– Всадник, что так мчишься рьяно И куда – средь темноты? — Ветер воет окаянно, Продираясь сквозь кусты. Молча скачет меж бурьяна Всадник, погружён в мечты. – Ты куда – галопом мчишься, Воздух рвёшь на лоскуты? В монастырь ли постучишься? Алчешь горней чистоты? Что же ты меня дичишься? Для псалмов – мои альты. – Коль письмо везёшь, доставлю, Ну, давай сюда листы, За минуту службу справлю, Право, сам увидишь ты. Рыцарь скачет, как на травлю, В удила впились персты. – Вот обитель, нам негоже Опасаться высоты. Раздобуду я одёжи, А подходы не круты. И луна поможет тоже Прясть воздушные мосты. – Может, ты поход готовишь? Конь мой – чудо красоты! Сядь – и нас не остановишь, Все старания пусты. Что же брови ты суровишь? Не победы жаждешь ты? – Помогу я другу милу, Вражьи я сниму посты, Отберу у ядер силу: Не пробить мои щиты, Погоню врагов в могилу, Как покорные гурты. – Хочешь плыть на каравелле? Знаю все вокруг порты. Коль подую еле-еле Средь безбрежной широты, Глядь: стрелою полетели Шхуны, барки и плоты. – Ты какого жаждешь средства, Чьей ты ищешь доброты? Дом родной, златое детство: Сны и помыслы чисты? Драгоценное наследство — Сохранил средь суеты? – Вижу, светится оконце: Тёти старенькой черты, Золотое веретёнце, Нити тонки и желты. Просушил я их на солнце, Ох и славные холсты! – Чай, о матушке скучаешь? Я на гроб ей клал цветы, Редко души повстречаешь Столь невинны и просты. Повидать её не чаешь, Мчишься… кладбище… кресты… – О сестрице ли тревога? Треволнения пусты: Ярче счастья нет у Бога, Нету высшей правоты: Мать с младенцем у порога, Был вот так любим и ты!.. – Рыцарь, братьев ищешь что ли? Бьются в сети нищеты. На чужбине много боли, Суеты и маеты, И не свидеться вам боле До кладбищенской плиты. – О друзьях грустишь всечасно? Нет постыдней слепоты. Тех лишь хвалят сладкогласно, Кто полезен, ну а ты? Фига без плодов напрасна, Коль без пищи животы. – Призрак! Вздумал ли жениться? Что ж, красивей нет четы. Дочка графа – та девица, Плачет… Жаль мне сироты. Хочешь здесь остановиться?.. Всадник мчится сквозь кусты. – Может, алчешь славной Доли, Смысла жизни, Красоты? Я за Долей в чистом поле Трём коням сломал хребты… Замер всадник, как от боли, Пробудился от мечты: – Ветер, да! – на зов ответил, — – Где дорога, знаешь ты? Призрак юн и взором светел, Кудри жёлтые густы. – Зря ты эту цель наметил, — Аль не видишь всей тщеты… Не ведут туда дороги, Хоть бери коня в кнуты… Звуки речи были строги, Рвали сердце на шматы… Справа – горные отроги, Слева – реки да мосты… То не первый луч денницы, Окровавлены черты, Кудри, золото пшеницы, Побелели, как холсты. У заброшенной криницы Пел петух до хрипоты. – Ну, прощай! Зовёт денница, Время обходить посты: Кораблям давно не спится, Ждут гудящие порты. Всадник-ветер снова мчится, Воздух рвёт на лоскуты.

Вы, очи грустные, осенние пожары, Чей свет мерцающий, как дальний звон кифары! О, чёрные глаза! Чернее ран Христа! Торжественная тень восставшего креста! О, пропасти в ночи! Пучина без ответа! О, блики лунные в глазницах у скелета! О, тьма мистичная! Тяжёлая завеса Скрывающая день! О, тьмы святая месса! [45] Вы, очи Осени, огромны, вдохновенны! Глаза, зажжённые как алтари новены! Вы светите больным и жизнью удручённым, В тюрьме томящимся несчастным заключённым! Вы – свет прощения на небе заревом! Вы – маяки для тех, кто в море штормовом! Вы в порт ведёте их меж бурунов-ловушек… Вы – угли в очаге у немощных старушек! Святой огонь, куда макает бард перо! Вы – светляков в ночи живое серебро, Ведущих путников во мраке бездорожья! Соборование усопших, милость Божья! Те окна тьмы, что на лице твоём открыты, Мерцают, как в печи небесной – антрациты! Свет августа, луны, ночной волны озёрной! О полнолуние! О лунный бархат чёрный! О, луны чёрные, чей свет всего белей: Белее молока и пуха тополей, Белее в Божий рай открытого оконца, И Португалии полуденного солнца! Офелий очи! Вы, как двери в небосвод! Глаза, недвижные, как струи мёртвых вод! Вы властью тихой над людьми облечены, Как очи Жанны д’Арк, те были – зелены… Ясны вы, как с водой крестильною сосуды, Вы – звёзды пастыря, не знаете остуды… Глаза молящихся пред Девою святой, И состраданием полны, и добротой! Мне – несравненные – сияете в разлуке, И простираю к вам я ледяные руки… Зимою, в дождь, когда луны на небе нет, Земле вы дарите свой тонкий лунный свет, А летом ваша тень – укрытие от зноя! О, чёрные глаза! Вы – небо грозовое! Скажи, хозяйка глаз, единственных на свете, Зачем тебе глаза сияющие эти? Зачем, моя любовь?! Взгляни на мир, взгляни! Лишь скука – всё вокруг! К примеру, эти дни, В которые живём, до ужаса похожи На дни прошедшие, и в будущем – всё то же Нас ждёт… Тщеславие и то, что из него Проистекает: злость и подлость… Большинство Страдает им. Но, это зло – почти невинно… А гордость, как моя? – всех бедствий половина На свете от неё! Ты видишь, Боже, Боже! Сколь без огня домов – и как живут вельможи! Та – из дому нейдёт в поношенной одежде… Другому – срок платить, но никакой надежды… Сколь мук и нищеты, болезней без лекарства! Усилий тщетных, и сиротства, и коварства В психиатрической больнице мерзкой этой, Что мы привыкли звать своей родной планетой… Сколь кораблей, в шторма потерянных давно, И сколь покойников морское нежит дно… Смотрите же: идёт процессия несчастных! Вот юноша: влюблён и, в муках ежечасных, Пытается любви добиться – бесполезно… А этот? Что ни ночь, как совесть, точно бездна, Грозится поглотить и сон его уносит… Чахоточный хрипит, об исцеленьи просит… Смотри: дитя, оно коралловою башней Владело. Блеск её – иллюзий блеск бесстрашный! И что? Её орёл безжалостно пожрал, За плоть кровавую с высот приняв коралл! Который нынче день? Запутался я в датах… Чем дальше – тем грустней! Сколь спеси в дипломатах… А вот, смотри сюда! – политиков глаза! Знакомы нежность им и чистая слеза? Художник… Он журнал читает о себе, Там критика вовсю усердствует в гоньбе. А этот, светский лев, пустой, надутый франт Лелеет нежно свой придуманный талант. Ах, сколько глупости, невежества и барства! И говорят, их ждёт по смерти Божье Царство… О Божьем Имени глупец с трибун судачит… Столетнего отца сын бьёт, а тот лишь плачет… Смотри на бедняка из башни соляной: Как блещут стены в ней, глаз режут белизной, Не волн застывших след – блистают оттого, Что вылиты из слёз, из горьких слёз его! Смотри, несёт муку седой старик с клюкою, А сын людей дурит игрою плутовскою! Смотри: на пристани – как женщина рыдает! Видать, что из пивной супруга ожидает… Смотри: вон там, вдали, проходит пароход, Он наших братьев прочь – в Бразилию везёт… Вот, мертвеца на пляж, штормя, швырнуло море… О, Иисус! Смотри! Повсюду только горе! Цветок мой без шипов! О, кроткая моя! Для этих ли очей – весь ужас бытия? Затем кормилица тебя поила молоком, Чтоб увидала зла бестрепетного ком, Летящий меж пространств огромной тучей пепла К земле! Моя любовь! Уж лучше б ты ослепла…

Ну, прощай! Уезжаю, родная, Я твой дом не забуду, клянусь! Осень мчит меня, горько стеная, Осень мчит меня, горько стеная, Но обратно я с солнцем вернусь. Ну, прощай! Дни в разлуке – что годы, И скулят, как побитый щенок. Холодны на чужбине восходы: Ты с родными, а я одинок. Ну, прощай! Паруса под ветрами Молят Господа: «Благослови!» Будешь прясть на молитве во храме, Будешь прясть на молитве во храме Пряжу белую нашей любви. Ну, прощай! Пароход уплывает, След струится от пены рябой… Наши судьбы пассат завевает: Океан, мы скитальцы с тобой! Ну, прощай! Точно пропасть темнея Колыханьем высокой воды, Океан, разве ты солонее, Океан, разве ты солонее Слёз моей непроглядной беды? Ну, прощай! Не обижу ни словом Эту верность, ни думой пустой: Твоё сердце под крепким засовом, И в руке моей – ключ золотой. Ну, прощай! Как лазурна земля, Как черна в океане дорога… Ах, француз молодой у руля, Ах, француз молодой у руля, Поверни же на юг, ради Бога! Ну, прощай! Помни, девочка, помни… (Дом твой там, где вдали – бирюза…) Португалию видеть легко мне: Лишь прикрою рукою глаза… Ну, прощай! Там, где вьётся баклан, Старый бриг нам сигналит всё глуше: Сжальтесь, сжальтесь, сеньор капитан, Сжальтесь, сжальтесь, сеньор капитан, И спасите усталые души! Ну, прощай! Как же ты далека! Наш «Иаков» [1] бежит всё быстрее. Даль темна, как судьба моряка, Ветер парус вздувает на рее. Ну, прощай! Взгляд мой тонет вдали, Отдан нас разделяющим милям… Тридцать миль до английской земли, Тридцать миль до английской земли, Ну а смерть – притаилась под килем… Ну, прощай! Провожая меня Ты, под звуки морского хорала, Страшный голос предчувствий гоня, Руки к небу с мольбой простирала… Ну, прощай! В этой пропасти вскоре Призрак голода встанет, суров! Умереть без причастия в море, Умереть без причастия в море, Без прощальных объятий и слов! Ну, прощай! На воде умирают, Как в пустыне, молись, не молись… Видом горькой воды нас карают: Обожжёт – только губы приблизь… Ну, прощай! – Капитан, что же будет? Не пришёл ли последний наш час? Он же, курс выверяя, рассудит, Он же, курс выверяя, рассудит: – Умираешь, дружок, только раз! Ну, прощай! Вот, со стеньги взирая, Ищет Франции земли моряк: Только небо и волны – без края, Шкот холодный от влаги набряк. Ну, прощай! Помолись за страдальцев, Завернувшись, как в саван, в туман, Море прежних времён португальцев, Море прежних времён португальцев, Открывателей сказочных стран. Ну, прощай! Вспоминай без укора Ты, чей лик я в душе берегу… Курс берём мы на Данию скоро: Гамлет ждёт меня на берегу. Ну, прощай! Не угоден он музам — Грех унынья и горьких стихов… Вот мы тонем, мой Ангел, под грузом Вот мы тонем, мой Ангел, под грузом Тридцати моих смертных грехов. Ну, прощай! Что за образ, парящий Над волнами, вон там, в облаках? Всяк воскликнет, его лицезрящий: – Матерь Божия! Славься в веках! Ну, прощай! Океан затихает Под Марииной лёгкой пятой… Море озером светлым вздыхает, Море озером светлым вздыхает Что в отчизне моей золотой! Ну, прощай! Не твои ли моленья, Не твои ли, Мой Ангел, крыла? Полно, слышать хочу твоё пенье: Матерь Божья уже помогла. Ну, прощай! Бриза нежные взмахи, В небе лунный маяк желтоглаз… Эй, развесьте на реях рубахи, Эй, развесьте на реях рубахи, Ведь луна – то же солнце для нас! Ну, прощай! Порт в барашках бурунных, Вот уж выбран, с усилием, трос… И швартов из волос её лунных, Из Марииных светлых волос! Ну, прощай! Уезжаю, родная, Я твой дом не забуду, клянусь! Осень мчит меня, горько стеная, Осень мчит меня, горько стеная, Но обратно я с солнцем вернусь.

Сердце твоё внутри моего прикорнуло, Как будто просит: «Оставь меня, не буди», И сном таким безмятежным дитя уснуло, Вошло и с тех пор осталось в моей груди. Спи, о дитя, что тебе до этого света! Спи, мой ребёнок, долгого, доброго сна. Когда проснёшься, а будет нескоро это, Подумаешь, что прошла минута одна. Спи, мой малыш, и белые сны приумножат Силы твои, пока к пробужденью летишь. Потом даже смерть тебя напугать не сможет, Привыкнешь ты к ней за время, пока ты спишь. Ты спи, мой ангел, не дам я тебя обидеть, Чудесные сны придут, если ночь длинней. Привыкнув ещё при жизни сны эти видеть, Продолжишь ты видеть их и в посмертном сне… Спи, мой сынок, средь снов ты спокойно окрепнешь, Забудь весь мир и меня, погрузись во мрак. Потом… с закрытыми глазками ты ослепнешь, Ты будешь слепым, cыночек, и лучше так. Спокойные сны колышутся еле-еле, Ты мне не рассказывай снов, ты спи, баю-бай. Душа моя песню поёт у колыбели, Как старая няня, ну, а ты отдыхай. О, как я счастлив своим мальчуганом нежным, Подобного нет, хоть сотни вёрст исходи. Младенец уснул сном тихим и безмятежным, Вошёл и с тех пор остался в моей груди.

Сердце, полно, ты не бейся, Сердце, хватит, отдохни. Наша боль, в слезах излейся, Наша боль, в слезах излейся, Сердце, сердце, ляг, усни… В мир пришёл я по ошибке, И оплакан звонарём, Лживый мир, неверный, зыбкий, Лживый мир, неверный, зыбкий, Мерзок мне! Давай умрём… Я, невесту выбирая, Долю звал, она – глуха. Может быть, земля сырая, Может быть, земля сырая, Примет, примет жениха. Нас растопчет, обезличит Время бешеным конём. Сердце, сердце, смерть нас кличет, Сердце, сердце, смерть нас кличет, Ради Господа! Уснём…

Жасмина ветвь, навек – душиста и бела, Осталась в прошлом, там, в немеркнущей долине. Вы, над моей судьбой простершие крыла, Голубки детства! где я отыщу вас ныне? Я думал: вечен день, не одолеет мгла Слоновой кости блеск от башни в ясной сини. Фантазия моя в той башне берегла Пленённый лунный блик и все мои святыни. Но птицы детства прочь умчались от земли, Растаяли вдали, как золотые склоны, И лунные лучи из башни утекли… Напрасно я кричу голубкам белым вслед, Летят ко мне назад на крыльях ветра стоны: Их больше нет, сеньор! Голубок больше нет!

Спит Жуан… (Ты, мать, скажи, Чтоб затихли те стрижи, Не шумели утром рано. Не будили бы Жуана…) Восемь дюймов в высоту, Да четыре вширь сочту: Знаешь, для орангутана Был бы он вкусней банана! Проглотить могла б и кошка! Знаешь, мельче он немножко Соловья-щебетуна… Но поболе, чем луна! Сон – чудесная стихия… Ты оставь его, Мария [46] ! Не звоните, звонари! Море! Тише говори… Ты, Мария, прикажи, Чтоб не цвинькали стрижи, Не шумели утром рано: Не будили бы Жуана. Спит Жуан легко, беспечно, Спит невинно, вечно, вечно! Просыпаться не спеши: Мир, как море, для души, Может унести отливом… Лучше спи – и будь счастливым! Спой, Мария, для него Песню брата своего: «Нет грустней земной юдоли, Средство лишь одно от боли: Если сладко-сладко спишь — Всё проходит, мой малыш!..» И позволь ты посему Спать до старости ему! Будет мальчик подрастать: Всё при нём: краса и стать, Сам Господь росой кропит. Но всегда, всегда он спит… День настанет подходящий: Перейдёт Жуан твой спящий В мир, неведомый досель, Как в большую колыбель. В сновиденьях бытия Станет … больше соловья. Но для этого скажи, Чтоб затихли те стрижи, Не шумели утром рано. Не будили бы Жуана… Протекут без счёта годы… Станет он седобородый, И со щёк сойдёт румянец, Как роняет куст багрянец, Вот тогда и смерть, как няня, В сон его войдёт, дурманя. Выпьет он напиток млечный И проснётся к жизни вечной, Приведёт домой дорога: В тёплые объятья Бога. Но для этого скажи, Чтоб не цвинькали стрижи, Не шумели утром рано: Не будили бы Жуана…