Сузы, столица мира

Обширная плодородная долина рек Карун и Керха, расположенная на юго-западе современного Ирана, в древности носила название Сузиана, а вся эта страна называлась Эламом. Элам – один из очагов древнейших земледельческих культур. Уже на рубеже IV–III тысячелетий до н. э. жители долины Каруна и Керхи выращивали ячмень и пшеницу-эммер. Окрестные горы были богаты строительным лесом и металлами, жители горных районов разводили скот. Через долину пролегли важнейшие торговые пути, соединявшие Элам с Двуречьем, с Северным и Восточным Ираном. И неудивительно, что возникший в этом благословенном краю, на пересечении торговых путей город Сузы вскоре стал столицей Элама и одним из крупнейших центров Древнего Востока.

Правитель Суз носил титул суккалмах – «великий посланец». Роскошные дворцы эламских суккалмахов возвышались на «акрополе» – искусственном холме, расположенном к северо-западу от Суз, на берегу Керхи. Этот гигантский «акрополь» был на 33 м выше уровня реки и на 6 м выше остального города. Отсюда суккалмах правил страной, опираясь на ниспосланные богами законы. А богов в эламском пантеоне было немало – только в одном из текстов, относящимся к XXIII веку до н. э., приведены имена 37 эламских божеств. Главным религиозным центром страны, местом обитания богов, также являлись Сузы.

Первоначально, как и у многих других раннеземледельческих народов, верховным божеством эламитов была Великая богиня-мать – они называли ее Пинекир. Покровителем Суз считался Иншушинак – темный бог преисподней. К середине II тысячелетия до н. э. главенствующее положение в эламском пантеоне занял бог Хумбан. А солнечный бог Наххунте, создатель дня, был небесным судьей, каравшим за неисполнение законов, данных богами…

Обо всем этом, а также о многом другом мы сегодня знаем благодаря многочисленным находкам текстов на эламском языке. Эламиты еще в начале III тысячелетия до н. э. изобрели собственное пиктографическое (рисуночное) письмо. Оно состояло из приблизительно 150 основных знаков, передававших целые слова и понятия, и оставалось в употреблении более 400 лет. Таблички с этим письмом – так называемым протоэламским – найдены не только в Сузах и на территории Элама, но и далеко за его пределами – в Центральном и Юго-Восточном Иране, в Месопотамии. Это свидетельствует о широком распространении эламской культуры. Однако протоэламская письменность пока еще не расшифрована. Зато прочитаны эламские тексты, написанные другим письмом – так называемым линейным. Эта письменность возникла в Эламе во второй половине III тысячелетия, причем независимо от протоэламской. Она состояла из более чем 800 знаков, каждый из которых обозначал не слово, а слог. Материалом для письма служили камень, глина и металл. С конца III тысячелетия до н. э. эламиты также пользовались шумеро-аккадской клинописью.

История Элама была тесно связана с историей Месопотамии. В этой истории было всякое: кровопролитные войны, мирные договоры, и всегда – оживленные торговые и культурные связи. Случалось так, что Элам на какое-то время терял независимость и подпадал под власть правителей Двуречья, а случалось и наоборот – эламиты вторгались в Мосопотамию и превращали тамошние города в прах. В середине XIV века до н. э. Элам был надолго завоеван вавилонянами. Однако около 1180 года до н. э. эламский царь Шутрук-Наххунте I восстановил независимость страны и, совершив победоносный поход в Вавилонию, разграбил ее города и увез оттуда в Сузы богатую добычу. Именно тогда эламиты перетащили из побежденного Вавилона ныне знаменитую стелу с текстами законов царя Хаммурапи, которая в самом начале ХХ столетия была обнаружена французскими археологами. Этот поход на Вавилон ознаменовал начало периода наивысшего расцвета Элама. Власть эламских царей простиралась от Персидского залива на юге до нынешнего иранского города Хамадан на севере. Однако в VIII веке до н. э. Элам в качестве союзника вавилонян оказался втянутым в бесконечные войны с ассирийцами. В ходе этих войн страна была обескровлена и в 642 году до н. э. понесла окончательное поражение. Сузы были захвачены ассирийцами и подверглись жестокому разгрому.

История Элама на этом фактически завершилась. Но – не история Суз!

«Вот дворец, который я построил в Сузах. Украшения его издалека доставлены. Земля была вырыта глубоко, пока я не достиг скального грунта. Когда [земля] была вырыта, был насыпан гравий, в некоторых [местах] 40 локтей в глубину, в других – 20 локтей в глубину. На этом гравии дворец сооружен. Земля была вырыта глубоко, гравий засыпан, сырцовый кирпич формован – вавилонский народ [все это] сделал.

Кедр доставлен с горы Ливан. Ассирийский народ доставил его до Вавилона, в Сузы его доставили карийцы и ионийцы. Тиковое дерево было доставлено из Гандхары и Кармании. Золото, которое здесь использовано, доставлено из Лидии и Бактрии. Самоцветы, лазурит и сердолик, которые использованы здесь, доставлены из Согдианы. Бирюза, которая использована здесь, доставлена из Хорезма. Серебро и эбеновое дерево, употребленные здесь, доставлены из Египта. Украшения для стен доставлены из Ионии. Слоновая кость, которая использована здесь, доставлена из Эфиопии (Куш), Индии и Арахосии. Каменные колонны, которые здесь использованы, доставлены из селения Абираду в Эламе. Работники, которые тесали камень, были ионийцы и лидийцы. Золотых дел мастера, которые работали над золотом, были мидийцы и египтяне. Люди, которые инкрустировали дерево, были мидийцы и египтяне. Люди, которые формовали обожженный кирпич, были вавилоняне. Люди, которые украшали стену, были мидийцы и египтяне.

Говорит Дарий царь: в Сузах великолепное [дело] ведено было совершить [и] великолепным оно стало. Пусть Ахура-Мазда хранит меня и Виштаспу, отца моего, и мою страну».

Это – текст строительной надписи, в которой персидский царь Дария I рассказывает о сооружении своего дворца в Сузах. Раскопки французского археолога Р. Гиршмана показали, что этот дворец был построен между 518–512 годами – спустя три десятилетия после того, как Сузы и весь Элам были захвачены персами. Царь Дарий I избрал Сузы столицей Ахеменидской державы – вероятно, памятуя о той славе, которой этот город пользовался в древние времена. И хотя персидский царский двор был «кочующим» – осень и зиму он проводил в Вавилоне, лето – в Экбатанах, весну – в Сузах, а время больших праздников – в Пасаргадах и Персеполе, весь центральный аппарат государственного управления находился в Сузах. Густая сеть дорог связывала Сузы со всеми провинциями-сатрапиями огромной империи. Персидские клинописные документы, относящиеся к рубежу VI–V веков, содержат обильную информацию о том, как из Суз во все области страны, от Египта до Индии, посылали гонцов с распоряжениями верховной власти. Сюда же, в Сузы, приходили все донесения, адресованные царю.

По свидетельству Страбона, каждый персидский царь строил в Сузах свой собственный дворец. Важную информацию о комплексе дворцовых зданий в Сузах содержит библейская «Книга Эсфирь», в которой упоминаются «внутренний двор», «дом царя» (царские покои), «дом женщин» (гарем). «Книга Эсфирь» сообщает также, что пол царского дворца в Сузах был вымощен красным, белым, черным и желтым мрамором.

В конце XIX века французским археологам предоставилась возможность проверить достоверность сообщений древних авторов. В 1884–1886 годах супруги Делафор вели раскопки на развалинах дворца царя Артаксеркса II в Сузах. Их находки – руины монументального дворца с прекрасными скульптурами и фризами, изображающими львов, – вызвали большой энтузиазм в научной среде. В 1897–1898 годах французский археолог Жак де Морган и его коллега Р. де Мекенем начали раскапывать «акрополь» в Сузах. Им удалось обнаружить культурные слои самого раннего периода существования Суз, относящиеся к началу III тысячелетия до н. э., а также установить ту степень разрушений, которым Сузы подверглись в VII веке до н. э. во время нашествия ассирийцев. Одной из главных находок археологов стали развалины огромного дворца Дария I – того самого, который строили мастера из семи стран и для которого двадцать стран тогдашней ойкумены прислали лучшие произведения своей земли.

Раскопки французских археологов в Сузах продолжались с перерывами более восьмидесяти лет. Но лишь к сезону 1973/1974 года. окончательно прояснился план огромного комплекса ахеменидского периода: монументальные пропилеи, внутренний двор, царский дворец, приемный зал (ападана). Это огромное строительство, начатое при Дарии I, было завершено его преемником Ксерксом.

Раскопки показали, что дворец Дария стоял на прямоугольной террасе размером 400 × 260 м и занимал площадь 250 × 150 м. В нем было 110 комнат, коридоров и дворов, общая площадь которых составляла 20 675 кв. м. Их стены украшали обширные панно из глазурованных кирпичей с изображением воинов, различных животных и мифологических существ. К царским покоям примыкал огромный парадный зал – ападана, построенный по распоряжению Дария I, чтобы устраивать здесь торжественные приемы сановников и чужеземных послов. Потолок зала поддерживали шесть рядов колонн, вершины которых были украшены капителями в виде бычьих голов.

Развалины ападаны, занимавшей площадь 10 434 кв. м, были раскопаны и обследованы французскими учеными еще в 1890-х годах. А в сезоне 1969/70 года. археологи нашли две таблички из серого мрамора с надписями, рассказывающими о сооружении ападаны: сначала был снят слой почвы до скального грунта, затем выровнена площадка для фундамента, на котором был возведен дворец из кирпича с каменными проемами дверей и окон и прочими деталями. Царская сокровищница, царские склады и мастерские располагались к югу от дворца. Все дворцовые здания были окружены мощной стеной из сырцового кирпича. Монументально оформленный парадный вход – пропилеи – находился в восточной части террасы. Именно здесь в декабре 1972 года была найдена статуя Дария I.

Ее высота составляет 3,5 м. Голова не сохранилась, но высеченные на пьедестале надписи на трех языках – древнеперсидском, эламском и аккадском – исчерпывающим образом объясняют, кому посвящена статуя. Эту скульптуру изготовили в Египте тамошние мастера из местного камня, и она имела магическую цель гарантировать Дарию вечные благодеяния со стороны египетских богов. Царь изображен в образе египетского бога Атума, но в церемониальном персидском костюме. На пьедестале спереди и сзади выбита типичная для египетских статуй композиция – фигуры плодородия, а по сторонам – изображения коленопреклоненных представителей различных народов Ахеменидской державы (всего – 24 фигуры). У каждой из них в картуше египетскими иероглифами обозначено название народа. Первоначально эта статуя, вероятно, украшала один из египетских храмов в Гелиополе, а позднее ее по приказу Ксеркса перевезли в Сузы – город, который Дарий I когда-то сделал «столицей мира» и чьи развалины напоминают нам сегодня о бренности всех «вечных» и «тысячелетних» империй.

 

Генри Роулинсон и бехистунская надпись

Народ Древнего Ирана создал самобытную культуру, одним из великих достижений которой является древнеперсидская клинопись. В ней насчитывается всего 43 знака – в отличие от клинописи, скажем, аккадской, где число знаков превышает 600. Однако персидская письменность носила особый характер: она употреблялась в основном для торжественных надписей, которые украшали гробницы правителей, стены и колонны дворцов, вырезались на металлической посуде, оружии, каменных вазах и печатях.

Самой знаменитой из этих надписей является Бехистунская, высеченная на одноименной скале, расположенной между городами Хамадан и Керманшах. В древности у подножия этой 520-метровой отвесной скалы, считавшейся священной, проходила дорога, связывавшая Вавилонию с Мидией и другими странами к востоку от нее. За истекшие столетия по этой дороге двигались армии иранских правителей, фаланги Александра Македонского, полчища арабских завоевателей, солдаты обеих мировых войн. Все они с любопытством взирали, закинув головы вверх, на непонятные и загадочные клинописные знаки. Нередко солдаты стреляли по ним для развлечения во время коротких привалов.

Но ни человеческий вандализм, ни безжалостное время не смогли уничтожить бесценный памятник истории. До сих пор под косыми лучами солнца на скальной плоскости четко прослеживаются клинописные строчки. Надпись, расположенная на высоте 105 м, высечена на трех языках – древнеперсидском, эламском и аккадском – и рассказывает о событиях, относящихся к концу правления царя Камбиза (ум. в 522 г. до н. э.) и первым годам царствования Дария I (522–486 гг. до н. э.). Над текстами помещен рельеф: бог Ахурамазда, протягивая левую руку к Дарию, символически вручает ему царскую власть, а поднятой правой рукой благословляет царя. Дарий изображен в натуральную величину, в царской короне. Правая рука его в молитвенном жесте простерта к Ахура-Мазде, левой он опирается на лук. Левой ногой Дарий попирает поверженного мага Гаумату, захватившего престол еще при жизни Камбиза. За Гауматой изображены еще восемь мятежников, поднявших восстание при восшествии Дария на трон, и непокорный вождь сакского племени тиграхауда. Руки пленников связаны за спиной, они скованы одной длинной цепью. За спиной Дария – двое его воинов, копьеносец Гобрий и лучник Аспатин. По сторонам рельефа тянутся колонки текста. Общая высота надписи вместе с рельефом составляет 7,8 м, ширина —22 м.

Увидеть надписи и рельефы сегодня можно только издали – рассмотреть их с близкого расстояния невозможно. Около 2300 лет назад древние скульпторы, закончив работу, спустились вниз и разрушили за собой каменные ступени, чтобы исключить всякую возможность вновь подняться к памятнику. Может быть, именно поэтому Бехистунская надпись сохранилась до наших дней относительно хорошо: ничья святотатственная рука не коснулась ее. Это же обстоятельство имело и другой оборот: через сравнительно короткое время люди забыли, что, собственно говоря, здесь изображено. Уже древнегреческий врач и географ Ктесий, на рубеже V и IV веков до н. э. живший при персидском дворе, называл Бехистунский рельеф памятником вавилонской царице Семирамиде.

Первые известия об удивительных знаках на персидских скалах и руинах проникли в Европу в XVII веке. Однако подлинное открытие древнеперсидской письменности связано с именем известного путешественника Карстена Нибура. Во время своего шестилетнего пребывания в странах Востока Нибур посетил Персеполь, где тщательно скопировал надписи, обнаруженные им в развалинах персидской столицы. Вернувшись в Европу, он опубликовал их в своей работе «Описание путешествия в Аравию и окружающие страны» (Копенгаген, 1774–1778).

Карстен Нибур пришел к выводу, что клинописные надписи Персеполя начертаны тремя разными видами письменности. Сопоставив их, он выделил клинописное письмо из 43 знаков – именно им, как мы теперь знаем, пользовались древние персы. Первые попытки расшифровать эту внешне простую письменность были предприняты сразу после выхода в свет книги Нибура. Однако понадобилось почти столетие, прежде чем в этой области были достигнуты сколько-нибудь значительные успехи. И связаны они прежде всего с именем англичанина Генри Кресвика Роулинсона (1810–1895).

Подобно многим другим пионерам археологии, Роулинсон был ученым скорее по призванию, чем по профессии. Военный, дипломат, политик, член британского парламента, он еще в молодости заинтересовался Персией – ее языком, историей, культурой. С 1833 года в чине майора английской армии он состоял на службе у персидского шаха. Это дало ему возможность познакомиться со многими древними памятниками этой страны. Особенно Роулинсон увлекся расшифровкой клинописи. К этому времени европейские ученые уже сумели значительно продвинуться в этом направлении. Немецкий исследователь Георг Гротефенд положил начало расшифровке надписей из Персеполя. И когда Роулинсон в 1836 году познакомился с публикациями Гротефенда, то с удивлением отметил, что и он, и немецкий ученый независимо друг от друга пришли к одним и тем же выводам!

Впрочем, Роулинсон, работавший непосредственно в Персии, продвинулся несколько далее Гротефенда, знакомого лишь с не очень хорошими копиями древнеперсидских текстов. Но это преимущество требовалось закрепить, и в 1837 году Роулинсон решается на отчаянный шаг: на длинной веревке он спускается по отвесной скале к Бехистунскому рельефу. Повиснув над головокружительной пропастью, Роулинсон тщательно зарисовывает клинописные знаки. Во время первого спуска ему удалось скопировать только древнеперсидский вариант текста. Два других Роулинсон зарисовал несколькими годами позднее. В итоге ему удалось сделать весьма качественную для того времени копию Бехистунской надписи (допущенные им неясности в тексте удалось устранить лишь во 2-й половине ХХ века, после еще нескольких спусков к рельефу – уже с помощью более современных средств).

Того, что скопировал Роулинсон, было вполне достаточно для того, чтобы продолжить работу по расшифровке клинописи. Бехистунская надпись, превосходила по объему весь собранный до этого материал. И именно это стало настоящей ловушкой для исследователей!

Роулинсон сделал совершенно неожиданно открытие – оказалось, что в некоторых случаях один и тот же знак мог означать различные слоги и даже совершенно различные слова. И по мере дальнейшей дешифровки становилось ясно, что такие «некоторые случаи» являются скорее правилом, чем исключением: несколько знаков, объединенных в одну группу, теряют свое первоначальное значение и выражают совершенно иное понятие или имя.

Казалось, дешифровка зашла в тупик. Но тут неожиданно помог счастливый случай. Во время раскопок в Куюнджике (Ниневии) были найдены сотни глиняных табличек – древних словарей, содержавших расшифровку значений клинописных знаков в их отношении к буквенному письму. Значение этой находки трудно переоценить – она существенно облегчала задачу ученых. И в 1846 году Роулинсон смог представить Лондонскому Королевскому Азиатскому обществу полный перевод Бехистунской надписи. Это был первый значительный, всеми признанный триумф дешифровки клинописи. Разгадка древнеперсидской письменности перестала быть проблемой. А через нее лежал путь и к расшифровке других древних языков. Уже в 1857 году в Лондоне вышла брошюра «Надпись Тиглатпаласара, царя Ассирии, переведенная Роулинсоном, Тальботом, д-ром Хинксом и Оппертом», ставшая одним из самых блестящих и убедительнейших доказательств возможности дешифровки клинописных текстов. А в 1862 году Фридрих фон Шпигель, профессор восточных языков университета в Эрлангене, опубликовал фундаментальный труд «Древнеперсидские клинописные надписи. Основной текст, перевод, грамматика и глоссарий». Путь к разгадке тайн древней клинописи был найден.

 

Персеполь

В 1767 году вернувшийся из семилетнего путешествия по странам Передней Азии ганноверец Карстен Нибур, состоявший на службе у датского короля Фредерика I, привез в Европу множество сенсационных сведений о древностях «Аравии и других прилегающих к ней стран». В их числе были копии клинописных текстов, обнаруженные им в семи милях северо-восточнее Шираза. Здесь находились гигантские развалины города, в котором Нибур, вслед за побывавшим в этих местах в 1620 году испанским путешественником Доном Гарсиа, опознал Персеполь – знаменитую столицу Персидской державы, сожженную Александром Македонским.

…36 лет правил Персией «царь царей» Дарий I из династии Ахеменидов. В 500-х годах до н. э. его власть достигла апогея. Около 515 года до н. э. по повелению Дария на плоскогорье Мерв-Дашт, у подножия горы Кух-и Рахмат («Гора Милосердия») была заложена новая столица страны – Парса, или, как ее называли греки, Персеполь – «город персов», призванная символизировать мощь и блеск огромной державы Ахеменидов. По имени этого города сначала греки, а затем и весь мир стали именовать Иран Персией – до тех пор, пока в 1936 году иранское правительство не обратилось ко всем странам с просьбой называть страну Ираном.

Более полувека строился город. Со всех концов огромной империи – Вавилонии, Малой Азии, Египта и Мидии – в Персеполь были свезены лучшие каменотесы, кирпичники, скульпторы, резчики. В результате столица Персии затмила своим размахом и роскошью все, что было создано в былые века в других странах Востока.

Постройки Персеполя занимали территорию в 135 тыс. кв. м. С трех сторон город был окружен мощной двойной крепостной стеной (с четвертой стороны находилась неприступная горная скала), за которой располагались резиденция царя, многочисленные парадные и хозяйственные помещения, казармы гвардии «бессмертных», конюшни. Все эти постройки возведены на гигантской искусственной террасе размерами 500 × 300 м, облицованной громадными блоками, которая возвышается над окружающей равниной на 13 м.

Стены Персеполя имели толщину 4,5–5,5 м и высоту от 11,5 до 15 м. В город можно было подняться по широкой парадной лестнице из двух маршей в 111 ступеней, сложенных из массивных каменных блоков белого известняка. В юго-западном углу террасы располагался другой вход – служебный, по которому доставляли животных, продукты и т. д.

Центральное сооружение Персеполя – его знаменитая «ападана». Такое название получило оригинальное творение персидских зодчих: многоколонный парадный зал с целым лесом легких, стройных колонн, увенчанных тяжелыми капителями в виде бычьих фигур. Ападану в Персеполе, которую часто называют одним из самых величественных зданий Древнего мира, начали сооружать в 492 году до н. э. при Дарии I, а завершена она была в 481 году до н. э. уже при новом царе, Ксерксе I. Вход в ападану вел через великолепные «Врата всех стран», называемые также «пропилеями Ксеркса». Это сооружение украшено фигурами быков и фантастических существ, над головами которых надписи на древнеперсидском, эламском и вавилонском языках сообщали о царях-строителях Персеполя – Дарии и Ксерксе.

Ападана, толстые стены которой были сооружены из кирпича-сырца, представляла собой квадратный зал размером 60 × 60 м (3600 кв. м). Он мог одновременно вместить 10 000 человек. С трех сторон ападану окружали двенадцатиколонные (по шесть в два ряда) портики, по углам возвышались массивные четырехугольные башни с лестницами, которые вели на крышу. Потолок зала и портиков поддерживали 72 тонкие и изящные каменные колонны высотой более 20 м (в других зданиях города колонны были деревянными, высотой до 7—11 м). До нашего времени от этого «леса колонн» уцелело лишь 13.

Пол ападаны поднят на 4 м, поэтому в зал поднимались по двум широким лестницам, украшенным многочисленными рельефами. Рельефами украшены и другие дворцы Персеполя. Среди этих изображений – Дарий I на троне, за которым стоят его сын и наследник Ксеркс и жрецы-маги; сцена торжественного приема Дарием сатрапа Мидии; сцены борьбы царя с крылатыми грифонами. Когда-то эти рельефы имели вставки из бронзы и пасты и были раскрашены в яркие цвета.

Ападану украшал и знаменитый майоликовый фриз с изображением царских телохранителей, ныне находящийся в Лувре. Греки называли этих гвардейцев Дария «бессмертными», так как их всегда было ровно десять тысяч. На других рельефах в несколько ярусов изображено шествие 33 покоренных народов, каждый из которых ведет сатрап – глава провинции, назначавшийся из числа знатных персов. Если эти рельефы растянуть в одну линию, они заняли бы 400 м в длину. Это настоящий этнографический музей с изображением всех характерных особенностей одежды и черт лица различных племен и народов. Здесь мидийцы, ведущие под уздцы коней, несущие золотые вазы и кубки, эламиты с прирученными львицами и золотыми кинжалами, нубийцы с жирафами, вавилоняне с быками, армяне с конями и пышно украшенными пиршественными рогами – ритонами, арабы с верблюдами.

Специальные коридоры связывали ападану с личными дворцами Дария и Ксеркса (в надписи Дария его дворец назван «тачара», а в надписях Ксеркса употребляется название «хадиш»). Дворец Дария I, квадратный в плане, состоит из центрального зала и множества отдельных помещений, связанных между собой открытыми двориками и воротами. Как и дворцы Ассирии, резиденция персидских владык была украшена огромными рельефами. У входа во дворец стояли крылатые быки еще более внушительных размеров, чем в Дур-Шаррукине (Хорсабаде).

Восточную часть резиденции занимает дворец Ксеркса. По своей архитектуре он похож на дворец Дария, и украшающие его стены изображения слуг, несущих еду, мало чем отличаются от тех, которые изображены на фасаде дворца Дария. При Ксерксе в Персеполе было сооружено также здание гарема, где жили женщины царской семьи.

В 466 году до н. э. в Персеполе был построен Тронный зал (его называют еще Стоколонным залом), который считается одной из самых совершенных построек Персеполя. Он является самым большим после ападаны зданием в Персеполе, его размеры составляют 70 × 70 м. Потолок зала держался на ста колоннах высотой 20 м. Это здание, вероятно, было начато еще Дарием, хотя надпись на аккадском языке, найденная там, относит его сооружение ко времени правления внука Дария Артаксеркса I. В этом зале располагался дворцовый «музей», где были выставлены наиболее ценные царские сокровища. Здесь же происходили царские приемы и пиршества. Как полагают, именно сюда складывали в торжественной обстановке подарки, преподнесенные царю.

Хотя при Артаксерксе I строительство в Персеполе в основном закончилось, сотни мастеров должны были постоянно следить за сохранностью зданий из сырцового кирпича, чтобы стены не обвалились от частых между декабрем и мартом ливневых дождей, предохранять дренажную систему от наносов, а также ухаживать за садами, разбитыми на террасе и в окрестностях.

Несмотря на неслыханную роскошь и поистине царское величие, весь этот гигантский ансамбль оживал только один раз в году: весной, в день празднования иранского Нового года – Навруза, совпадавшего с днем весеннего равноденствия. Все остальное время царь проводил в двух других столицах – Сузах или Пасаргадах. Тем пышнее и торжественнее были церемонии, устраивавшиеся в Персеполе, когда 21 марта в этот храм-город прибывал сам царь в сопровождении обширной свиты и десяти тысяч «бессмертных», съезжались все вельможи огромной империи, вожди племен, военачальники и знать, депутации от многочисленных народов, входивших в империю Ахеменидов, – каждая с подарками, символизирущими богатства их стран.

Огромная процессия поднималась на террасу дворца по величественным лестничным маршам к подножию ападаны, и этой процессии вторило такое же ритмичное, торжественное и пышное шествие сотен солдат, вельмож, чиновников, жрецов, представителей различных народов, высеченных на боковых стенах лестницы, на стенах ападаны, на стенах дворца. Ритуалу новогоднего праздника вторили и рельефы персепольских дворцов, на которых запечатлены мифы и обряды древних иранцев: борьба между старым и новым годом, между добром и злом, символизируемая битвой царя с чудовищами, надежды на благополучие в наступающем году, праздничные пиршества …

Александр Македонский, завоевав Персеполь в 330 году до н. э., сжег дотла столицу побежденного персидского царства. Это произошло во время одного пиршества, «когда он, – как говорит Диодор Сицилийский, – уже не владел собой». Предание рассказывает, что во время этого пира афинская блудница Таис в неистовстве схватила с алтаря факел и швырнула его между деревянных колонн дворца, а пьяный Александр и его свита последовали ее примеру.

Рассказы древних авторов подтверждаются археологическими раскопками: среди руин ападаны, тронного зала и царской сокровищницы отчетливо видны следы пожара, а пол Тронного зала покрыт пеплом почти метровой толщины. Это – пепел от кедровых балок, когда-то поддерживавших потолок.

В Средние века остатки Персепольского дворца еще кое-как поддерживались и даже одно время служили резиденцией для местных эмиров, но затем пришли в окончательное запустение. Только в 1931–1934 годах Эрнст Херцфельд по поручению Восточного института Чикагского университета произвел первое настоящее обследование развалин дворца. Благодаря этому обследованию были приняты эффективные меры к предохранению остатков дворца от дальнейшего разрушения. Сегодня Персеполь является одним из наиболее хорошо изученных древних городов.

 

Алтын-Депе

Корни самобытных среднеазиатских культур древности уходят в эпоху бронзы, когда на рубеже III–II тысячелетий до н. э. на юго-западе Средней Азии сложилась протогородская цивилизация первых земледельцев. Ее основные центры – Алтын-Депе, Намазга-Депе, Улуг-Депе и другие – зародились еще в III тысячелетии до н. э., а к началу II тысячелетия до н. э. они достигли наивысшего расцвета. По названию наиболее изученного памятника эта древнейшая цивилизация Средней Азии получила название Алтын-Депе.

Для цивилизации Алтын-Депе, датируемой 2300–1900 годам до н. э., характерны многие черты, присущие культурам Древнего Востока. Она сложилась на основе развития местных земледельческо-скотоводческих общин, которые в V–IV тысячелетиях до н. э. освоили выплавку меди, начали разводить крупный рогатый скот, а затем и верблюдов. Для орошения полей сооружались каналы – так было положено начало ирригационному земледелию. Как установили археологи, уже в этот период у среднеазиатских земледельцев существовали тесные связи с древними очагами других цивилизаций Востока, прежде всего Передней Азии.

Крупнейшими центрами первой среднеазиатской цивилизации являлись два поселения городского типа – Алтын-Депе и Намазга-Депе. Эти «протогорода» были обнесены крепостными стенами из сырцового кирпича, с воротами, укрепленными мощными башнями-пилонами. Судя по площади руин, в каждом из них проживало около 11–12 тысяч человек.

«Подобно могущественному Вавилону, это глиняные города, насквозь прокаленные безжалостными лучами южного солнца. Из сырцового кирпича возводились многокомнатные дома, объединенные в обширные кварталы, между которыми струились узкие извилистые улочки. В отдельных случаях можно установить, что каждая семья имела в своем распоряжении две-три жилые и столько же хозяйственных комнат. В небольшом дворике находились кухонный очаг, печь для изготовления лепешек и каменная зернотерка, предоставлявшая хозяйкам большие возможности для проявления их трудолюбия. Казалось бы, эта мельчайшая единица человеческого общества несла в себе мало нового по сравнению с эпохой примитивных земледельцев. Однако она составляла часть огромной городской общины, само возникновение которой свидетельствовало о качественно новом этапе в истории общества», – писал в 1981 году доктор исторических наук В.М. Массон, под руководством которого на протяжении почти тридцати лет велись раскопки Алтын-Депе и других раннеземледельческих поселений в Туркменистане. Эти исследования проводились силами Южно-Туркменистанской археологической экспедиции АН Туркменистана и Каракумской экспедиции Ленинградского отделения Института археологии АН СССР.

Мы не знаем древнего названия этой страны и ее городов. Неизвестен и язык ее древних жителей. Оплывшие холмы, под которыми скрыты руины поселений первых среднеазиатских земледельцев, сегодня носят названия, родившиеся уже в гораздо более поздние времена. Под этими названиями они и вошли в археологическую литературу.

Руины Алтын-Депе располагаются на юго-западе Туркмении, в предгорьях Копет-Дага. Они занимают вершину 20-метрового холма, образованного мощными культурными напластованиями. Когда-то поселение было хорошо укреплено: его окружали мощные стены толщиной до 6 метров, сложенные из кирпича-сырца. Северную окраину занимали дома и мастерские ремесленников. Жилые кварталы располагались в западной части поселения.

Центром Алтын-Депе являлся монументальный храм с четырехступенчатой башней высотой около 12 м. Основанием ей служила массивная платформа размерами 27 × 10 метров. На вершине башни был устроен жертвенник.

Архитектура храма в Алтын-Депе напоминает аналогичные постройки Вавилона и Шумера. Вероятно, и сам облик массивной башни-платформы навеян образами месопотамских зиккуратов. Подобно многим храмам Месопотамии, храм в Алтын-Депе был посвящен богу Луны. В состав этого внушительного комплекса входили многочисленные хранилища, дом верховного жреца и гробница жреческой общины. При раскопках в гробнице была найдена золотая голова быка с бирюзовой вставкой на лбу в форме лунного диска.

Другая линия культурных связей древних земледельцев Алтын-Депе ведет в долину Инда – в Мохенджо-Даро, Хараппу, другие города и поселения древней Хараппской цивилизации. В Алтын-Депе среди вещей, положенных в могилы, в кладах, замурованных в стены, были найдены хараппские изделия из слоновой кости, печати хараппского типа. А множество самых различных изделий местного происхождения – от глиняных сосудов до медных кинжалов и фаянсовых бус – напоминает продукцию ремесленников Древней Индии. Вероятно, индийские вещи были хорошо знакомы жителям среднеазиатских городов и пользовались большой популярностью, что вызвало к жизни целый ряд местных подражаний.

Все эти факты наглядно свидетельствуют о том, что цивилизация Алтын-Депе развивалась в тесном контакте с главными культурными центрами Древнего Востока, являясь своеобразным «мостиком» между Месопотамией и городами долины Инда. Торговые караваны уходили из Алтын-Депе и на юг, к цветущим городам Элама и Вавилонии, и на север, и на восток – в области, населенные полуварварскими кочевыми племенами. Изделия мастеров Алтын-Депе археологи находят на расстоянии 500–600 км от центра их производства – в Таджикистане, в Ферганской долине.

В Алтын-Депе жило и трудилось множество ремесленников самых различных специальностей. Руины ремесленных кварталов протянулись на многие десятки метров. Среди развалин квартала гончаров то и дело попадаются обвалившиеся своды массивных горнов для обжига глиняной посуды. «Их толстые стены прокалены почти насквозь – температура бушевавшего внутри пламени поднималась почти до 1400°. При такой температуре вполне возможно производство фаянса, и неудивительно, что древним гончарам удавалось делать сосуды, толщина стенок которых нередко всего несколько миллиметров. Их продукция являлась подлинным украшением повседневного быта древних горожан. Стройные вазы на высоких точеных ножках, легкие кубки с прихотливым изгибом стенок, изящные кувшинчики удлиненных пропорций характеризуют не только отточенное мастерство керамистов, но и наличие устойчивых канонов, своего рода моды на сервизы строго определенного состава. Тонкий звенящий черепок четырехтысячелетней давности нередко не уступает по качеству современному фарфору. Глиняная посуда, найденная археологами почти в сказочном изобилии, свидетельствует о высоком уровне керамического искусства первых горожан юга Средней Азии».

Большого искусства достигли литейщики Алтын-Депе. Из сплавов меди с мышьяком или свинцом (мышьяковистой и свинцовой бронз) или латуни – сплава меди и цинка – они изготавливали великолепные, нередко украшенные чеканкой и гравировкой кинжалы, сосуды, зеркала, булавки, кольца, браслеты, печати. Серебро шло как на мелкие украшения, так и на более массивные предметы.

Значительная часть жителей «протогородов» трудилась на полях, орошавшихся при помощи несложной системы ирригационных каналов. Обитатели Алтын-Депе уже пользовались колесным транспортом. Судя по многочисленным глиняным моделям повозок, преимущественно четырехколесных, в качестве тягловой силы использовались верблюды.

Рядовые общинники, ремесленники и земледельцы обитали в многокомнатных домах, состоявших из тесных каморок. Большие дома вождей и жрецов имели правильную планировку и занимали площадь 80 – 100 кв. м. В гробницах, располагавшихся в «квартале знати», археологи нашли разнообразные украшения, в том числе из золота и серебра, ожерелья из полудрагоценных камней, серебряные и бронзовые кольца и печати. В одном из погребений, открытом археологами, вероятно, была похоронена жрица или колдунья. Лежавшая на боку женщина средних лет сжимала в унизанной золотыми кольцами руке две женские статуэтки, рядом с ней лежала серебряная печать в виде фантастического трехглавого животного. Здесь же археологи нашли около сотни бусин из агата, сердолика, лазурита и золота.

В середине II тысячелетия до н. э. поселения этой древнейшей цивилизации Средней Азии приходят в упадок. Главный культурный очаг перемещается на восток, где в дельте реки Мургаб и по среднему течению Амударьи возникают новые поселения оседлых земледельцев. Многие черты этой культуры позволяют считать обитателей этих оазисов прямыми потомками создателей цивилизации Алтын-Депе. Но вместе с тем в их культуре появляется ряд новых, принципиально иных признаков.

 

Греция в… Афганистане

В 1964 году мир облетела сенсационная новость: в северном Афганистане, на самой границе с Таджикистаном, у слияния рек Пянджа и Кокчи французские археологи во главе с профессором Страсбургского университета Даниэлем Шлюмберже открыли… древнегреческий город!

Что же это была за странная находка?

Открытие Д. Шлюмберже возвращает нас в 20-е годы IV века до н. э., когда армия Александра Македонского, отправившаяся на завоевание Индии, захватила обширнейшие области Персии, Афганистана и Средней Азии. По сообщениям античных авторов, греки основали здесь ряд крупных городов. Споры о судьбе греков, пришедших в Среднюю Азию при Александре Македонском, велись в научном мире давно. Однако все аргументы в этих спорах строились на скупых сообщениях древних авторов и чисто умозрительных рассуждениях. Исходя в основном из последнего, большинство ученых полагало, что горстка греков, пришедших как завоеватели в страны с давно сложившимися культурными традициями и многочисленным населением, не была способна оставить после себя сколько-нибудь значительного наследия. Часть завоевателей после смерти Александра Македонского, вероятно, просто покинула покоренные области, а осевшие здесь греческие и македонские колонисты в силу своей малочисленности быстро растворились среди местного населения.

Противники этой точки зрения возражали: а как быть с вещественными находками, со следами греко-македонской культуры в местном искусстве? Ведь и в Афганистане, и даже в Северной Индии можно встретить следы культурного влияния, явно пришедшие из Греции, и это свидетельствует о факте длительного существования греческих поселений в глубинах Азии и о довольно тесных контактах греков с местным населением.

Проблема «греки на Востоке» долгое время оставалась самой сложной из всех проблем античной истории. Впрочем, в распоряжении ученых имелся некий ключик, с помощью которого при наличии соответствующего замка можно было бы ответить на некоторые загадки. Речь идет о монетах греко-бактрийских царей. Эти великолепные произведения античного медальерного искусства попали в Европу еще в XVIII веке и стали первыми материальными свидетельствами былого существования эллинистического искусства в глубинах Азии. Именно в истории Греко-Бактрийского царства и таилась разгадка проблемы…

Греко-Бактрийское царство возникло на обломках державы Селевкидов. Антиох, сын и наследник Селевка, в 292 году до н. э. был назначен соправителем отца и наместником восточных провинций (сатрапий). Своей столицей Антиох избрал город Бактры (ныне Балх). Преемник Антиоха, бактрийский сатрап Диодот, около 250 года до н. э. объявил себя независимым правителем Бактрии.

В состав Греко-Бактрии входили также области Согдиана со столицей Мараканда (Самарканд) и Маргиана со столицей Антиохия Маргиана (Мерв). Помимо этих крупных городов, в Греко-Бактрийском царстве было множество средних и мелких поселений. Один из греко-бактрийских царей, Эвкратид, даже гордо именовался «владыкой тысячи городов».

Это среднеазиатское государство с греческими царями во главе просуществовало более ста лет. Распространившись во время своего короткого расцвета (около 180 г. до н. э.) на север Индии, оно пало под ударами кочевников-саков во 2-й половине II века до н. э.

Вплоть до 1964 года в распоряжении ученых практически не было никаких археологических материалов, позволявших судить о культуре и истории этого уникального греческого царства в глубинах Азии. И лишь находка французских археологов приоткрыла перед ученым дверь в давно исчезнувший мир.

Первоначальное название города в долине Пянджа затерялось в глубине времен. В научной литературе за ним закрепилось местное наименование Ай-Ханум. Сегодня большинство специалистов полагает, что речь здесь идет об Александрии Оксиане (Окс – древнее название Амударьи, включавшей, по представлениям тогдашних географов, и нижнее течение Пянджа), известной по античным источникам.

Начиная с 1965 года здесь ежегодно велись раскопки под руководством французского археолога Поля Бернара. В них принимали участие и советские ученые. Судя по масштабам, Ай-Ханум, или Александрия Оксиана, являлся вторым после Бактр (Балха) крупнейшим городом Греко-Бактрии. Это был и наиболее типичный пример крупного греко-бактрийского города. Для его строительства было выбрано очень удачное место: он располагался в месте впадения реки Кокча в Пяндж, на высоком естественном холме с крутыми обрывистыми склонами. Вершину холма занимала цитадель – акрополь, внизу, вдоль берега реки, расположились кварталы Нижнего города, застроенного жилыми и общественными сооружениями. Через весь Нижний город пролегала прямая и широкая главная улица длиной более 1700 м, а между нею и берегом Пянджа располагались комплекс дворцовых построек и «герайон» – мавзолей основателя города. Вся территория поселения была обнесена мощной стеной с башнями, сложенной из сырцовых кирпичей.

Несмотря на широкое применение в постройках Ай-Ханума кирпича-сырца, несмотря на многочисленные архитектурные аналогии персидским и местным бактрийским сооружениям, перед археологами предстал все же именно греческий город. Греческим здесь было едва ли не все: театр, рассчитанный до 6 тысяч зрителей, огромный гимнасий, в состав которого входили помещения для спортивных упражнений и для школьных занятий. Здесь же находился бассейн. На территории гимнасия была найдена греческая надпись с посвящением греческим божествам Гермесу и Гераклу, которые в Элладе являлись покровителями гимнасиев. И вообще все надписи, обнаруженные в Ай-Хануме, по своему написанию, языку и стилю чисто греческие. Почти целиком греческой является и найденная среди руин города керамика. По греческому образцу дома, построенные в основном из сырцового кирпича, были покрыты черепичными крышами. Планы зданий, технические приемы носят типично греческий характер. Греческими являются и формы каменного архитектурного декора. Они очень близки к таким же формам, встречающимся в эту эпоху в Греции и в Анатолии. Чисто греческими были и скульптуры, найденные при раскопках. Судя по всему, в городе работали опытные скульпторы-профессионалы.

Так ученые впервые смогли познакомиться с культурой греческого города, располагавшегося на самом краю тогдашней ойкумены. Ай-Ханум является самым удаленным от Средиземноморья и самым восточным из найденных греческих поселений в Центральной Азии. Этот город был основан в раннеэллинистический период македонскими и греческими колонистами. Из раскопок Ай-Ханума ученым удалось узнать о его жизни почти все – от начального периода вплоть до его падения.

Основателем города был, по-видимому, некий Киней, похороненный в «герайоне» – мавзолее, сооруженном по греческому образцу, но поставленном на ступенчатую платформу, подобно гробнице персидского царя Кира в Пасаргадах. Надписи на греческом языке, открытые в «герайоне», повествуют о том, что ученый Клеарх из Сол специально совершил путешествие из Ай-Ханума в священный греческий центр Дельфы, чтобы скопировать в тамошнем храме известные «максимы» – афоризмы, в которых в сжатой форме даются основные правила эллинского общежития. Клеарх привез копии этих «максим» в Ай-Ханум, и здесь они были высечены на каменных плитах «герайона». Часть этих «максим» была найдена археологами. Еще более интересной находкой стал отпечаток на глине какого-то греческого текста, написанного на папирусе или пергаменте. Анализ немногочисленных уцелевших строк показал, что это отрывок философского трактата школы перипатетиков.

Почти треть территории города занимал огромный дворцовый комплекс, включавший в себя парадные, жилые и служебные помещения. В его облике чисто греческие черты сочетались с чертами, воспринятыми от Древнего Востока. Перед дворцом был устроен обширный открытый двор – перистиль (размерами 136 × 108 м), окруженный колоннадой. Парадный вход во двор обрамляли пропилеи, а с противоположной стороны располагался многоколонный дворцовый зал. Колонны всех портиков и дворцового зала выполнены в классических греческих нормах, греческими были и настенные рельефы, и техника каменной кладки – без соединительного раствора, с металлическими скобами в специальных гнездах. В то же время значительная часть стен всего комплекса была сооружена в местной технике – из сырцовых кирпичей.

К основному зданию примыкало здание сокровищницы. Судя по всему, она была разграблена захватившими город кочевниками, однако в ее руинах археологи нашли небольшое число монет и несколько финансовых документов, написанных китайской тушью на глиняных черепках.

Кроме дворца, археологами были исследованы остатки арсенала, в котором, судя по многочисленным находкам, хранилось оружие для многих сотен воинов; резиденции высших городских должностных лиц; жилые дома и храмы. Последняя группа построек оказалась наиболее интересной. Оказалось, что в городе, где власть принадлежала грекам, где основная часть населения была греческой, архитектура храмов не имела ничего общего с архитектурой традиционных эллинских святилищ! Архитектура храмов, построенных греками в Бактрии, являлась не бактрийской, а месопотамской. Более того! Как показали исследования археологов, и ритуалы, совершавшиеся в этих храмах, также не были похожи на греческие. При всем при том в этих храмах стояли типично греческие статуи божеств!

Это открытие пролило свет на истоки культурного взаимодействия Древней Греции и Востока. Греки, являясь политеистами, верили, что каждой стране покровительствуют свои боги, а потому, придя в чужую страну, необходимо поклоняться им. Отсюда – этот своеобразный религиозный синкретизм, ставший основой синтеза двух культур и рождения нового, греко-бактрийского культурного феномена и греко-бактрийского искусства, которое, как теперь установлено, представляет собой самостоятельную главу в истории мирового искусства.

Раскопки Ай-Ханума позволили отчасти восстановить и картину политической жизни Греко-Бактрийского царства. Власть в Греко-Бактрии принадлежала завоевателям – грекам и македонянам. Приблизительно в 80-е годы II века до н. э. греки из Бактрии начали движение на юг и предприняли завоевание областей Индии. Но в это же время против законного царя Эвтидема восстал военачальник Эвкратид. Обширное государство, охваченное смутой, начало дробиться на отдельные мелкие владения. Нападение кочевников окончательно решило судьбу страны: Греко-Бактрия была сокрушена. Ай-Ханум (Александрия Оксиана) погиб, вероятно, около 130 года до н. э., и более на этом месте жизнь не возобновлялась.

Ай-Ханум – блестящий пример греческого города, возникшего в Центральной Азии в результате походов Александра Македонского. Его открытие позволило выйти на правильный путь в решении проблемы «греки на Востоке»: старые взгляды, согласно которым античные авторы якобы преувеличивали число основанных Александром и Селевкидами городов в Центральной Азии, были отброшены. Впрочем, история греческой колонизации Востока остается еще малоизученной, так что на этом пути исследователей, вероятно, еще ждут новые открытия.

 

Маргуш – Маргиана – Мерв

«Страна Маргуш стала мятежной. Одного человека по имени Фрада, маргушанина, они сделали [своим] вождем. После этого я послал [гонца] к персу по имени Дадаршиш, моему слуге, сатрапу в Бактрии, [и] сказал ему так: “Иди, разбей войско, которое не называет себя моим”. Затем Дадаршиш отправился с войском и дал бой маргушанам».

Это – фрагмент знаменитой Бехистунской надписи, рассказывающей о восстаниях, охвативших государство Ахеменидов при восшествии на престол Дария I в 522 году до н. э., и о победах Дария над мятежниками. Особенно ожесточенными были столкновения в Маргуше. Отправленное на подавление восстания войско сатрапа Бактрии Дадаршиша в решающем сражении 10 декабря 522 году до н. э. разбило маргушан. Повстанцы потеряли 55 243 человека убитыми и 6972 пленными. Такое число погибших и пленных ясно показывает, что восстание в Маргуше было действительно всеобщим.

Но что это за страна – Маргуш? Где она находилась?

Несколько столетий спустя после Дария греко-римские авторы сообщали о существовании на Востоке страны Маргиана. Известно, что на рубеже IV–III веков до н. э. Антиох Сотер, сын и соправитель Селевка I – основателя государства Селевкидов, заложил на подвластных ему землях город, названный им Антиохией Маргианской. Этот город долгое время являлся столицей богатой Маргианы.

Значит, искать Маргиану следовало в пределах бывших владений Антиоха Сотера, некогда распространявшихся на север современного Афганистана, юг Таджикистана, юго-восток Туркменистана и северо-восток Ирана. Немаленькая территория!

Впрочем, имелась одна «подсказка»: на крайнем востоке Туркмении течет река Мургаб. Маргуш – Маргиана – Мургаб… Не кроется ли за этим нечто большее, чем простое сходство названий?

Еще в начале ХХ века американская экспедиция, получившая право на проведение археологических раскопок на территории Российской империи, предприняла попытку найти Маргуш. Обследовав пустынные районы восточного Туркменистана, американские ученые зацепились за огромное городище Гяур-кала («Город неверных»), расположенное в Мервском оазисе. Потом, уже много лет спустя, археологи выяснили, что этот холм скрывал в своих недрах руины Антиохии Маргианской. Но тогда американцам удалось лишь провести незначительные по масштабам раскопки, и разгадка тайны страны Маргуш была отодвинута на несколько десятилетий. Лишь после Второй мировой войны на берега реки Мургаб пришли советские археологи.

Уже первыми раскопками были обнаружены поселения, где люди обитали задолго до того, как имя страны Маргуш было упомянуто в Бехистунской надписи. В 1950-х годах в районе древней дельты реки Мургаб в 70–80 км к северу от Байрам-Али были найдены крупные поселения эпохи бронзы – Тахирбай и Аучин-депе. В 1972 году в Каракумах, к северу от Байрам-Али, начала работать экспедиция Института археологии Академии наук СССР.

«Первые раскопки мы начали на большом, видимо, столичном поселении, расположенном за первой барханной грядой, – пишет руководитель экспедиции доктор исторических наук В.И. Сарианиди. – Рядом с огромным холмом находится древняя крепость с мощными кирпичными стенами и округлыми оборонительными башнями. Пока шли раскопки на самом памятнике, параллельно проводились маршрутные разведки вокруг него, так что с каждым днем на схематической карте древнего оазиса появлялись все новые точки, отмечающие былые деревушки, поселки, крепости. Дожди и ветры веками раздували и размывали давно заброшенные поселения, так что некогда заботливо спрятанные вещи со временем оказались на поверхности. Нужно было лишь терпение и некоторый профессионализм, чтобы за очередным всхолмлением вдруг обнаружить терракотовую статуэтку древней богини, рассыпавшееся бирюзовое ожерелье, распавшийся бронзовый браслет, колечко, серьгу…».

В 1972 году и последующие раскопочные сезоны в песках к северу от Байрам-Али археологи выявили более 20 древних поселений и крепостей. Новые находки расширяли и дополняли представления о культуре открывающейся древней страны. С каждым годом в руках ученых оказывалось все больше и больше фактов, свидетельствующих о том, что эта страна была той самой таинственной «страной Маргуш», о которой говорит Бехистунская надпись.

Самые ранние следы городской цивилизации, обнаруженные в районе древней дельты Мургаба и в мервском оазисе, относятся к IХ – VI векам до н. э. Раскопки показали, что страна Маргуш имела развитую культуру, о чем свидетельствуют находки керамических и металлических печатей, терракотовых статуэток, амулетов и сосудов, в том числе ритуального назначения. В IX веке до н. э. здесь уже развивалась ирригация и был построен магистральный канал.

Исследования древнего поселения на холмах Яз-Депе, расположенных к северу от Байрам-Али, открыли мощную цитадель, которая некогда была сооружена на высокой восьмиметровой платформе из сырцового кирпича и окружена оборонительной стеной. Поселение Яз-Депе занимало площадь 16 га. В южной части Яз-Депе удалось обнаружить остатки монументального дворца с прямоугольным центральным залом, четырьмя коридорами и толстыми стенами. Возможно, этот дворец был даже двухэтажным. Возникновение этого относительно небольшого, но хорошо укрепленного поселения специалисты относят к IX веку до н. э. Судя по всему, оно было столицей древней Маргианы или резиденцией ее правителя.

Раскопки в Мервском оазисе позволили пролить свет на многие страницы истории Средней Азии, ранее остававшиеся неясными или вообще неизвестными. Долгое время, например, оставался дискуссионным вопрос о сходстве культур Маргианы и Древней Бактрии, основные центры которой находились на территории современного Афганистана. В Бехистунской надписи глухо упомянуто о том, что страна Маргуш входила в состав Бактрии. Но что это означало? Входила ли Маргиана в состав Бактрии как завоеванная страна или у народов этих областей имелась и культурная общность?

Многолетние работы совместной советско-афганской экспедиции и открытия в древней дельте Мургаба в 1970-х годах доказали, что культуры Бактрии и Маргианы были близки, если не идентичны, еще три с половиной тысячелетия назад. Они были созданы родственными племенами, пришедшими сюда в середине II тысячелетия до н. э., которые освоили вначале территорию будущей страны Маргуш, а затем – Бактрии. И еще за тысячу лет до того, как на Бехистунской скале была высечена знаменитая надпись, в долинах Мургаба и Амударьи уже существовала одна из древнейших цивилизаций Земли.

Исследования Мервского оазиса позволили археологам буквально по годам «прочитать» историю этой древней страны. Гигантские холмы оплывшей глины, высящиеся на месте древних городов, поражают до сих пор. Скрывая руины крепостных стен, дворцов и мечетей, они уходят за горизонт. Под холмом Эрк-Кала спят остатки Мерва эпохи Ахеменидов. Городище Гяур-Кала таит руины античной Антиохии Маргианской. Громадное городище Султан-кала представляет собой руины средневекового Мерва.

Холм Эрк-Кала располагается значительно южнее Яз-Депе, соседствуя со средневековым Старым Мервом. В VI–IV веках до н. э., во времена господства персидских царей, здесь располагался укрепленный город, занимавший площадь в 12 га. Он был обнесен толстой – 6,5 м в основании – крепостной стеной. Раскопки обнаружили на Эрк-Кале слои, относящиеся ко временам царя Дария и Александра Македонского. Стены этой крепости, которая позднее превратилась в цитадель разросшегося города, даже будучи полуразрушенными, местами достигают высоты 3–4 м. Когда город разросся, его территория была обведена новой стеной с массивными квадратными башнями. Эта стена, сложенная из сырцовых кирпичей и сегодня похожая на оплывший вал, охватывала площадь почти в 4 кв. км.

Во II веке до н. э. Маргиана вошла в состав Парфии. Являясь отдаленной провинцией, она служила местом ссылки пленных римских легионеров, захваченных парфянами во время бесконечных войн с Римом. При парфянских царях из династии Аршакидов Маргиана вступила в полосу нового расцвета. Однако и в первые века нашей эры культура Маргианы довольно заметно отличалась от культуры Парфии, по-прежнему тяготея к Бактрии. Господствующей религией здесь был зороастризм (близ селения Мунон-Депе археологи открыли зороастрийский некрополь). Были в Маргиане популярны и небольшие терракотовые статуэтки, изображавшие каких-то местных женских божеств.

На рубеже I–II веков Маргиана обособилась от Парфии. Здесь правили свои собственные цари, представители младшей ветви династии Аршакидов. Памятниками этого времени являются многочисленные монеты с надписями на греческом и парфянском языках и обозначением «А», означавшим, что эти монеты чеканились в Антиохии Маргианской.

В это же время в Маргиану начал проникать буддизм, а вместе с ним – элементы индийской культуры. В юго-восточной части городища Гяур-Кала археологами были обнаружены остатки крупного буддийского святилища, относящегося к II–III векам. Центром всего комплекса являлась большая ступа, перед которой возвышалась огромная, 5-метровой высоты фигура Будды, вылепленная из глины. Судя по остаткам краски, первоначально лицо Будды было окрашено в розовый цвет, позднее – в желтый, и третий раз перекрашено в буровато-красный. Находившаяся рядом ступа была сложена из кирпича-сырца и стояла на квадратной платформе размерами 13 × 13 м и высотой 4 м. С южной стороны ступы располагались кельи для монахов. Вероятно, в V веке этот буддийский комплекс был разрушен, скорее всего – во время какого-то нападения. В 1962 году археологи нашли среди развалин монастыря большую, почти полуметровой высоты расписную вазу, замурованную в тайнике, в которой почти полторы тысячи лет хранились спрятанные монахами во время набега сокровища: «синеволосая» голова Будды и древние рукописи, написанные на санскрите.

Вплоть до VIII столетия в Мервском оазисе, как и во всей Средней Азии, мирно уживались самые различные религии. Археологи нашли на городище Гяур-Калы и остатки христианского монастыря, сооруженного в V столетии, и маздаистского храма «великого священного огня», относящегося к середине VII века. Здесь же находился древний зороастрийский храм Кей-Мазрубан, до прихода арабов являвшийся главной городской святыней. Все начинает меняться на рубеже VII–VIII веков, с приходом сюда арабских завоевателей. В IX веке Мерв попадает под власть бухарской династии Саманидов, а уже в 1040 году в Хорасане воцаряются Сельджукиды, выходцы из тюркской кочевой среды. Государство Сельджукидов распространилось от Сирии и Малой Азии до Самарканда. Столицей этой огромной страны стал Мерв.

С периодом, когда город являлся столицей Сельджукидов (1040–1221), связан расцвет средневекового Мерва. В ту эпоху он был городом-гигантом, одним из величайших городов мира с населением больше миллиона человек. Его называли «городом, на который опирается мир».

Лежащий на маршруте Великого шелкового пути, Мерв вел обширную торговлю. Отсюда караваны шли через области Хорезма и Согда на восток – в Китай, и на юг, через Нишапур и Герат – в Индию. Город славился искусством своих многочисленных ремесленников, ткачей, гончаров и был широко известен как центр культуры и науки. По свидетельству арабского географа Якута ибн-Хамови, жившего и работавшего в Мерве, только одна из городских библиотек (а всего их было десять) насчитывала 120 тысяч томов.

В город вели четверо ворот. На центральной площади высился пышный дворец Сельджукидов. По приказу одного из них, султана Санджара (1118–1157), зодчий Мухаммед ибн-Атсиз из Серахса построил для себя величественный мавзолей Санджара, названный «Домом будущей жизни» – шедевр мировой архитектуры. Это самый большой мавзолей в Средней Азии. С восточной стороны к мавзолею примыкала мечеть с минаретом, которую арабский хронист XV века Исфазари назвал его «одной из величайших построек царств вселенной».

Сегодня мавзолей султана Санджара, увенчанный куполом-чашей, одиноко высится над развалинами Мерва мрачной кирпичной громадой. Этот мавзолей и еще несколько полуразрушенных построек – все, что уцелело сегодня от средневекового Мерва. Все остальное покоится под громадным, протянувшимся на несколько километров холмом Султан-Кала, усыпанным битыми черепками, осколками цветного стекла и керамики. Культурный слой здесь достигает двенадцати метров.

В 1221 году младший сын Чингисхана, царевич Тули, всего с восемьюдесятью тысячами всадников осадил почти полуторамиллионный город, окруженный мощными укреплениями. Мерв сдался практически без боя. Сорок дней длилась резня. После разгрома города в живых осталось всего четыре человека. Мервский оазис запустел на долгих два столетия.

 

Дворцы и крепости в песках Хорезма

Расположенный в низовьях Амударьи Хорезм занимает особое положение в древней истории. Наряду с Греко-Бактрией и Парфией он являлся одним из важнейших культурных центров Средней Азии. Здесь довольно рано сложилась развитая городская культура. Отделенный от Греко-Бактрии и Парфии песками пустынь, Хорезм остался вне сферы досягаемости их воинственных царей. В то же время довольно тесными были связи Хорезма с кочевыми племенами Казахстана и Южной Сибири.

Богатейший материал по истории древнего Хорезма дали раскопки в Топрак-кале – прославленном археологическом памятнике, расположенном на правом берегу Амударьи. Исследования Топрак-калы, начатые еще в конце 1930-х годов, велись советскими учеными (С.П. Толстовым и другими) на протяжении нескольких десятилетий.

Во 2-й половине III – начале IV века Топрак-кала являлась резиденцией хорезмийского царя. Обширный замок, занимавший площадь 500 х 350 м, был обнесен валом и крепостными стенами с башнями. Через всю его территорию пролегала широкая (до 10 м) парадная магистраль. Четкая сеть продольных и поперечных улиц делила город на правильные кварталы. В северо-западном углу располагался огромный трехбашенный царский дворец, сооруженный на кирпичной платформе 12-метровой высоты. Это была постройка, не имевшая себе подобных ни в Хорезме, ни в Средней Азии вообще.

По первоначальному замыслу строителей дворец был построен квадратным в плане, со сторонами длиной в 80 м. Чуть позднее к основному зданию были пристроены три квадратные башни, каждая размером 40 × 40 м. В результате получилась чрезвычайно величественная и оригинальная композиция. Высокие и глухие наружные стены придавали всему дворцовому ансамблю вид суровой и неприступной твердыни.

В центральном корпусе топрак-калинского дворца располагалось множество различных – жилых, парадных, хозяйственных и подсобных – помещений, часть из которых занимала два этажа. Все эти помещения четко делились на несколько самостоятельных комплексов определенного назначения, отделенных друг от друга мощными стенами. Среди руин археологи обнаружили более ста хозяйственных документов, сделанных арамейской письменностью на хорезмийском языке.

Многие комнаты дворца были украшены настенными росписями и глиняной скульптурой, но особенно выделялся своим убранством огромный (до 280 кв. м) центральный парадный зал – «Зал царей», вдоль ярко расписанных стен которого стояли глиняные статуи хорезмийских правителей – каждая размером вдвое больше натуральной величины. К сожалению, эти скульптуры сохранились только в обломках. Среди фрагментов торсов, рук, ног, голов не уцелело ни одного лица – видимо, они были намеренно уничтожены кем-то из завоевателей. О том, что эти статуи олицетворяли именно царей, свидетельствуют находки двух скульптурных корон, известных по изображениям на монетах.

Каждого царя, изображенного сидящим, окружали стоящие фигуры женщин – цариц и принцесс, мужчин – принцев и приближенных вельмож, и детей. Настоящая «портретная галерея»! Впрочем, и от этих скульптурных портретов до нас дошли лишь две сильно поврежденные головы – женщины («супруги царя Вазамара») и юноши-принца. Несмотря на повреждения, в их облике заметно стремление скульптора передать индивидуальные черты изображаемых им лиц.

Не менее интересным и богатым было убранство «Зала воинов». Это обширное (около 60 кв. м) помещение также украшала глиняная скульптура. Однако планировка и устройство «Зала воинов» полностью повторяли обычные для топрак-калинского дворца планировку и устройство жилых помещений. Это позволило ученым предположить, что «Зал воинов» служил царской опочивальней. У одной из стен «Зала воинов» был устроен очаг-камин. В нишах вдоль стен стояли большие глиняные статуи царей, а в промежутках между ними, на специальных подставках – фигурки воинов с оружием в руках.

Еще одно парадное помещение топрак-калинского дворца получило у археологов название «Зала танцующих масок». Убранство этого зала было посвящено культу Диониса – древнегреческого бога вина и веселья, популярного не только в античном мире. Украшавшие стены зала барельефы изображали вакхические танцы. Возможно, танцующие были в дионисийских масках – при раскопках археологи нашли голову одного из персонажей, с длинной черной бородой и козлиными ушами.

Относительно небольшой, но богато отделанный «Зал оленей» получил свое название из-за украшавших его глиняных рельефов с фигурами пасущихся ланей, переданных в почти натуральную величину. Судя по уцелевшим остаткам раскраски, лани были коричневого цвета, а фон – синий. Изображения ланей дополняли деревья, обвитые виноградными лозами, ветви с плодами гранатов.

Комнаты меньшего размера – вероятно, они являлись жилыми – украшала многокрасочная стенная живопись. Одно из таких помещений получило название «Зал арфистки» – по найденному здесь изображению молодой женщины с арфой. Другая комната («Зал червонных дам»), вероятно, входившая в комплекс помещений гарема, была украшена изображениями женщин на светлом фоне, покрытом красными сердечками.

Если топрак-калинский дворец с уверенностью можно считать царской резиденцией, то назначение древнехорезмийского комплекса в Кой-Крылган-кале в полной степени еще не определено. Это обширное городище, расположенное на правобережье Амударьи, в 22 км к северо-востоку от каракалпакского города Турткуля, привлекло к себе внимание археологов еще в 1938 году. Первые раскопки в Кой-Крылган-кале вела Хорезмская экспедиция под руководством С.П. Толстова. После Великой Отечественной войны исследования продолжились, и в 1951–1957 годах этот памятник был полностью раскопан.

Загадочное сооружение в Кой-Крылган-кале было возведено в IV–III веках до н. э. После первого этапа его существования и функционирования последовало длительное – вплоть до рубежа эр – запустение. Затем сооружение вновь «ожило» и просуществовало до IV века н. э.

На первом этапе ансамбль Кой-Крылган-калы представлял собой круглое двухэтажное здание диаметром 44,4 м. Его окружала оборонительная стена с девятью башнями, расположенными на равном расстоянии друг от друга. В одной из башен находился вход со сложной системой переходов, выводящих в итоге сразу на второй этаж центрального здания, где располагалась круглая открытая площадка. Первый его этаж занимали две изолированные группы помещений по четыре комнаты в каждой. Возможно, комплекс в Кой-Крылган-кале был связан с погребальными обрядами: помещения нижнего этажа предназначались для захоронения останков хорезмийского царя и его супруги, а площадка на втором этаже – для предназначенного к сожжению погребального инвентаря.

Ряд исследователей полагает, что сооружение в Кой-Крылган-кале являлось не только гробницей, но и храмом, посвященным культу обожествленного царя. Здесь, вероятно, производились также астрономические наблюдения. И всем известные замечательные достижения средневековой среднеазиатской астрономии имели, видимо, своим далеким истоком те наблюдения, которые делались в таких сооружениях, как хорезмийская Кой-Крылган-кала.

 

Старая Ниса

«Старая Ниса возникает еще в отдалении. На фоне острого силуэта Копет-Дага, выделяясь желто-бурой громадой среди зелени предгорий, массив древнего города манит величавым покоем. Сами горы определяют его масштаб… Крепостные валы, когда поднимаешься по двухметровому пандусу к единственным воротам, встречают тебя выставленными грудью вперед быкообразными башнями. Когда-то их стояло сорок три на пятигранном обводе крепостных стен.

С гребня вала открывается огромная чаша, с внутренними всхолмлениями, изрезанными археологическими раскопками. Сравнение с лунным кратером здесь особенно уместно.

Строения древней Нисы трудно угадать в поросших выгоревшей щетинкой травы покатых холмах. Различим, пожалуй, только “Квадратный зал”, и то благодаря остаткам поваленных набок четырехлопастных кирпичных колонн, рухнувших еще в V веке во время очередного жестокого землетрясения».

Так искусствовед Ю.Я. Халаминский в 1970-х годах описывал руины Нисы – первой столицы Парфянского царства, возникшего в III веке до н. э. и вскоре ставшего одной из четырех великих империй начала нашей эры, грозным соперником Рима.

Рост территории Парфянского царства начался при Митридате I (171–138 гг. до н. э.). К концу правления Митридата II (123—88 гг. до н. э.) Парфия окончательно утвердилась в статусе «великой державы» древности. Впрочем, Парфянское царство так и не смогло достичь того уровня экономического, социального и культурного единства, которого достигла Римская империя. Оно представляло собой не единое государство, а скорее конфедерацию восемнадцати полуавтономных царств. Ниса, древняя метрополия, в силу своей культурной слабости не могла претендовать на роль объединяющего начала и сохраняла свое значение лишь как сакральный центр, родовую вотчину правящей династии Аршакидов. Столица страны была перенесена в Месопотамию – в Ктесифон, а Ниса стала хранилищем древних царских святынь.

В III веке аршакидская Парфия полностью распадается. Одна часть древней столицы Парфии (ныне городище Новая Ниса) на много веков пережила государство Аршакидов. Поселение на этом месте существовало еще в XVIII веке. Расположенный рядом древний Митридатокерт – ныне городище Старая Ниса – погиб вместе с парфянской династией. Вероятно, в конце 1-й четверти III века он был разграблен и разрушен.

Оба этих городища располагаются в 18 км к западу от современного Ашхабада. Археологические раскопки здесь начались после Великой Отечественной войны и продолжались на протяжении многих лет. Ученые Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции под руководством М.Е. Массона и Г.А. Пугаченковой обнаружили здесь замечательные памятники архитектуры, скульптуры, прикладного искусства.

Оба поселения, несмотря на их названия, современны друг другу. Новая Ниса представляет собой собственно город, Старая Ниса – царскую резиденцию Митридатокерт. Для простых смертных доступ в эту укрепленную цитадель был закрыт. Неудивительно, что именно эта «святая святых» парфянских царей подарила археологам самые значительные и неожиданные открытия.

Одной из самых интересных и важных находок стал архив царского хозяйства – около 2,5 тысячи глиняных черепков с текстами, содержащих по преимуществу документы хозяйственной отчетности. В их числе советские востоковеды В.А. Лившиц и И.М. Дьяконов обнаружили и прочитали «памятную записку», содержащую важные сведения о восшествии на престол парфянских царей и родословном древе первых Аршакидов.

Одной из главных построек Старой Нисы являлся так называемый «Квадратный дом» (так окрестили его археологи). Первый камень в фундамент «Квадратного дома» был заложен, по-видимому, одновременно с основанием Митридатокерта. Здание представляло собой сложенную из кирпича-сырца замкнутую постройку с обширным внутренним двором (площадью 38 × 38 м) и двенадцатью кладовыми, располагавшимися по периметру здания – по три с каждой стороны двора. Глухие стены здания были обращены наружу, внутрь вел только узкий вход, расположенный сбоку, в юго-западном углу здания.

Первоначальное назначение «Квадратного дома» не вполне ясно; М.Е. Массон и Г.А. Пугаченкова полагали, что это – хранилище для инвентаря, сопровождавшего в загробный мир погребенных где-то поблизости первых парфянских царей. В последние же годы существования Митридатокерта «Квадратный дом» являлся царской сокровищницей. Об этом неоспоримо свидетельствуют весьма ценные находки, сделанные археологами среди его развалин.

Судя по всему, сокровищница была разграблена еще в древности – скорее всего тогда, когда погибла, разрушенная противниками Аршакидов, Старая Ниса. Однако немалое число художественных сокровищ осталось лежать под развалинами, дожидаясь своего часа. Значительная их часть, судя по всему, в свое время привезена из западных областей Парфянской державы и даже из еще более далеких областей и стран. Среди этих находок – мраморные статуи, остатки парадной мебели, монеты античных причерноморских городов, позолоченные терракоты, изящные серебряные статуэтки, изображающие Афину, Эрота и других античных богов. Но самой сенсационной и значительной находкой в Нисе стали великолепные ритоны – сосуды для вина в виде рога, сделанные из слоновой кости. Всего их было найдено, считая с обломками, около сорока.

Ритоны из Нисы – выдающиеся и исключительно интересные образцы искусства древних резчиков по кости. Эти крупные, до 40–60 см в высоту, сосуды (археологи датируют их II в. до н. э.) служили для ритуальных возлияний. Вероятнее всего, из них проливалось вино над жертвенником или священной чашей. Острый конец рога завершался резными фигурками богов, грифонов, крылатых слонов или изображением человека-быка Гопатшаха, могущественного покровителя вод и стад. Раструб ритона опоясывал широкий фриз, украшенный многофигурными сценами.

Сами ритоны, фигурки крылатых грифонов и других фантастических существ, завершающие их, являются персидскими. Такой своеобразный тип сосудов хорошо известен на Востоке, в частности, в ахеменидском искусстве. Но рельефы, украшающие верхнюю часть ритонов, по сюжетам и по стилю чисто греческие. На одном из ритонов сохранилась даже надпись с именем греческого божества, сделанная греческими буквами. Таким образом, ритоны из Нисы можно считать сосудами персидского типа с греческим декором.

Одной из важнейших монументальных построек Старой Нисы являлся так называемый «Квадратный зал». Его назначение до конца не прояснено. Предполагается, что во времена первых Аршакидов это был храм огня. Позднее, когда столица Парфиены переместилась и Ниса осталась лишь почитаемой древней резиденцией, этот храм стал родовой святыней царской династии, где возжигался огонь в честь усопших и обожествленных парфянских царей. Предположения о том, что «Квадратный зал» мог служить залом официальных приемов, остаются пока неподтвержденными. Впрочем, несомненно, что здесь проводились какие-то важные церемонии – уж слишком пышно и торжественно был оформлен этот зал. По своему устройству он представляет собой типичный иранский «храм огня», но в его внутреннем убранстве заметны греческие черты.

Все сооружение возвышалось на сплошной двухметровой платформе из кирпича-сырца. Площадь зала, в который вели три прохода, составляла 400 кв. м (20 × 20 м), высота – 10 м. Зал перекрывала плоская деревянная кровля с большим световым люком в центре, опиравшаяся на четыре центральных столба, сооруженных из кирпича особой лекальной формы. Стены трехметровой толщины делились на два яруса: нижний был оштукатурен и побелен, а верхний выкрашен в темно-красный цвет. Капители пристенных колонн пестрили голубым, розовым, кремовым и малиновым цветами, стены расписаны бело-красно-черным орнаментом. Между колоннами в нишах верхнего яруса стояли 2,5-метровые глиняные статуи мужчин в латах, плащах и шароварах, и женщин, задрапированных в длинные, ниспадающими складками, белые мантии и облаченных в ярко-красные головные уборы. Вероятнее всего, это были изображения обожествленных предков парфянских царей.

В ансамбль священных построек Старой Нисы входил и так называемый «Круглый храм» – цилиндрическое здание, покрытое высоким черепичным шатром и стоявшее на массивном квадратном основании. Возможно, это была усыпальница парфянских царей: хотя никаких погребений здесь не было обнаружено, сам тип постройки восходит к очень древним концепциям погребальной архитектуры. По своему построению и ряду деталей «Круглый храм» напоминает греческий храм Арсинойон на острове Самофракия (II в. до н. э.), посвященный культу Великих богов-Кабиров. Впоследствии этот культ слился с почитанием божественных близнецов Диоскуров, которые считались покровителями династии Селевкидов.

Второй храм Старой Нисы, «Башенный храм», сохранился хуже всего. В одном из его святилищ на постаменте высилась статуя. Высказывалось предположение, что это могло быть изображение основателя династии парфянских царей Аршака. Но самую большую известность среди скульптур, найденных в Нисе, получила так называемая «Родогуна».

Эта невысокая (около 60 см) мраморная фигура обнаженной женщины, несомненно, была привезена в парфянскую столицу из Средиземноморья – вероятнее всего, из Александрии. Женщина изображена в позе Афродиты, выжимающей мокрые волосы. Однако ее суровое и властное лицо навело Г.А. Пугаченкову на мысль, что скульптор изобразил здесь не греческую богиню любви, а переданную в ее облике парфянскую царевну, отважную дочь Митридата I – Родогуну.

Образ Родогуны был чрезвычайно популярен в парфянской среде. Она была женой сирийского наместника. Однажды, когда принцесса мыла волосы, пришла весть, что восстало одно из покоренных племен. Кое-как скрутив узлом недомытые пряди, Родогуна надела доспехи, вскочила на коня и кинулась в бой, дав обет домыть волосы лишь после победы…

Раскопки в Старой Нисе, древнейшем из парфянских поселений, открыли археологам многие тайны своеобразнейшей культуры Парфии. И не только Парфии – по мнению специалистов, Ниса дала об эпохе греческого господства больше сведений, чем сами греческие поселения. В то же время раскопанные постройки Старой Нисы типологически отражают как иранские, так еще более древние восточные традиции. Даже на поселениях Греко-Бактрии археологи не встречали ничего подобного! Синтез местных и греческих начал проявился в Парфии гораздо сильнее, и исследования в Старой Нисе со всей отчетливостью высветили эту особенность парфянской культуры.

 

Кушан – забытая буддийская империя

Вначале были монеты. Как правило – медные, реже – золотые, с изображениями грозных бородатых царей и божеств, один перечень которых ставил ученых в тупик: иранский бог солнца Митра, среднеазиатские Вадо – бог ветра, Ардохшо – богиня плодородия, Мах – божество луны, индийский Шива, ближневосточная богиня-мать Нана, греческие Гелиос и Селена, египетский бог Серапис, и, наконец, Будда… Где, когда и в каком государстве мог существовать такой причудливый пантеон?

Не менее странными были и надписи на монетах. Некоторые из них были греческими, другие – индийскими, но в большинстве случаев они были выполнены греческими буквами на неизвестном языке.

Первые такие монеты попали в руки ученых еще в 1820-х годах. Спустя несколько десятилетий ими весьма заинтересовался англичанин Александр Каннингем – военный инженер, служивший в Индии, страстный любитель древностей и нумизмат. Впоследствии он стал первым руководителем Археологической службы Индии.

Естественно, что сперва Каннингем попытался разобраться в более знакомых ему греческих и индийских надписях. Они повторяли друг друга и содержали титулы и имена трех загадочных царей – Кудзулы Кадфиза, Вимы Кадфиза и Канишки. В некоторых случаях наряду с титулом «царь царей» упоминалось название народа или страны – Кушан.

Из трех прочитанных имен Каннингему было знакомо одно: Канишка. Об этом мудром правителе древности, великом покровителе буддизма, сообщалось в буддийских текстах Индии, Тибета и Китая, его имя было знакомо выдающемуся среднеазиатскому ученому Средневековья Абу Рейхану аль-Бируни. Но никто никогда не упоминал о том, что этот знаменитый древний царь был кушанским государем! И что это за страна такая – Кушан?

Вплоть до 2-й половины XIX столетия ученый мир не знал о существовании Кушанской империи. А между тем, как впоследствии выяснилось, в древних текстах сохранилось довольно много разрозненных сообщений о ней. О могучем Кушанском царстве писали китайские летописцы, путешественники, странствующие буддийские монахи. О ней знали римские географы и историки. Название этой страны в персидском варианте – Кушаншахр – встречается в надписях сасанидских царей Ирана, о войнах Сасанидов с кушанами писали армянские и сирийские авторы.

Среднеазиатские кочевые племена, сокрушившие Греко-Бактрийское царство, обосновавшись на землях Бактрии, образовали пять отдельных владений. Кочевники довольно быстро восприняли традиции оседлой культуры. В I веке до н. э. они уже начинают сооружать новые ирригационные каналы, восстанавливать города. Один из пяти правителей по имени Герай начинает чеканку собственных монет, в надписях на которых он впервые именует себя кушанцем. Совокупность изображенного на монетах Герая вооруженного всадника и греческой надписи была призвана символизировать связь двух начал: традиций кочевой степи и эллинистической государственности Греко-Бактрии.

По прошествии ста с небольшим лет, вероятно в I веке н. э., преемник Герая Кудзула Кадфиз (Кадфиз I; приблизительное время правления – от 25 г. до н. э. до 35 г. н. э.) подчинил своей власти четыре других княжества, создал новое государство – Кушанское царство и принял пышный титул «царя царей». Его сын и преемник Вима Кадфиз (Кадфиз II; приблизительное время правления – 35–62 гг. н. э. или несколько позже) завоевал значительную часть Северо-Западной Индии. При Кадфизе I ядром Кушанского государства являлась Бактрия, а столицей, скорее всего, был город Бактры (Балх). В дальнейшем политический центр страны переместился на юг, в город Пурушапура (ныне Пешавар).

Самым известным кушанским правителем был третий царь – Канишка, с именем которого связан расцвет империи, подъем экономики и культуры, утверждение и распространение буддизма. Память об этом выдающемся правителе сохранилась во множестве поздних буддийских сказаний, рисующих Канишку как ревностного буддиста и мудрого правителя. В середине II века Канишка избрал буддизм в качестве государственной религии страны. В главных центрах империи – Балхе, Бамиане, Газни, Баграме – были созданы огромные буддийские комплексы, где в окружении многочисленных ступ поднимались величественные статуи загадочно улыбающегося Будды. Проходившие с караванами через Афганистан китайские пилигримы-буддисты с восхищением писали о множестве существовавших здесь монастырей и буддийских храмов, которые повидавшие мир странствующие монахи признавали самыми величественными из всего, что им доводилось видеть.

При Канишке Кушанская империя превратилась в одно из сильнейших государств древнего мира. Наряду с Римской империей, Парфянским царством (а позднее – Сасанидским Ираном) и Китаем она входила в четверку «великих держав» поздней античности, распространивших свое влияние практически на весь Старый Свет – от Атлантического до Тихого океана. Позднее историки назовут этот период (I–IV вв. н. э.) «имперским». Эти четыре империи были тесно связаны между собой сложными политическими, торговыми и культурными нитями.

Среди преемников Канишки наиболее известными были цари Хувишка и Васудева. При Васудеве Кушанское царство начало клониться к упадку. Его наследникам пришлось вести длительную борьбу как с Сасанидским Ираном, так и с местными династиями, утвердившимися в различных районах Индии. Наиболее ожесточенный характер война с Ираном приобрела к середине III века. Шах Шапур I (241–272 гг.) захватил западные области Кушанской империи. Спустя сто лет сасанидские войска вторглись в сердце страны – на территорию Бактрии, и шахские наместники этой области стали именоваться «царями кушан». В руках законных кушанских царей оставалась лишь Гандхара – область на северо-западе Индии. Остатки некогда могучей империи вскоре были покорены индийским государством Гуптов. От великого государства не осталось практически ничего, кроме надписей на монетах да кратких индийских текстов…

Ничего?

«Этот акрополь – храм в честь Канишки Победителя, которым господин царь почтил Канишку. И вот, когда первоначально было закончено сооружение акрополя, тогда высохли внутри него находящиеся хранилища воды, в результате чего акрополь остался без воды. И когда от сильного летнего зноя наступила засуха, тогда боги из их гнезда были унесены – и изображения их и скульптуры их. И акрополь опустел – до тех пор, пока в 31-м году управления, в месяце нисан, пришел сюда к храму канаранг – наместник Ноконзок, любимый царем, наиболее дружественный к царю, сиятельный, старающийся, делающий добро, полный добродетелей, чистый помыслами по отношению ко всем существам. Затем он акрополь обнес стеной, вырыл колодец, провел воду, выложил колодец камнем так, чтобы акрополь не испытывал недостатка в чистой воде и чтобы в случае засухи, возникающей от сильного летнего зноя, боги не были бы унесены из их гнезда, чтобы акрополь не опустевал. А над колодцем был устроен подъемник для воды, было сооружено также водохранилище. И благодаря этому колодцу, и благодаря этому водоподъемнику весь акрополь стал процветающим. И этот акрополь и это… сделали Хиргоман, Бурзмихр, сын Кузгашки, Астилганциг и Ноконзок, канаранги, послушные приказу царя. И написал эту надпись Евман вместе с Михраманом, сыном Бурз-михра, и Амихраманом».

Это – текст высеченной на камне надписи, относящейся к временам правления царя Канишки. Ее нашли в 1950-х годах французские археологи во главе с Даниэлем Шлюмберже, раскопавшие большой кушанский храм в Сурх-Котале (Северный Афганистан). В руки исследователей впервые попал длинный, связный, хорошо сохранившийся кушанский текст, выполненный четкими греческими буквами. Впрочем, прочитать его оказалось не так-то просто: надпись была сделана на неизвестном языке, который, по-видимому, и являлся государственным языком Кушанской империи. Лишь после многолетних усилий и новых открытий, сделанных археологами – прежде всего советскими, внесшими огромный вклад в разгадку тайны Кушан, – надпись удалось прочесть. Сделал это советский исследователь Владимир Лившиц, один из крупнейших знатоков древних языков Средней Азии. Расшифровка надписи из Сурх-Котала позволила определить и язык кушанской Бактрии: это было одним из восточноиранских наречий, близкое согдийскому и хорезмийскому.

Прочтение сурх-котальской надписи открыло новый этап в истории изучения загадочной империи. Впервые наряду с именами царей зазвучали имена зодчих, писцов, строителей – людей, населявших Кушан и созидавших великую культуру этой страны. А именно высокий уровень культуры и стал едва ли не наиболее значительным достижением кушанской эпохи. «В кушанской культуре (при всех ее локальных и временных различиях) в творческом единстве были сплавлены достижения местной цивилизации древневосточного типа, лучшие традиции культуры эллинизма, утонченность искусства Индии и особый стиль, принесенный кочевыми племенами из просторов Азии».

Одним из самых ранних по времени возникновения памятников Кушанского царства был Халчаян – центр одного из кочевнических владений на севере Бактрии, расположенный в долине Сурхандарьи (Таджикистан). Здесь в 1959–1963 годах советские археологи под руководством Г.А. Пугаченковой открыли небольшой, богато украшенный дворец правителя, в облике которого «чисто азиатские» архитектурные формы тесно переплелись с эллинистическими. В Халчаяне воочию можно увидеть истоки замечательной кушанской культуры.

В сохранившихся фрагментах росписей и скульптур присутствуют одновременно и детали иранских костюмов и причесок, и явные признаки эллинистического влияния. Здесь были найдены изображения античных божеств Ники и Афины, сатиров, обнаженных амуров с гирляндами – все обычные элементы греческих декоративных росписей. Однако основной идеей декоративного убранства халчаянского дворца является прославление царствующей династии. Какой? Г.А. Пугаченкова предположила, что дворец в Халчаяне принадлежал Гераю – тому во многом загадочному князю, которого принято считать основателем Кушанской империи.

О том, как культура Кушан усваивала и творчески перебатывала различные традиции, позволяют судить результаты раскопок на холме Кара-тепе близ Термеза, начатые в 1961 году совместной экспедицией Государственного Эрмитажа, Музея искусств народов Востока и Всесоюзной центральной научно-исследовательской лаборатории по консервации и реставрации Министерства культуры СССР. На протяжении полутора сезонов работ здесь были раскрыты остатки огромного буддийского культового комплекса кушанской эпохи. Широкое распространение буддизма у кушан связано с периодом правления Канишки. Находки в Кара-тепе позволили установить, что уже в те времена этого вероучения придерживались не только царь и придворная знать, но и самые широкие слои населения империи. Комплекс памятников Кара-тепе включал в себя до 25 сооружений ритуального характера – ступ, пещерных храмов и наземных святилищ. Среди руин были найдены многочисленные обломки буддийских статуй и рельефов, а также фрагменты стенных росписей. Они стали одним из важнейших источников для изучения истории буддизма за северными пределами Индии.

Великолепные образцы буддийского искусства, относящиеся к кушанской эпохе, найдены археологами во всех областях Афганистана. Ко временам Кушанского царства относились и знаменитые Будды Бамиана, разрушенные дикарями весной 2001 года. В облике бамианских Будд тоже отразилось влияние различных культур: статуи были облачены в одеяния, напоминающие греческие туники. Легкая драпировка складок одежды, покрывающей фигуры, вызывала в памяти образы классических античных скульптур.

Еще одним значительным памятником кушанского периода является святилище Матхура (Северная Индия) – крупный художественный центр Кушан, где археологами был найден целый ряд царских статуй. В их числе – ныне знаменитая статуя Канишки, ставшая сегодня своеобразным символом исчезнувшей Кушанской империи: от скульптуры уцелела лишь нижняя часть, приблизительно до уровня груди. Головы нет, и облик легендарного царя остался для нас загадкой, как остаются нераскрытыми еще многие другие страницы истории Кушан…

 

Открытие Согдианы

Весной 1932 года пастух Джур-Али Махмед-Али, пасший овец недалеко от таджикского кишлака Хайрабад, нашел полусгнившую корзину, полную кожаных свитков, покрытых непонятными письменами. Он отнес ее в селение Варзи-Минор и отдал секретарю местного райкома. Тот отвез загадочные свитки в Душанбе, где ученые распознали в одном из документов не известные дотоле согдийские письмена. Это было открытие мирового значения.

К месту находки – горе Кала-и-Муг, что в переводе означает «Замок колдунов», – немедленно отправилась археологическая экспедиция. На вершине горы высились остатки крепостных стен – руины древнего замка. Вероятно, когда-то это было грозное укрепление. И все же, как показали уже первые раскопки, замок был разрушен, разграблен и сожжен. Но когда и кем? Об этом могли рассказать древние кожаные свитки. Но их никто не мог прочесть: в то время письменность согдийцев была еще не дешифрована.

Лишь после Великой Отечественной войны началось планомерное исследование замка на горе Муг. Вскоре раскопки охватили и древнее городище Пенджикент, расположенное на окраине современного одноименного города. Когда в 1946 году сюда пришли археологи в главе с профессором А.Ю. Якубовским, перед их взором предстали сглаженные и оплывшие глиняные бугры – остатки древних строений и стен. Их было очень много – целый город…

Раскопки Пенджикента велись на протяжении четверти века. После смерти А.Ю. Якубовского ими руководил А.М. Беленицкий. В Пенджикенте археологам представился редкостный случай: им не пришлось пробиваться через множество культурных наслоений, добираясь до самого древнего. Они сразу же «вошли» в VIII век нашей эры. Сделанные здесь находки не перестают поражать воображение. Остатки многочисленных зданий, бесценные произведения живописи и скульптуры открыли облик древних согдийцев, своеобразие их культуры…

Согдиана (Согд) на протяжении многих веков являлась одной из важнейших областей Средней Азии, заметно выделяясь по уровню своего развития. Главным городом Согда была Мараканда, руины которой расположены на окраине современного Самарканда. В политическом отношении Согд представлял собой конгломерат мелких княжеств, среди которых выделялись несколько более сильных и влиятельных.

Столицей одного из княжеств являлся Пенджикент. Площадь города была невелика: в общей сложности всего 19 га. На западе возвышалась хорошо укрепленная цитадель – кухендиз, еще выше поднималась сторожевая башня, соединенная с крепостью и городом коридором оборонительных стен. Центральная площадь собственно города – шахристана – с одной стороны была сплошь застроена двух– и трехэтажными домами знати. С другой стороны возвышались украшенные скульптурой и многоцветными росписями открытые портики двух городских храмов. Как показали раскопки, один из этих храмов был покинут еще в древности, а второй погиб в огне огромного пожара. В результате в первом храме относительно хорошо сохранились стенные росписи, но сгнили или были растащены все деревянные детали архитектуры, а во втором безвозвратно погибла стенная живопись, но зато уцелело обугленное дерево.

Каждый храм состоял из обширного прямоугольного двора, окруженного стеной, и центральной части, поднятой на высокую платформу. Храмы выходили на площадь широкими, открытыми на восток порталами – айванами.

Один из двух храмов Пенджикента – северный, тот, что был по каким-то причинам покинут, – как установили исследователи, был посвящен местному культу обожествленных природных стихий. Его центральный айван украшали раскрашенные глиняные рельефы, по технике и по характеру изображений напоминавшие произведения кушанского искусства. Рельефы тянулись вдоль всего айвана, обтекая дверной проем и переходя с одной стены на другую. Лучше сохранилась левая, южная половина. Здесь располагалась рельефная композиция, изображающая обожествленную реку Зеравшан, называвшуюся по-согдийски Намик – «Несущий воды». Из каменистого грота бежали окрашенные синей краской струи воды со спиральными завитками волн. В воде плавают всевозможные существа, среди которых – зубастое чудовище, заглатывающее двух небольших рыб, фигура мифического тритона – существа с телом человека и рыбьими хвостами вместо ног, бога воды с трезубцем в правой руке. Несмотря на то что изображения сильно повреждены, все же достаточно ясно можно понять, что перед нами персонажи, известные еще по памятникам кушанского искусства. Зубастое чудовище – макара – пришло сюда из индийской мифологии, а изображения тритона, дельфина, Посейдона (Нептуна) и Нереиды заимствованы из античного (греческого) искусства.

В южном храме, погибшем в огне большого пожара, уцелели остатки стенной живописи, и в их числе – ныне знаменитая «сцена оплакивания». В сюжете этой росписи А.Ю. Якубовский видит легенду о Сиявуше – божестве в облике прекрасного юноши, олицетворявшего ежегодно умирающую и воскресающую природу.

На ложе под балдахином покоится тело умершего юноши. Его оплакивают боги и люди. Древний художник, пользуясь темно-красной, коричневой, черной и белой красками, проложенными по алебастровому грунту, живо передал разнообразные позы людей, характерное различие в их лицах. Скорбя по ушедшему, плачущие наносят себе удары, рвут на себе волосы, царапают лица, надрезают длинными ножами мочки ушей. Одни из этих людей – светлокожие, с овальными лицами – несомненно, согдийцы. Лица других выкрашены в желто-коричневый цвет, у них подчеркнуты выступающие скулы и удлиненные раскосые глаза: это, по-видимому, тюрки. В оплакивании принимают участие и божества, чьи изображения располагались по сторонам от центральной группы. Справа находились божества мужские, слева – женские. Их изображения по размеру значительно больше, чем фигуры людей, вокруг их голов видно сияние нимба, а одна из богинь изображена многорукой.

Пенджикентские храмы – блестящие памятники своеобразного и неповторимого согдийского искусства. Еще более ярко черты этой самобытной художественной культуры отразились в убранстве жилищ городской знати. Центром каждого дома служила гостиная – просторный и очень светлый зал. Его убранству придавалось особое значение. В центре плоского потолка между четырьмя деревянными колоннами устраивался большой световой люк, дававший свободный доступ свету и воздуху. Вдоль стен тянулись лежанки-суфы, покрытые пестрыми тканями и подушками, а прямо против входа обычно устраивалось почетное место. Деревянные колонны и балки были щедро покрыты резьбой и раскрашены. Резьба по дереву включала в себя геометрические и растительные узоры, изображения божеств, людей и животных, выполненные в виде барельефов или почти объемных статуй. Среди резных изображений можно встретить сасанидские, кушанские, ближневосточные, эллинистические и индийские мотивы.

Всю поверхность стен парадных залов занимали многоцветные росписи, редкостные по качеству исполнения, краскам и сюжетам. Остатки стенных росписей обнаружены во многих десятках домов Пенджикента, а занимаемая ими площадь насчитывала, вероятно, сотни кв м. Росписи Пенджикента – самые замечательные произведения древнего среднеазиатского искусства. Создававшие их художники восприняли ряд приемов, образов и композиций из искусства Греко-Бактрии, Кушан, Индии, Ирана и других стран Востока. Но впитав все это, согдийские мастера создали своеобразные и совершенно неповторимые произведения, отличающиеся от живописи других стран и народов.

Сегодня хорошо известен фрагмент росписи одного из пенджикентских домов, изображающий знаменитую «арфистку» – необычайно изящную женщину с нимбом вокруг головы, задумчиво перебирающую струны арфы. Художник тщательно изобразил все детали легкой нарядной одежды арфистки, богатый головной убор, серьги в ушах и браслеты на руках, прическу с двумя косичками, спускающимися вниз по обеим сторонам лица.

Пенджикент, являвшийся центром самого восточного из согдийских княжеств в долине Зеравшана, вовсе не был каким-то культурным феноменом. Раскопки других городов Согдианы показали, что обилие деревянной резьбы и стенной живописи было характерно для согдийских жилищ вообще. Великолепные росписи были открыты во дворце правителя Согда в Самарканде (на городище Афрасиаб), в резиденции бухарских владетелей в Варахше и во дворце правителей Усрушаны в Шахристане. Любопытно, что среди сюжетов росписей последнего была сцена с изображением волчицы, кормящей двух младенцев, – едва ли не точная копия римской Капитолийской волчицы, вскормившей Ромула и Рема!

Уникальный характер носило живописное убранство парадного зала дворца в Варахше. Специалисты окрестили его «индийским залом». Его стены покрывали росписи, изображающие жизнь Индии. Согдийский художник написал здесь сцены охоты царя на барсов, тигров и грифонов. Царь изображен верхом на слоне, на голове слона сидит значительно меньший по размеру слуга. Несмотря на то что Индия не столь уж далека от Согдианы, живописец, судя по всему, никогда в жизни не видел живого слона и изобразил его одного размера с барсами и тиграми, причем бивни у него растут не из верхней, а из нижней челюсти. На слона надета обычная конская сбруя с удилами и со стременами, изображенная, кстати, с необычайной тщательностью – здесь-то художник знал, что рисовал!

Произведения архитектуры, живописи и скульптуры, найденные в Пенджикенте и других согдийских городах, демонстрируют необычайно высокий уровень культуры Согдианы конца IV – середины VIII века. Согдийцы единственными среди других народов Средней Азии сохранили древние художественные традиции, восходящие еще к эпохе эллинизма – такие, например, как производство терракот. Согдийские мастера изготавливали великолепные, весьма разнообразные серебряные чаши, блюда и кувшины, в которых заметно влияние греческих образов, умели хорошо обжигать посуду, ткать шелк, выделывать кожу, изготавливать красивую, отличного качества утварь. Рассчитывая в значительной мере на международную торговлю, согдийские ремесленники нередко украшали свои изделия в персидском, китайском и византийском вкусе.

Раскопки древнего Пенджикента дали наиболее полную картину культуры и быта согдийского города накануне арабского завоевания. В начале VIII века Согдиана подверглась иноземному нашествию, прервавшему естественный ход развития страны. Борьбу с захватчиками возглавил правитель Пенджикента Диваштич. Потерпев поражение, он с небольшой группой уцелевших воинов укрылся в замке на горе Муг. Однако замок не был приспособлен к длительной осаде. Это побудило Диваштича прекратить оборону и сдаться врагам, пообещавшим ему неприкосновенность. Арабы сперва с почтением отнеслись к пленному пенджикентскому князю, но затем Диваштич был распят. Его отрубленную голову и левую руку отправили халифу. Замок на горе Муг был разгромлен. Варварскому разрушению подвергся и Пенджикент. С 20-х годов VIII века жизнь в городах Согдианы замерла. Только много лет спустя сюда пришли ученые. И крепость на горе Муг, последний оплот согдийцев, стала первым найденным памятником древней культуры, заново открывшей человечеству свои сокровища.