Тени. Они – тени.

Так полагал Александр Кравчук, наблюдая, как на небольшой сцене частного театра пятеро абсолютно нагих, с головы до пят исписанных витиеватыми узорами девиц изображают сюрреалистичные фигуры. Режиссер пытался донести до актрис глубинный смысл действа, вещая и активно жестикулируя короткими ручками с зажатым в них текстом пьесы.

Когда-то невысокий лысеющий мужчина (в красной водолазке и накрученном на шею клетчатом шарфе) имел огромный вес в криминальном мире и прозвище Миша Творческий. Со временем ему удалось отойти от дел, легализоваться, приобрести небольшой театр, и теперь Михаил Юрьевич Духов занимался тем, что реализовывал юношеские мечты о театральных подмостках.

Александр слышал об успехе среди столичного бомонда дебютной постановки Духова. Однако сейчас, сидя в полумраке зрительного зала и наблюдая за генеральной репетицией второй пьесы, Кравчук не мог взять в толк, что же пытается сказать творец.

– Десять минут перерыв, – объявил Михаил Юрьевич.

Девушки быстренько накинули на свои тельца простыни и скрылись. Духов положил листы сценария на столик, взял маленькую бутылку минеральной воды, поднялся в зал.

– Как тебе, Саш? – спросил он, садясь в кресло подле Кравчука.

– Если честно, Михаил Юрьевич, я ничего не понял.

Режиссер сделал жадный глоток воды, закрутил крышку.

– Все правильно. Это же первый акт. В нем вообще смысл не должен проглядываться. Зрителя необходимо держать в максимальном неведении.

Духов обладал очень плавной жестикуляцией.

– Усыпать их путь к прозрению символами и загадками. И лишь во втором акте дать несколько намеков на смысл. Но – только намеки! Не более. Зато в третьем – развязка, кульминация! Вот где зритель получает по башке! Вот он где – эффект разорвавшейся бомбы! В третьем акте все становится на свои места.

– Что ж… Первый акт я уже видел, надеюсь, удастся посмотреть и третий. И все встанет на свои места.

Режиссер махнул рукой.

– Я знаю, зачем ты пришел, Саш. И об ультиматуме Сухого мне тоже известно.

Кравчук уверенно покачал головой.

– Не было никакого ультиматума.

– Ультиматум был. Ты просто не заметил. В отличие от прессинга, который он тебе учинил, да?

– Я теряю деньги, Михаил Юрьевич. Много денег.

– Своих?

– Не только.

– И Сухой в курсе? Что от его действий страдаешь не только ты, но и другие?

– Да. Собственно, на то он и делает ставку.

– Ты не задумывался, с чего вдруг в ваших взаимоотношениях произошла резкая смена полюсов? Ведь, насколько я в курсе, он всегда относился к тебе благосклонно.

– Думал, конечно. Но ответ очевиден. Мои ребята совершили прорыв в науке. Скоро на нас прольется денежный дождь. Сухоставский хочет свои пять капель.

– Деньги для него не важны, уж поверь мне. Во всяком случае сейчас.

– Сомневаюсь. Он фанатично пытается контролировать любой из моих источников доходов.

Миша Творческий смотрел на сцену, думая о своем.

– Тебе не приходило в голову, что Всеволод может исполнять чужую волю?

Кравчук с сомнением покосился на старшего товарища. По виду не сказать, чтобы тот шутил.

– Такое трудно себе представить, учитывая размах влияния Сухоставского.

– Думай, Саша. Я давно знаком со Всеволодом Петровичем. Его отношение к тебе мне тоже известно. И, наблюдая за тем, что между вами произошло за минувшую неделю, я удивляюсь. Неужели ты думаешь, что человек внезапно готов перечеркнуть годы работы ради шкуры неубитого медведя? Что ему самому не противно идти войной на протеже, из которого он всеми силами растил себе замену?

Кравчук помедлил с ответом.

– Я списал все на золотую лихорадку.

Михаил Юрьевич глухо посмеялся.

– Саша, однажды ты достигнешь того уровня, когда станет ясно: деньги – самое малое, к чему стоит стремиться. Когда ты пресытишься материальными благами, власть тебе надоест, и ты поймешь: истинная сила – это знание.

– Сухоставский хочет обладать знаниями о моих разработках?

– Нет, не Сухоставский, – покачал головой Духов. – Он так зациклен на своей власти, что ему не хватит духу перейти на следующую ступень. Тот, кто сейчас Сухого контролирует. И не о разработках идет речь.

– Кто в состоянии контролировать Сухого? ФСБ?

Духов широко улыбнулся, продолжая смотреть в сторону сцены.

– Молодец, Сашка. Съехал с темы о знании. А ведь это – краеугольный камень. Поймешь «ради чего» – узнаешь «кто». Раз сложившаяся ситуация в своем роде уникальна, значит, и знаниями ты обладаешь уникальными.

Он повернулся к Кравчуку:

– Верно?

Александр молча смотрел в умные глаза Миши Творческого.

– Так кто, если не силовики?

Миша Творческий сел поудобнее.

– Ты никогда не интересовался буддизмом?

– Нет.

– Потрясающая религия. Она может с ног на голову перевернуть твое представление о мироздании. Буддисты верят, что наш материальный, физический мир – это просто иллюзия. Ширма, за которой сокрыт мир настоящий.

– Да, я видел «Матрицу». Ложки нет, и все в таком духе.

– Посмотри на людей вокруг. Все куда-то бегут, торопятся, совершают абсолютно бессмысленные действия. Но вглядись получше!

Духов сделал долгую паузу, повернулся вполоборота к Александру, заговорил полушепотом:

– За занавесом можно встретить совсем иных людей. Они преследуют другие цели. Ты видел новости про летающего парня?

– Что-то слыхал об этом, да.

– Это только первый из тех, кто еще явит себя миру. Он – вестник. Пандора, открывшая крышку ларца. За ним придут тысячи других.

– Тогда Пандора – не лучшее сравнение.

Духов пожал плечами:

– Возможно, аналогия не совсем корректна, но… Я хочу, чтобы ты внимательно посмотрел по сторонам и осознал: будущее наступило три недели назад.

Кравчук поерзал на стуле.

– Все это здорово, Михаил Юрьевич, но мы отклонились от темы.

– Твой главный враг, Саша – не человек, – как ни в чем не бывало продолжил Миша. – А иллюзия, способная подчинять людей своей воле. Не стандартными путями вроде подкупа или шантажа, а самым мистическим образом.

Он внимательно посмотрел на Кравчука, проверяя, слушает ли тот. Кравчук слушал.

– Я заглядывал за занавес, Саша. И не сомневаюсь, что Сухоставский пляшет под чужую дудку. Сухой – просто аватар, посредством которого неизвестные силы воздействуют на тебя. Именно тебя, Саша, втягивают в борьбу с противником, который неизвестен, полуреален и обладает экстраординарным могущестовм. Вести войну с таким врагом очень и очень непросто.

– Вы прям подбодрили, Михаил Юрьевич.

– Необходимо, чтобы ты оценивал ситуацию правильно.

Духов замолчал, задумчиво глядя на сцену. Молчал и Александр. Под светом софитов двигались фигуры, тела которых были причудливо исписаны. Кравчук почесал ладонь.

– Вы не поможете мне, да?

Михаил Юрьевич вздохнул, не сводя глаз со сцены.

– Знаешь, в чем огромный плюс ухода на пенсию? У тебя появляется масса времени на постижение мира. Он крайне интересен. На первый взгляд – хаотичный, бессмысленный и жестокий, но… если приглядеться… то видна его удивительная гармония. Абсолютный баланс. Когда на одной стороне планеты наступает тьма, на противоположной светит солнце. В этом – все законы мироздания.

Он поднялся, похлопал Кравчука по плечу.

– Ты не нуждаешься в моей помощи, Саша. У тебя есть знания и необходимые силы для защиты себя, своей семьи и этих знаний. Другими словами, у тебя есть все, чтобы победить и без подсказок посторонних.

Миша Творческий ободряюще улыбнулся и вернулся к сцене.

Из дверей театра Кравчук вышел в подавленном состоянии. Сощурившись под яркими лучами солнца, поспешил нацепить солнцезащитные очки. Мельком глянул на вывеску над входом. «Вселенная на ладони» – так назывался театр Михаила Юрьевича Духова.

Конечно, обращаясь за помощью к такой одиозной личности, как Миша Творческий, Александр не рассчитывал, что решение проблемы ему поднесут на блюдечке с голубой каемочкой. Но и сэлфхэлповской фразы «У тебя есть все, чтобы победить» в качестве руководства к действию он тоже не ожидал.

Ходили слухи, что во времена своей бандитской деятельности Михаил Юрьевич скрупулезно коллекционировал техники мистических обрядов и различных заговоров со всего мира. Он был в высшей степени увлечен спиритуализмом и шаманизмом, но молва уж и не помнит имен тех смельчаков, что решались посмеяться над нетипичным хобби Миши Творческого.

Многих конкурентов Духова постигала смерть при загадочных и малоприятных обстоятельствах. Говорили, сам дьявол приплачивал Творческому, лишь бы тот исправно поставлял ему новые души.

Разменяв шестой десяток, Духов сделал шаг в сторону от нелегальных дел. Он еще сильнее ударился в мистицизм, попутно выражая себя на театральном поприще. Многие соглашались с тем, что провернуть такое и остаться в живых без поддержки потусторонних сил никому бы не удалось.

Кравчук размял шею. Что ж, забавно было пообщаться с таким интересным персонажем, но проблема осталась нерешенной. Сухоставский ощутимо душил Кравчука, а юридический отдел либо ничего не мог поделать, либо требовал больше времени.

Но времени-то не хватало. Кравчуку уже начинали задавать вопросы инвесторы, озабоченные состоянием своих вложений. Александр убедил их, что пока беспокоиться не о чем, простой в работах носит временный характер, и условия контрактов вот-вот войдут в силу. Но дела обстояли значительно хуже. Еще немного – и Кравчук влезет в долги, которые не сможет вернуть.

Проблема требовала безотлагательного решения.

Александр достал мобильник и позвонил в офис. На звонок ответила секретарша.

– Вик, это я. Помнишь, неделю назад к нам приходила журналистка? Сотникова Юля.

– Да, Александр Николаевич, помню. Дерзкая такая.

– Да-да, она. У нас есть ее контактный телефон?

– Минутку, я посмотрю. – В динамике послышался шелест бумаг. – Да, остался.

– Отлично. Перешли мне его эсэмэской!

– Хорошо, сейчас скину.

– Спасибо.

Кравчук дал отбой. Идея взаимодействия с прессой больше не казалась ему нелепой.

Малахов вернулся домой на заходе солнца. День выдался насыщенным. Сперва он отвел две лекции в академии. Оттуда его забрал генерал Громов, мужчины отправились на встречу с психиатром, работавшим с Артемом на протяжении периода его изоляции.

Чего-то совершенно нового специалист не поведал.

Они с Артемом встречались дважды в месяц. Иногда случались перерывы в сеансах. Всего с Лапшиным проведено пятнадцать встреч. В целом психиатр характеризовал его как уравновешенного, волевого и принципиального человека.

Закрыв дверь, Малахов задержался в прихожей, устало стягивая с ладоней черные перчатки. Когда-то мужчину с работы встречали жена и сын. Но вот уже больше года он жил один. Владимир Данилович осознавал свое одиночество, но не принимал.

Перчатки отправились на полку возле двери.

Он не всегда нуждался в них. Строго говоря, необходимость избегать тактильного контакта возникла только после стресса, испытанного пару лет назад.

Долгое время уникальные способности Малахова не нуждались в искусственной изоляции. Ему всегда удавалось выставлять внутренний барьер для поступающей ментальной информации простейшим усилием воли. Но случай с Артемом все изменил.

Малахов прошел на кухню, вскипятил воды, приготовил чайничек зеленого чая. Владимир Данилович был большим поклонником этого напитка и изящества чайной церемонии. Он прекрасно владел навыками приготовления чая в соответствии с различными восточными традициями и умело смешивал разные сорта из своей богатой коллекции.

Мужчина поудобнее устроился в гостиной, наполнил маленькую глиняную чашку. Помещение наполнилось мягким ароматом тегуаньинь – любимого улуна профессора, концентрата полезных веществ и микроэлементов.

…Когда-то у него не было вообще никаких экстраординарных способностей. Служба в погранвойсках, высшая школа КГБ, оперативная работа по контрразведывательному направлению. Затем – Чечня, разрыв гранаты, резкое ухудшение зрения.

До ранения Владимир Данилович обладал крепким здоровьем. После – пришлось забыть о жизни оперативника и переориентироваться на что-то другое. Но нет худа без добра.

Частичная утрата зрения вскрыла огромную дремавшую силу. Еще отлеживаясь в военном госпитале, Малахов научился проникать в умы людей, едва коснувшись их; зажав в ладонях какую-либо личную вещь, он мог рассказать очень многое о жизни ее владельца. Благодаря этим навыкам он не единожды помог отыскать без вести пропавших бойцов.

Практически сразу после выписки телепата пригласили вступить в легендарный отряд «Псион» – первую на постсоветском пространстве команду психокинетиков. Так его жизнь приобрела второе дыхание.

Малахов любит вспоминать время, проведенное в отряде. Именно там Владимир Данилович развил свои способности до необычайного уровня и стал одним из сильнейших телепатов страны. Это был период постижения многих тайн и законов устройства окружающего мира. Малахов частенько повторяет, что тогда они жили на полную катушку, ибо даже экстрасенсы не могли с уверенностью сказать, каким будет завтрашний день.

Инициатива «Псион» пришлась на сумбурную веху в жизни России – переход из беснующихся девяностых в ренессансные «нулевые». Недостаточный контроль со стороны руководства, анархия и апатия в стране сделали свое дело. Проект создавался энтузиастами от научного мира спецслужб и на них держался.

Но в таких условиях одного энтузиазма мало.

Как итог: двое членов группы погибли при исполнении служебных обязанностей, один числится пропавшим без вести. Отряд «Псион» расформировали, а немногочисленную документацию о проекте сдали в архив.

Но во всей неразберихе судьба вновь не позволила Владимиру Даниловичу оказаться на дне. Он и Людмила Кришина – пятый член отряда – поженились незадолго до распада «Псиона». Через полтора года у них родился сын.

Допив вторую чашку зеленого чая, Владимир Данилович снял трубку телефона и набрал номер. Услышал звонкий мальчишеский голос. Непроизвольно улыбнулся.

– Привет, Олежка. Это папа.

– Бать, привет!

– Ты как, сынуль?! Как начался последний год в школе?

– Отлично, пап! Ты не поверишь, я тут записался в театральный кружок!

– Во как! Я не знал, что в вашей школе он есть…

– А его и не было! К нам приехал какой-то худрук, сказал, что хочет посмотреть на молодежь! Будет работать с нами весь год, а тем, у кого будет получаться, поможет весной поступить в театральный! Пап, прикинь?!

– Ты хочешь в театральный?

– Да, я хочу стать актером.

– Но как же Академия ФСБ? Я думал, ты собирался поступать туда.

– Если не получится в театральный, поступлю в Академию. Блин, пап, ты прикинь: я только решил, что летом буду пробоваться в театральное училище – и у нас тут же организовывается театральный кружок! Это знак, пап!

– Хех… Привыкай, сынуль, у тебя так всю жизнь будет.

– Я всю жизнь буду замечать знаки?

– Ты их будешь создавать. А что мама говорит по этому поводу?

– Она за! Уже поговорила с директором школы и с худруком хочет договориться, чтобы занятий в кружке было больше, чем они планируют проводить.

– Чтобы у вас была возможность лучше подготовиться?

– Ага. Вроде бы она всех уговорила. Сейчас меняют расписание школьных занятий и кружка. Ты ж знаешь маму: с ней никто никогда не спорит.

– Да, она умеет… быть убедительной. Она дома сейчас?

– Не, еще с работы не пришла. Но тут бабуля. Передать ей трубку?

– Давай. Рад был слышать тебя, сынок! Я люблю тебя!

– И я тебя, пап! Все, передаю бабуле!

– Алло?

– Ирина Васильевна, добрый вечер. Это Владимир.

– Здравствуй, Вовочка.

– Как вы там, Ирина Васильевна?

– Да с Божьей помощью, Володь. Ты сам-то как?

– Нормально. У Людмилы все хорошо?

– Работает, сына растит… все как всегда.

– Понятно. Вы ни в чем не нуждаетесь? Помощь не нужна?

– Нет, Володь, справляемся.

– Вы ей скажите, что я звонил, хорошо?

– Хорошо, Вовочка, хорошо. Обязательно передам!

– Спасибо, Ирина Васильевна. Здоровья вам.

– И тебе, Вовочка, с Богом! Всего хорошего!

– До свидания.

Малахов положил трубку. Снял очки, помассировал переносицу. Запрокинул голову на спинку дивана, устало прикрыл глаза. И вот так – уже почти год.

Когда у Малахова начались проблемы с контролем своего дара, мир перевернулся с ног на голову. Каждый человек, каждый предмет, которого он касался, отзывался в сознании тысячами историй, ощущений и переживаний. Безумные ментальные калейдоскопы сбивали с толку, и очень скоро Малахов ощутил, как теряет связь с реальным миром. Чужие фантазии, мысли превращались в его собственные. Он был частью нескольких судеб, но терял свою.

Быть поглощенным своим даром – ад телепатов. Решение с плотными замшевыми перчатками – идея Людмилы. Она всегда была ловчее и прозорливее Владимира Даниловича. Они пришли к выводу, что Малахову необходимо время, чтобы восстановить контроль над своими силами. Он переехал на дачу, сосредоточившись исключительно на преподавании, написании книги и практике боевых искусств.

Кирпичик за кирпичиком ему удавалось выстраивать стену, отделявшую истинное «Я» от хаоса телепатического мира. Возможно, уже совсем скоро он сможет вернуться к семье.

Некоторое время Владимир Данилович сидел неподвижно, погружаясь в мысли, пока не услышал приятный голос со знакомой мурлыкающей интонацией:

– Странно. Я был уверен, что в вашем доме будет более… многолюдно.

Малахов открыл глаза, поднял голову. В дверях гостиной, спрятав руки в карманы брюк, стоял тот самый азиат, образ которого Владимир Данилович встретил, блуждая по сознанию молодого опера.

– Добрый вечер, господин профессор, – приветливо улыбнулся Эрик. – Вы уж простите, что без стука. Надеюсь, не сильно потревожил?

Малахов внимательно посмотрел по сторонам. Разумеется, он тут же подметил остроту своего зрения, хотя очков на нем не было.

– Вовсе нет. В последнее время гости – большая редкость в моем доме. Я бы предложил чаю, не будь вы проекцией. Мы в моем сне, ведь так?

Гость сдержанно улыбнулся.

– В чем мой прокол?

Малахов поднял вверх очки.

– Они не на мне, но я вижу хорошо.

Улыбка гостя стала шире и искренней. Он скрестил руки на груди.

– Признаю свой недочет. Что ж, если моя маленькая уловка впредь не является тайной, позвольте перенести нас в более позитивное место.

Он поднял руку, щелкнул пальцами. В один миг мужчины очутились на берегу моря. Высоко в небе светило яркое солнце, на песочный берег набегали пенящиеся волны, а где-то вдали кричали чайки.

Владимир Данилович сидел в шезлонге под тенью ветвей высокой пальмы.

– Так-то лучше, – кивнул гость. – Вы уж простите, Владимир Данилович, но в вашем доме слишком уныло.

Малахов посмотрел по сторонам, признавая высокое качество созданной иллюзии. Проецируемая картинка многое говорит о навыках телепата. Чем более она детализирована и объемна, тем сильнее искусство ее создателя.

Мало спроецировать какую-то локацию в сознание другого человека. Профессионал обязательно добавит жизни в свое творение: нарисует мелкую живность, изменит погоду или сезон и т. д.

– Откуда вы знаете мое имя?

Гость повел бровью. Он стоял на берегу, под лучами солнца, а его ноги в дорогих туфлях омывали волны прозрачной морской волны.

– Мне удалось кое-что выяснить о вас, господин профессор. Но позвольте представиться. – Он приложил руку к груди. – Меня зовут Эрик. И после нашей последней встречи мне стало интересно.

Малахов молча смотрел на азиата. Тот расстегнул элегантный пиджак, сел на песок, задумчиво посмотрел на море.

– Знаете, это как в известной истории про мастера клинков, который живет в тихой деревушке. Он изготавливает прекрасные мечи, к нему приезжает половина мира, чтобы заказать себе один из них. Внезапно он узнает, что в соседней деревне появился другой мастер, к которому приезжает вторая половина. И мастеру становится интересно. Вот и мне захотелось узнать, каков мир великого Владимира Малахова.

– Это вы помогли Артему бежать? – спокойным тоном спросил Малахов.

Эрик повернулся к собеседнику.

– Да.

– Где он сейчас?

Азиат пожал плечами:

– Я не знаю. Но он уже нашел себе крышу над головой.

– Вы помогли человеку бежать и не знаете, куда он подался?!

– В этом мире все идет своим чередом. И Артем – не исключение. Он не пропадет. Еще не время.

– Зачем он вам понадобился?

– Вы ведь не ждете, что я поведаю свой ужасно коварный злодейский план?

– А вы злодей?

Азиат развел руками:

– Я тот, кто знает чуть больше, чем вы. Делает ли это меня злодеем?

Профессор подался вперед, неотрывно глядя в раскосые глаза собеседника.

– Зависит от того, какого рода знанием вы обладаете.

– Я навел о вас кое-какие справки. В определенных государственных документах хранится немало фактов из, скажем так, скрытой биографии Малахова Владимира Даниловича. Ваши умения, ваша упорная исследовательская деятельность вызывают у меня искреннее уважение. Книга «Психокинетики» написана достаточно информативно, хотя в ней найдется несколько белых пятен.

– Вы пришли, чтобы зачитать критику?

– Я пришел, чтобы предупредить. Дело, в которое вас втравил старый друг, – очень непростое. Оно простирается вне категорий добра и зла, хотя при беглом рассмотрении этого и не заметить.

Малахов пожал плечами:

– Преступник бежал из-под стражи. По-моему, тут все очень даже просто.

– Если бы вы знали о том, что находится дальше, то сами бы усмехнулись ограниченности своего суждения.

– Просветите меня.

Эрик стал предельно серьезен.

– Отпустите это, Владимир Данилович. В силу отсутствия перед вами полной картины, незнания деталей сейчас вы лишь мешаете естественному ходу вещей.

Малахов наклонился, загреб ладонью горсть белого песка. Он казался реальным, что еще раз напоминало о телепатической мощи гостя.

– Почему бы моим действиям не являться частью естественного хода вещей?

– Потому что в таком случае нас ждет открытое противостояние. И вы проиграете.

– Или вы, – спокойно заметил Малахов. – А если серьезно, Эрик, то давайте говорить без патетики, как нормальные люди. Вы пришли угрожать мне или предупредить?

– Я уже ответил вам…

– Нет, молодой человек, не ответили. Все, что вы пока сделали, – напустили туману. Я же пытаюсь понять вашу точку зрения и разобраться в происходящем. Поэтому давайте мы сейчас абстрагируемся от мистики – насколько это вообще возможно для нас с вами – и перейдем к более конструктивной беседе.

Малахов выдержал паузу.

– Итак, Эрик, что происходит, в связи с чем вы помогли совершить побег моему бывшему подопечному?

– Я не могу вам этого сказать.

– То есть вы пришли просто посотрясать воздух.

Эрик молчал, изучая лицо Малахова. Спокойные голубые глаза Владимира Даниловича не сверкали бравадой и самоуверенностью, но в них совершенно недвусмысленно читалась непреклонность перед лицом внешних угроз.

Эрик отвесил легкий поклон:

– Как вам угодно.

Он показушно поднял руку, щелкнул пальцами… но ничего не произошло.

Выражение лица азиата изменилось, став напряженным. Он вскочил на ноги. Телепаты все так же находились на берегу моря.

Малахов поднялся, прошелся по песку, приблизившись вплотную к Эрику.

– Ты хорош, сынок, – сказал он. – Ты действительно хорош. Эта архитектура – она производит впечатление. По-моему, я даже ощущаю запах моря.

Эрик затравленно смотрел на Владимира Даниловича. Весь его шик и нарциссизм улетучились. Он походил на игрока в карты, у которого нашли четыре туза в рукаве.

– Ты не сможешь прочесть мои мысли, – прошипел азиат.

Малахов спокойно покачал головой:

– Нет, не смогу. Для этого мне нужно коснуться носителя мнемоинформации – твоего физического тела.

Эрик ухмыльнулся:

– Стало быть, возникла патовая ситуация.

– Не совсем так. Я хочу кое-что тебе показать.

Ноги Малахова оторвались от земли. Он поднялся метра на два над поверхностью пляжа, побуждая Эрика задрать голову.

– ТЫ ХОТЕЛ УЗНАТЬ, КАКОВ МОЙ МИР? – спросил Малахов, его голос эхом звучал отовсюду. – Я ПОКАЖУ ТЕБЕ МОЙ МИР!

В следующее мгновение азиат оказался в жерле вулкана. Он по шею находился в бурлящей лаве, окруженный пеплом и темнотой. Он заорал изо всех сил, но его крик никто не слышал.

– ЭТО ПЕКЛО – МОЯ ВИНА!

Затем неведомая сила забросила его на огромную льдину, обдуваемую арктическим ветром и заносимую непрекращающимися снегами. Эрик мгновенно скрючился, не в состоянии произнести ни звука. Он обхватил себя руками и поджал колени, стараясь удержать в теле немного тепла.

– ЭТОТ ХОЛОД – МОЯ БОЛЬ!

Теперь Эрик лежал посреди просторной комнаты. Здесь не было мебели, но царил полумрак. В углах помещения распахнулись небольшие створки и с четырех сторон к Эрику поползли четыре огромных паука. Массивные, размером с овчарку, с восемью мохнатыми лапками и острыми клыками.

Пауки быстро надвигались на Эрика, который вскочил на ноги и отбежал к стене. На его совсем недавно непроницаемом лице читался панический ужас

– Убери их! – заорал телепат. – Убери их немедленно!!!

Он припал к стене, отбиваясь ногами от гигантских насекомых, норовивших вцепиться в него.

– ЭТОТ СТРАХ – МОЕ ОДИНОЧЕСТВО!

– Убери! Пожалуйста, убери их!!!

Все исчезло в один миг. И пауки, и комната. Эрик лежал на песочном пляже и тяжело дышал. Высоко в небе светило теплое солнце, морские волны мягко омывали берег.

Прилизанные черные волосы растрепались, рубашка выбилась из брюк. На правой ноге не было туфли. Владимир Данилович мягко опустился на песок, давая собрату-телепату возможность перевести дух. Он окинул взором бескрайнюю морскую гладь, в очередной раз удивляясь, насколько качественную проекцию создал визитер.

Подошел к Эрику, с некоторым сочувствием глядя на того сверху вниз.

– Ты даже близко не представляешь, с кем связался, сынок. Думаешь, ты настолько крут, что можешь просто забраться в мою голову, когда захочешь, и уйти, когда захочешь?

Малахов покачал головой.

– Нет. Ты не сможешь отсюда уйти, когда захочешь.

– Твои… Твои иллюзии – они так реальны! – тяжело дыша, проговорил Эрик. – Я никогда не видел таких.

– Ты догадываешься, что я могу с тобой сделать? – спросил Владимир Данилович.

Азиат опустил глаза, тихо ответил:

– Да.

– Ты хочешь этого избежать?

Эрик вскинул голову, его глаза с вызовом блеснули.

– Я ничего тебе не скажу!

Малахов пожал плечами:

– Я не буду спрашивать. Просто уйду отсюда. Тебя же оставлю во фрагментарной ячейке сознания. Твое истинное «Я» будет существовать на задворках моего разума – без возможности вернуться в свое тело или повлиять на работу моего. – Говорил Владимир Данилович крайне спокойно и абсолютно бесстрастно, будто зачитывал финансовую статистику. – Я закрою тебя в иллюзорной комнате, где ты только что побывал. Вместе с теми прекрасными созданиями, едва тебя не сожравшими. Забуду о твоем существовании. И пока истинный ты будешь мужественно отбиваться от гигантских пауков, где-то недостижимо далеко отсюда твое физическое тело начнет медленно увядать без своего разума. Когда жизненные процессы остановятся, а тело перестанет функционировать – твое сознание потухнет, ты пропадешь.

Малахов внимательно всматривался в лицо проекции у своих ног.

– Ты прекрасно понимаешь, что для меня осуществимо все, о чем было сказано.

Именно после этих слов бывший контрразведчик понял, что поспешил. Нужно было помариновать объект, зайти с другого угла. А он начал блефовать и просчитался.

Эрик бегло начертил на песке несколько узоров. Затем поднялся, заправил рубаху в брюки, кое-как уложил растрепавшиеся волосы. Устало посмотрев на Малахова, отрицательно покачал головой:

– Нет. Неосуществимо.

Их взгляды встретились. В узких глазах азиата не было ни бравады, ни показушничества. Он констатировал факт.

– Ты не можешь просто закрыть дверь и уйти, позабыв про ключ. Раньше мог, да. Но не сейчас. Я чувствую твою брешь.

Он одернул пиджак, повернулся к морю.

– Ты слишком уязвим, твой дар растерян и размыт. В нем нет былой силы. Без сомнений, ты можешь и дальше пытать меня в кунсткамере своей души, но твоему ментальному «Я» придется постоянно присутствовать при этом. Если ты уйдешь из этой реальности – уйду и я. Ты можешь вернуть меня в комнату с пауками – это страшно. Чертовски страшно. Ты создаешь фантастически детальные формы. Но я ничего тебе не скажу. Зная, что мне нужно просто продержаться до тех пор, пока не откажет твое не самое молодое тело.

Он вновь повернулся к Малахову, встал напротив него.

– Поэтому если ты не хочешь проверять, чье тело дольше продержится без разума, я повторю свои слова: у нас возникла патовая ситуация.

Эрик был прав. Владимир Данилович блефовал, уповая на возможное дилетантство Эрика в вопросах телепатических примочек. Но молодое дарование, судя по всему, обладало хорошей теоретической базой. Истязание его психики не имело никакого смысла. Он мог использовать различные финты, вроде перевода сознания в иную сферу восприятия, нивелируя негативные переживания от воспроизводимых Малаховым мыслеформ. Благодаря этому телепатическое противостояние могло затянуться. А время было не на стороне Владимира Даниловича.

Физическое тело профессора за день устало. Тот факт, что представление развернулось в его голове, ускоряя работу мозга, тоже накладывал существенный отпечаток. Малахов измотается быстрее, чем Эрик расскажет, что ему известно. Но несколько зацепок для дальнейшего расследования Владимир Данилович все же получил.

Профессор скупо улыбнулся.

– Мы еще увидимся, – спокойным тоном пообещал он.

– Без сомнений, – сказал Эрик и повернулся к нему спиной.

Мир вокруг Малахова исказился и поплыл. Образ азиата размывался, тая с каждым мгновением. Владимир Данилович сделал глубокий вдох, распахнул глаза. Он снова находился в своей гостиной, окруженный полумраком и тишиной. Окружающая обстановка предстала блеклыми силуэтами, и не без удовольствия профессор вернул очки на нос.

Машинально посмотрел на наручные часы. Он не знал, в какой именно момент задремал, за окном практически стемнело.

Он дотянулся до чайничка, снял крышку, макнул палец. Почти холодный. Да, все верно. В реальном времени их контакт с Эриком занял не более пятнадцати минут.

Без сомнений, азиат являлся сомнусом – так Малахов окрестил в своей книге подкатегорию телепатов, проникающих в чужое сознание в момент сна.

Профессор прекрасно понимал, что для создания проекции в первые мгновения дремоты требуется недюжинное мастерство. Эрик, судя по всему, им обладал.

Поздний вечер. Тьма накрыла город, в некоторых районах мегаполиса, при желании, можно было рассмотреть россыпь звезд на черном небе.

Всеволод Петрович Сухоставский сидел на краю одинокой скамейки в центре маленького дворика. Со всех сторон его окружали серые пятиэтажки, в окнах которых уютно горел свет. Дворовая кошка копошилась в детской песочнице.

Вместо привычного костюма Сухой был одет в синие джинсы и темную ветровку, легкий ветерок тормошил небрежно уложенные пепельные волосы. Запрокинув голову, мужчина слегка щурился, пытаясь четче рассмотреть мерцающие на небе звезды. Большим и средним пальцами левой руки он задумчиво прокручивал обручальное кольцо. Рядом лежала пластиковая папка с какими-то бумагами.

Человек, которого ожидал Всеволод Петрович, будто материализовался из темноты. Свое присутствие он выдал лишь за несколько шагов до Сухого, но не возникало никаких сомнений, что он мог подкрасться абсолютно незамеченным к кому угодно, перерезать горло и столь же незаметно скрыться.

Среднего роста, с пружинистой походкой, лет тридцати. Парень имел жилистую шею, резкие черты лица и заостренный нос. В слабом свете уличных фонарей Сухоставский не мог разглядеть его глаз, и создавалось впечатление, будто всматриваешься в бесформенную кляксу темноты.

– Добрый вечер, – твердым, чеканным голосом поздоровался пришелец.

– Здравствуй, Тарас, – кивнул Всеволод Петрович.

Сухоставскому не раз приходилось прибегать к услугам немногословного наемника. При их первом контакте короткостриженый парень представился Тарасом, но наивно полагать, что так его и звали на самом деле.

– Вот этот человек. – Всеволод Петрович протянул папку. – А также его мать и младший брат. В ближайшее время, вероятно, придется понервировать их, чтобы заставить принять верное решение. Все как в прошлый раз, но с одним отличием – в случае категорического отказа возможна активная фаза.

– В каких пределах? – быстро спросил Тарас.

– Его самого и матушку трогать строго-настрого запрещаю. Но нужно быть готовым сделать внятное предупреждение. А вот братца можно будет прессануть. Без существенных травм. Пара синяков его только украсят. Понятно?

– Да, – кивнул наемник.

– О необходимости активной фазы я сообщу отдельно.

Сухой резко замолчал, будто сам себя оборвал на полуслове. Тарас это заметил.

– Что-нибудь еще?

– Да. – Сухой задумчиво почесал подбородок. – На ближайший месяц мне понадобится охрана для дома. Негласная. Можешь прислать своих ребятишек?

– Пятерых достаточно?

– Я думаю, да.

– Послезавтра они будут у вас. Это все?

– Пожалуй, да.

– Всего доброго. – Тарас развернулся и зашагал прочь.

В вечерней мгле он растворился настолько неестественно быстро, что Всеволод Петрович невольно поежился. Окончательно потеряв темный силуэт из виду, Сухоставский устремил взгляд к звездам. А они смотрели на него с присущей им холодной безмятежностью.

Так и не разглядев в них желаемого, Сухоставский поднялся со скамейки, застегнул ветровку до горла и зашагал к автомобилю.

Вцепившись в рулевое колесо, Всеволод Петрович всем телом затрясся, а на лице отразилась целая палитра эмоций. Его нутро разрывала злость на самого себя за свои поступки. Перед глазами стояли видения, навязанные Эриком два дня назад.

Проклятый китаец (Сухой был убежден в том, что повелитель снов принадлежал именно этой национальности)! В обычных обстоятельствах Сухоставский никогда бы не пошел против Кравчука, к которому за годы сотрудничества начал относиться как к сыну. А предложившему такое глупцу в мгновение ока переломали бы ноги. Но Эрик умел быть очень убедительным.

Манипулируя снами, сукин сын вызывал самые страшные и безумно реалистичные видения. И не стоило заниматься самообманом, полагая, что у такого человека не хватит возможностей превратить иллюзию в реальность.

Вдобавок ко всему китаец даже не был материален! Всеволод Петрович ни разу не видел его вживую. Инфернальный, убедительный в своей эфемерности – такой враг пугал по-настоящему сильно. Ведомый животным страхом за жизни дочери и внука Сухоставский вынужден переступить через себя, переломить свою привязанность к Кравчуку.

Ощущая собственную немощь, Сухой опустил голову на руль. Пальцы левой руки машинально вцепились в обручальное кольцо.

– Мне душно… – прошептал он. – Мне так душно без тебя…

Усталость приливами накатывала на политика, но громкий рингтон мобильника вывел его из полудремы.

– Алло, – хрипло произнес он в трубку.

– Пап, ты где?!

Звонкий голос дочери моментально вернул мужчину к реальности. Он распахнул глаза, сел ровно.

– Мы уже спать укладываемся, а я еще хотела поболтать с тобой перед отъездом.

Сухоставский завел мотор.

– Я понял, дочка! Уже в пути. Минут через сорок буду!

– Давай, пап. А то и так не видимся.

– Еду, солнышко. Уже еду.

Автомобиль сорвался с места, скрежетом покрышек разрубив тишину маленького дворика.

Кравчук назначил встречу на полдень, в небольшом сквере недалеко от метро. Юлия Сотникова прошла большую его часть, когда заметила Александра. Он сидел посреди скамейки, запрокинув руку на спинку.

– Вы не продаете славянский шкаф? – поинтересовалась Юлия, подойдя к другу детства.

Кравчук поднял на нее глаза. Мужчина выглядел очень серьезным.

– Прости, не смогла удержаться.

– Ты опоздала.

– Привыкай, я всегда так.

Она сняла сумочку с плеча, села рядом с Александром.

– Я думал, ты профессионал, – нахмурил брови Кравчук.

– Вот что я тебе скажу, дорогой. – Девушка повернулась к нему вполоборота. – Когда тебя за дверь едва ли не пинком под зад выставляет лучший друг детства, – это, мягко говоря, неприятно. Так что свои упреки оставь при себе, дорогой.

Александр глубоко вздохнул:

– А люди еще удивляются, почему я до сих пор не женат…

– Потому что девушки не любят эгоистов.

– Пф-ф… Мы оба знаем, что это не так. Кстати, подослать ко мне моего же брата было хладнокровно и расчетливо.

– Хоть кто-то же должен достучаться до тебя.

– Я оценил такой подход к делу.

– Мерси.

– Тебе материал нужен?

– Строительный?

– Убойный.

– С твоим участием?

– С Сухим в главной роли.

– Ты же говорил, он твой дружбан!

– Бизнес-партнер.

– Что случилось? Прошла любовь, завяли помидоры?

– Ничего личного, только бизнес.

– Ты решил скормить его акулам пера?

– Хочу сделать знаменитостью. Его. – Он ткнул указательным пальцем в сторону Юли. – И тебя. Напишешь заметку про нашего мальчика?

– На тему?

– Как он провел последние пару лет, занимаясь не только политикой.

– Но ведь это – хладнокровно и расчетливо, разве нет?

– Слышь, чего ты выпендриваешься? Как будто не понимаешь, зачем я тебя позвал!

Юля довольно засмеялась:

– Забей, олигарх. Я просто кайфую с момента.

Кравчук достал из кармана пиджака флешку, многозначительно поднял ее кверху.

– Здесь – данные по большей части его финансовых операций за два года. Если ты действительно так хороша, как говоришь, то найдешь интересные моменты. А если еще и толково изложишь на бумаге, Сухоставский и пара его приближенных однозначно повылетают из мира отечественной политики, как пробки из бутылок шампанского на Новый год. Уж в наше-то забавное время борьбы с коррупцией в эшелонах власти…

Юлия с задумчивым видом забрала у Александра флешку. Он улыбнулся, развел руками:

– Можешь считать это моим извинением за прошлый раз.

Девушка вздохнула, убрала девайс в сумочку.

– Я бы назвала это твоей контратакой.

– В смысле?

Сотникова заговорщически посмотрела по сторонам.

– Мне тут кое-кто шепнул, будто у тебя с Сухоставским неслабые такие терки намечаются. Из-за некоего проекта, который ты якобы скрываешь от посторонних глаз. Сухой надавил на тебя, желая подмять проект под себя, и ты теперь хочешь нанести ответный удар. – Журналистка острым взглядом впилась в черные глаза Кравчука. – У меня верные данные?

– Отчасти.

– Где нестыковка?

– Я не просто хочу нанести ответный удар – я собираюсь нанести последний удар. Сокрушить этого человека, вывести его из игры.

Сотникова картинно поежилась:

– У-уф… Звучит злобненько.

Александр дернул плечами:

– Я никогда толстовцем не был.

– А суперсекретный проект… в чем его суть?

Мужчина улыбнулся:

– Ну если он суперсекретный, то, наверное, не стоит о нем говорить. Логично?

Но журналистка не собиралась отступать.

– Мне сказали, ты финансируешь какую-то лабораторию.

– Слишком масштабно, – поморщился Кравчук. – Просто частные исследования.

– В какой области?

Он на мгновение задумался, глядя куда-то вверх.

– Я бы отнес их к вопросам мироздания.

– Амбициозно.

– Горшки не боги обжигают.

– Кто проводит исследования?

– Мы отвлеклись. Когда выйдет статья?

– Когда на это решится редактор.

– Он может дать заднюю?

– Он может усомниться в правдивости данных.

– Там все по-честному.

– Мне все равно придется проверять.

– Проверяй, только не долго. Статья должна выйти через неделю – крайний срок.

Юлия ощетинилась.

– Вот так не надо со мной, дружок! Командовать своими секретутками будешь. Мне потребуется время – и не тебе устанавливать дедлайн.

Кравчук с легкой улыбкой посмотрел на Сотникову.

– Всегда любил видеть тебя такой. А если серьезно, Юль… Надо как можно скорее. Сухой реально взял меня за жабры.

Возникла пауза. Они смотрели друг на друга. Мужчина и женщина, сидящие на скамейке, возможно, слишком близко друг к другу.

– Я постараюсь. Но данные все равно нужно будет проверять.

Александр несколько раз кивнул, глядя уже в сторону, нацепил на нос очки.

– Тебя подвезти? – спросил он, поднимаясь со скамьи.

– Нет, спасибо, я на машине.

– Кстати, ты сейчас где обитаешь?

– А тебе зачем?

Он широко улыбнулся.

– Должен же я знать, по какому адресу отправлять цветы в знак восхищения твоим писательским талантом.

Сотникова назвала его балаболом и продиктовала адрес. Кравчук снова ткнул в нее пальцем.

– Видишь! Все как ты хотела в детстве: квартира, работа – и все в Москве.

– Да, только хатку я снимаю. Честным журналистам не по карману жилплощадь внутри Кольцевой линии.

Александр молчал, размышляя о своем. Он выдержал паузу, а потом уверенно заявил:

– Я тебе квартиру куплю.

По его тону Юля не смогла понять, шутит ее давний друг или говорит всерьез. А он бросил короткое «До связи!», развернулся и зашагал прочь.

Штаб-квартира Службы

по защите конституционного строя

и борьбе с терроризмом

Генерал Горелик, шеф Службы, пребывал в задумчивом состоянии. Подперев голову кулаком, он исподлобья глядел на профессора Малахова, непривычно оживленно рассказывающего про какого-то азиата Эрика, посетившего его позавчерашним вечером во сне.

Генерал Громов, сидящий в напряженной позе с прямой спиной, испытующе поглядывал на своего патрона, читая на лице последнего нескрываемый скептицизм.

– В своей книге я дал подробную классификацию явления телепатии, выделив основные принципы ее проявления, – говорил Владимир Данилович. – По сути, это звенья одной цепи, различные меж собой лишь формой. Так, например, существует тактильная телепатия – феномен, при котором прием информации реципиентом происходит в процессе физического контакта с предметом. Сенсорная телепатия – та, при которой реципиент напрямую улавливает мозговые колебания. Или более специфичный вид, с которым я столкнулся намедни, – сомнусная телепатия.

Слова он подкреплял не слишком выразительной жестикуляцией. По привычке Малахов старался держать себя в руках, но его коллегам было прекрасно видно, какой азарт охватил доктора психологических наук.

– Данная особенность накладывает на телепата ряд ограничений, связанных с диапазоном перехватываемых волн. Известно, что на разных этапах сна мозговые колебания среднестатистического человека опускаются до тета- и дельта-диапазонов. Это примерно от 4 до 8 Гц и от 1 до 4 Гц соответственно. Следовательно, сомнусный телепат, в отличие от некоторых других категорий, не перехватывает частоты свыше 8 Гц. Но в рамках этого диапазона он может стать архитектором чужих снов.

Михаил Викторович покачал головой, развел руки.

– Ладно, суть я уловил. Ты сам-то раньше таких встречал?

– Да, дважды, – кивнул Владимир Данилович. – Но то, что демонстрировали те сомнусы, более походило на гипноз, и им требовалось расположение в непосредственной близости от объекта воздействия. Эрик же превосходит их на голову. Во-первых, он находился на приличном удалении от моего дома. В противном случае я бы ощутил присутствие другого телепата рядом с собой. Во-вторых, он сумел проникнуть в мое сознание, едва только я задремал. Тем двум сомнусам требовалось время для подстройки с обязательным условием пребывания объекта в фазе глубокого сна. Эрик не стал скрывать от меня своей причастности к побегу Артема. И у меня появилось предположение о том, как именно состоялся их контакт.

Горелик пожал плечами.

– Во сне?

Малахов молча кивнул. Громов вздохнул:

– То есть Эрик периодически навещал Артема во сне, там они обсуждали и планировали план побега, договаривались о деталях? Так?

– Да.

Громов фыркнул:

– Идеально, вашу мать. Самая совершенная система связи. – Он повернулся к Горелику. – Викторович, не в курсе, мы телепатов еще не прослушиваем?

Горелик устало хмыкнул. Сказывался постоянный недосып.

– Ты знаешь, как бредово это звучит? – поинтересовался шеф.

Эдуард Евгеньевич вопросительно кивнул Малахову:

– И при этом он может находиться где угодно?

Малахов поправил очки.

– Строго говоря, для сильного практика расстояний как таковых в физическом плане не существует. Ему достаточно фотографии или какой-то личной вещи для установления контакта.

– То есть у парня оказалось либо твое фото, либо какая-то вещь? – уточнил Михаил Викторович.

– У него есть кое-что получше, – ответил Владимир Данилович. – Мой ментальный код. Он получил его, когда мы столкнулись при сканировании Щукина. Это как следы на снегу, которые тянутся за нами в тонких измерениях. Некоторые люди умеют выходить по таким следам прямиком на сознание владельца.

– Ты это умеешь? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил шеф.

– Так, как это делает он, – нет.

– Понятно. – Горелик откинулся на спинку кресла. – Итак, товарищи. У нас под боком действует… сомнусный телепат. Кстати, что значит это слово?

Малахов опустился в кресло напротив Горелика.

– От греческого «сомнус» – «сон».

– Понятно, – снова кивнул генерал. – Итак, сомнус посещает Артема во сне, побуждает сотрудничать, обговаривает детали побега. Надо полагать, код на отключение сознания наших ребят им в головы вложил тоже он. Вопрос: как он узнал, кто именно будет конвоировать Артема?

– Есть одна теория, – сказал Громов. – Мои опера сейчас проводят проверки на предмет подачи запросов о проведении мероприятия. Если конвоем интересовались те, кому это не положено, мы скоро о них узнаем.

– Ищут стукачка среди наших?

– Точно так, – согласился Громов.

– Досадно, если что-то нароют. Хорошо и результативно – но досадно.

Горелик посмотрел поочередно на каждого из своих подопечных.

– Мужики, мне одному кажется странноватым то, как спокойно мы обсуждаем какую-то запредельную чушь?

Громов откинулся на спинку кресла, развел руками.

– Я уже почти привык. – Кивнул на Малахова. – А он и так странный.

Малахов поправил очки.

– Строго говоря, мы не ударяемся в тотальный мистицизм. Я стараюсь оперировать научными данными.

– Парень, который умеет проводить совещания во сне… Мне бы так, а! – Горелик с улыбкой посмотрел на Громова. – Представь, какая жизнь была б, Эдуард Евгенич… Утром в начале десятого проснулся – провел с народом летучку в полудреме. После обеда на полчасика прилег – доложился начальству. Вечером сморило – подвел итоги за день.

– Была у меня где-то методичка по развитию телепатии, – припомнил Громов. – Еще в КГБ издана. Я пробовал кое-какие упражнения, но там такая бредятина…

– Потому что составлена неграмотно, – назидательным тоном предположил начальник. – Вон у нас, смотри, какой специалист имеется. – Подмигнул Малахову. – Что скажешь, Владимир Данилыч, возможно наших орлов обучить телепатии? К тому же ты говорил, что расстояние тут не при чем, – вообще красота. Я бы, может, хоть по стране покатался спокойно. А то прирос уже к креслу…

Шеф СЗКСиБТ поерзал в своем кресле, как бы проверяя, не прирос ли он взаправду. Малахов сдержанно улыбнулся, но шутку не поддержал.

– Так, а вы сонного соколика по картотеке не проверяли? Нигде он не светился? Володь, ты сказал, он азиат, но на русском говорит без акцента. Это здорово сужает круг поиска.

– Вряд ли, – покачал головой Малахов. – Он принял образ азиата, но не обязательно является таковым. Это лишь проекция его сознания. С одинаковой степенью вероятности Эрик может оказаться и девушкой, и африканцем, и кем угодно еще.

Горелик ничего не сказал, но по лицу было видно, что такие доводы ему не нравятся.

– Мои ребята, Михаил Викторович, уже два дня архив шерстят, – оживился Громов. – И тут, честно тебе доложу, начинаются темные дела.

Он взял в руки листок с пометками.

– Мы проверяли базы данных психокинетиков СНГ и Дальнего Востока, попадавших в наш фокус с двухтысячного года. По портрету, составленному со слов Данилыча, искали мужчину азиатской внешности в возрасте от 30 до 40 лет, а также всех обладателей ярко выраженных телепатических способностей. В цифровом виде совпадений не выявлено, однако наткнулись на отсылку в спецархив. Данные, заархивированные в 2008 году, относятся к проекту, связанному с телепатией. Там должен был находиться полный комплект: неоцифрованные документы с личными делами участников процесса, описанием хода исследований, заключениями специалистов и прочей историей.

– И?

– Все, что удалось найти парням, – общие сведения: распорядительные документы, описание целей и задач. Данные на руководителей проекта, список самих участников – все изъято. Остался лишь пустой картотечный слот.

– Кто запрашивал архив последним? – спросил Горелик.

– Неизвестно. Записей нет. Документы просто изъяли. Архивариус клянется и божится, что такого не может быть, но… нет ничего невозможного.

Горелик почесал подбородок.

– То есть какой-то человек пришел в специальный архив ФСБ и забрал документы с грифом «особой важности». Вот так запросто? Ты это хочешь сказать?

Эдуард Евгеньевич пожал плечами:

– Бывало и похлеще.

– Ох, уж эти фээсбэшники. Вечно все через жо…

– Не обязательно, – не дал ему закончить Малахов.

Генералы молча смотрели на него, и Владимир Данилович добавил:

– Вольф Мессинг разгуливал по Второму дому на Лубянке, и никто ему даже слова не сказал. Если дело Эрика содержалось в том архиве, и он решил его забрать, то вполне мог вложить приказ в сознание кого-то из служащих принести файл в нужное место, в нужный час. И никто бы потом ничего не вспомнил.

– Идеальное преступление? – поднял бровь Горелик.

– Никаких следов, – подтвердил Малахов.

– Опера сейчас ведут полную проверку документации, – продолжил Громов. – Рано или поздно какой-нибудь несовпад по подписям – или их отсутствию – все равно всплывет.

Эдуард Евгеньевич взглядом показал, что у него пока все. Горелик задумчиво хмурил брови. Пауза тянулась.

Громов с Малаховым внимательно следили за реакцией начальника. Тот откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди и проговорил:

– Пообщайтесь-ка еще разок с вашим другом, с Волжанским. Он с начала века вращается во всей этой хиромантии, вполне возможно, и об интересующем нас человеке знает не понаслышке. Володь, как я понимаю, ты с ним работал долгое время?

– Не совсем так, – спокойно ответил Малахов. – После закрытия «Псиона» я работал с гражданским населением, а Артур – с кадровым составом. Я занимался исследовательской деятельностью, а он – прикладной. Мы слышали друг о друге, но лично познакомились только на проекте «Вечный».

– Понятно. Как он себя повел, когда вы встретились на днях?

– Как осел, – коротко охарактеризовал Громов.

– Он готов сотрудничать, – пояснил Малахов. – Но наше предупреждение относительно опасности, исходящей от Артема, едва ли воспринял всерьез.

– Владимир Данилович, я тебя попрошу: поговори с ним еще разок. Дай описание молодчика, что наведывался к тебе во сне. Волжанский наверняка сможет подкинуть пару имен для разработки.

– Хорошо.

– Эдуард Евгеньевич, насядь на архив. Там есть за что зацепиться, нужно только быть повнимательнее.

– Работаем, – кивнул Громов.

Горелик растер лицо ладонями.

– Знаете, мужики, если бы я услышал то, что вы мне сейчас рассказали пару месяцев назад, я б вам вызвал ребят в халатах. Вот честно. Но сейчас… В свете последних событий… Так и хочется сказать: какого х…

Сухоставский обедал в одном из своих любимых ресторанов. Он не любил кухню в здании Госдумы, к тому же обед – это прекрасная возможность немного передохнуть от осточертевших лиц. Он давно уже завел традицию обедать здесь, и «личный» столик всегда был забронирован на дневное время.

Сухой отправил в рот очередной кусок стейка, когда к нему подошел Виталик.

Одетый с иголочки ресторатор сиял радушной улыбкой, отработанной за долгие годы в бизнесе.

– Всеволод Петрович, приятного аппетита. Как вам сегодняшнее блюдо?

– Здравствуй, Виталь. Отлично, как и всегда.

– Вы хотели меня видеть?

– Да, дело есть. Присядь.

Виталик отодвинул стул, расположился напротив Сухоставского.

– У моей дочери через месяц день рождения, – сказал Сухоставский. – Сможем организовать меню?

– Без проблем. Какие пожелания?

Всеволод Петрович тепло улыбнулся. Из внутреннего кармана пиджака он достал карточку, протянул Виталику. Старый полароидовский снимок. На фото запечатлены Сухоставский, заметно моложе и счастливей, чем сейчас, девочка-подросток и красивая женщина, которую Виталик никогда раньше не видел. Очевидно, это была не так давно умершая жена Сухоставского. Все трое, искренне и счастливо улыбаясь, разрезали большой праздничный торт.

– Тринадцатый день рождения моей дочери, – пояснил Всеволод Петрович. – Аня тогда приготовила великолепный торт. Надо сделать такой же. Смогут твои повара?

Виталик всмотрелся в снимок.

– С оболочкой проблем не будет. Не помните, что там за начинка?

– Что-то шоколадное… Да это и не важно. Главное, чтобы был похож на Анин торт.

– Сделаем, Всеволод Петрович. – Виталик достал «айфон», сфотографировал снимок. – Размер такой же? Или пообъемней?

Сухоставский задумался.

– Не знаю, Виталь… Если он окажется слишком большим, перестанет быть похожим на Анин.

– Народу много планируется? На скольких человек рассчитывать?

– Мы в кругу семьи посидим. Лишних не будет. Человек пять-шесть.

– Тогда торт совсем уж огромным делать не будем. Чуть добавим в объеме, но без перебора.

Сухоставский кивнул, пряча снимок в карман.

– Давай так, хорошо. Мы еще обсудим с тобой меню. Но вот обязательно имей в виду – этот торт должен быть. Ты снимок сделал, да?

– Сделал, Всеволод Петрович.

– Покажи.

Виталик нашел фотографию, протянул «айфон» Сухому. Тот несколько секунд глядел на дисплей, удовлетворенно кивнул.

– Хорошо. Не забудь об этом.

Виталик обезоруживающе улыбнулся:

– Как можно, Всеволод Петрович! Сделаем все в лучшем виде, не переживайте.

Сухоставский благодарно кивнул в ответ. Зазвонил его мобильный телефон. Виталик поднялся из-за стола.

– Если что, зовите, Всеволод Петрович. Я буду у себя.

Он задвинул стул и покинул Сухого. Звонил Александр Кравчук.

Прошло почти две недели с тех пор, как Сухой предъявил свои требования. Он сам не тратил это время на бессмысленное ожидание. Сухоставский нещадно давил на финансовое положение «КравТеха», вынуждая ее владельца пойти на уступки. И вот, впервые за весь срок, Кравчук позвонил.

Сухоставский почувствовал, как участился пульс. Он пока не знал, что скажет Александр, но очень надеялся, что парень подойдет к вопросу с пониманием.

Всеволод Петрович нажал кнопку приема вызова.

– Здравствуй, Саша, – ласково произнес мужчина. – Я тебя внимательно слушаю.

– Добрый день, Всеволод Петрович. Я обдумал вашу просьбу. – Голос Кравчука был бодр и пропитан уверенностью. – И вынужден отказать. Извините, но некоторые скелеты мы храним в шкафу и никому не показываем. Исследования, которыми я занимаюсь, по вашему мнению, втихаря – мой личный бизнес-проект. Он окупится и принесет большую прибыль. Разумеется, вы можете рассчитывать на достойные дивиденды. Но играть в мои игрушки я не позволю никому.

Сухоставский ощутил, как неприятно екнуло сердце. Он заметно напрягся, воровато оглянулся, переложил телефон в другую руку.

– Саша, ты понимаешь, что ведешь себя как ребенок? Зачем ты создаешь трудности на ровном месте?

– Чего я не понимаю, Всеволод Петрович, так это вашего нездорового интереса к моей теме. Вы хотите контролировать всю мою жизнь целиком? Вы думаете, я залез в ваш карман? Наймите аудиторов, я готов предоставить всю документацию для проверки. Если и это вас не устроит, ну тогда я не знаю! До встречи в суде тогда!

Сухоставский нервно ухмыльнулся.

– Какой суд? Ты чего несешь, маленький мой? Я же тебе кислород перекрою – ты задохнешься! Я ж тебя со всем твоим гонором по миру пущу – ты пискнуть не успеешь.

– Удачи. В таком случае вам будет нелишне узнать, что я нанял группу юристов, которые готовятся отстаивать мои интересы в суде.

Сухоставский вновь хохотнул. Это был не совсем здоровый смешок. Он взял салфетку, машинальным движением вытер со лба пот.

– Как… какие юристы? Ты чего несешь?! Ты думаешь, состоится какой-то там суд?!

– Мне бы этого не хотелось, Всеволод Петрович, но вы вынуждаете меня идти на крайние меры.

– Саша, послушай. Не делай ничего. Есть люди… Саша, надо мной есть люди – они очень опасны! Если бы ты только знал, на что они способны!

– А на что они способны, Всеволод Петрович?

– Просто покажи мне долбаную лабораторию! – резко повысил голос Сухоставский.

– Эй, да вас там нехило так накрывает.

– Ради нас обоих, – шипел в трубку один из самых влиятельных людей Москвы. – Покажи мне все. Иначе последствия могут быть самыми непредсказуемыми!

– Короче, Всеволод Петрович, я не знаю, что с вами происходит, но мое останется моим. Это окончательное решение, и я готов нести за него ответственность. Всего доброго.

Кравчук дал отбой. Сухой несколько секунд молча сидел с прижатым к щеке телефоном, затем медленно убрал его в карман пиджака.

– Тупой щенок! – рявкнул мужчина и ударил кулаком по столу.

Бряцнули тарелки. Из опрокинутого стакана разлился вишневый сок. Посетители ресторана оторвались от своих блюд, ошеломленно уставившись на Сухоставского.

Он же не обращал на них никакого внимания. Встревоженный взгляд был прикован к бордовому пятну сока, стремительно пожирающему чистоту белоснежной скатерти.

Будто кровавые щупальца, равнодушно захватывающие наивную чистоту светлой человеческой души…

– Всеволод Петрович, у вас кровь! – услужливо подсказал подоспевший официант.

Сухоставский покосился на молодого человека.

– Это не моя кровь. Это сок. Просто вишневый сок.

– Нет же… У вас из носа – кровь.

Только после слов официанта Всеволод Петрович почувствовал, как из правой ноздри бежит горячий ручеек. Бурые пятна уже запачкали ворот рубашки и лацкан пиджака.

Сухой схватил со стола салфетку, прижал к нижней части лица. Резко вскочил из-за стола, едва не опрокинув стул. Стремительным шагом, ловя изумленные взгляды респектабельных посетителей ресторана, он направился в сторону мужского туалета. Оказавшись в помещении, закрыл входную дверь на замок. К тому моменту салфетка была полностью пропитана кровью.

Он подошел к зеркалу. Губы, верхняя часть одежды – все в крови. Перед глазами плыло, ноги стали ватными.

Сухоставский взял бумажное полотенце, оторвал клочок, свернул из него тампон и, запрокинув голову, зажал ноздрю. Рот наполнился металлическим привкусом крови.

Постояв так некоторое время, Сухой открыл кран, смыл кровь с лица и рук. Осторожно вытащил самодельный тампон из ноздри. Кровь остановилась, но головокружение не проходило.

Дрожащей рукой он достал простенький кнопочный мобильник «для особого случая». После двух гудков в динамике раздался мужской голос.

– Слушаю.

– Он пошел в отказ, – тяжело произнес Сухоставский. – Когда вы будете готовы действовать?

– Нужны еще сутки на подготовку, – ответил Тарас.

– Сутки – и начинайте. Постоянно держите меня в курсе.

– Хорошо.

Наемник отключился.

Сухоставский убрал телефон, всем телом навалился на умывальник, исподлобья посмотрел в зеркало. Собственное лицо ему казалось очень уставшим, резко постаревшим и каким-то… жалким. Ему не нравилось то, что он делал. Но где-то в мире находился человек, которому удалось поставить Сухоставского на колени. Он был страшен и нес угрозу тому единственному, что еще оставалось важным для Всеволода Петровича, – его семье.

Сухой отнюдь не жертвовал своей жизнью ради жизней самых дорогих ему людей. Однако чтобы обезопасить их, он сломал себя, свои принципы, свою мораль. Он опустился до уровня отребья, которое когда-то презирал.

Он чувствовал, как переставал быть собой. Теперь даже в собственных глазах он становился дерьмом.

Однако были весы. На одной чаше – его протеже, им взращенный. На другой – дочь и внук. Два родных человека. Память о жене Анне. И как только Всеволод Петрович ясно осознал, что находится перед выбором между этими величинами, мораль, правила и какой-никакой кодекс чести перестали иметь для него значение.

Владимир Данилович выбрался из генеральской «ауди», сразу же попав под пронизывающий ветер. Осень в этом году выдалась прохладной.

В окно кафе, возле которого остановился автомобиль, психолог увидел Артура Волжанского – тот читал газетку, размеренно потягивая утренний кофе. Бывший фээсбэшник в дорогом темном костюме и белой рубашке с узким галстуком выглядел свежо.

Когда Владимир Данилович подошел к его столику, Волжанский свернул газету и широко улыбнулся.

– Доброе утро, Володь. А ты все такая же ранняя пташка?!

– Некоторые привычки неистребимы. Здравствуй, Артур. Спасибо, что согласился встретиться.

– Да без проблем. Прости, что с самого утра. Просто, похоже, не будет ни минутки свободной.

Владимир Данилович выдвинул стул, сел напротив. Волжанский наклонился вперед, довольно улыбаясь.

– Поздравь меня, Володя. Я снова на тайной службе у Всемилостивейшего Государя.

Малахов поправил очки.

– То есть?

– Помнишь, я тебе рассказывал о приглашении на собеседование в спецкомиссию?

– Да, точно. Как все прошло?

– Встретился я с этой Ледневой, начальницей тамошней. Пообщался с ней. Цепкая баба, я скажу.

– Что она хотела?

– Звала работать у них.

Лицо Малахова осталось бесстрастным.

– Ты согласился?

Волжанский блеснул идеальными зубами.

– Да, черт возьми! – Он вновь перегнулся через стол, переходя на заговорщический шепот. – Это настоящий Клондайк, Володя. Они там все повернулись на теме с левитантом. Пока просто пытаются разобраться в «прецеденте Анжелики», но все уже убеждены, что это – никакой не трюк. Бабла заложили – немерено! При том что профаны они жуткие! Вообще не понимают, с какой стороны к Люсе подступаться.

– Ты уверен, что тебе это нужно?

– А что я потеряю? Деньги хорошие. Леднева напрямую подчиняется президенту, бумагами заваливать не должны. К тому же я – единственный спец в стране, кто со всех сторон знаком с такими вопросами. Когда они захотят установить личность левитанта и найти его, без меня точно забуксуют. – Он вальяжно засмеялся. – Да я там в золоте купаться буду, Володь.

Владимир Данилович сдержанно улыбнулся.

– Сдается мне, для тебя в этой ситуации важно не столько золото, сколько доступ к президенту.

– Тут ты прав, – серьезно кивнул Артур Валентинович. – Если все пойдет как надо, я смогу здорово подняться на такой волне.

– Ты всегда к этому стремился.

– Это да. – Волжанский внимательно посмотрел на профессора. – Так что ты хотел, Володь?

– Нам нужна твоя помощь в деле Артема.

– Какого рода помощь?

– Мы вышли на след телепата, возможно, причастного к побегу Лапшина. Он – сомнусный телепат. Достаточно редкая форма психокинетики. Может быть, он – участник одного из проектов конторы. Однако в архивах не сохранилось никаких данных.

– Такого не может быть, – уверенно покачал головой Волжанский. – Или сомнус никогда не подпадал под наши программы, или вы ошиблись.

– Кто-то вынес корневые файлы из хранилища.

Артур Валентинович присвистнул:

– Сильное заявление. И когда это случилось?

– Кто знает… Месяц назад, год… Скорее всего, факт утери так и остался бы невскрытым, не затей мы поиски.

– Ты не пытался?.. – Волжанский многозначительно провел ладонью по столу.

– Пытался, но это же архив. Там много историй, которые сильно резонируют и создают белый шум для моей телепатии.

– Понятно. Честно говоря, не понимаю, чем я могу помочь.

– Ты знал много ученых, кураторов и объектов исследований. С кем-нибудь поддерживаешь связь?

– С некоторыми – да.

– Поспрашивай у них, хорошо? Наверняка кто-нибудь что-нибудь знает.

На лице Волжанского блуждала ироничная ухмылка.

– Вот нравитесь вы мне, ребятки. Когда Артур Валентиныч не нужен, можно его пинать во все места. А как понадобился – сразу на поклон идут.

– У тебя конфликт с Эдуардом, – спокойно напомнил Владимир Данилович. – Нам с тобой делить нечего. Потому об услуге прошу я.

Артур Валентинович достал из внутреннего кармана пиджака золотую ручку.

– Какие-нибудь отправные данные имеются?

– Мужчина, возможно, азиат лет тридцати с небольшим – но это не точно. Эксперт в области снов, вряд ли может работать на более высоких диапазонах.

Волжанский кратко нацарапал все на салфетке.

– Это все?

– Пока все.

– Негусто.

– Он очень силен – это главный отличительный признак. Нас заинтересует любой мастер снов.

– Хорошо, – вздохнул Волжанский, пряча ручку и салфетку в карман. – Посмотрим, что можно сделать, но я ничего не обещаю.

– Спасибо и на том. Ты, кстати, почему не нанял телохранителя?

– Понты это все, Володь. Если Артем захочет меня грохнуть – он грохнет. Согласен?

Малахов, подумав о своем, покачал головой.

– Зря ты устроился в спецкомиссию.

– Почему?

– Гнилым душком от нее веет.

Артур Валентинович пожал плечами.

– Уже давно все протухло, Вова. Свежие плоды тут больше не растут.

Малахов не совсем понял, что именно хотел сказать Артур.

– Береги себя, – сказал Владимир Данилович.

– И вам не хворать. Я позвоню, когда что-то узнаю.

Малахов кивнул и вышел из кафе. Волжанский проследил, как тот садится в «ауди» и продолжил читать газету.

Личный автомобиль генерала Громова проехал через ворота КПП закрытого объекта, состоящего на балансе Службы по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом ФСБ России. Пересек небольшой внутренний дворик и свернул к серому двухэтажному зданию без вывесок и опознавательных табличек. Задняя дверца распахнулась, профессор Малахов выбрался под лучи послеобеденного солнца.

Генерал Громов ожидал его на крыльце.

– Привет, Данилыч. Как прошла встреча?

– Надеюсь, что продуктивно. В чем дело?

Мужчины прошли внутрь здания.

– Мои опера проверили все запросы за последние полгода, так или иначе связанные с «Объектом-17». Среди прочих выделился один полковник из СЭБа, которому зачем-то понадобились имена и личные данные офицеров, назначенных для транспортировки Артема.

– Ты уже поговорил с ним?

– Не-а. Я потому и ждал тебя с твоими мозгоправными штучками. Сам понимаешь: прямых улик нет, только предположения, да и те – белыми нитками шиты. Мы его сюда затащили под предлогом консультативной работы.

Мужчины свернули по коридору направо.

– Поэтому, как говорится, бить надо сильно – но аккуратно.

– Понимаю, – кивнул Владимир Данилович. – Предлагаешь просканировать его мысли?

– Все, до самого копчика.

Они остановились перед одной из дверей.

– Надо узнать, зачем этот перец делал запрос и кому сливал информацию.

Генерал помедлил и добавил:

– Или не сливал – тут уж как повезет.

– Или не повезет. – Малахов кивнул на дверь. – Он там?

– Ага.

Владимир Данилович снял перчатку с правой руки.

– Готов? – спросил генерал.

– Да, пошли.

Эдуард Евгеньевич толкнул дверь. Друзья зашли в небольшое помещение, возможно, использовавшееся как зал для инструктажа малочисленных коллективов. Шесть столов в два ряда – для занимающихся, один – для руководителя собраний. Два окна с опущенными жалюзи, интерактивная доска на стене. Типичный учебный класс госучреждения. За одной из парт в расслабленной позе сидел полный мужчина. Он был в светлом костюме и имел вид человека, недовольного тем, что его оторвали от повседневной деятельности.

– Денис, привет! – Громов протянул руку сидевшему. – И тебя припрягли?

– Эдуард Евгеньевич, приветствую! – Денис ответил на рукопожатие. – Да ерунда какая-то. Как будто у меня других забот нет! Чего планируется-то хоть?

– Какие-то очередные курсы по антитеррору, – отмахнулся Громов. – Я тут как контролирующее лицо, так что особого представления не имею. В мире сейчас столько всего происходит… нас могли собрать по любому поводу.

– Это да, – рассеянно кивнул Денис.

– Познакомься, кстати, Владимир.

– Добрый день, – приветливо улыбнулся Малахов, протягивая ладонь, свободную от перчатки.

– Не особо он добрый, – буркнул мужчина, протягивая руку в ответ.

Контакт с сознанием Дениса возник моментально. Разум Владимира Даниловича оказался в области блеклых, невыразительных красок, незамысловатых символов и образов. Малахов определил, что начальник отдела одного из структурных подразделений Службы экономической безопасности ФСБ имеет весьма ограниченный круг интересов и вполне приземленные потребности.

Люди подобного внутреннего склада всегда будут находкой для телепата, которому долго возиться – не с руки. Их эмоции и переживания не будоражат нервную систему, не вызывают ответных откликов, а наоборот – отторгают своей скупостью и серостью.

Буквально за мгновение Владимир Данилович определил, насколько ограниченный перед ним человек, весь смысл существования которого сводился к наживе да перекрытию базовых потребностей. Телепат без проблем выудил в куче мусора необходимую информацию.

Он почувствовал седого человека в возрасте, интуитивно распознав имя – Сухоставский Всеволод Петрович.

Сухой, который в обмен на помощь полковника оказывал тому различные услуги, попросил раздобыть для него кое-какую информацию. Политика интересовали имена офицеров, задействованных в конвоировании Артема. Сперва Денис сомневался в том, что ему удастся раскопать желаемое в чужой песочнице, но, подтянув некоторые знакомства, таки выполнил просьбу Сухоставского.

Также он передал и другие личные сведения офицеров, включая домашние адреса. Воспоминания об этом и других случаях помощи различным лицам со стороны полковника накрепко осели в голове Малахова. Психолог поспешил разорвать рукопожатие.

Отпустив руку полковника, Малахов повернулся к генералу, кивком обозначил, что дело сделано, и молча вышел из помещения.

Громов как ни в чем не бывало развел руками.

– Ладно, Дэнчик, удачной учебы. Сейчас, наверное, остальные подтянутся, а мы пойдем дальше объект осматривать.

Оставив немного обескураженного полковника наедине со своими противоречивыми мыслями, Эдуард Евгеньевич последовал за другом.

– Что ты увидел? – приглушенно спросил Громов, закрыв за собой дверь.

– Для начала нужно отправить людей к нему на дачу, – проговорил Малахов, надевая перчатку. – Под лестницей на втором этаже – тайник. В нем они обнаружат восемь миллионов рублей и несколько золотых слитков.

Генерал присвистнул.

– Знаешь, Данилыч, если б ты работал в УСБ, вся контора тебя бы люто ненавидела. По Артемке было что?

– Тебе знакомо имя Всеволод Сухоставский?

Громов нахмурил короткие брови, подтолкнул друга под локоть. Мужчины двинулись по коридору.

– Да, слыхал. В определенных кругах его кличут Сухим. – Он кивнул за плечо. – Вот как раз отдел Дэнчика и должен заниматься такими, как Сухоставский.

– Можно сказать, Денис и занимался.

– Он Сухим на восемь «лямов» назанимался?

– Да, большая часть суммы – с Сухоставского плеча. И именно Сухой попросил Дениса выяснить данные конвоирующих офицеров.

– Не имеет смысла. Сухой – нечистый на руку политик. Какое дело ему до Артема?

– Я бы мог это узнать, поздоровавшись с ним.

Эдуард Евгеньевич хищно улыбнулся:

– У тебя будет такая возможность. Только сперва уладим одно дельце.

Он достал мобильник, набрал номер.

– Каков план? – спросил Владимир Данилович.

– Секунду, – кивнул генерал, поднося телефон к уху. – Юра, приветствую! Громов беспокоит. Говорить можешь?.. Ну давай, перезвони мне прямо сразу. Для тебя подарок есть хороший. Давай, жду.

Эдуард Евгеньевич дал отбой.

– Я этого Дэнчика на самые дальние нары затолкаю… заодно и Сухого раскрутить можно попробовать.

Владимир Данилович кивнул на мобильник в руке друга.

– В УСБ звонил?

– Да. Хочу заморочиться по поводу восьми миллионов и слитков. А вечером махнем к Сухому. Пощупаем его дома.

Владимира Даниловича вполне устраивал такой план.