Члены Совета десяти вошли в обеденный зал через двойные двери, которые растворили перед ними лакеи в белых перчатках. О, как богато и солидно выглядели вельможи — холеные, с гладкими руками и кольцами на пальцах. В восточных шелках, турецких кружевах и тонкой флорентийской шерсти. Некоторые надели широкие воротники и тяжелые золотые цепи, расправленные на плечах с таким старанием, что казалось, будто их положение тщательно выверяли, дабы они не перевесили своего владельца ни назад, ни вперед.

Все носили головные уборы. Самые модные походили на колокола из красного бархата с золотой каймой и бордовыми буфами с серебряными кисточками. На других были кожаные кепи, матерчатые шапочки, непомерного размера береты, тюрбаны на подкладке, а на одном — шляпа с подвернутыми полями и петушиным гребнем до плеча. Вступая в своих сказочных нарядах в обеденный зал, члены совета казались фантастическими ядовитыми грибами.

Обед начался с простого салата из клевера, приправленного чистым оливковым маслом, бальзамическим уксусом и капелькой меда. Считается, что клевер усиливает аппетит, а старший повар хотел, чтобы важные гости по достоинству оценили меню. Когда перед ними поставили тарелки с салатом, тучный синьор Кастелли, считавший себя эпикурейцем, поправил берет и, нахмурившись, потыкал в листья вилкой.

— Трава? Мы что, кролики?

Ландуччи подцепил салат на вилку и заметил:

— Нечего ворчать по поводу еды. Мы здесь ради дела.

Синьор Цеси набил полный рот салата и, откинув кисточки на шляпе, заметил:

— Восхитительно. — А когда Ландуччи ожег его взглядом, пожал плечами и добавил: — Одно другому не мешает: мы можем позволить себе насладиться едой. Ведь дело не займет много времени.

— Это верно, — хмыкнул Ландуччи. — Какая разница, кого из двух старых ослов мы выберем? И тем и другим можно одинаково вертеть.

Пока служанка убирала тарелки из-под салата, к собравшимся обратился синьор Абруцци:

— Господа, а не сэкономить ли нам время? Положим имена того и другого в шляпу, и пусть дело решит жребий. — Он снял с головы красную феску и, ухмыльнувшись, предложил членам совета.

— Абруцци, ну вы и проходимец! — Синьор Беллармино хлопнул ладонью по столу и громко расхохотался. — Полагаете, что мы настолько не уважаем должность дожа, что способны превратить выборы в фарс?

Члены совета рассмеялись. Даже Ландуччи улыбнулся.

Они продолжали веселиться, когда служанки внесли следующее блюдо. И как только тарелки расставили перед гостями, те покашляли, покрякали и умолкли, изучая замысловатое творение.

Перепела — маленькие птички, каждая на один-два укуса, и взрослый мужчина способен съесть несколько штук. Поэтому перепелов обычно подают без голов на огромном блюде, которое несут две служанки. Но этим вечером гости получили по одной птице, причем с головками на шеях, раскрытым клювом, словно они выводили трель, и расправленными маленькими крыльями, точно перепела только что сели на свои воздушные гнезда из теста.

Я наблюдал, как старший повар готовил эти гнезда: сначала выдавливал винным бокалом круг из теста, а затем сверху прикреплял такие же по размеру кольца. Пропитывал взбитыми яйцами и не сводил глаз, пока они пеклись. А едва те надувались, блестящие и румяные, тотчас вынимал из печи в клубе пара. Он все время контролировал других поваров, готовивших остальные элементы блюда. Пробовал паштет с таким видом, словно предавался медитации, рассматривал и нюхал каждую веточку тимьяна, разрезал перепелиные яйца на три части и разворачивал веером. Не доверил приготовление соуса повару и сам с пугающей энергией вспенивал в горшке жженое вино.

— Сначала трава, теперь перепелка? — удивился Беллармино. — Это что, шутка?

— Мадонна! — воскликнул синьор Кастелли, попробовав сдобное гнездышко под соусом. — Оно такое легкое, что может унести ветерок, — говорил он с набитым ртом. — А соус! Вы только отведайте!

Сенаторы принялись за еду, и сквозь приоткрытую дверь послышалось их одобрительное хмыканье и бормотание. Некоторые медлили разрушать искусное творение. Освобожденные от костей перепела — косточки остались только в расправленных крыльях — были фаршированы гусиным паштетом. Каждая птица сидела на перепелиных яйцах, разрезанных и развернутых веером, чтобы образовалась выемка. Пропитанные прозрачным соусом воздушные гнезда блестели словно от росы. Веточки тимьяна на голубых тарелках изображали ветви деревьев, на которых птицы устроили гнезда, а на некоторых листиках сияли аккуратные капельки того же соуса.

— Прекрасное оформление, — похвалил Кастелли, облизывая с вилки гусиный паштет. — Словно поэма!

Синьор Гамба указал вилкой на крохотные крылья.

— Как будто хочет взлететь. Напоминает о моих любимых соколах.

— А мне — о музыке. — Кастелли ткнул перепела в открытый клюв. — Малыш погиб, распевая песни.

— Умелый повар, — нахмурился Ландуччи. — Ему удалось извлечь все мелкие кости, как он уже однажды проделал с рыбой. Умеет вынимать кости из чего угодно. У него под кухней должны быть выкопаны катакомбы для костей. — Он надавил пальцем на освобожденную от костей тушку и еще сильнее нахмурился. — Никогда не понимал, зачем нужны катакомбы. К чему хранить кости умерших?

— Священник мне как-то объяснил, — рассеянно ответил синьор Гамба, не переставая жевать. — Кости хранят для того, чтобы мы помнили.

Ландуччи потемнел лицом.

— О чем?

Гамба поднес вилку с мясом перепела ко рту.

— Он не сказал. — И, закрыв от наслаждения глаза, добавил: — М-м-м… очень умелый повар.

— Что верно, то верно, — кивнул Ландуччи. — У меня есть свой человек на кухне, который рассказывает о нем весьма подозрительные вещи.

У него есть свой человек на кухне? Шпион? Меня охватил ужас.

Ландуччи показал на изящного перепела.

— Зачем такие изыски? Это всего лишь еда.

— Он художник. — Чувствовалось, что Кастелли начинает раздражаться. — Неужели вы не способны получать удовольствие от хорошей еды? Наше дело не горит. Сами же сказали, что один старый осел стоит другого. Мне понравилась мысль вытаскивать имена из шляпы. Покоряет своей непочтительностью.

— Согласен, — улыбнулся Гамба. — Давайте поучимся у нашего искусного повара и хоть раз поступим не так, как всегда.

— Отличная идея.

— Оба одинаково глупы.

— Почему бы и нет?

Разговоры умолкли, когда старший повар удивил всех и лично появился в обеденном зале с очередным блюдом. Служанка придержала дверь, а он — человек с таким высоким положением — внес поднос с еще не снятым с вертела огромным куском жареного мяса. После изысканных крохотных перепелов этот большой кусок источающего кровь мяса на железном вертеле произвел сильное впечатление, как и явление старшего повара Ферреро в роли официанта.

— Синьоры, — начал мой наставник, — этот кусок слишком велик для служанок. Поэтому сочту за честь обслужить вас сам.

Он взмахнул грозно блеснувшим разделочным ножом, обмотал полотенцем конец горячего вертела и сиял жаркое с подноса. Другой конец поставил на тарелку сидящего ближе всего члена совета так, что мясо оказалось рядом с его лицом, а затем переносил с места на место, строгая большие неровные ломти, грудами падавшие на тарелки гостей. Члены совета, оцепенев, следили за его действиями, а он объяснял:

— Мне повезло, что я оказался на Риальто сразу после того, как пришел корабль из Восточной Африки. Это животное еще вчера дышало и рычало. Предполагалось, что его, еще живого, доставят его святейшеству и забьют на кухне Ватикана. Однако произошла путаница, и оно попало в наш порт.

— Но что это такое?

— Мне удалось выпросить этот кусок для вас. А остальное положили на лед, чтобы отправить в Рим.

— И все же что это?

— Мясо льва. Я подумал, вам надоели постоянные ягнята и телятина. И рад угостить вас символом нашей светлейшей республики. Разве найдутся более достойные мужи, чем самые могущественные граждане Венеции, чтобы отведать мясо этого мощного зверя?

Я вспомнил леопарда на кухне Ватикана. Старший повар был прекрасно осведомлен о склонности Борджа к экзотическому мясу. Он, должно быть, дорого заплатил за сведения, когда льва привезут в Венецию, и за то, чтобы его здесь умертвили.

Синьор Фарелли, наблюдая, как кровавые куски падают в его тарелку, плотнее надвинул зеленую шерстяную шляпу.

— Не думаю, что мне хочется…

— Счастлив тот лев, которого съест человек, — продолжал, улыбаясь, синьор Ферреро, — поскольку этот лев превращается в человека. Так сказал Иисус.

— Неужели? — Фарелли окинул взглядом сидящих за столом, чтобы те подтвердили его сомнения, но остальные члены совета были озадачены не меньше его.

— На вкус похоже на говядину, но пикантнее. В нем чувствуется сила. — Старший повар поцеловал кончики пальцев. — Особенно подходит к красному терпкому вину, которое я приготовил для вас. Редкий сорт. Не сомневаюсь, что вы получите удовольствие. — Служанка наполнила вином большие бокалы, а старший повар в это время нарезал ломти мяса в последнюю тарелку. Затем он поклонился, пожелал приятного аппетита и удалился.

А проходя мимо служанок, повторил:

— Не жалейте вина, — и скрылся на кухне.

Синьор Гамба тронул бокал и скривил губы.

— Перепел был таким сытным, что мне расхотелось есть.

— Трус! — Кастелли нанизал на вилку львиное мясо и поднял над тарелкой. Кровь и жир капнули на скатерть. — Повар сказал, что на вкус это как говядина.

— Но тем не менее это лев. — Синьор Цеси теребил кисточки на шляпе и с отвращением смотрел в тарелку.

— Определенно трус! — Кастелли откусил и принялся жевать. Остальные не сводили с него глаз. Кастелли встретился взглядом с синьором Цеси и, коротко бросив: — Превосходно, — запил вином и добавил: — Нежное, ароматное, достаточно чеснока, прожаренное и отлично подсоленное.

— Ну хорошо, — взялся за вилку синьор Гамба. — Если в нем достаточно специй…

— Достаточно, достаточно.

Один за другим они начали пробовать львиное мясо. Оно долго вымачивалось в маринаде и поэтому стало нежным и ароматным. Члены совета ели с удовольствием и, благодаря своей гастрономической разборчивости, вполне оценили вкус необычного блюда. Пили терпкое вино, подшучивали над собой: вот, мол, до чего докатились — варвары, да и только. И снова пили. Как приказал старший повар, служанки следили, чтобы бокалы гостей были постоянно полными до краев. Некоторые отложили вилки, хватали мясо жирными пальцами и рычали, прежде чем рвать его зубами. Только Ландуччи ел в задумчивой мрачности, но и он успел изрядно выпить. Мясо было явно пересолено.

Когда трапеза подошла к концу, зал потрясало шумное веселье. Члены совета называли друг друга дикарями, смеялись, требовали еще вина. Синьор Перуджини бросил на стол свою немнущуюся куполообразную шляпу, и та, перевернувшись, как горшок, долго раскачивалась, прежде чем успокоиться. Беллармино крикнул, чтобы ему подали бумаги, оторвал две полоски и написал на них имена. Смял, бросил испачканные жиром комки в шляпу, и все расхохотались. Они съели льва. Почувствовали себя могущественными. Они были могущественными.

Ландуччи протянул сальную руку, чтобы достать бумажку, но его остановил Кастелли:

— Подождите! Давайте сделаем это еще интереснее. Мы едим диких зверей. Так чего нам пугаться какого-то старого калеки, который только и знает, что бубнить о любви? — Он написал имя Марсилио Фичино и потряс бумажкой в воздухе, ожидая одобрения.

— Почему бы и нет? — рассмеялся синьор Цеси. — Не нам бояться плюгавого философа!

— Нас никто не испугает!

— Ни одна живая душа!

Когда имя третьего кандидата оказалось в шляпе, Ландуччи вынул бумажку. За столом по-прежнему царило веселье, и члены совета не сразу заметили его немое раздражение. Постепенно смех стал стихать, но кто-то еще не мог успокоиться. Ландуччи снова потянулся к шляпе, но на этот раз его остановил синьор Абруцци:

— Бросьте. Он не протянет и года.

Ландуччи откинулся на спинку стула и обвел глазами членов совета.

— В самом деле, — хлопнул ладонью но столу Кастелли, и его живот затрясся. — Бросьте. Мы ели диких зверей. Так неужели спасуем перед каким-то старикашкой?

— Никогда!

— Смешно даже думать!

— Выпьем за дожа Фичино! — Беллармино поднял бокал.

Я посмотрел настоявшую рядом на лестнице служанку.

У нее от удивления открылся рот, глаза округлились.

— За дожа Фичино? — переспросил я.

Она приложила ладонь к щеке и улыбнулась. Мне не терпелось сообщить новость старшему повару.

Ландуччи пожал плечами и тоже взял бокал.

— Надеюсь, если потребуется, мы сумеем от него избавиться.

Пока совет пил за нового дожа, служанки подавали на десерт лимонное безе.

— Воздушное завершение нашей встречи, — пропел Кастелли. — Превосходно.

Я бросился на кухню и закричал, что совет избрал Марсилио Фичино. Старший повар устало опустился на деревянную скамью и кивнул:

— Прекрасно.

Я молитвенно сложил перед ним руки.

— Маэстро, пожалуйста, скажите, какими волшебными травами вы воспользовались, чтобы изменить их решение?

— Волшебными травами? Да они просто напились.

— Не до такой же степени!

— Почувствовали себя свободно. — Синьор Ферреро пригласил меня сесть рядом и обнял за плечи. — Лучано, я тебе уже говорил: то, что на первый взгляд кажется магией, на самом деле мастерство. Лев напомнил членам совета, что они и без того знали: им некого бояться в Венеции. К тому же мясо было безбожно пересолено, поэтому они выпили слишком много. Хотя, если учесть, каким идиотским методом они воспользовались, все могло повернуться иначе.

— Но вы дали Фичино шанс.

— Мы делаем то, что в наших силах.

— Боюсь, маэстро, что вмешиваться в голосование слишком опасно. Ландуччи сказал, что у него на кухне есть шпион.

— Шпион? Кто такой?

— Не знаю. Он только признался, что имеет на кухне своего человека.

— В таком случае удача была на нашей стороне.

Но она от нас отвернулась, когда, протрезвев, Ландуччи явился на кухню и стал спрашивать поваров о свойствах клевера, о том, как удалось очистить от костей тушки перепелов и где было приобретено львиное мясо. Повара отвечали осторожно, повторяя:

— Да, синьор. Превосходная еда. Наш старший повар настоящий маг.

— Маг?

— Это только так говорится. Наш старший повар — мастер.

Мы присматривались и прислушивались — хотели подметить, кто поведет себя особенно раболепно и проявит готовность оказать Ландуччи помощь. Однако все отвечали холодно и вежливо. Я уже начал сомневаться, что правильно понял слова про шпиона, но в это время сенатор подошел к двери в людскую, на него посмотрел Джузеппе, и они обменялись заговорщическими взглядами. Ландуччи коротко кивнул и ушел. Мы с синьором Ферреро тоже обменялись взглядами. Минутой позже Джузеппе выскользнул во двор. Старший повар постучал себя по носу и дал знак идти за ним.

Джузеппе миновал двор и вышел к фасаду дворца. Там, в тени византийской аркады, его поджидал Ландуччи. Обувь шпиона выстукивала по мраморному полу громкое стаккато, поэтому я разулся и оставил башмаки за колонной. Неслышно перемещаясь от проема к проему, старался подобраться к ним как можно ближе, чтобы разобрать приглушенный шепот. В ночном воздухе послышался голос Джузеппе:

— …дело не только в мастерстве. Я же рассказывал вам о его запертом шкафчике и необычном огороде. Не забудьте, он подобрал на улице вора и приблизил к себе.

— Да-да, странный тип. Но он обыкновенный повар. — Ландуччи явно проявлял нетерпение. — Тебе известно нечто такое, что могло бы заинтересовать меня?

— Скажите, синьор, почему вы снизошли сегодня до кухни?

— Из-за льва. Мне не понравилась еда.

— Вот именно! — шагнул вперед Джузеппе и помахал пальцем перед лицом вельможи. — Его блюда обладают необычным влиянием на людей.

— Отойди! — Ландуччи прижал к носу шарф. — Что ты имеешь в виду?

Джузеппе понизил голос:

— Несколько недель назад воришка что-то украл из шкафа старшего повара. И со своим мерзким дружком отнес абиссинке.

— Предсказательнице?

— Люди о ней всякое рассказывают. Вы велели держать уши и глаза открытыми, и я последовал за негодяями. Когда они ушли от абиссинки, к ней поднялся я. — Голос Джузеппе звучал до неприличия самодовольно. До этого мне казалось, что гнусный пьяница охотится только за мной, и меня потрясла моя ошибка.

Но Ландуччи безразлично спросил:

— И что дальше?

— Старший повар хранит на кухне опиум.

— Болеутоляющее? Что тут особенного? Может, страдает мигренями. — Но, сказав это, Ландуччи насторожился. — Еще что-нибудь есть?

— Я спросил абиссинку, не знает ли старший повар о книге. И попал в цель! Она замолчала и указала мне на дверь. — Голос Джузеппе стал масляным и вкрадчивым. — Вы ее когда-нибудь видели? Лысая, костлявая как цыпленок. Я завернул ей руку за спину… м-м-м… хотел заставить заговорить. Но она только улыбалась. Упрямая. Тогда я взял ее за горло и сдавил, чтобы она поняла, что я не шучу. Держал до тех пор, пока не решил, что довольно. Отпустил, думал, добьюсь толку. Но черная мерзавка откашлялась и опять заулыбалась. Сказала: «Вы никогда не получите книгу у старшего повара». То есть у нашего старшего повара. Значит, она у него, — злобно фыркнул Джузеппе. — Я попытался добиться от нее большего, но она… умерла… как-то уж очень быстро.

— Она умерла?

— От… уговоров.

Мне стало не по себе. Н'бали сказала, что кто-то умрет. Неужели она предвидела собственную смерть?

Ландуччи погладил аккуратную бородку, а Джузеппе нервно переминался с ноги на ногу. Наконец вельможа произнес:

— Слово предсказательницы стоит недорого, но я полагаю, ты что-то хочешь за свои труды?

— Справедливости, синьор. Если я заслуживаю вознаграждения…

— Справедливости? — скорее пролаял, чем рассмеялся Ландуччи.

— Вы арестуете старшего повара?

— Я его допрошу.

— И его щенка тоже. Они заодно.

— Пошлю «черные плащи» за ними обоими. — Он обвел глазами площадь Сап-Марко, где прохаживался патруль стражи.

О Боже! Единственное, на что я оказался способен, — не закричать и не броситься наутек, а задержаться на месте.

— Хорошо. — Джузеппе, казалось, был на вершине блаженства. — Синьор…

— Ладно, ладно. Если что-нибудь откроется, для тебя найдется работа в застенке.

— Спасибо, синьор. А место в сенате?

— Не смеши меня.

— Хорошо, синьор, — раболепно улыбнулся Джузеппе.

— Жаль… — Ландуччи говорил словно сам с собой. — Такого толкового старшего повара не просто найти. Будет большая потеря, если он тоже умрет от уговоров.