I
Мориарти не любил признавать свои ошибки. Совершать-то он их совершал, будьте покойны. Иногда прямо-таки вопиющие. В его присутствии, например, настоятельно не рекомендовалось упоминать фиаско со страхованием моста Тей-Бридж. Или ограбление «Манчестерского и провинциального банка» (шесть месяцев тщательного планирования, тысяча фунтов вложений, а прибыли в итоге — шесть шиллингов и шесть пенсов). Профессор очень близко принимал к сердцу собственные неудачи и не желал, чтобы я о них распространялся.
Ну, уж один-то досадный промах ему придётся признать.
Мориарти как раз вспоминал о нём в то утро, когда началась эта поразительная история. Я решил окрестить её «Шесть проклятий». Чертовски удачное название, не находите? Сразу хочется пролистать скучное начало и перейти к ужасам. Не стоит… пропустите вступление — не узнаете, как именно мы по самые уши увязли в леденящем нутро кошмаре, и, соответственно, получите гораздо меньше удовольствия.
Мы сидели на Кондуит-стрит и занимались бухгалтерией (пожалуй, самая скучная обязанность властелинов криминальной империи). Мориарти раньше преподавал математику, так что ему копание в отчётах и ордерах доставляло даже, пожалуй, большую радость, чем разорение сиротских приютов или филантропических обществ. Если этому старому зануде вообще хоть что-нибудь доставляло радость. Профессор открыл оправленный в кожу гроссбух и по-змеиному качнул головой из стороны в сторону. Я уже описывал этот его жест. Его замечали все, кто когда-либо встречался с Мориарти.
— Не следовало соглашаться на предложение мистера Болдуина, — объявил он, постукивая пальцем по столбику выписанных красными чернилами цифр. — Его дело почти не представляло для меня интереса и послужило источником крупных неприятностей.
Неинтересный и неприятный Тед Болдуин был «организатором шахтёрского рабочего союза» в Пенсильвании. С американцами всегда так: невозможно угадать, кто окажется худшим пройдохой — жадные до денег владельцы шахт или же склонные к вымогательству члены рабочего братства. В нашей родной империи копаются в земле, выращивают чай и таскают пожитки за белым господином туземцы. Однако в Америке краснокожие индейцы не пожелали впрягаться в ярмо, а сами янки ввязались в глупейшую войну, выясняя, следует ли в качестве этих самых туземцев использовать импортных африканцев.
Теперь там выполняют грязную работу (то есть трудятся вместо рабов) ирландцы. Рядовой туземец терпит до определённого момента, а потом перерезает хозяину глотку и бежит в джунгли. Ирландские же любители болот будут семьсот лет ворчать, устраивать шумные собрания, а потом вместо того, чтобы сделать наконец решительный шаг, примут эпохальное решение напиться до потери сознания.
Предпочитаю туземцев. Могут насадить вас на вертел и поджарить, зато хоть душу не вытянут, объясняя, что во всём виноват Кромвель или Вильгельм III. Да, Моран — ирландское имя, знаю. И Мориарти тоже. Об этом чуть позже.
Рабочий союз нашего клиента Болдуина, «Чистильщики Вермиссы» (и не спрашивайте, что означает сие название, я даже не уверен, правильно ли его написал), уничтожил некий сыщик из охранной компании Пинкертона. Этот малый называл себя Джоном Макмэрдо или же выступал под совсем уж неправдоподобным именем Пташка Эдвардс. Компания Пинкертона — настоящий позор для профессионалов в области заказных убийств. Какой вообще смысл работать в стране, где по милости политиканов и промышленных воротил убийство организатора рабочего союза не считается зазорным? Мориарти, например, никогда не лоббировал законы, позволившие бы ему безнаказанно воровать, убивать и вымогать.
Эдвардс прикинулся радикалом и вступил в ряды «Чистильщиков». В итоге большую часть мятежников перестреляли в собственных постелях или перевешали. Нашему клиенту, однако, удалось избежать расправы. Он остался на свободе, притом с целой сумкой союзных денег. Я бы в подобной ситуации растратил нежданно свалившееся богатство на женщин или проиграл в карты, но Болдуин оказался настоящим bastardii vindice.
Пташка, чтобы совсем уж доконать беднягу, упорхнул в Англию с его девчонкой. По горячим следам взбешённый Болдуин добрался до Лондона. И пришёл к нам. Фирма за толстую пачку зелёных американских долларов быстренько нашла для него пресловутого пинкертона. Эдвардс успел к тому времени взять себе более правдоподобное имечко (Джон Дуглас), поселился в Берлстоуне, замке, окружённом рвом, и вовсю радовался жизни.
Пустяковое дело! Всего-то и надо было — дождаться, пока поганец не усядется в библиотеке почитать «Ля ви паризьен», залезть на ближайшее дерево и тихо-мирно пристрелить его через окно. Раз, два, пли!.. Мозги — на стенке, заметка в «Таймс» — «Скотланд-Ярд в тупике», клиент выплачивает оставшиеся денежки, спасибо большое, приятно было иметь с вами дело!
Но нет, недотёпа Болдуин пришёл в бешенство и сам отправился на дело. В итоге идиот схлопотал пулю в свою тупую голову. Да, иногда и у цели случается при себе пистолет. Осторожный убийца должен помнить про риск, если заявляется к жертве на порог и в гневе зачитывает ей список своих претензий.
Казалось бы, клиент мёртв, можно закрыть дело и заняться более выгодными операциями. Однако не так всё просто в нашем ремесле. Мы взяли за убийство Эдвардса — Макмэрдо — Дугласа гонорар. Пошли гадкие слухи: мол, профессору Мориарти заплатили, чтобы укокошить молодчика, а молодчик жив-здоров. Как только начинаются подобные разговоры, вашей репутации конец. Мерзавцы, желающие избавиться от неудобных родственников, пойдут уже не к вам, а в другую контору. Бюро убийств или же китаец из Лаймхауса со своей мартышкой примет их с распростёртыми объятиями.
Поэтому пришлось выслеживать Эдвардса уже за собственный счёт.
Тот решил отправиться морем в Африку. Случайно, не помните? Упал, хм, за борт, а тело вынесло на безлюдный берег острова Святой Елены. Можно было бы легко спихнуть негодяя в воду на причале в Саутгэмптоне и вернуться домой, где ждут чай и (та-да-да-дам!) аппетитные сдобные девицы миссис Хэлифакс. Но нет — недостаточно изящно. Профессору непременно понадобилось, чтобы труп прибило именно к тому клочку земли, где томился в изгнании бывший император. Долгие часы просидел профессор с секстантом в руке над таблицами океанских течений и картами. Как обычно, Мориарти думал на два или три шага вперёд. Маршрут, которым следовал пароход Эдвардса, пролегал мимо одного-единственного места, хоть сколько-нибудь известного хоть кому-нибудь (в частности, тем олухам, что пишут всякую чепуху для лондонских газет). Загадочный труп на острове Святой Елены удостоился целой заметки прямо над результатами скачек. А беспечный пассажир, смытый за борт, разумеется, не удостоился бы даже жалкого предложения под объявлениями о корсетах. Превосходная реклама: «Мориарти наносит удар! Мы убьём для вас кого угодно!»
И тем не менее доллары Болдуина благополучно закончились, и мы снова оказались у разбитого корыта, как и в случае с «Манчестерским и провинциальным банком». Хотя на острове Святой Елены профессор потащил меня на экскурсию за шесть пенсов и умудрился раздобыть там уникальный, хотя и несколько неприятный, сувенир. Он ещё появится в моём рассказе — вот вам очередной зловещий и завлекательный намёк! Для увеселительной прогулки через два континента нам потребовалось пять разных паспортов на каждого. Пришлось семнадцать раз сменить средства передвижения. Расходы, расходы. Мы оказались в минусе.
— Искусство преступления погубит политика, — вздыхал Мориарти. — Политика и религия…
А вот тебе и мораль, дорогуша: никогда не следует убивать во имя «правого дела».
Но почему, дядя Душегуб?
Да потому, милый друг всего мира, что «правые дела» не приносят прибыли. Ярые преследователи этих самых «правых дел» хотят, чтобы мы убивали исключительно справедливости ради. А платить не хотят! И почему мы требуем денег, не понимают!
И десяти минут не прошло с нашего возвращения на Кондуит-стрит, как в дверь принялись барабанить всевозможные оппозиционеры. Требовали бескорыстной помощи попранному рабочему классу. Достаточно прикончить одного пинкертона, и тебя сразу записывают в чёртовы социалисты, мечтающие рискнуть собственной головой ради посмертной медали в некой анархической утопии двадцатого века! Я замаялся спускать канючивших мерзавцев с лестницы и выкидывать им вслед грошовые издания «Капитала».
Революционеры обычно раскалываются на непримиримые фракции. Так что обросшие бородами хамы даже не желали смерти накопителям пресловутого капитала. Это бы имело хоть какой-то смысл: богачей есть за что убивать — можно порыться в сейфе или снять с тела драгоценности. Но нет, отважные смутьяны жаждали укокошить того или иного своего товарища, а виной всему — ничтожные расхождения во взглядах и принципах. Одни, например, считали, что возглавляющих Министерство железнодорожных перевозок чиновников в славный день великой революции следует подвесить за подагрические ляжки, а другие настаивали, что за толстые шеи. И споры их могла разрешить лишь грандиозная бойня. Думаю, революция всё ещё не случилась только потому, что социалисты слишком заняты, уничтожая друг друга, и им просто некогда вести взбунтовавшиеся массы к победе.
Полагаю, эти обстоятельства и подготовили почву для дела Шального Кэрью. И именно тут начинается история об упомянутых мною ранее (вы же внимательно читали?) благословенных шести проклятиях. Именно тут. Всему своё время.
II
Профессор предавался размышлениям о «политике и религии». И вдруг в комнату проскользнула чья-то тень. Штатское пальто и армейские сапоги. Загар, явно приобретённый в колониях. Белые следы от ремней под подбородком, значит клиент перенёс малярию и метался в тяжёлом бреду.
Я тут же узнал его. Последний раз мы виделись в Непале. Он был тогда упитаннее, самодовольнее и не страдал от расстроенных нервов (от расстроенных нервов страдают обычно те, кто проживает в Британии). Никто не умел подольститься искуснее Шального Кэрью. Все говорили, он далеко пойдёт, если только сперва не навернётся с Гималаев.
Парень берёт себе кличку Шальной — это говорит о многом. Ну помимо, разумеется, того факта, что ему до смерти надоело зваться Хамфри, а просто Хамом зваться не особенно хотелось.
Ему даже посвятили один кошмарный стишок.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
Читаем между строк (что, кстати, гораздо поучительнее, нежели чтение оригинала): Кэрью знал, как впечатлять нижестоящих, втираться в доверие к полковым дамам (благослови их Господь), заискивать перед товарищами и выслуживаться перед начальством. Такие офицеры обычно ходят во всеобщих любимчиках, пока в один прекрасный день не приключается туземное восстание. Тогда они переодеваются в женское платье и в ужасе забиваются в первый попавшийся шкаф.
Однако Кэрью относился к иному типу. В нём, как говорили, тлела искра. Хамфри рвался в бой, охотно бросался в авантюры, зарабатывал награды и отстреливал забавы ради зверьё и бандитов. Я сам довольно долго прослужил полковником и командиром (не таким, у которого водятся дочери, а скорее таким, от кого следует держать подальше дочерей других полковников) и потому хорошо знаю подобных парней. Да что там знаю — сам когда-то принадлежал к их числу! Теперь, глядя на Кэрью с высоты своего возраста, я поражался: каким, оказывается, я был болваном во времена расцвета славной юности. Совершал все эти непотребства за смехотворное армейское жалованье!
Хорошо зваться Шальным на поле брани, прекрасно, просто восхитительно: вы размахиваете изодранным в клочья флагом, а землю вокруг устилают трупы убитых вами врагов. Однако гораздо менее внушительно слово «шальной» выглядит на бумаге, которую подписывает один из двух свидетелей. Ведь совсем недавно вы бросились в «очередную авантюру» — крича, как бабуин, гоняли хулиганов по Оксфорд-стрит, и теперь вас препровождают в госпиталь Святой Марии Вифлеемской, или попросту Бедлам. Безумие там лечат при помощи ледяной воды.
Майора Хамфри Кэрью можно было назвать шальным в обоих смыслах. Когда-то давно — в первом, а теперь почти уже во втором.
— Клянусь Вельзевуловой вилкой, это же Кэрью! — воскликнул я. — Какими судьбами?
Мерзавцу хватило наглости замахать на меня кулаком.
В последние несколько дней мы потеряли кучу времени, выставляя за дверь бесконечных недоумков-социалистов, и в конце концов Мориарти строго наказал миссис Хэлифакс не пускать к нам в приёмную тех, кого она сочтёт неплатёжеспособными. Женщина с её опытом может разок взглянуть на разодетого франта и точно сказать: в кармане у него ни гроша. Тогда как вы бы искренне поверили, что он получает не меньше пяти тысяч кусков в год, а фамильным серебром из его поместья можно целиком обшить боевой крейсер её величества. Значит, Кэрью показал ей свой капитал.
Мориарти, склонив голову, изучал посетителя.
Кэрью всё ещё потрясал кулаком и прямо-таки напрашивался на хорошую затрещину.
В дверях столпились миссис Хэлифакс, несколько впечатлительных девиц и парнишка, в чьи обязанности входило выносить ночные горшки. Все они попали под воздействие обаяния авантюриста Кэрью, и вид у них был необычайно взволнованный.
Шальной медленно разжал пальцы.
На его ладони лежал изумруд размером с мандарин. Свет заиграл на драгоценных гранях, и лица присутствующих позеленели от зависти, а в глазах вспыхнул зелёный алчный огонёк.
Ох уж эти драгоценные камни! Они куда как выразительнее банкнот и монет. Всего-навсего обломок породы, зато какой красивый. И благородный. И манящий.
Распутные голубки заворковали. Мальчонка-кокни с горшком в руках восхищённо воскликнул: «Господи ты боже мой!» А миссис Хэлифакс жеманно заулыбалась (какого-нибудь младшего сержанта такая улыбка испугала бы до смерти).
Лишь Мориарти, как обычно, не выказал никаких эмоций.
— Бериллий и алюминий, циклосиликат, — сказал он таким тоном, каким обычно зачитывают диагноз, — окрашен хромом или, возможно, ванадием. Твёрдость — семь и пять по шкале Мооса. То есть изумруд чистой воды, насыщенного цвета и хорошей прозрачности. Огранка посредственная, но её можно улучшить. Я бы оценил его в…
— Держите, — перебил Кэрью, — и покончим с этим.
С этими словами майор швырнул изумруд прямо в профессора.
Я бросился наперерез и поймал камень, издав вопль, достойный великого крикетиста и мошенника Г. У. Гилберта. Драгоценность теперь лежала в моей ладони.
С другого края мира, из далёкой горной страны, донеслись до меня завывания языческих жрецов: сладкоголосый изумруд пел не хуже сирены. Желание забрать его себе было почти непреодолимым.
Вместе с камнем ко мне перешло и обаяние нашего посетителя: filles de joie теперь с ещё большим, чем обычно, восторгом любовались моей мужественностью. Мальчишка всем своим видом давал понять: если вдруг придёт нужда опустошить ночной горшок — мне достаточно только свистнуть.
Камень насылал мощные чары, но я на самом деле и вполовину не такой дурак, каким иногда кажусь. Это вам охотно подтвердили бы многие ныне покойные свидетели.
Я подошёл к Кэрью, опустил драгоценность в его нагрудный карман и легонько похлопал по нему ладонью:
— Приберегите камень, старина.
Вид у майора сделался такой, будто я только что его пристрелил. То есть именно такой вид бывал у некоторых мною убитых как раз после рокового выстрела. Потрясённый, но не удивлённый; возмущённый, но страшно усталый. Случается и другая реакция, но я не буду сейчас пускаться в отступления.
Кэрью без приглашения опустился в кресло для посетителей и закрыл лицо руками. В спинку этого самого кресла вделаны шипы: они выскакивают, стоит только Мориарти нажать специальную кнопку, — умилительно до слёз!
— Оставьте нас одних, — велел профессор.
Миссис Хэлифакс прогнала любопытных, не забыв и мальчонку с горшком, и закрыла за собой дверь. Раньше нас постоянно донимали подслушивающие. Пока однажды Мориарти не решил раз и навсегда разобраться с этой проблемой. Об этом его решении напоминало пулевое отверстие слева от замочной скважины.
Кэрью владел целым состоянием, и притом дошёл, похоже, до крайнего предела. Идеальный клиент. Но почему же по спине у меня забегали мурашки? Так обычно бывает, когда между палатками рыскает леопард или едва знакомая дама вытаскивает из-за подвязки кинжал.
Хамфри ничего не успел сказать, а я уже знал, о чём пойдёт речь.
— Есть одноглазый жёлтый бог на севере от Катманду, — начал наш посетитель.
«Боже, — подумал я, — неужели опять?»
III
Некоторые истории рассказывают так часто, что с самого начала вы уже догадываетесь, каков будет конец. «Я дочь священника и раньше была порядочной девицей, но связалась с дурными людьми…» «Я честно собирался выплатить вам долг, но брат жокея намекнул мне…» «Я подумал: что тут такого, зайду в «Ворону и крысу», пропущу стаканчик…» «Я, должно быть, по ошибке прихватил в клубе чужое пальто, оно выглядит точь-в-точь как моё. Но в моём точно не было фальшивых облигаций, зашитых в подкладку…»
И да, ещё одна: «Есть одноглазый жёлтый бог на севере от Катманду…»
Когда речь заходит о жёлтых или же иных расцветок богах, одноглазых или с иным количеством глаз, рук, голов или задниц, я придерживаюсь простого правила: «Руки прочь!»
Мне никогда не хватало терпения, чтобы сделаться профессиональным взломщиком. Специальность эта требует умения обращаться с замками, сейфами и точно отмеренными порциями взрывчатки. Работёнка почти как у стекольщика или водопроводчика, только всегда есть значительный риск разлететься на мелкие кусочки или сгнить в Дартмуре. Хотя многие стекольщики и водопроводчики — настоящие негодяи и вполне заслуживают подобной участи!
Нет, разумеется, я за свою жизнь не раз и не два занимался воровством. Грабил, крал, разбойничал, обчищал, похищал, тянул, обирал и мародёрствовал на пяти континентах и семи морях. Тащил всё, что не было приколочено к полу гвоздями, а то, что было, — выламывал и тоже тащил.
Так что я настоящий вор, и охотно это признаю. Присваиваю чужое добро. В основном деньги. Или то, что можно быстро обратить в деньги. Как сказал бы судебный эксперт, я из тех, кто просто не может удержаться. Ворую (или мошенничаю, что суть одно и то же) просто ради удовольствия, даже когда не особенно нужна наличность. Владеешь ценностью, но не бережёшь её? Твои трудности. Но даже я знаю: не следует тащить изумруды из глаз языческих идолов… располагайся они хоть на севере, хоть на юге, хоть на востоке, хоть на западе от Катманду.
Никогда не слышали о Лунном камне? О рубиновом зраке богини Клёш? О Всевидящем оке богини света? О багровом камне Ситторака? О розовом бриллианте Лугаша? Все вышеупомянутые блестящие штучки вытаскивали из глаз разнообразных божеств болваны, которым потом, как говорится, пришлось иметь дело с последствиями. Если жрецы в состоянии украшать храмы бесценными безделушками, у них вполне достанет средств на профессиональных убийц и неограниченные транспортные расходы. У служителей таких культов обычно наготове толпа малорослых мерзавцев, безжалостных и готовых пересечь полмира, чтобы вернуть камешек и заодно обезглавить глупого варвара, решившегося на кражу. Подобное случается и в Африке, где поклоняются уродливым кускам дерева. На рынке в Портобелло за страхолюдную деревяшку не выручишь и шести пенсов. Но стоит только прихватить на сафари в качестве сувенира божка Чуку, колдуна-лукунду или резную статуэтку народа зуни — через полгода проснётесь в Уондсворте в луже крови и обнаружите в своей постели голого члена тайного общества «Порро».
Сказать по правде, даже самые заурядные и отнюдь не священные побрякушки, вроде рубинов Барлоу, алмазов Розенталя или Португальского зеркала, обычно смертоносны для воров. Хотя те жизнь готовы ради них положить. Помните легендарные сокровища Агры? Они ещё в конце концов оказались на дне Темзы? Так вот, туда им и дорога.
Только представьте, вы украли что-то, но не можете воспользоваться добычей! Крупные драгоценности всем известны и потому легкоузнаваемы. У каждой есть «история», иначе говоря, любой профессионал без запинки назовёт вам список тех, у кого этот камень был похищен (а вы и не знали?). И каждая обитает под замком в мрачной королевской сокровищнице или же в Тауэре, где её величество Вики (многая лета!) играет с ними на досуге.
Можно, конечно, разбить добычу на несколько маленьких камней, но замести следы это вряд ли поможет. А недоумков, грабящих храмы, обычно настолько ослепляет блеск сокровищ, что они забывают об элементарных мерах предосторожности. Меняй имя и паспорт — не меняй, всё равно не собьёшь охотников со следа. Если на цепочке от часов болтается клык Азатота или же декольте подружки украшают Слёзы Табанги — рано или поздно ждите в гости фанатиков с удавками. Руки чешутся ограбить храм? Возьмитесь для начала хоть за Сент-Кастард, благо далеко ходить не надо. Умыкните свинец с крыши. Я почти готов поручиться, что архиепископ Кентерберийский не пошлёт за вами безжалостных викариев с ятаганами в зубах.
Но вернёмся к нашей истории. Поскольку её уже изложил другой автор (Дж. Мильтон Хейз, слыхали про такого?), я приведу здесь его стишок. Хотя, чёрт возьми, слишком много возни. Стащу лучше «Драматические и комические стихотворения на все случаи жизни» из «Книжной лавки У. X. Смита и сыновей» и вклею сюда страницу. Главное, по ошибке не вклеить «Рождество в работном доме», или же «Лицо на барном полу», или «На пылающей палубе мальчик стоял (И звали его недоумок)». Исключая чванливых субъектов, которые зареклись ходить по варьете и «сами умеют себя развлекать», каждый второй обыватель без запинки прочтёт вам «Балладу о Шальном Кэрью». И вы наверняка выстрадали не один долгий вечер, снова и снова выслушивая это «блестящее творение» Хейза. Но потерпите ещё разочек вместе со мной. Я подслащу пилюлю и снабжу стих комментариями.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* Например, однажды он поджёг у бхишти тюрбан, а в другой раз подсунул шутиху в нужник полковому священнику… Мы все чуть животы не надорвали! — С. М.
** Амариллис Фрэмингтон, толстушка, страдающая косоглазием, но в Непале белые женщины — редкость, так что на безрыбье и рак рыба. — С. М.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* Сорок, не меньше. — С. М.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* Заметьте, оба квартируются в одном лагере, в одном горном поселении, так почему просто её не спросить? Даже бездельникам-шерпам есть чем заняться, вместо того чтобы бесконечно таскать чужие записки от одной соседней двери до другой. — С. М.
** Типичная дочь полковника (благослови их обоих Господь) — недалёкая и жадная. — С. М.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* По всей видимости, накурился гашиша. Им злоупотребляют не только туземцы, ведь служить в Непале — такая скука. — С. М.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* Мерзкий ленивый симулянт. — С. М.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* Если вы давно уже об этом догадались, вы такой не один. — С. М.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* Вот вам и благодарность: влюблённый кретин подвергает себя смертельной опасности, чтобы добыть подарок на день рождения, а она дуется. — С. М.
** Видимо, не такой уж и безмозглой была старушка Амариллис. — С. М.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* Хоть вспомнила, спасибо и на том. Заметьте, Ш. К. пырнули кинжалом, но устроить вечеринку ей это не помешало. — С. М.
** Поэтическая вольность, граничащая с грубой ложью. Сразу же представляется целый оркестр: сам Штраус взмахивает дирижёрской палочкой, над плацем плывёт красивая мелодия. Тогда как в обычном военном поселении музыкальные изыски ограничиваются капралом с покоробившейся от жары скрипкой, мальчонкой с варганом и каким-нибудь валлийцем, бывшим шахтёром, которого в своё время погнали в шею из хора за непристойное поведение (и отсутствие слуха). Репертуар же сплошь состоит из песенок вроде «Выйди в сад поскорее, Мод! (И там я тебя поимею!)» или «Мне снились мраморные залы (и принца Альберта причиндалы)». — С. М.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* А где, интересно, были караульные? Я бы хорошенько спросил с чёртовых подонков: как ухитрились они проворонить чокнутых любителей яков? — С. М.
** Какое горе, ведь, разумеется, гораздо приятнее погибнуть от прекрасного ножа. — С. М.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem
* Да, Дж. Мильтон особенно не утруждался и просто переписал первую строфу. Представьте себе, сие творение читает с выражением какая-нибудь сестрица банковского клерка: первый раз произносит эти слова с игривым выражением, упирая на ритм (тамди-тамди-да), а второй — уже с трагическим, делает страшное лицо, чтобы донести до слушателя всю глубину бессердечного, зловещего финала. Полагаю, виноват во всём Редьярд Киплинг. — С. М.
** Заметили недомолвку? У бога остался только один глаз, потому что Ш. К. стащил второй? Или же идол изначально был подобен Полифему, а теперь его единственное око к нему вернулось? Скажем так, мистер Хейз и сам толком не знал, вот и напустил туману. На самом деле бог всегда был одноглазым. А поэт так и не услышал настоящего конца этой истории. — С. М.
Да, знаю, что вы подумали: если нездоровая тяга к изумрудам свела Шального Кэрью в регулярно оплакиваемую девицей могилу на севере от Катманду, каким же образом он в целости и сохранности (хоть и с бледной физиономией) явился в нашу лондонскую приёмную? Ха, читайте дальше…
IV
— Я украл око идола, — признался Кэрью. — И мне плевать, что болтают о причинах этого поступка. Не важно. Я его украл. И с рук не сбыл. Хотя пробовал. Не могу сбыть — он снова и снова возвращается. Камень мой, по праву… скажем, по праву силы. Понимаете, профессор?
Мориарти кивнул. Он-то, может, и понимал, а вот я нет.
— Я сражался и убивал, чтобы добыть его. И после делал гораздо более ужасные вещи, чтобы остаться в живых. Они не сдаются. В военном лагере им едва не удалось меня прикончить. Если б я мог отдать камень и так спасти свою шкуру, с радостью избавился бы от него. Но им нужен был не изумруд, нет. Вооружённые кинжалами мерзавцы явились по мою душу. Языческие жрецы. Всё должно закончиться моей смертью, во всяком случае по их мнению. Некоторые утверждают, что убийцам удалось до меня добраться и я всего лишь призрак…
Мне бы такое в голову не пришло. Он совсем не походил на знакомых мне привидений, но, с другой стороны, призраки обычно и не похожи на призраков. На что же они похожи? На то, что вы сами ожидаете увидеть.
— Я взял не только изумруд — я целое состояние оттуда вынес: камни, золотые побрякушки. Но они, видимо, не были священными. Хотя почти все, кто их у меня купил (причём по грабительски низким ценам), теперь мертвы. Однако я выручил достаточно, чтобы начать новую жизнь. Думал, уж смогу выбрать себе кого-нибудь посмазливее толстушки Ами Фрэмингтон — надеюсь, вы меня понимаете.
Я подал в отставку и отправился в Индию… а по пятам за мной следовали смуглые человечки. Целая толпа. С ними вместе и те, другие, — лицо коричневое, а тело покрыто шерстью. Белой шерстью. Не люди, а, скорее, звери.
В горной стране они пока ещё водятся. Ми-го, или йети, или гнусные снежные люди. Жрецы их натравливают и пускают по следу, как собак. Гнали меня через всю Индию, Китай… через Тихий океан, Штаты и северные земли. В Арктике преследовали на санях… в Канаде тоже водятся йети, сасквочи и вендиго. Я слышал, как проклятые зверюги по-совиному перекликаются меж собой. Едва не погиб в Нью-Йорке. Пришлось откупаться от полицейских, чтобы сняли обвинение в убийстве. Потом отправился пакетботом в родимые края.
И снова едва не погиб, на этот раз в ливерпульском отеле. Прикончил шестерых. Шестеро завывающих поганцев больше никогда не поклонятся своему чёртову жёлтому богу. И вот я в Лондоне. В европейском Катманду. И зелёная стекляшка всё ещё при мне. Она стоит целого королевства и в то же время не стоит ничего…
— Весьма живописный рассказ, — промолвил Мориарти, — хотя кое-где я подверг бы сомнению вашу правдивость. Можно смело печатать в книжке. Майор Кэрью, я лишь одного не понимаю: чего именно вы хотите от нас?
Глазки Хамфри забегали. Он едва не улыбнулся, впервые за всё это время:
— Профессор, я услышал о вас на базаре в Пекине. От калеки-англичанина, которого когда-то звали Гайлс Коновер…
Я помнил Коновера. Взломщик, весьма самоуверенный. Тоже весьма ценил драгоценные безделушки, в особенности жемчуг (почему человечество вдруг решило, что желчные камни каких-то там моллюсков представляют большую ценность, — выше моего понимания). Гайлс предпочитал целые ожерелья. Раз выкрал жемчужную нить Инджестре из Чёрного музея Скотланд-Ярда, в честь столетней годовщины со дня сожжения пирожной лавки миссис Ловетт на Флит-стрит. Готов поспорить, вы слышали эту историю.
Фирма сотрудничала с Коновером. Пока он не поломал себе спину.
— Вы… как же это выразился Коновер… консультант? Что-то вроде доктора или юриста?
Мориарти кивнул.
— Консультирующий преступник?
— Это некоторое упрощение, но определение, в общем, верное. Профессионалы в разных сферах деятельности (не только врачи и юристы, но и архитекторы, детективы, военные специалисты) оказывают услуги тем, кто способен заплатить. Многие люди или даже сообщества порой попадают в затруднительные ситуации, которые сами не в силах разрешить. Им недостаёт для этого ума. Тогда они и обращаются к экспертам. Преступники и преступные организации — не исключение. Если я нахожу проблему занимательной, то помогаю справиться с ней.
— Коновер сказал, вы помогли ему…
— Да, консультацией.
— …С ограблением. Как? Написали для него план? Проект? Как инженер?
— Как драматург, майор. Автор. В случае с Коновером требовалось яркое, неординарное решение. Нужно было отвлечь внимание определённых лиц, чтобы он смог сделать своё дело. И я предложил хороший способ.
— Вы взяли процент?
— Он заплатил мне определённую сумму.
Профессор не желал вдаваться в подробности. Тогда по нашей милости у кебмена понесла лошадь, и повозка столкнулась с битком набитым омнибусом на углу Лезерлейн и Сайнт-Кросс-стрит. Так кстати приключившаяся катастрофа отвлекла внимание ночных сторожей ювелирного магазина «Такер и Тарберт»; Коновер с лёгкостью вломился туда и стащил драгоценность под названием «Кисть винограда». В результате столкновения погиб лишь один пьянчужка-йоркширец, но семеро пассажиров получили тяжкие увечья. Среди прочих член парламента. Он так и не смог объяснить, как оказался в двуколке с двумя наряженными в тесные штанишки почтовыми курьерами, и в результате вынужден был подать в отставку. Во всех отношениях хорошо выполненная работа.
Кэрью на мгновение задумался, а потом сказал:
— Они в Лондоне. Смуглые жрецы. И йети. Хотят убить меня и вернуть зелёный глаз.
— Вы уже говорили.
— Позавчера чуть не прикончили меня на Паддингтонском вокзале.
Профессор промолчал.
— Мориарти, считайте это постконсультацией. Мне не нужно планировать преступление. Преступление уже свершилось, давным-давно, за много миль отсюда. Но мне нужна ваша помощь. Чтобы выйти сухим из воды.
Всё ясно. Профессор задумался, по-змеиному качнув головой. Непривычный к его жестам Кэрью вздрогнул.
— Вас убьют, — наконец заключил Мориарти. — Без всякого сомнения. Вы, полагаю, слышали о наследстве Гернкастлей? Так вот, во всех подобных случаях эти, как вы их называете, смуглые человечки добивались своего. Последователи культа всегда сводят осквернителя в могилу, если только он прежде не погибает по воле случая. Коновер рассказал вам о чёрной жемчужине Борджиев?
— Он упомянул, что именно из-за неё не может ходить и был вынужден покинуть Англию. Хотя держал её в руке не дольше минуты.
— Именно, — кивнул Мориарти. — Ваш «Зелёный глаз» и его чёрная жемчужина в чём-то различаются, но в чём-то весьма схожи. В случае последней угрозу представляли не смуглые человечки, но белый человек, если его, конечно, можно назвать человеком. Так называемый Хокстонский Монстр. Следует за жемчужиной, постоянно меняющей хозяев, и ломает спину всякому, кто пытается ею завладеть. Именно он размозжил позвоночник Коноверу, хотя драгоценность к тому времени уже похитили у нашего приятеля. Осмелюсь предположить, Монстр, этакий лондонский неандерталец и настоящий атавизм, ничуть не менее гнусен, чем ваши гималайские снежные люди.
Некоторые, попав в безвыходную ситуацию, злобно радуются, когда узнают о других бедолагах, с которыми приключилась подобная беда. Но только не Кэрью.
— Чёрт с ним, с вашим Монстром! — воскликнул он. — Он-то всего один. А у меня на хвосте целая толпа всевозможных монстров, чудищ и страшилищ!
— Именно поэтому вы и погибнете.
Шального Кэрью, казалось, оставили последние силы. Видимо, пришла пора ему сменить своё бесшабашное прозвище на Покойного Кэрью.
Но…
Вот теперь глаза загорелись у профессора. Это был тот же огонь, какой совсем недавно при виде изумруда вспыхнул во взгляде шлюх. Кровь быстрее побежала у него по жилам. Профессора влекли совсем не деньги. Он любил цифры, а не прибыль, которую получал с их помощью. Хамфри подкинул ему математическую задачу. Трудную и интересную: сделать то, чего раньше не делал никто. Чего не смог бы сделать никто.
— Кэрью, всё указывает на то, что вы должны погибнуть. Похититель священной реликвии обречён, и ничего нельзя с этим поделать. Но почему должно произойти именно так? Неужели мы слабее какой-то там судьбы или суеверия? Я, Мориарти, отказываюсь смиряться с так называемой неизбежностью. Майор, мы возьмёмся за ваше дело. Полковник Моран получит с вас сотню фунтов гонорара.
— С радостью! — Удивлённый и всё ещё не верящий в своё счастье, Хамфри достал чековую книжку.
— Наличными, старина, — покачал я головой.
— Разумеется, — мрачно кивнул он и расстегнул пояс, в котором хранил деньги.
Я сложил в стопку полученные от Кэрью соверены и чуть позвенел ими. Настоящие золотые монеты — вот что мне по душе!
— Вы временно поселитесь в нашем подвале. Там есть подходящая комната, её уже использовали в подобных целях. За восемь шиллингов в день вам будут подавать завтрак, обед и ужин. Пожелаете чая с булочками или каких-либо других дополнительных удобств — договаривайтесь с миссис Хэлифакс. Конечно же, вы понимаете: пить и есть следует лишь то, что приготовлено на нашей кухне. Мы должны следить за вашим здоровьем. Рекомендую шотландский перловый суп с овощами.
Вылитый доктор. Мориарти-целитель. Спаситель юных девиц и престарелых джентльменов.
— И ещё кое-что… — добавил профессор.
— Что? Я на всё согласен.
— «Зелёный глаз». Продайте мне его. Я заплачу пенни вперёд, а в конце недели ещё одно. Если второй платёж не состоится — камень вернётся к вам вместе с первым взносом. Напишу официальную расписку.
— Вы знаете, к чему это приведёт?
— Я знаю всё. Это моя работа.
— Я уже продавал его раньше. Он всегда возвращается, а покупатели… уже не возвращаются. Никогда.
Мориарти, оскалив зубы, набросал расписку:
— Моран, дайте мне пенни.
Я выудил из кармана монетку и протянул ему. И только потом до меня дошёл смысл содеянного! Я же подвергнусь воздействию проклятия вместе с Мориарти. Разумеется, профессор об этом подумал, ведь он, по его же собственным словам, знал обо всём.
Мориарти отдал майору пенни, забрал изумруд и положил его на стол. Этакое зловещее пресс-папье.
Итак, мы все приготовились сигануть в пропасть.
V
Наш клиент со всеми возможными удобствами разместился в подвале. Там мы держали потайную комнату (размером не больше кладовки и с единственной койкой) и прятали в ней тех, кому лучше не высовывать нос на улицу. Миссис Хэлифакс прекрасно расслышала звон монет в поясе Кэрью и теперь охотно поставляла ему джин по цене шампанского и другие милые развлечения. Послала вниз Шведку Сюзетт (которая на самом деле была полькой) и взяла с майора как за «вызов на дом». Если сам Шальной Кэрью и уцелеет, то его денежкам точно конец.
Профессор удалился в кабинет без окон, где держал свои записи. Среди прочего — все выпуски «Ньюгетского справочника», «Полицейской газеты» и «Процессов над знаменитыми убийцами». Мориарти знал о каждом карманнике или бандите то, чего не знали даже их собственные мамочки.
Более ценные сведения хранились в зашифрованном виде: профессор прибегал к помощи иностранных языков или же специального кода. Он заявил мне, что для составления плана необходимо изучить все похожие случаи. Нехорошее предчувствие подсказывало: результаты его штудий вряд ли порадуют кого-нибудь, включая меня.
Значит, остаток дня в полном моем распоряжении. Пока профессор сдувает пыль с газетных вырезок и строчит шифрованные заметки, пойду-ка я разомнусь.
Я решил сделать себе приятное. Дважды во время прогулок по рынку на Бервик-стрит на мои брюки покушался некий щенок — хорошо известное в Сохо крошечное создание, имевшее манеру оглушительно лаять на прохожих. Пришла пора покончить с мерзким отродьем. Окажу обществу услугу. Признаться откровенно (и плевать, если эти слова неприятно поразят впечатлительных читателей), убийство животного всегда поднимает мне настроение. Предпочтительнее, конечно, завалить крупного зверя где-нибудь в джунглях, но в Лондоне вряд ли найдётся такой, разве что в зоосаде. Даже мне кажется недостойным стрелять сквозь прутья решётки в какого-нибудь льва Раджу или слона Джамбо. А вот некоторые впавшие в отчаяние престарелые охотники пытались таким образом пополнить коллекцию трофеев, когда подагра или разгневанное начальство мешало им вернуться в саванну.
Но я вполне удовольствуюсь надоедливой собачонкой. Убийство тем слаще, что хозяин щенка — надоедливый мальчишка. У меня специальная трость, в которой прячется шестидюймовый клинок из превосходной шеффилдской стали. Лезвие выскакивает наружу, стоит лишь определённым образом повернуть рукоять. Идеально подходит для таких вот случаев. Нужно лишь, с невинным видом прогуливаясь по рынку, исхитриться незаметно совершить свой coup de grace. Испанцы, например, ценят искусное владение клинком, и в Мадриде мне даровали бы в качестве трофея собачьи хвост и уши. А вот в Лондоне, пожалуй, меньше бы негодовали из-за убийства мальчишки.
Я бродил по рынку и якобы внимательно рассматривал белокочанную и цветную капусту (хотя чёрт меня подери, если я знаю, чем они отличаются). Крутил трость в руках, то и дело указывал на тот или иной овощ в самом дальнем углу прилавка, а потом небрежно помахивал ею в воздухе, как бы демонстрируя недовольство качеством товара. Щенок сидел на обычном месте, цапал проходящих дам за юбки и глотал подачки, которые кидали ему собаколюбивые клиенты. Мальчишка, торговец томатами, бдительно оглядывался по сторонам — его намётанный глаз выискивал в толпе воришек. Занимательная задачка! Такого перехитрить гораздо интереснее, чем толстого самодовольного констебля.
Двадцать минут потратил я на разведку и в конце концов стал ориентироваться в шумной рыночной толкотне не хуже, чем в джунглях.
Именно поэтому и сумел их заметить.
Смуглых человечков. То были не загорелые сборщики хмеля из Кента, а туземцы с далёких нездешних берегов.
Я не то чтобы их видел. Увидеть их удаётся редко. Просто вы вдруг замечаете полоску коричневой кожи между манжетой и перчаткой, оборачиваетесь — но вокруг лишь скопление белых лиц. Или среди выкриков уличных торговок улавливаете слово, сказанное на гималайском наречии.
Во время охоты на тигра обычно наступает такой момент, когда вы задаётесь вопросом: а не охотится ли тигр за мной? И зачастую оказываетесь правы.
Я наконец приблизился к псу. Ну, вот и всё. Поднял трость (так, чтобы кончик оказался над собачьей головой), сжал рукоять, готовясь повернуть её нужным образом.
И вдруг в куче томатов блеснули красные глаза. Я моргнул и всмотрелся — ничего. Просто слишком много томатов, чересчур спелых томатов, по цвету напоминающих кровь.
Момент был упущен. Пёс остался в живых.
Как пожалел я о том пенни! Хоть и не мне теперь принадлежит зелёный глаз жёлтого бога, но зато именно я профинансировал сделку Кэрью и Мориарти. То есть связал себя с камнем.
Проклятие отныне распространяется и на меня.
Я поспешно направился на Оксфорд-стрит.
Щенок даже не подозревал, как близко подходила к нему смерть. Я вышел с рынка, где убийца мог с лёгкостью подобраться ко мне в толпе и всадить собственное стальное лезвие. Но вышел я оттуда только потому, что мне позволили. Кровавый долг требовал оплаты.
За мной неотступно следили чьи-то глаза.
Я всё же воспользовался тростью, но только чтобы умыкнуть с прилавка яблоко. Не самое значительное преступление.
На Кондуит-стрит пришлось возвращаться кружным путём. Я торопился, но старался не бежать. Мне не мерещились йети за каждым углом. Правила этой игры совсем иные. Тебе как бы дают понять, что за углом может прятаться йети, и ты начинаешь волноваться понапрасну из-за любого угла на пути. Бдительность неизменно притупляется. И тогда из-за первого же угла, на который ты не обратил должного внимания, выскакивает йети. Чёртовы нервы, даже мои нервы, а уж они, по признанию многих, прочнее стальных канатов и вполне годятся для строительства подвесных мостов.
Я перестал потеть от страха, лишь когда снова оказался на Кондуит-стрит и увидел знакомое лицо Коротышки (этот попрошайка в случае появления возле нашего дома полиции или каких-либо агрессивно настроенных субъектов должен свистнуть в свисток). Брошенная мною монетка тут же исчезла в его кармане.
Спокойным шагом вошёл я в приёмную, мысленно посмеиваясь над чересчур разыгравшимся воображением.
Профессор что-то объяснял компании хорошо знакомых мне злодеев. На комоде у всех на виду сверкал «Зелёный глаз». Интересно, Мориарти специально собрал здесь самых искусных мошенников Лондона? Надеется, кто-нибудь умыкнёт проклятый изумруд и будет сам иметь дело с последствиями?
— Моран, вы решили к нам присоединиться? — холодно поприветствовал он меня. — Я хочу собрать небольшую коллекцию королевских драгоценностей. Изумруд — наше первое приобретение. Можно сказать, ему нет равных, но, думаю, я смогу найти достойную пару.
С этими словами мой работодатель вынул из кармана предмет, напоминающий формой и размером ружейную пулю. Горошина, зажатая между его большим и указательным пальцем, зловеще блеснула. Профессор положил её рядом с изумрудом.
Чёрная жемчужина Борджиев.
VI
Последним, кому хватило неблагоразумия приобрести жемчужину, был Николас Саввидес из Ист-Энда, торговец нечестно добытым добром. Этого отпетого мошенника хорошо знали собиратели драгоценных безделушек. Его сломал пополам Хокстонский Монстр. Когда торговца нашла полиция, его пупок составлял интересную композицию с задницей, а глаза вылезли из орбит. Но мёртвому бедняге было уже всё равно.
Что любопытно, Монстр не пожелал оставить жемчужину себе. Эксцентричный недоумок, страдающий гипофизарным гигантизмом (об этом свидетельствовали огромные, как у гориллы, плечи и раздутое лицо), бродил по лондонским улицам в своей чудовищной шляпе с загнутыми полями и в трещавшем по швам пальто и убивал всех, кому удавалось завладеть чёрной жемчужиной. А злосчастный трофей тут же вручал очередной «французской» актрисе. Дамочки с завидным постоянством несли её в дешёвый ломбард, и всё начиналось по новой. Великан перебывал у всех исполнительниц канкана из мюзик-холла «Тиволи», но, как говорится, не он один такой.
Монстра ловили, судили и вешали. А он каждый раз уходил с эшафота, насвистывая Оффенбаха. Насколько мне известно, в него стреляли полисмены, похитители драгоценностей и даже один известный скупщик краденого. Но пули его не брали. Однажды мерзавца взорвали при помощи гелигнита. Безуспешно — на редкость крепкие кости.
Я и понятия не имел, что Мориарти раздобыл жемчужину Борджиев. Но раз его задница и пупок всё ещё на своих местах, видимо, до Монстра новость пока не дошла. Но дойдёт обязательно. Когда жемчужину выставляли напоказ, гигант моментально узнавал о новом владельце. Он влачил жалкое существование в доках, ел крыс (и кое-что похуже) и пил воду из Темзы. Поговаривали, верзила каким-то образом физически связан со своей ненаглядной безделушкой. Как бы то ни было, у него, несомненно, имелись свои источники информации. Скоро Монстр явится за побрякушкой на Кондуит-стрит. Как будто мало нам мстительного жёлтого бога.
Вокруг Мориарти собралось двенадцать первоклассных воров, лучшие из лучших. Вы о них точно не слышали: это вам не щеголеватый любитель крикета или франт-лягушатник. Сии господа воруют не ради забавы, не из желания насолить титулованной тётушке. Они серьёзные люди. Их не заботит слава, но дело своё они знают превосходно. Хитрые и изворотливые — с каждым из них мы уже работали в прошлом. Такие выполнят задачу за определённый процент и не выдадут вас за звонкую монету. Когда нам требовалось что-либо украсть, мы обращались именно к этим десяти джентльменам и двум дамам.
— Я составил «список покупок», — объявил профессор. — Ещё четыре наименования. Хочу собрать коллекцию. Эти ценности должны оказаться в моём распоряжении в течение ближайших двух дней.
Рядом с письменным столом стояла грифельная доска — наследие его лекторского прошлого. С видом заправского фокусника Мориарти сдёрнул с неё покрывало. На чёрной поверхности мелом был написан перечень:
«Зелёный глаз жёлтого бога»
Чёрная жемчужина Борджиев
Сокол ордена Святого Иоанна
Сокровища Неаполитанской Мадонны
«Сокровища семи звёзд»
«Око Балора»
Саймон Карн, грабитель и аферист, носивший накладной горб, поднял руку, словно прилежный школьник.
— Говорите, — кивнул профессор.
Удивительно, как это он не нацепил свою профессорскую шапочку и чёрную мантию и не вооружился указкой. Хотя эти предметы давно перешли во владение мистресс Строгинс — одной из девочек миссис Хэлифакс. Она работает с клиентами, тоскующими по школьной дисциплине.
— Пункт третий, сэр. Сокол. Тот самый сокол рыцарей?
— Именно. Золотая статуэтка, усыпанная драгоценными камнями. Её изготовили турецкие рабы в тысяча пятьсот тридцатом году на Мальте, в форте Святого Ангела.
Рыцари ордена госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского намеревались подарить её Карлу Пятому, королю Испании. Но сокола, как вы наверняка знаете, похитили пираты.
— Ну, я о нём никогда не слышал, — отозвался Толстяк Каспар.
Многообещающий юнец, большой любитель пудингов и преступлений, отлично соображает и умеет быстро извлечь выгоду из ситуации.
— Сокола разыскивали многие, — пояснил Карн. — Но в последние пятьдесят лет его след затерялся.
— Так говорят.
— И вы хотите раздобыть его за два дня?!
— Если сегодня Ла-Манш не укроет туманом, — совершенно спокойно отозвался Мориарти, — сокол будет в моей коллекции уже утром. Я телеграфировал в Париж и сообщил «великому вампиру», где сейчас скрывается эта rara avis. Один бездушный бандит покрыл её чёрной эмалью, превратил, так сказать, золотого сокола в невзрачного чёрного дрозда.
— «Великий вампир» украдёт его и просто так отдаст вам? — не поверил Карн.
Я, признаться, тоже не поверил.
— Разумеется, нет. Ему, строго говоря, не придётся ничего красть. Сокол прозябает в безвестности среди хлама в антикварной лавке папаши Дюрока. Владелец не имеет ни малейшего понятия об истинной стоимости обросшего пылью сокровища. Время поджимает, иначе я бы просто послал кого-нибудь его купить. Хотя, наверное, никому из вас нельзя доверить и пятнадцати франков.
Послышались нервные смешки.
— Я предложил «великому вампиру» достойную плату. Он получит в обмен на сокола нечто ценное. Но я не собираюсь говорить вам, что именно.
Не волнуйтесь, для вас я выну метафорическое шило из мешка, открою тайну. Во время экскурсии по острову Святой Елены Мориарти решил проверить один интересный слух. Как вы знаете, в тысяча восемьсот сороковом году императорские косточки эксгумировали и вернули французам. Во Франции они двадцать лет провалялись в картонной коробке, пока лягушатники препирались и собирали средства. Наконец в Париже всё-таки построили Дом инвалидов и выставили там Наполеонов прах в жутком порфировом саркофаге. Можете сами купить билет и поглазеть. Одного вы, конечно, не знаете: в саркофаге лежит отнюдь не Бонапарт. Британское правительство решило сыграть с французами весёлую шутку и передало им останки некоего безымянного матроса-недомерка, умершего от оспы. Герцог Веллингтон хохотал целый месяц кряду.
Профессор разыскал на острове нужную безымянную могилу, раскопал кости неуёмного корсиканца и стащил черепушку. Драгоценную реликвию отправили в Париж со специальным гонцом. Глава «вампиров», самой значительной преступной организации Франции, пожелал сделать из неё кубок. Полагаю, тут не обошлось без длительных переговоров. «Вампиры» любят такие вот эффектные детали в духе парижского театра ужасов «Гран-Гиньоль». Предположительно, их враги должны стучать зубами от страха. Но нелепую тягу к драматизму трудно принимать всерьёз. «Великие вампиры» живут недолго, и кубками из их собственных черепушек можно забить целый буфет.
— Моран, вы знаете о «Сокровище семи звёзд»?
Да, я слышал о вещице под номером пять. Египетский рубин в форме скарабея с вырезанным внутри созвездием Большой Медведицы, вделанный в золотое кольцо. Его достали из усыпальницы царицы-колдуньи. Большинство археологов, участвовавших в той экспедиции, сгубила нильская лихорадка и каирская гонорея. Охочие до сенсаций газетчики окрестили это «проклятием фараонов». Сейчас безделушка хранилась в Лондоне, у некой Маргарет Трелони, дочери одного из почивших осквернителей гробниц
Раз, исключительно забавы ради, я присматривался к Трелони-хаусу на улице Кенсингтон-Палас-гарденс. Интересовался местоположением самых ценных безделушек в Лондоне. Особняк можно отнести к высокой или средней степени сложности. Но вы же помните моё замечание, касающееся известных драгоценных камней: их чертовски сложно обратить в безвестную наличность. К тому же там царила слишком мрачная атмосфера. Я не очень-то подвержен суевериям, но засаду чую за милю. Дом семейства Трелони — одно из тех сомнительных мест, от которых по возможности следует держаться подальше. Неужели теперь придётся по-настоящему сунуть голову в петлю? Видимо, меня настигла кара за праздное любопытство.
— Сокровища Мадонны куда менее занимательны, — продолжал меж тем Мориарти. — Довольно посредственные камни, плохая огранка. Но они всё же представляют некоторую ценность. Украшали статую Мадонны, которую во время церковных праздников носили по Неаполю. Вижу, вы заинтересовались. Существовало поверье, что драгоценности священны, а потому их нельзя украсть, ибо кто осмелится нанести оскорбление Деве Марии (хотя при жизни она была женой иудейского плотника и вряд ли носила такие украшения)? На самом деле никто не решался на кражу, потому что Каморра объявила их неприкосновенными. Итальянские banditti готовы продать мать родную, но испытывают суеверный страх перед Матерью Христа: по воскресеньям смывают с рук кровь, превращаются в благочестивых прихожан и идут на мессу. Но, как обычно, один болван не послушался голоса разума: кузнец Дженнаро стянул камни, чтобы порадовать подружку. С тех пор сокровище странствует по свету. Глупый кузнец уже давным-давно мёртв, но Каморра никак не может получить назад свои безделушки. Камни пересекли всю Европу, оставляя позади шлейф из трупов, а теперь их спрятали почти таким же образом, как похищенное письмо Эдгара По. Плотник Джованни Ломбардо (сообщение о его смерти появится в сегодняшних утренних газетах) подсунул их в бутафорский цех Королевской оперы Ковент-Гарден. Теперь это обычный реквизит. Синьорита Бьянка Кастафиоре, «миланский соловей», каждый вечер (и днём по средам и субботам) перебирает их в «Фаусте» Гуно. Голос этой дивы, кстати, вызывает такие вибрации, что лопаются бутылки и дохнут крысы. Весьма интересно с научной точки зрения. Любопытно было бы понаблюдать сей феномен. Вполне может пригодиться в нашем ремесле.
— А как насчёт макаронников? — поинтересовался Альф Бассик, вполне надёжный вор на побегушках. — С ними в последнее время много хлопот.
— Ах да, неаполитанцы, — кивнул профессор. — Как вы знаете, лондонское отделение Каморры располагается в мороженице «Беппо» на Олд-Комптон-стрит. Они похожи на шайку клоунов, но, по моим оценкам, деятельность Общества по охране торговцев в Сохо на семь с половиной процентов сократила нашу прибыль.
ООТС — это банда итальянских мафиози, которые продают «страховые полисы» держателям пабов и ресторанов. Не заплатил еженедельный взнос — жди неприятностей: в твоё заведение непременно наведается скандальный клиент и разобьёт парочку окон. Вообще перестал платить — обзаведёшься итальянской улыбкой. То есть тебе перережут горло от уха до уха. Действительно похоже на клоунскую ухмылку.
— До недавней поры местная Каморра причиняла лишь незначительные неудобства. Но теперь макаронники узнали, что их вожделенные побрякушки находятся в Лондоне. Можно смело ждать неприятностей с их стороны. Грубой ошибкой было бы назвать Каморру настоящей организацией, итальянским эквивалентом «вампиров»…
Или нас самих. Но Мориарти этого не сказал. Ему нравилось считать фирму неким загадочным и уникальным академическим заведением: экономика, математика.
— По сути, Каморра, а также её сицилийские и калабрианские вариации — мафия и Ндрангета — всего лишь религиозно-националистическое движение, состоящее из романтически настроенных фанатиков. Они так же безжалостны и чужды здравому смыслу, как жрецы жёлтого бога. Не боятся смерти и потому чрезвычайно опасны.
Он выдержал многозначительную паузу.
— Дон Рафаэле Корбуччи, один из главарей, поклялся вернуть Сокровища Мадонны. Поклялся жизнью своей матери. Рафаэле преследовал драгоценности по всей Европе и наконец добрался до Лондона. Вчера нанёс визит покойному синьору Ломбардо. Необходимо проявить осторожность и заполучить камни раньше его.
Преступники часто пугают друг друга рассказами о доне Рафаэле. Например, один из его помощников в день какого-то святого имел неосторожность выплюнуть в церкви кончик от сигары. Благочестивый дон удавил богохульника внутренностями его же собственного единственного сына. Рафаэле весьма трепетно относится к культуре и обладает своеобразным чувством юмора. Как-то ему вскружила голову Эта Гадина (да, очередная жертва Ирэн Адлер), и он ополчился против критика, высмеявшего её герцогиню Елену в «Сицилийской вечерне». Критику отрезали уши, а на их место гвоздями прибили ослиные.
Удивительно, но и у этого чудовища, оказывается, имеется мамочка. Думаю, он не постеснялся бы самолично утопить старушку в Неаполитанском заливе, если бы речь шла о данных им обещаниях.
— А что с номером шестым? — спросил Карн.
— «Око Балора». Золотая монета. Её окрестили в честь мифического ирландского великана. Говорят, она похищена из горшочка лепрекона… Ныне личный талисман Дезмонда Маунтмейна по прозвищу Динамит. Это глава тайного общества — Ирландские республиканские непокорённые. Но талисман ему мало помог: на прошлой неделе Дезмонд слишком сильно ударил по столу кулаком на собрании Совета бессмертных и случайно подорвал взрывное устройство собственного изготовления.
Я же говорил, в этой истории будет и про ирландцев.
— «Око Балора» вместе с останками Маунтмейна сейчас находится в распоряжении Особого ирландского подразделения Скотланд-Ярда. С полдюжины сыновей, братьев и кузенов Динамита жаждут завладеть монетой. Считается, что её владелец получит благословение «малого народца» и сможет занять место «ирландского короля-мага», что бы это ни значило. Главный претендент на сию должность — сын Дезмонда Тирон.
Плохие новости. Ещё одно «религиозно-националистическое движение, состоящее из романтически настроенных фанатиков». Типичный ирландский бомбометатель хоть и дорожит своей шкурой, но слишком горяч и потому редко доживает до старости. Дезмонд Динамит — далеко не первый фений, подорвавшийся на собственной взрывчатке.
Тирон Маунтмейн, потенциальный наследник, значился одним из первых в списке людей, с которыми я надеялся никогда больше не встретиться.
Итак, теперь нам придётся иметь дело со смуглыми жрецами, воинственными ми-го, Хокстонским Монстром, ужасами Древнего Египта, мальтийскими рыцарями, неаполитанскими громилами, «маленьким народцем» и чёртовыми фениями! Почему, интересно, профессор не включил в свой «список покупок» Мальвуазеново зеркало, исполняющую желания сушёную обезьянью лапу, сокровища капитана Флинта и старинную дверь сэра Майкла Синклера?
Сколькажды проклятым Мориарти хочет сделаться к концу этой недели?
VII
Помните мои замечания касательно неприятностей, которые принесло одно малюсенькое убийство, совершённое по заказу организатора рабочего союза?
Спросите любого, кто нас знает (и при этом ещё жив), — все подтвердят: Мориарти и Мораном движет жажда наживы. Мы готовы убить кого угодно, вне зависимости от его политических убеждений или социального статуса. За разумную цену. Конечно, дело не только в деньгах. Важен азарт. Я с удовольствием убью или украду просто так, ради поддержания формы, если долго не поступает новых заказов.
По словам Мориарти, его самого занимает исключительно интеллектуальная сторона вопроса. Профессора можно завлечь необычным делом. В его жилах тоже вскипает кровь, но только не во время совершения преступления, а на стадии планирования. Удачный выстрел, уложивший тигра или эрцгерцога, дарует мне мгновение чистого ледяного восторга. И думаю, именно в такие мгновения я способен увидеть хотя бы толику тех невообразимых фейерверков, что вспыхивают в мозгу у Мориарти, когда его змеиная голова вдруг перестаёт покачиваться… и он понимает, как именно провернуть совершенно невозможный фокус.
И никакой высокой цели — только мы сами. Ни политики, ни религии. Я верю в чувственное. Профессор — в цифры. Вот, пожалуй, и всё.
Ошибочно приписываемые нам симпатии к рабочему движению раздражали. Но куда больше бесила глупая уверенность в том, что человек по имени Моран или Мориарти якобы непременно должен сочувствовать борцам за независимость Ирландии.
Иногда одно или несколько подразделений фениев пользовались нашими услугами. Обычно это происходило, если какой-нибудь американский миллионер, ни разу не ступавший на изумрудный остров предков (видимо, из страха, что его ограбит давно забытый родственник), решал раскошелиться ради «правого дела». Не будь Дезмонд Маунтмейн таким самоуверенным малым и обратись он к нам, возможно, его не пришлось бы хоронить по кусочкам. Чтобы подорвать дверцу сейфа, требуется тонкая работа, это вам не констеблей укладывать. Мы не нанимали людей по имени Неумёха Бранниган, среди наших динамитчиков числились умельцы вроде Креншоу Твёрдая Рука.
Как бы то ни было, ирландские заказчики обычно приносили больше неприятностей, чем денег.
За годы деятельности фирмы революционеры не единожды призывали нас принять участие в фантастических проектах свержения британского владычества. Причём финансировать ту или иную авантюру предлагалось нам самим. Настоящих мошенников всегда легко отличить от истинных патриотов. Нормальные жулики участвуют во вполне разумных предприятиях, например воруют ружья из Вулиджского арсенала. А вот истинные ирландские патриоты ввязываются в сумасшедшие аферы. Как вам строительство боевой субмарины, с помощью которой можно отвоевать у Великобритании Канаду? Мы тогда решили воздержаться. А чем всё закончилось, почитайте сами. Канада всё ещё в составе империи (во всяком случае была, когда я последний раз проверял). Правда, зачем — ума не приложу. Стрелять там категорически некого (если не считать эскимосов и сасквочей, но я, в принципе, готов их считать), а на каждые пятьдесят тысяч деревьев приходится лишь одна женщина.
Гордый фений делает заманчивое предложение (у самого у него при этом денег нет), а получив отказ, ведёт себя в точности как ирландец из какой-нибудь комедийной пьесы, которому не хотят продавать выпивку в долг: сначала прямо-таки излучает искреннее дружелюбие, потом впадает в льстивое отчаяние и наконец переходит к угрозам и клянётся жестоко отомстить. И постоянно называет нас «братьями-ирландцами». Не знаю и знать не хочу, есть ли у меня или у профессора родственники на жалком имперском островке. Неприятностей с роднёй нам и в Англии хватает.
Возможно, мой работодатель состоит в отдалённой связи с епископом графства Керри, но борцам за независимость хватает ума об этом не упоминать. Я мало могу припомнить вменяемых служителей церкви, но епископ Мориарти, как ни странно, в их числе. «Когда мы погружаем взгляд в бездонную пучину гнусностей, сотворённых главарями фенианского заговора, то понимаем: и вечных страданий в геенне огненной мало будет им за их мерзости» — вот его слова. Не в моих привычках соглашаться с речами, звучащими с церковной кафедры, но епископ в чём-то определённо прав.
Вернёмся к Тирону Маунтмейну.
Знаете, почему его не было на том собрании Совета бессмертных и почему он не взлетел на воздух вместе с остальными ирландскими республиканскими непокорёнными? Тирон — единственный за всю историю ирландец, который с одинаковым усердием боролся за независимость и трезвость.
Ирлашка, не переносящий крепкие спиртные напитки, встречается не чаще политика, отказывающегося воровать из государственной казны. Представьте себе ещё, что он имеет обыкновение ради победы над зелёным змием показательно бить бутылки и крушить бочки с виски. У подобных субъектов найдётся немного единомышленников, а друзей и того меньше. Трудно поверить, что такого борца не укокошили после первой же «антиалкогольной кампании», но Тирон был здоровенным, высоченным регбистом и занимался боксом без перчаток, так что… Его любезный папаша регулярно накачивался дрянью, почти такой же взрывоопасной, как и тот злосчастный динамит. Разумеется, он не мог потерпеть в семье трезвенника и быстренько исключил сына из «непокорённых». Три дня Маунтмейны мутузили друг дружку по всей дублинской Онгьер-стрит, пока прохожие делали ставки.
После той драки Тирон вышел из Ирландских республиканских непокорённых и основал собственную организацию — Ирландские непокорённые республиканцы. Примкнул к нему лишь один единомышленник — полоумная тётка Софонисиба. Эта дама на все лады расписывала целебные свойства содержимого своего ночного горшка, призывала собирать средства на ирландскую экспедицию на планету Меркурий и (что уже совсем ни в какие ворота не лезет) выступала за право женщин голосовать.
Тирон обнародовал манифест: взорвать британские кабаки и, таким образом, поставить империю на колени.
Фении, разумеется, никогда не поддержали бы столь кощунственный и противоречащий самому ирландскому духу план. Но тут погиб Дезмонд. Тирон собрал уцелевших членов ИРН и быстренько переделал их в ИНР. Тётка Соф, якобы поддерживающая астральную связь с покойным Маунтмейном, объявила, что Динамит так сильно стукнул по столу из-за недавней волны арестов, устроенных Особым ирландским подразделением Скотланд-Ярда. Конечно же, Дезмонд моментально превратился в мученика, погибшего ради правого дела, а Тирон объявил войну ОИП.
«Какая жалость, что один из них всё-таки победит» — так обычно говорят о подобных конфликтах, включая Франко-прусскую войну и вражду между Гладстоном и Дизраэли.
Тирон во что бы то ни стало хотел заполучить «Око Балора».
Соф вбила в голову племянника, что он должен непременно добыть сокровище, иначе не видать ему власти. Сам Дезмонд считал «Око» забавной побрякушкой и любил похвастаться им перед собутыльниками. А вот у Тирона собутыльников не было, и он верил в сверхъестественные свойства монеты.
Мерзавец уже давно сунулся бы за ней в Скотланд-Ярд, если бы не Соф. Сумасшедшая заявила, что ей якобы было видение: «маленький народец» погубит любого, кто безрассудно похитит «Око» у законного хозяина. Так что ирландские непокорённые республиканцы терпеливо ждали, пока лепреконы не изничтожат Особое ирландское подразделение. Полагаю, они просто наплевали на приказы Тирона и благополучно разошлись по пабам. А их командир сидел дома один на один со своим ночным горшком, чьи пользительные свойства так любят расписывать чокнутые тётушки.
Ирландия! Есть ли ещё на свете страна, в которой найдётся столько же незаконнорождённых, полоумных и пасторов?
VIII
Как и обещал Мориарти, пополнение для нашей коллекции прибыло на следующее же утро. Его доставила одна из парижских апашей. Девчонка понюхала предложенный ей английский завтрак, пробормотала: «Merde alors!» — и тут же умчалась на паром. Хорошо её понимаю.
«Зелёный глаз жёлтого бога»
Чёрная жемчужина Борджиев
Сокол ордена Святого Иоанна
Сокровища Неаполитанской Мадонны
«Сокровища семи звёзд»
«Око Балора»
Сказочный золотой сокол, украшенный драгоценными камнями, походил на обыкновенное чёрное пресс-папье. К его лапе крепился ярлык, на котором красовалась несколько раз перечёркнутая цена: безделушка дешевела от раза к разу. Не одно поколение парижских любителей прекрасного воротило от неё нос. «Великий вампир» из принципа решил выкрасть птицу, в процессе ему пришлось убить троих человек и сжечь дотла злосчастную антикварную лавку. А мог бы ведь просто купить; уверен, папаша Дюрок ещё бы и скинул. Зато наш почтенный коллега, по всей видимости, попивал теперь любимый пастис из императорского черепа.
— Вы уверены, что тут действительно драгоценные камни? — недоверчиво поинтересовался Толстяк Каспар, смахивая пыль с комода.
Мориарти кивнул, держа сокола в вытянутой руке, словно Гамлет — Йориков череп.
— Так что там с этим соколом? — спросил я.
— Сулейман Великолепный прогнал госпитальеров с острова Родос, тогда император Карл разрешил им обосноваться на Мальте и потребовал за это ежегодную плату в виде сокола. Живого сокола, разумеется. Но рыцари решили произвести на монарха впечатление и изготовили эту бесценную статую… которую впоследствии похитили пираты.
Толстяк расчистил место для статуэтки, и профессор поставил её на комод.
— А что случилось потом? — спросил Каспар.
— А что обычно случается, когда жильцы не вносят ежегодную плату? Их выселили. Изгнали с Мальты. С позором. А позже папа римский отлучил их от церкви. В Испании и Португалии орден практиковал нечестивые ритуалы. То есть обычные оргии, какие бывают в борделях, когда матросы сходят на берег. Только на этих ещё воскуривали фимиам и пели гимны, облачившись в церковные одеяния. Другие рыцарские ордена объявили госпитальерам войну. Их выслеживали и вешали. По всей Европе вороны выклёвывали их мёртвые глаза. И всё же орден до сих пор существует. Уверен, монахи жаждут вернуть свою собственность. И вряд ли нынешний Великий магистр собирается отдавать сокола испанскому королю.
— И кто же этот большой начальник? — уточнил я.
— Маршал Аларик Молина де Марнак.
— Первый раз слышу.
— Не зря же они тайное общество. У рыцарей Святого Иоанна много разных имён в разных странах. В Англии они объединились с другими оккультными организациями и зовутся теперь масонами. Великая ложа располагается в катакомбах под лондонской Ратушей. Сейчас там все с ног сбились, готовясь к приезду Великого магистра. Госпитальеры не могли не откликнуться на зов. Де Марнак узнал, что сокола видели в Париже…
— И какая же птичка ему об этом напела?
Тонкие губы Мориарти изогнулись в улыбочке.
— Он спешно покинул твердыню ордена в Кадисе на специальном поезде, но всё же опоздал… Застал лишь дымящиеся руины лавки Дюрока. На Монмартре произошло столкновение воинов в доспехах и «вампиров». Есть несколько убитых. Судя по моим расчётам, это происшествие задержало де Марнака на восемнадцать часов. «Великий вампир» вряд ли согласится в будущем оказывать нам услуги. Я это учёл. После окончания текущего дела нам придётся заняться Францией.
Я не стал напоминать ему о нашей первоначальной цели — всего-навсего спасти шкуру одного паршивого англичанина. Мориарти не забыл о Шальном Кэрью, просто разыгрывал сейчас гораздо более сложную партию. Однако профессор и с майора непременно стрясёт обещанную плату.
Каспар обмахнул чёрного сокола метёлочкой из перьев и уставился на птицу. Её мёртвый глаз, казалось, на мгновение вспыхнул.
Что-то происходило между этими двумя.
Мориарти уже распределил задания. Саймон Карн отправился в Кенсингтон «расследовать утечку газа». Альф Бассик уехал на станцию Розерхайд забирать профессорские заказы. Их выполнил для фирмы один краснодеревщик, который умел искусно старить новую мебель и выдавать её за работу Чиппендейла. Очередь дошла и до меня.
— Моран, я взял на себя смелость расписать ваш день. Дел у нас много. На поздний завтрак вас ждут в Скотланд-Ярде, днём — представление в Королевской опере, а ужинать будете в Трелони-хаусе. Уверен, вы сможете раздобыть недостающие предметы для коллекции. Берите кого пожелаете из наших помощников. А я до полуночи просижу в кабинете, нужно произвести некоторые вычисления.
— Всё ясно, профессор. Вы знаете, что делаете.
— Да, Моран, знаю.
IX
Замок на набережной Виктория-Эмбенкмент, где располагается Скотланд-Ярд (точнее сказать, Новый Скотланд-Ярд), строго не рекомендуется посещать нарушителям закона: здание просто кишмя кишит топтунами, ищейками и беспощадными прочими констеблями — в общем, легавыми всех мастей. Итак, вопрос: как же украсть монету из запертого ящика стола в Скотланд-Ярде?
Ответ прост.
Никак. Её невозможно украсть, а если бы и было возможно — делать этого не стоит.
Почему?
Если вы каким-то образом и сумеете умыкнуть улику из штаб-квартиры полиции её королевского величества, слухи об этом достижении мгновенно разнесутся по городу. Во всех кабаках Ист-Энда будут пить за здоровье искусного взломщика. А полицейские туда тоже наведываются. Даже если вы разработаете блестящий план, виртуозно провернёте само ограбление и не оставите следов — о вашем участии так или иначе станет известно.
А полицейские не любят, когда им натягивают нос. Не удастся поймать за руку — просто-напросто загребут вас за нарушение общественного порядка в нетрезвом виде. А потом, если какой-нибудь дурачок вздумает интересоваться вашей дальнейшей судьбой, скажут: «Он упал с лестницы». В камерах предварительного заключения неудачливых преступников зачастую постигает печальная участь. Способов много. Держиморды, к примеру, избавились от семи или восьми неугодных, сажая бедняг в одну камеру с Хокстонским Монстром.
Нет, не стоит забираться в логово полиции со связкой отмычек в кармане. Если только не желаете сделаться мучеником.
Следует прийти туда честно и открыто, обратиться к инспектору Люкенсу из ОИП и попросту купить то, что вам нужно. Но ни в коем случае не разговаривайте при этом с ирландским акцентом. Купить, разумеется, не за деньги. Не всё так просто. Как и для сделки с «великим вампиром», понадобится то, что для потенциального продавца гораздо ценнее вашей безделушки. Люкенса можно уломать, сообщив ему местонахождение какого-нибудь фения из списка «особо опасных». ОИП занимается исключительно борьбой с ирландскими революционерами. Его создали после серии взрывов, прогремевших в восьмидесятых. Тогда ирлашки как следует поддели ищеек. Особенно удался подрыв общественного сортира возле штаб-квартиры Скотланд-Ярда (той же ночью чокнутые борцы за свободу пытались разнести и памятник Нельсону).
Так что Особое ирландское подразделение выгодно отличается от всех остальных департаментов: им глубоко плевать на английские преступления. Можете в своё удовольствие грабить почтовые отделения, похищать тамошних работниц и продавать их восточным монархам (если сумеете заработать на этом хоть пенни) — инспектору Люкенсу абсолютно всё равно. Лишь бы вырученные средства не пошли в Фонд борьбы за независимость.
В ОИП удивительно терпимо относились к суррейским душителям, ворам из Глазго, валлийским карманникам, бирмингемским взломщикам и налётчикам-кокни.
Однако, стоило какому-нибудь ирландцу чиркнуть спичкой о постамент памятника, его тут же заносили в список подозрительных личностей. И на суде такой субъект появлялся (если, конечно, вообще до него доживал) с фингалом и выбитыми зубами.
Я позавтракал в Скотланд-Ярде (вполне сносно — ветчина, пиво и консервированные персики в сиропе), а потом с хмурым видом вышел на улицу, где у меня была назначена встреча с целой шайкой. Разумеется, все как один воры. Не самые искусные, но вполне опытные. И все поголовно «подозрительные личности»:
Майкл Мёрфи Магули О’Коннор, взломщик;
Мартин Алоизий Макхью, специалист по замкам;
Симус Шонесси по прозвищу Заточка, метатель ножей;
Патрик О’Меллет по прозвищу Свинья, бандит;
Патрик Риган по прозвищу Рыжий, домушник;
Леопольд Маклеммур, профессиональный краснобай.
Им даже в голову не пришло поинтересоваться, почему именно их выбрали для этого дела. Они просто надеялись на щедрую плату.
— Мы в безвыходном положении, взяткой тут не обойдёшься, — сказал я им. — Люкенса так просто не купишь. Так что, парни, требуются отчаянные меры. Монета заперта в ящике стола, а стол находится в кабинете в подвале. Я оставил окошко приоткрытым. Когда загорится дымовая шашка и ищейки повыскакивают на улицу, забирайтесь внутрь и всё там прошерстите. Берите что угодно, только принесите профессору нужную вещь. Если справитесь, этот день запомнится вам надолго.
Они согласно кивнули.
— Па-а-алковник, да-а-арагуша, вы не па-а-ажале-ете, — протянул Леопольд.
Он говорил с таким сильным ирландским акцентом, что остальные его едва понимали. На самом деле Леопольд был австрийцем, а ирландцем только прикидывался. Вы вообще когда-нибудь встречали жителя Дублина по имени Леопольд? Ничуть не удивлюсь, если он на «родине» и не бывал никогда.
О’Меллет вытащил откуда-то длинную суковатую дубинку, Риган — свой любимый нож. Макхью похрустел длинными пальцами. Шонесси пустил по кругу фляжку, в которой плескалось нечто вроде вытяжки из жгучей крапивы. Враз повеселевшие молодчики укутали лица клетчатыми шарфами и надвинули на глаза кепки.
Я перешёл улицу, остановился у главного входа в Скотланд-Ярд, достал серебряный портсигар и вытащил оттуда цилиндр соответствующего размера и формы. У дежурного констебля нашлась при себе спичка, и он охотно помог мне. Я поджёг цилиндр и уронил его в водосточный люк. Послышалось громкое шипение. Повалил дым. Раздался свист.
Мои ребята перебежали улицу и один за другим нырнули в окно.
И там их немедленно сцапали громилы из ОИП.
Через минуту дым развеялся. В благодарность я предложил констеблю настоящую сигару, и он с радостью принял мой небольшой подарок.
Из окна доносились приглушённые звуки драки: кто-то кого-то пинал и колотил, кто-то кричал и изрыгал проклятия. В конце концов всё стихло.
На улицу вышел инспектор Люкенс и молча вложил мне в руку нечто завёрнутое в платок. Потом так же молча удалился — писать рапорт.
Непыльная работёнка. Они повязали шестерых ирландских мошенников, причём взяли рыжих дурачков с поличным. Именно так следует договариваться с ОИП.
Возможно, мой рассказ поколебал вашу веру в воровскую честь, но, смею вас заверить, эти малые оказались там не только из-за своего происхождения (реального или вымышленного) и профессии. Все они относились к тому разряду преступников, которые не понимают, когда следует врать, а когда говорить правду… Такие соглашаются украсть для вас и берут задаток, а потом присваивают украденное себе. Грязные, жадные до наживы проходимцы. Ну, в Дартмуре особо поживиться нечем. Будут знать!
Ирландские корни пришлись как нельзя кстати. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них интересуется политикой, но полицейские из ОИП всё равно с радостью постучат рыжими головами о стены и макнут их в ведро с испражнениями.
Не подумайте вдруг, что я, как истинный патриот, помог покончить с врагами её величества из чувства долга. У меня целый сундук медалей за «выполненный долг». Однако дикарей я убиваю в основном для удовольствия.
Я развернул платок и поглядел на добычу. Простой кусок позеленевшего металла, даже на золото не похоже, не то что на монету или глаз. Если верить легендам, взгляд Балора поражал не хуже взгляда горгоны Медузы. Во время сражений сотоварищи поднимали ему тяжёлые веки, и враги обращались в камень. Разные сказания по-разному излагают историю «Ока»: в одних говорится, что это сокровище и есть глаз великана, в других — что его просто назвали в честь Балора. Дезмонду Динамиту талисман якобы подарил король лепреконов Брайан на пирушке в волшебной стране. Видимо, помешательство — семейная черта Маунтмейнов, достаточно вспомнить тётушку Соф, любительницу хлебнуть из ночного горшка. Покойный Динамит говорил, что человек, осмелившийся похитить монету у истинного ирландского патриота, сперва услышит голос баньши, а потом его настигнет проклятие «малого народца».
Со стороны реки до меня вдруг донёсся жуткий нечеловеческий вой. Я прикусил сигару.
Мимо набережной проплывал корабль, забитый маленькими вопящими созданиями в матросских костюмчиках. Синие ленточки развевались на ветру. Жуткий вой — всего лишь пароходный гудок, а никакая не баньши. А создания — всего-навсего школьницы на экскурсии, дёргающие друг друга за косички, а не подданные короля Брайана.
С самого происшествия на рынке я был на взводе. Непривычное ощущение. Да, это дело — настоящее испытание для чьих угодно нервов.
Я завернул монету в платок и передал её низкорослому курьеру (не чертовому лепрекону, а Фэнни Замарашке) со строгим наказом отнести на Кондуит-стрит. Захочет сбежать с ценной безделушкой — пусть вспомнит об участи, постигшей шестерых ирландцев. Профессиональная сирота умчалась с такой скоростью, словно за ней гнались черти.
А я запрыгнул в подъехавший кеб (он-то и привёз меня сюда) и крикнул Бацу, нашему лучшему извозчику:
— В оперу. Плачу шиллинг сверху, если опоздаем к первому акту.
X
Некоторые бранят оперу за недостаточный реализм: пышнотелые развратницы, хохочущие злодеи, кинжалы, шум, самоубийства, кражи, предательства, нескончаемые рыдания, взрывы, кубки с ядом и, наконец, занавес опускается на сцену, заваленную трупами. Ну что ж, добавьте сюда тигров — и вот вам моя жизнь. Коварства, кровопролития и голосящих женщин мне вполне хватает дома, так что спасибо большое, как-нибудь обойдусь без оперы.
А ещё я не люблю её из-за итальянского происхождения. Макаронники — самая поганая разновидность белого человека, дешёвая имитация французов. Эти смуглые улыбающиеся трусы с напомаженными волосами так и норовят всадить вам нож в спину.
Скандальная история с сокровищами Мадонны весьма в итальянском духе и идеально подходит для оперы. Столь замороченный сюжет никак не может обойтись без музыки.
Трофей, добытый кузнецом Дженнаро (известным ещё как Дженнаро Проклятый и Дженнаро Мертвец), перебывал у целой толпы воров по всей Европе. Ни одному из них, разумеется, не пришло в голову вернуть драгоценности и извиниться, хотя неумолимая Каморра поклялась убить любого, кто присвоит сокровища себе. Все старались побыстрее сбыть их с рук или же припрятать, «пока не улягутся страсти». Засмотревшись на камни, дураки забывали: Каморра — единственная в мире итальянская организация, которую можно назвать эффективной. Эти ребята мстят обидчикам по пятое колено включительно, так что вряд даже чьим-либо правнукам удастся извлечь выгоду из самоцветов.
Как я уже упоминал, последним хозяином сокровищ стал безмозглый Джованни Ломбардо, бутафор из Королевской оперы. Драгоценности достались ему от такого же безмозглого кузена, который спустя несколько часов после передачи посылки скончался от стрихнина в пирожной лавке на Друри-лейн. Ломбардо укокошили в его мастерской в Излингтоне: зажали голову в тисках и просверлили в черепушке несколько дырок. Полиция нашла окровавленные коловорот и буравчик в опилках на полу.
«Хармсворт пресс» упомянула это преступление в передовой статье: «Ещё одно печальное свидетельство пагубного влияния кровопролитных сцен, ежевечерне разыгрываемых по-итальянски» (хотя точно такие же сцены ежедневно печатаются по-английски в газетах, но кого это волнует). Журналиста нимало не смущало, что «Фауст» — французская опера. Французов обычно клеймят за распущенность и вольнодумство, а итальянцев — за кровожадность и трусость. Если иностранцы перенимают друг у друга пороки — как тут англичанину не запутаться, поэтому бог с ними, с фактами.
Согласно хармсвортской версии (а Скотланд-Ярд «серьёзно принял её к сведению»), виноват был во всём некий сумасшедший любитель оперы, чей рассудок помутился от созерцания многочисленных сценических убийств и ужасов. Злоумышленник якобы больше не мог довольствоваться свиной кровью, брызгающей из заколотого недругом тенора, или головой из папье-маше, скатывающейся с гильотины, где только что казнили инженю. Гипотетический злодей окончательно свихнулся и решил в реальной жизни воссоздать любимые кровавые сюжеты. Берегитесь, лондонцы!
Так что возле оперы толклась целая толпа дамочек с плакатами. Одна нацепила мне на лацкан значок «Требуем запретить иностранное непотребство». Я уверил старую каргу, что скорее засуну собственных детей в печную трубу, чем покалечу их нежные ушки непристойными завываниями так называемых певиц. Жаль, уже никому не нужны несчастные сиротки для прочистки пушек и других труднодоступных мест, а то бы я неплохо подзаработал. Разве что матери моих многочисленных отпрысков (в основном темнокожие туземки из отдалённых концов империи) потребовали бы свою долю.
Я болтал с протестующими и в то же время как бы невзначай оглядывался по сторонам. Подозрительных смуглых прохожих вокруг Ковент-Гардена ошивалось не больше обычного. То есть решительно любой прохожий мог оказаться убийцей из Каморры. Да ещё одна или две дамочки прятали лица под вуалью.
В черепе у Ломбардо провертели две среднего размера дырки, одну маленькую (так, почти и не дырку) и одну большую. Последняя, видимо, послужила причиной смерти. Он рассказал, где сокровища, когда начали третье отверстие. А последним его прикончили. Очень по-итальянски.
Ломбардо интересовался у лондонских скупщиков краденого ценами на драгоценные камни. И пауку, засевшему в центре паутины, мигом стало об этом известно. А ещё Мориарти знал, что плотник изготавливает реквизит для текущей постановки в Ковент-Гардене. Вот так профессор и вычислил, где спрятаны сокровища. В третьем акте «Фауста» Маргарита, глупая шлюшка в главной роли, надевает присланные Мефистофелем украшения, смотрится в зеркало и исполняет так называемую арию Маргариты с драгоценностями («Ah! Je ris de me voir si belle en ce miroir!» — как её якобы красят побрякушки). От этой самой арии у меня всегда ноют зубы, даже если её просто кто-нибудь напевает себе под нос.
Мы знали о местонахождении сокровищ благодаря гениальности Мориарти. Дон Рафаэле — благодаря умению грамотно сверлить. Членам Каморры не помешало бы почитать Эдгара Аллана По — сэкономили бы силы и время. Единственным, кто ни о чём не подозревал (помимо, разумеется, Скотланд-Ярда), была Бьянка Кастафиоре, молодая упитанная дива, с триумфом исполнявшая партию Маргариты.
Некоторые злые языки утверждали, что «миланский соловей» гораздо эффектнее смотрелась бы на сцене с мешком на голове. Однако у Кастафиоре были и ярые поклонники. Знаю я таких. В заведение миссис Хэлифакс захаживают подобные любители — постоянные клиенты валлийской девки по прозвищу Тесси Слониха.
В фойе оперного театра я решил, что проклятие баньши всё-таки меня настигло: по всему театру разносился жуткий вой.
Да это же чёртова ария!
Швейцар с опаской смотрел на трясущуюся хрустальную люстру. Из зала какая-то разъярённая мамаша выводила рыдающего малыша (следом семенил папаша, на лице у которого было написано явственное облегчение). Клянусь, из ушей у них текла кровь. Снаружи радостно выли собаки. Серебряные коронки на моих зубах заныли.
Меня уже ждал профессорский человек — рябой субъект по имени Вокинс. Извечный котелок, не самая приятная наружность и постоянный заискивающий скулёж. Он официально числился билетёром и отирался вокруг хористок — вычислял таких, кто уже отчаялся пробиться в примадонны или выйти замуж за баронета (обычно подобному протрезвлению немало способствовала встреча с баронетом, который вместо женитьбы проделывал с девицей нечто совсем иное). Вокинс всегда мог предложить барышням дополнительные источники заработка. Задатки актёрского мастерства вполне уместны, когда нужно, изображая искренний восторг, провести вечер или десять минут (весьма дорогие десять минут) с каким-нибудь специфическим клиентом миссис Хэлифакс. А ещё он разнюхивал разные подробности о больших шишках в ложах и пересказывал сплетни… «Маленький камешек в мозаике столичной жизни» — так имел обыкновение говорить профессор.
Прежде всего я поинтересовался, не случалось ли в последнее время мелких краж или взлома.
— Да как всегда, полковник. Ежели что и было, то только с ведома фирмы.
— А не замечали каких-нибудь необычных итальянцев?
— Да только их и вижу. За дивой ходит целый взвод. Костюмеры, гримёры и прочие.
— А за последние день-два?
— У нас тут новые монтажники сегодня. Наши-то не явились на работу. Все слегли. Подхватили что-то в мороженице вчера после смены. Но у каждого нашлось по кузену — вот эти самые кузены и пришли. Семнадцать молодчиков. Действительно необычные ребята, не похожи на итальянцев. То есть нет, с виду-то вылитые итальянцы, полковник. Точно макаронники. Напомаженные усы, смуглая кожа, блестящие глазки, штаны в обтяжку и чёрные космы. Единственное, что странно, — не бранятся меж собой. Итальяшки вечно орут друг на дружку. Многие наши монтажники дерутся раз по пять-шесть за представление. Кто-нибудь обязательно всё бросает и уходит, кто-то с воплями возвращается. Плюются, орудуют локтями и коленями, бьют в физиономию, в причинные места, руками машут, кричат. Понятно о чём, даром что по-итальянски. Смертоубийство раз устроили из-за старых шлемов — не могли решить, кому какой надевать. Но вот эти новые работают слаженно и тихо. И даже ничего не говорят. Делают своё дело, и всё. Не спорят. Начальство на седьмом небе от счастья. Хочет уволить тех, что не явились, а этих оставить. Значит, Каморра уже тут. Сокровища они ещё не стянули: ведь дива поёт арию с драгоценностями. А поклонники потребуют исполнить её на бис раза два, не меньше. Остальные зрители, возможно, и рады бы перейти к следующему акту (пятый их особенно порадует — когда Маргариту повесят), но Бьянка выжмет из своей коронной партии всё, что можно.
Я заглянул в зал. Зеркало Маргариты и камни сверкали в свете огней рампы.
— Когда она уйдёт со сцены, что будет с реквизитом?
— Зеркало и драгоценности забирает костюмерша Хэтти Хокинс. Но ведь и она сегодня слегла. Какая-то зараза, верно, бродит. Вместо Хэтти пришла сестра. Странная тоже. Забавно, сама-то Хокинс из Стипни, и волосы у неё светлые, а сестру зовут Малилелла, и она черноволосая, что твоя цыганка. Я ей представился, дал визитку и спрашиваю: не нужна ли подработка? Так эта самая Малилелла выхватила стилет и чуть не воткнула мне его прямо в кадык. Видите, царапина осталась. — Вокинс расстегнул воротник и продемонстрировал окровавленную ранку. — Сидит, за кулисами караулит.
Значит, вот как их умыкнут. Нельзя терять ни минуты.
— Вокинс, берите всех, кого сможете подкупить, пусть идут в зал. Нужно поддержать поклонников Кастафиоре. Она должна исполнить арию на бис, желательно несколько раз!
— Вам одного мало?!
— Любимая моя песенка, — соврал я. — Хочу, чтобы она пела минут двадцать или ещё дольше.
Тогда мне хватит времени пробраться за кулисы и опередить девчонку со стилетом и её смуглых помощников.
— На вкус, на цвет… — пробормотал Вокинс.
Я отсыпал горсть соверенов, и рябой мерзавец убежал собирать толпу. При виде монет продавцы побросали лотки со сластями, а уборщики — вёдра и тряпки и устремились следом за ним.
Бьянка в третий раз завершила арию и кланялась. Её ноги стараниями воздыхателей по щиколотку утопали в цветах. Но даже Кастафиоре удивилась, когда толпа снова закричала: «Ещё! Бис!» Дива не могла разочаровать публику — она набрала в грудь побольше воздуха и снова запела.
«Ah! Je ris de me voir si belle en ce miroir…»
Её голос полностью заглушил стоны менее воодушевлённых слушателей. Многие в отчаянии рвали программки и ломали театральные бинокли.
Вот где пригодится сообразительность Морана Душегуба.
Всё предельно просто: дива уйдёт со сцены и отдаст драгоценности, не подозревая о том, что они настоящие. Новая бригада распрекрасных монтажников тут же уволится из Ковент-Гардена в полном составе.
Почему же они не выкрали камни перед началом представления? Да потому, что опера для дона Рафаэле почти так же священна, как и сокровища Мадонны. Какой невероятный соблазн и редкостная удача — увидеть, как арию Маргариты с драгоценностями исполняет дива с настоящими драгоценностями. Наверняка он сидит в ложе и наслаждается пением, а отмщение за грехи Дженнаро отложил на потом. Надеюсь, Кастафиоре, беря свои знаменитые высокие ноты, хорошенько вскипятила ему мозги. Мне нужно, чтобы дон отвлёкся.
Как только драгоценности унесут со сцены — всё пропало.
Что же делать?
Элементарно. Нужно похитить их прямо на сцене.
Через боковую дверцу я проник за кулисы, торопливо хватая на ходу первые попавшиеся предметы гардероба. Позже я пересказывал эту историю и хвастал, что успел нарядиться в подлинный костюм Мефистофеля, да ещё и грим наложил. Но на самом деле пришлось довольствоваться красным плащом, рогами и полумаской с носом Сирано.
На глаза мне попались «монтажники». Но их отвлекло происходящее на сцене, так что на меня они внимания не обратили. Глупышку Кастафиоре как раз вынудили исполнить пресловутую арию в рекордный, седьмой раз. Её знаменитое горло, наверное, вот-вот лопнет.
За кулисами колотил кулаками о стену человечек с торчащими в разные стороны волосами и покрасневшим от ярости лицом. Он рвал на себе рубашку и кричал по-итальянски: «Кто-нибудь, уберите эту свинью с моей сцены!» Режиссёр Карло Джонси. В отличие от Генриха II, он вряд ли мог рассчитывать, что искусные убийцы и по совместительству его подручные примут отчаянную мольбу за приказ и тут же кинутся убивать надоеду (как это произошло с Томасом Бекетом). Забавно, но вокруг и вправду ошивалась целая толпа искусных убийц-подручных.
«Сестра костюмерши», обладательница стилета, терпеливо ждала своего часа. Я бы не удивился, реши она вдруг метнуть кинжал в очередного вооружённого букетом поклонника Бьянки (и ненароком задеть саму диву).
— Кто-нибудь может это прекратить? — в отчаянии завопил маэстро Джонси.
— Попробую, — отозвался я и вышел на сцену.
Девчонка из Каморры, надо отдать ей должное, соображала быстро. Нож просвистел совсем рядом со мной и вонзился в кусок декорации, который я успел подставить. Я запел басом что-то из «Казарменных баллад» Киплинга на мотив «Абдула Абулбула Амира» и постарался коверкать слова так, чтобы никто не сумел распознать язык.
Маргарита изумлённо уставилась на внезапно явившегося демона.
Большинство зрителей знали «Фауста» наизусть и тоже удивились возвращению Мефистофеля. Но после восьмой по счёту арии с драгоценностями они охотно согласились бы на что угодно, лишь бы только не слушать её в девятый раз.
— Сокро-о-овища должна-а-а ты мне верну-у-уть, — пророкотал я. — Красе-е-е твоей не ну-у-ужно украше-е-е-ний!
Я схватил бутафорский ларец, в котором дьявол преподнёс Маргарите подарок, и ткнул в него пальцем.
Рекрутированные Вокинсом молодчики закричали: «Отдай! Отдай!» Оркестр судорожно заиграл первую попавшуюся мелодию. А Бьянка Кастафиоре сняла ожерелье и браслеты и бросила их в ларец.
За кулисами поднялась суматоха. Двое «монтажников» пытались прорваться на сцену, но их удержали другие работники сцены, не итальянской наружности.
Последняя сверкающая побрякушка со стуком упала в шкатулку. Я оглянулся на девушку за кулисой. Малилелла чиркнула себя большим пальцем по горлу и показала на меня. К моему списку прибавилось очередное проклятие. В который уже раз.
С обеих сторон от сцены поджидали члены Каморры.
Пришлось выбираться через оркестровую яму, балансируя на спинках стульев, сбивая на пол музыкантов и инструменты. Уже стоя в партере, я заметил, что умудрился на ходу задеть плащом огни рампы. Теперь моё дьявольское одеяние полыхало.
Зрители встали и разразились громкими аплодисментами.
Хлопки заглушили звук выстрелов. Я не услышал их, но увидел, как в контрабасе одна за другой появляются дырочки от пуль. Значит, дону Рафаэле не понравились вольности в толковании либретто.
Я скинул на пол горящую накидку и по центральному проходу устремился к выходу. По инерции мне удалось проскочить мимо двух «монтажников». Из фойе — на улицу. Там уже поджидал Бац.
Кеб рванул с места, и я на ходу выкинул полумаску и рога.
А потом, бережно придерживая ларец, захохотал. В таких ситуациях лучше хохотать, ибо в противном случае остаётся лишь вопить во всю мочь.
Вот так состоялся мой дебют в Королевской опере.
XI
Многие жулики после двух столь внушительных подвигов обязательно закатили бы шумную вечеринку. Именно так их обыкновенно и вяжут.
Гордый бандит заявляется в местный притон и покупает всем выпивку. Похлопывает себя по нагрудному карману и на расспросы весело отвечает: выиграл на собачьих боях. Но лондонские букмекеры не платят свежеукраденными хрустящими банкнотами. У присутствующих стукачей тут же обнаруживается больная тётка, и они спешно исчезают в тумане — бегут сообщить ищейкам интересные подробности. Так что нет покоя для грешных, как гласит пословица.
Однако перед вечерним визитом я велел Бацу заехать на Кондуит-стрит.
И собственноручно вычеркнул мелом последнее приобретение:
«Зелёный глаз жёлтого бога»
Чёрная жемчужина Борджиев
Сокол ордена Святого Иоанна
Сокровища Неаполитанской Мадонны
«Сокровища семи звёзд»
«Око Балора »
Из кабинета вышел Мориарти с кипой исчерченных диаграммами листов. Профессору не нравились знаменитые кружки и кривые загогулины, названные в честь математика Джона Венна, и потому он изобрёл собственную, по его словам, совершенно новую (и у меня не было оснований ему не верить) систему визуального отображения сложных процессов. Непонятные овалы, линии и стрелочки, видимо, несказанно его радовали.
Гораздо больше, в сущности, чем пополнившаяся коллекция драгоценностей. Мориарти отмахнулся от ларца с сокровищами Мадонны и поспешил впечатлить меня достижениями своего интеллекта. Увы, их значимость я был не в состоянии постичь. Не отвлеки профессора другие дела, он, возможно, представил бы своё изобретение публике. Грядущие поколения нерадивых школяров проклинали бы создателя чёртовых диаграмм Мориарти. Но случилось так, что мистер Венн всё ещё почивает на заляпанных чернилами лаврах.
Миссис Хэлифакс жаловалась на Кэрью. Шального одолевали приступы паники. Он, похоже, начал терять веру в профессора. Наша хозяйка послала в подвал Лей Лотос с трубкой опиума (обычно такие продают за шесть пенсов, но наш постоялец заплатил за неё семь шиллингов) — надеялась, доза немного утихомирит майора. Однако при виде милашки-китаянки полоумный принялся бормотать о смуглых непальских монахах с раскосыми глазами. В полумраке каморки он принял Лотос за члена кровожадного братства жёлтого бога.
— Забавно, — сказал я. — По-моему, единственная раса фанатиков, которую мы ещё не оскорбили на этой неделе, как раз китайцы.
— Я подумывал добавить к «списку покупок» меч Чингисхана, — отозвался профессор. — На любого, к кому попадёт в руки это оружие, немедля обрушится гнев азиатов. А я знаю, где оно находится. Си-Фан точно расценил бы подобное как святотатство. Но до кургана в Монголии добираться несколько месяцев. Так что пока пусть лежит где лежит.
Какое облегчение. Из соображений личного свойства я бы не хотел возвращаться в Монголию. Ни при каких обстоятельствах. Это дыра похуже Богнор-Реджиса.
На письменном столе валялись визитные карточки маршала Аларика Молины де Марнака, дона Рафаэле Корбуччи и Тирона Маунтмейна. Рядом красовался непальский кинжал с волнистым лезвием — подарок от жрецов маленького жёлтого бога. Хокстонский Монстр визиток не признавал, зато оставил у нас на пороге корзину для белья, в которой лежало изломанное тело. Не стоять больше Коротышке на посту. Значит, все заинтересованные лица знают, что предметы их вожделения валяются у нас на комоде.
— Полагаю, вы вызвали подкрепление.
Профессор вопросительно изогнул бровь.
— Эти ребята не собираются играть в бирюльки, — пояснил я. — Коротышка — лишь первая жертва. Заметьте, вон там, напротив нашего дома, только что остановился мороженщик, слышите, вопит во всё горло: «Мо-о-ороженое! Кому фрукто-о-овое мо-о-ороженое?» Вполне вероятно, это наш любитель итальянской оперы переоделся в белый колпак и передник. На углу монахи собирают милостыню, и у них что-то позвякивает под рясами. Не кольчужные ли куртки и железные панталоны? В «Геркулесовых столпах» напиваются приятели тех ирлашек, что мы сегодня сдали полиции. Буянят больше обычного. Скоро тут будет битва при Майванде. Сомневаюсь, что миссис Хэлифакс удержит мерзавцев, даже если встанет в дверях и скорчит суровую мину.
Мориарти что-то молча высчитывал.
— Ещё нет, Моран. Думаю, пока ещё нет. Составляющие элементы вовлечены в процесс, но для возгорания необходим ещё один. Так что ступайте. Отправляйтесь в Кенсингтон и добудьте «Сокровище семи звёзд».
Он удалился в своё логово, но перед этим ласково похлопал меня по груди. Очень странно, профессору не свойственны подобные жесты. Я почувствовал себя не в своей тарелке.
Мориарти доверял мне, хотя обычно не доверял почти никому. Мне стало жутко.
На улице Бац собирался лизнуть рожок с мороженым, который ему только что продал разгневанный дон Рафаэле.
— Не надо, — предупредил я и выкинул лакомство в сточную канаву.
Оно зашипело.
На мостовой валялось больше мусорных куч, чем обычно. Некоторые из них шевелились. В одной сверкали глаза. Наши непальские друзья по-прежнему лидировали, опережая прочих злобных любителей проклятых сокровищ.
Я забрался в кеб, стараясь не обращать внимания на цыганский символ смерти, начертанный мелом на двери. Мы опаздывали, нас ждала ещё одна кража.
XII
Фонари горели синим пламенем. Вокруг них завивались пряди жёлтого осеннего тумана. Бац доехал до Кенсингтон-Палас и остановил кеб возле небольшой времянки для рабочих. Рядом темнела в земле напоминающая свежевырытую могилу яма и стояли знаки, предупреждающие об утечке газа. Отсюда Саймон Карн весь день следил за Трелони-хаусом. Жулик изображал пожилого ирландца по имени Климо (одна из его выдуманных личин). Не обязательно было устраивать весь этот маскарад, но Карн подошёл к заданию со всей возможной серьёзностью.
Подъездные аллеи особняков на Кенсингтон-Палас были украшены статуями рычащих львов, но семейство Трелони предпочитало египетские мотивы. Их ворота охраняли скульптуры сфинксов, входную дверь обрамляли покрытые иероглифами колонны, а крыльцо венчала пирамида.
Карн в нескольких словах доложил обстановку. Сегодня Маргарет Трелони устроила приём. К дому то и дело подъезжали экипажи, из которых выходили богато разодетые гости. Все они старательно прикрывали лица. Экипажи отличались роскошной отделкой, на многих были начертаны гербы, хоть их и заклеили чёрной бумагой. Из особняка доносилась музыка, долетал аромат рома и специй.
— Мне удалось добыть приглашение, — сказал Карн.
Во времянке двое его помощников общались с неким джентльменом. Мужчину связали по рукам и ногам, изо рта у него торчал кляп. Лицо пленника побагровело.
— Не Генри ли это Уилкокс? Известный финансист? — поинтересовался я.
Услышав своё имя, Уилкокс задёргался и ещё больше побагровел. Его сосуды грозили полопаться. И в финансовых, и в любовных делах этот малый двигался весьма рискованным курсом, об этом знали все. И вот пожалуйста, только что полетел под откос. Я дал ему пинка. Только дурак упустит возможность ударить по яйцам держателя капитала. Так говорил Карл Маркс. Это, пожалуй, единственный разумный социалистический лозунг.
Помощники Карна отобрали у Генри приглашение с золотой каймой, на котором красовалось изображение барана. А ещё у Уилкокса обнаружился длинный белый плащ и золотая маска с витыми рогами и глупой овечьей мордой.
Пришлось облачиться в идиотский наряд.
Да, сегодня у меня сплошные переодевания.
Уилкокс что-то гневно замычал, но смолк после очередного пинка.
Я забрался в кеб, и Бац с большой помпой подвёз меня к крыльцу Трелони-хауса.
На стук дверного молотка, сделанного в форме зеленоглазой змеи, ответил мускулистый чернокожий великан в восточных шароварах. Грудь и лицо покрывала золотая краска. Я протянул приглашение. Верзила бросил его в стоявшую рядом жаровню и посторонился, давая пройти.
Я двинулся на звуки музыки и слегка пьянящий запах. Прихожую загромождало обычное барахло: подставки для зонтиков, сделанные из слоновьих ног, и чахлые фикусы в горшках. По каменным ступеням я спустился в подвал. Там горели лампады с благоухающим маслом, а на стенах плясали причудливые тени. Гости в нелепейших костюмах дёргались под треньканье неведомых инструментов. Вечеринка в самом разгаре.
Подземелье было отделано в стиле египетской гробницы. Вернее даже сказать, отделку буквально сделали из египетской гробницы: многочисленные предметы интерьера (все как один проклятые) происходили из долины Мага, из усыпальницы царицы Теры.
Приглашённые напоминали Уилкокса: плащи и маски не скрывают объёмистых животов, лысые макушки и холёные руки — в старческих пятнах. Судя по всему, здесь собрались богачи с хорошими связями. Члены парламента, завсегдатаи биржи, промышленники, владельцы пароходных компаний, высокопоставленные служители закона, военные, церковники и представители прочих древних и важных институтов. Денег много в отличие от здравого смысла, а власти столько, что они не знают, как с ней поступить.
Значит, хозяйка особняка мошенничает по-крупному. Мисс Трелони, видимо, неплохо устроилась.
Среди закутанных в плащи гостей сновали профессиональные гурии обоих полов. Их наготу прикрывал лишь слой позолоты. Скромники нацепили всевозможные египетские побрякушки: головные уборы в виде головы сокола, диадемы и браслеты в форме змеи, анки, скарабеи, изображения продолговатого ока. Некоторых, возможно, и доставили из дальних восточных краёв, но парочку девиц я узнал. Раньше они трудились в гораздо менее экзотических лондонских заведениях. Миссис Хэлифакс недавно недосчиталась нескольких девочек, помоложе и посмазливее. Теперь понятно, куда они подевались.
В дальнем конце комнаты возвышался трон. Двое арапчат обмахивали позолоченными опахалами из пальмовых листьев восседавшую на нём жрицу.
Наряд Маргарет Трелони подчёркивал её прелести, хотя эта дамочка и в монашеском облачении немедля обратила бы на себя мужское внимание. Чёрные как смоль локоны сей и так отнюдь не низкорослой особы венчала высоченная корона царицы Теры из семи переплетённых змей с глазами-самоцветами, а виски прикрывали две инкрустированные ониксом полоски.
Будучи истинным ценителем, я должным образом изучил её фасад: размер, упругость и степень подрагивания. Даже лучше, чем у Лили Лэнгтри… а Лили после двух стаканов джина могла титьками орехи колоть. Чтобы выставить своё богатство напоказ, мисс Трелони облачилась в затейливо изукрашенный, но не слишком целомудренный лиф, составленный из сцепившихся лапками золотых жуков. Прозрачная юбка открывала упругий голый живот. Если оценивать женскую стать по этой части тела, Маргарет с честью выдержала бы любую проверку.
На указательном пальце дамочки сиял большой рубин. «Сокровище семи звёзд» напоминало застывшую каплю крови. В глазах Маргарет то и дело вспыхивал безумный красно-зелёный огонёк. Властная, требовательная красота выделяла её среди бледных и безликих кенсингтонских дам.
Мисс Трелони танцевала, вернее, выгибалась из стороны в сторону, привлекая ещё больше внимания (как будто его и так было мало) к своим широким бёдрам, великолепному животу и роскошной груди.
Я прислушался и разобрал мелодию, которую наигрывал оркестрик из трёх рабов. «На улицах Каира, или Бедная крестьяночка». Название вам вряд ли знакомо (я сам как-то выспросил его у накачанного кокаином трубача из Альгамбры), но эту песенку распевают похотливые мальчишки по всему миру. Существует множество вариаций, к примеру: «Французские девчонки скинули юбчонки… а грязные мальчонки били в барабан» — и так далее.
Маргарет Трелони утверждала, что является реинкарнацией зловещей царицы Теры. Могло ли это быть правдой? Ну, по крайней мере одной явной сверхъестественной способностью барышня обладала: в её присутствии у меня мучительно распухло в области ширинки. И полагаю, не у меня одного.
Полковника Морана как магнитом тянуло к ней… словно кто-то дёргал за невидимую ниточку, привязанную к его мужскому достоинству. Я пробирался сквозь толпу, охваченный непреодолимым желанием. Пришлось изо всех сил сосредоточиться на истинной причине визита — рубине. Его красное сияние застило глаза. Должно быть, в благовония добавили какое-нибудь наркотическое вещество.
Вокруг распалившиеся гости лапали раззолочённых гурий, а те в ответ довольно убедительно изображали необузданную страсть. Возле стен стояло несколько оттоманок, предназначенных специально для этих целей. Некоторые уже были заняты группками по двое, трое или даже пятеро (как в той довольно рискованной акробатической композиции).
Кое с кого слетели маски. Вон там видный реформатор и занудная сторонница женской эмансипации, известная строгостью нравов, совокуплялись с мальчишкой-рабом. Дам, подписывающих соответствующие петиции, весьма разочаровало бы подобное поведение. Сурового судью, привязанного к деревянному коню, увлечённо хлестали плётками две шлюхи в египетских париках.
По кругу передавали кувшины с липким и сладким напитком. Кто-то пил его, а кто-то выливал на себя. Забывшись, я сделал глоток. Горючая смесь.
Маргарет Трелони вряд ли расстанется со своим сокровищем так же легко, как Бьянка Кастафиоре.
Мелодия перешла в яростное крещендо. Движения присутствующих всё убыстрялись и убыстрялись (и тех, кто танцевал, и тех, кто предавался иным развлечениям). Кто-то действительно принялся «бить в барабан», используя вместо оного задницы голых прислужниц. Правда, умения вдохновенному музыканту явно недоставало.
Я подобрался почти к самому возвышению. Здесь толпилось ещё больше народу. Какая-то девица с оскаленными зубами и вытаращенными глазами рванула меня за плащ, но я незаметно врезал ей коленом в живот. Нахалка согнулась пополам, и на неё тут же набросился провинциальный мэр. На нём не было ничего, кроме тяжёлой золотой цепи.
Мисс Трелони двигалась с удивительной грацией.
Моя распухшая ширинка запульсировала.
И вдруг громко прозвенел гонг. Все застыли.
А потом разом скинули маски. Я не стал снимать свою, но кто-то сделал это за меня.
Маргарет схватила ятаган и взмахнула им, целясь мне в голову. Не задела. Хотя нет, всё-таки задела. Мой лоб рассекла кровоточащая царапина. Я зажал рану рукой.
Властная хозяйка приставила изогнутый клинок к моему горлу.
— Вот паскудство! — сказал я с чувством.
XIII
Очнулся я в полнейшей темноте. Одежда на мне была чужая, да и вообще не совсем одежда, как я понял, чуть-чуть придя в себя. Меня туго замотали в пропахшие нафталином тряпки — ноги связаны вместе, руки прижаты к груди. Даже не пошевелиться! Подвигал плечами и тут же стукнулся о стенку.
С громким скрежетом тяжёлая крышка моей темницы отъехала в сторону. Надо мной возвышалась Маргарет Трелони. С ней рядом стоял какой-то незнакомый хлыщ в стальном шлеме и с раздвоенной бородкой. А я, оказывается, лежал в костюме мумии в египетском саркофаге.
— Уж извините за спешку, полковник Моран, — усмехнулась хозяйка. — По правилам из вас сперва следовало вынуть сердце, лёгкие и печень и поместить их в канопы. Мозги обычно вытягивают через ноздри. К сожалению, искусство бальзамирования возрождается гораздо медленнее, чем мне бы того хотелось.
Меня спеленали и засунули в гроб, так зачем же открывать саркофаг? Значит, мисс Трелони что-то от меня нужно. Она не может просто так похоронить меня, на радость археологам, которые откопают моё тело через три тысячи лет. Клянусь, проклятия, грозившие Мориарти из-за его «списка покупок», ничто в сравнении с теми, что я наложу на расхитителей гробниц. Пусть только попробуют выставить мою мумию в музее! Их настигнет страшный гнев Морана Душегуба!
Вечеринка, похоже, закончилась. Надеюсь, не по моей милости.
В голове всё ещё крутилась та мелодия. Та-дам-та-дам-та-дам. «Улицы Каира». «Французские девчонки…»
— Теперь от неё не избавиться, — пожаловался я. — А к вам никогда не привязываются надоедливые песенки?
Маргарет скорчила восхитительно-пренебрежительную гримасу. На ней всё ещё красовался давешний наряд. Мне из саркофага открывался прекрасный обзор. С каждым вздохом золотые скарабеи словно бы скребли лапками по её розовой poitrine. Повязка в области паха натянулась. Только этого не хватало. Мисс Трелони вряд ли польстит такое проявление внимания, скорее уж она саданёт по моему достоинству ятаганом.
Женщина провела рукой над моим лицом.
Чёртов рубин сверкал ярче солнца или, точнее, ярче звёзд. Я успел заметить внутри камня созвездие Большая Медведица. По правде говоря, никогда не мог различить силуэт этой самой медведицы — всего лишь семь точек в форме ковша с длинной ручкой. В тот момент мне хотелось оказаться на какой-нибудь далёкой звезде, а не в кенсингтонском подвале у красивой, но совершенно невменяемой дамы.
Чокнутая Мардж вполне серьёзно верила в басни о царице Тере. Она не мошенничала, нет, — для неё это было нечто сродни религии. Ещё одна фанатичка, хоть и гораздо более соблазнительная… Никогда не понимал, чего ради жертвовать жизнью из-за независимости Ирландии или жалкой неаполитанской статуэтки, однако перспектива перепихнуться с реинкарнацией царицы Теры — это уже что-то. Хотя в тот момент перспектива, надо признать, была весьма призрачной.
Я безуспешно попытался сесть. Говоря о мумиях, все обычно представляют себе этакие полуистлевшие повязки, но новенькие льняные бинты порвать весьма трудно. Меня грубо ухватили за грудки руки в латных рукавицах и наполовину выдернули из саркофага. Облачённый в плащ с эмблемой креста мужчина гневно зарычал. Значит, спутник мисс Трелони наконец-то вышел из себя.
— Маршал Аларик, успокойтесь, — мягко, но в то же время повелительно сказала Маргарет.
— Его нужно допросить! Необходимо вернуть сокола!
Я шлёпнулся обратно в саркофаг, больно ударившись затылком о каменное подголовье.
Хозяйка легонько похлопала меня по груди. Если бы рубин источал запах, я бы его точно почуял.
Значит, передо мной маршал Аларик Молина де Марнак, Великий магистр ордена Святого Иоанна. Неудивительно, что они знакомы. Наверняка масоны и оргиастический культ Теры как-то связаны. В некотором роде соперничающие организации со схожими интересами. Наверное, устраивают товарищеские соревнования вроде гребной гонки между командами Кембриджа и Оксфорда или регбистского матча между представителями армии и флота. Только ещё приносят в жертву девственниц и учиняют непотребства. Хотя вряд ли Маргарет способна учинить худшее непотребство, чем попойка после состязания армии и флота. Даже став свидетелем вечеринки в её подвале, я в это не верил.
Чужеземный мерзавец де Марнак в сердцах сплюнул.
— Я вам не скажу, где сокол.
Разумеется, я лукавил. Скажу ещё до того, как он перейдёт к пальцам правой руки. Я способен дольше других противиться боли, но сам неоднократно участвовал в пытках и знаю: в конце концов разговорить можно кого угодно.
— Дурачок, он на комоде у вашего профессора, — улыбнулась мисс Трелони. — Об этом знает весь Лондон.
А ещё там лежат «Зелёный глаз жёлтого бога» и сокровища Неаполитанской Мадонны. Слухи о коллекции Мориарти разошлись широко.
Как же я этого не учёл?
Маргарет сжала кулак и приложила кольцо с рубином к моему лбу:
— Не понимаю, полковник, что творится в вашей голове. Вы действительно намеревались вот так просто прийти сюда и забрать «Сокровище семи звёзд»? Это же средоточие неземной мощи, которое позволило мне пережить во тьме многие века, а потом возродиться в новой оболочке. Я вряд ли отдала бы его вам.
— Вы всё говорите…
Она легонько ударила меня по лицу:
— Спросите себя, почему мы беседуем. Почему вы не лежите в запечатанной гробнице и не вопите, попусту растрачивая драгоценный воздух?
Я пожал плечами, хоть в повязках это сделать непросто.
— Мы обыскали вашу одежду и наткнулись на одну странную вещь…
У меня в бумажнике, конечно, лежали порнографические открытки. Но это вряд ли бы удивило египетскую царицу. Может, её озадачил заряженный револьвер, спрятанный в носке?
— Что делала эта вещь за подкладкой вашего жилета?
Она продемонстрировала мне блестящую чёрную горошину. Жемчужина Борджиев. Я вспомнил тот необычный жест — Мориарти перед уходом похлопал меня по груди. Значит, он ухитрился подбросить мне одно из своих сокровищ. Но зачем?..
— Меняемся? — спросил я.
Может, мисс Трелони и её вставит в кольцо? На одной руке — «Сокровище семи звёзд», на другой — жемчужина Борджиев. Верный способ накликать беду… Я уже два дня собираю проклятые побрякушки, а что получил в награду? Меня мумифицировали и вот-вот похоронят заживо.
Маршал погрозил железным кулаком.
— Спокойно, старикан, — ухмыльнулся я.
Разумеется, чистой воды подначка. Я хотел проверить Великого магистра. Гнев, как выяснилось, являлся его главным грехом. Аларик ударил, но я успел отдёрнуть голову, и окованная металлом длань обрушилась на каменное подголовье. Маршал грязно выругался по-французски и по-испански и прикусил бороду.
— Дружище, держите себя в руках. Свистеть не пробовали?
Он опустил руку мне на грудь и хорошенько надавил. Больно.
Весьма больно. Мне самому уже было не до свиста.
— Полковник, вы меня озадачиваете. Вы ведь вряд ли согласитесь на… моё предложение? — надула губки Маргарет.
Как же эффектно змеи оттеняли её лицо.
Раздосадованный де Марнак наконец убрал руку. Его рукавица слегка ослабила повязки, а некоторые, как я надеялся, даже порвала. А стоит ослабить одну — поползут все. Сестрица Августа на двенадцатый день рождения связала мне жакет, и с ним случилось нечто подобное: соскочила одна крошечная петля — и всё пошло прахом. Я нарочито тяжело задышал, как можно выше вздымая грудь. Только бы освободить руки.
— Обещаю дополнительные преимущества, если согласитесь работать на меня. Сомневаюсь, что ваш чёрствый учитель математики может предложить что-нибудь подобное, — заворковала Маргарет, водя пальцами по моей щеке. — Весьма заманчивое предложение.
Но уйти от Мориарти не так-то просто. А ещё профессор не имеет обыкновения, повинуясь мимолётной прихоти, иметь своих подчинённых. Я слишком хорошо понимал, что на службе у царицы Теры мне таких гарантий никто не предоставит. Женщины всегда сначала сулят вам «дополнительные преимущества», а потом имеют по полной. У меня есть некоторый печальный опыт, достаточно вспомнить Эту Гадину Ирэн Адлер, Сару Стюарт — Чёрную Вдову из Лодера, Агарь Стенли по прозвищу Цыганка, и так далее и тому подобное.
— Сокол, мой сокол, — как одержимый, бормотал маршал.
Что-то такое было во всех этих сокровищах. Вы хотели ими завладеть, но вместо этого они завладевали вами. Не Маргарет Трелони носила кольцо, а кольцо носило Маргарет Трелони.
Откуда-то донёсся грохот и крики.
Может, Саймон Карн ведёт отряд отборных профессорских громил в прекрасно рассчитанную лобовую атаку? Мне на выручку? Но крики звучали как-то странно. Кем бы Саймон ни вырядился, он вряд ли мог вызвать у людей такой ужас.
Маргарет и де Марнак встревоженно переглянулись. Я кое-как сумел сесть и почти высвободил руки. На этот раз никто не стал меня бить.
— Что это ещё такое? — вопросил Великий магистр.
Дверной проём заполнила гигантская фигура. Голову венчала круглая шляпа, огромные кулаки сжимались и разжимались. Валявшаяся на полу лампа подсветила мясистое оплывшее лицо со свиными глазками.
Аларик вытащил меч.
Хокстонский Монстр уставился на Маргарет (обычно мужчины смотрели на неё совсем по-другому). В открытой ладони мисс Трелони блестела чёрная жемчужина.
— Кто вы такой? — пролаял де Марнак.
Монстр приблизился, насвистывая баркаролу из «Сказок Гофмана» (ага, значит, и к нему привязалась надоедливая мелодия). Он словно вырос ещё выше. Его зловещая тень удлинилась.
— Магистр, — сказала вдруг Маргарет, — держите.
И кинула жемчужину за воротник украшенного крестом плаща.
Старик неуклюже дёрнул руками, но вытащить её не сумел. Он принялся крутиться на месте, словно под латы к нему заполз жук.
Монстр развернулся и поднял лапищи.
В комнату вбежал чернокожий громила, встречавший меня на пороге. Лицо его было в крови. Он схватил великана за плечо, но тот играючи стряхнул его и отбросил к стене.
Я тем временем трудился над костюмом мумии. Наконец удалось встать. У меня не было сокровищ, так что пока я никого не интересовал.
Де Марнак рубанул клинком, но гигант выставил вперёд руку. Лезвие вонзилось в его плоть, словно топор в дерево, и застряло там. Великан ухватил маршала и сложил пополам. Хруст ломаемого позвоночника прозвучал даже громче, чем дикий предсмертный крик Аларика. Глаза старикашки вылезли из орбит.
Из его доспехов выкатилась на пол чёрная бусина.
Мисс Трелони смотрела на жемчужину. Безделушка вызывала у неё непреодолимое желание, влекла точно так же, как она сама влекла меня. Монстр тоже уставился на драгоценность.
Я понял, к чему идёт дело, и нащупал лежавший на алтаре ятаган. Сомневаюсь, что им можно зарубить гиганта, который как раз выдёргивал из руки рыцарский меч.
Урод наклонился и попытался поднять жемчужину Борджиев.
Но толстые, как сосиски, пальцы не могли ухватить скользкую горошину. Он скрёб по полу, так и сяк перекатывал шарик.
Я обеими руками ухватил ятаган и прикинул расстояние до двери.
Хозяйка сжалилась над чудовищным гостем — тонкими изящными пальцами она подняла жемчужину и вложила её в ладонь Монстра. Недоумок растерянно уставился на свою руку. Он не знал, что делать дальше. А потом наконец заметил царицу Теру. Женщина горделиво выпрямилась. Её красота обрушилась на громилу, подобно ведру ледяной воды. В его взгляде вспыхнуло восхищение. А Маргарет умеет танцевать канкан? Ноги у неё длинные, а юбка короткая — достойное бы вышло зрелище.
Мисс Трелони величественно протянула руку и щёлкнула пальцами. Смущённый и очарованный Монстр отдал ей своё сокровище. Уступит жемчужину? Не удивлюсь, если гигант сделается преданным последователем царицы. Значит, я точно не буду числиться среди его друзей.
Маргарет Трелони сжала жемчужину в кулаке.
А я бросился вперёд и рубанул ятаганом по тонкому запястью. Клинок аккуратно отсёк кисть. Маргарет завизжала, кровь брызнула прямо в лицо Монстру. Я подхватил добычу (рука была ужасающе тёплой) и кинулся к лестнице.
Хокстонский Монстр на время ослеп. Мисс Трелони на время стало не до меня. Великий магистр навеки упокоился с миром.
Я голышом промчался через прихожую (причинные места были кое-как прикрыты остатками савана), расталкивая на ходу перепуганных гурий в облупившейся позолоте, отпихнул обмазанного липкой гадостью судью и едва не споткнулся о сложенный пополам труп.
Почему жертвы Монстра просто-напросто не убирались прочь с его дороги? Ведь у них была такая возможность. Рабам мисс Трелони придётся в этот раз наводить порядок дольше обычного. Знаменитый порошок мистера Пирса, кстати говоря, прекрасно отстирывает кровавые пятна с египетских покровов.
Я выскочил из Трелони-хауса, сжимая страшный трофей. Кеб ждал на улице. Значит, Бац уцелел, когда в особняк нагрянул Монстр.
— Кондуит-стрит! — крикнул я. — Вперёд, Бац!
И расхохотался. Бац! И всё, руки как не бывало. У меня на коленях, подобно цветку, раскрылась ладонь Маргарет. Я снял кольцо, забрал жемчужину, а остальное выкинул в сточную канаву. На корм псам. А вдруг царица Тера действительно обладает сверхъестественной силой и её рука поползёт за мной, словно кривобокий паук? Нет уж, увольте.
Да, насыщенный выдался денёк.
XIV
Я скрежетал зубами от злости. Не раз за время работы в фирме мне нестерпимо хотелось уши оборвать Мориарти. Или что похуже с ним сделать. Если уж начистоту, я люблю натянуть смерти нос и почувствовать вскипающий в крови ледяной восторг. И профессор нанял меня именно потому, что я выразил готовность сколь угодно часто ставить на кон собственную шкуру. С его точки зрения, я, наверное, не должен жаловаться.
Однако фокус с жемчужиной Борджиев — это уже слишком. А я-то думал, никто не знает о моём потайном жилетном кармане. Признаю, в итоге всё разрешилось благополучно. И также признаю: я бы наотрез отказался участвовать, сообщи мне профессор о своём хитроумном плане. Охотно готов идти на риск, но самоубийство — не мой конёк.
В глубине души я нет-нет да и сомневался: а вдруг Мориарти, несмотря на всю свою гениальность, просто полагается на волю случая — швыряет кости на удачу и смотрит, как они лягут. А после утверждает, что именно таков и был план. Сломай мне хребет Хокстонский Монстр, похорони меня заживо чокнутая Мардж, сотвори со мной Великий магистр… что там проделывают великие магистры с неугодными? — профессор и глазом бы не моргнул. Из-за смерти Коротышки он не расстроился. А тот работал на фирму дольше меня.
Я наконец оделся в нормальную одежду и раздобыл бутылку бренди. Это меня немного успокоило. Даже испытал небольшой прилив гордости — все драгоценности из «списка покупок» теперь у нас:
«Зелёный глаз жёлтого бога»
Чёрная жемчужина Борджиев
Сокол ордена Святого Иоанна
Сокровища Неаполитанской Мадонны
«Сокровища семи звёзд»
«Око Балора»
Любая из этих побрякушек — весьма солидный улов, а уж раздобыть все шесть за каких-то сорок восемь часов — просто чудо.
Профессор вытянул руки над лежащими на комоде сокровищами, словно грея озябшие пальцы. Его голова покачивалась из стороны в сторону. Наконец он хлопнул в ладоши:
— Не удаётся выявить ничего сверхъестественного. Эти предметы не влияют на температуру в комнате или атмосферное давление. На везение или невезение. Всего лишь trouvées, которые люди зачем-то слепо почитают.
— Не знаю, Мориарти. Меня весь день преследует необычайное чувство. Пусть не в проклятиях дело, но что-то же ваши сокровища вызывают. Возможно, если вещам усиленно поклоняются, они вбирают в себя некое волшебство, пропитываются им, как ткань — водой?
Профессор пренебрежительно дёрнул уголком рта.
— Что бы мы с вами ни думали, многие верят в силу этих камней и даже готовы ради них пойти на убийство. Если это не сверхъестественные силы, то что же тогда?
— Глупость и помрачение рассудка, — отозвался мой работодатель.
Я пожал плечами. Допустим, он прав. Как только охотники за нашими сокровищами приближались к предмету своего вожделения, они моментально глупели. Даже Монстр, а уж этот-то субчик и так не отличался умом. Вид блестящих камешков полностью лишал их чувства самосохранения. Фанатики. Это было видно по глазам.
— Меня занимает один вопрос, — сказал я.
Мориарти хищно изогнул бровь.
— Какое отношение коллекция имеет к спасению жалкой шкуры Шального Кэрью? Жрецы всё ещё жаждут его крови. Ну а теперь и нашей заодно. С ними в очереди теснятся Хокстонский Монстр, рыцари, фении, Каморра и любители Древнего Египта. Проклятий стало в несколько раз больше, а Кэрью это никак не помогло.
Мориарти знал обо всём, что происходило на Кондуит-стрит. Он никогда не маячил в окне, привлекая ненужное внимание потенциальных убийц, а пользовался специальной замаскированной подзорной трубой.
И он точно знал: мы окружены.
Хотя час был поздний, а закон запрещает уличную торговлю по ночам, напротив нашего дома всё ещё стояла тележка мороженщика. Дон Рафаэле Корбуччи уже никого не зазывал, но поста своего не покинул. Вокруг него собрались «монтажники» из Ковент-Гардена. Вся честная компания, включая темноглазую метательницу стилетов, уплетала мороженое (видимо, неотравленное) и пялилась на наши окна.
В «Геркулесовых столпах» всё затихло. Весьма подозрительно. Гордые сыны Эрина высыпали из кабака на улицу и помахивали дубинками. Среди них я углядел громилу, одетого побогаче остальных. Он щеголял ярко-зелёным котелком и ленточкой Общества трезвости. Тирон Маунтмейн собственной персоной, с полными карманами динамита. А с ним и тётушка Соф. Дамочка предлагала спутникам угоститься из своей фляги, но все отказывались. А говорят, ирландцы никогда не воротят нос от бесплатной выпивки!
На углу дежурили монахи. Несмотря на гибель Великого магистра, они остались верны обетам. По словам Мориарти, избрание нового главы ордена — вопрос нескольких часов. Рыцари Святого Иоанна даже не прятали мечи и арбалеты.
И уже успели запустить болт в наше окно.
На другом углу остановился чёрный экипаж. В нём сидели укутанная вуалью женщина и мрачный гигант. Одна рука у дамы неестественно ярко белела. А я-то думал, они не появятся. Как Мардж умудрилась в столь короткий срок раздобыть себе конечность? Рядом с повозкой выстроились последователи Теры (видимо, рабы), под их плащами мелькали дурацкие наряды.
А что же наши самые старинные недруги — жрецы жёлтого божка? Некоторые мусорные кучи на мостовой отрастили смуглые ноги. А неподалёку давала убогое представление труппа непальских жонглёров. Им там не тесно?
На Кондуит-стрит заглянула парочка констеблей — обычный вечерний обход. Полисмены посмотрели на стянувшиеся к нашему дому силы, спешно развернулись на сто восемьдесят градусов и потрусили прочь.
— Полагаю, умереть можно только один раз, — вздохнул я. — Достану ружьё с телескопическим устройством. Полдюжины-то мерзавцев успею положить. Начну, пожалуй, с трезвенника…
— Моран, не вздумайте.
У профессора в рукаве был припасён козырь.
Звякнул дверной колокольчик. Кто же из фанатиков решил всех опередить? Я подкрутил колёсико на подзорной трубе. Но это всего лишь вернулся с Розерхайда Альф Бассик. Он нёс большую ковровую сумку.
Я потянул за рычаг, отпирающий входную дверь. Пружина приводила в действие хитроумную систему шкивов, работающую при помощи электричества. Собственное изобретение Мориарти. Наша обшитая деревом стальная дверь была неприступнее хранилища братьев Бокс. Даже друзьям-динамитчикам пришлось бы с ней повозиться.
Бассик почему-то застрял внизу.
Профессор велел мне спуститься в прихожую и проверить, в чём дело.
Альфа я нашёл растянувшимся на коврике. Между его лопатками торчал непальский кинжал. А отправь мы на Розерхайд Карна, тот, возможно, и уцелел бы благодаря фальшивому горбу. Миновала полночь, и осаждающие осмелели.
Я перевернул Бассика и забрал сумку, не обращая внимания на его предсмертное бормотание. Что-то там про маму, или манну, или сумму. Как бы то ни было, смерть — недостаточное оправдание для задержки.
Профессору можно было и не говорить, что произошло, — он уже сам обо всём догадался. Наверное, включил эту возможность в свои диаграммы.
Мориарти открыл ковровую сумку, извлёк из неё шесть совершенно одинаковых шкатулок и расставил на столе. Внутри каждой — выстланные бархатом углубления: под птицу, жемчужину и так далее. Профессор разложил трофеи по ларцам (даже камешки из сокровищ Мадонны легли как влитые) и захлопнул крышки.
— Там должны быть ключи.
Я послушно пошарил в сумке и вынул связку из шести ключей. Мориарти одним ключом запер все ларцы, а потом перемешал их:
— Моран, выберите любые два.
Я подчинился. Весили они совершенно одинаково.
— Потрясите.
И громыхало в них одинаково.
— В каждой шкатулке есть полость, в которой лежат гирьки, — пояснил профессор. — Если по очереди взвесить, весы покажут абсолютно одинаковый результат. И звук получается одинаковый. И на вид ничем не отличаются. Скажите-ка, Моран, сумел бы почитатель сокровища распознать своё?
— Ну, я бы точно не сумел.
— Возможно, кого-то связывают с предметом вожделения таинственные незримые узы? Смогут они найти желаемое при помощи магии?
— Как скажете.
— Я, Моран, скажу нет. Не смогут.
Я постучал костяшками пальцев по крышке одной из коробочек. Не просто дерево.
— Под шпоном сталь, точно как наша входная дверь, — кивнул профессор. — Эти ларцы не так-то просто взломать.
Я всё ещё не понимал, что он затеял.
Мориарти сложил шкатулки обратно в ковровую сумку, надел длинное пальто и цилиндр и посмотрелся в зеркало. Вид у него при этом был весьма хитрый. Профессор даже не столько проверял, как сидит пальто, сколько любовался своим чертовски сообразительным отражением. Удивительное самолюбие при такой-то невзрачной внешности. Что ж, жизнь полна сюрпризов.
— Мы выйдем на улицу… и отдадим коллекцию. Но помните, каждому по одному ларцу.
— А что помешает им, как только откроется дверь, шесть раз нас прикончить?
— Уверенность, Моран. Уверенность.
В его жутких словах был некоторый смысл. Я подобрался, рассовал по карманам три револьвера и постарался скорчить непроницаемую мину.
XV
Мориарти широко распахнул входную дверь и поднял правую руку.
Наши недруги не стали его убивать — настолько они оторопели.
Профессор спустился с крыльца. Вид у него был безмятежный, хотя и несколько самодовольный. Я двинулся следом, в руке — шестизарядный гиббс, под мышкой — дробовик холланд-и-холланд. Если уж суждено погибнуть, прихвачу с собой побольше туземцев.
Мориарти жестом велел заинтересованным лицам приблизиться, но, когда они двинулись все разом, покачал головой и воздел указательный палец: по одному от каждой компании. Негодяи принялись плеваться и рычать, но условие выполнили.
Во рту у Тирона Маунтмейна дымилась сигара. Значит, распихал по карманам динамитные шашки с короткими фитилями.
Дон Рафаэле послал к нам мою давешнюю знакомую. Малилелла плюнула мне под ноги. Красивая чертовка. Хоть и не время сейчас об этом думать. Жаль только, католичка.
Незнакомый рыцарь осенил себя крёстным знамением.
Хокстонский Монстр помог выйти из экипажа мисс Трелони. Маргарет сменила легкомысленный наряд на нечто более скромное, но на голове всё ещё красовалась змеиная корона (вуаль крепилась прямо к ней). Египетская царица смотрела на меня с той же ненавистью, что и метательница стилетов.
Наши недруги выстроились перед крыльцом, их явно нервировало присутствие друг друга и тем более наше общество.
— Одного не хватает, — сказал Мориарти.
Зашевелилась куча лохмотьев, лежавшая рядом с мусорным баком. Из неё выполз тощий смуглый попрошайка с бритой головой и зелёной точкой посреди лба. Верховный жрец маленького жёлтого бога.
— Каждый из вас желает заполучить нечто, чем мы владеем.
Маунтмейн грязно выругался. Малилелла выхватила любимый кинжал. Маргарет Трелони откинула с лица вуаль алебастровой рукой (видимо, успела попрактиковаться) и продемонстрировала нам кипящий злобой взгляд.
— Я собираюсь возместить вам убытки…
— Ты всё равно подохнешь, грязный мерзавец! — зарычал Тирон.
— Вполне вероятно. Я не прошу платы за то, на что вы, по вашему мнению, имеете право. Мне нужна всего-навсего минутная передышка. Мы с Мораном вернёмся в дом и приведём в порядок все свои дела. А потом будем в полном вашем распоряжении.
Словно Дед Мороз, я потряс сумкой. Шкатулки загромыхали.
Шесть пар глаз полыхнули огнём. Интересно, а вдруг фанатики и вправду чувствуют, где находится их проклятый предмет?
Дон Рафаэле кивком выразил согласие участвовать в сделке, не оставляя таким образом никому выбора. Показал себя, так сказать, главным среди собравшихся жуликов. Хотя на Кондуит-стрит был один и поглавнее его.
— Моран, окажите любезность, верните сокровища.
И что же делать? Откуда я знаю, кому какой полагается ларец?
— Вам требуется специальное приглашение? От королевы Виктории? — усмехнулся Мориарти.
Профессор вовсю любовался собой. А мне так же сильно хотелось его пристукнуть, как и всем присутствующим.
— Сначала дамы, — сказал я, медленно вытаскивая шкатулку.
Маргарет протянула было свою новую конечность, но пальцы не сгибались, и она едва успела подхватить ларец уцелевшей рукой. А потом прижала его к своей роскошной груди.
— Теперь ты, великан.
Монстр уставился на свой трофей, как мартышка на очки.
— Малилелла, grazie.
— Господа непальцы. Славный рыцарь. И вы, Тирон. Вот вам подарок из горшочка под радугой.
Они подозрительно уставились на запертые шкатулки. Тирон, чуя недоброе (у него были на то причины), отдал свою одному из помощников и велел открыть её при помощи дубинки.
Мориарти попятился. Я тоже.
Все взгляды вновь устремились на нас. Я пальнул в уличный фонарь, чтобы отвлечь внимание, и мы с профессором заскочили в дом и захлопнули дверь. В неё тут же вонзился рыцарский меч, но клинок лишь испортил деревянную панель и слегка оцарапал сталь.
Снаружи послышались вопли.
Мы поднялись в приёмную и стали по очереди смотреть в подзорную трубу. Монстр содрал шпон со своей шкатулки, но не мог оторвать железную крышку. Один из итальянцев перебирал отмычки длинными пальцами. Тиронов подручный что есть мочи колотил по коробочке дубиной.
— Давайте-ка облегчим им задачу, — предложил профессор.
Он чуть приоткрыл окно, стараясь не попасть на линию огня, и выбросил на улицу шесть ключей.
Первым ключ схватил смуглый непалец. И его же постигло первое разочарование: в шкатулке лежала жемчужина Борджиев.
Монстр бросил свой ларец в канаву и, широко разведя руки, двинулся на низкорослого жреца. Жонглёры кидались гиганту наперерез, но он с лёгкостью скручивал их и отбрасывал в сторону мёртвые тела. Подобное не переживёт даже умелый факир. Но до жреца великан добраться не успел: из очередной мусорной кучи на него прыгнул некто такой же неестественно огромный, покрытый белым мехом, с глазами, пылающими красным огнём. Монстр и ми-го сцепились не на жизнь, а на смерть, рухнули на землю и укатились прочь из поля зрения.
Кто-то ещё подобрал ключ. Кто-то ещё открыл шкатулку.
Рыцарю повезло: в его коробочке обнаружился мальтийский сокол. Наконец-то сокровище вернулось в орден Святого Иоанна! Но госпитальера тут же пристрелил мертвецки пьяный ирландец. Наверняка это положит начало кровной вражде между фениями и рыцарями. Дубинками не очень удобно отмахиваться от мечей, но подручные Тирона мигом пустили в ход динамит. Маунтмейн увлечённо швырял в монахов шипящие шашки. Кованые латы не могли их защитить и только мешали.
Члены Каморры размахивали кинжалами и удавками. Тирон и дон Рафаэле вцепились в глотки друг другу ради никому из них не нужной драгоценности — «Сокровища семи звёзд». Малилелла и Маргарет топтались по кругу, одна — со стилетом, другая — с ятаганом. Чокнутая Мардж удивительно ловко махала левой рукой, да ещё в самый напряжённый момент неожиданно треснула итальянку по лицу своей алебастровой дланью. Малилелла в ответ завопила что-то по-итальянски и высекла кинжалом искры из египетской змеиной короны.
По мостовой рекой лилась кровь. Сердце моё возрадовалось. Нервы успокоились. Мы с Мориарти наслаждались представлением.
Заревела пожарная тревога. Отовсюду валил дым. Кое-где загорелись дома. Даже полиции придётся рано или поздно показаться здесь.
Госпитальерам досталось больше прочих. Но вот они опрокинули тележку, на которой днём собирали пожертвования, а под ней обнаружилось орудие мистера Гатлинга. Видимо, любители Средневековья предпочитали идти в ногу со временем. Под свинцовым ливнем брызнул каменный тротуар и бешено задёргались мёртвые тела на мостовой. Ирландцы, псевдоегиптяне, неаполитанцы и непальцы кинулись прочь.
Как же хотел я в то мгновение оказаться там, рубить, стрелять и крушить вместе с остальными. Но более осмотрительный внутренний голос, к которому я давно стараюсь прислушиваться, воспротивился. И всё равно — какое зрелище!
Смертоносное орудие строчило ещё около минуты, а потом пулемётчика уложил отравленный змеиным ядом дротик, выпущенный кем-то из египтян. Стало заметно тише.
Уцелевшие рвались в бой, но почти никто уже не в состоянии был сражаться.
Мориарти воспользовался переговорным устройством и велел миссис Хэлифакс принести вечернее какао.
Мой работодатель будет спать как младенец. Уж я его знаю.
На этот раз профессор действительно швырнул кости на удачу и сейчас любовался, как они легли.
XVI
Остальное напечатали в газетах. Меня там не было, так что не могу пересказать вам леденящие кровь подробности. Вот, однако, краткий отчёт.
В следующие два дня погибло пятьдесят семь человек: ирландцы, рыцари, случайные прохожие, непальские гости, высокопоставленные шишки, состоящие в масонской ложе, «монтажники» из театра, скупщики краденого, охотники за приданым, полисмены, один белый охотник (отправился добывать голову ми-го для Музея Хорнимана) и так далее. Двое поклонников Кастафиоре застрелили друг друга на дуэли из доисторических пистолетов — такая вот ничья. У некоторых убитых обнаружились итальянские улыбки, у других — характерные вмятины от ирландских дубинок, но кое-кто всё же скончался от обыкновенных «универсально-международных» ранений.
Мороженицу на Олд-Комптон-стрит смела с лица земли, предположительно, воля Господня. Дон Рафаэле и Малилелла вернулись в Италию с самой большой добычей. Нет, сокровища Мадонны им не удалось вернуть. Нынче знаменитая Богоматерь надевает на крестный ход «Сокровище семи звёзд» и «Око Балора». В Неаполь валом повалили ирландские и англо-египетские туристы, так что это, наверное, ненадолго. А мистер Корбуччи спустя некоторое время чем-то смертельно отравился. Неудивительно.
В Хокстонского Монстра кто-то плеснул кислотой. По словам очевидца, он упал в Темзу вместе с рыцарским соколом. Но я уверен, не погиб.
Бывшие подчинённые покойного Великого магистра утратили своё сокровище навсегда. Оно теперь лежит в речном иле вместе с сокровищами Агры. Опозоренным госпитальерам пришлось выколоть себе глаза и шесть дней и шесть ночей предаваться самобичеванию. Однако ходят слухи, что выкрашенную в чёрное птичку видели в России или Китае. Так что поиски продолжаются. Рыцари не единственные теперь охотятся за призрачной статуэткой. Толстяк Каспар впервые услышал о ней от профессора и с тех пор сделался одержимым. Не поверил, что его разлюбезная rara avis сгинула в Темзе. Вот так рушатся многообещающие карьеры.
Особняк Трелони взлетел на воздух. Всё списали на утечку газа. Едва живую хозяйку нашли в обгоревших руинах. Теперь она лежит в больнице, забинтованная, как мумия, и бредит на языках, которые не слышали на земле вот уже тысячи лет. Список завсегдатаев вечеринок царицы Теры вместе со скандальными фотографиями кто-то отправил в «Пэлл-Мэлл газет». Последовали отставки, увольнения, самоубийства и скандалы.
Тирон Маунтмейн отравился имбирным лимонадом. Его тётушка Соф за это преступление пошла на виселицу. Но Маунтмейнов-то осталось пруд пруди, так что правое дело будет жить вечно.
XVII
На следующее утро Мориарти вздумалось спозаранку совершить прогулку, и он выдернул меня из постели Фифи. Накануне смертоубийства так взволновали мою кровь — срочно требовалось дамское общество.
Мы отправились осматривать поле брани. Повсюду валялся мусор. Мостовую и стены домов изрешетили пули. Окна были выбиты. Всё ещё тлели остатки тележки мороженщика. Ошеломлённые жильцы жаловались полиции. Некоторые тела не успели вывезти. На дверях «Геркулесовых столпов» висел распятый госпитальер. На нижней ступеньке нашего крыльца валялась знакомая куча лохмотьев, из которой торчали смуглые руки. Констебль (наш человек) отгонял любопытных зевак.
В луже растаявшего мороженого плавала белоснежная рука Маргарет Трелони с двумя отколовшимися пальцами.
А ещё на мостовой среди обломков профессорской шкатулки лежало несколько самоцветов, выдернутых из ожерелья Мадонны.
В сточной канаве Мориарти углядел «Зелёный глаз» и жемчужину Борджиев — бок о бок с чьим-то глазом.
— Моран, поднимите их, пожалуйста. Нам надо ещё разобраться с клиентом.
— Только «Зелёный глаз»?
— Жемчужину тоже.
— Будем надеяться, Монстр утонул.
— Уверен, что нет. У него чрезвычайно мощные лёгкие. Ничего сверхъестественного — вполне объяснимое явление, хоть и редкое. Но пока риск невелик.
Мориарти результаты побоища явно порадовали.
— И Хамфри Кэрью здесь совсем ни при чём?
— Не совсем при чём, Моран. Вы весьма наблюдательны. Надо отдать должное вашей проницательности. У вас неплохие способности. Хотя не безграничные, разумеется. Да, «Зелёный глаз» представлял в этом деле наименьший интерес.
— Много же неприятностей вызвал этот безынтересный предмет.
— В подобной ситуации неприятности неизбежны. Моран, я терпеть не могу фанатиков. Они представляют собой переменную величину и искажают расчёты. Их глупые идолы и ритуалы меня раздражают. Возьмите хоть Каморру: превосходная криминальная организация, но инфантильная приверженность Деве Марии всё портит. На что бандиту сдались украшения для статуи? А эти фении и их безнадёжное «правое дело»? Освободятся они из-под владычества Британии, и что? Ирландцев всё равно будут обирать священники, утверждая, что делают это для их же блага. Римскую длань с себя стряхнуть им и в голову не придёт. А госпитальеры? Совершенно утратили связь с реальностью. По сути, никто из них не лучше Монстра: полное отсутствие мозгов и детская зацикленность на блестящих побрякушках.
Для нашей фирмы гораздо лучше, если кретины сойдут со сцены. Больше нас не побеспокоят ни итальянцы, ни ирландцы, ни псевдоегиптяне. Обществу по охране торговцев в Сохо пришёл конец, и теперь владельцы ресторанов и пабов будут безропотно платить нам. Девочки миссис Хэлифакс не уйдут к Маргарет Трелони. Моряки и поэты, вместо того чтобы финансировать ирландских непокорённых республиканцев, пропьют и проиграют свои деньги в наших заведениях. Высокопоставленных особ можно теперь спокойно шантажировать без этих нелепых фараоновых нарядов.
В первый раз на моей памяти Мориарти улыбнулся, а не оскалился.
Тем утром он был доволен, как никогда. Расчёты оказались верны.
— А что же с маленькими смуглыми человечками? Они придут. Изумруд всё ещё у нас.
— Если сегодня я не заплачу второй пенни, камень снова перейдёт во владение майора. Моран, у вас есть при себе пенни?
— Ну да… — Я полез было в нагрудный карман, но ледяной взгляд Мориарти пригвоздил меня к месту. — Нет, профессор. Боюсь, я не при деньгах.
— Какая жалость. Придётся вернуть Кэрью его собственность и принести извинения.
Хамфри как раз вышел на улицу и, щурясь от дневного света, оглядел поле брани:
— Всё кончено? Я в безопасности?
— Это вам решать. Одно могу гарантировать: вы не погибнете от рук жрецов маленького жёлтого бога.
Кэрью расхохотался шальным, счастливым смехом.
А потом подошёл к мёртвому непальцу и пнул его. Труп перевернулся. Посреди лба у жреца красовалось пулевое отверстие, ровнёхонько на месте зелёной точки.
— Вот тебе! И твоему чёртову жёлтому богу!
Мориарти отдал изумруд, и Хамфри помахал им перед носом убитого. К нам вернулся прежний бесшабашный Кэрью. Широкая улыбка. Не хватает только дам, которые бы её оценили.
— Отправлюсь в Амстердам, и там этот камень разобьют на части. Продам их торговцам с разных концов света. Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним! Ха!
— Я пошлю вам счёт, — сообщил ему профессор. — Полагаю, вы оплатите его вовремя.
— Да-да, конечно… Повремените немного, профессор. Я ведь жив, а этот поганец мёртв. Все они мертвы. Вы просто чудо.
Шальной Кэрью вознамерился нас надуть. Я понял это явственно и в то же мгновение, хотя ничего сверхъестественного в моём прозрении не было. Знаю эту породу. Просто не сможет удержаться. Только-только избавился от смертельного врага (на время, во всяком случае) и уже торопится нажить другого.
Кэрью пожал руку мне и профессору. Мориарти по-дружески стиснул на прощание его плечо. И майор удалился пружинистым шагом, насвистывая что-то из «Казарменных баллад».
Мы смотрели ему в спину.
— Мориарти, ещё кое-что. Вы обещали, что Кэрью не погибнет от рук жрецов маленького жёлтого бога. Да, их лондонское гнездо разорено, а мохнатое чудовище подалось в бега. Но в горах остались другие. Бессчётное множество фанатиков, готовых жизнь положить за свой изумруд. Рано или поздно они узнают, что здесь произошло, и пошлют за Хамфри новых убийц.
— Ваша правда.
— Так вы ему солгали?
— Нет. Я редко лгу. Это путает вычисления. Я похлопал его по плечу и одновременно оставил небольшой подарок…
Профессор раскрыл ладонь. Жемчужина Борджиев пропала.
— Следующая партия непальцев будет путешествовать несколько месяцев. А Монстр выберется из реки уже через несколько часов.
XVIII
Теперь вы знаете, как всё закончилось. Кэрью указал в завещании, что желает быть похороненным на последнем месте службы. Так что майора уложили в гроб (лицо повёрнуто кверху, а пальцы ног — книзу), и один обязательный непалец, оказавшийся по счастливой случайности в Лондоне, прихватил его с собой. Изумруд отбыл на родину вместе с Хамфри, но перед самыми похоронами его похитили. Так что поэт в некотором роде не соврал. Только вот Амариллис Фрэмингтон вышла замуж за торговца чаем и переехала из Непала в Маргит.
FB2Library.Elements.Poem.PoemItem