"С меня хватит, — сказала мама Сары, расстроенная непоследовательностью и непредсказуемостью дочери. — Она ничего не доводит до конца, как бы мы ни старались ей помочь". Родителей Сары особенно беспокоила одна проблема, возникавшая снова и снова. Они прикладывали все силы, чтобы осуществить очередную мечту своей дочери, но каждый раз девочка отступалась от задуманного, столкнувшись с первыми трудностями. Например, родители долго откладывали деньги на обучение дочери фигурному катанию Перестроили свой распорядок дня так, чтобы успевать отвозить ее занятия, но она бросила их уже после второго урока. Сара была импульсивна, нетерпелива, легко выходила из себя. Она все время обещала вести себя хорошо, но часто не сдерживала обещания. Родители Питера также беспокоились за сына. Он был хронически нетерпелив и раздражителен, скверно вел себя с родителями и с сестрой. "Он как будто, не понимает, — сказал мне его отец, — что его слова могут испортить настроение всей семье». Питер постоянно со всеми спорил и ни с чем не соглашался. У него не было долгосрочных планов и стремлений. Он ничем не увлекался, кроме Nintendo и компьютерных игр. Понятие «труд» для него совершенно ничего не значило, касалось ли это школьных занятий, домашней работы или домашних обязанностей. «Больше всего меня беспокоит то, сказал его отец, — что Питера вообще ничего не беспокоит». Мальчика ни сколько не смущало отсутствие перспектив и хоть каких-то значимых целей.

С некоторыми отличиями, Сара и Питер демонстрировали одинаковый набор личностных черт. Оба они были импульсивны. Оба, казалось, понимали, как нужно себя вести, но никогда этого не делали Оба не были склонны к размышлениям, действовали необдуманно под влиянием момента. Родители обоих детей хотели знать, пора ли бить тревогу. Мой ответ родителям Сары был: «Пожалуй, нет», Саре тогда было всего четыре года, и такие характеристики соответствовали ее возрасту. При нормальном развитии, установки и поведение Сары должны были измениться в последующие годы. А вот родителям Питера беспокоиться стоило. Ему исполнилось четырнадцать, и, по крайней мере, в этом отношении, его личность не развивалась с тех пор, как он был дошкольником.

И Сара, и Питер проявляли симптомы того, что я называю «синдромом дошкольника» — поведения, характерного для детей дошкольного возраста. На этом этапе развития некоторые психические функции у детей пока еще не интегрированы; отсутствие интегративного функционирования — верный признак психологической незрелости. Конечно, «право» вести себя, как дошкольники. имеют только дошкольники. У детей постарше и у взрослых отсутствие интеграции указывает на незрелость, несоответствующую возрасту.

Физический рост и физиологическая зрелость не дополняются психологическим и эмоциональным взрослением автоматически. В своей книге The Sibling Society Роберт Блай доказывает, что незрелость свойственна всему нашему обществу. «Люди забывают взрослеть, все мы — рыбки в аквариуме полувзрослых людей»1, - пишет он. В современном мире синдром дошкольника поражает многих детей, давно вышедших из возраста детского сада; его можно встретить у подростков и даже у взрослых. Многие взрослые не достигли зрелости: не научились быть независимыми, целеустремленными личностями, способными удовлетворять собственные эмоциональные потребности и уважать потребности других людей.

Есть несколько причин, по которым зрелость сегодня встречается все реже, и основная из них, по нашему мнению — ориентация ровесников. Чем раньше ребенок начинает ориентироваться на ровесников, и чем значимее они для него будут, тем выше его шансы на «вечное детство».

Питер был очень сильно ориентирован на ровесников. Непонятно, что возникло раньше. То ли незрелость сделала его таким, то ли ранняя ориентация на ровесников привела к задержке развития. Первопричиной может быть и то, и другое, но, однажды возникнув, ориентация на ровесников «консервирует» проблему. В любом случае, дети, ориентированные на ровесников, не могут повзрослеть.

Что значит «незрелость»

По мере того как мы взрослеем, наш мозг вырабатывает способность сочетать, одновременно испытывать различные впечатления, чувства, мысли, ощущения и импульсы, не путаясь в них и сохраняя способность действовать. Именно эту способность я назвал интегративным функционированием, говоря о синдроме дошкольника. Достижение этой точки развития оказывает огромное преобразующее и воспитательное воздействие на личность и поведение. Признаки «детскости», например, импульсивность и эгоцентризм, исчезают, и начинается формирование сбалансированной личности. Научить этому мозг невозможно; способность к интеграции может развиться только сама, до нее нужно дорасти. У древних римлян было специальное слово для этого: «tempero» («умерять, уравновешивать»). Сейчас мы используем слово «уравновешивать» в значении «регулировать», «сдерживать», но первоначально оно относилось к смешиванию различных компонентов для получения глины. И Сара, и Питер были «неуравновешенны» в своем опыте и выражении чувств, уравновешенность — неспособность вынести смешения чувств в один момент времени — признак незрелости. К примеру, Сара была очень привязана к родителям, но, как большинство детей, время от времени она расстраивалась. В такие моменты, раздражаясь, она могла сказать матери, что ненавидит ее. Подобные вспышки у Сары, на ее уровне развития, не были сбалансированы любовью к родителям, так же, как желание заниматься фигурным катанием не компенсировало разочарования от падений на льду. Отсюда и ее импульсивность. Питер, раздражаясь, начинал оскорблять близких и обзываться. Хотя он регулярно попадал из-за этого в неприятности, сильные негативные эмоции, которые он испытывал в такие моменты, заставляли его забыть о вероятных последствиях подобных «взрывов». И снова: он просто не был способен испытывать несколько чувств одновременно. Оба ребенка в прямом смысле, теряли самообладание и равновесие, и в результате их реакции были резкими, дерзкими и острыми.

Аналогичным образом, Питер не мог усвоить идею труда, потому что эта концепция также требует смешения чувств. Часто труд кажется тяжелым, но, обычно, мы способны трудиться, поскольку внутри нас сочетаются наше сопротивление и понимание важности или долгосрочной цели. Питер был слишком незрелым, чтобы стремиться к чему-либо, кроме удовлетворения сиюминутных потребностей, и трудился, только когда ему этого хотелось, а такое бывало нечасто. В этом смысле, он ничем не отличался от дошкольников. Ориентация на ровесников сделала его неспособным выносить противоречащие друг другу мысли, чувства и цели.

Развитие человека по замыслу природы

В постоянном стремлении придумать, что делать по тому или иному поводу, мы часто забываем, что в первую очередь нужно «осмотреться», поразмыслить, понять. В современном хаотическом мире мы пропускаем этот этап и при воспитании детей. Мы должны выяснить, что к чему, и понять, что может пойти не так — это необходимо, чтобы избежать ошибок или исправить их. Далее мы опишем общую схему взросления — процесса, понимать закономерности которого важно для родителей и педагогов. Многие найдут здесь лишь подтверждение того, что они уже знают интуитивно.

Как взрослеют человеческие существа? Один из главных прорывов в теории развития произошел в 50-е годы прошлого века. Тогда ученые открыли, что в процессе созревания все живые существа ходят через последовательные, унифицированные стадии, не важно, где и когда это происходит. Первый этап характеризуется разделением, или дифференциацией. Затем, на втором этапе, разделённые элементы усиленно интегрируются. Такая последовательность прослеживается и у растений, и у животных, на биологическом и на психологическом уровне, у одноклеточных организмов и у сложнейших существ, таких как человек. Созревание сначала проходит этап разделения, разграничения составляющих, до того момента, пока они не станут четкими и независимыми. Только после этого развитие пойдет по пути объединения отдельных элементов. Этот простой и, одновременно, многогранный процесс, можно наблюдать даже на самом базовом уровне. Эмбрион сначала растет за счет деления клеток, у каждой из которых есть собственное ядро и четкие границы. Как только клетки будут достаточно разделены, и исчезнет опасность синтеза, целью развития станет взаимодействие между ними. Группы клеток объединятся в функциональные органы. В свою очередь, отдельные органы развиваются независимо, а затем организуются в системы; например, сердце и кровеносные сосуды составляют сердечно-сосудистую систему. Той же модели следуют два полушария головного мозга. В развивающихся участках мозга сначала идут независимые от других участков физиологические и электрические процессы, а затем уже, постепенно, они интегрируются. По мере того как это происходит, ребенок проявляет новые признаки поведения и формирует новые навыки. Этот процесс продолжается в подростковом возрасте и даже дольше.

Психологическое взросление предполагает дифференциацию эле-ментов сознания; мыслей, чувств, импульсов, ценностей, мнений, предпочтений, интересов, намерений, амбиций. Дифференциация необходима, прежде чем эти элементы сознания смогут смешиваться,' создавая уравновешенные переживания и выражая их. Так же и в отношениях с другими людьми: взросление требует, чтобы ребенок сначала стал уникальным и отделился от других индивидов. Чем больше он дифференцируется, тем проще ему будет общаться с другими, не теряя ощущения своей личности. В более фундаментальном смысле, чувство собственного «я» должно сначала отделиться от внутренних переживаний — способность, полностью отсутствующая у маленьких детей. Ребенок должен уметь отделять себя от ощущений, которые он испытывает в конкретный момент. Что бы он ни чувствовал, сиюминутные эмоции не должны управлять его действиями. Он не должен забывать о других чувствах, мыслях, ценностях и обязательствах, противоречащих ощущениям, которые он испытывает в такой момент. Он должен научиться выбирать.

И Питеру, и Саре не хватало умения строить отношения с самим собой, потому что обязательного разделения, о котором мы сейчас говорим, у них еще не произошло. Они не склонны были анализировать свой внутренний опыт, соглашаться или не соглашаться с собой оценивать свои ощущения и мысли. Их мысли и чувства не были достаточно дифференцированы, чтобы выдержать смешение, поэтому они способны были испытывать только одно чувство, мысль или импульс в конкретный момент времени. Ни один из них не был готов сказать себе: «Какая-то часть меня чувствует себя так-то, а другая — иначе». Ни у одного из них не было опыта «неоднозначных» ощущений, они не понимали противоречивости своих приступов разочарования или попыток избежать определенных ситуаций. Не обладая способностью рефлексировать, они были вынуждены действовать под влиянием момента. Какие бы эмоции у них ни возникали, они тут же транслировали их в окружающий мир. Эти эмоции следовало сначала пережить внутри себя, но дети просто не понимали этого. Такая неспособность сделала их импульсивными, эгоцентричными возбудимыми и нетерпеливыми. Их гнев не смешивался с любовью, а потому они не умели прощать. Разочарование не компенсировалось страхом или привязанностью, и они выходили из себя. Kopoче говоря, им не хватало зрелости.

Вряд ли было бы разумным требовать от Сары умения испытывать смешанные чувства или ждать от нее умеренности в выражении своих эмоций. Она была слишком мала. При этом совершенно логично было бы ожидать саморефлексии и способности справляться со смешанными импульсами и эмоциями от Питера, однако это ожидание было далеко от реальности. Питер оказался не более зрелым, чем Сара.

Я заверил родителей Сары в том, что процесс ее взросления проходит активно, и тому есть много свидетельств. Были видны вселяющие надежду признаки этапа дифференциации: ей нравились самостоятельные занятия, она с удовольствием сама решала задачи. Она явно хотела быть независимой, иметь собственные мысли, идеи и свои причины для поступков. Она также обладала замечательной энергией дерзновения, которая выражалась в интересе к вещам, с которыми она не встречалась раньше, в стремлении к исследованию неизведанного и в увлеченности всем новым и непривычным. Более того, она часто играла самостоятельно, и ее игры были творческими, созидательными и абсолютно самодостаточными. Эти красноречивые признаки процесса взросления снимали все подозрения о том, что Сара не развивается. Ее личность «вызревала», и в свое время это должно было принести плоды. Нужно было лишь проявить терпение.

В Питере никаких похожих признаков развития я не нашел. Не было творческих занятий в одиночестве, желания самостоятельно разобраться в чем-то, гордости от самодостаточности, попыток быть самим собой. Его волновало только то, как провести и охранять границы между собой и родителями, но в этом не было истинной индивидуализации, только попытки не впускать родителей в свою жизнь. Его сопротивление родителям основывалось не на желании делать что-то самостоятельно. Он возражал и не соглашался, но, как мы обсуждали в главе 6, он делал это в силу интенсивной связи с ровесниками, а не из искреннего желания быть независимым.

Взросление — процесс спонтанный, но не неизбежный. Он — как компьютерная программа, предустановленная на жестком диске, которую необходимо активировать перед использованием. Если Питера не вывести из тупика, он, скорее всего, пополнит ряды взрослых, "застрявших" на уровне дошкольников. Но как вывести из тупика таких, как Питер? Как активировать программу взросления?

Как создать условия для взросления?

Родители и учителя все время твердят детям, что им пора "повзрослеть", но взросление невозможно по команде. Невозможно научить ребёнка быть личностью или сделать его самостоятельным посредством тренировок. Это произойдет только в процессе взросления. Мы можем способствовать этому процессу, создавать необходимые условия, убирая препятствия, но мы не можем заставить ребенка повзрослеть, так же, как не можем заставить вырасти растения в саду.

Работая с незрелыми детьми, мы иногда должны показывать им, как нужно действовать, проводить границы того, что допустимо, и озвучивать наши ожидания. Детей, не знакомых с понятием справедливости, нужно научить делать все по очереди. Детям, недостаточно зрелым для того, чтобы оценить последствия своих действий, нужно установить правила и нормы допустимого поведения. Но следование предписаниям нельзя путать с настоящей зрелостью. Человек не может быть более зрелым, чем он есть на самом деле, даже если может делать так, как ему сказали. Делать что-то по очереди, потому что так велели — конечно, хорошо, но руководствоваться чувством справедливости может только зрелый человек. В какой-то ситуации можно попросить прощения, но способность принимать на себя ответственность за свои действия приходит лишь в процессе индивидуации. Замены естественному взрослению нет, как нет и «горячих клавиш» для этого. Нормы поведения могут быть предписаны или насаждены, но зрелость приходит через ум и сердце. Важнейшая и сложнейшая задача родителей — помочь детям повзрослеть, а не просто казаться взрослыми.

Если дисциплина не является панацеей от незрелости, а создание сценариев не слишком эффективно, как же помочь нашим детям достигнуть зрелости? Годами девелопменталисты искали ответ на вопрос, какие условия способствуют взрослению. Прорыв произошел, когда исследователи открыли фундаментальное значение привязанности.

Как ни удивительно, схема взросления довольно прямолинейна и очевидна. Подобно многим другим факторам развития ребенка, взросление начинается с привязанности. Как я пояснил в главе 2, привязанность первична для всех живых существ. Только если эта потребность удовлетворена, может происходить взросление. Прежде, чем растение вырастет и начнет плодоносить, должны закрепиться корни. Дети превращаются в самостоятельных взрослых только если удовлетворены все их потребности в привязанности и в заботе, и если они могут безусловно рассчитывать на отношения близкими. Мало кто из родителей, и еще меньше экспертов, интуитивно понимают это.

«Когда у меня появились дети, — сказал один мудрый отец который это понял, — я заметил, что все вокруг убеждены, что родители должны «создавать» своих детей — активно формировать их характер, а не просто обеспечивать условия, в которых они могли бы развиваться и расцветать. Как будто никто не понимал, что если дать им любовь и связь, которые так им необходимы, у них и у самих все получится».

Ключ к активации процесса взросления в том, чтобы удовлетворить потребность ребенка в привязанности. Для того, чтобы воспитать независимость, мы должны сначала создать зависимость; чтобы запустить индивидуацию, нужно дать ребенку чувство принадлежности и единства; чтобы помочь ему выделиться, нужно принять на себя ответственность и сохранять близость с ним. Мы помогаем ребенку отпустить нас, давая ему больше контакта и связи с нами, чем он сам просит. Если он просит обнять его, обнимите его сильнее, чем он обнимает вас. Мы освобождаем детей, не заставляя их заслужить нашу любовь, а позволив им найти в ней убежище. Мы помогаем ребенку справиться с разлукой, когда он идет спать или отправляется в школу, удовлетворяя его потребность в близости. Процесс взросления парадоксален: зависимость и привязанность поощряют независимость и, в конечном итоге, отделение.

Привязанность — это лоно взросления. Так же, как биологическая утроба матери дает жизнь отдельному существу в физическом смысле, привязанность дает жизнь независимому существу в смысле психологическом. После физического рождения, схема развития предполагает создание лона эмоциональной привязанности для ребенка, из которого он снова родится как автономная личность, способная действовать независимо от импульсов привязанности. Человеческие существа никогда не перерастут своей потребности в связи с другими людьми, этого и не нужно, но в жизни зрелых, по настоящему самостоятельных людей эта потребность не доминирует. Чтобы стать таким независимым существом, потребуется все детство, а в наше время этот процесс длится, по крайней мере, до конца подросткового возраста, и даже дольше.

Мы должны освободить ребенка от переживаний по поводу привязанности, чтобы он смог продолжать двигаться в соответствии с задуманным природой планом взросления. Секрет этого в том, чтобы ребенку не пришлось прилагать усилия и «заслуживать» контакт и близость: мы должны дать ему опору, ориентир. Детям нужно, чтобы их потребности в привязанности были удовлетворены; только тогда они смогут перебросить свою энергию на индивидуацию процесс становления по-настоящему независимой личности. Только тогда ребенок сможет свободно и безбоязненно двигаться вперед, расти эмоционально.

Голод привязанности очень похож на физический голод. Потребность в пище постоянна, так же, как и потребность ребенка в привязанности. Как родители, мы освобождаем ребенка от постоянного поиска пищи. Мы принимаем на себя ответственность за питание ребенка, а также даем ему чувство уверенности в том, что ему не придется голодать. Сколько бы пищи ни было у ребенка прямо сейчас, если он не уверен в том, что так будет всегда, поиск пропитания станет для него основной задачей. Ребенок не сможет учиться и жить, пока не будет решена проблема поиска пищи, и эту проблему решаем мы. Так же очевидна для нас должна быть наша задача по поиску пищи для удовлетворения голода привязанности.

В своей книге «Становление человека» психотерапевт Карл Роджерс описывает теплое, заботливое отношение, которое он называет безусловным позитивным принятием, поскольку, по его словам: «К нему не предъявляются условия ценности». Это забота, писал Роджерс, «которая не требует обладания, вознаграждения. Это атмосфера, которая говорит: «Я люблю тебя», а не «Я буду любить тебя, если ты будешь вести себя так-то и так-то».

Роджерс выделил качества, необходимые хорошему психотерапевту для работы с клиентом. Заменив терапевта родителем, а клиента — ребенком, мы получим исчерпывающее описание того. что необходимо в детско-родительских отношениях. Безусловная родительская любовь- необходимый питательный элемент для здорового эмоционального роста ребенка. Первая задача — создать пространство в сердце ребенка, где поселится уверенность в том, что он — именно тот человек, которого родители любят и в котором нуждаются. Ему не нужно ничего делать, не нужно становиться другим чтобы заслужить эту любовь — на самом деле, он и не может ничего сделать, потому что любовь невозможно завоевать или потерять. Она безусловна. Она есть, независимо от того, за какую команду играет ребенок: «хороший» он или «плохой». Ребенок может быть упрямым, вредным, плаксивым, не идти на контакт и даже грубить, но родители все равно позволяют ему чувствовать себя любимым. Нужно найти способы сообщить о том, что те или иные действия нежелательны, не давая ребенку почувствовать нежеланным себя. Нужно, чтобы ребенок шел к родителям со всеми своими тревогами, не скрывал от них свои самые неприятные качества, и при этом мог сохранять их абсолютную, внушающую уверенность безусловную любовь.

Чтобы произошел необходимый сдвиг энергии, ребенку нужен определенный объем безопасности и безусловной любви. Его мозг будто говорит: «Большое спасибо, это все, что мне нужно, теперь я могу заняться делом, начать развиваться и стать самостоятельным человеком. Мне не нужно охотиться за топливом, мой бак полон, так что можно снова отправляться в путь». Нет ничего важнее естественного плана развития.

Отец одиннадцатилетнего Эвана, приятель моего соавтора, только что прошел семинар выходного дня по семейным отношениям и вот, утром в понедельник он провожал сына в школу. Он пытался уговорить Эвана не бросать секцию каратэ, а мальчик сопротивлялся. «Знаешь, сынок», — сказал отец, — «если ты продолжишь заниматься каратэ, я буду тебя любить. И знаешь еще, что? Если ты бросишь каратэ, я все равно буду любить тебя так же сильно». Мальчик несколько минут шел молча. Вдруг он посмотрел наверх, в затянутое облаками небо, и улыбнулся отцу. «Чудесный день, да, пап? — сказал он. — Облака такие красивые». И, помолчав немного, добавил: «Думаю, я получу черный пояс». Так он продолжил изучать боевые искусства. Даже взрослые, при благоприятных условиях, могут ощутить эффект «переключения передач» в действии. Одна из ситуаций, которая может заставить нас испытать огромный прилив энергии — Глубокая влюбленность и уверенность, что чувства взаимны. У влюбленных возникают новые интересы, появляется острое чувство уникальности и индивидуальности, просыпается стремление к новым открытиям. Это происходит не оттого, что кто-то подталкивает нас к взрослению и независимости, а потому что наши потребности в привязанности полностью удовлетворены. Многим нашим детям мешает развиваться их неспособность переключиться с удовлетворения голода привязанности на создание независимой, активной связи с миром. Родителям и воспитателям важно понять пять причин, по которым ориентация на ровесников отнимает у детей способность к удовлетворению своих потребностей.

Ориентация на ровесников задерживает рост в пяти важных направлениях

Ребенок не впитывает родительскую заботу

Одним из результатов ориентации на ровесников является то, что любовь и забота, которыми мы окружаем наших детей, не могут «пробиться» к ним. Это, определенно, произошло с Питером, а так же с детьми многих родителей, с которыми я общался. Без сомнения родители Питера любили его, желали ему только хорошего и готовы были пойти ради него на все. И все же им, как многим другим родителям в подобной ситуации, было трудно сохранять любовь в отсутствие хотя бы намека на взаимность со стороны сына; еще труднее им было, когда он активно отвергал их шаги навстречу, отклонял их чувства, игнорировал любые проявления заинтересованности с их стороны. Питер просто не позволял родительскому теплу и заботе проникнуть в свое сердце.

Мне часто встречаются ситуации, когда ребенок находится в центре эмоционального пиршества, предложенного ему, и при этом страдает от недостатка психологического питания из-за проблем привязанности. Нельзя накормить кого-то, кто отказывается садиться с вами за стол. Всей любви мира может быть недостаточно, чтобы подготовить ребенка к переходу на другой уровень — для питания необходима пуповина. Невозможно удовлетворить потребности ребенка в привязанности, если он не привязан к человеку, который хочет и может их удовлетворить. Когда в качестве первичных объектов привязанности родителей заменяют ровесники, именно от них ребенок ожидает эмоционального питания. Проще говоря, привязанность к ровесникам практически никогда не удовлетворяет потребность в привязанности. Сдвиг в энергии развития невозможен. В таком случае, движения от привязанности к индивидуации не происходит, поэтому ориентация на ровесников и незрелость идут бок о бок.

Привязанность к ровесникам непрочна, она не может дать ребенку уверенности и покоя

Отношения ровесников связывают незрелых существ. Как я пояснил в предыдущей главе, такие отношения по своей природе непрочны. Они не могут дать ребенку отдыха от беспрестанного поиска одобрения, любви и самоутверждения. Ребенок постоянно ищет близости. Вместо покоя, ориентация на ровесников вызывает беспокойство. Чем больше ребенок ориентирован на ровесников, тем более навязчивым, а порой даже хроническим, становится подсознательное напряжение. Неважно, сколько контакта и связи существует между ровесниками, в этой близости нельзя быть уверенными и рассчитывать, что она сохранится. Ребенок, наслаждающийся своей популярностью среди других детей — или страдающий от ее недостатка — осознает все нюансы, боится любого недоброжелательного слова, взгляда, жеста. С ровесниками, переход на новый уровень недостижим: стремление к близости никогда не переходит в движение вперед в качестве независимой личности. Отношения ровесников зависят от многих условий, и, за редкими исключениями, не могут способствовать росту зарождающейся личности ребенка. Единственным исключением может быть дружба детей, уверенных в своих привязанностях к взрослым; в таких случаях одобрение и приятельские отношения между ровесниками могут укрепить уверенность и чувство безопасности. Будучи полностью уверенным в отношениях с взрослым, такой ребенок получает дополнительную поддержку в дружбе с ровесниками; не испытывая необходимости зависеть от них, он не чувствует угрозы от естественной нестабильности таких отношений.

Дети, ориентированные на ровесников, не способны чувствовать себя наполненными собой

И еще одна причина «ненасытности» детей, ориентированных на ровесников. Чтобы перейти на новый уровень, ребенку необходимо не просто почувствовать наполненность собой, это чувство должно проникнуть в него. В его сознании должно каким-то образом отпечататься, что его жажда близости и связи с другим человеком удовлетворена. Этот «отпечаток» не когнитивен и не осознан, он глубоко эмоционален. Именно эмоции движут ребенком и обеспечивают перемещение энергии с одной схемы развития на другую, с привязанности на индивидуацию. Но чтобы наполненность собой проникла в сознание ребенка, он должен обладать способностью чувствовать глубоко и уязвимо — опыт, от которого многие дети, ориентированные на ровесников, стараются закрыться. По причинам, которые мы обсудим в последней главе, дети, ориентированные на ровесников, не могут позволить себе чувствовать так искренне и глубоко.

Может показаться странным, что наполненность собой невозможна без ощущения уязвимости. В наполненности нет боли — как раз наоборот. И все же, этот феномен основан на глубинной логике эмоций. Чтобы почувствовать себя удовлетворенным, наполненным, ребенок сначала должен ощутить пустоту. Чтобы почувствовать, что ему помогли, ребенок должен испытать потребность в помощи. Чтобы почувствовать себя полным, сначала он должен пережить неполноценность. Чтобы познать радость воссоединения, нужно испытать боль потери; чтобы успокоиться, нужно пережить тревогу. Удовлетворенность может стать очень приятным опытом, но для того чтобы почувствовать ее, прежде нужно научиться жить с уязвимостью.

Теряя способность ощущать несостоявшуюся привязанность, ребенок перестает чувствовать, что о нем заботятся, испытывать удовлетворение. Первое, что я проверяю, работая с детьми: есть ли у них чувство потери и нехватки чего-либо. Способность ощущать, чего ему не хватает, и понимать, чем вызвано ощущение пустоты, указывает на эмоциональное здоровье ребенка. Как только дети научатся говорить, они должны уметь сказать: «Я скучаю по папе», «Мне обидно, что бабушка на меня не обратила внимания», «Мне кажется, тебе не интересно то, что я рассказываю», «По-моему, я не нравлюсь этим ребятам». Многие современные дети слишком стремятся защититься, слишком закрыты эмоционально, чтобы испытывать такие чувства. Если детям чего-то не хватает, это окажет на них влияние, понимают они это или нет, но только если они способны чувствовать и знают, чего именно им не хватает, они смогут освободиться от погони за привязанностью. Родители таких детей не могут подвести их к переходу, привести их туда, где они смогут успокоиться. Если ребенок становится защищенным от уязвимости в результате ориентации на ровесников, он становится «ненасытным» и в отношениях с родителями. В этом заключается трагедия ориентации на ровесников: она делает нашу любовь и привязанность бесполезными и не дающими удовлетворения.

Ненасытным детям всего мало. Что бы вы ни делали, как бы ни старались, сколько внимания и одобрения ни дарили бы ребенку, он не достигнет перехода. Родителей это разочаровывает и изматывает. Ничто не приносит такой радости родителю, как ощущение того, что он является источником наполненности для ребенка. Миллионы родителей лишены этого опыта, потому что их дети либо ищут заботы где-то еще, либо слишком защищены от уязвимости, чтобы испытывать ощущение наполненности собой. Ненасытность задерживает наших детей на первой передаче развития, останавливает их в незрелости, не дает им выйти за пределы основных инстинктов. Им трудно обрести покой, и удовлетворение может прийти к ним только от чего-то или от кого-то извне. Ни дисциплина, насаждаемая родителями, ни их любовь, не могут излечить этого состояния. Единственная надежда на спасение — вернуть детей в лоно привязанности, на их законное место, а затем смягчить их, чтобы наша любовь смогла проникнуть и напитать их.

Что происходит, если ненасытность доминирует в эмоциональной жизни человека? Процесс взросления задерживают одержимость и зависимость, в нашем случае — зависимость от связи с ровесниками. Контакты с ровесниками возбуждают аппетит, не утоляя голод. Они провоцируют, но не наполняют. В конечном итоге, контакты с ровесниками вызывают неутолимое желание большего. Чем больше получает ребенок, тем больше жаждет. Мама восьмилетней девочки размышляла: «Не могу понять — чем больше времени моя дочь проводит с друзьями, тем больше ей нужно с ними быть. Сколько вообще ей требуется времени для социального взаимодействия?» Родители одного подростка также жаловались, что «как только их сын вернулся из летнего лагеря, он тут же бросился звонить ребятам, с которыми там был. Но ведь он только что расстался с ними, а с семьей не виделся две недели». Одержимость контактом с ровесниками становится только сильнее после общения с ними, будь то в школе или в свободное время, после ночевок у друзей, совместных экскурсий, поездок или отдыха в лагере. Если бы контакты с ровесниками приносили ощущение полноты, общение с ними автоматически побуждало бы детей к самостоятельным играм, творческому одиночеству, индивидуальным размышлениям.

Многие родители путают ненасытное поведение с настоящей потребностью в общении с ровесниками. Вновь и вновь я слышу на разный лад: «мой ребенок просто одержим общением с друзьями, было бы жестоко лишить его этой радости». На самом деле, еще более жестоко и безответственно потакать тому, что вскармливает одержимость. Детям необходима только такая привязанность, которая питает их, наполняет и может дать им покой. Чем более требователен ребенок, тем больше он стремится «убежать». Так ребенок проявляет не силу, а отчаяние голода, которое только возрастает после контакта с ровесниками.

Дети, ориентированные на ровесников, сталкиваясь с тщетностью, не могут отпустить ситуацию

До сих пор в этой главе я говорил о насыщении голода привязанности, как о средстве освободить ребенка от постоянного беспокойства о привязанности. И все же есть люди, которые достигли зрелости, не получив в детстве достаточного питания от привязанности к взрослому. Как такое возможно? Все объясняется тем, что есть и второй ключ, открывающий дверцу к взрослению. Его можно назвать «черным ходом к зрелости», поскольку он не так очевиден и во многом противоположен насыщению. В этом случае, точка поворота в эмоциональном развитии наступает, когда вместо удовлетворения от успешных отношений, мозг ребенка фиксирует для себя, что голод привязанности не может быть удовлетворен в этой ситуации и в это время. Осознание тщетности, проникающее в мысли ребенка, вызвано нереализовавшимися ожиданиями — ребенок не получил внимания папы, не стал бабушкиным любимчиком, не завел друзей или не нашел, с кем играть. Оно может быть вызвано тем, что ребенок не может не чувствовать себя одиноким, не может стать самым большим и лучшим, самым важным для кого-то, найти потерявшегося домашнего питомца, удержать маму дома или уговорить семью не переезжать. Список потенциальных несбывшихся желаний может простираться от самых обыденных примеров нереализованного стремления к близости с кем-то до самых глубоких травм от потери привязанности.

Наша эмоциональная система запрограммирована освобождать нас от погони за контактом и близостью не только после утоления голода привязанности, но и если мы по-настоящему поймем, что желание удовлетворить этот голод тщетно. Отпустить, отказаться от желания, значимого для нас, может быть трудно даже взрослым, будь то желание нравиться всем вокруг или добиться любви одного определенного человека, или сделать карьеру политика. До тех пор пока мы не примем, что то, к чему мы стремимся, недостижимо, мы не сможем двигаться дальше по жизни. Как незрелые субъекты привязанности, дети испытывают естественное желание держаться за кого-то или что-то, поддерживать контакт, требовать внимания, обладать человеком, к которому они привязаны. Это желание может поглотить ребенка настолько, что оно будет доминировать в его действиях. Только когда понимание тщетности глубоко отпечатается в его эмоциональном мозге, это стремление ослабеет и сойдет на нет. С другой стороны, если осознание тщетности не сможет проникнуть в мысли ребенка, он так и останется во власти навязчивых привязанностей и продолжит погоню за недостижимым.

Так же, как удовлетворение, осознание тщетности должно проникнуть в мысли, чтобы произошло смещение энергии, смещение, ведущее к принятию, от фрустрации к примирению с тем, как обстоят дела. Недостаточно «зарегистрировать» это ощущение интеллектуально, необходимо прочувствовать его глубоко и уязвимо, в самом сердце лимбической системы, в центре эмоциональной системы мозга… Ощущение тщетности — уязвимое чувство, ставящее нас лицом к лицу с пределами наших возможностей, с тем, что мы не в силах изменить. Чувство тщетности исчезает одним из первых, когда ребенок становится защищенным от уязвимости. В результате дети, ориентированные на ровесников, крайне редко испытывают подобные эмоции, несмотря на то, что их взаимоотношения с ровесниками полны разочарований и потерь, они редко говорят о том, что испытывают обиду, грусть или горе. Как мы увидим в следующей главе, неспособность перейти от расстройства к осознанию тщетности, от «злости к грусти» — основная причина агрессии и насилия. Одним из наиболее очевидных признаков осознания тщетности v детей становится появление слез. В мозге есть маленький участок отвечающий за этот важный знак. Став взрослыми, многие из нас научились скрывать слезы, но сам импульс к плачу прочно связан с ощущением тщетности. Конечно, есть и другие события, которые могут заставить нас плакать: попавшая в глаз соринка, лук, физическая боль и фрустрация. Но слезы тщетности имеют совершенно иную неврологическую природу, и они уникальны с психологической точки зрения. Мы ощущаем их совсем иначе. С ними приходит смещение энергии: здоровая печаль, отказ от попыток изменить ситуацию. Слезы тщетности действительно освобождают, дают ощущение завершения. Они сигнализируют о том, что мозг по-настоящему понимает, что что-то не получилось, и от этого нужно отказаться. Малыш только начинающий ходить, уронив рожок с мороженым, быстро примет потерю, успокоится и продолжит движение навстречу новым приключениям, если найдет утешение своим слезам и горестям в объятиях любящего взрослого.

Более чем естественно, что ребенок может расстроиться из-за неудач в своих привязанностях. И в этом тоже дети, ориентированные на ровесников, далеки от естественного состояния. Маловероятно, что они будут лить слезы тщетности. Чем хуже будут обстоять дела в их отношениях с ровесниками, тем отчаяннее будет их неосознанное сопротивление пониманию тщетности происходящего. Когда мы перестаем плакать, способность нашего мозга обрабатывать эмоции — обычно довольно гибкая и чувствительная — как будто становится ригидной. Она теряет пластичность, прекращает развиваться. Без осознания тщетности, так же как и без насыщения, взросление не возможно.

Ориентация на ровесников сокрушает индивидуальность

Ориентация на ровесников угрожает взрослению и в другом значимом отношении: она сокрушает индивидуальность. Прежде чем объяснить почему, мы должны кратко рассказать о важном отличии между индивидуальностью и индивидуализмом. Индивидуальность нуждается в процессе становления психологически независимого существа, в результате которого расцветает уникальность человека. Психологи называют этот процесс дифференциацией или индивидуализацией. Быть индивидуальным — значит обладать собственными намерениями, идеями и ограничениями. Это значит ценить собственные предпочтения, принципы, намерения, перспективы и цели. Это значит занимать место, не занятое никем другим. Индивидуализм — это философия, которая ставит права и интересы одного человека превыше прав и интересов общества. Индивидуальность, с другой стороны — это база для формирования истинной общности, поскольку только по-настоящему зрелые индивиды могут взаимодействовать, признавая и приветствуя уникальность друг друга. Как ни парадоксально, ориентация на ровесников может питать индивидуализм, и одновременно подавлять индивидуальность.

Зарождающаяся индивидуальность и независимость требуют защиты, как от реакции других людей, так и от внутреннего стремления привязаться к другим любой ценой. На первых порах психологическое развитие очень уязвимо во всех своих проявлениях: интерес, любопытство, уникальность, творчество, оригинальность, изумление, новые идеи, самостоятельность, эксперименты, исследования и так далее. Такое зарождение идет неуверенно и робко, как будто черепаха вытягивает голову из-под панциря. Двигаться вперед во всей своей неприкрытой оригинальности — значит быть полностью уязвимым перед лицом других. Если их реакция будет излишне критичной или негативной, симптомы возникновения нашей индивидуальности скоро исчезнут. Только очень зрелый человек может росить вызов тем, кто не признает и не ценит независимость мысли, бытия и действия.

Не нужно ждать от детей поощрения признаков взросления в других детях. Это не их задача и, в любом случае, привязанность значит для них слишком много, чтобы они смогли оценить индивидуальность.

Откуда им знать, что развивая собственные взгляды, они закладывают зерно будущих ценностей? Что разделять мир на «мое» и «чужое» — не асоциально, а, наоборот, необходимо для начала индивидуализации? Что желание быть автором собственной работы и собственных идей — путь стать самим собой? Детям не важны такие качества друг в друге. Нужно быть взрослым, чтобы распознать семена зрелости, найти место индивидуальности и поддержать первые признаки независимости. Нужно быть взрослым, чтобы понять, что индивидуальность — это священный дар, и дать ему необходимую защиту.

И все же, если бы неспособность детей поощрять и радоваться индивидуальности друг друга была единственной проблемой, общение ровесников не оказывало бы такого негативного влияния на развитие личности. К сожалению, все гораздо сложнее. Незрелые люди стараются раздавить любые проявления индивидуальности. В мире детей подозрительным и постыдным является не незрелость, а процесс взросления. Развивающийся ребенок, самомотивированный, не зависящий от потребности в контакте с ровесниками, выглядит ненормальным, неправильным, сошедшим с верного пути. Дети, ориентированные на ровесников, назовут такого ребенка странным, глупым, отсталым, чудаком или идиотом. Незрелые дети не понимают, почему эти развивающиеся, взрослеющие другие так стараются добиться успеха, почему иногда они ищут уединения, почему им нравятся занятия, не требующие участия других, почему они задают вопросы на уроках. Должно быть, с ними что-то не так, и над ними нужно посмеяться. Чем сильнее у ребенка ориентация на ровесников, тем сильнее он будет отвергать и оскорблять индивидуальность другого.

Помимо того, что извне индивидуацию сдерживает реакция сверстников, ей угрожает и внутренняя динамика ребенка, ориентированного на ровесников. Индивидуальность опасна для отношений со сверстниками. Очень редко отношения между ориентированными на ровесников детьми сохраняются, когда ребенок становится самостоятельной личностью со своими предпочтениями, выражает собственные суждения и принимает собственные решения. Если привязанность к ровесникам первична, приходится пожертвовать индивидуальностью. Незрелому ребенку такая жертва кажется обоснованной. Корректировать собственную личность, как можно меньше проявлять себя, подавлять мысли и потребности, противоречащие мнению ровесников, кажется естественным. Ребенок не может позволить своей личности встать между ним и ровесниками. Для незрелых существ, дружба (под которой они понимают привязанность к ровесникам) всегда должна быть превыше личных интересов. Как субъекты привязанности, они с радостью продадут свое врожденное право на индивидуальность за признание ровесников, даже не осознавая, на какое преступление идут против собственного развития. Инстинкт самосохранения не сформируется у них до тех пор, пока они не станут жизнеспособными в качестве независимых существ. Кейт, мама семилетней Клер, обучает дочь на дому. «В семь лет она уже очень аккуратный и своеобразный маленький человечек, — говорит Кейт о своей дочери, — и довольно независимый. Но стоит ей провести несколько часов с друзьями, она становится другой. По-другому говорит и перенимает манеры своих подружек. Каждый раз ей нужно пару часов, чтобы вновь стать самой собой. Но чем старше она становится, тем проще ей сохранять себя».

Моя дочь Тамара несколько лет была ориентирована на ровесников. Тогда она боялась говорить и даже думать о чем-то, что противоречило бы мнению ее друзей. Я почти видел, как она пытается подстроиться под них. Когда я посоветовал ей быть собой с Шеннон — девочкой, которая стала для нее главным ориентиром — она даже не могла понять, что я имел в виду. Тамара хорошо училась, но стеснялась своих достижений и старательно скрывала от ровесников свои оценки. Любой ребенок, ориентированный на ровесников, знает: нельзя говорить или делать ничего, что может плохо отразиться на других, рискуя оттолкнуть их. Она интуитивно понимала, что переросла эти отношения, и все же, вместо того, чтобы позволить развитию идти своим чередом, она пыталась задержать сама себя, чтобы соответствовать подругам. Мир, в котором живут наши дети, становится все менее дружелюбным к естественным процессам взросления. Во вселенной, ориентированной на ровесников, взросление и индивидуация расцениваются как враги привязанности. Уникальность и индивидуальность становятся препятствиями для успеха в культуре ровесников. Задача родителей состоит в том, чтобы создать с детьми такую связь, которая позволит им развивать свою индивидуальность. Ребенок не должен добиваться теплоты и близости ценой собственной индивидуальности. Мы обязаны дать своим детям то, чего они не получат друг от друга: свободу быть собой в контексте любви и признания — признания, которого нельзя ждать от незрелых ровесников, но которое должны и можем дать мы, взрослые.

Однажды девятилетняя Хелен, стоя перед зеркалом, решительно обрезала свои темные локоны, оставив себя спереди практически лысой. Когда мама Хелен, изумленная и встревоженная, спросила, в чем дело, девочка нацелила на нее острие ножниц, выкрикивая оскорбления.

Пятнадцатилетнюю Эмили направила ко мне ее мама, потому что та начала наносить себе раны и порезы. При этом ее агрессия была направлена не только против себя самой. За исключением ее друзей, никто и ничто не могло укрыться от ее непримиримого сарказма и враждебности. Она высмеяла даже названия книг на моей книжной полке. И хотя ее шутки показались мне свежими, а острота ее ума произвела на меня впечатление, то, как она обращалась с родителями и младшим братом, сложно было вынести. Она безжалостно критиковала их и постоянно поливала грязью. Ее враждебность казалась неумолимой, родители Хелен — мои друзья. За год до этого неожиданного всплеска агрессии дочери они пережили очень трудный период в браке. Все свое время и силы они отдавали разрешению проблем в своих отношениях, а Хелен пришлось отчаянно искать эмоционального контакта с ровесниками, в чем она не преуспела. История Эмили подтверждает, что даже если бы Хелен удалось добиться признания сверстников, ее эмоциональные потребности так и остались бы неудовлетворенными. В десять лет Эмили стада очень сильно ориентироваться на ровесников, после того как ее мама заболела раком. Неспособная справиться с уязвимостью, вызванной страхом потерять маму, Эмили начала отталкивать ее. Пустоту созданную отказом от привязанности к матери, она заполнила привязанностью к ровесникам. Теперь ровесники значили для нее все, и постепенно в ее поступках, словах и манерах начала проявляться агрессия. Для детей, ориентированных на ровесников, очень типично нападать на членов семьи, причинять боль родителям, братьям и сестрам. В большинстве случаев нападения выражаются не на физическом уровне, а в виде словесных оскорблений. Их эмоциональная враждебность может изматывать, отдалять, ранить.

В наши дни агрессивность детей является самой распространенной жалобой, с которой ко мне обращаются родители и учителя. Она же стала основной причиной беспокойства родителей Кирстен, Мелани и Шона. Агрессию не всегда вызывает ориентация на ровесников, но чем более ребенок зависим от сверстников, тем вероятнее агрессия станет частью общей картины.

С ростом ориентации на ровесников, в обществе растет и детская агрессия.

В 1993 году Городской школьный совет Нью-Йорка сообщил о шести тысячах случаев проявления насилия; для сравнения: в 1961 году был зарегистрирован всего один такой случай1. Количество тяжких нарушений, совершенных подростками за последние пятьдесят лет, в Канаде увеличилось в пять раз, в США — в семь2. Рост количества нападений детей на взрослых стал темой недавнего отчета Барбары Коттрелл для Министерства здравоохранения Канады3. В одном из исследований четверо из каждых пяти опрошенных учителей заявили, что подвергались нападениям со стороны учеников, если не физическим, то в форме угроз или словесных оскорблений4. Если расширить определение агрессии и включить в него причинение вреда самому себе, на первый план выходит статистика суицидов. Количество детских самоубийств за последние пятьдесят лет утроилось. Быстрее всего количество суицидов растет среди детей в возрасте от десяти до четырнадцати лет5.

Сегодня многие взрослые не рискнут противостоять группе знакомых подростков, опасаясь нападения. Подобный страх был бы непонятен взрослым пару поколений назад. Те из нас, кто прожил уже достаточно долго, ощутили изменения, произошедшие всего за несколько десятилетий.

Средства массовой информации изобилуют сообщениями о детской агрессии: «Отвергнутый тинэйджер пришел на вечеринку с пистолетом и убил трех ровесников», «Ребенок, избитый подростками, находится в критическом состоянии», «Банда детей от 10 до 13 лет совершала жестокие преступления», «Провалив экзамен, ученик убил учителя». В октябре 2002 года в репортаже о нападении группы подростков в возрасте от десяти до восемнадцати лет на тридцатишестилетнего мужчину в Чикаго, приведшем к смерти последнего, агентство «Ассошиэйтед пресс» процитировало свидетеля: «Они били его чем попало [палками, картонными коробками, битами] и выкрикивали: "Ну-ка, дай я вот этим попробую…", для них это, как будто была игра». Через несколько недель после этого кровавого происшествия канадская публика была шокирована двумя убийствами, совершенными тинэйджерами в соседних западных провинциях. Среди остатков сожженного дома в Мейпл Ридж (Британская Колумбия) было найдено тело тридцатидевятилетней женщины, матери троих детей. Несколько часов спустя полиция остановила автомобиль погибшей, за рулем которого сидел пятнадцатилетний парень. «Он курил сигару. С ним в машине было еще пятеро несовершеннолетних». Подростка обвинили в преднамеренном убийстве. Что примечательно в этом сообщении, так это явное безразличие ко всему происходившему ребенка-убийцы и его сверстников*.

Зверства тинэйджеров по отношению друг к другу давно попали в заголовки газет: происшествия в школе Колумбайн в Колорадо, в городе Табер (Альберта), в английском Ливерпуле. Но поставить в Центр внимания печальную статистику кровавого насилия — значит упустить из виду влияние детской агрессии на наше общество в целом. Самые красноречивые признаки распространения агрессии и насилия встречаются не в новостях, а в культуре ровесников — в языке, музыке, играх, искусстве, выборе развлечений. Культура отражает сознание ее участников, а культура детей, ориентированных на ровесников, все больше становится культурой агрессии и насилия Стремление к насилию отражается в том, что детям нравится наблюдать за проявлениями агрессии, не только в музыке или в кино, но и в коридорах школы и на школьных дворах. Таким образом, они как бы выплескивают собственную агрессию. Дети разжигают враждебность среди ровесников, вместо того чтобы гасить ее, подстрекают других к драке, вместо того чтобы убедить их отказаться от насилия Но нарушители порядка — это только верхушка айсберга. В одном из исследований школьников специалисты обнаружили, что дети часто пассивно поддерживают или активно поощряют издевательства и агрессию; менее одного из восьми детей пытаются вмешаться. Культура и психология насилия так прочно проникла в наших детей, что ровесники больше любят и уважают хулиганов, чем их жертв6.

Чаще всего детская и подростковая агрессия проявляется не в драках и нападениях, которые находятся в центре внимания исследований и статистики, а в атакующих жестах, словах и поступках, типичных для повседневного взаимодействия детей, ориентированных на ровесников. Нападение может быть эмоциональным, полным враждебности, духа соперничества и пренебрежения. Оно может выражаться в грубых поступках, неуважении, в словесных оскорблениях или уничижительных высказываниях. О нападении может свидетельствовать тон голоса, насмешка, выражение глаз, поза, сарказм комментария или холодность ответа. Агрессия может быть направлена против окружающих или выражаться вспышками раздражительности и гнева. Она также может быть направлена против самого ребенка, проявляясь в самоуничижительных фразах, вроде «Я такой глупый», или во враждебности по отношению к себе: «Ненавижу себя». Ребенок может биться головой о стену, причинять себе вред, у него могут возникнуть суицидальные мысли и порывы. Атаки могут быть направлены на само существование, например, ребенок может сказать: «Я тебя убью» или «Я убью себя». Атаки на существование также могут носить психологический характер, проявляясь в виде бойкота, отрицания существования другого человека или отказа признать чье-либо присутствие. Список можно продолжать бесконечно. ^ Иными словами, агрессия выходит далеко за рамки неприкрытого насилия, с которым призвана бороться широко распространенная, но абсолютно неэффективная «политика жестких мер», принятая в настоящее время в школах и других учреждениях, работающих с большими группами детей. По своей сути, политика жестких мер недостаточно глубока, чтобы бороться с всепроникающей агрессией, и, к тому же, трудно реализуема.

Агрессия, как и любовь, связана с глубинной мотивацией — с тем, что нами движет. В случае с агрессией, это импульс к нападению. Откуда берется агрессия? Что выводит детскую агрессию на новый уровень? Почему дети, ориентированные на ровесников, так склонны к насилию? Ответы мы найдем не в статистике, а в понимании того, где кроются корни агрессии, и как ориентация на ровесников питает эти корни. Только разобравшись в природе агрессии, мы сможем по-настоящему понять, почему ее становится все больше в мире наших детей.

Ориентация на ровесников не является первопричиной агрессии. Ходунки и дошкольники, да и другие дети, которые нисколько не ориентированы на ровесников, тоже могут быть агрессивными. Агрессия и насилие известны в истории человечества с начала времен. Агрессия — одна из самых древних и сложных проблем человечества, а ориентация на ровесников — относительно новое явление. И все же, ориентация на ровесников подливает масла в огонь агрессии и раздувает ее до насилия.

Движущая сила агрессии

Что заставляет человека переходить в нападение? Фрустрация. Фрустрация — топливо для агрессии. Конечно, она не вызывает агрессию автоматически, так же как кислород не обязательно породит пожар. Как мы увидим, фрустрация может привести и к другим, противоположным результатам. Только в отсутствие более цивилизованного выхода для фрустрации, она выливается в агрессию. Ориентация на ровесников не только усиливает фрустрацию у ребенка, но и сокращает вероятность нахождения мирных альтернатив агрессии. Фрустрация — это эмоции, которые мы испытываем, если что-то не работает — «Не работать» может игрушка, бизнес, наше тело, разговор, просьба, отношения, кофемашина или ножницы. Что бы это ни было, чем важнее для нас, чтобы «оно» работало, тем больше нас расстраивает, если этого не происходит. Фрустрация — это глубокая и примитивная эмоция, до такой степени примитивная, что присутствует даже у животных. Она не обязательно осознанна, но, как и любые другие эмоции, она влияет на нас.

Существует множество сигналов, запускающих фрустрацию, но поскольку самое главное для детей — как и для многих взрослых — это привязанность, основным источником фрустрации становятся проблемы в отношениях: потеря контакта, нарушенная связь, слишком долгая разлука, чувство отверженности, потеря любимого человека, недостаток чувства принадлежности или ощущение, что нас не понимают. Как правило, мы не отдаем себе отчета в привязанности, а потому мы часто не прослеживаем связи между фрустрацией и неработающими отношениями.

Я четко осознал, насколько тесно связаны разочарование в привязанности и агрессия, когда ехал домой со своим сыном Шеем, которому тогда было три года. Шей был ко мне очень привязан, и мы почти не расставались надолго, пока однажды я не поехал на противоположную часть континента, куда меня пригласили провести пятидневный курс для учителей. Когда я вернулся. Шей стал агрессивнее. Вспышки гнева участились у него с двух-трех раз в день, что нормально для его возраста, до двадцати-тридцати раз. Мне не нужно было спрашивать, отчего он в плохом настроении, почему кусается, дерется и швыряет вещи — так вышло, что семинар, на который я уезжал, был посвящен причинам агрессии и насилия. Впрочем, сын и не смог бы мне объяснить. Глубоко в его душе вскипала чистая фрустрация привязанности. Мама Хелен, девочки, о которой я упомянул в начале этой главы, страдала от серьезной депрессии, когда Хелен было три года. И она, и ее муж стали уделять меньше внимания дочери в долгие «темные» месяцы, пока мама боролась с аффективны расстройством. И вдруг, без какой-либо видимой причины, Хелен начала нападать на детей на игровой площадке, с которыми даже не была знакома. Ее фрустрация привязанности рвалась наружу в виде агрессивного поведения.

Когда ровесники заменяют родителей, источник фрустрации также меняется, и, в большинстве случаев, она только усиливается. Ровесники, чьи первичные привязанности направлены друг на друга, испытывают фрустрацию, потому что им не удается быть всегда рядом. Они не живут вместе, а потому постоянно страдают в разлуке. Они никогда не могут быть уверены в том, что сверстники будут благосклонны к ним: если тебя выбрали сегодня, это не значит, что завтра тебя выберут снова. Если популярность в кругу ровесников для ребенка важнее всего на свете, фрустрация будет поджидать его на каждом шагу: друзья могут не перезвонить, не обратить внимания или проигнорировать, заменить его кем-то другим, обойти вниманием или обидеть. Ребенок никогда не сможет успокоиться и быть уверенным в том, что другие дети принимают и ценят его. Более того, отношения ровесников редко могут выдержать истинный психологический вес ребенка. Он вынужден постоянно контролировать и одергивать сам себя, быть осторожным и не показывать, что он отличается, не выражать слишком явно свое несогласие. Гнев и возмущение придется проглотить, чтобы сохранить близость. В отношениях ровесников нет безопасного аэродрома, нет щита от стресса, нет всепрощающей любви, нет обязательств, на которые можно положиться, нет ощущения, что тебя хорошо знают и понимают. В такой среде фрустрация интенсивна, даже если все идет относительно гладко. Добавьте сюда отвержение или полное исключение из группы, и фрустрация польется через край. Неудивительно, что язык детей, ориентированных на ровесников, загрязняется бранью, а их любимая музыка и развлечения насыщены aгpecсией. Неудивительно также и то, что многие из этих детей причиняют вред самим себе, уродуют свое тело, задумываются о самоубийстве. Еще одно следствие фрустрации, менее очевидное, но встречающееся все чаще — недовольство детей собой. Осознанно или подсознательно, они слишком критичны к своим качествам. И это тоже одна из форм агрессии против себя. Дети, которые не могут освободиться от фрустрации, ищут поводы атаковать, им очень нравятся темы насилия в музыке, литературе, раз-влечениях. Мой соавтор вспоминает, как один из сыновей шокировал его, увлекшись на заре юности просмотром жестоких видов борьбы по телевизору и начав одеваться на манер киногероя-убийцы Фредди Крюгера. Мальчику в тот период не хватало надежной привязанности к родителям, и он пытался компенсировать это отношениями с ровесниками, которые приносили ему только разочарование.

На собственном печальном опыте многие родители убедились что как только мозг привязанности ребенка фиксируется на ровесниках, попытки повернуть этот сценарий вспять могут вызывать действительно сильную фрустрацию. Запреты и ограничения устанавливаемые родителями, высвобождают поток вербальных и физических нападений, которые могут причинять сильную боль Именно так стал вести себя одиннадцатилетний Мэттью. Он заменил родителей единственным приятелем, Джейсоном. Эти двое были неразлучны. Однажды, Мэттью попросил отпустить его на вечеринку по случаю Хэллоуина в гости к Джейсону на всю ночь. Когда родители отказали, Мэттью ответил такой эмоциональной враждебностью и вербальной агрессией, что родители испугались. Именно тогда они обратились ко мне и обнаружили, что причиной всему была ориентация на ровесников. Часть его разочарования и агрессии запечатлелась в полной отчаяния записке, которую Мэттью написал родителям:

"Нет, вы только подумайте минутку, что происходит. Когда Джейсон хочет с кем-то пообщаться, он обычно зовет меня. А теперь он на это забьет, потому что вы меня не пускаете. Так что он начнет знакомиться с другими людьми, что, в общем-то, нормально, но со мной он дружить уже не будет. Это, блин, меня бесит!!! Это так бесит, что мне хочется кого-нибудь покалечить, серьезно покалечить… Клянусь, ваш мальчик, которого вы так любите, больше не появится. Да если надо, я убью себя, на хрен! Может, вены вскрою…

ЕСЛИ У МЕНЯ НЕТ ДРУЗЕЙ, НАФИГА ЖИТЬ?"

У ребенка, ориентированного на ровесников, никогда не закончится топливо для агрессии. Здоровая реакция на фрустрацию — это попытка изменить ситуацию. Если изменение невозможно, мы можем принять все, как есть, и адаптироваться к ситуации, которую не в силах изменить. Если даже такой адаптации не произойдет, импульс к нападению все еще можно контролировать, умеряя мысли и чувства, иными словами, за счет зрелой саморегуляции. Испытать сильную фрустрацию и не перейти к нападению вполне возможно. У детей, ориентированных на ровесников, приемлемые выходы для фрустрации зачастую блокируются, и я поясню, каким образом. Такие дети становятся агрессивными по умолчанию. Существует три основных недостатка в отношениях с ровесниками, которые могут привести к накоплению фрустрации, пока она не выльется в агрессию.

Как ориентация на ровесников провоцирует агрессию

Детям, ориентированным на ровесников, трудно принять изменения

Когда мы разочарованы, нашим первым желанием становится изменить то, что нам не нравится. Мы можем попытаться сделать это с помощью других, попробовав изменить наше собственное поведение или какими-либо иными способами. Назначение фрустрации как раз в том, чтобы побудить нас к действию.

Но жизнь готовит нам много проблем, которые мы не способны решить, и в этом состоит сложность: мы не можем остановить время, изменить прошлое или то, что мы уже совершили. Мы не можем избежать смерти, продлить приятные моменты, обмануть реальность, заставить работать то, что не работает, или заставить кого-то пойти нам навстречу, если он этого не хочет. Мы не можем сделать так, чтобы все в жизни было справедливо, и даже не можем гарантировать безопасность себе или другим. Из всех этих неизбежных проблем, самая страшная для детей проблема заключается в том, что они не могут стать эмоционально и психологически защищенными. Реализация таких чрезвычайно важных потребностей, как быть желанными, нравиться окружающим, быть любимыми и особенными, им неподвластна.

Если мы, родители, успешно поддерживаем связь с нашими детьми, им не приходится открыто сталкиваться с чувством бессилия, одной из фундаментальных тем человеческого существования. Конечно, мы не сможем вечно защищать их от реальности, но дети не будут сталкиваться с трудностями жизни до тех пор, пока они не будут к ним готовы. Детям, ориентированным на ровесников, не так повезло. Под действием сильнейшей фрустрации, которую они испытывают, они теряют надежду изменить что-либо, сделать свои привязанности надежнее. Некоторые становятся маниакально требовательными в своих отношениях друг с другом. Кто-то изо всех сил старается стать привлекательнее в глазах ровесников — отсюда повышенный спрос на услуги пластической хирургии у молодых людей и их одержимость модой во все более раннем возрасте. Одни пытаются командовать, другие — очаровывать и развлекать приятелей. Некоторые из кожи вон лезут, в лепешку расшибаются, лишь бы сохранить близость с ровесниками. Эти дети, постоянно неудовлетворенные, отделены от источника своего недовольства и отгораживаются от реальности, которую не могут изменить. Конечно, то же самое может произойти и в отношениях детей с взрослыми — и такое бывает довольно часто — но в отношениях с ровесниками эти проблемы абсолютно неизбежны.

Не важно, как часто дети, ориентированные на ровесников, пытаются изменить что-либо, предъявляя свои требования, меняя внешность, пытаясь угодить другим, не важно, каким образом они подавляют собственную личность и предают самих себя, чувство облегчения для них будет лишь временным. Спасения от неизбежной фрустрации привязанности нет, а к ней добавляется еще и фрустрация от постоянного столкновения со стеной бессилия. Вместо того чтобы рассеяться, фрустрация ребенка только приближается еще на шаг к тому, чтобы обратиться в агрессию. Так произошло с Хелен и Эмили, о которых мы говорили в начале этой главы.

Менее адаптивны

Чувство бессилия, возникающее при столкновении с непреодолимыми трудностями, должно растворяться в ощущении тщетности. Таким образом, чувство бессилия приводит к адаптации, заставляя нас меняться, если мы не можем изменить мешающие нам обстоятельства. Ребенок, вынужденный адаптироваться, не переходит в нападение: адаптация и агрессия, два потенциальных исхода фрустрации, несовместимы. Динамика перехода от чувства бессилия к ощущению тщетности наиболее явно прослеживается у ходунков. Ребенок, только начинающий ходить, требует чего-то, что родитель, как правило, по объективным причинам, не хочет или не может выполнить. После нескольких безуспешных попыток изменить ситуацию, ребенок зальется слезами тщетности. Такая реакция очень полезна. Энергия трансформируется из попыток изменить что-то в смирение. Если частично фрустрация уже излилась в нападении, эти чувства также изменятся от гнева к печали. Как только произойдет трансформация ощущения тщетности, ребенок успокоится. Если фрустрация не преобразуется таким образом, ребенок никогда не оставит попыток добиться своего. Если его не отвлечь или не дать ему то, чего он требует, ребенок, скорее всего, продолжит борьбу с чувством тщетности и будет нападать, пока не выбьется из сил. Только ощущение тщетности позволяет нам оставить бесполезные занятия и рассеять связанное с ними чувство бессилия.

Мозг должен зафиксировать, что что-то не работает. Недостаточно подумать об этом, это нужно почувствовать. Все мы когда-либо понимали, что что-то не получается, и все же снова и снова повторяли одни и те же действия. Например, многие из нас, родителей, говорили ребенку: «Да если б я тебе это только один раз сказал (а)! Я же сто раз повторил(а)…» Если бы вместо этого мы позволили чувству тщетности проникнуть в нас, мы бы не настаивали на тех требованиях и методах воспитания, которые не работают, сколько бы мы их не применяли.

Адаптация — полностью бессознательный и эмоциональный процесс, которым управляют не мыслительные участки коры мозга, а его лимбическая система — отвечающие за эмоции структуры мозга. Например, если мы потеряли любимого человека — неважно, погиб он или мы просто расстались — нам не достаточно знать, что его больше нет, чтобы адаптироваться. Мы должны примириться с этим эмоционально, пережив волны тщетности, одну за другой. Только когда ощущение тщетности проникнет в нас, и мы поймем на самом глубоком уровне, что сохранить эмоциональный и физический контакт с кем то, покинувшим нас навсегда, невозможно, придут слезы тщетности, и начнется процесс адаптации. На это могут уйти годы. Если для маленького ребенка стена тщетности возникает на пути к конфетам до ужина, адаптация должна занять всего пару минут, то есть переход от гнева к печали должен произойти довольно быстро. А когда придется делить маму с братом или сестрой, адаптация может занять больше времени. Но если слезы тщетности не появятся никогда, то и адаптации не произойдет. Выступают эти слезы у нас на глазах или только в душе, чувство тщетности всегда означает грусть, разочарование и горе. К счастью, даже когда мы научились подавлять слезы печаль и разочарование делают свое дело, облегчая адаптацию, если мы по-прежнему способны испытывать чувство тщетности глубоко внутри. Для детей, ориентированных на ровесников, трудность заключается в том, что чувство тщетности подразумевает уязвимость: ощутить тщетность — значит примириться с ограниченностью своих сил. Совершая бегство от уязвимости, дети, ориентированные на ровесников, в первую очередь подавляют чувство тщетности. В культуре «крутых» слезы тщетности постыдны. Не способные испытывать чувство тщетности, ориентированные на ровесников дети более склонны к агрессии.

Ориентация на ровесников вызывает фрустрацию и блокирует слезы тщетности, которые служат для нее противоядием. Например, Хелен перестала плакать, и ее охватила эмоциональная враждебность по отношению к матери. Эмили не проронила и слезинки, узнав о болезни своей мамы. Вместо слез тщетности она проливала капли крови, нанося себе порезы. Вместо грусти и разочарования она была полна сарказма и презрения. Она предпочла жестокость heavy metal спокойной, меланхоличной музыке, которая могла бы выразить и успокоить ее душевную боль. Все больше детей сталкиваются с невозможностью наладить отношения с ровесниками, но, слишком очерствевшие, чтобы позволить ощущению тщетности проникнуть в них, они причиняют вред себе и другим.

Лишенные чувства тщетности, дети не способны отпустить ситуацию и смириться с существующими ограничениями. Без адаптации не может быть стойкости перед лицом испытаний, без цели не может быть ресурсов и нет возможности восстановиться после травмы.

Дети, ориентированные на ровесников, находятся меж двух огней. Один из них — это факты и явления, которые они не могут изменить, а другой — их собственное состояние.

Дети, ориентированные на ровесников, меньше сомневаются перед нападением

Фрустрацию можно удержать от превращения в агрессию, если импульсы к нападению согласуются с противоположными импульсами, мыслями, намерениями, чувствами. Когда дело касается агрессии, очень полезно испытывать двойственные чувства. Дети, ориентированные на ровесников, гораздо реже испытывают двойственные чувства по поводу нападения.

Обычно импульсы к нападению компенсируются желанием не навредить, страхом, что дадут сдачи, желанием быть хорошим, мыслями о последствиях. Агрессию также снижает чувство тревоги, боязнь оттолкнуть тех, к кому мы привязаны, чувство привязанности, и даже желание держать себя в руках. Когда ребенка одновременно тянет в противоположных направлениях, противоречивые мотивы пробуждают цивилизованное сознание, которое активирует способность к самоконтролю. Если такой двойственности нет, а желание атаковать возникает, ничто не остановит реализацию нежелательных импульсов.

Почему дети, ориентированные на ровесников, гораздо реже колеблются перед нападением? Во-первых, из-за задержки в развитии, они, по сути, не способны испытывать смешения чувств и противоречивых импульсов. Это синдром дошкольника, о котором мы говорили в главе 9 — импульсивность, основанная на психологической незрелости. Не важно, что знает импульсивный ребенок, насколько благими могут быть его намерения, как часто его отчитывают, каким серьезным может быть наказание. Как только фрустрация доходит до предела, желание атаковать затмевает все перечисленное.

Во-вторых, дети, ориентированные на ровесников, реже колеблются, потому что на них не действует смягчающая сила привязанности, Как я объяснял в главе 2, биполярная природа примитивной привязанности заставляет нас отвергать тех, к кому мы не привязаны, Если для удовлетворения голода привязанности ребенок ищет связи и близости с ровесниками, все остальные — братья и сестры, родители и учителя — оказываются под прицелом. Нападениям могут подвергнуться также и ровесники, в которых ребенок не заинтересован и к которым не привязан. Повторюсь, такая агрессия может принимать различные формы помимо физического нападения: словесные нападки, высмеивание, игнорирование, злословие, эмоциональная враждебность, оскорбления, унижение, соперничество, презрение.

Таким образом, ориентация на ровесников запускает импульс к нападению и, в то же время, лишает естественной неприкосновенности членов семьи и других ответственных за ребенка взрослых. Отсюда — участившиеся случаи нападения детей на родителей и учеников на учителей.

Сильным уравновешивающим действием обладает также психологическая тревога. Значительная часть мозга отвечает за сложную систему тревожных сигналов. Беспокойство является эмоциональным сигналом тревоги, предупреждающим об опасности, будь то опасность нападения или разлуки с теми, кто для нас важен. Осознание того, что мы можем попасть в неприятности, страх перед болью, боязнь последствий, опасение оттолкнуть любимых являются предостерегающими механизмами. Нападение рискованно. Сама мысль о нем у ребенка, способного на смешанные чувства, должна вызывать тревогу, которая поможет контролировать агрессию.

Трудность в том, что чувство тревоги заставляет нас ощущать себя уязвимыми. На самом деле, мысль о том, что с нами может произойти что-то плохое — и есть суть уязвимости. Убегая от уязвимости, многие дети, ориентированные на ровесников, теряют чувство страха. Они все еще способны волноваться на физическом уровне, но они больше не испытывают осознанного чувства тревоги и уязвимости, связанной с ним. Они больше не говорят, что им страшно, что они нервничают. Если чувство тревоги отключено, химический процесс возникновения тревожности — выброс адреналина — становится очень притягательным. Дети, отключившие свои эмоции для зашиты от уязвимости, могут специально искать опасности, потому что она создает выброс адреналина. Несомненно, именно с этим связано повальное увлечение экстремальными видами спорта.

Чем более ребенок ориентирован на ровесников, тем менее вероятно, что он будет испытывать тревогу и проявлять осторожность. Исследования мозга показывают, что почти у трети делинквентных подростков нарушена нормальная активность мозга в областях, отвечающих за регистрацию тревоги. Человек, мозг которого не обладает механизмом для запуска тревоги при возникновении импульсов к нападению, склонен проявлять насилие.

Это явление можно продемонстрировать примером воздействия алкоголя. Алкоголь отключает чувство тревоги, сдерживающее импульсы агрессии, будь то предупреждение об опасности или о возможности оттолкнуть тех, кто нам дорог. Когда алкоголь усваивается организмом, он подавляет области мозга, обычно сдерживающие агрессию. Неудивительно, что большая часть преступлений совершается под воздействием алкоголя7. Дети думают, что алкоголь придает им уверенности, но на самом деле он лишь отнимает чувство страха. Тем не менее, мозг способен отключить чувство тревожности без помощи алкоголя или других наркотиков, и это происходит, если обстоятельства слишком сложны для нас. Отключение эмоций — цель многих детей, ориентированных на ровесников. Конечно, достигая совершеннолетия, ориентированные на ровесников дети оказываются более склонными к употреблению алкоголя, что повышает их агрессивность.

Попытки притушить огонь агрессии в ориентированных на ровесников детях сами по себе являются примером тщетности. Пока осознание тщетности не проникнет в нас, и пока мы сами не перейдем в этой ситуации от гнева к печали, мы не сможем изменить способ действия. Мы попали в ужасную передрягу с нашими ориентированными на ровесников детьми. Чем сильнее их ориентация на ровесников, тем больше они склоняются к агрессии и тем меньше реагируют на наши попытки восстановить дисциплину. Чем более агрессивными они становятся, тем дальше мы отстраняемся от них, увеличивая тем самым пробел в привязанности, который заполняют ровесники. В таких обстоятельствах мы автоматически сосредотачиваем внимание и усилия на устранении проявлений агрессии, вместо того чтобы изменить направление привязанностей наших детей. Не важно, насколько расстраивает нас проблема и насколько нам хочется отстраниться, мы не можем позволить себе уделять все внимание только агрессии. Единственная надежда изменить ситуацию — вернуть наших детей и восстановить их привязанность к нам.

Обидчики существовали всегда — вспомнить, хотя бы, самодовольного, но трусливого Флэшмена — персонажа классического викторианского романа «Школьные годы Тома Брауна». Все мы можем припомнить случаи издевательства из собственного детства, участниками, свидетелями или жертвами которых мы были. И все же, феномен издевательства только недавно достиг таких масштабов, что стал предметом опасений широкой общественности. Согласно «Нью-Йорк Таймс», «в одном из крупнейших исследований развития детей сотрудники Американского национального института здоровья сообщили о том, что около четверти учеников средних школ в США были виновниками или жертвами (а в некоторых случаях — и теми, и другими) серьезных и регулярных издевательств, включая угрозы, высмеивание, брань, удары кулаками, пощечины, глумление»1. В большинстве школ Северной Америки уже действуют программы по борьбе с издевательствами и приказы о введении «жестких мер в отношении хулиганства. Однако мало кто понимает источники этого явления. Неэффективность предлагаемых мер предсказуема, потому что, как всегда, эти меры направлены на коррекцию поведения, а не на устранение его первопричины. Например, в 2001 году газета «Нью-Йорк Таймс» сообщила, что после стрельбы в школе города Санти (Калифорния), которая была спровоцирована систематическими издевательствами и привела к гибели нескольких учеников, Сенат штата Вашингтон принял закон, призванный ликвидировать эту проблему. В статье сообщается: «сторонники закона утверждают, что он поможет предотвратить дальнейшее кровопролитие, но, по словам скептиков, в калифорнийской школе, где произошла эта трагедия, уже действовали программы против хулиганства и издевательств, в том числе система анонимных сообщений об учениках, угрожающих другим, а также программы, призванные наладить общение между подростками, например программа «Клички — это обидно»2.

В исследовании, о котором мы упоминали в прошлой главе, специалисты из Университета Нью-Йорка изучили видеозаписи пятидесяти трех эпизодов хулиганства на игровых площадках, произошедших с участием учеников начальной школы. Обнаружилось, что более чем в половине случаев свидетели пассивно наблюдали за насмешками и жестокими издевательствами, а почти в четверти случаев — присоединялись к ним3.

Убийство ровесниками подростка Рины Вирк в городе Виктория (Британская Колумбия) в 1997 году привлекло внимание всего мира. Это кошмарное преступление очень напоминает сюжет «Повелителя мух». Рине было четырнадцать, а ее убийцам — лишь на год или два больше. Как и в романе Уильяма Голдинга, группа подростков напала на самого уязвимого из своих членов, их гнев и ярость успокоились только тогда, когда они забили девочку до смерти и утопили. По словам свидетелей, один из убийц, держа голову жертвы под водой-хладнокровно курил сигарету. Те из присутствовавших, кто не принимал прямого участия в избиении, наблюдали за происходящим, но ни один из них не попытался вмешаться. Впоследствии никто из них не сообщил о случившемся в полицию. Взрослые узнали об убийств только через несколько дней.

В «Повелителе мух» несколько британских школьников оказались покинутыми на необитаемом острове. Брошенные на произвол судьбы, они спонтанно разделились на две группы — обидчиков и жертв — и, в конце концов, это довело их до убийства. Многие интерпретируют роман Голдинга следующим образом: под тонким налётом цивилизации в детях скрывается первобытная жестокость, и только сила авторитета способна сдерживать их звериные импульсы. Такое впечатление лишь усиливается с ростом числа сообщений о том, как одни дети мучают других. И хотя верно, что отсутствие взрослых в жизни детей чаще всего приводит к росту издевательств и хулиганства, глубинной причиной является не недостаток авторитета и власти взрослых, а отсутствие привязанности к ним. Точнее сказать, снижение авторитета взрослых напрямую связано с ослаблением привязанности к ним и с усилением привязанности к ровесникам. В издевательствах, так же как и в любых других видах насилия, проявляются результаты ориентации на ровесников. С этим феноменом мы сталкиваемся и в мире животных.

В лаборатории обезьян Американского национального института здоровья группу детенышей отделили от родителей, и малыши, фактически, сами воспитали друг друга. В отличие от детенышей, воспитанных взрослыми обезьянами, почти все эти животные демонстрировали хулиганское поведение и выросли импульсивными, агрессивными и склонными причинять вред самим себе4.

В одном из заповедников Южной Африки смотрители были обеспокоены массовыми убийствами редких белых носорогов. Во всем обвиняли браконьеров, но позже выяснилось, что виновна была группа молодых слонов. Этот случай привлек внимание, о нем даже сообщили в телепрограмме «60 минут». Вот отрывок из подробного интернет- отчета:

История началась лет десять назад, когда парк больше не мог содержать растущую популяцию слонов. [Смотрители] приняли решение убить большинство взрослых животных, чьи детеныши уже достаточно окрепли, чтобы выжить без них. Так молодые слоны выросли без отцов. Со временем, многие из этих молодых слонов собрались в банды и начали вытворять такое, чего обычно слоны не делают. Они швыряли палки и брызгали воду на носорогов — вели себя, как местные хулиганы… Некоторые молодые самцы стали особенно жестокими, они сбивали носорогов с ног, топтали их и давили коленями до смерти…

Проблему решили, подселив крупного самца, который смог руководить слонами и контролировать их агрессивное поведение. Вскоре новый самец начал доминировать и поставил молодых хулиганов на место. Убийства прекратились.

В обоих случаях мы видим, что хулиганство среди животных стало следствием нарушения естественной иерархии. Также и среди человеческих детей, феномен хулиганства — прямой результат инверсии природной иерархии, следующей за потерей отношений с взрослыми. В «Повелителе мух» дети были предоставлены сами себе в результате авиакатастрофы, в которой погибли все их взрослые воспитатели. В случае с убийством Рины Вирк в Виктории, и жертва, и нападавшие были детьми из проблемных семей и были в крайней степени ориентированы на ровесников, потеряв привязанность к взрослым. Даже викторианский хулиган Флэшмен — дитя системы, которая вырывала мальчиков из семей и помещала в учреждения, где в общении и отношениях доминировали ценности ровесников. Хулиганство и издевательства всегда были распространены в британских мужских школах.

Основная проблема заключается не в самом поведении, а в потере естественной иерархии привязанности к ответственным за детей взрослым. Когда молодое поколение перестает ориентироваться на родителей, все, что ему остается — это инстинкты и импульсы. Позднее я объясню, что инстинктивное желание доминировать возникает в результате разрушения правильных отношений привязанности. К сожалению, очень часто мы забываем, что корни хулиганского поведения кроются в инстинктах и эмоциях. Всеобщую тревогу вызывает только то, что на поверхности: издевательства и их печальные последствия для жертв.

Особое внимание привлекает эпидемия издевательств в школах. Мы привыкли считать, что обидчики — это изгои, социально обделенные члены общества, нападающие на слабых и уязвимых, но при этом отвергаемые существа. Однако такое представление уже не соответствует истине. В мире наших детей обидчики — вовсе не изгои. Часто у них имеются целые группы поддержки, особенно в школе. Исследование, опубликованное Американской психологической ассоциацией в 2000 году, подтверждает, что «многие агрессивные и асоциальные мальчишки в начальной школе пользуются популярностью». Основной автор этого исследования — Филип Родкин, профессор Университета Дьюк в Северной Каролине. Когда мы говорим об агрессивных детях, мы представляем себе неудачников, порицаемых и вышедших из-под контроля, — говорит доктор Родкин. — Но почти треть этих агрессивных детей — заводилы в классе. За счет своего высокого статуса, эти ребята обладают значительным влиянием на ровесников и на класс, даже будучи в меньшинстве»5.

Широко распространено ошибочное мнение, что издевательства вызваны отсутствием нравственности или связаны с жестокостью в семье, недостатком дисциплины или демонстрацией насилия в развлекательных передачах. Некоторые аспекты издевательств, действительно, могут быть спровоцированы этими факторами, но сам по себе феномен издевательства детей над детьми, по моему глубокому убеждению, является результатом потери привязанности. В каждом из приведенных ранее примеров дети и животные остались сиротами, физически или эмоционально и психологически. Детенышей обезьян разлучили с родителями для исследования результатов воспитания детей ровесниками, а родителей слонов убили смотрители заповедника. Взрослые в «Повелителе мух» погибли, а подростки викторианской эпохи были оторваны от родителей школьной системой. Все они — животные и дети — испытывали невыносимые страдания из-за пробелов в привязанности. Их хулиганское поведение было вызвано растерянностью незрелых существ, не включенных в естественную иерархию привязанности. Результаты исследований подтверждают именно этот вывод. По данным одного из исследований, о котором писали в «Нью-Йорк Таймс», чем больше времени дети младшего возраста проводили в компании ровесников и в разлуке с родителями, тем более склонны были к хулиганскому поведению. Согласно «Таймс», «Дети, проводившие более 30 часов в неделю без мамы, в 17 процентах случаев становились обидчиками и хулиганами, по сравнению с 6 процентами детей, которые проводили в детском саду менее 10 часов в неделю.

Доминировать, но не заботиться

Почему дети с перевернутыми привязанностями предрасположены к тому, чтобы становиться обидчиками или жертвами? Я уже пояснял, что основная задача привязанности в жизни человека — дать возможность зрелому взрослому, занимающемуся воспитанием ребенка, позаботиться о незрелом, нуждающемся в нем малыше. Для этого в любых отношениях привязанности, первым делом, нужно установить эффективную иерархию. Как мы говорили в Главе 5, в нормальных условиях мозг привязанности ставит ребенка в зависимую позицию тогда как взрослый берет на себя доминантную роль. Однако инстинкт выбора между доминированием и зависимостью может быть активирован в любых отношениях привязанности, даже если оба участника этих отношений незрелы, и ни один из них не способен позаботиться о потребностях другого. Зависимый участник нуждается в том, чтобы о нем позаботились, а доминирующий принимает на себя ответственность за благополучие другого. Между детьми и взрослыми, правильное распределение ролей очевидно, или, по крайней мере, должно быть очевидным. Если же субъектами отношений являются только дети, результат может быть катастрофическим. Некоторые дети стремятся доминировать, не принимая ответственности за тех, кто подчиняется, другие же отдаются во власть тех, кто не способен воспитывать. В результате ориентации на ровесников, мощная потребность в привязанности заставляет незрелых детей, которые должны общаться на равных, устанавливать неестественную иерархию доминирования и подчинения.

Некоторые из доминирующих детей, на самом деле, становятся «наседками»: присматривают за младшими, заботятся о нуждающихся, защищают уязвимых и помогают слабым. Истории о том, как дети, в отсутствие взрослых, начинают заботиться о других детях, согревают душу. Альфа-дети могут распоряжаться другими и раздавать указания, могут властвовать над своим маленьким выводком, но все это они делают, чтобы позаботиться о тех, кто от них зависит, и выполнить свои обязанности. Кто-то же должен это делать — вот эти дети и принимают вызов. Несмотря на свой командирский тон, они вовсе не обидчики. Они не цепляются к слабым и наказывают только тех, кто пристает к их подопечным. Они не нападают, лишь завидев признаки уязвимости, а противостоят тем, кто хочет этой уязвимостью воспользоваться. В них нет злобы, но есть мощный инстинкт защитника. Они могут даже подраться или поспорить, но не для того чтобы возвыситься самим, а чтобы защитить «своих» детей. Классический и многими любимый американский роман «Дети из товарного вагона» Гертруды Чэндлер Уорнер повествует о том, как дети принимают на себя ответственность друг за друга. Четверо осиротевших детей решили заботиться друг о друге сами, вместо того, чтобы искать приюта у дедушки, которого даже не знали. Старший из них, Генри, устроился на работу, чтобы содержать братьев и сестер.

Дети (и взрослые) становятся обидчиками, если их стремление доминировать не сопровождается инстинктивным чувством ответственности за тех, кто стоит ниже них в сложившейся иерархии. Они игнорируют потребности других людей, вместо того, чтобы помочь, пользуются чужой уязвимостью, вместо того чтобы защищать ее, высмеивают слабых, вместо того чтобы поддержать их, глумятся над людьми с физическими недостатками, вместо того чтобы позаботиться о них.

Доминирование не пробуждает в них желания заботиться: они так отчаянно бегут от уязвимости, что теряют способность волноваться за других и чувствовать ответственность. В первую очередь, обидчики закрыты от всего, что может усилить чувство уязвимости — от всего, что заставит их осознать собственную незащищенность от эмоциональных ран. Обидчики не способны увидеть свои недостатки и ошибки. Для них, неуязвимость — добродетель, они рыцари без страха и упрека. Заботиться о ком-то — значит быть в этом человеке эмоционально заинтересованным. Чувствовать ответственность — значит открыться для неполноценности и вины. «Мне плевать» и «Я не виноват» — вот мантры обидчика.

Издевательства возникают, когда вызванная привязанностью потребность доминировать над ровесниками соединяется с потерей способности заботиться о других и нести за них ответственность, которая должна сопровождать доминантные роли. Защищенность обидчика от уязвимости направляет доминирование по пути разрушения.

Не удивительно, что издевательства расцветают буйным цветом в мире наших детей.

Почему обидчики стремятся доминировать?

Тот, кто доминирует, гораздо менее уязвим, чем тот, кто находится в зависимом положении. Именно поэтому дети, которые больше всего закрыты эмоционально, также больше всего стремятся к доминированию.

Без сомнения, у некоторых детей возникает психологическая установка стать обидчиком еще до того, как они начнут ориентироваться на ровесников. В таком случае, ориентация на ровесников, даже если она не является причиной, дает ребенку массу возможностей реализовать свои импульсы к насилию.

Иногда стремление доминировать можно проследить до его источника в болезненном событии, произошедшем, когда ребенок находился в зависимой роли. Если родитель или воспитатель, пользуясь своей силой, помыкал ребенком, подавляя его достоинство и причиняя ему боль, естественным для ребенка станет желание избегать зависимого положения любой ценой. В каждой новой ситуации привязанности он инстинктивно будет искать главенства. В детстве Фрэнк жил с отчимом, который регулярно избивал его. Когда родителей в качестве объекта значимых для мальчика отношений заменили ровесники, двенадцатилетний подросток отчаянно пытался быть первым. Он повторял как раз то, что делали когда-то с ним. Именно так, а вовсе не вследствие генетической предрасположенности, обидчики порождают обидчиков.

Ребенок также может стать обидчиком, если его родителю не удалось внушить ему уверенность в том, что рядом с ним находится опытный, добрый и сильный ответственный взрослый. Ребенок, как бы он ни сопротивлялся родительскому управлению и как бы ни стремился получить больше независимости, нежели способен выдержать, жаждет почувствовать себя под защитой кого-то достаточно сильного и мудрого, чтобы позаботиться о нем. Родители все чаще оказываются неспособными доминировать в привязанностях. Отчасти в этом виноваты современные методы воспитания и обесценивание родительской интуиции. Складывается впечатление, что многие родители отдают ведущую роль детям и ждут, чтобы они сами сказали, как их воспитывать. Некоторые родители надеются избавить своих отпрысков от боли и фрустрации, делая все возможное, чтобы у детей все получалось. Дети, которых так воспитывают, никогда не столкнутся с необходимым для них чувством разочарования, которое сопровождает осознание невозможного. Они лишены опыта трансформации фрустрации в чувство тщетности, смирения и адаптации. Другие родители путают уважение к детям с потаканием всем прихотям, вместо того, чтобы просто удовлетворять их потребности. Есть и такие, которые стремятся дать детям возможность выбирать, объяснять ситуацию, тогда как все, что нужно ребенку — это шанс выразить фрустрацию, вызванную тем, что реальность разбила его надежды, возможность выплеснуть недовольство своей неудачей. Некоторые родители с помощью детей пытаются реализовать свои собственные потребности в привязанности. В условиях современной социально-экономической нестабильности, многие родители, хоть и находятся рядом со своими детьми физически, слишком озабочены собственными трудностями, чтобы полноценно присутствовать в их жизнях эмоционально.

Если родители слишком заняты, пассивны или не способны доминировать, инстинкты привязанности автоматически направят ребенка в доминантную позицию. Такие дети начинают командовать и контролировать. Один пятилетний малыш сказал своей маме: «Ты же говоришь, что любишь меня, так почему не делаешь то, что я тебе говорю?» Еще один дошкольник нежно прошептал маме на ушко: «Если не будешь меня слушаться, я вырасту и убью тебя». Когда родители не способны занять свое место в отношениях с детьми, привязанность переворачивается. Судя по моей консультационной практике, дети сегодня все чаще помыкают родителями. Когда такие дети становятся ориентированными на ровесников, их мозг естественным образом выбирает доминирующий режим, и они продолжают помыкать, но теперь уже своими сверстниками.

Как обидчики добиваются доминирования

Добиваться доминирования можно по-разному. Самый очевидный способ возвыситься — хвастаться или дерзить, выставлять себя самым большим, лучшим и важным. И все же, наиболее популярный путь к самовозвышению лежит через унижение других, поэтому обидчик, чаще всего, старается показать всем, «кто тут главный», и держать окружающих в узде. Инструментов для этого множество- покровительственный тон, презрение, оскорбления, унижение, насмешки, передразнивание, устыжение. Обидчик инстинктивно улавливает неуверенность в других и стремится воспользоваться ею в своих целях. Обидчики получают удовольствие, заставляя других выглядеть глупо и смешно, внушая им чувство стыда. Чтобы придать важности себе, они инстинктивно унижают других. Им не нужно учиться, как это сделать: все необходимые способы спонтанно рождаются в голове обидчика.

Конечно, обидчик хочет того же, что и любой другой ребенок: удовлетворить жажду привязанности. Но получить такое удовлетворение ему нужно наименее уязвимым образом. Из шести видов привязанности, о которых я говорил в главе 2, привязанность через сходство — самый безопасный способ. Отличия в этом случае становятся поводом для оскорблений. Все, что хоть как-то выделяется, все, что делает ребенка уникальным, все, что не представляет ценности в культуре ровесников, превращает ребенка в мишень для обидчика. Отличия вызывают у обидчиков отвращение, и они доминируют, нападая на непохожесть других детей. Второй наименее уязвимый способ привязанности — быть значимым, важным в чьих-то глазах. Стремясь к превосходству, обидчики пользуются любыми очевидными недостатками других, так же, как они высмеивают и стараются обесценить в других их превосходство. Обидчики не выносят, если кто-то становится важнее их самих.

Еще один способ добиться доминирования — запугивание. Вызывая страх, обидчик одерживает победу. Поэтому он постоянно держит других в страхе, прибегая к угрозам, бросая вызов, рассказывая страшные истории и разрабатывая тактики запугивания. Чтобы сохранить свое положение, обидчик никогда не должен выказывать страха ни перед чем. Некоторые подростки из кожи вон лезут, чтобы доказать свое бесстрашие. Они обжигают и режут себя, демонстрируя всем свои шрамы, чтобы доказать, что им не страшно. Не стоит недооценивать силу этих инстинктов. Никакие уговоры не убедят таких детей, потому что наша логика для них бессмысленна.

Конечно, один из самых примитивных способов установить доминирование — это добиться физического превосходства. В Торонто проходил суд, на котором четверо подростков обвинялись в жестоком избиении и убийстве пятнадцатилетнего мальчика. Один из них в своих показаниях рассказал, что его друзья после случившегося хвастались этим. Они, как он выразился, «выпендривались».

Раньше в гонке за лидерство действовали значительные гендерные различия, а также множество определенных правил. Ориентация на ровесников сократила различия, лишила «гонку» социально приемлемых правил и сделала стремление доминировать еще более отчаянным, чем когда-либо. Теперь и девочки устанавливают доминирование с помощью физического нападения на других. Некоторые считают, что девочки теперь дерутся потому, что стали менее женственными, правильными, менее управляемыми, чем раньше иными словами, это проявление «эмансипации». Но дело совсем не в ней. Издевательства девочек над девочками — признак эмоциональной регрессии, а не освобождения.

Еще один способ добиться доминирования — требовать уважения, это «фирменный стиль» обидчиков. Дети воспринимают обидчика, как человека, который добьется своего и ни перед чем не остановится. Почему обидчики так требовательны? Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно вновь обратиться к системе привязанности и уязвимости. Сами того не понимая, обидчики страдают от фрустрации, потому что потеряли привязанность к взрослым, а взамен получили лишь скудные отношения привязанности с ровесниками. Слишком защищенные от уязвимости, чтобы понять причину своего недовольства, они предъявляют требования, не имеющие никакого отношения к источнику их фрустрации. Они попадают в ловушку. Они не могут потребовать того, что им действительно нужно — тепла, любви, отношений. Подчинение, или внешние его признаки, является лишь слабой заменой. Поэтому, что бы обидчики ни получили в ответ на свои требования, даже если все их требования безоговорочно выполняются, они не могут удовлетворить фундаментального эмоционального голода. Их попытки насытиться — бесплодны, но поскольку они не могут позволить себе по-настоящему ощутить тщетность, они не способны отпустить. Требования обидчиков бесконечны. Обидчик требует уважения, потому что это мощный признак верности и подчинения. Обидчика нисколько не беспокоит, что признаки уважения неискренни, и проявляются только под давлением и после угроз. Обидчики без колебаний требуют того, чем не могут распоряжаться, отбирают то, что не отдают им по собственной воле. Тщетность таких усилий никогда не проникнет в их сознание. Обид, чик не способен увидеть разницу между внешними проявлениями уважения и настоящим уважением, почувствовать, что близость и контакт, данные по требованию — не настоящие и не принесут удовлетворения. Уважение, которое он вымогает, не может его насытить жажда привязанности обидчика и его фрустрация только растут и усиливаются. То, что ему действительно нужно — эмоциональное удовлетворение от отношений — невозможно получить теми способами, которыми он действует.

Что провоцирует обидчика?

Обидчик переходит в нападение, если его требования, даже неозвученные, не выполняются. Например, обидчики чрезвычайно чувствительны к неуважению. Даже посмотрев на него «не так», есть риск запустить реакцию. Проходить через коридор, полный обидчиков — это как идти но минному полю, пытаясь избегать неверных движений из страха подорваться. К сожалению, не всегда можно заранее понять, какой шаг окажется неверным. Для одной девочки, Жюстин, достаточно оказалось задеть поднос обидчика в кафетерии. Для Франки — потанцевать с мальчиком, на которого положила глаз местная задира. В результате, обе девочки месяцами подвергались угрозам и оскорблениям, это серьезно усложнило им жизнь и отразилось на их успеваемости, хотя обе были сообразительными, и обычно им удавалось обходить неприятности.

Многие дети совершенно не способны избегать проблем в мире, которым правят обидчики. К сожалению, один из первых результатов ориентации на ровесников — возникновение защиты от уязвимости, которая необходима, чтобы прочесть знаки враждебности и отвержения. Когда система тревожности приглушается, дети менее способны читать знаки, которые должны были бы призвать их к осторожности. Таким образом, ориентация на ровесников не только создает обидчиков, но и готовит для них жертв. Эти несчастные всегда ходят по лезвию ножа. Такова была история Рины Вирк, избитой и утопленной в Виктории. Она была в крайней степени ориентирована на ровесников, но защищалась от ощущения отверженности. Чем больше ее отвергали, тем отчаяннее она пыталась войти в группу ровесников. Даже в последние минуты жизни она, как сообщают свидетели, умоляла своих врагов не делать ей больно и убеждала, что любит их. Вместо того чтобы встревожиться и стать осторожной, она слепо шла к своей гибели. Такая же динамика, правда, в менее явной форме, повторяется сотни раз в день в школьных дворах по всему нашему континенту. Дети идут прямиком в эпицентр опасности, потому что они не способны к восприятию социальных подсказок отвержения, а также вербальных и невербальных сообщений, которые могли бы стать для них предупреждением.

Помимо мнимого неуважения и неподчинения, еще одним пусковым механизмом для издевательств становятся проявления уязвимости. Ребенок никогда не должен показывать обидчику, что его можно ранить, или за эту ошибку придется дорого заплатить. Стоит только признать, что тебе больно, и обидчик будет давить на болевую точку. Стоит только признать, что что-то важно для тебя, и обидчик найдет способ все испортить. Казаться слабым, заинтересованным или полным энтузиазма — значит сделать их себя мишень. Большинство детей знают это и тщательно маскируют уязвимость в присутствии тех, кто способен напасть. Они не могут сказать, что скучают по нас, иначе ровесники их засмеют. Им нельзя признавать, что замечания их задели, иначе их будут безжалостно дразнить. Они не должны сознаваться в своей чувствительности, иначе насмешки никогда не прекратятся. Им приходится учиться скрывать страх, никогда не показывать тревогу, отрицать, что им больно. Чтобы выжить в мире, где правят обидчики, наши дети должны тщательно прикрывать признаки уязвимости, стирать любые знаки привязанности. Без сомнения, именно поэтому так много детей подавляют сочувствие к жертвам издевательств.

В условиях нарушенной иерархии, созданной ориентацией на ровесников, некоторые дети начинают подчиняться. При этом они руководствуются инстинктами, точно так же, как и те, кто стремится доминировать. Столкнувшись с доминирующим ровесником, дети, склонные подчиняться, автоматически проявляют уважение. Показателем подчинения может служить демонстрация уязвимости: так член волчьей стаи ложится на спину, открывая горло вожаку. Подставляя самую уязвимую часть своего тела, волк показывает, что подчиняется. Такое поведение глубоко укоренено в инстинктах привязанности. В естественных условиях, показать свою уязвимость — значит попросить позаботиться о себе. Говоря, что у нас что-то болит- мы ждем нежности. На обидчика, наоборот, такая неприкрытая уязвимость действует, как красная тряпка на быка, заставляя его атаковать. И жертвы, и обидчики только следуют за своими неосознанными инстинктами, но для жертв все заканчивается плачевно.

Привязанность-перевертыш

Среди наиболее темных особенностей обидчиков есть любопытное состояние, которое я называю «привязанность-перевертыш». Эмоционально здоровый человек подходит к привязанности прямо и уверенно. Он открыто говорит о своих потребностях и желаниях, демонстрируя свою уязвимость. Для обидчика, открыто искать близости слишком опасно. Задира, ориентированный на ровесников, слишком боится сказать: «Ты мне нравишься», «Ты мне важен», «Я скучаю, когда тебя нет рядом», «Будь моим другом». Обидчик не может признаться, что испытывает неутолимую жажду связи, впрочем, часто он сам не понимает, что чувствует.

Так как же обидчик привязывается? Вспомним, что у привязанности есть как положительная, так и отрицательная сторона. В главе 2 я говорил об этом как о феномене «биполярной природы привязанности». Существует второй, негативный способ установить связь. Обидчик пытается сблизиться с желаемым объектом привязанности, отталкиваясь от тех, с кем не хочет контакта. Этот путь извилист и гораздо менее эффективен, но опасность быть раненым или отверженным на нем значительно ниже. Это позволяет обидчику никогда не показывать, что ему важен результат, никогда не выдавать эмоциональной заинтересованности в искомых отношениях. Вместо того, чтобы прямо сообщить о своем желании близости с избранным человеком, обидчики будут сопротивляться контакту с другими, нарочито игнорируя и избегая их, особенно в присутствии тех, кого они пытаются завоевать. Вместо того чтобы подражать тем, за кем они в тайне охотятся, они высмеивают и дразнят других. Слишком зажатые эмоционально, чтобы открыться людям, которые важны для них, обидчики создают тайны от людей, к которым они безразличны — или даже придумывают сплетни о них.

В этом сущность обидчика: дистанцироваться от одного человека, чтобы приблизиться к другому, изливать презрение в одном месте, чтобы установить связь в другом, избегать и не признавать одних людей, чтобы закрепить связь с другими. Опасно любить, но не ненавидеть, рискованно восхищаться, по не презирать, в желании походить на кого-то есть уязвимость, а в высмеивании тех, кто отличается, ее нет. Обидчики инстинктивно выбирают наименее уязвимый путь к месту назначения.

Те, кто попадает под огонь движимого инстинктами поведения, часто не могут понять его причин: «Почему я?», «Чем я заслужил такое обращение?», «Почему они ко мне придираются, я же к ним не лезу?». Естественно, эти дети сбиты с толку и испуганы. На самом деле, проблема вовсе не в них самих. Они всего лишь мишень, средство добиться цели. Обидчику нужен кто-то, чтобы добиться своего. Здесь нет ничего личного, вообще редко в поведении обидчика бывает что-то личное. Единственное условие, чтобы к тебе прицепились — быть не тем, к кому пытается привязаться забияка. К сожалению, ни о чем не подозревающие заложники такой стратегии формирования привязанности могут принимать плохое обращение близко к сердцу, и тогда психологические раны, которые им наносят, становятся очень тяжелыми. Многие дети, превратившиеся в мишень для обидчиков, начинают думать, что с ними что-то не так, что они каким-то образом сами виноваты в том, как с ними обращаются. Если дети не защищены сильной привязанностью к взрослым, отношение обидчиков может нанести им эмоциональную травму, они могут уйти в глубокую эмоциональную защиту, в депрессию или даже хуже.

По мере того, как число забияк растет, растет и опасность для каждого ребенка оказаться под прицелом обидчика. Каждый раз, когда встречаются двое или более детей, ориентированных на ровесников, возникает вероятность того, что они попытаются добиться привязанности с помощью противопоставления себя другим. «Да от нее просто воротит!», «Смотри, вон тот лузер!», «Она такая дура!», «Этот чувак- дебил». Оскорбления льются рекой. Взрослым такое поведение может показаться невероятным, потому что те же самые дети бывают вежливыми, очаровательными и располагающими. Поведение некоторых детей может меняться в мгновение ока, смотря по тому, с кем они сейчас находятся и к какому полюсу — положительному или отрицательному — притягивается магнит их привязанности.

Как помочь ребенку перестать быть обидчиком

Важно помнить, что обидчики ведут себя так ненамеренно. Дети не хотят быть обидчиками, но им даже не приходится этому учиться, ведь издевательства могут возникнуть спонтанно внутри любой культуры. Ошибочно полагать, что агрессивное поведение обидчика выражает его истинный характер. Обидчики — вовсе не испорченные дети, скорее они — крепкие орешки, которым родители и учителя не помогли достичь независимости. Издевательства — это результат борьбы между двумя наиболее значимыми психологическими механизмами эмоционального мозга людей: привязанности и защиты. Эти мощные процессы скрывают врожденную личность ребенка.

Если мы хотим спасти обидчика, нам нужно сначала поставить его на место — я не имею в виду «преподать ему урок», наказать его, унизить — только вернуть его в естественную иерархию привязанности. Единственная надежда для обидчика — привязаться к взрослому, который возьмет на себя ответственность за удовлетворение эмоциональных потребностей обидчика. За внешней ожесточенностью скрывается глубоко ранимый и одинокий маленький человечек, чья напускная жесткость испарится в присутствии по-настоящему заботливого взрослого. «Однажды я спросил одного задиру, каково это, когда тебя все боятся, — сказал мне психолог одной из средних школ. — «У меня много друзей, — ответил он, — но настоящих друзей у меня нет». И тут он начал рыдать».

Когда обидчик перестает чувствовать себя лишенным чего-то, когда он больше не вынужден сам заботиться о себе, чтобы удовлетворить свою жажду привязанности, в издевательствах больше нет нужды. В киноверсии «Двух башен», второй части трилогии «Властелин колец», мы видим яркий пример того, как человек отказывается от агрессии, как только удовлетворяется его потребность в привязанности. Голлум, скользкий, извращенный и эмоционально изголодавшийся, полный горечи и ненависти, вступает во внутренний диалог с самим собой после того, как привязывается к хоббиту Фродо, которого называет «Хозяином». «Ты нам больше не нужен, — говорит он своему недоверчивому, манипулирующему и даже способному на убийство второму «я». — Теперь хозяин о нас позаботится.

Чтобы получить представление о сущности обидчика, представьте, что твердая скорлупа ожесточившихся эмоций защищает очень чувствительное создание, нуждающееся в привязанности, незрелое и невероятно зависимое, но стремящееся при этом доминировать. Такое поведение может быть вызвано и другими обстоятельствами, но в случае ориентации на ровесников его появление предсказуемо, ведь такая ориентация не только вызывает и усугубляет издевательства, но среди современных детей еще и является основной причиной издевательств. В основе издевательств лежит сочетание двух мощных процессов: интенсивной, перевернутой и смещенной привязанности и отчаянного побега от уязвимости. Плодом этого союза становится обидчик: жесткий, озлобленный, чрезвычайно требовательный ребенок, цепляющийся к другим, насмехающийся, дразнящий, угрожающий, запугивающий. Обидчика легко задеть неуважением, легко спровоцировать, он не испытывает страха и не плачет, слабость и уязвимость становятся для него добычей.

Ориентация на ровесников взращивает и обидчиков, и их жертв. Мы были слишком наивны, полагая, что помещая детей вместе, мы воспитаем в них ценности равенства и взаимодействия. Вместо этого мы освободили путь для формирования новой разрушительной иерархии привязанностей. Мы строим общество, которое становится идеальной площадкой для реализации сценария «Повелителя мух». Ориентация на ровесников делает из наших детей сирот и превращает школы в дневные приюты. Теперь школа — это место, где дети, ориентированные на ровесников, собираются вместе и где они относительно свободны от опеки взрослых: в столовых, коридорах, школьных дворах. Из-за мощной реорганизации привязанностей, происходящей с возникновением ориентации на ровесников, школы становятся фабриками по производству обидчиков — без злого умысла, но с плачевными результатами.

Большинство подходов к феномену издевательства несостоятельны, потому что им не хватает понимания глубинных процессов. Те, кто воспринимает издевательства как проблему поведения, полагают, что смогут справиться с таким поведением, применяя санкции и наказания. Однако наказания не только не проникают в сознание ребенка, но также питают фрустрацию и отчуждение обидчиков еще больше. Сильны не обидчики, а процессы, которые их создают. Источники формирования потенциальных жертв в культуре ровесников тоже неисчерпаемы.

Единственный способ спасти обидчика — обратить вспять процессы, которые его произвели на свет: вернуть ребенка в нормальную иерархию привязанности, а затем попытаться смягчить его защитные механизмы и удовлетворить жажду привязанности. Задача может оказаться нелегкой, но это единственное решение, дающее надежду на успех. Современные методы, сфокусированные на профилактике издевательств или, в качестве альтернативы, убеждающие детей вести себя друг с другом цивилизованно, упускают из виду корень проблемы: детям не хватает уязвимой зависимости от заботящихся о них взрослых. До тех пор, пока мы не начнем относиться к издевательствам как к нарушению привязанности, коим оно и является, никакие методы не смогут ничего изменить.

Таким же образом, лучший способ защитить жертв — вернуть их к зависимости от взрослых, несущих за них ответственность, чтобы они смогли почувствовать свою уязвимость и пролить слезы о том, что у них не получается. Чаще всего, наибольшему риску подвержены дети, слишком ориентированные на ровесников, чтобы опереться на взрослых.

Недавно я участвовал в программе на канадском телевидении, посвященной проблеме издевательств среди детей. В студии присутствовали родители детей, совершивших самоубийство из-за того, что над ними издевались в школе. Была там и девочка, чью жизнь омрачали издевательства ровесников. Мама девочки рассказала, что ее дочь почти каждый день, приходя из школы, плачет и говорит о своих злоключениях. После съемок ведущая программы спросила, меня, не может ли так случиться, что эта девочка захочет покончить с собой? Напротив, ответил я, ее зависимость от мамы, слова и слезы, которые она проливает в безопасности этих отношений, стали для неё спасением. Дети, совершившие самоубийство, были для своих родителей загадкой. То, что они сделали, оказалось для родителей полной неожиданностью. Эти печальные жертвы были слишком ориентированы на ровесников, чтобы говорить с родителями о том, что происходило, и слишком защищенными от уязвимости, чтобы слезами облегчить свою боль. Их фрустрация накапливалась до тех пор, пока не стала невыносимой. В тех конкретных случаях, дети направляли атаку не против других, а против самих себя. В этом смысле, обидчики и жертвы тоже сделаны из одного теста: и тем, и другим не хватает привязанности к заботящимся о них взрослым. Дети не причинят вреда себе или другим, если они способны опереться на родителей. Какими бы несчастными они ни чувствовали себя время от времени, они смогут справиться с тем, что расстраивает их, и ответить на это ощущением тщетности.

Некоторые, в том числе признанные эксперты, считают проблему издевательств среди детей проблемой передачи моральных ценностей. Такое восприятие верно, но совсем не в том смысле, который ему обычно придают. Дело не в том, что мы не можем привить детям ценности заботы и уважения к другим. Эти ценности дети впитывают естественным образом, если они способны достаточно глубоко и уязвимо чувствовать. Сбой произошел не в нравственном воспитании детей, а в восприятии нашим обществом базовых ценностей привязанности и уязвимости. Если бы мы опирались на эти ключевые ценности, ориентация на ровесников не расцветала бы таким буйным цветом и не производила бы на свет обидчиков и их жертв.

Тринадцатилетняя Джессика рассказала по секрету своей подруге Стейси, что ребята в школе вынуждают ее заняться оральным сексом с одноклассником на предстоящей вечеринке: «Они говорят, так я смогу доказать, что я одна из них». Джессика не была уверена, что хочет этого. С одной стороны, она не испытывала сексуального влечения к тому мальчику, но с другой — ей доставляло удовольствие быть в центре всеобщего внимания. В школе только и говорили о том, сделает она это или нет. Джессика страдала от лишнего веса и никогда не входила в «круг избранных». Стейси не знала, что посоветовать подруге по такому щекотливому поводу, и рассказала обо всем своему отцу. Тот, после некоторых размышлений, счел необходимым сообщить об этом родителям Джессики. Родители были шокированы. Они понятия не имели ни о непрочности положения дочери в компании сверстников, ни о том, что ее вынуждали начать половую жизнь таким образом. Когда родители решились поговорить с Джессикой о своих опасениях, было уже поздно: она не устояла. В данном случае, девушка поддалась даже не настойчивым просьбам молодого человека, которому она старалась угодить или с которым надеялась завести отношения, начать половую жизнь ее убедила группа ровесников.

Все мы понимаем, что секс редко бывает просто сексом, во всяком случае, для Джессики он точно таковым не был. Иногда секс — отражение жажды быть желанным. Временами — бегство от скуки и одиночества. Он также может стать способом обозначить границу своей территории или предъявить права на собственность, установить с кем-то особые взаимоотношения. Секс может быть мощным символом статуса и признания. Некоторые занимаются сексом ради подсчета своих побед или ради чувства принадлежности, чтобы подстроиться под другого, зацепиться за него и держаться. Порой секс — это господство, а порой — подчинение, иногда это способ угодить кому-то. В некоторых случаях, секс является показателем отсутствия границ и неспособности сказать «нет». Конечно, секс может быть проявлением любви, истинной страсти и настоящей близости. Но почти всегда, в той или иной форме, секс замешан на привязанности. В подростковом возрасте секс очень часто выражает неудовлетворенную потребность в привязанности.

Подростки все раньше и раньше начинают вступать в половую жизнь. Согласно исследованиям, проведенным в 1997 году Центром контроля заболеваний США, 6,5 % девятиклассниц имели первый сексуальный опыт до 13 лет, и этот показатель в два раза выше, чем у учениц 12 класса. Около 15 % американских мальчиков, учеников 9 класса, признались, что вступили в первую половую связь до 13 лет — здесь показатели более чем в два раза превышают зарегистрированные среди учеников 12 класса. Та же ситуация и в Канаде. Исследование, опубликованное в 2000 году, показало, что в 90-е более 13 % девочек имели первый сексуальный контакт до 13 лет, и это вдвое больше аналогичных показателей статистики начала 80-х1. По неофициальным данным, и в Соединенных Штатах, и в Канаде многие тинэйджеры практикуют оральный секс в качестве замены традиционному контакту, не признавая при этом факта вступления в половые отношения. «Произошли очень тревожные изменения в отношении к оральному и анальному сексу, ко всему, кроме…», — говорит Элеанор Матика-Тиндейл, профессор социологии Виндзорского университета.

Подающий надежды девятнадцатилетний бейсболист, приглашенный в 2003 году в «Лос-Анджелес Доджерс», был признан виновным в принуждении несовершеннолетних к действиям сексуального характера и приговорен к полутора месяцам тюрьмы. Как-то раз молодой спортсмен занимался оральным сексом с двумя девушками, 12-ти и 13-ти лет. В своей, кстати сказать, успешной кассационной жалобе он утверждал, что не он был инициатором сексуального контакта, а девушки. Но почему? Обе потерпевшие ответили, что для ученицы седьмого класса в их среде было обычным делом предложить оральный секс молодому человеку. Одна из девушек сказала, что «все делают это», и она не хочет быть «исключением».

Пугающе раннее начало половой жизни сопровождается обесцениванием сексуальных отношений. Существует большая разница между сексуальным контактом как выражением искренней близости и сексуальным контактом как следствием примитивной привязанности. Результатом последнего неизбежно является неудовлетворенность и неразборчивость в связях — как, например, в случае семнадцатилетнего Николаса.

«Что-то пошло не так, — начинает свой рассказ Николас. — Нет, все отлично: я часто занимаюсь сексом, но, мне кажется, я никогда по-настоящему не занимался любовью. Друзья уважают меня за то, что я могу переспать с любой девушкой. Но я, наверное, не способен к тому, что называют близостью. Проснувшись утром с девушкой, я никогда не знаю, что ей сказать. Единственное, чего я хочу — это позвонить одному из своих дружков и похвастаться». Проблему Николаса можно назвать «синдромом Дон Жуана», которым страдают многие мужчины. В наши дни с ним столкнулись молодые люди, чье вступление в половую жизнь и дальнейшее ее развитие произошло в контексте культуры ровесников. Оба они — и Николас, и Джессика — сильно ориентированы на ровесников. «Я не чувствую связи с семьей. На самом деле друзья для меня ближе, чем родные. Я даже больше не хочу проводить время в кругу семьи», — говорит Николас. Я довольно хорошо знаю семью этого мальчика. У него три сестры и родители, которые очень сильно любят его. Но его не питает эта любовь; он стремится удовлетворить жажду привязанности с помощью ровесников. Когда Николас был подростком, было два года, в течение которых его отец, талантливый специалист, с головой ушел в карьеру, а у матери в результате стресса развилась депрессия. Этот относительно короткий период совпал с ключевым этапом взросления Николаса, вследствие чего он потерял чувство близости с родителями, и семью заменила группа ровесников. Вот насколько чувствительными стали дети в современном обществе, в котором отсутствуют традиции замены родителей другими взрослыми, когда по каким-то причинам семейные узы ослабевают даже на относительно короткое время.

Джессика тоже не была эмоционально привязана к родителям, я с трудом смог заставить ее поговорить о них, и когда она заговорила выяснилось, что они лишь создавали помехи в ее жизни — жизни, которая вращалась вокруг сверстников. Ее ориентация на ровесников — это проявление неутолимой жажды быть принятой, результатом которой стали одержимость непрерывным общением в интернете и полное пренебрежение ценностями взрослых, такими как школьные занятия и учеба. По ее словам, нет ничего важнее, чем быть любимой, востребованной и окруженной друзьями.

Для Николаса, секс был чем-то вроде соревнования, в котором надо непременно одержать победу и получить приз, повысив, таким образом, свой статус в кругу друзей. Для его девушек секс мог быть опытом интимной близости или подтверждением своей привлекательности, доказательством того, что они желанны, или символом принадлежности и исключительности. Для Джессики оральный секс был обрядом посвящения, ценой, которую она заплатила за то, чтобы быть принятой в группу, о которой мечтала.

С помощью секса четырнадцатилетняя Хизер покоряла мальчиков, привлекая их внимание, завоевывая расположение и одерживая победу за победой. Хизер — еще один ориентированный на ровесников подросток. Она пользовалась успехом и очень гордилась своим влиянием на противоположный пол. Девушка вела половую жизнь с двенадцати лет и успешно скрывала этот факт от родителей. К тому моменту, как Хизер оказалась у меня на приеме (родители отправили ее ко мне, потому что их дочь стала совершенно неуправляемой), она была уже весьма искушенной для своего возраста. Хизер хвасталась мне, что еще до того, как перейти в старшие классы, она провела разведку в трех разных школах, нашла там самых «горячих парней" и обольстила их. В ее интонациях слышалось презрение к девушкам, которые не могли добиться такого же успеха у парней. По ее мнению, все они были просто глупыми неудачницами. Своего нынешнего сексуального партнера она называла бойфрендом, но, похоже, не чувствовала ни капли вины за свою неверность по отношению к нему. «Мы особенно не разговариваем, — сказала она, — ну и к тому же, меньше знаешь — крепче спишь». Гораздо больше ее волновало то что он был на полдюйма ниже нее. «Кроме того, секс с другими парнями — это только физиология». Хизер считала своего бойфренда единственным в мире человеком, который был ей по-настоящему близок, но в этой близости недоставало эмоциональной и психологической глубины.

Чтобы показать, насколько далек может быть подростковый секс от истинной близости, я приведу случай, рассказанный Илэйн Вин, врачом студенческой поликлиники. «Пятнадцатилетняя девушка пришла на плановый осмотр и взятие мазка. Когда я проводила исследование влагалища, она обронила, что не уверена, эякулирует ли ее молодой человек во время секса. Оказывается, ее это беспокоило. «А ты не пробовала спросить у него?» — предложила врач. «Шутите? — ответила девушка. — Это слишком личный вопрос!»

Нелегко оставаться равнодушным к тому, что секс делает с детьми, ориентированными на ровесников, и, наоборот, как ориентация на ровесников влияет на сексуальные отношения. Конечно, не все ориентированные на ровесников подростки ведут половую жизнь или ведут ее беспорядочно, но культура, в которую они погружаются, пронизана причудливо искаженной сексуальностью: незрелая псевдо-искушенность, физические игры, чуждые искренней близости — и все это при отсутствии психологической готовности справляться с последствиями.

Такие факторы, как физиологическая зрелость и «бурлящие гормоны», не раскрывают всех особенностей подростковой сексуальности. Чтобы лучше разобраться в раннем сексуальном поведении молодых людей, мы должны вновь обратиться к понятиям, которые я ввел в предыдущих главах: привязанность, уязвимость и зрелость.

Главная, как обычно — привязанность. Не юношеское сексуальное пробуждение является решающим фактором, а то, что ориентированный на ровесников подросток готов на все для утоления жажды привязанности. Чем менее зрел и уязвим подросток, тем выше вероятность того, что стремление к привязанности найдет у него сексуальное выражение.

Секс как выражение жажды привязанности

В норме, секс — это то, что происходит между двумя зрелыми людьми, а не между детьми и теми, кто несет за них ответственность. Когда ребенок ищет эмоциональной близости с взрослым, сексуальная связь маловероятна. Но в случае, если ребенок начнет ориентироваться на ровесников, та же потребность в контакте будет являться стимулом к сексуальной активности. Секс выступит в качестве инструмента привязанности к ровесникам. Велика вероятность, что ребенок, заменивший родителей сверстниками, станет сексуально озабоченным или активным. Те дети, у которых отсутствует чувство близости с родителями, больше всего стремятся к тесной связи с ровесниками, только здесь она устанавливается скорее через секс, чем через чувства и разговоры. Именно это произошло с Николасом, Хизер и Джессикой, которые оказались отрезанными от любящих родителей ориентацией на ровесников. Они использовали секс, чтобы удовлетворить свою потребность в близости и эмоциональном контакте.

Секс — это готовый инструмент для утоления примитивной жажды привязанности. Во второй главе я перечислил шесть видов привязанности, первый из которых — привязанность через ощущения. Если ребенок ищет близости прежде всего через физический контакт, секс для него будет очень эффективен. Если выбран тип привязанности через сходство, то свое поведение ребенок будет подстраивать под ценности группы ровесников, как в случае с Джессикой и двумя девушками, занимавшимися оральным сексом с бейсболистом. Для подростка, стремящегося к привязанности через принадлежность и лояльность (третий вид), сексуальное общение тоже будет весьма заманчивым. Если ребенок склонен формировать привязанность по четвертому типу, через желание быть значимым для кого-то, подтверждение статуса или собственной привлекательности станут первоочередной задачей, а секс будет выступать в качестве инструмента для набора очков. Безусловно, сексуальный контакт — это ещё и выражение теплых чувств и истинной близости, но очень редко он является таковым для незрелых, ориентированных на ровесников подростков, как бы они этого ни хотели. Коротко говоря, для того, чтобы достичь двух этих высших форм привязанности, их сексуальности недостает уязвимости и зрелости.

Ориентация на ровесников и подростковая сексуальность

Современная мода в одежде, макияже и поведении стимулирует сексуализацию молоденьких девочек, совсем еще не готовых к взрослой половой жизни. Джоан Джейкобе Брумберг, историк Корнеллского университета и автор книги The Body Project*, посвященной периоду девичества в американской культуре, считает, что внешность, насыщенная сексуальными деталями, стала в наше время главным критерием самооценки. В интервью журналу Newsweek Брумберг рассказала, что, если 50 лет назад девочки, говоря о самосовершенствовании, имели в виду академические достижения или общественную деятельность, то сейчас на первом месте стоит внешность. Изучив дневники и записки подростков, она пришла к выводу, что для девочек их тело — предмет постоянной озабоченности, уступающий по значимости лишь отношениям с ровесниками3. Выражение «уступающий по значимости» не совсем корректно, поскольку одержимость собственным телом — это прямой результат ориентации на ровесников и ее побочного эффекта — сексуализации подростков.

Сами того не понимая, подростки играют с огнем, когда придают своим привязанностям сексуальный характер. Секс — это не просто инструмент для достижения своих целей. Подросток не может не пострадать от секса, отнестись к нему, как к чему-то обыденному, не задевающему глубоких струн души. Секс — это мощный связующий элемент, укрепляющий межличностные связи, вызывающий чувство единения и слияния, создающий единое целое. Неважно, насколько непродолжительными или невинными были сексуальные взаимоотношения, секс формирует из участников пару. Сексуальный контакт объединяет своих участников, даже если они не готовы к этому, не хотят этого и не осознают. Исследования доказали то, в чем большинство из нас убеждается на собственном опыте: занятия любовью связывают людей, вызывая в человеческом мозге мощнейшие эмоциональные привязанности.

Когда сексуально окрашенная жажда привязанности ориентированного на ровесников ребенка сочетается с серьезным связующим эффектом, пусть даже случайного, секса, результат слишком предсказуем. Рост нежелательных подростковых беременностей отмечен в странах, где преобладает ориентация на ровесников, несмотря на попытки внедрить половое воспитание и контролировать рождаемость. По статистике, больше всего подростковых беременностей зарегистрировано в США, далее следуют Великобритания и Канада Подростки, ориентированные на ровесников, начинают половую жизнь не для того, чтобы заниматься любовью или рожать детей, а потому, что в объятиях друг друга они ищут контакта и эмоциональной близости — того, что они должны были бы получать от своих родителей. Рождение ребенка в такой ситуации — нежелательный результат, а младенцы, в большинстве случаев, становятся жертвами еще не повзрослевших родителей, ни морально, ни даже физически не готовых к воспитанию детей.

Секс и бегство от уязвимости

Секс не только привязывает людей друг к другу, он еще и ведет их на опасную территорию, где больно ранят чувства и разбивают сердца. Люди, связанные сексом, не смогут безболезненно расстаться. Секс сближает, и любого рода расставание неминуемо вызывает боль и психологический надрыв. Эти ощущения знакомы многим взрослым. Неоднократно пережитые расставания и чувство отверженности, если они следуют за сильной привязанностью, основанной на сексе, могут создать такую уязвимость, которую невозможно пережить. Такие испытания могут повлечь за собой психологические травмы и эмоциональное ожесточение.

Не удивительно, что чем более активную половую жизнь ведут подростки, тем больше они ожесточаются эмоционально. Это снижение чувствительности может показаться благословением, защищающим их от боли и позволяющим играть с огнем. Но, как мы уже говорили в предыдущих главах, убегая от уязвимости, ребенок теряет человеческий потенциал, эмоциональную глубину и свободу, которые делают людей по-настоящему живыми.

Даже в краткосрочной перспективе, раннее начало половой жизни не может не навредить защищенному от уязвимости подростку. То, что подросток не выглядит несчастным, вовсе не означает, что он не страдает. Чем меньше мы осознаем свою боль, тем сильнее может оказаться травма на бессознательном уровне. Хизер призналась, что её изнасиловали на одном из свиданий, но она сказала это беспечным тоном и подчеркнула, что это событие никак на ней не отразилось. Не трудно было заметить скрытую за этой бравадой уязвимость и предположить, что такое безразличие, если его не излечить, будет и дальше уводить девушку на очень опасную территорию. Сексуальный контакт, который не может развить у подростка чувство еще большей уязвимости, приводит к усилению защитных механизмов против уязвимости. Когда я спросил одну молодую девушку у себя на приеме, почему они с подругами так много выпивают на вечеринках, та без колебаний ответила: «Когда напьешься, не так больно заниматься сексом».

Одним из самых тяжелых последствий эмоционального ожесточения является то, что секс теряет свою связующую силу. В долгосрочной перспективе, наступает душевное онемение, и это лишает молодых людей возможности создавать отношения, в которых присутствует настоящий эмоциональный контакт и духовная близость. В конечном счете, секс становится процессом, не связанным с глубокими переживаниями. Он даже может вызывать привыкание, потому что секс сразу же подавляет жажду привязанности, не утоляя ее. Отделение секса от уязвимости может способствовать сексуальному раскрепощению, но источником этого раскрепощения станет эмоциональная бесчувственность.

Несмотря на то, что Хизер была умной, привлекательной, обаятельной и общительной девушкой, в ее чувствах и словах я не увидел ни намека на уязвимость. Она не испытывала страха, не признавала, что нуждается в помощи, не чувствовала ни опасности своего положения, ни неловкости за то, что делала. Николас тоже был в состоянии «бегства от уязвимости», что делало его скучающим, все вокруг критикующим, самонадеянным и высокомерным. Он также не чувствовал ни страха, ни неуверенности. Он презирал слабых и терпеть не мог неудачников. Ни Хизер, ни Николаса невозможно было глубоко взволновать. Они оба были невосприимчивы к связующей силе секса. Оба были защищены от уязвимости еще до вступления в половую жизнь, но сексуальная активность перенесла их эмоциональную ожесточенность на новый уровень.

Ни Хизер, ни Николас не стеснялись обсуждать свой сексуальный опыт ни со сверстниками, ни даже со мной. Такая непринужденность в общении на интимные темы, которые обычно принято считать глубоко личными — любопытная, но обманчивая сторона «бегства от уязвимости». Многих взрослых людей потрясает такая откровенность современной молодежи в вопросах секса, они даже склонны видеть в ней символ победы над скрытностью и застенчивостью недавнего прошлого. «Мы ни за что не стали бы обсуждать такие откровенные вопросы, — восхищалась мама одной пятнадцатилетней девочки, сильно ориентированной на ровесников. — Когда мы были в их возрасте, мы стеснялись говорить о сексе». Мама не понимала, что это развязное и нескромное обсуждение половой жизни не имеет ничего общего со смелостью и открытостью, а скорее говорит о защитной реакции против уязвимости. Не надо быть очень смелым, чтобы рассказать о чем-то не слишком личном. К чему скромность, если ты не чувствуешь своей наготы. Когда секс отделяется от уязвимости, он уже не может причинять сильную душевную боль. То, что должно быть сугубо личным и интимным, можно поведать всему миру — что часто и происходит в низкопробных телевизионных программах.

Для тех детей, которые все еще способны глубоко и искренне чувствовать, вступление в половую жизнь — это погружение в мощнейшие эмоции, в необъяснимую и часто запутанную привязанность, в уязвимость такой силы, что к ней тяжело прикасаться. Несмотря на то, что обычно подростки вступают в половую связь, чтобы стать ближе, они не рассчитывают, что влюбятся друг в друга. Вероятно, это погружение накрывает их с головой. Позже некоторые поймут. что стремятся избежать неминуемой боли расставания, отчаянно цепляясь за партнера, упорно следуя за ним и держась за него изо всех сил. Остальные почувствуют, что задыхаются в этой ловушке близости, к которой они не были готовы, и постараются освободиться из нее как можно скорее. Если оба партнера ощущают взаимосвязь, впоследствии кто-то из них может обнаружить, что его собственная индивидуальность и зарождающаяся личность подавлена и поглощена парой. Подросток будет не в состоянии разобраться в собственных предпочтениях и принимать самостоятельные решения, не посоветовавшись с партнером. «Я не уверена, пара ли мы, — призналась одна семнадцатилетняя девушка, говоря о своем последнем сексуальном партнере. — Он мне еще не сказал об этом».

Когда дети вступают в половую жизнь, они не имеют ни малейшего представления о том, во что ввязываются. Самые закрытые среди них выглядят равнодушными, потому что они эмоционально неуязвимы и не чувствуют боли. Из-за их неуязвимости, секс представляется обычным делом, легким и увлекательным занятием. Те же, кто уязвим и способен на глубокие чувства, попадают в неприятности: сначала влюбляются, независимо от того, хотели они этого или нет, а потом — страдают, когда отношения заканчиваются.

Учитывая связующий эффект секса и уязвимость, необходимую для его возникновения, а также ту уязвимость, которую он пробуждает (если, конечно, это происходит), мне кажется, мы должны обращать больше внимания на меры предосторожности по отношению к сексу. Эта осмотрительность необходима не только из соображений морали, но и для того, чтобы избежать влияния негативных последствий раннего секса на здоровое эмоциональное развитие подростков. Человеческий «суперклей» — не игрушка для детей.

Концепция безопасного секса, если формулировать ее с точки зрения уязвимости, приобретает совершенно иное значение: необходима защита не от заболеваний или нежелательной беременности, а от душевных ран и эмоционального ожесточения. Конечно, безопасность привязанности в принципе невозможно гарантировать, даже когда речь идет о привязанности двух взрослых людей. Нельзя утверждать, что мы можем защитить наших детей от душевных ран, но мы можем снизить риск возникновения в среде тинэйджеров сексуальных отношений, которые они не смогут сохранить и от которых не получат удовлетворения. Подростковый секс редко сопровождается соблюдением обязательств, верностью, чутким вниманием или поддержкой группы. Это секс, незащищенный в самом глубоком — психологическом смысле. Человек не может «жениться» и «разводиться», не теряя при этом чувствительности и не ожесточаясь эмоционально, или, по крайней мере, не испытывая боли и огорчения. Расставание после секса слишком болезненно. И подростки защищены от этих естественных переживаний не больше, чем все мы. В действительности, из-за свойственной их возрасту чувствительности, природной незрелости и отсутствия объективного восприятия, они даже больше, чем взрослые, подвержены душевным травмам вследствие сексуального опыта.

Когда сексуальным отношениям не хватает зрелости

С точки зрения привязанности и уязвимости, самый безопасный секс — это не секс как средство создания отношений, но секс в контексте уже сформировавшейся, надежной, приносящей удовлетворение связи. Нам необходима уверенность в том, что наши отношения с любимыми находятся на желанном уровне. В этом случае, секс становится заключительным актом привязанности, подтверждением обладания исключительным правом, таким образом, замыкая пару. Секс может быть безопасным настолько, насколько мудры участники пары. Зрелость — самая главная составляющая безопасного секса, и именно зрелости недостает подросткам, ориентированным на ровесников. Незрелые подростки, ориентированные на взрослых, по крайней мере, склонны полагаться на родителей и на их сведения касательно сексуальных взаимоотношений. Ориентированные на ровесников дети «прокляты» дважды: во-первых, потому, что не достигли достаточной зрелости для здоровых сексуальных отношении и принятия решений; во-вторых, они недостаточно ориентированы на взрослых, чтобы посоветоваться с теми из нас, кто уже получил в своей жизни несколько полезных уроков.

Зрелость — это обязательное условие для начала половой жизни по многим причинам.

Первым плодом зрелости является независимость индивида. Толика независимости необходима для создания здорового союза. Человек должен твердо знать, чего он хочет, чтобы «послать приглашение» другому или отклонить чужое «приглашение». Необходим инстинкт самосохранения, чтобы уметь ценить независимость, ощущать собственные границы, уметь сказать «нет». Для здоровых сексуальных взаимоотношений необходимо развитое самосознание, которое не позволит человеку быть втянутым в половую связь или добиваться расположения партнера любой ценой. Не достигнув того уровня, когда важнее чувствовать себя независимой личностью, нежели принадлежать кому-то или обладать кем-то, подросток остается опасно уязвимым.

Сфера секса — возможно, самая важная часть взаимоотношений, где нужно уважать независимость другого человека. Уважение — основная составляющая зрелых сексуальных отношений. Для психологически незрелых людей, секс не является частью взаимоотношений равных. В преждевременных сексуальных отношениях один из партнеров обязательно будет ранен и обманут.

Как уже говорилось в предыдущей главе, ориентация на ровесников рождает и обидчика, и жертву. Когда дело касается секса, обидчик и здесь требует того, чем не может свободно распоряжаться. Секс изобилует символикой, и все эти символы обидчик желает заполучить: статус, желанность, победы, уважение, причастность, привлекательность, привязанность и так далее. К сожалению, обидчики слишком закрыты психологически, чтобы осознать, насколько бесполезно требовать того, чего им не дают по своей воле. Обидчики мечтают не о приглашении, а о доминировании, не о взаимности, а о превосходстве. Оба, и Хизер, и Николас — «обидчики» в отношении секса, в том смысле, что они используют слабости других, чтобы удовлетворить свои собственные потребности. Родителей они не принимают во внимание. В случае Хизер беспорядочная половая жизнь привела ее к тому, что она сама стала жертвой, будучи изнасилованной на свидании. К сожалению, ориентация на ровесников создает избыток наивных и нуждающихся «жертв». Не удивительно, что количество актов агрессии, таких как насилие на свидании, растёт в среде подростков.

Зрелость важна для здоровых сексуальных отношений еще и по другой причине. Мудрость, необходимая для принятия верных рений, подразумевает способность к комплексному, интегративному мышлению, и такую мудрость может дать только зрелость. Мы должны уметь справляться с противоречивыми чувствами, мыслями и импульсами. Жажда принадлежать другому человеку должна сосуществовать с желанием быть самостоятельной личностью; стремление к сохранению собственных границ должно сочетаться с желанием слиться воедино. Умение адекватно оценивать настоящее и будущее — еще одно непременное условие. Психологически незрелые подростки не способны думать ни о чем, кроме сиюминутного удовольствия. Чтобы принимать взвешенные решения, человек должен быть способным чувствовать и тревогу, и желание одновременно. Если мы осознаем, что, вступая в сексуальные отношения, мы даем волю сильнейшим чувствам, то вначале мы, конечно, будем нервничать. Секс должен вызывать благоговение и трепет, предвкушение и опасения, он должен быть поводом для радости и для предосторожностей.

Подросткам недостает мудрости, проницательности, умения контролировать свои импульсы, поэтому небезопасно доверять им самостоятельное принятие таких решений. Пользуясь своей житейской мудростью, мы, конечно, могли бы наложить строгие ограничения, позволяющие держать их сексуальное поведение в разумных границах. Мы могли бы выступать в роли их наставников в вопросах секса, но мы не властны сделать это в отношении ориентированных на ровесников подростков. Если бы молодые люди обращались к нам за советом, мы, несомненно, объяснили бы им, что секс и отношения неразрывно связаны друг с другом. Мы бы предложили им подождать и удостовериться, что их отношения эмоционально крепки и основаны на искренней близости, прежде чем переходить к сексуальному контакту. Вся проблема в том, что, как бы ни были мудры наши советы, ориентированная на ровесников молодежь не прислушается к ним.

Многие родители и педагоги в наше время эвфемизируют сексуальную жизнь подростков, воспринимая ее как стремление к исследованиям и экспериментам, естественное для этого возраста. Сама концепция эксперимента предполагает атмосферу открытий и возникновение вопросов. Но наиболее сексуально активные подростки как раз не из тех, кто задает вопросы. Подростковый секс связан не столько с экспериментами, сколько с эмоциональным отчаянием попытками утолить жажду привязанности.

Как правило, взрослые пытаются бороться с гиперсексуальностью ориентированных на ровесников тинэйджеров теми же методами, что и с издевательствами и агрессией, уделяя особое внимание взаимоотношениям между подростками. Мы пытаемся изменить поведение посредством предостережений, наставлений, поощрений и наказаний. В этой сфере, как и во всех других, наши усилия также направлены не в ту сторону. Мы очень мало можем сделать, чтобы повлиять на отклонившееся от нормы сексуальное поведение детей, ориентированных на ровесников, до тех пор, пока они будут на них ориентироваться. Тем не менее, мы вполне можем скорректировать девиантную ориентированность рано развившихся в сексуальном плане детей, по крайней мере, если это наши собственные дети. Если мы хотим изменить отношение подростков к сексуальности, то, прежде всего, мы должны вернуть их туда, где они должны быть — в семью.

Итан хорошо учился в младших классах, хотя никогда особенно не интересовался учебой. Он был довольно способным ребенком. Временами казалось, что ему не хватает стремления к самосовершенствованию, но родителям и учителям удавалось убедить его выполнять их требования в учебе и поведении. Учителя считали его милым и располагающим к себе. К тому времени, как родители Итана пришли ко мне на прием, их сын заканчивал шестой класс, и он совершенно перестал соответствовать ожиданиям взрослых. Шла постоянная борьба за то, чтобы заставить Итана выполнять домашние задания. Учителя жаловались на его невнимательность и невосприимчивость к обучению. Мальчик стал болтливым и конфликтным, и его успеваемость не соответствовала уровню его возможностей. Его отношение к учебе изменилось одновременно с появлением нового увлечения ровесниками. В течение нескольких предыдущих месяцев Итан переключался с одного сверстника на другого, копируя их манеры и увлечения. Когда общение с одним одноклассником не ладилось, он отчаянно старался наладить контакт с другим.

У Мии спад в учебе произошел на год раньше. До перехода в пятый класс она была полностью поглощена учебой, заинтересована и задавала много умных вопросов. Теперь она стала жаловаться, что ей скучно учиться. К своему разочарованию, родители узнали, что их дочь даже и не прикасалась к некоторым заданиям, а те, что выполняла, не соответствовали ее обычному уровню. Учителя постоянно звонили родителям Мии, чтобы пожаловаться на то, как она невнимательна, что у нее нет мотивации, а так же на то, что она постоянно болтает с друзьями во время занятий. Никогда раньше таких претензий к их ребенку не было. Миа игнорировала попытки родителей поговорить с ней об этом. Родители обратили внимание и на то, что девочка почти перестала рассказывать об учителях, а если и говорила о них, то только в пренебрежительном тоне. Приоритетом стала вовсе не домашняя работа, а разговоры с друзьями по телефону или в интернете. Когда родители попытались лишить ее этих удовольствий, она отвечала на это так дерзко и жестко, как никогда прежде.

Оба эти случая описывают феномен, свойственный нашей современной культуре: дети способные, но без мотивации, смышленые, но не успевающие в школе, умные, но скучающие. Есть и обратная сторона медали: процесс обучения стал более напряженным, чем он был десятилетие или два назад. Учителя подтверждают, что преподавать стало тяжелее, а ученики теперь менее почтительны и менее восприимчивы. Управлять детьми в классе становится все труднее, а учатся они все хуже. Школьники все меньше читают, несмотря на то, что в последнее время многие школы стали уделять особое внимание изучению литературы1. Учителей сегодня готовят лучше, чем когда либо, учебный план прорабатывается со всей тщательностью, а техническое оборудование отвечает всем современным требованиям.

Так что же изменилось? Вернемся еще раз к ключевой роли привязанности. Изменение модели привязанности наших детей крайне негативно сказалось на обучении. Многие родители и учителя все еще верят, что для достижения желаемых результатов нужны двое: способный ученик и хороший учитель. Такое мнение всегда было ошибочным, но пока процесс обучения складывался удачно, мы продолжали наивно верить. До недавнего времени, учителя имели влияние благодаря сильной ориентации на взрослых, порожденной культурой и обществом. То время прошло. Проблему сегодняшнего образования невозможно решить с помощью денег, изменения учебного плана или внедрения информационных технологий. Она гораздо шире и, одновременно, проще.

Знания, говорил Гёте, нельзя вложить в голову, как монеты в копилку. Обучаемость каждого конкретного ученика зависит от множества факторов: желания учиться и понимать, интереса к неизведанному, готовности рисковать, открытости к влиянию и критике. Необходимы также контакт с учителем, внимательность, готовность обратиться за помощью, желание достичь цели и преуспеть, и, особенно, готовность трудиться. Привязанность лежит в основе всех этих факторов и влияет на их возникновение.

При ближайшем рассмотрении можно понять, что восприимчивость ребенка к обучению определяют четыре основных качества: природная любознательность, интегративное мышление, умение извлекать пользу из критики и контакт с преподавателем. Наличие здоровой привязанности укрепляет каждое из этих четырех качеств, а ориентация на ровесников, наоборот, сказывается на них негативно.

Ориентация на ровесников убивает любознательность

В идеальной ситуации, в процессе обучения ребенком движет природная любознательность и стремление познавать окружающий мир. Чтобы получить ответ, ребенок должен сначала задать вопрос; чтобы найти истину — пуститься на ее поиски; прежде, чем прийти к верному заключению — провести эксперимент. Но любознательность не является врожденной чертой характера: это результат процесса становления. Иными словами, любознательность — это продукт развития, который отвечает за жизнеспособность ребенка как отдельного самостоятельного существа, готового действовать независимо от Привязанности.

Дети, обладающие энергией дерзновения, обычно проявляют живой интерес к отдельным областям знаний и действительно стремятся учиться. Они получают огромное удовольствие, тренируя интуицию и вникая в суть вещей. Такие дети ставят собственные задачи в обучении, любят быть оригинальными и учатся владеть собой. Такие ученики с радостью берут на себя ответственность и сами стремятся реализовать свой потенциал.

Для учителей, которые ценят любознательность, поощряют вопросы и ставят интересы ученика превыше всего, работать с такими детьми — одно удовольствие. Для учеников, в свою очередь, лучшими учителями являются те, которые выступают в роли наставников подпитывают заинтересованность и стимулируют интерес к учебе позволяя ребенку самому руководить процессом обучения. Если эти дети не всегда хорошо успевают в школе, то, скорее всего, потому что имеют собственное представление о том, что они хотят изучать и воспринимают предложенный учебный план как нечто навязанное.

С точки зрения развития, любознательность — это роскошь. Привязанность — вот что имеет наибольшее значение. До тех пор, пока не высвободится хоть капля энергии, уходящей на поиск безопасной и надежной привязанности, движение вперед, к новым открытиям, невозможно. По этой причине, ориентация на ровесников убивает любознательность. Ученики, ориентированные на ровесников, полностью поглощены проблемами привязанности. Познавать неизведанное им не интересно, скуку наводит все, что не связано с их привязанностью к ровесникам. Скука — настоящая эпидемия в среде ориентированных на ровесников подростков.

Есть и еще одна проблема, связанная с любознательностью: она делает ребенка крайне уязвимым в мире «крутых» сверстников. За наивное удивление и увлечение предметом, за вопрос о том «как это работает» и оригинальность идей его могут пристыдить и поднять на смех. «Бегство от уязвимости» ориентированных на ровесников детей подавляет не только их собственную любознательность, но и любознательность окружающих. Таким образом, ориентация на ровесников ставит под угрозу само явление любознательности.

Ориентация на ровесников притупляет интегративное мышление

Для самомотивации очень важно интегративное мышление — мышление, способное одновременно обрабатывать противоречивые мысли и чувства. У ребенка с хорошо развитыми интегративными способностями нежелание идти в школу соединяется с беспокойством о пропущенных занятиях, нежелание вставать утром компенсируется страхом опоздать. Желание достичь успеха сдерживает нежелание слушать учителя, опасение неприятностей обуздывает нежелание подчиняться. Чтобы интегративное обучение шло успешно, ребенок должен быть достаточно зрелым и способным выдерживать двойственность мнений: испытывать смешанные чувства, поразмыслив, менять свое мнение, переживать противоречивые эмоции. Для появления уравновешивающего элемента — компонента, который гасит импульсы, негативно влияющие на обучение — ребенку также необходима крепкая привязанность. Он должен быть способен чувствовать глубоко и уязвимо. Например, ребенку необходимо быть привязанным к родителям или учителям настолько, чтобы его волновало то, что они о нем думают, чего ожидают от него, не расстроены ли они и не отдаляются ли от него. Ученик должен быть эмоционально заинтересован в учебе, процесс познания должен быть интересен для него. Неуязвимость и пренебрежение парализуют учебу и делают ребенка необучаемым.

Интегративное мышление необходимо для того, чтобы обучение не превращалось в простую зубрежку. Чтобы решить задачу, ученик должен уметь думать в нескольких проекциях. Требуется не только видеть простые факты, но и раскрывать суть вещей, понимать глубокий смысл, улавливать метафоры, открывать основополагающие принципы. Учащийся должен знать, как выделить главное, очистив от шелухи, и, наоборот, как сложить части в гармоничное целое. Все, что выходит за рамки конкретного мышления, требует интегративного восприятия. Так же, как для пространственного зрения нам нужны два глаза, так и для полноценного обучения необходима способность видеть вещи, как минимум, с двух точек зрения. Если мышление одномерно, оно лишено глубины и перспективы, способности к синтезу и анализу, возможности постичь истину и глубокие смыслы. В таком случае, контекст не принимается во внимание, образ и фон почти неразличимы.

К сожалению, узкое мышление ученика не преобразуется автоматически в интегративное. Как я отмечал в главе 9, интегративная деятельность является продуктом взросления, которое ориентация на ровесников затормаживает. Незрелый человек не может развить интегративные способности.

Наша педагогика и учебный план принимают наличие интергративных способностей у ребенка как данность. Когда мы, как педагоги, не замечаем, чего именно не хватает, мы точно так же не понимаем, с чем сталкиваемся, пытаясь регулировать мышление или поведение ребенка. Мы пытаемся заставить детей сделать что-то, что не под силу их умственным способностям, и когда нам это не удается, мы наказываем их за неудачу. Те, кто обладает интегративным мышлением, полагают, что все мыслят так же, как они. Однако этого уже нельзя сказать о современных учениках, ожидающих нас в классах. Дети, у которых отсутствует интегративное мышление, не восприимчивы к этому виду обучения, к ним требуется иной подход. Ориентированные на ровесников подростки, как правило, оказываются слабыми учениками — неспособными мыслить, чувствовать и действовать.

Ориентация на ровесников ставит под угрозу обучение методом проб и ошибок

Большая часть процесса обучения осуществляется через адаптацию, методом проб и ошибок. Мы пытаемся решить новые задачи, совершаем ошибки, упираемся в камни преткновения, заблуждаемся, делаем соответствующие выводы, или кто-то делает их за нас. Неудачи являются неотъемлемой составной частью учебного процесса, поэтому основным инструментом обучения считается критика. «Бегство от уязвимости», вызванное ориентацией на ровесников, наносит три сокрушительных удара этому виду обучения.

Первый удар поражает эмпирическую часть процесса. Изучать новое — значит рисковать: читать вслух, выражать свое мнение, вступать на незнакомую территорию, экспериментировать с идеями. Подобные опыты — это минное поле возможных ошибок, непредсказуемых реакций, негативных откликов. Когда с уязвимостью уже невозможно справиться, как это происходит у большинства ориентированных на подростков детей, такие риски кажутся неприемлемыми.

Второй удар подрывает способность ориентированного на ровесников ребенка извлекать уроки из ошибок. Чтобы научиться чему-либо на своих ошибках, прежде мы должны их признать и осознать свою неудачу. Если мы действительно хотим извлечь из этого пользу, нужно взять на себя ответственность и принять помощь, совет и критику. И снова: ориентированные на подростков ученики зачастую слишком защищены от уязвимости, чтобы принимать во внимание свои ошибки и нести ответственность за неудачи. Если такой ученик получит за контрольную низкую оценку, то виноватым в этом окажется кто-то или что-то другое, или он переключит внимание, чтобы вовсе не сталкиваться с этой проблемой. Мозг защищенных от уязвимости детей абстрагируется от всего, что может заставить их почувствовать себя уязвимыми, в данном случае, от признания ошибок и неудач. Даже мягкая критика учителя или родителей может напугать такого ребенка и вызвать чувство неполноценности и стыда, ощущение «со мной что-то не так». Указание на то, что именно он сделал не так, вызовет у ребенка сопротивление и враждебность. Взрослые часто расценивают такую реакцию как грубость, но на самом деле, таким образом ребенок защищается, чтобы не чувствовать собственной уязвимости.

Когда ребенок слишком защищен от уязвимости, осознание тщетности действий не проникает в него. Это третий удар по методу проб и ошибок. Как я указывал ранее, чувство неудовлетворенности должно перейти в ощущение тщетности, и тогда мы можем примириться с тем, как обстоят дела (подробнее об этом читайте в главе 9). В том, чтобы «зарегистрировать» чувство тщетности, состоит сущность адаптивного обучения. Когда эмоции цепенеют настолько, что мы не чувствуем грусти или разочарования, не достигнув цели, мы не учимся на ошибках, мы даем выход фрустрации. В случае с учащимися, внешней мишенью будет «дурацкий» учитель, скучные задания и нехватка времени. Внутренней мишенью будет сам ученик, и тогда возможны реакции вроде: «Я такой тупой». В любом случае, грусть не перейдет в злость, эмоции, связанные с искренним переживанием тщетности, не выйдут наружу. Привычный стиль поведения не изменится, подход к обучению — тоже, и препятствия не будут преодолены. Дети, «застрявшие» в этом образе действий, не учатся извлекать пользу из неудач и критики. Они увязли в том, что у них не получается. В своей практике я встречаю все больше и больше детей, которые продолжают делать одно и то же снова и снова, несмотря на повторяющиеся неудачи.

Дети, ориентированные на ровесников, учатся из чувства привязанности, даже если это привязанность к неподходящим учителям.

Как я уже отмечал ранее в этой главе, с точки зрения развития, существует четыре основных вида учебного процесса. Мы выяснили что ориентация на ровесников негативно влияет на три из них: на процессы становления, интеграции и адаптации. Ученикам, обладающим энергией дерзновения, необходим преподаватель, который поставит их интересы во главу угла. Ученики с интегративным мышлением сталкиваются с противоречивыми факторами, которые необходимо учитывать при решении задачи. У учащихся адаптивного типа процесс обучения осуществляется через критику и метод проб и ошибок. Такие дети способны учиться, даже не испытывая привязанности к преподавателю. Если исключить эти ключевые процессы, то обучение будет обусловлено лишь одной движущей силой — привязанностью. Учащиеся, у которых отсутствует энергия становления, интегративные и адаптивные способности, могут учиться только при наличии привязанности. Желание учиться может быть и не глубоким, но достаточно сильным, если оно мотивировано сильной потребностью быть рядом с преподающим взрослым — будь то учитель в аудитории или обучающий на дому родитель, или друг семьи, выступающий в роли наставника.

Привязанность — самая мощная движущая сила в обучении и, безусловно, достаточная для выполнения заданий, даже без помощи любознательности или умения извлекать пользу из критики. Всегда есть ученики, у которых отсутствует энергия становления, способности к интегративному и адаптивному функционированию. Но, несмотря на то, что они находятся в невыгодном положении по сравнению с остальными, показатели успеваемости у них могут быть высокими. Учащиеся, ориентированные на привязанность, руководствуются мотивами, не свойственными другим ученикам. Например, они больше склонны к обучению через подражание, копирование, запоминание, хорошо воспринимают сигналы. Такие учащиеся хотят быть не хуже других, и будут стараться работать для того, чтобы самоутвердиться, снискать признание и расположение. Проблема возникает не тогда, когда процесс обучения осуществляется только через привязанность, а когда дети начинают привязываться к ровесникам больше, чем к преподавателю.

Например, Итан был почти полностью ориентированным на привязанность учеником. Его мало интересовало неизведанное. Он обладал минимальными адаптивными способностями еще до того, как начал ориентироваться на ровесников. Таким образом, научить Итана чему-то можно было только через привязанность, и это удавалось лишь тем учителям, с которыми он ощущал близость. Например, во втором классе он не смог установить контакт с учителем, и тогда ему пришлось нелегко. Ориентированным на привязанность учеником его сделала не ориентация на ровесников, но именно она полностью разрушила его способность к обучению через привязанность. У ребенка, привыкшего учиться только через привязанность и сбитого с верного пути ориентацией на ровесников, обучаемость значительно снизится, каким бы многообещающим природным потенциалом он ни обладал.

Миа, напротив, до того как стала ориентироваться на ровесников, хорошо училась даже у тех учителей, к которым не испытывала привязанности. Ориентация на ровесников убила в ней любознательность, притупила интегративное мышление и разрушила способность учиться методом проб и ошибок. Она автоматически сделала из девочки ориентированную на привязанность ученицу. Все старания Мии были направлены на одну цель — быть ближе к своим друзьям. Некоторые дети вполне осознанно принимают решение «съехать в учебе». «В шестом и седьмом классах я был лучшим, — вспоминает двадцатидевятилетний Росс, в настоящем — тренер по фитнесу. — Я получал все награды. В восьмом классе, когда мне было 13 лет, другие дети начали подтрунивать надо мной. Вместо «умницы» я вдруг превратился в «ботана». И это было не прикольно. Я хотел быть среди спортсменов, в их тусовке. И я решил им соответствовать. Я старался избегать отличных оценок. Нарочно делал ошибки по математике, только чтобы не получить пятерку. С годами у меня вошло в привычку плохо учиться, и к выпускным классам мой «план» даже слишком хорошо удался. В колледже я продолжал лениться и так и не получил диплом. Сейчас я думаю, что надо было быть поувереннее в себе и меньше обращать внимание на то, что думают обо мне друзья».

Ориентация на ровесников делает учебу незначимой

Для ориентированных на ровесников подростков, учебные предметы становятся неважными. История, культура, развитие общества или чудеса природы не представляют для них никакого интереса. Какое химия имеет отношение к дружбе? Как биология поможет поладить с ровесниками? Как могут математика, литература или социология решить проблемы привязанности? Известная песня конца 50-х очень точно передает эту мысль: «Я не слишком силен в истории, Я не слишком силен в биологии… Но зато я люблю тебя».

Школьное образование в сущности не ценится молодежью. Надо быть достаточно зрелым, чтобы осознавать, что образование — это ключ ко многим дверям, что образование облагораживает и приобщает к культуре. Ученики должны уважать тех, кто ценит образование. По крайней мере, тогда они будут следовать нашим советам до тех нор, пока не повзрослеют достаточно, чтобы делать собственные выводы. Дети, ориентированные на подростков, интуитивно чувствуют, что важнее всего друзья и пребывание рядом с ними. Невозможно спорить с чьим бы то ни было, пусть даже искаженным, инстинктом.

Незрелым молодым людям учиться помогает привязанность. Чем меньше у ребенка энергии становления, интегративных и адаптивных способностей, тем больше он зависит от привязанности. В пятой главе я разъяснил, что с помощью привязанности родители и учителя могут завладеть вниманием ребенка, вызвать его уважение, сделать ребенка податливым, что необходимо для успешного процесса обучения. Дети, ориентированные на взрослых, смотрят на них, как на стрелку компаса, указывающую координаты и направление движения. В таком случае, они будут, скорее, верны учителю, чем группе ровесников, и будут воспринимать учителя как образец для подражания, авторитет и источник вдохновения. Привязанность детей к преподавателю наделяет последнего естественной силой руководить поведением ребенка, внушать ему добрые намерения, прививать общественные ценности.

Но кто выступает в роли учителя у ориентированных на ровесников детей? Точно не преподаватели, назначенные школьным советом. Когда ребенок ориентирован на ровесников, процесс обучения протекает во время каникул, в обеденный перерыв, после школы и на переменах. То, чему научатся эти дети, не будет иметь отношения к учителю или к учебному плану. Ребенок не привяжется и не доверится преподавателю автоматически только потому, что тот сертифицирован, дипломирован и назначен министерством. Когда привязанность искажена, учитель становится бесполезен, как бы хорошо обучен, целеустремлен и уважаем он ни был.

Мы не преуменьшаем ценность учителя, который искренне любит свое дело, имеет хорошее образование, богатый опыт, грамотный учебный план или доступ к техническим средствам обучения. Однако это не заставит детей внимать ему. Дети лучше учатся, когда любят своего учителя и считают, что учитель тоже их любит. Как известно, путь к мыслям ребенка лежит через его чувства.

В постиндустриальном обществе склонны идеализировать подход к образованию, принимающий как должное тот факт, что дети могут хорошо учиться у преподавателей, к которым не испытывают привязанности. Вот уже несколько десятилетий предпринимаются попытки извлечь пользу из трех ключевых видов обучения, с целью создания пространства для интересов учащихся, развития их индивидуальности, взаимоотношений и предпочтений. Если эти попытки провалились, то не потому, что они были ошибочными сами по себе, а потому что ориентация на ровесников сделала учащихся невосприимчивыми к ним. Дети, ориентированные на ровесников, автоматически становятся учениками, ориентированными на привязанность, Не имеющими энергии становления и неспособными к адаптивному и интегративному видам обучения. Проблема заключается в том, что направленная в неверное русло привязанность толкает их на ложный путь обучения не у тех «учителей».

Сторонники консервативного образования полагают, что современные, «гуманные» подходы к образованию терпят крах, сеют анархию, неуважение и непослушание. Многие устремляют взгляд за океан, к авторитарным и структурированным образовательным системам континентальной Европы и Азии. Но они не принимают во внимание тот факт, что традиционные подходы к образованию эффективны лишь в том обществе, где привязанность к взрослым еще не искажена. И даже в этих системах обнажаются слабые места, когда нарушается традиционная иерархия привязанности. У меня была возможность лично стать свидетелем этого в Японии и поучаствовать в качестве приглашенного эксперта в конференции по образованию, посвященной изучению проблем авторитарной системы. Ни одно постиндустриальное общество не застраховано от этого. Когда экономика ставится выше культуры, развал неминуем, и деревня привязанностей начинает распадаться. Учителя, придерживающиеся авторитарных методик обучения, еще не осознали, что не принуждение, а именно связь облегчала учебный процесс. Наша система образования должна быть в состоянии не только использовать процессы становления, интеграции и адаптации там, где это возможно, но и обеспечить поддержку системы связей и отношений для того, чтобы удержать ориентированных на привязанность учащихся. Устаревший авторитарный подход только усугубит положение.

Принимая во внимание то, что ориентация на ровесников оказывает разрушительное влияние на систему образования, логично предположить, что мы должны бить тревогу и пытаться изменить ситуацию или, по крайней мере, как-то замедлить этот процесс. На самом же деле, мы, учителя и родители, фактически поощряем это явление и способствуем его развитию. Наш «гуманный» личностно-ориентированный подход к образованию привел нас к тому, что, обучая детей, мы путаем то, что есть, с тем, что должно быть, их желания с их потребностями. Возник опасный миф о том, что лучше всего дети учатся у ровесников. И это действительно так, отчасти из-за того, что сверстникам подражать легче, чем взрослым, но главным образом потому, что дети стали ориентированными на ровесников. Однако друг у друга они не способны научиться ценности размышления, значимости индивидуальности, тайнам природы, секретам науки, основам человеческого бытия, урокам истории, математической логике, смыслу трагедии. Они не узнают о том, какие качества свойственны человеку, как стать человечным, зачем нужны законы.

Что означает «быть великодушным»

У своих ровесников дети научатся разговаривать, как они, ходить, как они, одеваться, как они, вести себя, как они, выглядеть, как они. Коротко говоря, они научатся приспосабливаться и имитировать2.

Ориентированные на ровесников ученики становятся менее зависимыми от учителя, очевидно, к радости большинства перегруженных преподавателей. К сожалению, такие учащиеся не достигнут успехов в учебе. Корневое значение понятия «педагог» — «руководитель», то есть тот, кто руководит детьми. Учитель может руководить, только если ученики идут за ним, а ученики пойдут только за тем учителем, к которому испытывают привязанность. Все чаще учителя, казалось бы, действуют по подсказке своих учеников, передавая им бразды правления и компрометируя, таким образом, саму суть педагогики.

Ориентация на ровесников делает и без того нелегкий процесс обучения молодежи еще сложнее, нанося тяжелый урон моральному духу учителей, их стрессоустойчивости и даже физическому здоровью. Ориентация на ровесников заставляет учеников противостоять ожиданиям учителя и устраивать бесконечные забастовки против правил. Столкновение с постоянным противодействием — это верный путь к переутомлению. Начать учить жестче — не выход из положения. Единственный способ сделать обучение проще — овладеть искусством привязанности. Чтобы достичь цели, учитель должен раскрыть душу ученика. А чтобы раскрыть души наших учеников, мы должны прежде всего завоевать их сердца.

И последнее замечание об образовании. В эпоху узкой специализации и экспертов, нам может казаться, что обучение — это обязанность исключительно учителя. Между тем, если бы мы осознали роль привязанности в облегчении процесса обучения и в предотвращении ориентации на ровесников, мы бы увидели, что образование молодежи является частью социальной ответственности, разделенной поровну между родителями, учителями и всеми взрослыми, контактирующими с нашими детьми, а также теми, кто формирует характер культуры и общества, в котором они развиваются и учатся жизни.

Примечания

1. Например, исследование, проведенное в 2003 году в провинции Британская Колумбия, где живет автор этой книги, показало именно такой спад Результаты исследования шокировали педагогов и членов школьных попечительских советов.

2. В основе модели обучения через ровесников лежит ошибочная трактовка теории кооперативного обучения великого швейцарского девелопменталиста Жана Пиаже. Пиаже действительно утверждал, что дети успешнее учатся во взаимодействии друг с другом. Но нужно учитывать целостную картину, в рамках которой он строил свою теорию: прежде, чем взаимодействие с ровесниками сможет ускорить процесс обучения, должно сформироваться устойчивое самосознание ребенка. По Пиаже, только после того, как дети узнают самих себя, взаимодействие с другими людьми сможет придать форму этому знанию и углубить его. По его мнению, общение с авторитарным учителем оказывает более сдерживающее влияние на развитие когнитивной индивидуации, чем эгалитарные взаимоотношения с ровесниками. Пиаже сформулировал свою теорию сорок лет назад в континентальной Европе, где дети были в высшей степени ориентированы на родителей, а система обучения подчинялась естественной иерархии. В Северной Америке идеи Пиаже были вырваны из контекста развития и применены к абсолютно иной социальной среде. Модель кооперативного обучения стала повальным увлечением в среде педагогов-теоретиков, внедряющих ее несмотря на отсутствие прочной привязанности детей к взрослым.

В теории Пиаже нет ничего плохого, если она используется в подходящем контексте: кооперативное обучение действительно стимулирует мышление, но только у тех детей, которые, во-первых, уже имеют собственное представление о предмете изучения, а во-вторых, способны оперировать с двух точек зрения одновременно. В иных случаях, взаимодействие губит зарождающуюся индивидуальность, препятствует развитию оригинальности и стимулирует зависимость от ровесников.