Сказитель, перед тем как начинать, Стал жемчуг слов сверлить и подбирать. Жил некогда в Аравии один Великий муж, арабов властелин. Стараньем шейха амиритов край Поистине расцвел, как божий рай. Земля, его дыханьем вспоена, Была благоуханнее вина. Муж доблестный всем обликом своим Ни с кем другим на свете несравним. Он украшал Арабский халифат И, как Гарун Аджамский, был богат. Как в скорлупе таящийся орех Судьбою огражден от бедствий всех. Но милостью других не обделя, Сам был свечой, лишенной фитиля. Он жаждал сына, так ракушка ждет, Что в ней волшебный жемчуг расцветет. Так хлебный колос клонится пустой Без полновесной силы золотой. Шейх тщетно уповал, что, сжалясь, рок Дозволит древу новый дать росток: У кипариса на закате дней Побег взрастет из свившихся корней. И на лугу фазан в палящий день Под молодой листвой обрящет тень. Счастливец тот, с кем рядом сын растет, В потомках он бессмертье обретет. Шейх к милосердью высшему взывал, Дирхемы щедро нищим раздавал. «Родись, мой месяц, мой желанный сын!» Жасмин сажал он, но не рос жасмин. В пустой ракушке силился опять Жемчужную он завязь отыскать. Не знал он, тщетно вознося мольбу, Что слезной просьбой искушал судьбу. Не ведал он, печалью угнетен, Что в ожиданье каждом свой резон, Что связано все тесно на земле, И смысл особый есть в добре и зле. Что если кем-то был отыскан клад, То лучше не найти его в сто крат! И в списке дел, что будут на пути, Иные лучше вовсе обойти. Ведь счастья не находят люди те, Что пребывают в вечной суете. Ключ к тайне ищут, к той, что на замке, Не ведая, что ключ у них в руке. Шейх, чтоб родился столь желанный сын, В глубинных копях свой искал рубин. Моленьям слезным внял благой творец И первенца послал он наконец. На розовый бутон похож сынок. Не роза, нет! — манящий огонек. Жемчужинка блестящая. При нем Сменилась ночь неугасимым днем. Весть разошлась по всем концам страны, Отец сорвал замок своей казны. Он роздал все. Так роза наземь в срок За лепестком роняет лепесток. Чтобы недугов мальчик не знавал, Он добрую кормилицу призвал. Не мать, а время нянчилось с сынком И благостным поило молоком. Был молока священного глоток Как преданности будущей залог. Та пища, что вкушал он, с каждым днем Любовь и стойкость укрепляли в нем. Индиго, окропившее чело, Восторженные чувства в нем зажгло. И, проливаясь, капли молока Росой казались в венчике цветка. Кто глянет в колыбель — произнесет: «Соединились молоко и мед!» Сиял младенец в люльке вырезной, Покоясь двухнедельною луной. «Талант любви ребенку богом дан!» И наречен был Кейсом мальчуган. Год миновал, и убедились все, Что мальчику в пленительной красе Сама любовь, благословляя в путь, Вложила перл в младенческую грудь. До трех годков, играя и шутя, Резвясь в садах любви, росло дитя, В семь лет кудрявый, прелестью живой, Тюльпан напоминал он огневой. А в десять лет — твердили все уста, Что легендарной стала красота. При виде лучезарного лица Молились все о здравии юнца. Родитель, восхищен и умилен… Был в школу мальчик им определен. Наставник мудрый отыскался в срок, Наук обширных истинный знаток. Он с лаской обучал, как истый друг, Способнейших детей пытливый круг. Желал учитель, чтобы каждый мог Добра и прилежанья взять урок. В те времена, преданье говорит, Для девочек был в школу путь открыт. Из разных мест, стекаясь в знанья храм, Совместно дети обучались там. Талантов кладезь, несравненный лал, Кейс знаний суть мгновенно постигал. С ним вместе обучалась в школе той, Жемчужной ослепляя красотой, Дочь племени соседнего одна. Была она прелестна и умна, Нарядней куклы и луны светлей, И кипариса тонкого стройней, Мгновенный взгляд, скользящий взгляд ее Был, как стрелы разящей острие. Газель с невинной робостью в глазах Властителей земли ввергала в прах, Арабская луна красой лица Аджамских тюрков ранила сердца. В кудрях полночных лик ее сиял, Казалось — ворон в когти светоч взял. Медвяный ротик, сладость скрыта в нем, Был чуть приметным оттенен пушком. И эту восхитительную сласть, Чтобы никто не смел ее украсть, Отец Лейли и весь достойный клан Оберегали словно талисман. Той красоте волшебной надлежит Шахбейтом стать в звучании касыд. И капли слез, и проступивший пот Поэт влюбленный жемчугом сочтет. Не нужны ей румяна и сурьма, — Была природа щедрою сама. И родинка на бархате ланит Сердца и восхищает, и пленит. Не потому ль с любовью нарекли Ее лучистым именем Лейли. Кейс увидал и понял, что влюблен, И был в ответ любовью награжден. Мгновенным чувством он охвачен был, И путь любви им предназначен был. Им первая любовь, фиал налив, Дала испить, сердца соединив. О первая любовь, один глоток Дурманной силой сваливает с ног. Пригубив вместе розовый настой, Они влюбленной сделались четой. Любви вручив бестрепетно себя, Кейс сердце отдал, душу погубя. Но сколь любовь Лейли ни велика, Была она застенчиво-робка. Друзья вникали в трудный смысл наук, Не размыкали любящие рук. Друзья над арифметикой корпят, Влюбленные словарь любви твердят. Друзья уроки учат, как и встарь, А у влюбленных свой теперь словарь. Друзья зубрят глаголы день за днем, Влюбленные воркуют о своем, Отстав в науках, бросив все дела. Любовь их вдохновляла и вела.