — решилась, наконец, спросить она.
— Что, Наоми Мисора?
— Я тут подумала… ведь вы уже поняли, чего добивается этот убийца, верно?
— … Да, — ответил он после долгого молчания.
Мисора кивнула. Ведь в противном случае он бы не был так уверен в том, когда произойдет четвертое убийство. Но ей он сказал, чтобы она догадывалась сама. Значит, уже сейчас у него достаточно информации, чтобы найти убийцу? Но едва эта мысль пришла ей в голову, L разрушил всю цепь её умозаключений одной-единственной фразой.
— По правде говоря, я всегда знал, кто убийца.
— … Что?
— Убийца… — сказал L, — … Б.
* * *
Мы воспитывались в приюте под названием Дом Вамми в Англии, в Уинчестере как последователи L, как его заместители, но это не значит, что мы знали о нем больше, чем кто-либо другой. Лишь немногие из нас, включая меня, когда-либо встречались с ним как с L, и даже мне ничего не известно о нем до того, как его нашел Ватари — Куилш Вамми, гениальный изобретатель, который основал наш приют. Никто не знает, что происходило в голове у L. Но я знаю, что думал Ватари. Когда он смотрел на невероятный талант L с точки зрения изобретателя, то, разумеется, он мечтал сделать копию, и, разумеется, он хотел создать для этого базу. Любой человек чувствовал бы то же самое. Как я уже говорил, L никогда не появлялся на публике. Он знал, что его собственная смерть поднимет уровень преступности во всем мире на несколько дюжин процентов. Но что, если его скопировать? Что, если создать для этого базу?
И ею стали мы.
Дети L, собранные со всех уголков земного шара.
Дети, собранные вместе, но не знающие друг друга по имени.
Но даже для такого гения, как Ватари, создать второго L было легче на словах, чем на деле. Даже Ниар и я, которые якобы были ближе всего к L… чем больше мы старались походить на него, чем ближе мы подбирались, тем больше он отдалялся от нас, это было как гоняться за миражом. Так что мне едва ли нужно объяснять вам, что там творилось, когда Дом Вамми был только основан, когда Ватари всё ещё экспериментировал. Первый ребенок, А, оказался не в состоянии вынести такой нагрузки — быть, как L, и убил себя, второй же — Бейонд Берсдей, был гениален и безумен.
Б — значит Безумие.
И он попытался превзойти L, а не стать им… но может быть, это и не так. Мне неведомы его помыслы. Он… вся их группа была не такой, как наша, четвертая, к которой принадлежали я и Ниар, где все дети были ориентированы на один пример, имя которому — L. Те, первые, были прототипами, им даже толком не объяснили, что это значит — L, и, как и ожидалось, они потерпели крах. Предпочту воздержаться от праздных размышлений, основанных на собственном опыте, но всё же скажу, что Бейонд Берсдей возможно думал так: пока есть L, Б никогда не стать L. Пока существует оригинал, копия навсегда останется копией.
Лос-анджелесское Дело ББ.
Л.Д.Б.Б. — L догоняет Бейонда Берсдея.
Из-за этого толкования я как раз и считаю, что это название гораздо точнее отражает намерения убийцы, чем «Убийства Вара Нинго» или «Лос-анджелесские серийные убийства в запертой комнате». Я говорю о названиях не просто с точки зрения стилистики. Придавал ли Бейонд Берсдей такое большое значение этому названию, мне неизвестно, но если у него была какая-то определенная причина совершать убийства именно в Лос-Анджелесе, то, возможно, именно эта. Я уверен, что он был гораздо более одержим L как личностью, чем, например, Ниар или я. Я могу понять того, кто становится преступником, чтобы противостоять сыщику, поэтому я могу писать об этом так, но всё же. Чего он надеялся добиться, убивая совершенно посторонних людей? А может быть, Б просто хотел встретиться с L. Тогда он смог бы воспользоваться глазами шинигами, которыми был наделен от рождения, и увидеть настоящее имя L, увидеть, когда L умрет. Он смог бы узнать, кто L на самом деле. Бейонд Берсдей никому не говорил, что смотрит на мир глазами шинигами, и я нисколько не удивлюсь, если он верил, что он и сам — кто-то вроде шинигами.
Итак, всё свелось к странной битве между L и Б — «кто кого». Это было не совсем то же самое, что войны, которые L вел с Эральдо Койлом и Данувом, но точно так же, как из величайшего сыщика получается величайший преступник, специалист по расследованиям является и специалистом по убийствам. С такой точки зрения это было не что иное, как война двух детективов.
Бейонд Берсдей бросил вызов L.
И L его принял.
Если говорить начистоту, то Дело ББ о лос-анджелесских убийствах было внутренней стычкой, гражданской войной в стенах нашего милого, милого приюта — Дома Вамми. Конечно, прискорбно, что несчастные жертвы оказались замешаны в ней, но всё-таки, даже если бы Бейонд Берсдей не убил их, они были всё равно обречены умереть в тот самый день и в то самое время, но по какой-то иной причине, так что с точки зрения логики и морали, их смертей было не избежать. Поэтому, выходит, что, в самом строгом смысле этого слова, единственной, кто оказался по-настоящему замешан в их войне, была Наоми Мисора.
— Ммм… мм… мм-хмм-хмм-хммм… мм, мм, мм… Зо-зо-зо-зо… нет, этот смех ужасно звучит… хе-хе-хе.
Теперь он был готов.
Он хрустнул шеей.
Бейонд Берсдей начал действовать.