Глава 1. Бесчувственная и кексики

На конспект, лежащий передо мной на стойке, падают темные крошки. Поднимаю взгляд и многозначительно взираю прямо в улыбающееся лицо блондинистого парня.

‒ Леша… ‒ Так, кажется, его зовут.

Улыбка бариста становится шире. Похоже, угадала.

‒ Тебе же нравятся шоколадные кексы? ‒ Он ставит на стойку тарелку с двумя маленькими крошащимися от свежести шедеврами и пристраивается у стены с явным намерением понаблюдать за мной.

Интересно. Я едва вспомнила его имя, а он уже в курсе, какими мучными вкусняшками предпочитает баловать себя мое тело.

Какие-то нерезультативные взаимоотношения. Особенно, с учетом того, что я тут как бы заниматься пытаюсь.

‒ М-м-м… А тебе не нужно работать? ‒ Киваю на кассовую зону с другой стороны стойки. ‒ Кофе посетителям готовить?

‒ Твой кофе готов.

Леша двигает в мою сторону чашку. На поверхности мастерски нарисовано скопище сердечек. Помнится, картинка в меню изображала обычный лист дерева с прожилками. И за что такие привилегии, спрашивается?

‒ За счет заведения, ‒ важно заявляет Леша и снова лучезарно улыбается мне.

Ничего так парнишка. Милый. Даже в некотором роде смазливый. Светлые волосы зачесаны вбок, а у виска торчит чубчик, смахивающий на цыплячий хвостик. Белая рубашка ‒ все по форме, на бедрах ‒ светло-коричневый фартук с эмблемой кофейни.

‒ За счет заведения? ‒ повторяю за ним и подтаскиваю чашку к себе.

‒ Напиток, ‒ уточняет он.

‒ М-м-м… ‒ всегда тяну этот звук подольше, надеясь, что навязчивый собеседник догадается о своей навязчивости и отбуксует от меня куда подальше. Некоторые понимают и тут же отчаливают, другие продолжают украшать пространство рядом со мной своим присутствием. Несложно догадаться, каким я симпатизирую больше. Леша оказался экземпляром из группы номер два. ‒ Не получится за счет заведения.

‒ Почему? ‒ пялится на меня еще усерднее.

‒ Я уже оплатила кофе. ‒ Жестоко расправляюсь с сердечками, смачно отхлебывая напиток. ‒ Сразу же, чтобы потом за кошельком лишний раз не лезть. На кассе вон тот парень стоял. Показать чек?

Леша слегка краснеет и начинает рыскать взглядом вокруг, видимо, собираясь найти иной способ затянуть беседу. Фокусируется на кексиках. Прямо слышу, как в его голове шуруют шпунтики, создавая предложение, аналогичное подкату с кофе.

‒ Их я тоже уже оплатила, ‒ любезно сообщаю я, предупреждая очередное его падение в бездну смущения.

Бедный мальчик хлопает глазами.

‒ А…

‒ Нет, спасибо. Больше ничего не нужно. ‒ Утыкаюсь в конспекты, веря, что уж этот намек должен быть понят правильно.

Ура. Леша удаляется, оставляя меня в благодатном одиночестве.

‒ Если что-то понадобится, Ася, ‒ вдруг доносится до меня его голос, ‒ зови.

Судя по радушным интонациям, моя холодность не мешает ему сохранить присутствие духа.

Так, погодите-ка. Не помню, чтобы когда-либо называла свое имя, находясь на территории этой кофейни. Мнительно решаю кое-что проверить.

‒ Может, и фамилию мою знаешь? ‒ повышаю голос ему вдогонку.

‒ А как же! ‒ Он стремительно оглядывается, явно радуясь моему вниманию. ‒ Лютикова.

Серьезно? Вот это уже попахивает преследованием. Еще и сталкера на мою голову не хватает.

А мне ведь нравится эта кофейня. Угол у стены на конце стойки, куда удобно забиваться и предаваться мерному покусыванию гранита науки. Спокойная атмосфера. Приглушенная музыка. И кофе здесь вкусный. Да и кексики всегда свежие.

Но если Леша продолжит мне мешать, придется искать новое место для учебной медитации. Задания к семинарам сами себя не подготовят. А я ведь собираюсь поддерживать имидж до конца учебы.

Все должно быть четко. Зря я, что ли, себе особый план разработала? Оканчиваю психологический, трудоустраиваюсь сразу в несколько мест, собираю клиентуру и строю карьеру. Потенциальным спутником жизни можно заняться и после завершения учебы. У меня, конечно, были отношения и до этого, но, честно говоря, удовлетворения я от них не получила. Ну, разве что тело порадовала, но это уже банальная физиология.

Только-только погружаюсь в интересную тему, как ко мне прямо по стойке подкатывается пиала с ярко-оранжевой горкой смеси.

‒ А у нас новый десерт, ‒ хвалится Леша, снова занимая стратегическую позицию у стены. ‒ Манговый мусс. Попробуй. За счет заведения.

Осматриваю зал. Так и есть. Народу, как назло, всего ничего. Работа для энергичного парня в ближайшее время не найдется. Получается, сегодня здесь мне тихую гавань точно не обеспечат.

‒ Спасибо, но у меня лимит по сладостям, ‒ старательно запихиваю в рот целый кексик. Парнишка с раздражающим вниманием следит за всем процессом пережевывания. Хлюпнув кофе, выдаю: ‒ Честно говоря, я за серьезные отношения и основательный подход к подбору партнера. Чтобы после кувырканий можно было и тему для разговора найти, а не в смущенную молчанку играть.

Вот-вот, на такое я уже пару раз натыкалась. Если в голове пустота, выкрутасы в постели будут компенсировать этот недостаток только первое время, а затем настанет настоящая скука. Да, мне многое быстро наскучивает. Поэтому-то и сдвинула пункт с парнем, семьей и потенциальными бэйбиками на период после «начала умопомрачительной карьеры».

С наигранной открытостью попутно делюсь планами с Лешей, у которого уже слегка расширяются глаза от предыдущего признания:

— У меня пока нет стабильного дохода. А дети нынче дорогие.

— О… — Он все-таки смущается. — Настолько далеко я как-то не заглядывал. Но если хочешь…

Стоять, тормози!

Делаю сюп-сюп кофе, чтобы перекрыть неделикатными шумовыми эффектами всякие спонтанно озвученные приглашения.

Кексики уничтожены. Домашка выполнена наполовину. Очередной подкат отклонен.

Вежливо улыбаюсь, благодарю за вкусности и, подхватив сумку, направляюсь к выходу. Похоже, мои далеко идущие планы не сильно испугали упрямого парня. А значит, следующий поход сюда может обернуться очередными односторонними играми в флирт.

Что ж, пока-пока, временно любимая кофейня. Помню, скорблю.

Время потрачено бездарно. Но кофе был вкусным.

Настроение повышается, когда вспоминаю, что вечером меня ждет свидание с миской пельмешек. Я, безусловно, весьма чинно могу уплетать кексики, но еще лучше мои способности проявляются при поглощении пельмешек с мясной начинкой.

Свеженькие. Только вчера прибыли курьерской доставкой от любимой бабуленьки.

Раздумывая, где пристроиться для завершения домашней работы, сворачиваю в переулок, чтобы срезать путь. И примерно полминуты спустя слышу протяжный вой, полный отчаяния и боли.

И какой только черт дергает меня за пятку? Но ведь, как зомби, иду на шум.

С самыми что ни на есть благими намерениями…

 

Глава 2. Бандюганы и собачка

Картина маслом. Пожалуй, что-то похожее можно вполне встретить в любом переулке или подъезде многоэтажек.

Очень подозрительная компания. Человек девять-десять. Все в черных длинных кофтах с капюшонами и в брюках, на которых налеплено нечто вроде блестящих полосок. Да еще и держат в руках предметы, которые я не могу идентифицировать ни с первого, ни со второго раза. Вроде бы это палки с зубьями.

Подозрительные личности смыкают круг. В самой серединке застыл зверек. Приглядываюсь. Похоже, песик. Размером с кота. С породами у меня не лады, да и темень и расстояние не позволяют определить с достаточной точностью.

Ближайший ко мне человек шумно втягивает носом воздух и оборачивается.

‒ Пошла прочь, ‒ рычит он.

Грубо. Не терплю грубости.

Судя по голосу, хамло ‒ молодой парень. Отлично. Местные гопники в процессе умучивания местной живности. Мне бы уйти, пока за компанию не попало.

Но разве я прислушиваюсь к голосу разума? Может, и бывает. Но не в этом случае.

‒ Псинку оставьте, ‒ требую нейтральным тоном. На меня даже сначала не обращают внимания. Поэтому повторяю требование чуть громче.

‒ «Псинку»? ‒ ехидно переспрашивает еще один бандюган. И точно, я не ошиблась. Куча молодых парней, даже не подростков, на одного щеночка. А вот эти острые финтифлюшки предназначены явно не для почесывания пушистых звериных боков.

Снова раздается вой. Щенок не двигается, видимо, сильно напуган.

А парни продолжают творить беспредел. Ближайший ко мне заносит над животинкой свое самодельное оружие.

Оглушительно визжу для проформы. Я только что зарядилась кексиками, так что силы на пятисекундное выведение из строя всех находящихся вблизи живых организмов имеются. Пока парни в капюшонах очухиваются, подскакиваю к первому и со всей не присущей мне дури бью его ногой под коленку. Эта нога у него, естественно, подкашивается, и он ‒ скорее от неожиданности, а не из-за моих блистательных боевых навыков ‒ красиво сползает на грязный асфальт.

Мой визг еще сохраняется эхом в воздухе. Бегу в центр импровизированного круга и быстро присаживаюсь на корточки рядом с щенком. Тому бы давно дать деру, пока мучители во временной отключке. Но, по ходу, у псинки свои моральные дилеммы.

Немного темновато. Не могу нормально рассмотреть щенка, понимаю только, что с пушистостью не угадала. Его шкурка гладкая, без единой волосинки. Вдруг слышу новый вопль. Такой же, какой донесся до моего слуха в первый раз. Однако исходит он вовсе не от щеночка. Оглядываюсь. Из мусорного контейнера, находящегося в трех метрах от нас, торчат чьи-то дрыгающиеся ноги. Рядом в вонючих кучах отбросов уютно устроилась палка с зубьями. К воплям добавились болезненные стоны.

Выходит, с улицы я слышала вовсе не щенка, а вот этого… который из мусорки торчит. Нет времени раздумывать, как бедолага туда угодил. Остальные парни уже потихоньку приходят в себя.

‒ Стой, девчонка! ‒ орет мне кто-то из них.

Но я особо не слушаю. И, кстати, на месте тоже уже не стою. Захватив по пути слишком уж тихого щенка, несусь прочь от этого клана в капюшонах. Звереныш, к счастью, весит не больше взрослого кота. На ходу перемещаю сумку подальше за спину и прижимаю к себе щенка одной рукой, чтобы другой помогать себе при беге. От стремительных передвижений его голова скачет где-то на моем плече.

Очень рассчитываю на свои силы. Зря, что ли, меня на физподготовке постоянно нахваливают? Я и петлять умею. Зайцам такое и снилось.

Бегу быстро, но спиной чувствую погоню. На секунду представляю себя травоядной живностью, преследуемой хищниками.

Сдался им этот щенок! Чего привязались?

Или дело в том, что я пнула одного из них?

Но это ему определенно за дело перепало.

Слышу какой-то странный треск за спиной, а затем щелчок. Напоминает звучание хлыста, пронзающего воздух. Снедаемая любопытством резко торможу и оборачиваюсь.

Преследователи разбросаны по всему периметру переулка. Их будто снес ветер, как хрупкие карточные домики. Палки тоже валяются где придется. Парни постанывают, едва шевелятся, а еще пытаются высказать в мой адрес слова, срочно требующие цензуры.

Желания выяснять причину спонтанного вырубания преследователей у меня нет. Может, они устроили массовую толкучку и сами себе намяли бока палками?

Под аккомпанемент из яростных возгласов тихонечко отступаю и скрываюсь за углом. Вместе со спасенным щенком.

Когда дверная створка открывается, где-то наверху звенит колокольчик. Прямо как в старинных лавках.

За регистрационной стойкой на другом конце помещения устроился парень моего возраста. Ромыча узнаю по характерным подошвам с кислотными узорами ‒ этаким «ромычевским». Свои лапы в громадных бутсах он закинул на стойку, остальное туловище примостил на стуле на колесиках.

Выныриваю над стойкой, как черт из табакерки. Ромыч, погруженный в мир музыки, подскакивает и роняет наушники на пол. Судя по стуку, вместе с гаджетом. А секунду спустя теряет равновесие и эффектно заваливается назад вместе со стулом. Кислотно-желтые подошвы прочерчивают в воздухе яркую линию.

— Ты там мертв? — вежливо интересуюсь я, дождавшись завершающего грохота.

— Тьфу на тебя! — в сердцах восклицает Ромыч. Из-под стойки возникает его кучерявая голова. — Думал, начальник на работу вернулся.

— А ты уже, смотрю, совсем расслабился.

— Женщина, почти конец рабочего дня. Мыслями я уже дома перед компом. — Он смотрит на настенные часы, горестно вздыхает и возвращает стул в изначальное положение. — Говори, чем помочь. Завтра буду всем рассказывать, что ко мне Сява Лютик, криминальный авторитет района, захаживал.

Хмыкаю и картинно закатываю глаза.

— Ну, и какой из меня криминальный авторитет?

— Нормальным пацанам голову морочишь? Есть такое дело. Преступление доказано. Вина установлена.

— Как я могу кому-то что-то морочить, если вообще ничего не делаю?

— Бездействие по уголовке тоже как преступление квалифицируется, знаешь ли. — Ромыч протяжно зевает. — Короче, виновна. Чего у тебя?

— Щенок. — Вытягиваю существо из подмышки и усаживаю на стойку. Обхожу с другой стороны и присоединяюсь к Ромычу в общем созерцании спасенного звереныша. — Подобрала на улице. Может, ему прививки какие сразу сделать?

— Я ж не ветеринар, Лютик. Подрабатываю тут ассистентом. Мальчик на побегушках из разряда «пойди-побеги-принеси-подотри». А старикан уже свалил. — Он прищуривается и задумчиво фыркает. — Это что за порода?

— У тебя узнать хотела.

И правда щенок, которого я утащила у парней в капюшонах, несколько странен. Шерсти нет. Шкура гладкая мглисто черная, у основания лап лежит кожистыми слоями. Хвост похож на обрубок крысиного, но значительно толще. Морда вытянутая, а нос едва обозначен. Или скорее вместо носа нечто, напоминающее два углубления в форме запятых. Глаза чуть на выкате и похожи на округлые красноватые обсидианы.

Щенок сидит — лапка к лапке — и просто пялится на нас.

— Думаю, это шпиц, — говорит наконец Ромыч.

— Даже я, ни черта не смыслящая в собаках, могу сказать, что это НЕ шпиц.

— Бритый шпиц? — исправляется парень. — Ладно, я тоже в породах дуб дубом. Но вот эта тварюга смахивает на плод любви ядерного опоссума и ядерного собакена. Ты его что, себе собираешься оставить?

— Наверное. — Задумчиво всматриваюсь в обсидиановые глаза. — Он спокойный. Не проблемный. Идеально.

— Ясно все с тобой. — Ромыч наклоняется под стойку. Я, любопытствуя, наблюдаю, как он роется в ящике. — Пацаны в пролете. И ласка достается уродливым шелудивым. Да здравствует справедливость.

— Ты же вроде во мне не заинтересован.

— Мне не за себя, за братанов обидно. За державу, — патетично заканчивает Ромыч и торжественно вручает мне цветную брошюрку. — Тут про уход за собачатиной общая информация есть. Читани, а завтра снова сюда заваливайся. Старикан займется твоим уродцем. — Растерянно осматривается. — Слышь, Лютик, у меня тут плеер лежал. Не видела, куда делся? И что за слюни на стойке?..

 

Глава 3. Пельмешки и Малява

Дома набираю теплой воды в тазик и примериваюсь искупать щенка. Вообще-то в моих ближайших планах заведение домашнего любимца не значилось. И если уж выбирать из всей многочисленной живности, то я, наверное, взяла бы хомячка. Дома бываю не часто, так что вряд ли сумею полноценный уход обеспечить.

Но судьба, видимо, решила иначе распорядиться. Не зря ведь я песика из передряги вытащила. Эти недоразвитые точно забили бы его палками. Накатать бы на них заяву.

Щенок стойко выносит купание и даже не рычит на меня. Кстати, я еще ни разу не слышала его рычания. Не придумав альтернативы, просто натираю его шкуру губкой. В конце экзекуции Малява, так предварительно называю щенка, благоухает манго. Надо бы потом поинтересоваться насчет собачьих шампуней и рациона. Обворачиваю щенка в полотенце и помещаю в кресло.

На подготовку к вожделенному вечеру отдыха уходит примерно час. И вот я, после душа облаченная в короткую небесно-голубую сорочку для сна, по подолу которой проходит дорожка из скопища пушистых рюшек, и в теплые белые носочки с изображением Губки Боба, устраиваюсь на мягкой подушечке на полу.

Домашнее задание я закончила, пока варила пельмешки, так что ничего больше не мешает мне приступить к законному отдыху. Прижавшись спиной к дивану, подтягиваю Маляву и миску с пельменями поближе к себе.

До выбора фильма на вечер так и не успеваю добраться. Звонит мобильный, а экран важно сообщает, что моего внимания требует лучшая подруга Оля, ныне находящаяся в «боевом положении». То бишь в декрете. Так она сама его и называет.

‒ Чего делаешь? ‒ Оля на приветствиях никогда особо не заморачивается. «Я уже при рождении заранее сказала всем «здрасте», ‒ утверждает она.

Где-то на заднем плане у нее угукукает ее «бобренок». Тоже слова Оли.

‒ Мы едим пельмешки. ‒ В подтверждении хлюпаю особо горячим пельменем, только что засунутым в рот.

‒ «Мы»? ‒ Подруга мигом заинтересовывается и хватается за особо важную, по ее мнению, деталь.

‒ Я и мой щенок.

‒ Собака?! Ты пса вместо парня завела? ‒ Оля демонстративно вздыхает прямо в трубку. ‒ В чем прикол, Лютик?

‒ Сначала карьера, потом отношения, ‒ сухо напоминаю я.

Подношу вилку с пельменем к мордочке щенка. Слышу клацанье, и еда благополучно перекочевывает в желудок Малявы. По-моему, с рационом в будущем у нас все на мази будет.

‒ Вот мне бы так думать чуть раньше… Эй, эй, бобренок, мы же договорились. Мамочка отдохнет часик, а потом продолжим хныкалки.

‒ Ты что, его там уже натренировала? ‒ любопытствую я.

‒ Почти. ‒ Оля заметно горда собой. ‒ Мы почти уже сошлись по времени, когда делаем большие дела, маленькие дела, а еще ударяемся в слезки.

Понятия не имею, как она там умудрилась к консенсусу с младенцем прийти, но заранее еще сильнее начинаю ее уважать.

‒ Короче, Лютик, у меня нынче кошмары. Все кажется, что я превращусь в одну из тех женщин, которые только и делают что рожают. Одного за другим. Прямо фабрика по производству младенцев! ‒ Оля принимается тараторить. ‒ А еще сон был, что стою на пустой площадке, а потом вдруг вокруг младенцы появляются. И точно знаю, что вот этого первого звать «один», второго — «два» и так далее. По цифрам, мать, понимаешь?! И там их сотня!!

‒ Спокойно. Чего ты раньше времени волнуешься? Ты же недавно только первого своего родила.

‒ Это стресс.

Прямо вижу, как Оля на той стороне старательно выжимает из себя слезинку.

‒ Посидеть с бобренком?

‒ Ути моя радость! ‒ восклицает добившаяся своей цели подруга. ‒ Да я ж тебя чмокну при встрече! Благодаря тебе мы с моим наконец-то в киношку завалимся.

‒ Могла бы просто попросить посидеть с ребенком, ‒ хмыкаю я. ‒ А не кошмары мне тут свои на полчаса расписывать.

‒ Так к тебе, Лютик, просто так не подвалить. Занятая-деловая девуля.

‒ Не спорю.

‒ Так откуда псина?

‒ Нашла. ‒ Малява сидит у меня на коленях и лопает одну пельмешку за другой. Только и успевай подносить к пасти.

‒ Уличная дворняжка?! ‒ ужасается Оля. ‒ Фи и фу. Отдай в зоопарк.

‒ Почему сразу в зоопарк? ‒ удержаться от смеха не удается.

‒ Потому что ты наверняка подобрала какую-нибудь полоумную тварь. Тебя же на обычных не тянет. Ты скучных не терпишь. А значит, псина твоя из разряда «брось и беги». Тем более раз ты ее домой притащила.

‒ Ну, он ест со мной пельмешки…

‒ Вот видишь! Типа родственную душу нашла?! Мужика найди! И жри уже нормально. Пусть тебя кто-нибудь покормит. А то кожа, кости и два пупырышка в районе бюста.

Фыркаю от смеха. Оля и так вела себя как мамочка все время, а когда и правда стала настоящей мамой, то ситуация стала прямо аховой. Главное, чтобы не прибежала сама сюда кормить меня.

— Ладно, скажешь, когда там в образ няни входить надо. — Я настороженно оглядываю ложку, верхнюю часть которую только что откусил Малява.

Откладываю мобильный в сторону и приподнимаю щенка к лицу. Видимо, плеер Ромыча тоже он слопал. Мы так и не сумели его найти. Придется завтра признаться приятелю.

Внезапно вокруг меня все начинает искриться. Золотые, снежно-белые искры смешиваются с нежно голубыми. Машинально прижимаю к себе Маляву, а затем комната вокруг резко темнеет.

 

Глава 4. Плешивый и сотый

Закрываю глаза, защищаясь от потенциальных ожогов.

Что это? Пожар? Горим? Кричать? Что-то подсказывает мне, что молча обычно не горят. По крайней мере, издать какой-нибудь писк все же надо. Однако у меня пока нет никакого желания высказывать вслух что-то осмысленное.

Повизжать ‒ вот это дело.

В реальности же пребываю в полном молчании. И лишь сильнее сжимаю в объятиях Маляву. Сейчас щеня ‒ мой единственный ориентир в пространстве.

Глухой стук отдается в ушах, а потом с дрожью проходит через тело. Продолжаю жмуриться. Ясно понимаю, что под обнаженными бедрами уже не мягкая подушка, а какая-то шершавая поверхность. Вокруг по-прежнему гуляет ветер.

Приоткрываю один глаз. Рано. Ослепительно белый свет только начинает растворяться в воздухе. Немного больно.

Внезапно левое плечо непроизвольно вздрагивает от ощущения близости жаркого пламени. Пару секунд кожа пылает, а потом дискомфорт проходит.

Распахиваю глаза и решаю все-таки повизжать.

Но крик застревает в горле. Я резко отвлекаюсь на другое и забываю о простых девичьих радостях типа закатывания истерик на ровном месте.

Я нахожусь на каком-то высоком стуле. Прямо передо мной стоит низенький старикашка. Лысина натерта до блеска ‒ аж слепит, а пурпурный костюм переливается, будто скопище гирлянд на искрящемся снегу. На меня он не смотрит. Глядит куда-то через плечо и настойчиво тычет в мою сторону объемной емкостью с крышкой.

‒ Клади его сюда, сотый, ‒ отдает распоряжение старикашка. Голос у него звонкий, но на конце фразы уходит в хрипотцу. ‒ Осторожно. И за когтями следи.

Удивляться, в принципе, тут есть чему. Но меня отчего-то больше заинтересовывает фраза про когти. Когда я купала щенка и тискала в процессе совместного пожирания пельменей, никаких когтей не заметила. Лапки Малявы были кожистыми и мягкими, как комки влажной ткани. Вот и сейчас звереныш спокойно сидит на моих коленях, вполне сносно перенося всю мощь моих объятий. К тому же при виде старика я притиснула щенка к себе еще сильнее, скрывая его гладким тельцем все, что для посторонних глаз предназначено не было.

Моя сорочка вообще-то для торжественных выходов не предназначена и скрывает нижнее бельишко только тогда, когда я стою. Когда же сижу, да еще коленки в разные стороны, ‒ вот как сейчас, ‒ святое светится на всю округу.

‒ Сотый, ‒ снова зовет старикашка. К его интонациям добавляется нетерпение. ‒ Тебе же лучше поскорее избавиться от монстра.

Монстра?

‒ Можешь расслабиться, ‒ продолжает лысик. ‒ Сними с него блокировку, которую ты сумел наложить. И поскорее запри его в клетке.

Расслабиться, говоришь? Да я, блин, вообще на расслабоне.

Продолжаю молчать. В голове же лихорадочно мечутся мысли, образуя завихрения и безумную толкучку.

Монстр ‒ это, по всей видимости, мой песик.

Не знаю уж, что он там имеет в виду под «блокировкой», но выпускать Маляву из объятий и уж тем более сажать в эту клетку я не собираюсь в ближайший… да ни фига не собираюсь!

‒ Сотый! Мы теряем время!

Так, дедуле бы стоило сначала заиметь со мной зрительный контакт. А то как строить полноценный диалог, когда задний план для него интереснее, чем полуголая девчонка прямо перед ним?

Я обычно весьма рациональна, так что панику, истерику и визги решаю оставить на потом.

Перемещаю щенка так, чтобы не открыть обзору посторонних чего-нибудь лишнего, и вытягиваю ногу над клеткой в сторону старикашки. Радостный Губка Боб на моем носке оказывается где-то у левого плеча недовольного дедули. Тюкаю пару раз того по плечу и сразу отдергиваю ногу.

‒ Что такое?

Старикашка поворачивается ко мне. И я едва не роняю челюсть от удивления. Половину его лица скрывает нечто, похожее на черную маску сварщика. Колоритный видок. Особенно с такой модельной лысиной и искрящимся костюмом.

А вот старикан, в отличие от меня, все же роняет… Но не челюсть. А клетку. Округлая емкость откатывается куда-то во тьму. Его руки начинают трястись. Он пытается стянуть маску, но получается это у него только с четвертого раза.

Маска сварщика летит в сторону. По привычке вежливо улыбаюсь.

А нет, все-таки старичок челюсть тоже успел потерять. Наверное, не полезно так широко открывать рот и округлять глаза. В его-то годы.

‒ Добрый вечер.

Бабуленька учила меня быть вежливой в любой ситуации.

«Проснешься у патологоанатома на рабочем столе, не забудь его как следует поприветствовать».

А я девочка послушная.

Не знаю, как там обстояли бы дела с патологоанатомом, но мой старикан вдруг резво дает от меня деру.

Взял и сбежал. Только пятки сверкнули. Подошва у его ботинок, к слову, тоже пурпурная.

Вот это опыт! Это я к тому, что от меня мужчины еще ни разу в жизни не сбегали.

Задумчиво пялюсь в пространство. Вокруг меня абсолютная темнота. А мой одинокий стул словно в свете софита.

Внезапно до моих ушей доносится звучание глубокого голоса:

— И куда же ты дела нашего стипендиата?

 

Глава 5. Анаболики и официоз

Ого, получается, мы с Малявой не одиноки в этом мире. Правда нынче мир ограничивается помещением, наполненным тьмой, а потенциальные собеседники лезут из всех дыр, как тараканы.

И это я только констатирую факты. Что же будет, когда начну ворчать, психовать и припечатывать психологическими терминами?

Поворачиваю голову и краем глаза замечаю движение. От тьмы отделяется тень. Обладатель проникновенного голоса направляется прямо ко мне.

Ясно-понятно, посторонние все кучкуются, а я до сих пор не при параде. Знала бы, что в меня чем-то тыкать начнут, нарядилась бы в соответствии с обстановкой.

Быстренько формирую на лице выражение абсолютной непроницаемости и готовлюсь к допросу. Главное, провернуть все так, чтобы не очутиться на месте допрашиваемого. А что такого? Пребываю в абсолютной уверенности, что тоже имею право на четкие разъяснения.

Где я? Как так получилось? И за что, скажите на милость, меня повязали?

Это точно не сон ‒ стопроцентная информация. А почему?

Во-первых, реальность у меня всегда была ярче любого сновидения. Возможно, кому-то моя жизнь и покажется рутиной ‒ учеба, зубрежка, подработка, завышенные требования к потенциальным кандидатам под теплый бочок, ‒ но нет. Просыпаюсь и встречаю новый день я с удовольствием, а забыться в благодатном сне от проблем ‒ никогда подобного желания не возникало.

Во-вторых, будь это сон, мне бы уже предложили пельмешек.

Незнакомец неспешно обходит меня и попадает в зону видимости. Хорошо, что я уже в режиме «меня ничем не поразить», а лицо посредством самовнушения подверглось заморозке. А иначе челюсть опять могла бы меня подвести.

Парень. Пожалуй, постарше меня. Высокий и… здоровенный. Не просто там «пойду разок железку качну и на брусьях безвольным мешком поболтаюсь», а прямо до состояния бицепс на трицепсе и квадрицепс как вишенка на торте. В студенческой среде я подобного точно не встречала. На фоне него все мои одногруппники, вопящие о своей любви к здоровому образу жизни и железу, как жухлые изюминки против сочного персика. Это ж сколько анаболиков надо схомячить, чтобы все так рельефно вздулось?

Кожа незнакомца оттенка светлого меда в молоке. Все черты лица будто прочерчены резкими линиями ‒ от высоких скул до прямоугольного подбородка с неожиданно милой ямочкой посередине. Взгляд светло-зеленых глаз пронзителен и внимателен. Мглисто-черные волосы, гладкие и ‒ на завидки всем девушкам ‒ густые, подцеплены в хвост, длиной доходящий примерно до лопаток. Несколько длинных локонов от каждого его шевеления скользят по лицу, цепляясь за нос и блестящую припухлость губ. На парне белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, черные брюки. Образ завершает длинный бордовый блейзер с воротником-стойкой и какой-то нашивкой на кармане, на которую я сначала не особо обращаю внимания.

Ограничиваюсь молчаливым созерцанием. Впрочем, как и он.

Отвлекшись на поражающий воображение образ передо мной, не сразу замечаю, что щенок на моих коленях беспокойно возится. От его тела к моему переходит вибрация, уши наполняются странноватым гулом и шипением.

По всей видимости, присутствие парня в непосредственной близи Маляве не по вкусу. Он раздражен и… что делает? Рычит? Скалится? Щенок у меня нетипичный, так что даже затрудняюсь расшифровать его поступки.

Незнакомец прищуривается и хмыкает, а затем складывает руки перед собой. И, конечно же, от этого движения ткани его костюма и рубашки натягиваются везде где можно и нельзя, ублажая взор новыми линиями телесной рельефности.

‒ Зрелище, достойное запечатления на холсте, ‒ со смешком замечает он. ‒ Живое существо, контактирующее с лавовой кугой без вспомогательных средств.

‒ Лавовой кугой? ‒ Опомнившись, быстренько приподнимаю Маляву, одновременно сдвигая колени, а другой рукой тяну край сорочки за рюши, безуспешно пытаясь накрыть как можно больше обнаженного пространства бедер.

Я успела достаточно беззастенчиво прогуляться взглядом по телу незнакомца ‒ для расширения кругозора, безусловно, а не с всякими низменными мыслями. Хотя… есть… чуть-чуть. Признаю, половинка последней мысли была на шестьдесят восемь процентов абсолютно низменной. Да и парень, в общем-то, от меня не отставал: тоже успел как следует общупать меня взглядом.

‒ Лавовой кугой, ‒ не переставая улыбаться уголком губ, повторил парень.

Хмурюсь, поднимаю руку и тыкаю указательным пальцем в макушку продолжающего издавать подозрительные звуки щенка.

‒ Это он, что ли?

‒ Он. Вернее, оно. Куги бесполые. А еще вместо крови у них лава. И когти пропитаны опасным ядом.

‒ О… ‒ Пока могу выдавить только это, хотя никогда не жаловалась на словарный запас. Ромыч, пожалуй, в этом случае выразился бы изящнее: «ничоси…»

Я, значит, его манговым гелем натирала, а у него под кожей лава циркулирует… О таких вещах следует заранее предупреждать!

Надо бы отбросить непонятное и, как выяснилось, опасное существо куда подальше. Но, оказывается, стремление к сохранению интриги о цвете и форме моего нижнего белья для меня куда важнее. Так что плюю на все и снова прижимаю к себе Маляву. К тому же я уже прикипела душой к моему «щенку», так что всякие досадные нюансы не могут заставить меня отказаться от питомца.

Видимо, права Оля, утверждая, что на обычных меня не тянет.

— Мы в ответе за тех, кого откормили, — преисполненная этой самой ответственностью заявляю я. — А еще мы с ним распробовали священную миску пельменей. А это круче, чем раскурить трубку мира. Так что зверюга — моя. Не отдам.

Секунду парень, не скрывая изумления, смотрит на меня, а затем ударятся в хохот. Дико пялюсь на него, не понимая, чем именно вызвала смех.

— Ты что, из лавовой куги, — он разводит руками, подбирая слова, — домашнего любимца сделала?

— Ну… да, — осторожно подтверждаю я.

Новая волна хохота чуть не сносит меня со стула. Малява снова принимается вибрировать и клацать клыками.

— Как тебя зовут?

— Ася Лютикова.

Только назвавшись, понимаю, что стоило все-таки придержаться изначальной затеи и прежде хорошенько допросить переевшего анаболиков парня. Кстати, весьма симпатичного. Такого в толпе за полсекунды обнаружишь.

— Так что ты сделала со стипендиатом, девочка-лютик?

— Что за стипендиат?

— Хмм… — Парень пристально вглядывается в мое лицо, быстро косится на Маляву и чуть подается вперед. — Переформулирую вопрос. Что ты сотворила с пятьюдесятью бетами, участвующими в состязании за последнее стипендиальное место в академию?

 

Глава 6. Радиация и бубны

Бетами?

Не знаю, нормально это или не очень, но первая ассоциация угоняет меня в экономику к прыгающим показателям уровня риска и ценным бумагам. Я вообще-то не экономист, а будущий гениальный и востребованный психолог. Но у меня разочек вырисовывались серьезные отношения с будущим экономистом. А я, зубрилка по натуре, обожаю ко всем делам с лоском и ответственностью подходить, вот и почитывала втихушку статейки на экономическую тематику, чтобы было о чем с парнишей разговаривать. Но, как оказалось, читать про естественную монополию и дивергенцию мне было намного интереснее, чем болтать с ним. Собеседник, к слову, из того субъекта был никакущий. Скучно.

Глубокомысленно пялюсь на качка передо мной. Что-то подсказывает мне, что его последний вопрос никак не связан с всякими там показателями. Поэтому продолжаю лихорадочно вертеть мозговые винтики, попутно изображая на лице активную и почти результативную работу мысли.

Ла-а-а-адно…

О, радиоактивность! Бета-, гамма-излучение, а на коленях у меня вообще сидит вполне качественный продукт радиоактивного воздействия.

Стоп! Я, поди, уперла какой-нибудь объект правительственного эксперимента? И теперь мне пытаются промыть мозги, втирая про каких-то там лавовых куг! Пока я тут ушами хлопаю, там, в верхах, уже решают, как меня поэффективнее угрохать!

Умещаю подбородок на макушке Малявы и с наивысшим подозрением гляжу на парня, терпеливо ожидающего моей реакции на вопрос.

‒ Если раз в три дня я не буду сообщать о том, что жива, моя бабуленька всех поставит на уши, а кого найдет, того покрошит. А она у меня огонь, ‒ вкрадчиво сообщаю ему и, между прочим, ни капли не лукавлю. ‒ Так что меня умерщвлять общественно неполезно.

Брови парня ползут ввысь и теряются где-то в густоте шевелюры. Сдержав очередной смешок, он вдруг присаживается на корточки. Мне больше не приходится задирать голову. А вот коленочки приходится поплотнее друг к дружке прижимать.

‒ А ты забавная, девочка-лютик. ‒ Он наклоняет голову к плечу, будто любопытствующий воробушек. Мегагигантский воробьина. ‒ Знаешь, мне отчего-то думается, что умертвить того, кто держит голыми руками лавовую кугу, не так-то просто. К тому же, как стало известно, этого «того» крышует некая Бабуленька, которая еще и огонь.

Насмехается? Да сто процентов!

Но у меня в руках псина с лавой, опыта изображать психа хоть отбавляй, и я отменно лягаюсь. А еще подумываю заикнуться, что он имеет дело с криминальным авторитетом района Сявой Лютиком.

Да, в общем, правительству пора креститься и вызывать шаманов с бубнами.

Слышу хмыканье. Парень расслабленно присаживается прямо на пол, умещает локоть на выставленное колено и устраивает подбородок на кулаке.

‒ А день начинает приобретать краски. ‒ Он с откровенным интересом наблюдает, как я снова перемещаю Маляву и безуспешно поправляю края своего фривольного наряда. ‒ Утро было скучным. И я и правда решил, что с дежурством не подфортило и придется долго и нудно слушать, как проректор инструктирует жалкого бету, который каким-то чудом умудрился поймать кугу и впихнуться в ряды элиты. Но тут появляешься ты. С кугой. Хрупкий лютик.

Обдумываю сказанное и по-умному помалкиваю.

А промывка мозгов нынче прямо вау. Такое под грибочки и с вишневым компотом на ура пойдет.

‒ Я Люкос, ‒ внезапно представляется парень. ‒ Альфа.

Так, версия с радиационными лучами тоже, по всей видимости, отметается. Но только с учетом того, что я все слова этого накаченного гражданчика на веру буду принимать. А это еще под бо-о-о-ольшим вопросом. Ко мне и на носороге просто так не подъедешь.

‒ Здрасте, ‒ запоздало здороваюсь я, с чистой совестью игнорируя предыдущий вопрос парня. ‒ А можно меня как-нибудь по положению в пространстве сориентировать? А то вдруг у меня топографический кретинизм, а я не в курсах.

‒ Ты в академии «Акрукс». ‒ Люкос задерживает взгляд на моем бедре. ‒ В самой престижной образовательной организации всех времен и пространств.

‒ О, ну я так и думала! ‒ храбрясь, налепляю на лицо широкую улыбку. ‒ Кретинизма нет. Нормально, товарищи, расходимся.

‒ Да ну?

Судя по довольной мордахе, Люкос чуть ли не от каждого моего слова получает несказанное удовольствие. И с каких пор я шут и клоун? Может, налик потребовать? А то между делом работка, профессиональный опыт, стаж накапывать будет. Еще чуть-чуть разойдусь и буду требовать оформления трудовой книжки.

‒ Какая скрытная. Не хочешь рассказать, как попала сюда вместо беты-стипендиата?

Значит, те парни в капюшонах были бетами, которые боролись за какое-то там стипендиальное место вот в этой самой академии? Что это за состязание такое ‒ тыкать в беззащитную псинку палками с зубьями?

Тут же озвучиваю вопрос и получаю новую порцию хохота.

Ясно, во мне убился юморист.

‒ Лавовая куга ‒ одно из опаснейших существ животного мира. Поэтому ты, ‒ Люкос окидывает меня странным взглядом, ‒ очень занятная штучка.

Да, я тоже себя люблю.

— А ты альфа? — уточняю на всякий случай.

Дожидаюсь кивка и погружаюсь в размышления.

В животном мире ведь есть некая иерархия? И альфы вроде бы там самые крутые-раскрутые. А беты — так, середнячок?

Гляжу исподлобья на Люкоса. Он, конечно, парень видный во всех смыслах, но на зверюгу, то бишь животное, как-то не тянет. Обычный человек.

Впрочем, тут, бывает, общаешься с парнем, а потом оказывается, что он тот еще козел.

Так что чему удивляться?

Малява все еще мимишно пыхтит и фыркает в сторону Люкоса. Миляга. И это опаснейшее существо? Да у меня сосед, дедок с верхнего этажа, после десяти вечера от каждого шороха зверь зверем. Вот это опасно. А не псинка моя с мягкими лапками.

— Не хочешь прикрыться, девочка-лютик?

— А что? — сильнейшим образом напрягаюсь. Ясный кексик, хочу. А еще хочу поменять позу, потому что уже все тело затекло, но этот проныра так пристально и хитренько смотрит, что легко уцепит взглядом любое мелькание маленьких невинных девичьих секретиков.

— Просто у нас в «Акруксе», мягко говоря, только мальчики. Так что ты, девочка-лютик, думается, у многих вызовешь интерес…

 

Глава 7. Услада и джентльмен

Вот это попала.

Невинная овечка в стае оголодавших волчар.

Хотя к чему излишнее беспокойство, если я не собираюсь здесь задерживаться? А раз уж придется уладить некоторые формальности и объясниться с местным начальством, то, пожалуй, вольюсь в образ неистового барана и буду методично давать по щам любому решившемуся сунуться ко мне волчонку.

А пока надо удерживать в голове мысль, что в чужой дурдом со своими порядками лезть не стоит. Что у нас сегодня в меню? Академия? Да не вопрос. Чье-то стипендиальное место? Кошмар-кошмар, пусть забирает обратно. Мне оно, мягко говоря, на фиг не сдалось. У меня с обучением все отлично. А какой план на будущее разработан! Конфетка. Беллиссимо.

‒ Может, до того, как я начну у кого-то там вызывать интерес, мне позволят переговорить с руководством? ‒ с наивысшей степенью вежливости обращаюсь к Люкосу. ‒ Тот дедок… то есть проректор… Он сюда еще заглянет?

‒ Будь уверена. Скоро сюда наверняка нагрянет целая делегация.

Его взгляд все еще полон нескрываемой заинтересованностью. Ощущаю собственную персону музейным экспонатом. Или особо бойкой бактерией, так и требующей изучить себя полностью.

‒ А стрекоча он от меня знатного дал, ‒ бубню я, только бы не позволять тишине затопить помещение.

Интересно, что это вообще за комната? И надеюсь там, во тьме, больше нет живых существ. А то вдруг повсюду трибуны, наполненные жаждущими зрелищ зрителями, а главный развлекательный элемент здесь я?

‒ Проректор Зофу сам по себе такой нервный. ‒ Люкос внезапно начинает стягивать с себя блейзер. ‒ Честно говоря, ты и меня ошарашила своим появлением. И до сих пор изумляешь.

‒ Ну, пардон, что такая я изумительная, ‒ не спорю и настороженно слежу за каждым его движением.

Люкос медленно поднимается на ноги, держа в вытянутой руке блейзер.

Сердечко отстукивает дикий ритм. Что-то вроде «туки-тук», а дальше прямо гонит в дабстеп. В общем, открываю в себе ценителя прекрасного. Облачка в небесах великолепны, полевые цветочки изумительны, инкрустированная мебель прекрасна, четко вырисовывающаяся под тонкой тканью мускулатура роскошна…

Спасибо, так сказать, этому миру за усладу для глаз.

Главное, чтобы процесс дальше не двинулся. А то в помещении и так внезапно стало слишком тесно.

‒ Не простудись, ‒ бурчу сквозь зубы.

‒ Благодарю за заботу, лютик. ‒ Он чуть наклоняется ко мне. ‒ Но во мне достаточно жара. Хватит и на…

Кому еще достанется переизбыток люковского жара, я узнать уже не успеваю. Малява в моих руках вдруг резко раздувается, на мгновение обратившись гладеньким кожистым шаром с выпуклой мордой, а затем выплевывает в сторону парня прозрачную сферу размером с мой кулачок. Весь процесс сопровождается шипением, похожим на музыкальное звучание жарящихся на сковородке ломтиков картофеля.

Люкос шарахается в сторону, и мы вместе наблюдаем, как сфера плюхается на каменный пол, растекается жижей и шипит, пуская пузыри.

‒ В общем, расклад такой, ‒ не давая себе испугаться, заявляю я, ‒ без необходимости не стриптизим, а то я нервна, опасна и вооружена харкающей кислотой собачатиной.

Ладушки, убедили. Мой щенок ‒ не совсем нормальный щенок.

‒ Смотри-ка, ‒ Люкос цыкает и хмурится. ‒ Какая чувствительная тварь. Стоило к тебе чуть приблизиться, и у погани уже ревность взыграла.

Так значит, Малява меня защищает? О как. Зачет. С меня пельмешки, бритая ты моя тварюшка.

‒ Я же сказала, он ‒ мой, ‒ напоминаю не без гордости.

Придется срочно перестраивать всю систему мировоззрения. Я же в магию не верила. А, вернее, даже и не задумывалась о возможности ее существования. Суровый труд и старания ‒ это да, вот настоящее волшебство.

Однако, похоже, бытие мне до сих пор кое-что не договаривало.

‒ Спелась с кугой… Ты точно нечто. ‒ Люкос усмехается и кидает в нашу сторону блейзер. Меня вместе с Малявой накрывает с головой. ‒ Ничего я тебе делать не собирался, лютик. Надень. Ты же не хочешь предстать перед командой, которая вот-вот сюда заявится, в таком виде?

Выныриваю из-под слоев ткани и тяну блейзер вниз, освобождая голову Малявы. Быстренько укутываю нас, словно в плед. Ощущаю сладковатый запах, исходящий от ткани, и на миг задерживаю дыхание. Слишком уж настойчиво аромат ударяет по обонятельному восприятию.

‒ Спасибо, ‒ искренне благодарю я.

‒ Его не так носят, ‒ сверкая зелеными глазищами, замечает Люкос.

Думает, что я прямо при нем буду на себя вещичку его натягивать? Мне ведь придется встать, другим словами, посверкать на всю округу тем, что я до этого момента бережно хранила от взоров посторонних.

‒ Или не нравится носить чужое? Предпочитаешь свой изначальный наряд?

Недоумеваю. И чего добивается этими выяснениями? Так не терпится, чтобы я его пиджачок нацепила? Или, может, я не должным образом его джентльменский жест оценила? Возможно и так. Я вроде бы бесчувственной слыву. Как говорится, распалим и убежим.

— Что-то вроде того. — Непроизвольно принюхиваюсь к настойчивой сладости, распространяющейся от плотной ткани. — Мне нравится мой наряд.

— Могу подсказать, где ты сможешь свободно в нем разгуливать.

— И где же? — Любопытство мгновенно переполняет меня. Это ж в каком заветном месте я могу в одной коротенькой сорочке да в носочках рассекать?

— У меня в спальне.

 

Глава 8. Качка и благоухание

Неждан Нежданыч.

Если бы проводили конкурс на самые постные рожи, моя бы, без сомнения, одержала бы победу.

Я только, понимаете ли, пришвартовалась в этом порту имени «тыл мира», а меня уже гостеприимно утягивают в новую каюту. И, видимо, обещают бурю, волны, шторм и качку.

Перекладываю большую часть тканевых слоев одолженного блейзера на Маляву и чинно стягиваю с правой ноги носок. Люкос хищно следит за каждым моим движением. Сворачиваю личную вещичку в шарик, проникновенно смотрю на парня, а затем кидаю ему носок.

С реакцией у Люкоса все в порядке. Он поднимает шарик на уровень лица. Носок разворачивается, и вечно позитивный Губка Боб посылает альфе одну из своих широченных улыбок.

‒ Это мой авторитетный шпион, ‒ с наисерьезнейшим видом сообщаю я. ‒ Тащи его к себе в комнату. Пусть разведает обстановку. А я уж за ним подтянусь.

Смешок.

‒ Ясно. На этот раз принимаю отказ, лютик. Однако предложение остается в силе. И останется таковым надолго. ‒ Он, ухмыляясь, сжимает мой носочек в кулаке.

‒ Обязательно обдумаю это заманчивейшее предложение в свободное время, ‒ заверяю я. ‒ Ближайшее свободное ‒ через три недели, вторник, день. Точка отсчета: три тридцать и сорок семь секунд. Конечная: три тридцать и пятьдесят секунд.

‒ Значит, выделяешь на меня целых три секунды?

‒ О да. Сама поражаюсь своей щедрости. Чуешь, отношусь к тебе по-особенному? Цени. ‒ Важно киваю и глажу Маляву по лысой голове.

Люкос некоторое время наблюдает за мной, а потом медленно подносит носок к носу и вдыхает запах.

Округляю глаза.

Ну, как бы бе. И фу. И фи вдогонку.

Я, конечно, недавно в душе была и всякими маслами и кремами успела себя сдобрить, так что за запах свой спокойна. Но все же… Как-то по-звериному все это выглядит.

‒ На тебе нет постоянного запаха мужчины, ‒ протягивает Люкос, искоса посматривая на меня.

Выходит, я пахну только собой? Вот и хорошо. Зачем мне чужая вонька?

Помалкиваю, изображая крайнюю заинтересованность темнотой ‒ справа от Люкоса.

‒ Готовься пропахнуть мной, лютик.

В момент заявы пытаюсь смачно зевнуть. Зевок тут же уходит куда-то вглубь, и я, перестраиваясь на ходу, выдавливаю на выдохе нечто, похожее на звонкий чих котенка.

‒ Спасибо за второе ужасно увлекательное предложение, но я уже прикупила набор уходовых средств. ‒ Мнительно прячу под блейзер ногу без носка. А то я тут в особо активной компании, а у меня пальцы голышом. Сплошной эротизм. Зачем лишний раз провоцировать кое-кого? А то вдруг этот кое-кто решит опять меня на качку-раскачку с волнами позвать. ‒ У меня на собственном благоухании пунктик, знаешь ли.

‒ Что ж, еще не вечер. ‒ Люкос прямо источает уверенность. И вот тем бицепсом. И во-о-он тем тоже. Короче, бицуха у него тоже в себе уверена.

Попросить, что ли, щеночка снова в него плюнуть?

‒ Отвернись.

‒ Зачем? ‒ заинтересовывается Люкос.

‒ Чтобы я напала на тебя со спины, ‒ иронизирую без всяких прикрас.

‒ Можешь нападать спереди. Я не обижусь.

Что-то мы стали слишком уж по-свойски болтать. Несмотря на манеру поведения, с Люкосом, в общем-то, довольно легко общаться. Или, может, я спокойна от того, что у меня на коленях плюющаяся кислотой пушка?

‒ Хочу надеть твой блейзер.

К моему удивлению, парень просто кивает и, выполняя просьбу, поворачивается ко мне спиной. Больше не жду лучшего момента, перемещаю Маляву под бок, вскакиваю на одну ногу, все еще облаченную в носок, и, ловя равновесие, быстро натягиваю пиджак.

Здоровенный. Зато прикрывает все что нужно.

Застегиваюсь на пуговицы и уже спокойнее присаживаюсь обратно на стул. Малява лезет обратно и устраивается на изначальной позиции на коленях.

‒ Я все еще жду нападения, ‒ доносится со стороны Люкоса.

‒ У меня сегодня настрой пацифиста, ‒ благодушно откликаюсь. Блейзер сохранил тепло владельца, и теперь мое тело прямо утопает в нем. ‒ Я миролюбива от пяточек до макушки.

‒ Но как-то вывела из строя всех бет. ‒ Люкос, не дожидаясь разрешения, поворачивается ко мне. ‒ Как ты это сделала?

‒ Не знаю. Лично я их не трогала.

‒ Неужели?

В глазах Люкоса вижу сомнение. Неужели он правда думает, что я их там всех расшвыряла, а псинку трофеем утащила?

С другой стороны, те парни ведь и правда все попадали, когда попытались преследовать нас. Кто-то же раскидал их в стороны. И того бедолагу тоже кто-то швырнул трехочковым в помойку, только пятки на виду и остались.

Задумываюсь, не нахожу ответов. С чистой совестью решаю оставить разгадывание этой загадки на местную заинтересованную публику.

Не мне же это стипендиальное место нужно. Вот пусть сами головы и ломают.

Вдалеке раздается скрип. И чей-то громогласный голос вопрошает:

— Где ОНА?!

 

Глава 9. Тушканчик и лилипутик

Предполагаю, что речь идет обо мне. Вряд ли тут кто-то еще в пределах десяти километров достоин такого истеричного ора.

Принимаю позу на манер младшеклассницы, готовящейся фоткаться для памятного годового снимка: ножки вместе, пяточки друг к другу, носки врозь, ладошки на коленках, спинка прямая, глаза в кучку в попытке наконец усмотреть обещанную откуда-то вылететь «птичку».

Все чин чинарем. Я пай-девочка. И песик у меня паинька.

В любой ситуации главное ‒ произвести хорошее впечатление, а дальше уже и диалог сам собой построится.

Ожидаю целую делегацию, но в освещенный проем примерно метрах в десяти от нас проскальзывает сначала лысый дедок ‒ проректор Зофу, а за ним величавой походкой следует высокий мужчина лет сорока с длинной курчавой бородой, где-то на середине повязанной в объемный узел. На незнакомце черный балахон и маленькие очки с круглыми линзами. Усы над его верхней губой напоминают пушистые кисточки, отщипанные с хвостов тушканчиков.

Вытягиваю шею, высматривая остальную часть предполагаемой «команды». Но нет ‒ дверная створка в таинственное никуда уже вновь закрыта, а ко мне приближаются только эти двое.

Ну, так неинтересно. Думала, как минимум консилиум соберут для обсуждения феномена «дамы с собачкой». Меня то бишь.

С другой стороны, меньше шума ‒ быстрее на волю отпустят.

Нацепляю на лицо добродушное выражение и уже открываю рот, чтобы поприветствовать вновь прибывших. Проректора Зофу, кстати, уже второй раз за этот день. Хотя, возможно, мою изначальную вежливость он в полной мере оценить не успел, так как куда-то очень сильно спешил.

Понимаю, конечно, что улепетывал дедок от меня. Но все равно приятнее внушать себе, что он просто унесся по каким-то своим неотложным делам.

Первая часть приветствия уже почти слетает с моих губ, но тут оба мужчины вдруг вскидывают руки и прижимают к лицам маски сварщиков.

Остаюсь с открытым ртом и, честно говоря, не знаю, как на это реагировать.

И Усатый, и дедок Зофу сохраняют дистанцию. И лишь спустя некоторое время замечаю, что она как раз совпадает с максимально возможным расстоянием атаки моего харкающего песика.

Прошаренные мужики. И явно опасающиеся Маляву. С учетом вновь открывшихся обстоятельств я их вполне понимаю.

‒ Значит, это вы? ‒ Усатый смотрит прямо на меня.

‒ Это я, ‒ торжественно соглашаюсь, надеясь только на то, что вопрос не предполагает признание вины в геноциде какого-нибудь народа.

Мужчина подносит к лицу извлеченный из-за пазухи маленький свиток и с каменным лицом вглядывается в его содержание.

‒ Сотый. Лютик, ‒ с убитым видом озвучивает он.

«Лютик?» Вот так прямо и сказал? Они там, случаем, по соцсетям в свободные минутки не пошарили? Никнеймы у меня везде именно такие. Я вообще девушка простая, открытая и бесхитростная.

‒ Прошу прощения? ‒ Старательно таращу глаза, полные бесхитростности, и молчаливо намекаю на то, что неплохо бы все объяснить.

Усатый тяжело вздыхает и бросает беспокойный взгляд на Маляву. Щенок, ‒ так и не могу думать о нем как о куге, ‒ удобно устроился в моих объятиях. Рукава блейзера большие и просторные и вместе с моими руками полностью скрывают тельце звереныша. На виду только гладкая голова, а сверкающие глаза-обсидианы недобро наблюдают за чужаками.

‒ Мне тоже следует извиниться. ‒ Усатый прижимает ладонь к груди и чуть склоняется.

Галантность и все такое ‒ приятно, лады. Сомневаюсь, стоит ли вскакивать и в ответ изображать книксен? Моя юбчонка не для таких трюков, а если попробую при этом жесте тянуть полы блейзера в стороны, получится комично.

Принимаю решение сильно не шевелиться. А то вдруг когда я буду Маляву отодвигать, чтобы подняться, у делегации сдадут нервы, и мужчинки эвакуируются через дверь ‒ так и не сообщив мне подробности всего творящегося вокруг безобразия.

‒ Я не представился. Олло Гжельский, проректор по учебной работе. ‒ Усатый дергает головой в сторону дедка. Его борода реагирует на движение и выписывает в воздухе зигзагообразную волну. ‒ А это Омар Зофу, проректор по воспитательной работе.

И кого же поручили воспитывать этому лилипутику? Таракашек и букашек? По крайней мере, лысик не выглядит тем, кто может раздавать указания таким громилам как Люкос. Они ж его разок через плечо, и собирай потом дедулю по кусочкам, начиная с упорхнувшей челюсти.

‒ Приятно познакомиться, ‒ откликаюсь в ответ.

Вижу, как взгляд Гжельского бродит по валяющейся в стороне клетке, потом переносится на Маляву и снова возвращается к клетке.

Нет уж. У нас демократия. Свобода слова, лая и визгов. Щенка в эту малюсенькую емкость засовывать я не буду. Даже если меня попросят вежливо. Или невежливо.

Молчим всем скопом. Наверное, им стоило сразу ректора сюда тащить, а то у Гжельского, по-моему, тоже система сбоит. Он заметно растерян, хотя вначале очень уверено вопил и требовал показать ему меня.

Подумываю милостиво подсказать им, что необходимо всего лишь вернуть меня в мою квартиру. И тогда у них сразу и место освободится, и мозолящий глаза элемент пропадет. Все в плюсе. А потом пусть хоть сотню бет сюда берут вместе с гамма-лучами, дельтами и эпсилонами.

— Какая площадка была выбрана для проведения состязания потенциальных студентов? — обращается Гжельский к Зофу.

— Земные пространства, бесконтрольная зона, — кряхтит дедок, вглядываясь в записи, которые он притащил с собой.

— Значит, она из бесконтрольных?

Чего это я сразу «бесконтрольная»? Типа как безудержная и агрессивная? Бывает, конечно, но фиг я в этом признаюсь.

— Похоже на то.

— И как, по-вашему, бесконтрольный мог обуздать лавовую кугу?

Вот не терплю подобного: когда при мне меня же и обсуждают. А я вроде и тут, но шифер шифером. Ничего не слышу, ничего не воспринимаю, и вообще я из дуба. Помнится, в последний раз меня так два парня из параллельной группы обсуждали. Тема касалась буферов, тылов и уровня их хотения мне вдуть.

Сейчас знаменатели поменялись, превратившись в почтенных профессоров, но ощущения от ситуации осталось прежним.

— Уверен, девушке не по нраву, когда ее игнорируют, — насмешливо заметил некто, затаившийся за спинами проректоров.

Надо же, кто заговорил. Неужто Люкос решил моим защитничком заделаться?

 

Глава 10. Принц и подштанники

Проректоры мнительно оглядываются, словно ожидая нападения целой армии из Маляв.

‒ Люкос Шайна. ‒ Гжельский косится на меня, сдвигает маску и нервным жестом возвращает сползшие очки на переносицу. ‒ Что вы тут делаете?

‒ Я дежурный. ‒ Парень складывает перед собой руки и дергает подбородком в сторону второго проректора. ‒ Предположительно должен был помочь профессору Зофу с принятием беты, одержавшего победу в состязании.

‒ И почему вы все еще здесь?! ‒ У Зофу неожиданно проскальзывают фальцетные нотки. Судя по всему, он полностью уверен, что раз сам струхнул и смылся отсюда, то и все должны были поступить именно так.

Однако Люкос остался здесь. И даже вступил в контакт с подозрительным объектом. Да-да, называю себя «объектом» да еще и подозрительным. Я так-то умею с себя розовые очки вовремя стягивать и реально на вещи смотреть.

‒ Я занимался тем, что и было поручено дежурному. ‒ В светло-зеленых глазах танцуют искры, когда Люкос смотрит в мою сторону. ‒ Встречал здесь сотого студента.

‒ Она ‒ не бета, ‒ ровным голосом утверждает Гжельский. Интересно, это он себя хочет убедить лишний раз?

‒ Да, я заметил.

С профессорским составом Люкос ведет себя не то чтобы без уважения… Но как-то свободненько, что ли.

‒ Вам лучше покинуть зал прибытия, студент Шайна. ‒ Гжельский взмахом руки указывает ему направление к двери.

Зал прибытия? Вот, значит, как это помещение называется. Прямо международный аэропорт, а я ‒ воздушный шар, прилипший к лобовому стеклу самолета.

‒ Мне и тут неплохо, ‒ нарочито вежливо отзывается Люкос.

‒ Все-таки настаиваю на своем. ‒ Гжельский снова теребит очки. ‒ Ни к чему лишний раз подвергать опасности наследника королевской крови.

Какого-какого наследника?! Ну, ни фу-фу себе. Это Люкос-то королевских кровей? Получается, моя псинка едва не оплевала какого-то там наследного принца? А у Малявы губа не дура. Знает, на кого пасть разевать.

И еще вопросик. Это я-то опасна? Для него? Для вот этого самого шкафа с выдающимися антресольками?

Затрудняюсь в выборе: начинать ли гордиться собой или попытаться убедить их в своей абсолютной безобидности?

‒ Прошу прощения. ‒ Гжельский достает новый свиток и с утомленным видом разворачивает его. ‒ Мне придется составить краткий доклад для ректора. Ему хотелось бы быть в курсе ситуации прежде, чем он пригласит вас для беседы.

Да хоть десять докладов. Бюрократизм и бумажки везде. Но мне грех жаловаться, ведь дело-то сдвинулось с мертвой точки.

‒ И что от меня требуется?

‒ Для начала изолировать лавовую кугу. Мы, конечно, используем минимально возможные средства, однако, к сожалению, они не гарантируют абсолютную защиту.

Наверное, маски сварщиков должны обеспечить сохранность их лиц от плевков куги. А что если моему Маляве приспичит плюнуть не в голову, а, скажем, в грудь? Или по коленкам? Или по профессорским шарикам?

Или у них там под одеяниями и пестрыми костюмчиками какие-нибудь накладки припрятаны? Вот Люкос, например, полностью открыт для атаки и точно не щеголяет в пуленепробиваемых подштанниках. Не зря же он по-умному увернулся от кислотного плевка. Мальчики особо щепетильно относятся к своим помидорчикам.

На чем мы там остановились?

Ага, изоляция Малявы.

‒ Я его держу. Устроит такой расклад? ‒ Для большей убедительности крепче сжимаю Маляву в объятиях и припечатываю теплую макушку псинки подбородком.

Гжельский моргает в особом ритме. Проректор Зофу тоже присоединяется к нему изумленным подмаргиванием.

Похоже, мое предложение не вдохновляет ни того, ни другого. Но чувствую, возразить они тоже не решатся.

Ого, вот это живность я себе отхватила! Малява всех тут капитально припугнул.

‒ Если вы гарантируете, что лавовая куга не станет нападать. ‒ Сомнением пропитано все: от интонаций Гжельского до фигурно изогнутых бровей. Похоже, проректор сомневается, что в отношении куги вообще можно хоть что-то гарантировать.

Полностью оправдываю его ожидания.

‒ Не, не гарантирую.

С уверенностью признаюсь самой себе, что захоти мой песик познакомиться поближе с усатеньким и лысеньким дядечками, мои попытки остановить его ни к чему бы не привели. Пожалуй, пришлось бы разделить с ним радость близкого общения.

‒ Тогда придержите его… как-нибудь. ‒ Гжельский делает большущий шаг назад. Проректор Зофу с завидной синхронностью повторяет его движения. ‒ А теперь прошу скорректировать меня, если я где-то буду не прав. Краткое описание конкретного представителя каждого вида, пребывающего на территории академии, является важной информацией, которая в обязательном порядке заносится в личное дело. Итак, приступим. ‒ Он, посматривая на меня исподлобья, начинает что-то чиркать в своих записульках. ‒ Вид: бесконтрольный. Пол: женский. Рост…

— Давайте помогу, профессор, — вдруг вмешивается Люкос, которому, к слову, давно пора бы умотать по своим королевским делам. Но нет — до этого самого момента стоял и чего-то дожидался. Он подходит ближе и деловито пялится на меня. — Рост: метр семьдесят четыре. Волосы до лопаток, кудрявые, мед и золото. Глаза…

Люкос внезапно оказывается совсем рядом и нагибается к моему лицу. От него веет чем-то сладким.

А у принца, по ходу, стальные… хмм… подштанники. Малява-то все еще тут — бдит и уже снова начинает вибрировать и урчать.

— Цвет оливы, — сообщает он, быстро отодвигаясь и посылая мне хитрую ухмылку. — Глаза Лютика.

Рисковал здоровьем и драгоценными мужскими элементами, чтобы разглядеть цвет моих глаз? Изумляюсь ему и в то же время восхищаюсь его безумством.

— Записал, — сосредоточенно сообщает Гжельский.

Зофу рядом с ним нервно промачивает вспотевшую лысину платочком.

И зачем им такие подробности? У них тут что, картотека на разные виды-подвиды? Люкос между тем продолжает поджаривать меня взглядом.

— Обхват чего-нибудь говорить? — Его физиономия так и говорит о большом — кра-а-айне огромном желании помочь общему делу.

— Не нужно, — на автомате откликается Гжельский, а, осознав, вскидывает голову и смотрит на Люкоса с укоризной.

— Как хотите.

Тоже максимально наполняю взгляд укором, надеясь, что у не особо ограничивающего себя в поступках Люкоса проснется совесть. В ответ получаю взгляд, в котором без проблем читается, что его адресант сам не против что-нибудь у меня обхватить.

Так, вечер перестает быть томным. Надо бы мне отсюда поскорее сваливать.

И кто же проводит прекрасную даму к ректору?

 

Глава 11. Экзотика и отметина

Выпроводить Люкоса проректорам все же удается, хотя и не без труда. Напоследок он многозначительно смотрит на меня. А я даже и не собираюсь расшифровывать его скрытые послания. Если они, конечно, были. Может, королевич просто любит созерцать прекрасное, а общупывает приглянувшееся исключительно глазками.

И кто в это поверит? Уж точно не я.

Наверняка на принца вешается каждая первая. Так что в его внимании ко мне нет ничего необычного. Запихнуть в гарем чудо экзотики ‒ чем не развлекуха для заскучавшего бедняжечки? А, возможно, даже не в гарем, который предполагает долговременное пользование. Разочек роман покрутить ‒ лизнуть, так сказать, мороженку с растаявшего края, а потом махнуть в благодарность лапкой и двинуться дальше по своим делам.

Уверена, что вижу его в последний раз, потому что намереваюсь после разговора с ректором сразу вернуться домой. Поэтому на прощание одариваю Люкоса самой обворожительной улыбкой из своего богатого эмоционального арсенала.

На мгновение он медлит у двери, но затем все же покидает помещение.

Что ж, одной проблемой меньше. С другой стороны, я не успела его нормально поблагодарить за поддержку. Но надеюсь, одной улыбкой он вполне удовлетворился. А сейчас пойдет куда-нибудь за пределы академии и найдет себе красавицу, готовую сходу его обласкать от пяточек до кончиков всех шикарных локонов. И образ моей буйной персоны мигом вылетит из его головы.

В общем, за наследника королевских кровей я спокойна. А сейчас пора побеспокоиться и о себе.

‒ К ректору меня? ‒ деловито интересуюсь у Гжельского. Он чутка заросший, но в целом мужик адекватный. Чего не скажешь о Зофу. Тот то и дело переступает с ноги на ногу, трет лысину и прикладывается к фляжке, которую непонятно откуда достал.

‒ Придется. ‒ Гжельский сдерживает очередной тяжкий вздох.

По всей видимости, мое появление доставило им куда больше проблем, чем я предполагала. Но у меня не было цели вторгаться в их уютненькую общину. А кто тут виноват ‒ еще нужно разобраться.

А, может, поступить проще? Агрессии в мою сторону пока никто не выказывал, а значит, есть возможность провести результативные переговоры. Наверняка все хотят поскорее от меня избавиться.

‒ Меня зовут Ася Лютикова, ‒ медленно и с достоинством представляюсь. ‒ И я ни на что не претендую. Ни на стипендиальное место, ни на здоровье наследного принца.

Гжельский с печальным видом слушает меня, а затем кивает.

Воодушевляюсь. Хорошо, когда с собеседником налажен контакт. Может, удастся недоразумение уладить на месте и даже к ректору не придется топать.

Где-то на заднем плане хрипло дышит проректор Зофу.

‒ Если детали прояснены, ‒ вежливо улыбаюсь, ‒ может, тогда сразу меня обратно закинем? В эти самые бесконтрольные земли? Я ведь бесконтрольная. А зачем вам такая здесь?

‒ Ни к чему, ‒ соглашается мужчина, а у самого глаза грустные-прегрустные, как у песика породы бассет хаунд. Кстати, щеки у проректора чуть обвисшие ‒ точь-в-точь как у упомянутой собаки.

‒ Вот видите! ‒ Все, мой дух воспрянут, а сама я уже благополучно планирую по прибытии прикончить еще одну миску с пельмешками. Совмещу приятное с полезным. ‒ Тогда расскажите, пожалуйста, как мне вернуться восвояси?

На моего собеседника накатывает прямо-таки вселенская тоска, аж плечи поникают. Очень надеюсь, что это на него не мое присутствие так действует. Хочется для окружающих вдохновением быть, а не причиной бухнуть валидол, закусывая антидепрессантами.

‒ Не получится. ‒ Гжельский перекладывает записи в другую руку и демонстрирует мне первый свиток, содержание которого он озвучивал ранее и в котором я почему-то обозначена как «Лютик». ‒ Вы в списке студентов под последним сотым номером. Зачислены как стипендиат по результатам состязания бет.

‒ Я не бета. ‒ Понятное дело, все уже в курсе этого обстоятельства, но повторяюсь для закрепления результата. ‒ С какой стороны ни посмотри.

‒ Это… досадный пробел.

Чего-чего?

Ладно, допустим. Но безвыходных ситуаций не существует. Так что не нагнетай обстановку, мужик.

Снаружи же я мила и тактична:

‒ Просто вычеркните меня из списка и дело с концом.

‒ В этом и сложность.

‒ В чем? В чем проблема?

Слышу шорох за спиной. Выпрыгнувший из объятий Малява клацает зубами около моего уха, и сразу за этим звуком слышится взвизг. Оборачиваюсь.

И когда только проректор Зофу успел мне за спину забраться? Не знаю уж, что он там со мной делать собирался, но моя бдительная псинка едва не оттяпала ему пару пальцев. Безошибочно выстраиваю в уме примерную картинку событий, глядя как отскочивший от нас дедок сосредоточенно пересчитывает свои сардельки на руке.

‒ Проблема в чем? Проблема в этом! ‒ Зофу начинает интенсивно тыкать спасенным указательным пальцем в мою сторону. ‒ Символ распространяет энергию. Отметина на ее плече появилась!

Рядом с моим левым ухом снова вырастает голова Малявы. Он утробно сопит и выдает какие-то хрипящие звуки. Проректор испугано отшатывается и патетично заканчивает речь:

— И в этом тоже проблема! — Теперь его палец указывает на Маляву.

Не очень-то вежливо. Понимаю своего зверька. Тоже с удовольствием куснула бы этого визгливого старичка, чтобы истерику на ровном месте не закатывал.

Стягиваю Маляву обратно в кокон из слоев теплого блейзера, успокаивающе тереблю ушки и поворачиваюсь к напряженному Гжельскому.

— Отметина?

Возможно, речь о том возникшем пылающем ощущении на коже левого плеча сзади, когда я только тут появилась? Словно ожег.

Так, если они мне татушку без моего ведома наваяли, то я вызываю полицию моды.

Запускаю руку под блейзер и дальше под лямку сорочки, дотягиваюсь до места, где чувствовался жар. Но под пальцами только ощущение гладкости кожи.

— Она там. Отметина. — Проректор Гжельский уже походит на унылого слоника, присевшего у водопоя.

По-моему, он расстроен сильнее меня. Даже как-то совестно, хотя я ничего плохого и не делала.

— Ничего. Переживу. — Надеюсь убедить его, что все в порядке. Предполагаю, что он так сильно убивается из-за того, что они мне кожу и нервы зазря подпортили.

И малость ошибаюсь в предположениях.

— Мы не сможем вернуть вас. Потому что эта отметина не выпустит вас за пределы «Акрукса».

 

Глава 12. Королевна и живодеры

Все-таки придется навестить ректора.

Сохраняю на лице невозмутимость, хотя внутри все так и клокочет.

Что?! Как не выпустят?! Зачем не выпустят?! Сами же сказали, что им ни к чему тут всякие неконтролируемые личности!

К тому же дома меня ожидает идеально распланированная жизнь. Успехи в учебе. Четкий список, на пункты которого скрупулезно накапливаются деньги. Вовремя оплаченные счета за коммуналку. И Маляве надо прививки поставить.

Хотя…

Задумываюсь.

Наверное, Малява и без прививок прекрасно выживет.

‒ Без проблем. ‒ Усаживаю песика поудобнее на коленках.

‒ Правда? ‒ Гжельский явно ошарашен. Кажется, он иного мнения. Проблем завались и бонус маленькой тележкой.

‒ Я имею в виду, что готова переговорить с ректором. Ведите.

На лице Гжельского замешательство. Видимо, расклад предполагался иным: это многоуважаемый ректор готов пообщаться с гостьей, а не иноземная девчонка с интонациями королевны снисходительно позволяет проводить себя до руководства.

Что поделать. Это все стресс. Когда я в стрессе, мой голос приобретает командный тон.

Проректор вновь одаривает нелестным вниманием Маляву. Не жду, пока мне укажут на клетку.

‒ Он со мной, ‒ твердо сообщаю я.

‒ Куга без подручных средств на территории академии? Непозволительно.

‒ А какие подручные средства предлагаете?

‒ Намордник с пятью слоями, кандалы с магическим оледенением. Или хотя бы цепи с шипами.

Намордник? Цепи? Да еще с шипами? Ух, живодеры. Как на такого лапочку рука поднимается?

Малява, будто соглашаясь со мной, урчит и пригревает мордочку у меня на локтевом сгибе.

Гжельский уже на грани, хотя уважуха ему ‒ внешне это никак не проявляется. Он оглядывается, будто ища поддержки в густой тьме вокруг, а затем взмахом руки подзывает к себе Зофу. Озадаченно нахмурив седые брови, второй проректор приближается к нему. Не догадывалась, что несколько меланхоличный Гжельский способен на такие стремительные движения. Но фляжка с огромной скоростью перекочевывает из бокового кармана пиджака Зофу в руки Гжельского. Проректор делает шумный глоток.

Очень надеюсь, что у них там не спиртяга на ароматных травушках. А то не ровен час меня же и обвинят в том, что их профессорский состав благополучно спился.

Гжельский утирает тушканчиковые усы кулаком.

‒ Прошу за нами.

Содержимое фляжки подняло его настроение ровно на одно деление. Он уже не такой грустный. И если вдруг захочет погорланить романсы, я из солидарности поддержу его. Раз уж всеобщим раздражителем на время заделалась.

Размышляю, как бы посноровистее обезопасить академию от встречи с Малявой, и предварительно наматываю слои чужого пиджака вокруг тельца песика. И вдруг вспоминаю об одном маленьком конфузе.

‒ Кхем. ‒ Жду, когда Гжельский обратит ко мне утомленный взор, и указываю на свои ноги. Перевозбужденный Люкос ‒ кстати, бессовестно уперший мой носок ‒ ушел творить великие дела, а на других мои голые пятки вряд ли произведут впечатление. Поэтому без опаски демонстрирую проректорам сначала ногу с Губкой Бобом, а потом ‒ без него. ‒ Меня сюда закинули, а обувью не обеспечили. Что посоветуете?

Топать босиком ‒ совет точно не покатит. Не хочу нахватать ступнями местный мусор.

‒ Пусть идет так, ‒ скрипит Зофу, обращаясь к коллеге.

Плохой дядечка.

‒ Нет, мы не может такого допустить, ‒ не соглашается с ним Гжельский.

Хороший дядечка.

Интересно, если предложу им на ручках меня к ректору донести, они сильно разнервничаются? Это, конечно, шутка. Но все же не рискую шутить, а то вдруг заветная фляжка раньше времени опустеет.

‒ Нет времени искать вам подходящую обувь. ‒ Гжельский вскидывает руку, на его пальце сверкает перстень с крупным зеленым камнем. ‒ Придется обойтись подручными средствами.

По его руке бегут искры, губы двигаются, воспроизводя бессмысленное бормотание.

Колдует? Не, магия? Правда, что ли?

Вздрагиваю, потому что стул подо мной внезапно начинает шевелиться. Малява беспокойно возится, что-то внутри него булькает. Наклоняюсь вперед и с изумлением наблюдаю, как ножки выделенной мне мебели преображаются. Передние превращаются в похожие на человеческие ноги в классических серых брюках и начищенных ботинках, а задние — в мощные мохнатые лапы с едва видимыми за шерстью черными когтями.

Бурить-хоронить! Как выражается мой двоюродный дядя ‒ бурильщик по профессии, гробовщик в душе.

Колдуны фиговы!

В общем, настоящая магия творится прямо на моих глазах. Конечно, я могла бы и поверить во что-то этакое еще на этапе утаскивания меня с любимой подушки из уютной квартиры. Но мне же как-то надо принципиальность свою отстаивать. Так что доказуху мне срочно ‒ сочную и правдивую.

После того, как мой стул обзаводится ногами-лапами, решаю на всякий случай верить в любые чудеса. Но авансом. Когда вернусь, снова стану скептиком. Мне же в будущем разумы людей спасать. А как я буду спокойно этим заниматься, помня, что имела опыт сидения на стуле с мгновенно отрастающими конечностями?

— А почему они не одинаковые? — В моих интонациях ни намека на феерию. Но мне так и хочется спрыгнуть и пощупать материализовавшееся чудо. Из чисто исследовательских соображений.

— Для баланса, — охотно поясняет Гжельский. Видимо, содержимое фляжки начало действовать с особой активностью, и он как-то по-особенному подобрел. — Чтобы стандартные конечности контролировали дикую сущность лап. А иначе они могут упрыгать прочь вместе с вами.

Из всей информации четко усваиваю одно: меня сейчас повезут на стуле! Прямо как королевну на троне.

 

Глава 13. Аэроплан и шалунишка

Меня и правда транспортируют на стуле.

Зофу выскакивает из помещения первым и придерживает дверь. Не знаю, кто отдает команды мебели, но ноги и лапы, как-то договорившись между собой, синхронизируются и тащат меня к выходу почти без качки.

Малява, к счастью, не буянит. Наверное, потому что никто из проректоров больше не пытается вторгнуться в мое личное пространство. Он лишь глубже зарывается в гнездо, которое я соорудила из полов блейзера, и равнодушно взирает на мир вокруг блестящими глазами-обсидианами.

Видимо, к хозяину пиджачок вернется крайне помятым. Я его и так, и эдак верчу. Зато от шерсти очищать не придется.

Снаружи необычайно светло. А, помнится, в момент отправки в моем мире был уже поздний вечер. Прижимаю ко лбу руку козырьком и с любопытством осматриваюсь. Наша маленькая процессия движется по мощеной дорожке на возвышении. Пара шагов к краю, и мне открывается потрясающий вид.

Огромная территория внизу занята сочными зелеными газонами с фигурными формами. Вдали виднеется многоэтажное строение с резными арками и высокими узкими окнами. Множество зданий поменьше с похожей архитектурой раскидано повсюду. На некоторых стенах, будто произрастая прямо из каменной кладки, устроилась пышная зелень. Во все стороны тянутся стебли с алыми, белыми и голубыми цветами. Шпили, венчающие большинство крыш, усердно стремятся к чистым небесам. Вдоль змеевидных дорожек из аккуратно уложенных каменных плиток устроены роскошные цветники с радужными кустарниками и тонкоствольными деревьями с пушистыми шапками листвы. Некоторые строения отделены друг от друга стеной из хвойных пород. В стеклянных плафонах высоких уличных фонарей меланхолично порхает какая-то полупрозрачная субстанция. Предполагаю, что в ночное время она наливается ярким свечением. Слева бликами обозначает себя речушка, прорезающая поверхность замысловатыми поворотами и кое-где обтекающая небольшие каменные островки. Прямо к воде свешиваются тонкие ветви древовидных ив, расположившихся на покатых берегах.

Как все чинно и чопорно.

Я будто очутилась на территории какого-то строгого английского колледжа, где учатся отпрыски привилегированных семей, которым априори положено быть хорошими детками. Вот только ранее встреченный мной Люкос не сильно походил на хорошего мальчика.

Все это успеваю подметить, пока наша процессия занимается преодолением узкой каменной лестницы. Перила в наличии имеются, но, несмотря на ажурность и эстетическую красоту, кажутся настолько хлипкими, что хвататься за них требуется только, если всерьез собираешься отправиться вниз кувырком, захватив попутно и поломанные конструкции с налетом почтенной старины.

Проректор Гжельский возглавляет шествие. Проректор Зофу замыкает и попутно не эстетично пыхтит в мой затылок.

Оседланный стул, неплохо справившийся с ровной поверхностью дорожки, ведущей от строения из белого камня с «залом прибытия», на ступенях начинает халтурить и проявлять своеволие. Человеческие ноги в ботинках шагают нормально, а вот задние звериные лапы, видимо, слегка, заскучав, через каждую ступеньку пружинят и подбрасывают меня вверх.

В итоге весь путь у меня проходит примерно в таком ритме «тыгыдым-тыгыдым-тыгыдым!» И челюсть еще для красоты композиции звучно клацает.

За помощью к Гжельскому не обращаюсь. Тот идет впереди и явно с трудом. Вдруг навернется с лестницы, пока на мой отклик реагировать будет? Сами ступени выщерблены и по размеру сильно отличаются друг от друга. Похоже, этим путем редко пользуются, а то давно бы уже подумали насчет реконструкции лестницы и замены перил. Наверное, не часто к ним на обучение беты прибывают.

От Зофу толку тем более не жду. Он наверняка втихушку злорадствует, глядя, как я еле держусь на коварном стуле. При таком раскладе лучше тогда на одной ножке до ректора допрыгала бы. А то сейчас сронят в реку, а потом будут заверять, что так и было, а иноземку с самого начала бракованную прислали.

Ну нет, так не пойдет.

Запихиваю Маляву поглубже подмышку. Песику до тряски нет никакого дела. Он только жмется ко мне и булькает от каждого рывка. Есть в нем некоторая пофигистичность. Например, когда на него беты с палками лезли, он был абсолютно аморфен. Да и тискать мне себя охотно позволял. Интересно, отчего тогда зависит его активность?

Внезапно лапы делают очередной финт, и я едва не улетаю через перила в пышный зеленый кустарник. Слышу скрипучий смешок за спиной.

‒ Бесконтрольная, ‒ выплевывает Зофу, протискиваясь мимо меня и моего пони, и пристраиваясь в шеренгу за Гжельским. ‒ Один лишь хаос вокруг сеешь.

Невзлюбил меня этот старикан, как пить дать.

Наклоняюсь вперед, рискуя слететь вниз головой, опускаю ноги по обе стороны от движущегося предмета мебели и со всего размаха бью пятками по разбаловавшимся лапам.

‒ Радик, сидеть! — командую я.

«Радиками» моя бабуленька обычно кличет всех провинившихся: от крыса, упершего у нее каблук у босоножки, а во второй заход и всю босоножку, до выпивохи в магазине, закрывающего ей своим шатающимся телом витрину с тортиками.

Расшалившиеся лапы, по всей видимости, такого к себе обращения не ожидали, потому что вдруг резко дают по тормозам и в самом деле исполняют мою команду. Короче, делают это самое чертово «сидеть».

Задняя сторона сиденья уходит вниз, мое тело прижимает к спинке, а ноги взлетают к небесам. То же самое творится и со вторыми конечностями стула в брюках. Ноги в ботинках пару мгновений еще дергаются в воздухе, безуспешно изображая шаги.

Во время эффектных кувырканий слышу отчаянный взвизг, и над зелеными просторами академии взмывает аэроплан имени проректора Зофу. Весьма непредусмотрительно с его стороны было двигаться так близко от объекта с тремя парами пинательных конечностей. Конечно же, в этот список я и свои включила. Вот только в полет благонравного проректора отправила не моя нога, а основательный пинок ножищи в ботинке. Или ножищ. С учетом того, что рывок дернул к небесам обе человеческие конечности стула, не исключаю, что почтенный профессорский зад поприветствовали сразу два острых обувных мыска. По одному на каждую округлость.

Проректор Зофу, сопровождая полет звучанием, которому позавидовали бы и слоны, завершает дугу где-то в районе речного берега внизу. Чуть приподнимаю голову и смотрю в спину остолбеневшего Гжельского.

Надеюсь, фляжка все еще у него, а не у упорхнувшего Зофу. Кажется, ему не помешает сейчас приложиться к ней.

Уже собираюсь посоветовать это проректору, а заодно как-то заставить стул встать обратно — положение полусидя-полулежа с задранными кверху ногами не слишком удобно для полноценной коммуникации. Как вдруг слышу откуда-то сверху голос:

— В первый же день дала пинка проректору по воспитательной работе? А ты шалунишка.

 

Глава 14. Слухи и нудисты

Задираю голову до упора. Удобно устроившийся на перилах субъект видится мне перевернутым, будто летучая мышь, прилипшая к пещерным сводам.

Незнакомый парень.

Еще один «хороший» мальчик? Меня ведь предупреждали, что это мужская академия.

К счастью, парень избавляет меня от необходимости созерцания его вниз головой. Он спрыгивает с плаксиво скрипнувших перил и, обойдя стул с левой стороны, застывает прямо надо мной. Чувствую себя пациентом на больничной койке. Да и задранные ноги добавляют работы: приходится спешно подворачивать под бедра блейзер. Потому что чувствую: сорочка под ним загнулась и уже не скрывает стратегически важные места.

Малява издает предупреждающее бурление.

И парень делает ровно один шаг назад, но уходить явно не намерен. Меня быстренько сканируют взглядом, особо залипая на ноге без носка (сдались им всем мои голые пятки!) и на моих руках, удерживающих полы пиджака у бедер.

Сосредоточенно пялюсь на него в ответ.

Не могу определить, что на себя внимание перетягивает больше: горящее золото глаз или разлохматившаяся шевелюра цвета пламени в закате. На солнце встопорщенные локоны и правда походят на настоящий огонь, языки пламени тянутся во все стороны и от легкого ветерка словно трепещут. Так и хочется пожарить котлетки или шампуры с шашлыками поближе поднести.

Огневолосый высок и широкоплеч. И является обладателем фигуры пловца и четко очерченных грудных мышц. Откуда я это знаю? Просто назвавший меня «шалунишкой» субъект в прямом смысле открыт миру. Пояс брюк спущен до максимально возможной отметки, а благодаря кокетливо выглядывающим из-за краешка интересным элементам я становлюсь счастливым обладателем знания о том, что вся пушистость на теле владельца такая же пламенная, как и на голове. Блейзер с нашивкой натянут прямо на голое тело. Без понятия, чем он себя обмазывает, но выпуклости мышц блестят, как пышная промасленная выпечка.

Занятный контраст на фоне строгих клумб и чопорной обстановки вокруг.

‒ Добрый день. ‒ Прячу раздетую ногу за более-менее одетой ногой.

‒ Привет.

Показательная ухмылка дарит мне еще щепотку информации. У ее владельца клыки длиной сантиметра на два!

Начинаю чувствовать себя мясным блюдом на сервированном столе. Хлопаю стул по боку, но он только встряхивается, как пес после купания, и продолжает сидеть дальше. Ноги в ботинках, видимо, попав на волну бренности бытия, уныло провисают. А, может, предчувствуют наказание за эффектную отправку проректора в космос?

А я почему-то вины не ощущаю. Зофу, конечно, тоже не веселое румяное яблочко, но не думаю, что так уж вежливо почтенных старцев в снаряды превращать.

Далеко внизу слышатся всплески и бодрая ругань. Похоже, проректор по воспитательной работе оказался крепче, чем выглядит. Может, и извинения приносить не придется? Все-таки они сами посадили меня на прытко скачущую мебель вместо того, чтобы какие-нибудь плохенькие шлепки наколдовать.

‒ А слухи не врали. ‒ Парень, игнорируя присутствие Гжельского, сосредоточено высматривающего внизу коллегу, наклоняется ко мне. Малява клацает зубами, но из кокона пиджачных слоев пока не выбирается. ‒ К нам пожаловала девчонка. Да еще и, ‒ он косится на щенка и снова чуть отодвигается, ‒ лихо управляющаяся с кугой.

Слухи? По местному каналу уже передали, что я запорола бетам вступительное состязание? Из той комнаты я до этого момента не выбиралась, и вряд ли ректор и его профессорская свита стали бы доводить до сведения студентов информацию о появлении на территории академии нежелательной чужачки. Репутация и престиж. Уверена, тут тоже над этим трясутся. Все же, судя по реакциям Гжельского и Зофу, мое появление ‒ организационный прокол, и кого-то скоро нехило потреплют за промах.

Я надеялась, что недоразумение разрешится быстро. Но вот ‒ однако здравствуйте. Кто-то из студентов уже в курсе. А, возможно, и все… сколько их там? Девяносто девять?

Неужели Люкос вышел наружу и сразу погнал сплетничать? Как-то не представляю его в роли болтливой кумушки.

‒ Нико! То есть студент Венус. ‒ Гжельский, убедившийся, что с Зофу все относительно нормально, взмахивает рукой, очерчивая этим жестом всю фигуру полуобнаженного парня. ‒ Что за непристойный вид?

‒ Я в фонтане купался, ‒ невозмутимо сообщает Нико. ‒ Еще не успел обсохнуть.

Приподнимаюсь на стуле, чтобы оценить реакцию Гжельского. Кто знает, может, у них тут по учебной программе в фонтанах плескаться полагается. Любопытно.

По вытянувшемуся лицу и выпученным глазам проректора понимаю, что для бултыхания все-таки требовалось выбрать другое место. Возвращаю внимание Нико. По спине бегут мурашки. Рассматривает меня клыкастый вдоль и поперек ‒ чуть ли не облизывается. Даже кончик языка высовывает от усердия. Надеюсь, не примеривает отдельные мои кусочки к себе на тарелку между брокколи, а то я себе больше целой нравлюсь.

‒ Студент Венус. ‒ Гжельский набирает в грудь побольше воздуха, чтобы, видать, прокомпостировать парню мозги пламенной воспитательной речью.

‒ Я спешил, ‒ опережая его, поясняет Нико. При этом на проректора даже не смотрит, а продолжает жадно покусывать меня взглядом. ‒ Хотел поскорее познакомиться с Лютиком.

Так, кликуха за мной уже закрепилась. Плохой знак. Тому, кто заглядывает в гости на полминутки, обычно не дают прозвищ. А тут уже и знакомиться толпами валят. Это второй тревожный звоночек.

— Откуда ты узнал о девушке? — У Гжельского вздуваются жилки на висках. Напряженный день я нынче местной интеллигенции устроила. Тяжкий вздох. — Снова Киф постарался?

Нико в ответ только лыбу давит. Понятно. Значит, Киф — главный почтовый голубок, разносящий здесь свежие слухи.

Хотя мне, в общем-то, без надобности эта информация. Я уже одним носочком дома.

— Прикройся. — Гжельский ударяет себя по груди, намекая с чего Нико требуется начать прикрываться.

— Я-то еще ничего. — Парень подмигивает мне и небрежно набрасывает на блестящие грудные мышцы края пиджака, но не принимает мер к застегиванию пуговиц. Поэтому секунду спустя блейзер снова приоткрывается, и блеск мускулистости опять слепит мне глаза. — Там, внизу, где-то Реджи бегает. Ему лень вещи напяливать было, так что он в чем мать родила.

Превосходно.

Что мы узнали за последние пять минут?

Вся академия предположительно самцовых самцов знает, что к ним прибыла иноземная девушка.

Мной, судя по всему, собираются полакомиться.

Где-то внизу между клумб бегает абсолютно голенький Реджи.

 

Глава 15. Персик и уазик

Нико втягивает носом воздух с таким усердием, будто собирается заодно поглотить и меня. Хлопаю ладонью по правой пушистой лапе стула. На этот раз он слушается и медленно принимает изначальное положение. Ноги в ботинках, ощутив под собой твердь ступеней, на радостях отстукивают каблуками что-то из разряда короткой программы с чечеткой.

Невозмутимо одергиваю полы блейзера.

Нико снова шумно вдыхает.

‒ Это ведь вещь Шайна? ‒ Правый уголок его губ приподнимается, обнажая блеск клыка. ‒ Какой быстрый гаденыш. Уже отметился здесь.

О как он про принца. Этика, эстетика, элементарное уважение? Не, не слышали.

‒ Из-за его вони едва улавливаю твой запах. А ведь он сладкий. ‒ Нико наклоняется ко мне. ‒ Нежненький… Как персик… Снимай эту дрянь.

‒ Пардон, но я не при параде. — Еще пуще заворачиваюсь в блейзер. Как бы меня раздевать не начали.

‒ А здесь все свои, ‒ заверяет Нико, нагибаясь еще сильнее.

Забыл про Маляву?

Однако первым на помощь приходит проректор Гжельский. С суровым лицом сжимает кулак, и в тот же миг Нико со страдальческим выражением подпрыгивает, закидывает руку за спину и принимается скрести ногтями плечо.

‒ Профессор! Ну за что?!

‒ Держи себя в руках, студент Венус.

Какая полезная штука эта метка. Я ведь только что наблюдала эффект от ее действия? Жаль, что все еще не знаю, как она выглядит.

‒ Мне некогда с тобой возиться. Возвращайся в общежитие, ‒ указывает ему Гжельский. ‒ Живо!

Нико досадливо цыкает.

‒ Мы не успели поиграть, Лютик. Но у нас впереди еще много времени. ‒ Он красочно облизывает губы.

Я молчу. Из моего богатого жизненного опыта следует, что чем больше вякаешь, тем дольше от тебя не отлипают. Оставляй меньше следов в месте, откуда жаждешь поскорее слинять.

‒ Нико. ‒ Гжельский начинает терять терпение.

‒ Да, да, профессор. ‒ Парень вздергивает руки вверх. ‒ Уже ухожу. До встречи, малыш.

Очень надеюсь, что последнее он проректору адресовал. Один малыш, второй детка. Как в древней песне: банька моя, я твой тазик. Ну, и дальше в том же духе. Миска моя, я твоя греча. Уголовничек мой, я твой полицейский уазик. Вот и поговорили.

Сам же сказал, что все свои.

Я и моргнуть не успеваю, а Нико вдруг приседает и высоко подскакивает. Миг, и его силуэт сливается с тенями цветущей зелени внизу.

И почему нельзя просто спуститься по лестнице?

‒ Прошу прощения за это. ‒ Проректор Гжельский оправляет одеяние и показательно стряхивает с плеч несуществующие пылинки. ‒ Здесь учатся в основном очень буйные дети.

Дети? Я бы сказала, детины. Но кто меня спрашивает?

‒ Я тоже хотела бы извиниться. ‒ Усердно изображаю кроткую улыбку. ‒ За проректора Зофу.

‒ Вы не виноваты.

О, правда? Вот и ладушки.

Гжельский сообщает мне, что Зофу вряд ли вернется к миссии по сопровождению, о чем я, понятное дело, ни капли не жалею. Мы наконец добираемся до конца лестницы и двигаемся по выложенным плитами дорожкам. Практически несемся вперед. Видимо, чтобы не встретить еще каких-нибудь местных бездельников.

Крепко держусь за пушистые бока стула и в то же время внимательно осматриваюсь по сторонам. Не то чтобы меня так уж сильно заинтересовала информация о бегающем неподалеку голеньком Реджи… Но что поделать, любопытно!

Останавливаемся около внушительного здания с громадным входом. Двери гостеприимно распахнуты.

‒ Двигайтесь прямо по коридору, ‒ инструктирует Гжельский. ‒ Заблудиться там невозможно. Ректор уже ждет вас. А мне нужно навести порядок.

Стул везет меня внутрь. Первый зал производит впечатление своими размерами. Под потолком ‒ стрельчатые окна. Свет проникает через витражи и создает на стенах причудливые смазанные картины. Повсюду статуи ‒ в основном мужики с шариками мышц.

Тишина. Ни души.

Добираемся до входа в коридор. Здесь начинается мягкая ковровая дорожка в приятных зеленых тонах. Оценивающе разглядываю собственные ноги ‒ в носке и без ‒ и, в конце концов, решаю завершить путь на своих двоих.

Сползаю со стула. Малява слезать с рук не торопится, поэтому просто закидываю его на плечо.

‒ Радик, парконись в углу. ‒ Киваю на местечко под витражным окном.

Стул послушно устремляется туда. Лапы снова на кураже ‒ подпрыгиванием сбивают ногам в ботинках всю размеренную походку.

Мои ступни утопают в мягком ворсе. Настроение у меня вполне бодрое. Все же отлично! Главное уметь правильно общаться.

Преодолев несколько поворотов, добираюсь до двустворчатой двери. На поверхности развернулся рисунок ветвистого растения, выложенный из мелких синеватых стекляшек.

Пока Малява принюхивается, я тянусь вперед, чтобы постучать.

Опережая меня, дверь внезапно открывается.

Я от неожиданности подпрыгиваю. А Малява действует эффектнее. Посылает смачный плевок прямо в середину между распахнутыми створками.

Что я там про правильное общение говорила?

 

Глава 16. Чешуя и Звездочка

Моя челюсть вновь живет отдельной жизнью. Открывается сама по себе, хотя я вроде бы кричать не собираюсь. А стоило бы. Чисто для тренировки. Да и качественно громкий вопль обычно неплохо снимает стресс.

А у меня как раз стресс. Или паника. Или депрессия.

Не могу выбрать, а потому усилием воли захлопываю рот, пихаю ладонью Маляву внизу под челюстью, закрывая ему пасть, и откидываю псинку спиной на плечо, будто солдат оружие. Теперь все кислотные залпы, если они готовятся, будут направляться мне за спину.

Между створками вижу контуры кабинета. Стол. Шкафы.

И никого.

Если я прибила ректора в первые же часы пребывания здесь, то это будет, пожалуй, мой самый провальный день жизни. К этому прибавляем кражу чужого приза и пинок по чести и достоинству почтенного проректора Зофу. Как можно умудриться сделать столько всего, теоретически ничего не делая? Интересно, за бездействие тут тоже наказание полагается?

В поле моего зрения вдруг появляется ладонь. Непроизвольно фокусируюсь на вытатуированном рисунке глаза с вертикальным зрачком, оплетенном тонкими ветвями с шипами. Плетением обозначено основание каждого пальца, и часть ветвей уходит еще и на запястье. Рука, завернутая в слоистый рукав, высунута откуда-то сбоку и после секундной заминки делает пару взмахов вверх-вниз.

‒ Сдаюсь, ‒ жизнерадостно сообщает некто за стеной. Ладонь чуть сдвигается, и мне чудится, что глаз-тату обводит меня пристальным взглядом. Неожиданно рука сжимается, а затем прижатые друг к другу указательный и средний пальцы тыкают в сторону Малявы, моими стараниями запрокинутого мордочкой кверху. ‒ Перезаряжаете? ‒ миролюбиво интересуются из глубин кабинета.

‒ Нет, уже отстрелялась, ‒ машинально отвечаю я.

‒ Это радует.

На пороге возникает мощная фигура в слоистом одеянии.

А миг спустя слоистая мантия летит в сторону, сопровождаемая оханьем «ай-ай, горячо!», и передо мной предстает высоченный мужчина, которого по праву можно назвать царем всех гор мышц, королем хребтов мускулов и императором холмов бицепсов. Черная майка обтягивает все грудные выпуклости и массивный торс. Мглисто-черные брюки покрыты металлическими вставками, а на пряжке ремня красуется черепушка существа, которого я просто не в состоянии идентифицировать. Бугристая голова мужчины напрочь лишена волос, на левой щеке вытатуирована мелкая зеленая чешуя. На левую руку ‒ от самого плеча и чуть дальше локтевого сгиба ‒ нанесена татуировка с рисунком золотисто-зеленого дракона с развернувшейся пастью.

Ничего себе. У ректора даже собственный телохранитель есть. Продвинутый подход.

Наверное, все это: внушительность фигуры мужчины, зловещей тенью застывшей надо мной, сдвинутые темные брови, зеленоватые огоньки глаз, встречающиеся разве что у диких зверей, ‒ могло нещадно давить на мое восприятие.

Если бы не тот возглас про «горячо», пропитанный интонациями расшалившегося ребенка.

Плюс еще одна деталь, маячившая прямо у меня перед носом.

На черной майке мужчины в районе мускулистой груди белыми буквами выведена надпись «Папуля любит Звездочку». Чуть ниже припечатано фото ангельского создания ‒ девчоночки лет четырех с рыжеватыми кудряшками и очаровательной улыбкой.

Неожиданное открытие.

Конечно, стоило ожидать, что в образовательном учреждении, доверху набитом этакими альфачами, будет предусмотрен живой буфер. Чтоб одной левой «деток» спатеньки укладывать. Против армии шкафов нужно выставлять шкаф побольше.

Но вот что не входило в список моих ожиданий, так это встреча с гороподобным рокером-байкером, оказавшимся истинным представителем группы «папашек-обожулек».

Наименование этой прослойки мужского населения было дано моей подругой Олей, в то время еще беременной Бобренком, после многомесячного наблюдения за мужем. Весь период беременности ее дражайший супруг Гоша не отлипал от нее, а точнее, от ее живота. На работе Гоша, вынужденный терпеть разлуку, утешался фотографиями живота супруги, которые он с самых разнообразных ракурсов усердно наделывал накануне. Оля же, которой до чертиков надоедало позировать ‒ валяться на диване с задранной футболкой, ‒ после очередной фотосессии однажды размалевала свою пузяку и сделала контрольную фоточку на мобильный мужа. И первое, что увидел Гоша, когда на следующее утро на работе, сгорая от нетерпения, открыл приложение на телефоне, это фоточку от Оли. Ее запечатленный живот с кривоватой надписью: «Притащи мне вечером банановый рулет, больная ты шиншилла».

В общем, после созерцания майки с изображением Звездочки я с чистой совестью отношу лысого телохранителя в группу папашек, где уже томится муженек Оли.

Кстати, мы с Малявой, кажется, подпалили его мантию. Повезло, что громила не пошел в ответную атаку.

Или он, ‒ снова упираюсь взглядом в фото девочки-ангелочка на футболке, ‒ миролюбивее, чем кажется.

‒ Здравствуйте. ‒ Старательно улыбаюсь. ‒ А можно ректора увидеть?

‒ Уже.

‒ Уже?

‒ Уже увидела. ‒ Он расплывается в улыбке. И да, вполне миролюбивой.

Только я уже занята другим. Округляю глаза, в сотый раз теряю контроль над челюстью и просто безмолвно офигеваю.

Так, значит, это и есть «многоуважаемый ректор»?!

 

Глава 17. Рокер и дефицит

Итак, рокер передо мной ‒ настоящий ректор.

Или правильнее сказать, ректор ‒ настоящий рокер?

В моей голове могло крутиться тысячу вопросов, но разум застопоривается именно на этом.

Дичайший контраст с профессорским составом, с которым мне уже посчастливилось познакомиться. Эпатажный культурист на фоне консервативных старцев. Просто битва поколений какая-то.

‒ Здравствуйте, ‒ выдавливаю из себя повторное приветствие.

Ректор расплывается в улыбке с максимальным добавлением радушия и добродушия. С такой только воспитателем в детский сад. Погремушками с черепушечными насадками греметь.

‒ А вот и наш сотый. ‒ Он вытаскивает из кармана маленький свиток и быстро пробегает по нему взглядом. ‒ Лютик.

‒ Ася Лютикова, ‒ поправляю я.

‒ Приятно познакомиться. А я ректор академии истинных альф «Акрукс». ‒ Он степенно кланяется мне, этим жестом на фиг сбивая мне всю устоявшуюся систему жизненных шаблонов. ‒ Михаэль Тунгусский.

А, Мишаня.

Мне уже гораздо спокойнее.

Ох, надо бы извиниться!

‒ Простите за внезапную атаку, ‒ быстро говорю я. Надеюсь, что меня не поймут превратно. Пока ректор ‒ самый адекватный чел, которого я здесь встретила.

‒ А, да пустяки, ‒ отмахивается Мишаня, а вернее, Михаэль. ‒ Я привык к неожиданностям. Да и задело только мантию. ‒ Он дергает головой в сторону основательно подпаленной тряпочки. ‒ Ой-ой!

Пока я снова поражаюсь, что такой громила способен выдавать вопли тоненьким детским голоском, ректор резво срывается с места и исчезает из поля моего зрения. Стою на пороге и жду дальнейших событий. Вряд ли стоит заходить, если приглашения еще не последовало.

‒ А вот и я, ‒ провозглашает появившийся Мишаня.

А мне впору устраивать ему щедрые овации. Меньше, чем за минуту успел сменить рокерский прикид на офис-стайл. Теперь многоуважаемый ректор щеголяет в белоснежной рубашке и вполне себе классических темно-серых брюках. Но я-то помню, что он там под одеждой прячет, как бы фривольно это не звучит. Да и общая массивность фигуры и бугристость безволосой головы никуда не делись. Мишаня все тот же душка-рокер, но забредший на коктейльную вечеринку.

‒ Не успел переодеться, ‒ сообщает он, поправляя воротник рубашки.

Отдаю дань уважения пуговицам. Сдержать эти грудные мышцы ‒ ох как не просто.

‒ На день раньше из отпуска вырвался в связи с форс-мажором. Все бегом. Думал, натяну мантию и будет достаточно. Но нет, ‒ ректор беззлобно улыбается, ‒ мантию долой. С ходу вы меня разгадали да обнажиться заставили.

Чудно. К списку сегодняшних подвигов добавляю пунктик «обнажение ректора».

Слава мне и почет.

Осмысливаю новые сведения. Значит, это он только-только из отпуска… Раньше вызвали из-за форс-мажора…

Так это ж я! Форс-мажор!

Стыдно. Честно.

Или нет.

Блин, вешали бы тогда табличку «Этого кугу милым и красивым девушкам не трогать, а этого трогать». Не предупреждают, а потом тащат в какие-то забугорные миры.

Бесшумно вздыхаю.

‒ Да ничего, ‒ заверяю его я, имея в виду образ, в котором ректор изначально предстал передо мной. ‒ Я тоже к вам налегке.

Многозначительно шевелю пальцами на босой ноге.

У меня тоже свой стиль. Ночнушка, сверху надет блейзер бомбических размеров и один носок с мультяшным героем. И кудряхи антеннками торчат. Чувствую себя модником с лондонских улиц. Еще бы цилиндр нацепить, и весь местный эфир в моем распоряжении. Хотя я, кажется, уже успела стать местной знаменитостью. Главное, чтоб на сувенирные кусочки раньше времени не растащили.

‒ Погодите, момент. ‒ Ректор снова скрывается в глубинах кабинета, а, вернувшись, кладет передо мной пару тапок. ‒ Для дочурки прикупил, но с размером промахнулся. Надевайте, не стесняйтесь. А то тут пол каменный. Застудитесь.

Наверное, уже поздно чему-то удивляться, но тапки с пришитыми сверху пушистыми кроличьими ушами все равно повергают меня в ступор. Благодарю, сую ноги в неожиданный презент и мимоходом интересуюсь:

‒ Тапки чудо, но вопрос для расширения кругозора. Меня тут на стуле с наращенными ногами и лапами привезли. А обувку что-то не захотели наколдовать. Дефицит здесь у вас с ней?

‒ Дефицит? ‒ Мишаня забавно кхекает и качает головой. ‒ Можно и так сказать. Обувь у нас вся под учетом, студентам выдается по меткам. Да и, к слову, наколдованные вещи весьма нестабильны. Так что мои коллеги нашли вполне рациональное решение с этим стулом.

‒ Отрастили ему ноги?

‒ Нет, подменили стул. С этим проблем нет. Тот, что вас привез, это хлам со склада. Один из результатов неудачного эксперимента студентов.

‒ У стула ноги студента? ‒ Внутри что-то ёкает.

— Нет, нет. — Ректор хмыкает. — При эксперименте никто не пострадал. Это материальная магия.

Что ж, хоть выгуляли Радика. А то он, оказывается, на складе жил — скучал бедняжечка.

— Итак. — Ректор пристально вглядывается в Маляву. Тот по-прежнему лежит у меня на плече пузиком кверху и, судя по мерному бульканью, мирно дремлет. Умеет же псинка моментом пользоваться. — Вы держите лавовую кугу голыми руками.

Поворачиваю голову, задевая щекой мордочку Малявы. Тот благодушно урчит.

— Поговаривают, что да, — осторожно отвечаю я.

— Рассказывайте. Все.

— Хорошо. В общем, я шла по своим делам, услышала шум, заметила каких-то парней с палками, атакующих несопротивляющегося щенка. Вот этого. — Снова касаюсь щекой Малявы. У ректора едва заметно дергается левый глаз. — По моему мнению, мучить животных — верх свинства. Ну, я и забрала его себе.

— Вот просто взяли и забрали? — уточняет ректор.

— Взяла и забрала. — Киваю.

— Хмм… — Через секунду опять выдает: — Хмм… Зайдите-ка в мой кабинет, бесконтрольная Ася Лютикова.

 

Глава 18. Дрессировка и бобошка

Мой рассказ свой эффект производит. Это видно сразу. Забавность в том, что я не юлила. Отрапортовала всю правду как на духу. Наверное, еще стоит акцентировать внимание ректора на том, что встреченных бет я во все стороны не раскидывала. Они и так уже были раскиданы.

В кабинет зайти не получается. Хозяин все еще стоит на пороге и о чем-то размышляет.

‒ Не сочтите за грубость, но попрошу вас все-таки кугу оставить снаружи. ‒ Мишаня дергает подбородком, указывая куда-то мне за спину. ‒ Раз уж у вас со зверем создались такие доверительные отношения, то сомневаюсь, что вы согласитесь поместить его в клетку.

‒ Да, не соглашусь.

‒ Тогда… попросите его вас подождать.

Ректор тщательно подбирает слова, видимо, чтобы быть предельно тактичным. Не напоминает, какая же Малява опасная тварюга, а вежливо высказывает просьбу. Уже за это люто его уважаю.

‒ Можно ему снаружи при входе подождать?

‒ Лавовая куга, свободно разгуливающая по академии. ‒ Мужчина издает смешок. ‒ Раньше это все воспринималось бы как бред. Но в связи с новыми обстоятельствами…

Он обводит взглядом коридор за моей спиной, подозреваю, чтобы запомнить его еще целым и невредимым.

Такое чувство, что мой Малява способен запустить апокалипсис и разнести здесь все к чертям. Как-то сложно увидеть адскую машину разрушения в малюсеньком создании, мирно поскрипывающем в дреме у меня на плече.

‒ Да, пусть останется снаружи, ‒ наконец соглашается ректор.

Отлично. Своего я добилась. А вот теперь назревает проблемка посерьезнее.

Стаскиваю Маляву с плеча, убеждаюсь, что щенок проснулся и теперь фокусируется на мне обсидиановыми глазами, и только потом опускаю его на ковер. Усаживаюсь перед ним на корточки и делаю одухотворенное лицо.

Радику-то я команды уже отдавала. А вот Маляве еще не приходилось. Все на руках его только таскала. Станет ли он меня слушать?

Волнуюсь, как бы ни ударить в грязь лицом перед ректором. Да и доверие вмиг вниз поползет, если он увидит, что Малява не выполняет мои команды.

Все же он — не щенок. А невиданная бабуйня.

Но МОЯ бабуйня.

‒ Малява, подожди меня при входе. ‒ Взмахом руки указываю направление в другой конец коридора.

Не особо похоже на команду, которую отдают песикам. Но я ж в дрессировке ни в зуб ногой.

Пара секунд проходит в бездействии и в тишине. Малява только сидит и молчаливо пялится на меня. А затем ‒ о, счастье! ‒ поднимается и неспешно топает прочь от нас.

‒ Вы дали куге имя? ‒ Ректор даже не скрывает своего изумления.

‒ Есть такое. ‒ Вдохновленная успехом принимаюсь выкрикивать вдогонку еще команды: ‒ И присмотри за Радиком! И если в туалет захочешь, не брызгай на клумбы. Лучше под дерево…

‒ О, нет, нет, ‒ оживает Мишаня. ‒ Прошу вас переформулировать последние команды. Пусть лучше метит какие-нибудь каменные поверхности.

‒ Почему? ‒ заинтересовавшись, оглядываюсь через плечо на ректора.

‒ К сожалению, цветы не переживут нашествия куги. Как и деревья. А камни пусть себе плавятся. Все равно архитектурными особенностями здешних застроек предусмотрено, чтобы от них куски отрывали или головой об них шарахались.

‒ А зачем камням плавиться? ‒ Слегка торможу и не могу связать одно с другим.

‒ Организм куги работает по-особенному, и облегчаются эти животные не часто. Но, как говорится, очень метко. Их выделения практически плавят любой материал.

Мать моя! А я ж его на руках носила и на коленках миллион часов держала. Ладно, что хоть мой Малява воспитанный и не решил мимоходом меня пометить. А то остался бы от Лютика один стебелек да чепчик.

Прижимаю ладони к щекам и судорожно выдыхаю. Сколько же сразу информации на мою бедовую головенку. А я же недавно кексики кушала, а они мне всегда удачу и успех предвещали. Вот угораздило же программе бытия именно сегодня заглючить.

Опомнившись, подскакиваю и воплю вдогонку псинке:

‒ Малява! Только не в кусты! Слышишь?! Цветы не тронь! Играйся с камешками!

Очень надеюсь, что у нас с ним и правда возникло это пресловутое взаимопонимание, а иначе будет один большой конфуз.

И тогда его точно в клетку посадят. И меня следом закинут. И будем мы с ним вместе ждать условно-досрочного за хорошее поведение и клятвенное обещание не плеваться и не гадить в хозяйский цветник.

Дело сделано.

Поворачиваюсь к двери, а там Мишаня уже взмахивает рукой в приглашающем жесте.

Кабинет ректора наполнен черными и бордовыми оттенками. Кое-где на полках проглядывают черепушечные красивости: часы на дубовом столе, массивный органайзер для канцелярии, ажурная лампа. Больше всего пространства занимают шкафы с книгами. Повсюду залежи свитков.

‒ Присаживайтесь. ‒ Ректор подтаскивает поближе к своему столу удобное на вид кресло.

Долго уговаривать меня не приходится. Все святое уже отбито после скачек на Радике, так что я не против присесть на что-нибудь мягкое.

— А что вы имели в виду, говоря, что здешние застройки предусмотрены для шараханья об них головами?

Мишаня бодро плюхается в собственное кресло, к слову, увенчанное черепом с зелеными огоньками в глазницах, и только потом откликается:

— Заметили, какая у нас общая идейность в архитектуре? Солидность, созданная благодаря атмосфере старинности и некоторой ветхости построек, в то же время приправленная надежностью каменных кладок и твердынь.

Киваю, проникнувшись торжественностью интонаций ректора. Конечно, вид территории академии впечатляет. И неважно, что ожидаешь увидеть среди цветущих клумб прогуливающихся джентльменов, которые при приветствии приподнимают шляпы, а при распитии чая чинно отгибают мизинчик, а вместо этого получаешь толпу полуголых бодибилдеров, абсолютно не страдающих от переизбытка тестостерона. А в административном здании, где приютился ректор, вообще контраст на контрасте: в «приемной» со статуями и витражами ждешь пение хористов под аккомпанемент органа, а в кабинете руководителя пытаешься угадать, в каком углу тут обычно, принося в жертву, режут ягнят.

Однако я уверена в одном: в этой академии точно не бывает скучно.

— Так вот, — продолжает между тем мужчина, — это организовано специально. У нас, как вы понимаете, особые студенты. Элита элит, и силищи им не занимать, но большинство из них все еще далеки от понятия сдержанности. И порой «несдержанность» даже не от их желания зависит. Не всегда себя эти дети контролируют. А страдает имущество. — Мишаня досадливо цыкает. — Хотя «Акрукс» — самое престижное учебное заведение всех пространств, ни одна страховая организация больше не берет нас под свое крылышко. Слишком уж часто на нашей территории что-то рушится или взрывается. И немудрено, — он отгибает большой палец и указывает в сторону окна, — здесь собрались самые могущественные существа своих видов. Поэтому некоторое время назад мы с коллегами и решили видоизменить внешний облик академии.

— То есть чтобы, если там где-то кто-то что-то головой отобьет, не сильно заметно было? — догадываюсь я. — Все равно застройка на вид ветхая, а камней в стенах достаточно.

— Совершенно верно. — Ректору явно по душе моя понятливость.

А вот мне не по душе от мысли, что рядом со мной может что-то обвалиться от чужой несдержанности или еще хуже — взорваться.

Какое же счастье, что меня скоро здесь уже не будет!

— Что ж, Ася Лютикова, — Мишаня складывает локти на стол и устраивает подбородок на сложенных «полочкой» руках, — вы готовы?

— Отправиться домой? — преисполненная надеждой уточняю я.

Ректор улыбается. И я улыбаюсь в ответ. Мир, солнышко, лучики проникают сквозь стекло. Благодать.

— Нет. — Мишаня улыбается еще шире. — Готовы начать учебу в академии истинных альф?

О, выхухольная выхухоль… Мой внутренний Халк готов крушить, ломать и делать бо-бо.

 

Глава 19. Буйство и условие

Алле-оп! И второй мой презентованный тапок летит точно в лоб презентовавшему, а точнее, многоуважаемому ректору академии. Что ж, не надо было так необдуманно высовывать нос из укрытия.

Десятью секундами ранее первый тапок цели не достиг, но, по правде говоря, я особо и не целилась. То был пробный замах. И теперь его результат, уныло повесив кроличьи уши, свисает с челюсти черепа, украшающего кресло Михаэля.

Визжу. И это вовсе не беспорядочное нападение на чужие барабанные перепонки ‒ нет, нет. Верещу не сумбурно, а с чувством, с толком, с расстановкой. Без пауз, но вдохновенно.

В общем, план до неприличия прост.

Вот она я ‒ субъект, который с чрезмерной активностью треплет нервную систему любому, оказавшемуся в зоне поражения одного из главных девичьих оружий ‒ чарующего голоса с мозгодробящими децибелами.

То есть кто я? Правильно, раздражающий элемент.

А что нужно делать с такими элементами?

Не, не, изолировать ‒ вариант не катит.

Отправить куда подальше? Чудесное решение проблемы!

Вот эту гражданку Лютикову, пожалуйста, бандеролькой тибидохните обратно в ее квартиру. Заранее всем спасибо за содействие.

Вот и все. Стала бы я еще ради чего-то горланящую чайку изображать.

Разве им в академии нужна истеричная дева? Ясный кексик, нет.

Теперь же стоит эту мысль подоходчивее донести до Мишани.

Чем я и занимаюсь вот уже в течение десяти секунд.

Двенадцати секунд. Пятнадцати. Так и дыхалки не хватит.

Я уже потрудилась к визгу добавить бонусом швыряние предметов. Тапки первые с честью принесли себя в жертву. А чтобы визжать и раскидываться предметами обихода было удобнее, я забралась с ногами на выделенное мне кресло.

С начала атаки ректор благоразумно схоронился за спинкой своего кресла. И периодически высовывался оттуда для оценивания изменений на поле боя.

И в последний подобный заход и получает по кумполу вторым кроличьим тапком. Урон от такого снаряда минимальный. Но главное ведь не вывести руководящее лицо из строя, а вразумительно втолковать, кто тут трындец истеричка и кого нужно по-быстрому отправить туда, откуда и стащили.

Резко смолкаю. Воздух закончился.

Мишаня высовывается из-за кресла и деликатно уточняет:

‒ А теперь я могу приступить к объяснениям?

Та-а-а-ак. Разумное в массы принести не удалось. Мне все еще хотят что-то втолковать. А я, в свою очередь, никакие объяснения слышать не желаю.

Ректор выбирается из укрытия и как ни в чем не бывало медленно приближается ко мне.

‒ Хочу прояснить ситуацию прежде, чем вы снова начнете чем-нибудь кидаться… ‒ Он озадаченно смолкает, потому что на этот раз на его бугристую голову приземляется мой носок.

Истерички без боя не сдаются, даже если это и мнимые истерички.

Открываю рот, чтобы воспроизвести еще одну забористую трель, как вдруг рама одного из окон вылетает и с грохотом обрушивается на пол. Стекла чудом не разбиваются. На вынесенное с мясом академическое имущество спрыгивает Малява и обводит помещение диким взглядом.

Исходя из выражения его мордочки, так и хочется озвучить:

«Кукусики!»

Уверена, щеночек примчался на мой визг. И попутно высадил ‒ предположительно, лбом ‒ окно руководителю академии. Маленький живой комочек без единой шерстинки ‒ оконную раму весом не меньше полтонны.

Пару секунд проводим в полном молчании. Я, стоящая на кресле, с открытым ртом и застрявшим где-то в горле верещанием. И ректор с Губкой Бобом на голове. И носочек, к слову, неплохо устроился на ректорской лысине. Живописно, со вкусом.

Замечаю, что моя псинка начинает раздуваться. А за этим всегда следует отменный залп.

‒ Малява, стой! ‒ Спрыгиваю с кресла и подскакиваю к щенку. Не совсем разумное решение, конечно же, ‒ вставать на пути у готовой к кислотным плевкам собачки. Но я надеюсь, что моя близость успокоит зверька.

Слегка не успеваю. Малява только меняет траекторию плевка, и прозрачная сфера пролетает чуть выше моего плеча. Ректор тоже уклоняется, и жертвой становится шкаф с книгами.

Второй раз! Мы плюнули в руководство уже целых ДВА раза.

Теперь с чистой совестью могу вещать, что «я плюю на ваши принципы в принципе».

Малява передо мной сдувается и вновь впадает в состоянии аморфности. А в оконном проеме неожиданно появляется задняя часть Радика. Спинка стула протискивается внутрь, и мохнатые лапы усердно лезут в помещение, а ноги в брюках, оставшиеся снаружи, с усилием этому препятствуют. Видать, считают, что без приглашения врываться как-то не солидно. А лапищам все равно ‒ они готовы присоединиться к любому буйству.

Прикрываю глаза. Глубоко вдыхаю. И взмахом руки выпроваживаю обоих из кабинета. Меня снова слушаются и быстренько ретируются. Правда через окно.

Как быстро и четко. Честно говоря, на повторный успех я не надеялась.

Чинно поправляю совершенно разлохматившиеся волосы, разглаживаю полы блейзера и шлепаю босиком обратно к креслу. Присаживаюсь и выжидательно смотрю на Мишаню.

Вариант с визгами потерял свою актуальность. После всего меня уж точно должны отсюда пинками погнать. Любого бы погнали. После порчи имущества и покушения на ректора. Второго, между прочим, покушения.

Мишаня в общее кратковременное безумство не вмешивался, предпочтя остаться молчаливым наблюдателем. И объектом наблюдения все это время была я. На его лице серьезность, от которой мне не по себе. С таким выражением только решать, сдаваться ли добровольно в ипотечное рабство.

— Мне очень жаль, — осторожно сообщаю я.

Нехорошо, понятное дело, местную верхушку кислотой обстреливать, но такой расклад, с другой стороны, тоже неплох. Сразу должно прийти понимание, что я — персона проблемная и оставлять меня здесь крайне нецелесообразно.

А еще зону моего разума, отвечающую за меркантильность, сильно волнует вопрос, станут ли с меня требовать компенсацию за нанесенный ущерб? Мне лишние траты сейчас ой как не ко времени.

— Знаете, а определенный смысл в этом есть, — задумчиво произносит он наконец.

— В чем?

С удивлением слежу за тем, как Мишаня присаживается на свое место. Он необычайно спокоен, будто ничего и не произошло.

Прохладный ветерок задувает через высаженное окно. Терпкий запашок исходит от оплавленных вещей в шкафу…

— Что вы оказались здесь.

— Нет тут никакого смысла, — хмурясь, отзываюсь я.

— В этой академии учатся только альфы — будущие лидеры своих видов. Однако всегда выделяется одно стипендиальное место, за которое могут побороться и беты — те, кому не посчастливилось возвыситься только лишь благодаря своему статусу, одариваемому с рождения. Альфы — лучшие, это факт. Но наша политика строится на том, чтобы даровать шанс показать себя и простым бетам. И это состязание.

— С кугой.

— Да. С опаснейшим существом животного мира. — Уголки губ Мишани дергаются в полуулыбке, когда он бросает взгляд на высаженную раму на полу. — Лавовые куги независимы и смертоносны, и следует сильно постараться, чтобы такой зверь признал за собой поражение. Не каждый альфа с таким сладит.

— Альфа не сладит? — хмыкаю. — Лучшим такой звереныш не по зубам, а вы его на соревнование к бетам подсовываете?

Мишаня с добродушным видом разводит руками.

— Бета, как потенциальный студент, должен с самого начала понимать, что в академии ему будет намного сложнее, чем истинным альфам. Беты не одарены врожденными силами как альфы. Они априори слабее. А значит, стипендиат должен заранее быть готов к тяжелому труду. Поэтому-то мы были заведомо уверены в том студенте, который бы победил лавовую кугу, и я бы со спокойной душой принял его в академию.

— Так проведите еще одно состязание.

Только пусть другого кугу ищут. Маляву не отдам.

— Не выйдет. Наша программа вступительного состязания построена на магии условий. — Ректор кивает в сторону проема, оставшегося от окна. — Основной элемент — лавовая куга. Магия начинает действовать, когда выполняется условие. А именно: лавовая куга признает, что противник одержал над ним верх. Вся магия построена на восприятии зверя. Это практически шедевр в искусстве магии.

— То есть Малява признал, что я над ним верх одержала? — со смешком уточняю я.

Мишаня кивает.

О, сила миски пельмешек! Моя бабуленька всегда права.

— А дальше? После выполнения условия что происходит?

— Победитель автоматически становится стипендиатом и полноценным студентом академии «Акрукс». — Мужчина касается пальцем свитка. — Он сотый в списке, и заклинание само вырисовывает на его теле метку академии. А использованная магия условия не отпустит стипендиата до тех пор, пока тот не завершит обучение.

 

Глава 20. Адаптация и безысходность

‒ Не хочу я здесь учиться. ‒ Мой голос звучит сдавленно и до невозможности жалко. Аж самой тошно.

‒ Что поделаешь. ‒ Мишаня пожимает плечами и деловито осматривается, что-то ища на столе. ‒ Учебный год уже начался, так что придется хорошенько постараться для адаптации на месте. Да и мы должны потрудиться, чтобы учесть все нюансы вашего пребывания в академии. Раз уж так сложилось.

Как-то он не сильно расстроен их всеобщим провалом. Вот именно. Мое появление здесь вообще-то должно восприниматься как дичайшая проблема. Фиаско, елки-палки. Но многоуважаемый ректор отчего-то по-прежнему бодр и весел.

Сказать ему, что ли, прямо?

‒ У вас академия для парней, ‒ начинаю издалека.

‒ Верно. ‒ Мишаня выдает одну из своих обезоруживающих улыбок.

‒ А я девушка.

‒ Очень способная, ‒ сообщает на крайне позитивной ноте, взмахивает пальцем, щелкает языком и подмигивает мне, будто амбициозный продавец, настроенный втюхнуть покупателю половину своего магазина.

‒ И у вас одни альфы учатся. Плюс хорошо показавшие себя беты.

‒ Невообразимо хорошо себя показавшие! ‒ поддакивает Мишаня.

‒ А я не альфа. И не бета. Я девчонка. Обычная.

Он задорно моргает, видимо, ожидая от меня какого-то фееричного вывода.

Но мой вывод простой и бесхитростный. И жуть какой очевидный.

‒ Мне тут не место.

‒ Заклинание условия решило, что место.

‒ Нет, это я оказалась не в том месте не в то время и вмешалась не в свое дело. Короче, это все одно громадное недоразумение. ‒ Заискивающе улыбаюсь. ‒ Так помогите мне как-то уладить проблему. И себе тоже.

Мишаня с добродушным выражением на лице мотает головой.

‒ Не выйдет, Лютик. Против заклинания условия не попрешь. Особая редкая магия. Поэтому мы и выбрали ее, чтобы получить достойного кандидата на стипендиальное место. Правда, ‒ он задумчиво оглаживает подбородок и рассматривает меня, будто видит в первый раз, ‒ даже и помыслить не могли, что это будет не кто-то из тех пятидесяти бет-смельчаков.

‒ Допустим. А что сделает ваше заклинание, если я захочу уйти?

‒ Не выпустит вас.

‒ Неужели? ‒ не хочу верить и не верю. Мое моральное право, между прочим.

Да и сложно Мишаню всерьез воспринимать. На его голове все еще ютится мой носок.

Словно вспомнив об этом, ректор невозмутимо стаскивает с лысины носочек, поворачивается и извлекает тапок из челюсти черепа на кресле. Второй тапок находит где-то у стола и тоже возвращает мне.

‒ Как насчет небольшого инструктажа на первое время, Лютик?

Никак. В смысле не хочу я никаких инструктажей проходить. Однако мысли свои не озвучиваю. Меня все еще напрягает то, что Мишаню мое присутствие здесь совершенно не напрягает.

Напрягись, блин, хоть чуть-чуть.

‒ А почему «Лютик»? ‒ осмеливаюсь я спросить. ‒ И в том списке тоже почему-то звучало только это сокращение. Мое имя Ася. Говорила же. Я Ася Лютикова.

‒ Снова заклинание подсуетилось. ‒ Мишаня разворачивает несколько свитков, в том числе и подобный тому, что был у Гжельского. ‒ В личные дела вносятся все данные о студенте, титулы, сведения о внешнем виде и тому подобное. В ваше я положу отчет, который предоставил мне проректор Гжельский.

По всей видимости, то описание, которое он составил с помощью Люкоса. И когда только предоставить успел? При мне они не встречались. Телепортнул?

‒ Еще существует рабочий список. Он состоит из, главным образом, прозвищ, псевдонимов или сокращений имен студентов. Это для того, чтобы удобнее было обозначать учащихся на занятиях, боевках, дуэлях. Составлять таблицы рейтингов и анализировать структуру достижений. У некоторых имена слишком уж заковыристые. Так что подобный подход практикуется исключительно для всеобщего удобства. Изначальный потенциал есть у всех. Задача академии развить его и помочь достичь пика.

Бур-бур-бла-бла… Примерно так звучала для меня остальная речь ректора, которая содержала объемное перечисление важнейших задач, возлагаемых на профессорский состав академии, и нуль сведений, которые могли бы помочь мне избежать навязываемого обучения.

Хотя, думаю, отключилась я уже на словах «боевки» и «дуэли».

Ни капли не удивляюсь, что тут в ходу у альф мериться у кого стимул побольше и эго покрупнее. Но я-то ни под каким соусом не смогу с ними в один рядок запрыгнуть. Лягнуть пару раз в стрессовой ситуации ‒ это пожалуйста, подставляйте мягкие места, но чтобы силищу все время показывать… У меня тренированный разве что язык. Болтать умею. А в остальном ‒ ох и ах. Неужто придется каждый раз запускать пронзительные трели?

‒ Метка ‒ ваш путеводитель, ‒ слышу я и подаюсь вперед, навострив уши.

Мишаня хлопает себя по плечу, намекая на место расположения метки. А затем демонстрирует мне ладони с вытатуированными глазами в ветвях.

— Она примерна такая же, — поясняет мужчина. — Поможет вам с ориентированием на местности и ответит на стандартные вопросы.

— Метка еще и разговаривает? — вылупляюсь я на ректора.

— Не совсем. — Мишаня явно наслаждается произведенным эффектом. — Задаете вопрос и делаете так. — Он щелкает пальцами. — И тогда метка или материализует информацию в воздухе перед вами, или указывает путь иным способом.

Прищуриваюсь и недоверчиво поджимаю губы. Я тут недавно один фильм смотрела. Там тоже лысый качок разок пальцами точно также щелкнул и полгалактики распылил. Интересно, местные альфачи так умеют?

— Для начала вам следует получить вещи — все то, что потребуется для жизнедеятельности. Сходите в академическое хранилище. Хранитель выдаст необходимое по вашей метке. Та-а-ак. — Мишаня деловито скрипит бицепсами. — С ориентированием разобрались. Основные здания типа библиотеки, столовой, медпункта найдете на карте, которую вам материализует метка. А я пока поразмышляю насчет того, где вас устроить на проживание. Как понимаете, общежития у нас предусмотрены только для юношей.

Скорбно киваю.

— Тогда начните с хранилища, а затем я кого-нибудь за вами пришлю, — еще пуще воодушевляется ректор. — Когда покинете здание, помните, что нужно сделать вот так, — снова щелкает пальцами, — и уточнить у метки направление. Все ясно?

Удерживаю траурное выражение и молча киваю.

Я — послушный кивающий болванчик.

— Отлично. Тогда до встречи. Мы поладим, уверен.

Уверен? Это после кислотного обстрела от Малявы? Да он оптимист.

Натягиваю носок и поднимаюсь. Удостоверяюсь, что тапки спадать в ближайшее время не собираются, поправляю блейзер и чинно следую к выходу.

Коридор, зал со статуями и наконец выход.

Поднимаю голову и пару секунд грею лицо в лучах солнца. Ко мне подбирается Малява и вальяжно плюхается прямо на тапки. Радик старательно роет задними лапами ямку на соседней клумбе.

Глубоко вдыхаю чистый воздух.

Что там по плану? Вещи и хранилище?

И я, значит, прямо сейчас отправляюсь туда, куда мне указал ректор…

Да щас!!!

Подхватываю Маляву, запихиваю подмышку, выбираю направление.

И деру, деру, деру!

Если меня не собираются выпускать, я себя сама выпущу.

Несусь вперед сломя голову. Сзади какие-то странные шумы и грохот. Оглядываюсь. За мной скачками мчится Радик. Не знаю уж, где у заколдованного стула центр мыслительной деятельности, но эта мебель почему-то решила, что должна следовать за мной.

Ну и ладно. Особо не мешает. Надеюсь, что отстанет на границе.

Только бы выбраться к этой самой границе, где заканчивается территория академии. А там уже как пойдет. Жизненный опыт показал, что у меня запредельный уровень адаптации.

Лютик не пропадет!

 

Глава 21. Пудинг и навыки

Мне несказанно везет. Вокруг никого.

Может, сейчас учебное время?

Предполагаю, что уже перевалило за полдень. Интересная разница во времени с моим миром. И, кстати, я-то сейчас вообще где? Другая планета? Галактика?

А дополнительное разрешение на пребывание не требуется? Хотя за безвизовый режим я ЗА всеми конечностями.

В общем, прихожу к выводу, что все местные хорошие мальчики сейчас усердно учатся. Но с чего тогда клыкастый Нико без дела шлялся да еще и в фонтане купался? Прогуливал? Типичный плохой мальчик.

Решаю все-таки не задумываться о лишнем и припускаю вперед еще быстрее. Малява меланхолично булькает у меня подмышкой. Радик не отстает.

Преодолеваю несколько пустынных дорожек, выложенных плитками, прорываюсь сквозь свисающие с каменной арки вьющиеся стебли с мелкими белыми цветами и вылетаю на просторный зеленый газон.

Ни стен, ни колючей проволоки.

Стоит помнить, что это не тюрьма, а образовательное учреждение.

Но это их «не выпустим, не выпустим» слишком уж подозрительно…

Я свободный человек, вовсе не отдаленно знающий о своих правах. Так что не представляю, как у них получится меня удержать?

Меткой? Ну, не зна-а-а-аю.

Ректор, безусловно, мужчина солидный и видный и умеет говорить складно. И даже доверие вызывает.

Но доверять-доверяй, а потом все равно обязательно проверяй, а еще правильно лови момент, когда надо рвать когти. И вообще заранее выбирай место для спонтанной эмиграции. На всякий пожарный.

Притормаживаю на вершине холма. Сзади все утопает в зелени и цветах, над которыми возвышаются шпили академических построек. С этого места не могу оценить масштабы, на которые претендует академия истинных альф, но уверена территорию она заняла не маленькую.

Передо мной поверхность идет под уклон, и еще несколько сотен метров занимает лужайка с аккуратно подстриженной сочной травой. На солнце все оттенки зелени так и слепят глаза.

Вдалеке бликует поверхность большого водоема. Еще дальше растянулась полоса леса.

Думаю, мне туда. Партизанить в лесной глуши. Короче, спрятаться и обдумать, как быть дальше. Может, еще придется возвращаться в то здание с залом прибытия, куда меня и затащили из моей чудесной квартирки.

По траве в тапках бежать ‒ тот еще труд. Скидываю обувку, хватаю ее свободной рукой и мчусь с горки на всех парах. Босиком (плюс носок ‒ в общем, почти босиком) по мягкой траве бежать вполне приятно. Только вот прохладный воздух то и дело пощипывает обнаженную кожу ног. Остальное тело в тепле. Блейзер Люкоса служит мне неплохой грелкой.

Есть опасения, что меня найдут по запаху. Уж очень тут любят обнюхивать. А, впрочем, буду надеяться на лучшее!

Ориентиром выбираю краешек блестящей поверхности озера. Обогну его и затем устремлюсь к лесу вдали.

Выскакиваю на береговую линию, ‒ тоже покрытую зеленью и цветами, ‒ и непроизвольно увеличиваю скорость, собираясь рвануть по прямой вдоль кромки воды.

И вдруг во что врезаюсь. Преграда мягкая, будто поверхность пудинга. Тело с набранной скоростью продвигается вперед еще чуть-чуть, но уже ощущаю ненавязчивое давление, словно нечто тонкое и мягкое натягивается, деформируется, в мгновение ока подстраивается под мой силуэт со всех сторон. Перед глазами воздух начинает искриться, а на невидимой поверхности проявляются светящиеся ехидно ухмыляющиеся рожицы.

Секунда неподвижного состояния, а мгновение спустя меня пружинит назад, как от гигантского батута. Лечу спиной вперед по ровной дуге. Не такой красивой, какую выдал проректор Зофу в своем последнем порхании. Но и от названного аса тоже не отстаю.

Надо бы повизжать, но я слишком занята расчетами. Требуется прямо в полете рассчитать и выпустить из рук Маляву так, чтобы он падал лапами вниз и теоретически смог бы приземлиться без ущерба для себя. Он ‒ не кот, поэтому не уверена, что мой зверек сумеет оказаться сразу на четырех лапах из любого положения полета ‒ даже падая кувырком.

Занятая заботами о Маляве я пропускаю момент, когда теряю тапки, момент, когда надо пугаться, бояться за свою жизнь и опасаться болезненного приземления, а также момент непосредственного завершения полета.

Просто вдруг понимаю, что мир вокруг больше не кажется одной смазанной полосой. Четко осознаю, что песика со мной уже нет. А еще, что положение моего тела в пространстве ‒ горизонтальное. Вот только твердой поверхности или мягкой травы, на которую я, предположительно, и должна была упасть, подо мной нет.

Задумчиво пялюсь в голубое небо. И аккуратненько завожу левую руку за спину. Так и есть. Подо мной пустота. Я зависаю в воздухе.

Поворачиваю голову и смотрю вниз. До мягкого покрывала из травы меня отделяет небольшое расстояние, которое при худшем раскладе все же может грозить мне болезненным падением и чувствительным ударом о землю.

Прислушиваюсь к ощущениям тела. Шок прошел, и теперь я чувствую на себе посторонние предметы. На пояснице и у затылка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​Чьи-то пятерни. Кто-то удерживает меня в воздухе и. судя по всему, на вытянутых руках.

— О-о-о-о-о-ой, лень держать, — флегматично сообщает мне «мой спаситель». -Опускаю.

Еду вниз, будто на миниатюрном лифте. Меня максимально мягко умещают на траве.

Непосредственность спасителя, большей частью базирующаяся на лени, похоже, уже давненько достигла высот, потому что вместо того, чтобы опустить мое тело куда-нибудь рядышком сбоку, он просто кладет меня перед собой.

Оцениваю новое положение в пространстве и достаточно легко воспроизвожу картину произошедшего. По всей видимости, незнакомец сидел себе тихонечко на зеленом бережку, как вдруг сверху на него без единого вскрика свалилась девица. «Спаситель» среагировал вовремя и поймал нежданный подарочек с небес.

А затем совершил одно простенькое телодвижение — опустил руки. В итоге мое тело все-таки благополучно достигло травяного покрова, а вот голова путем того самого простенького телодвижения оказалась между ног спасителя.

Вдоволь попялившись на растопыренные и возвышающиеся надо мной с двух сторон, словно горы, согнутые в коленях чужие ноги, задираю голову и встречаюсь взглядом с ясными голубыми глазами.

Парень. Кожа оттенка бронзы и чуть вьющиеся каштановые волосы — настолько длинные, что почти касаются моих щек. Этот субъект мощностью тоже не обделен. Могу судить со всей объективностью, потому что надо мной нависает не только его лицо, в моем положении кажущееся перевернутым, но и мускулистая грудь. Думаю, если задеру голову посильнее, то сумею посчитать все имеющиеся в наличии прессованные кубики.

— Привет. — Взгляд у незнакомца полон флегматичности и слегка отрешен.

— Привет. — У меня небольшой шум в ушах. Видимо, мячиком летать мне противопоказано.

— Ты смахиваешь на девчонку, — протягивает парень, неспешно подпирая кулаками щеки и все также бесстрастно глядя вниз — на меня.

— Ага, мне часто такое говорят, — в тон ему невозмутимо отзываюсь я.

— А ты чего здесь?.. — Он медленно поворачивает голову и дергает подбородком в ту сторону, откуда я и прибыла. Интонации у него протяжные и в каждом слове отдающие ленцой, как у курнувшего забористую травку хиппи.

— Летаю, — честно признаюсь я.

Парень понимающе кивает. И вдруг неожиданно решает пооткровенничать:

— Ая прогуливаю.

Теперь уже киваю я. Хотя, может, это выглядит не столь понимающе, потому что моя макушка трется об его живот.

— Ив фонтане купался, — добавляет он еще одну откровенность.

В голове у меня тут же щелкает.

— Реджи? — Вопрос даже звучит без вопросительных интонаций, ведь я уже достоверно знаю, кто на пару с Нико плескался в фонтане.

— Реджи, — подтверждает парень и, сгибая руку, сует мне пятерню для рукопожатия.

— Ася. — На автомате жму предложенную пятерню. — Но нынче чаще Лютиком кличут. Отзываюсь на кликуху чисто для того, чтобы лишние нервные клетки себе не гробить.

Флегматичный Реджи снова глубокомысленно кивает, на этот раз все-таки подметая волосами мое лицо.

Реджи, Реджи…

В разуме снова полезная вспышка.

Реджи-то мне голеньким все обещали. И, судя по тому, что грудь, пресс и видные мне части его ног обнажены, то получатся, приятель клыкастого Нико по-прежнему не удосужился приодеться.

А значит, моя голова сейчас элегантно устроилась по соседству с одним из самых интересных элементом тела Реджи, в данный момент не прикрытым ничем, кроме моих кудряшек.

Моя бабуленька всегда хвалила меня за умение грамотно падать.

Ну, так вот, навыки — они и в академии альфачей навыки.

Падаю я и тут… и да, грамотно.

 

Глава 22. Качели и доброта

Вскакиваю с такой скоростью, будто под меня закинули горячие угли.

Реджи тут же поднимается на ноги. А потому делаю еще пару прыжков вслепую куда-то назад, при этом сосредоточенно вглядываясь в небеса.

Не сказать, что абсолютно голый представитель мужского населения этой вселенной, ‒ такое уж новехонькое для меня зрелище. Одних только прелестей физиологии когда-то мне было вполне достаточно для удовлетворения потребностей в близком общении. Вплоть до того рокового момента, как захотелось вдруг и эстетическо-интеллектуальной отдачи. Но, как оказалось, найти партнера, который бы соответствовал всем моим завышенным требованиям, почти нереально. Об этом-то я говорила Леше из кофейни, пытавшемуся ко мне подкатить, вооружившись манговым муссом: хочу того, с кем и просто поговорить интересно.

Так и возник мой идеально чудный план на будущее с четким выбором приоритетов. И мальчики в этом плане находятся где-то за линией горизонта.

Что еще могу вспомнить насчет опыта встреч с отдельными субъектами в неглиже?

Кое-что есть.

Мне лет пять было, когда полиция начала патрулировать район в поисках мужика, который обожал зажимать в уголках школьниц или дамочек, а потом спускать штаны и демонстрировать им свою висючку. И однажды, когда пятилетняя я, ‒ так получилось, что в гордом одиночестве, ‒ играла в нашем пустынном дворе, этот трясун явился и пред моими очами. Прямо как Сивка-Бурка встал передо мной, как лист перед травой, и давай с воодушевлением мотать своей гордостью.

Я же, как в меру воспитанная моей бабуленькой и уже тогда достаточно выросшая в культурную девочку барышня, сделала на тот момент все возможное, чтобы предотвратить надлом своей предположительно ранимой психики.

Убежала прочь с визгами? Ну, не совсем.

Соскочила с качелей и, вдохновенно толкнув их, треснула дяденьку по тому самому местечку, видом которого он щедро делился с понравившимися ему дамами.

Ах да, переняв настроение дядечки, я еще в момент удара звонко проорала «НА!!!» Много лет спустя Ромыч, мой приятель с детства, дал этому виртуозному приему более расширенное наименование: «НА! ‒ И шарикам хана».

Тогда сбежавшиеся на ор соседи, мимо проходившие зеваки и полицейский патруль обнаружили меня, как ни в чем не бывало качающуюся на качельке, а рядом ‒ поскуливающего мужичка, лежащего у основания качели и согнувшегося в болезненный калачик.

Вот так. Говоря по-простому, обнаженкой меня уже не удивить.

Но одно дело видеть подобное перед началом определенных действ или встречать всяких полоумных на улицах. А другое ‒ лицезреть нечто роскошное в солнечном свете ясным погожим днем. И, к слову, пребываю в полной уверенности, что у Реджи нет никаких грязных помыслов. Интуиция подсказывает, что в таком виде разгуливать ему не в новинку.

В общем, изображаю скромницу, а своим диким взглядом смущаю разве что пористые облака в вышине.

Боковым зрением вижу, что Реджи делает шаг ко мне. Машинально отскакиваю и дергаюсь вниз, чтобы схватить нечто темное у своих ног. Быстро поднимаю этот предмет так, чтобы с моего угла зрения он визуально прикрывал всю основу пикантности длинноволосого бронзового мальчика.

Фух. Вот так нормуль. Можно даже общаться. Однако если Реджи снова будет перемещаться, придется и мне сдвигать свое импровизированное прикрытие.

Кстати, о прикрытии.

Фокусируюсь на схваченном объекте.

Малява! Держу его прямо под передними лапками, мордочкой к Реджи.

Лишь бы не решил плюнуть.

Пока раздумываю, как популярно объяснить новому знакомому, что залпы у моей псинки осуществляются в беспорядочном порядке и непонятном темпе, Реджи перемещается еще ближе.

Чувствую ладонями, как под кожей Малявы что-то бурлит и скворчит, и отпрыгиваю назад, чтобы академия неожиданно не потеряла своего главного нудиста.

От собственного резкого движения поскальзываюсь на траве и шлепаюсь на аккуратно подставленную сидушку Радика.

‒ У тебя столько живности, ‒ бесстрастно замечает Реджи и меланхолично взмахивает рукой, включая в невидимый круг сразу и Маляву, и Радика. ‒ И столько ла-а-ап. Одна, две… три. Лапистые какие.

‒ Угу, ‒ соглашаюсь я, снова приподнимая у себя перед носом Маляву так, чтобы скрыть лишние виды парня. Мой песик бурлить перестает и, похлопав меня задними лапками по коленям, затихает. ‒ А где твоя одежда?

‒ А? ‒ Реджи опускает глаза и с некоторой толикой любопытства оглядывает себя. ‒ Где-то там бросил. Не нравятся мне эти тряпки. Все сковывают.

‒ И то верно, ‒ благодушно соглашаюсь, но только для того, чтобы разговор поддержать.

Парень смотрит на меня. И опять делает шаг вперед.

У Радика с нервами все ништяк, так что он стоит столбом. А так как я верхом на нем, уже ни о каком отступлении и речи не идет. Малява продолжает благородно исполнять возложенную на него функцию. Но если Реджи подойдет вплотную, там уже никакие зрительные углы не помогут.

Как тогда амплуа скромницы удерживать, а не начать пялиться? Та еще задачка.

— Ты осторожнее, дальше не отходи, — предупреждает меня Реджи, делая неспешные потягушки. — Метка тебе барьер установила.

— Метка? — Корчу кислую рожу. Меня, конечно, все кругом об этом предупреждали, но надежда, блин, дохнет последней. — Барьер?

Парень невозмутимо кивает.

— Видимо, метка подумала, что ты хочешь удрать, — поясняет он.

Правильно она подумала. Но меня как-то напрягает, что метка вообще умеет думать. Это что, разумное существо?

И знать не хочу!

Решительно спрыгиваю с Радика и топаю к тому месту, откуда меня запульнули в Реджи. Протягиваю руку и дотрагиваюсь пальцем до чего-то мягкого. Прямо по воздуху пробегают маленькие беленькие огонечки. На мгновение перед носом вспыхивает нечто, напоминающее сеть из сплетенных между собой ухмыляющихся рожиц. Миг спустя сеть гаснет.

Отхожу на шаг, отпускаю Маляву в траву и пинаю воздух. Опять огни и светящаяся паутина из ехидных рож прямо в том месте, куда я и заехала. Ногу пружинит обратно. Приходится подпрыгнуть, чтобы не свалиться.

— Да ладно! — в сердцах восклицаю я.

— Ну, точно, хочешь удрать, — раздается над моим плечом спокойный голос. Реджи все-таки подошел вплотную и теперь стоит прямо за моей спиной.

— То есть метка реагирует на мои желания?

— Да. Смотри. — Он тянет руку вперед, и невидимый барьер его никак не задерживает. — Я могу и дальше прогуляться. Меня метка пропустит, так как я удирать не собираюсь.

Чертова система. Это ж теперь с татушкой надо контакт налаживать!

В это время Реджи шумно вздыхает.

— Ох, напряжно. — Он с досадой смотрит в сторону шпилей академии. — Обратно до общаги вряд ли удастся скрытно добраться. Опять кто-нибудь из проректоров поймает.

— Тебе бы одежку, — любезно напоминаю я. Пожалуй, одетому Реджи влетит чуть поменьше, чем будь он полностью открыт миру и всем ветрам.

— Да, возможно, это и поможет.

Он принюхивается ко мне, а я все еще стою к нему спиной. Какой-то жутко нерациональный расклад.

— Есть что одолжить, Лютик?

Дергаю плечами и задумываюсь. С блейзером расставаться не тянет. У меня под ним обстановка — ненамного лучше, чем у Реджи. Ну, может, чуточку лучше.

Новый знакомый опять принюхивается. А затем досадливо хмыкает.

— Так тебя уже забрал Люкос?

— И как понять «забрал»?

Формулировочка так себе. Срочно требую расшифровки.

— На тебе его запах. Сильный. Похоже, на тебе его метка. Знак присвоения…

— На мне блейзер Люкоса, — поправляю я его. — Вот и воняю им. И, к слову, о всяких распространенных здесь метках. У меня на районе, когда кого-то конкретно «помечают» и сваливают, за такое потом алименты требуют. Твоя моя понимать? В общем, полегче с выражениями, а то я дерганая и обожаю вон тем лысым зверьком делать пиф-паф по всяким подозрительным личностям.

— Понимать, — с легкостью соглашается Реджи и медленно отодвигается от меня, будто отплывающая лодочка. — Так как насчет помощи?

— Ладно, — снисходительно откликаюсь я. — Могу выделить только вот это.

Стягиваю оставшийся носок и через плечо торжественно вручаю Реджи.

Эх, сколько мне еще влипать за мою доброту?

 

Глава 23. Интерактив и энтузиазм

Барьер не пускает меня дальше ни с третьей, ни с пятой попытки.

Да, я еще не сдалась.

Реджи все это время наблюдает за моими потугами, тактично помалкивает и, видимо, решает, куда бы пристроить носок. Между прочим, подарок бабуленьки. А я буквально за пару часов раздала всю пару всяким левым бицепсеносникам. Щедрость моя не знает границ.

Хорошая я, в общем.

Силы на исходе. «Пудинг» не поддается, вспыхивающие рожицы с каждым разом все ехиднее, а обращаться напрямую к метке особого желания нет.

А вдруг и правда ответит? Голосом и словами? Это ж сразу клиника.

Хотя чего мне бояться? Уже столько всего здесь повидала, что болтающая татуха ‒ это так, мелочь.

Вот взять, например, стул на живых ножках.

Выразительно смотрю на Радика. Тот уже почти целую минуту стоит без движения. Грандиозное испытание для задних лап, известных своей неуемной энергией. Немудрено, что, потерпев еще секунд десять, мохнатые конечности принимаются шалить, подпрыгивать и исполнять задней частью «туловища» нечто, напоминающее тверк. Расположившийся на сиденье Малява озадачено оглядывается, но на траву не спрыгивает, хотя его от каждого скачка неплохо так встряхивает.

‒ И как успехи? ‒ любопытствует Реджи. Парень находится за подпрыгивающим Радиком, поэтому все его особо интересные места хорошо скрыты.

‒ А сам как думаешь? ‒ пыхчу я, проверяя плечом соседние с барьером области.

Натыкаюсь на преграду и там. Сеть растянулась по всему периметру. Есть вариант бултыхнуться бомбочкой в озеро и попробовать барьер на зубок там, но разум уже давненько нудно твердит, что проблема вовсе не в барьере, а в том, что его устанавливает. Или кто. Если метка и правда живая.

Не очень-то круто таскать на себе нечто живое. Ладно ‒ Маляву я готова на ручках носить и дальше, ну или божью коровку с листа на лист пересадить. Но живой вытатуированный глаз… Короче, у меня есть чем себя занять в ближайшее время.

‒ Закончила? ‒ Реджи выдает зевок и снова с интересом пялится на замершую в задумчивости меня.

‒ Почти. Чего в общагу не идешь?

‒ Не знаю, ‒ честно признается парень. ‒ Ты забавная. И наблюдать за тобой забавно.

Я что, подскакивающий на шарике хомячок? Не надо тут из меня живописное зрелище делать.

‒ Метка, слышь, пусти на волю, ‒ делаю я пробный заход на установление контакта. ‒ Мне нужно отсюда убраться.

‒ Так она тебе не ответит, ‒ замечает Реджи, почесывая подбородок. ‒ Метка только направление указывает, ну и что и где найти можно. А в остальном ‒ это как опознавательный знак. Плюс профилактика от… как там они это назвали?.. От шалостей.

‒ Шалостей?

‒ Типа побега. ‒ Реджи бесстрастно пожимает плечами. ‒ Вдруг нам погулять захочется вместо учебы. Вот ты, например, сейчас как раз шалишь.

‒ Шалю я обычно по-другому, поверь. ‒ Досадливо цыкаю и взлохмачиваю рукой и без того лохматые волосы. ‒Хорошо, ваша взяла. Иду в хранилище за вещами.

Решаю, что при первой же возможности разузнаю, как избавиться от метки или как убедить ее не ставить барьер.

‒ Знаешь, куда идти? ‒ добродушно спрашивает Реджи.

Внимательно смотрю на него. Он ведь ни капельки не удивился моему присутствию в академии. Я, конечно, помню, что все местные мальчики уже в курсе, что тут где-то по дорожкам гениальная леди бродит. Но вопросы-то по поводу того, как я сюда попала, должны возникнуть? Но, по всей видимости, не у Реджи.

‒ Нет, не знаю.

‒ А вот это спроси у метки. Щелкни пальцами. И озвучь то, что тебе необходимо узнать.

Горестно вздыхаю, но все-таки щелкаю пальцами.

‒ Путь к хранилищу.

Плечо лижет пламя, а перед глазами прямо в воздухе материализовывается черная карта с желтыми пометками строений и дорожек. Красная ниточка протягивается от мерцающего лилового огонечка, похоже, обозначающего меня, до одного из зданий.

‒ Ого. Это же прямо интерактив на максималках!

‒ Нравится? ‒ Реджи лениво обозревает висящий в воздухе план.

‒ Я в восхищении. Но это вовсе не значит, что мне нравится, ‒ бурчу и сосредоточено всматриваюсь в красную ниточку.

Карта внезапно истаивает. Округляю глаза и снова щелкаю пальцами.

‒ Верни. Я не успела досмотреть!

‒ Тебе и не нужно. Путь указан. ‒ Парень кивает на обвивающую мое запястье красную нить. От меня она тянется вверх по склону к академии и едва заметно мерцает. ‒ По нему и иди.

Реджи вызывается сопроводить меня ‒ все равно ему идти обратно и сдаваться. Я и моя компания вежливо пропускаем его вперед, и он гордо возглавляет шествие. Шагаю второй, за мной плетется чуть угомонившийся Радик. Одна из ног в ботинке недавно отвесила основательного пинка обеим лапам ‒ так что они слегка приуныли. Малява неспешно шествует рядом со мной.

Все бы ничего, но несколько вещей не дают мне покоя.

Во-первых, наливные булочки прямо по курсу. Они у Реджи что надо, это признаю.

Во-вторых, гложет любопытство, а куда же новый знакомый дел мой носок? В руках у него пусто. На ногах тоже ни намека.

У меня, конечно, есть одно предположение…

Судя по всему, этот носок мне больше не носить.

Входим под нависающую зелень деревьев и останавливаемся на перекрестке. Красная нить указывает мне одно направление, Реджи же сообщает, что ему в общагу в другую сторону.

— Пока-пока, Лютик.

Усердно не смотрю на него. Моя фантазия и так уже все прекрасно нарисовала.

Реджи неторопливо уплывает за угол, а я веду свою свиту по красному указателю. Поверить не могу, что мне пришлось вернуться обратно.

Фиаско, Аська. Надо бы срочно реабилитироваться.

Добираемся до постройки с белыми ступенями и красивыми дверями с изображениями огненных птиц. Лестница ведет вниз. В воздухе ощущается смесь из затхлости и приторного запаха средств от моли. Но в помещении, в которое мы попадаем, воздух на удивление свеж и отдает влажной листвой. Хотя там всего одно маленькое круглое оконце под потолком, да и оно наглухо заперто.

На другой стороне помещения стоят широкая стойка и шкафы. Чуть подальше — темный вход, и виднеется кусочек коридора. За стойкой расположился старец с белоснежной подкрученной бубликами бородой. Его одеяние до жути напоминает золотистый боярский кафтан, а глаза, как только я подхожу ближе, тут же превращаются в две много чего подозревающие щелочки.

— Добрый день, — здороваюсь я и провожаю взглядом растворяющуюся в воздухе красную нить.

Старец молча осматривает меня. Перегибается через стойку, секунду глядит на Радика, а затем полностью фокусируется на Маляве.

— Кхто тхы? — обращается ко мне. — И этхо? — спрашивает старец, указывая пальцем на Маляву.

— Азъ есмь царь. Для местных просто Лютик. А это есмь жучка, — невозмутимо сообщаю я, кладя ладошку на макушку моей псинки. — А если проще, песик мой. Малява.

Глаза-щелочки старца становятся еще уже и буквально исчезают под напором лицевых морщин. Наверное, наша компания доверия не вызывает. В принципе дедка можно понять.

— За вехщами? — спрашивает он. — Рехкторх пхредупхредил, чтхо тхы явхишься.

— И вот я явилась.

Последнее произношу с энтузиазмом, который на самом деле ничуть не испытываю. Мне бы найти тут того, кого можно расспросить поподробнее обо всем и про всех — и без опаски встрять.

Слышу шаги. В проеме появляется темный силуэт, и миг спустя из коридора выходит девушка — просто потрясающей красоты.

Девушка? Девушка?! Девушка!!

Там, где одни пацаны?!

Девушка, девчоночка, девуля!

Меня просто распирает от счастья и, ясный кексик, я лечу на всех парах к подруге по несчастью с намерением от полноты чувств затискать ее в объятиях.

 

Глава 24. Арбузик и уют

Девчуля выше меня почти на целую голову. Прямо топ-модель. Обнаруживаю это, когда буквально запрыгиваю на нее с разбега и обхватываю за шею. На девушке свободная белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, а на поясе длинный фартук с карманами, из которых торчат различные канцелярские принадлежности и блокнотики.

Мой нос утыкается в ямочку между ее ключицами.

Вспоминаю, что еще на подлете успела оценить ее длинные вьющиеся локоны нежного ванильного оттенка и восхитительно яркие янтарные глаза. Даже со своей девичьей точки зрения признаю, что обнаруженная цель ‒ настоящая красавица.

Капитально притискиваю ее к себе. Не думала, что могу так радоваться незнакомой девушке. Никогда особо не любила маленькие девичьи посиделки, но с ней готова хоть сейчас засесть за шушуканье, малеванье друг другу ногтей на ногах и лепку разноцветных масок на рожицы. Поразительно. Похоже, ее появление и правда по-настоящему осчастливило меня.

Последний раз на такие посиделки я собиралась с Олей. Как раз шел последний месяц ее беременности. Сначала она, пыхтя от усердия, накручивала мне на волосах эпатажные прически, а потом, развалившись в кресле компактным раздувшимся арбузиком, наблюдала за тем, как я крашу ей на ногах ногти. Одновременно моя милая подруга крыла последними словами своего мужа Гошу, который уже долгое время лишал ее приятностей любовных утех.

«Он стал таким равнодушным! ‒ ныла Оля, не забывая при этом ловко подставлять очередной ноготок под мою кисточку. ‒ Никаких больше шпили-вили мне не обеспечивает. Долбанный нехочуха».

К слову, провинившийся супруг тоже находился на этих посиделках. В качестве массажиста. Бедняга Гоша, не переставая массировать Олины плечи, в ответ на громкие обвинения супруги пытался оправдаться, напоминая об ее интересном положении, ссылался на боязнь потревожить «ее пузико» и изо всех подлизывался. Однако на каждое такое вяканье получал свернутым в трубочку журналом по тем местам, которые неосторожно приближал к любимой женушке.

Помню, что в тот раз чрезвычайно наслаждалась их живыми полемиками. Они же такие лапушки оба. Когда же я перешла ко второй ноге подруженции, а Гоша вовсю занимался массажем ее головы, разобиженная Оля устроила для нас целый спектакль с пожиранием банана. И, кстати, четко намекая нам, что это у нее ВОВСЕ НЕ банан.

От ярких воспоминаний хмыкаю прямо в шею новой знакомой. И не страшно, что фактически я еще с ней и не познакомилась.

Пожалуй, объятие затянулось. Конечно, для меня столь сильно выражать эмоции ‒ дело непривычное, так что решаю, что проблема в стрессе. Вот-вот, я же в другой мир попала. Имею право впасть в депрессию.

Чувствую легкое шевеление, а затем мягкое похлопывание по спине.

Ответных объятий я и не ждала, но все же приятно, что от меня не пытаются отбиться. И даже вроде как… утешают?

‒ Все в порядке? ‒ негромко спрашивают у меня.

Ух, голос точно шелк. Или пушистый плед. Ощущения такие мягонькие-мягонькие, будто в покрывальце укутывают. И пахнет от девушки чертовски приятно. Ненавязчивый аромат цветов и фруктов. Словно легкий десерт.

Нямка.

Эта девчуля мне срочно нужна в боевые подруги.

Отстраняюсь. И только тогда осознаю, что все это время стояла на носочках. Нацепляю самую приветливую улыбку.

На лице девушки легкая озадаченность. Но она тоже улыбается в ответ.

‒ Здравствуй. ‒ Немного глуповато себя чувствую, поднимая руку в приветственном жесте. Но что поделать, если уже успела заранее потискать собеседницу? ‒ Я тут вроде как новенькая. Ася Лютикова.

‒ Здравствуй. Да, новость уже разлетелась по всей академии. ‒ Девушка изящно качает головой и премило приподнимает ровные светлые брови. ‒ И, возможно, в городе тоже кое-что прознали.

Так, где-то тут есть город. Отличная новость. Да мне везет! Всего-то первый разговор, а будущая подружка уже показывает себя с наиполезнейшей точки зрения.

‒ Энильлили. ‒ Девушка указывает на себя. Все ее движения ‒ даже быстрые ‒ преисполнены едва уловимым изяществом. ‒ Мое имя.

Ничего такое имечко. Эниль… Эни… Аня… Анька, в общем.

‒ Рада познакомиться. ‒ Расплываюсь в радостной улыбке и, пользуясь моментом, еще раз быстренько рассматриваю собеседницу.

Анютка дружелюбна и в меру спокойна. Не то что мальчики, которые здесь повсюду шныряют и делают много резких телодвижений. А еще она девушка. И это самое главное!

Стройная. И с очень маленькой грудью. Может, конечно, я привыкла к объятиям Оли, которая с одного поворота могла своими формами вырубить кого угодно.

Однако все равно что-то было не так… Женственность черт в Анютке сочетается с некоторой долей угловатости тела. Например, линии бедер. Или плечи, которые слегка широковаты для девушки…

И зачем я придираюсь? На самом деле никакого идеального стандарта для внешности не существует. Все прекрасны по-своему и могут кому-то понравиться, а кого-то привести в ужас.

Но моя Анька и правда красотка. Особенно волосы. Бомба!

Замечаю, что девушка тоже рассматривает меня. Взгляд у нее теплый и уютный — наверное, все дело в янтарном цвете глаз. Завораживают.

— Рада, что встретила тебя. — Развожу руками и демонстративно вздыхаю. — Мне бы не помешала сторонняя поддержка. А то тут все… Ну, ты понимаешь. — Старательно прищуриваюсь и цокаю языком, намекая на свои особые обстоятельства.

— Думаю, да, понимаю. — Анютка добродушно усмехается.

Интересно, как она тут одна выживает? А, может, и не одна? Возможно, тут еще есть девушки? Тогда все пучком. Женская солидарность на фиг снесет все горы. Мне наверняка подскажут, как красиво и эффектно унести отсюда ноги.

Решаю выяснить пару деталей прежде, чем задружиться с Анюткой посильнее.

— А много здесь девушек обитает? В академии, имею в виду.

Моя собеседница моргает и медленно клонит голову к левому плечу, не переставая с интересом смотреть на меня. Умеют же некоторые девчоночки миленькие выражения строить. Даже неосознанно. Я вот профан в этом. Разик попробовала перед Ромычем специально очаровательную рожицу состроить и попросила его оценить. Так он сказал, что выражение у меня было примерно следующее: «Я. Ты. Кирпич. Летать».

В общем, если что, флиртовать мне противопоказано. Не знаю уж, почему некоторые парни на меня западают.

Жду ответа, удерживая приятную улыбку. Надеюсь, по крайней мере, что она приятная.

— Одна, — наконец сообщает Анютка.

Ути моя бедняжечка! Она все это время была тут одна-одинешенька! Переполняюсь состраданием, как до этого счастьем.

— Это ты, — добавляет моя собеседница. — Ты — единственная девушка во всей академии.

 

Глава 25. Наука и записка

Погодите-ка… Логика, досвидос. И здравый смысл вдогонку.

Если я ‒ единственная девушка, то стоящая передо мной… не девушка.

Мои умозаключения гениальны. Взяла бы с полки пирожок наградой, но я больше по кексикам.

Значит, с подружкой ничего не выйдет. И передо мной парень.

Печалит, что высшие силы расщедриваются на пушистые ресницы и густые волосы парням ‒ вот как этому, например. И чаще им даже прикладывать никаких усилий не нужно. А что же остается девушкам? Шиньон пришпандорь, ресницы прицепи, брови прилепи, грудь подложи, бедра обтяни, лишние волосяные покровы с мясом оторви ‒ сплошная морока.

Хочу себя остановить, но взгляд все равно опускается ниже зоны пупка «Анютки». Ладушки, девчонка с грудью-нулевкой покатит, но если это и правда особь мужского пола, то истину узнать можно лишь одним очень занятным способом.

‒ У меня что-то на фартуке? ‒ Анютка, то есть Эни, тоже смотрит вниз.

Ага, на фартуке… А точнее, под фартуком. Плюс-минус дополнительные тряпочки одежды.

Попросить бы его стянуть с себя лишнее, ведь от любопытства меня едва ли не потряхивает, но все же не озвучиваю просьбу. Уверена, Люкос или Нико с радостью поддались бы на уговоры обнажиться, а Реджи и уговаривать не пришлось бы. Но с Эни, чувствую, все будет сложнее.

Ох уж эти мои научные изыскания.

‒ Так ты парень, да? ‒ спрашиваю напрямую, чтобы справиться с соблазном сорвать с собеседника фартук. Напоминаю, исключительно ради научных целей.

‒ А ты меня за девушку приняла? ‒ Эни по-доброму улыбается, и я про себя вздыхаю с облегчением. Фух, не обиделся.

‒ Чуть-чуть, ‒ осторожно отвечаю я. ‒ Тридцать три процента против шестидесяти.

‒ А где еще семь процентов?

‒ Семь ставлю на определение «неведома зверушка».

Эни пару секунд просто смотрит на меня, а затем фыркает от смеха.

‒ А ты честная, Ася Лютикова.

Светлые локоны, до этого момента прикрывающие своей пышностью шею, чуть сдвигаются, обнажая бледную кожу, и я вижу очертания кадыка. Не слишком заметный элемент на такой почти белоснежной поверхности.

‒ Я парень, поверь. ‒ Эни заводит руки за спину и принимается за завязки фартука. Ткань начинает съезжать. И…

Нет, обходится без спонтанного обнажения. Под фартуком брюки, но края рубашки слишком длинные и не позволяют мне сходу обзавестись знаниями о наличии у нового знакомого выпуклостей или впуклостей.

Что ж, настаивать не буду. И поверю на слово.

Эни протягивает руку и вытаскивает из полумрака коридора блейзер, ‒ видимо, тот висел где-то на стене, ‒ и надевает его на себя.

Получается, он тоже студент. И альфа? Такой миловидненький и худенький? Мои ассоциативные ряды терпят крушение на мелководье реальности.

‒ Ты очень пристально на меня смотришь. ‒ Уголки губ Эни приподнимаются в выразительной полуулыбке. ‒ Не знаю даже, смущаться или гордиться таким вниманием.

Я бы ему посоветовала драпать. Но он-то не в курсе, какие у меня на него были планы, так что ради своей пользы советы сегодня раздавать не буду.

‒ А объятия мне перепали, потому что ты решила, что я девушка? ‒ вдруг спрашивает он.

‒ Типа того.

‒ Тогда буду считать это приветственной наградой.

‒ Как хочешь. ‒ Пожимаю плечами.

Мне бы печалью упиваться, что с соратницей дело не выгорело, но я отчего-то спокойна. Наверное, на меня так этот парень действует. Он не пытается вторгнуться в мое личное пространство. И прямо благоухает адекватностью. Чувствую, что расслабляюсь. Кажется, я все-таки не против подружиться.

Но прежде стоит поумерить любопытство хотя бы в отдельных аспектах.

‒ Похоже, альфы разные бывают, ‒ глубокомысленно протягиваю я, пробегаясь взглядом по изящному силуэту парня.

‒ Если ты имеешь в виду комплекцию, то да. ‒ Эни не перестает улыбаться. ‒ Кого ты уже успела здесь повстречать?

‒ Люкоса, Нико. И Реджи, ‒ охотно делюсь своими так называемыми коммуникативными достижениями.

‒ Тогда ясно. ‒ Эни разводит руки в стороны, будто приглашая рассмотреть себя получше. ‒ Они ‒ альфы своих видов. Мой вид иной. Я ‒ небесный либри.

‒ А я земноходный хомо сапиенс, ‒ быстренько формулирую ответочку. А то тут такими словосочетаниям рубят, а я не при делах. ‒ И бесконтрольная с бесконтрольных земель.

‒ Удивительно. ‒ Он смотрит поверх моего плеча. ‒ Ты кажешься очень хрупкой. Как тебе удалось совладать с лавовой кугой?

‒ А я обаяшка. ‒ Оборачиваюсь, чтобы проверить, чем там заняты Малява и Радик. Слишком уж в помещении тихо. ‒ Ой, фу! Не жри деда!!

Картина идиллии в сладкой сгущенке. Мой песик и моя мебель, успевшие неплохо скооперироваться, щедро делятся своим вниманием с Хранителем. По крайней мере, предполагаю, что дедок с белоснежной бубликовой бородой и есть Хранитель. Радик, прислонившийся краем спинки к стойке, обеспечил удобный путь для моей псинки. И теперь попавший на стойку Малява занят пережевыванием кончика и ближайшего «бублика» бороды Хранителя. В воцарившейся тишине ясно слышно чавканье Малявы ‒ что-то вроде «ом-ном-ном» вперемежку с глухим цоканьем.

У дедка вид отсутствующий. Я бы на его месте не стала закрывать глаза и медитировать рядом с Малявой. Тот, по ходу, решил, что старичок, упакованный в кафтан, — его экстренный запас пищи.

Подскакиваю к стойке, хватаю Маляву поперек живота и стаскиваю на пол. Псинка, ни капли не обидевшись, тут же заваливается мне под ноги.

— Лихо ты с ним, — с неприкрытым восхищением замечает Эни. — Я бы не рискнул. Тем более возиться, словно с настоящим питомцем.

— У меня шпунтики без шариков, а винтики без роликов, — ограничиваюсь этим пространным объяснением и двигаю рукой вверх-вниз перед лицом Хранителя.

Никакой реакции. Смотрит сквозь меня, будто где-то там узрел саму вечность. А ведь всего несколько минут назад общался совершенно нормально.

— Что это с ним?

— В дневные часы Хранитель слегка подтормаживает. — Эни многозначительно поднимает брови. — Утверждает, что общается со звездами. Ближе к вечеру это пройдет. Если хочешь от него четких ответов на вопросы, то приходи рано утром или когда начнет темнеть. В общем, я здесь на общественных началах порой помогаю. Чтобы Хранитель у нас… спокойно в трансе пребывал. Так что можешь и ко мне обращаться.

У меня самой тот еще транс. Ощущение не отпускает с момента, как я узрела перед собой гламурно поблескивающую лысину проректора Зофу. Уверена, это пройдет, как только я занырну в пенную ванну в своей квартирке.

— Помочь с получением вещей? — предлагает Эни, и как раз в этот самый момент в комнату вспархивает сложенная из бумажки птичка.

Странное создание пикирует на подставленную ладонь озадаченного парня и самостоятельно разворачивается обратно в бумажный лист. Похоже, это какая-то записка, потому что Эни внимательно изучает содержимое листа.

Жду, когда и меня посвятят в таинство, принесенное волшебной птичкой. Ровные бровки парня несколько раз прыгают от переносицы к границе роскошной шевелюры и обратно.

Что же там в записульке?

— Кхем… — Эни тихонько вздыхает и пару раз задумчиво бьет себя бумажным листом по лбу.

— Что? — не выдерживаю я. — Что там?

— Это указание от ректора.

— Какое?

Эни поднимает на меня виноватый взгляд.

— Будешь жить со мной, Ася.

 

Глава 26. Аура и магнит

Жить с парнем? Такого активного пункта в моем списке ближайших дел, понятное дело, не значилось. Тем более в моем идеальном плане расстановки приоритетов.

А как же конфеты, ухаживания, гигантская кастрюлька пельмешек с заткнутым за ручку подсолнухом?

Я готова была пустить на свою жилплощадь только одного мужика ‒ Маляву. Да и он, в конечном итоге, оказался бесполым созданием.

В общем, округляю глаза и заранее опасаюсь обещаемых перспектив.

‒ Возможно, ректор решил, что так будет проще, потому что я живу один, ‒ поясняет Эни, задумчиво сминая в кулаке записку. ‒ Да и комната у меня достаточно по-особенному обустроена. Но так… с бухты-барахты и вместе? Честно говоря, это указание заставило меня растеряться.

Растеряться? У меня тут целый день шок на шоке и шоком погоняет.

Не виноватая я. Меня сюда силой затащили.

‒ Проблема была бы решена, если бы я знала способ, как отсюда уйти. ‒ Присаживаюсь на Радика, потому что мохнатые лапы снова начинают проявлять свой мятежный дух. ‒ Вжух! ‒ Показательно выстреливаю рукой вверх. ‒ И я уже дома. Никому не мешаю. Ни к кому не подселяюсь. Чуешь намек?

‒ В записке сказано, что ты зачислена по программе для беты-стипендиата. ‒ Эни косится на Маляву, тыкающегося в мою ступню плоским носом. ‒ Хотя и так понятно, раз это создание здесь. Куга признал за тобой победу.

‒ Я всего лишь взяла его домой и накормила. ‒ Не то чтобы утомляет объяснять одно и то же, но никак не пойму одно: почему предположительно жуткое существо ‒ мой Малява ‒ вдруг так привязался ко мне. Да еще и признал до такой степени, что местная магия условий распознала в этом мою победу и дернула меня сюда.

‒ Возможно, было что-то еще. ‒ Эни собирает по полу мои тапочки. Похоже, они слетели с меня, когда я на него с объятиями набросилась. ‒ Или все проще: ты особенная.

‒ Сериальчик на сто сезонов глянь. Или фильмец. Там каждый первый особенный. ‒ Пожимаю плечами. ‒ Давали бы мне везде скидки и сверху презенты накидывали, тогда бы я согласилась с собственной особенностью. А так ‒ трудись, и будет тебе результат. Верю пока только в это.

‒ Не любишь, чтобы было просто? ‒ Он неожиданно опускается на одно колено ‒ прямо как в романтических мелодрамах, от которых моя подруга Оля нещадно плевалась, а в арбузиковом состоянии ‒ пускала скупую халтурную слезу. Эни придерживает мои ноги и осторожно надевает мне кроличьи тапки.

С интересом наблюдаю за его лицом. Ведь сейчас он очень близко от Малявы. Между ними нет и метра.

‒ Да, мне не по себе, ‒ распознав заинтересованность в моем взгляде, сообщает Эни, аккуратно выпрямляется и неторопливо отходит в сторону. ‒ Куги ‒ опасные создания. А у меня при себе нет даже простых средств защиты.

Смотрю на Маляву. Того мой новый знакомый явно не интересует. Песик покачивается, а затем ныряет мордочкой вперед и разваливается поверх кроличьих тапок. Секунду спустя до нас доносится мерное поскрипывание ‒ его сопение. Вырубился как комп без заряда.

Притомился бедненький. Еще бы. Харкать на руководящих должностных лиц ‒ дело непростое.

‒ Скажешь, что ты ‒ не особенная? ‒ Эни фыркает и взмахом руки указывает на сопящую псинку. ‒ А я скажу, что куги так не делают. Они атакуют, а не ластятся.

‒ Может, они атакуют, потому что атакуют их? ‒ резонно замечаю я. ‒ Ладно. Это сейчас не так важно. Помнишь, что я сказала? Всем будет проще, когда чужачка вернется домой. Так вот, подскажи-ка, как мне провернуть это хитрое дельце?

Брови Эни снова подпрыгивают.

‒ Разве ректор не объяснил тебе ситуацию с магией условия?

‒ Объяснил. И также признал, что они всем составом косякнули, не продумав, что в их систему случайно может впихнуться не тот, кого хотели пропихнуть. Например, милая девочка, у которой и так дел по горло, и которой некогда путешествовать по соседним галактикам.

‒ Со своими косяками ректор, без сомнения, справится. ‒ Эни заводит за ухо объемный локон. ‒ Однако с заклинанием условия ничего поделать нельзя. Тебе придется доучиться до конца. Как и любому из альф.

Ну и за какие хорошие поступки мне такой подарок?

‒ Неужели никаких вариантов? ‒ корчу жалостливую мордаху.

‒ Если бы знал, обязательно сказал.

Ощущаю волны сочувствия, исходящие от него, да и взгляд у него добрый-добрый и тоже сочувствующий.

Верю. А потому впадаю в страшную печаль.

‒ Бли-и-и-и-и-ин.

‒ Пойдем?

‒ Куда? ‒ смотрю на Эни с некоторой отстраненностью.

У меня режим «унывняка». Дайте спокойно поунывать.

‒ В мою комнату.

Слегка оживаю от такого предложения.

‒ Знаешь, мне подобное часто предлагают.

‒ Правда? ‒ Эни явно озадачен.

Пожалуй, это самый невинный мальчик в округе.

От необходимости пускаться в нелицеприятные объяснения меня избавляет мощный храп. И нет, не Малявы.

— Вот как надо пребывать в трансе, — торжественно провозглашаю я, кивая на Хранителя, который благополучно похрапывает прямо стоя и попутно пускает пузыри. — Учитесь, ребята.

— Да, это с ним тоже порой бывает, — хмыкает Эни. — Давай выдам то, что тебе положено по твоей метке.

Он достает из-под стойки объемную книгу и перо. Проводит пером над моим плечом, а затем оглаживает кончиком страницу в книге.

— Все под учетом, — поясняет он на мой вопросительный взгляд. — Магия — отличное явление. Но со стабильностью вещей не все гладко.

— Мне уже говорили. И что, наколдованная одежда может прямо на мне исчезнуть?

— Вполне.

Хмм… Полагаю, «Акрукс» — не то место, где целесообразно неожиданно лишаться платьица или чего посущественнее. Хотя, уверена, для таких зрелищ здесь найдется весьма благодарная публика.

Эни скрывается в коридоре и минуту спустя возвращается с запакованной коробкой.

— Может, посмотришь что внутри, когда доберемся до комнаты? — Он бросает взгляд на часы. — Вот-вот закончится пара. И вряд ли тебе хочется сразу нырнуть в этот бешеный водоворот разноплановой энергетики.

Получается, то, что было до этого — еще не нырок, а так, лежание пластом на пляже? Занятно.

Ой-ой, хоть бы кто-то на эвакуационные выходы указал. А то — ни выбора, ни альтернативы. Иди туда, и никуда больше. Придется самой выпутываться — как и всегда.

— Вперед и с песней. — Решительно подхватываю Маляву на руки — тот даже глаза не приоткрывает, — и двигаюсь к выходу.

Раз Эни не особо смущается по поводу нашего совместного проживания, то и мне не стоит. Возможно, это только звучит страшно. Меня же никто не заставляет носки египетской пирамидкой складывать, фигурные пампушки в сваренный борщик бросать или пяточки почесывать.

Прежде чем ступить на лестницу, оборачиваюсь и успеваю увидеть, как Эни тактично трясет Хранителя за плечи.

Очень ответственный мальчик. Сплошные плюсы. Так и случается обычно: находишь у парня массу достоинств, идешь на сближение с объектом, а после узнаешь, что идеал предпочитает овощи подлиннее, да и вообще с противоположного полюса.

Терпеливо жду на дорожке около хранилища, покачивая на руках Маляву. Настойчивый Радик отлипать никак не хочет и занимает себя тем, что наворачивает круги вокруг меня.

Наконец в проеме двери появляется Эни с моей коробкой.

А на свету он еще милее. Называется, была б я мужиком, тогда… кхем-кхем…

— Идешь? — Он недоуменно смотрит на меня через плечо.

— Угу. — Спешу за ним. Радик скачет где-то позади, но нас не обгоняет. — Торможу слегка. — На секунду задумываюсь и выдаю неловкую шутку: — Я же все-таки сотая тут.

— Номер студента — это не рейтинг по уровню интеллекта. — Эни мои слова воспринимает буквально и серьезнеет на глазах. — Я — седьмой. Но это вовсе ничего не значит. Всего лишь цифра из общего списка. В академии альф невозможно возвысить кого-то над кем-то. Здесь все — наследники, от которых ожидают великих свершений. Лидеры. Пока непровозглашенные. Всего лишь неопытные юнцы, по-прежнему жаждущие развлечений. Мало кто пока понимает, насколько ответственные роли отведены альфам.

Ого, а тут серьезные дела проворачивают. Мне бы на трибуны с миской пельмешек, а не собственной персоной в престольные игры залазить. От власть имущих мне моя бабуленька всегда советовала чесать на первой световой. И я бы с удовольствием почесала… Но замуровали! Обложили со всех сторон и давят авторитетом.

А мне чем давить в ответ? Буферами?

Не думаю, что тут сильно оценят, если я буду обнажать свой ум, которым вроде как горжусь. Обнажать другое — тогда да, свист, аплодисменты, вызов на бис. Что еще взять с этой благодарной публики?

— Трудновато тебе придется, — внезапно замечает Эни.

Ну-ну, открыл мне глаза. Помню, что я не в первой младшей группе детсада. Хотя… — Ты очень сладкая.

— А? — Аж торможу с такой фразы. У меня-то ассоциации, что будущий сосед весь такой взбито-сливочный одуванчик, а он мне такое выдает.

— Твоя аура, — замечая живописное выражение на моем лице, исправляется Эни. — Сила, которую ты источаешь, и уверенность, с которой себя преподносишь. Очень мощные всплески. Ты, несомненно, будешь привлекать альф. Особенно тех, что помешан на запахах. У тебя даже естественный аромат сладок.

Нюхнул бы он меня после часовой тренировки в спортзале. Откачивать бы с нашатырем пришлось. Ладно, утрирую. Но пахну я в то время точно не как сладкий ванильный десерт.

Значит, у меня какая-то мощная аура? Пригодится. Для карьерного роста. Доверительное отношение у людей создавать, убеждать их, чтоб они мне своих родственников-друзей в клиентуру подгоняли.

Да я в плюсе, ребят, как ни крути.

— И что, альфы пообщаться захотят? — с довольным видом уточняю я. Мои мысли плескаются где-то в море из радужных мечтаний о великолепной карьере.

— Да, наверняка. И… — Эни чуть морщится. — В самых разноплановых смыслах.

Настораживаюсь.

— Совсем разноплановых?

— Совсем, — подтверждает мой спутник.

— То есть я и в «таком» смысле их интересую? — Досады моей конца и края не видно. — Это как в песне Rammstein? У тебя есть ха-ха-ха, у меня есть хе-хе-хе. Поэтому давай делать жим-жим-жим.

— Не знаком с этим произведением, — не на шутку озадачивается Эни. — Однако общую мысль уловил. Верно. Все так и будет. Альфы — железная стружка. А ты — самый сладкий из всех магнитов.

 

Глава 27. Протест и статус

Похоже, у меня эйфория от свежего воздуха. Голова кругом и образы стульев на лапках вокруг прыгают. Вот что значит жить в мегаполисе и дышать искусным ассорти из забористых химических элементов.

Ну, а теперь вернемся к физике.

Магнит? А? Чего? Куда?

Восклицаний в моей голове уйма, но внешне я почти образчик хладнокровия.

Не нравится мне это сравнение, включающее железную стружку. Хотя бы потому, что при проводимых опытах этой самой стружки всегда было дофигища. Исходя из местной логики, альф ко мне прилипнет тоже дофигища.

Вдохновляет перспектива? Только не меня.

Ломают тут к чертям мой чудесный план, а мне молчать и не пищать?

Надеюсь, Эни ошибается. А иначе придется отбиваться от альфачей Малявой.

Проходим через цветущую арку и останавливаемся перед массивным строением. Стены обросли зеленью и цветами, поэтому объективно оценить размеры здания не удается. Но, наверное, тут этажа три-четыре.

Мой сопровождающий игнорирует широкую дорожку, выложенную поблескивающими плитками, и сворачивает на узкую тропинку, ведущую между кустарниками.

‒ Это одно из зданий общежития. У меня отдельный вход, ‒ кидает он через плечо. ‒ Ступеньки крутые. Но думаю, ты привыкнешь.

Не хочу привыкать, домой хочу. Кому можно об этом поныть в ухо?

Эни отходит в сторону и позволяет мне полюбоваться черными ступенями винтовой лестницы, уходящей ввысь. Виноградная лоза опутывает перила, сверху свисают гроздья из красных и белых ягод и повсюду цветы, цветочки, цветули.

‒ Нам наверх. Пойду первым, а ты за мной. Твоя обувь не слишком удобная, так что будь осторожнее, Ася. Если что, цепляйся за меня.

Да не вопрос. Цепляться я умею.

На всякий случай сразу оглядываю спину парня, примериваясь, за что именно я буду хвататься при падении. Вариантов не мало. Пожалуй, выберу по настроению и по уровню паники.

Эни ступает на первую ступень и, на миг замерев, оглядывается. Смотрит не на меня, а на сопящего на моих руках песика.

‒ Если даже попытаюсь его тут оставить, он все равно поползет за мной, ‒ предупреждая протесты, сообщаю я. Уверена в своих словах на сто процентов. Малява уже показывал характер, так что вряд ли захочет отделяться от меня.

‒ Пожалуй, нет необходимости напоминать, что лавовая куга — не тот зверь, которого можно одомашнить. ‒ Мягкие тональности Эни действуют успокаивающе, но никак не убедительно.

‒ Он будет вести себя хорошо.

Ясный кексик, я за это не ручаюсь. С другой стороны, если Маляве не дадут последовать за мной, он может начать вести себя не хорошо. Так что я борюсь за мир во всем мире, а не чувство собственного достоинства ублажаю.

Эни медлит. Косится на Радика.

Ну, с этим проще. Я его с собой не звала.

‒ Мебель, топай домой. ‒ Перемещаю Маляву подмышку и свободной рукой указываю в неизвестном направлении.

Радик с места не сдвигается. Только покачивает спинкой из стороны в сторону.

‒ Мебель, топай домой, пожалуйста, ‒ добавляю я порцию вежливости.

Но мебель домой не топает. Наоборот ‒ подкрадывается поближе и тычется сидушкой в мои колени.

‒ Похоже, он не хочет возвращаться на склад, ‒ задумчиво изрекает Эни. ‒ Ты ему понравилась.

А что, я кому-то могу не нравиться? Душка же, кто будет спорить?

Но, несмотря на всю мою скромность, разве можно брать на себя ответственность еще за одного питомца? Я от Малявы то и дело подвоха жду, а тут еще этот стул…

Даже не знаю, скучаю ли по дням, когда жила тихо-мирно и одна в своей тихой и мирной квартирке. А здесь разом завожу пса. Потом мебель. А что там после обустройства быта бывает?

Женихи валом валят — только и отбивайся?

Не, так не пойдет.

Упираюсь тапком в сиденье Радика и пихаю его подальше от себя.

‒ Мебель, домой. Фу, фу, фу! Кыш-кыш-кыш! Одна нога здесь, а лапа уже там. Галопом, рысью, мячиком. Давай! Скачи, дружок!

Стул упрямится, бодается с моей ногой и, в конце концов, снова тыкается сидушкой в мои колени.

Ну, видимо, ничего не поделаешь. Любишь сидеть на стульчиках ‒ люби и сами эти стульчики.

‒ Эни, ‒ закатываю глаза, приподнимаю Маляву повыше и пихаю локтем Радика в спинку, ‒ эти двое со мной.

У парня от удивления вытягивается лицо. Лишь через некоторое время понимаю, что изумился он вовсе не моему довеску из двух буйствующих существ, а тому, как я сократила его имя.

Скромно молчу. Изливаться извинениями глупо. Мы ж тут почти уже соседи. Никакого официоза. Конечно, не представляю, как это будет. Никогда не жила в общагах.

‒ Уговорила. ‒ Эни опять одаривает меня милой улыбкой, встряхивает волосами и начинает подниматься по лестнице. ‒ Места много. Только будет жаль, если они что-нибудь разнесут.

— Будут баловаться, я их накажу.

Обещать-то можно что угодно, но не факт, что такие существа как Малява и Радик воспримут меня как объект устрашения. Пальцем им, что ли, погрозить? Тому, кто кислотой плюется, и тому, что одним пинком на другой конец света отправить может?

Но команды-то мои исполняют. Так что в этой стае я — стопроцентный альфач.

Ступеньки и правда слегка крутоваты. Цепляюсь за перила свободной рукой и в тайне надеюсь, что, если оступлюсь, Радик, ползущий сзади, меня поймает.

— А тут у всех свои собственные комнаты?

— Нет. Обычно живут по двое. Отдельные комнаты только у тех, кто заслужил. Я помогаю в хранилище. И еще кое-где на общественных началах тружусь. — Эни оглядывается, видимо, для того, чтобы удостовериться, что пыхтящая я все еще на ногах, а не улетела пообщаться с клумбой внизу. — У того, кто дал тебе блейзер, тоже отдельная комната. У Люкоса.

— Ты тоже его запах чуешь? — Неужели я правда пропиталась его запашком с ног до макушки? А вылезать-то из пиджачка ой как не хочется. Теплый и удобный, но, правда, здоровенный.

— Нет. Обоняние — не самая сильная сторона небесных либри. Мне ближе распознавание ауры. А если проще, — Эни придерживает коробку одной рукой, а вторую заводит себя за спину и дергает ворот собственного блейзера, — вот здесь вышивка имени владельца. Подглядел, когда ты обнимала меня. Вдобавок, я знал, что Люкос сегодня дежурит с проректором Зофу на встрече стипендиата.

Ой-ой, только не напоминайте мне о моих маленьких проколах. Спасибо, что хотя бы претензии за домогательства не предъявляет. А то со стороны, пожалуй, выглядело похоже.

— Люкосу апартаменты выделили, потому что он наследный принц? Или тоже помощь оказывает?

— Здесь все — наследники. — Эни слегка хмурится. — Но все же Люкос выделяется. Хотя я и говорил тебе о некоем равенстве здесь, Люкос Шайна не похож на других. Он — наследник королевства Райзо. Большинство земель и пространств подконтрольны этому королевству. Можно сказать, что Люкос — обладатель самого привилегированного статуса. Забавно, конечно, но он это не выпячивает. И не требует какого-то особенного к себе отношения.

Надо же, принц не выпячивает свой особый статус? Интересно. У меня-то впечатление от него осталось малость другое. Передо мной-то он успел много чего повыпячивать.

— Добрались. — Эни с облегчением вздыхает. — Добро пожаловать в мою обитель.

 

Глава 28. Бабочки и кусь

Только и успеваю что перевести дух. За красивой белоснежной дверкой с рисунком цветов нас встречает что-то вроде прихожей три на три метра. Стены вокруг стеклянные и покрыты мелким узором, напоминающим сцепленные между собой снежинки. Что находится по другую сторону ‒ не видно.

‒ Здесь ‒ моя комната. ‒ Эни, поставив коробку на пол, хлопает ладонью по еще одной белой двери. На ней рисунок расправленных крыльев.

Предельно скромничая, просовываю голову в помещение и оглядываюсь.

Чистенько. Огромное арочное окно от пола и до потолка. Аккуратно застеленная кровать у стены, массивный стол и несколько шкафов, уставленных книгами. Ничего лишнего.

Эни терпеливо ждет, пока я удовлетворю любопытство, и указывает на двустворчатые двери напротив его комнаты. Цветочные узоры на них дополнены выпуклыми поблескивающими камнями.

‒ А за этими дверями то, ради чего я трудился и выбивал себе отдельные апартаменты, ‒ сообщает парень и кивком предлагает мне самой продолжить познавательную деятельность.

Заманивать пельмешками меня не приходится. Я кладу Маляву на Радика и с готовностью тянуть к двери. Створки легко распахиваются. И мгновением позже все внутри у меня замирает от восторга.

По всей видимости, мы на самом верхнем этаже. Потолок далеко в вышине и практически сливается с небом. Повсюду цветущие кустарники, и разливается океан из цветов ‒ намного красивее тех, что растут на территории академии. Порхают бабочки с переливающимися крыльями. Солнечные лучи проходят сквозь стеклянные стены и создают бликами замысловатые рисунки на всех поверхностях. Воздух наполнен свежей прохладой и ласкающим обоняние ароматом.

‒ Красотень, ‒ выдыхаю я.

‒ Нравится? ‒ У Эни лучатся глаза, когда он оглядывает свои владения.

‒ Еще бы! Настоящая оранжерея!

‒ Рад, что ты оценила. Каждый цветок здесь по-своему уникален. ‒ Он нежно касается лилового бутона, который, кажется, сам тянется приласкаться к нему. ‒ Я забочусь о них, и они отзываются на эти чувства.

Еще как отзываются. Усиленно пялюсь на волосы Эни, которые облепили бабочки. Да и ближайшие цветущие кустики так и норовят потереться об него. Прямо принцесса из сказки, неплохо задружившаяся с местной живностью. Даже не удивилась бы, если бы мой потенциальный сосед начал бы заливаться песенками и кружиться в танце.

‒ Пойдем со мной, Ася. Покажу еще кое-что.

Эни устремляется вперед. Вспорхнувшие бабочки блестящим облаком следуют за ним.

Вдыхаю полной грудью. Запихиваю сунувшегося было в оранжерею Радика обратно в прихожую, наказываю сидеть тихо и прикрываю створку. Поворачиваюсь… И замираю.

Успевший хорошенько выспаться Малява стоит на задних лапах в паре метров от меня. Его пасть широко распахнута ‒ о-о-о-очень широко, прямо как у инопланетных монстров в фильмах ужасов, и нацеливается он явно на тот нежный лиловый бутончик, который совсем недавно ласкался к Эни.

В голове проносятся слова парня о том, как он здесь хорошенько обо всех заботится. Вытянув руки, бросаюсь к Маляве.

‒ Замри! ‒ Мое шипение не отличить от змеиного.

Псинка действительно застывает и косит на меня обсидиановыми глазами. Его пасть все еще распахнута, и я, честно признаться, этому рада. Захлопни он ее, и трындец цветочку.

‒ Не. Жрать. ‒ Каждое слово произношу с особой вкрадчивостью и добавляю к интонациям несколько суровых гримас.

Челюсть Малявы дергается. Цветочек дергается. Я тоже дергаюсь.

Со всеми этими дерганьями точно скоро стану абсолютно дерганной.

‒ Нет, ‒ протягиваю я.

Малява смотрит на меня. Я смотрю на него. У цветочного бутончика, судя по потускневшему виду лепестков, нервный срыв.

‒ Не-е-ет, ‒ добавляю я вкрадчивости.

Алый язык проскальзывает по цветочку, а затем моя псинка отодвигается. Облизывается, но попытку оттяпать у цветка пестик со всеми тычинками не повторяет.

‒ Фух… Хороший мальчик. ‒ Наклоняюсь и глажу Маляву по лысой макушке. ‒ Ничего тут не трогай.

До меня доносится голос Эни. Он зовет меня из глубин оранжереи. От греха подальше запихиваю Маляву подмышку и тороплюсь к владельцу всего этого великолепия. Попутно обзавожусь пассажирами на плечах и в волосах. Бабочки тут скромностью не отличаются.

Бреду по аккуратной тропинке и размышляю над очень важным вопросом. А где я, собственно, буду жить? Нет, с апартаментами определились. Но кое-что смущает… Или вопрос следует формулировать иначе? Каким образом я буду здесь жить? Как выяснилось, у Эни крохотная комнатка и большущая оранжерея. Комната ‒ ладно, для одного подойдет, но куда впихивать соседа? А в нашем случае соседку. Меня, то есть? Куда собираются пихать меня?

Или тут все молча подразумевают, что я должна делить постель с Эни?

 

Глава 29. Радуга и акция

Мишаня разве не знает, что бывает, когда девушка и парень надолго остаются наедине? Нет, многоуважаемый ректор явно в курсе, раз уже успел обзавестись собственной Звездочкой.

Понятное дело, сложившаяся ситуация вовсе не означает, что мы тут с Эни будем всякие аморальные игрища затевать. Тем более что красавчик вроде как за другую команду играет, и я его в этом плане не интересую.

Но взаимный комфорт никто не отменял!

Я к тому, что парнишке вряд ли хочется на свою территорию пускать какую-то малознакомую девицу. Да еще с толпой существ, мимоходом нацеливающихся слопать пару-другую его любимых домашних цветочков. Лично я бы негодовала. Так что да, не за себя, за мальчонку волнуюсь.

Надо бы извиниться перед ним еще раз.

Встряхиваю Маляву, очень уж заинтересованно всматривающегося в глубины розового кустика слева, и раздумываю, как бы поэффектнее подкатить к персоналу в местной столовке, чтобы сподобились снабжать меня съестным для щенка.

‒ Ася, сюда.

Следую на голос Эни и сворачиваю на следующую тропинку. Подумать только, такая цветочная громада раскинулась на верхнем этаже академической общаги. Прямо цветник на потолке, а парни, живущие внизу, вряд ли это по-настоящему оценивают.

Из цветущих зарослей передо мной неожиданно вырастает белое одноэтажное строение.

‒ Это задумывалось как беседка. ‒ Эни, стоящий на верхней ступеньке, галантно подает мне руку. ‒ Думал здесь время от времени домашние задания делать. Или просто отдыхать от суеты, от которой едва ли спастись снаружи. Народ здесь слишком шумный. Порой от них голова прямо раскалывается.

Надеюсь, это все же сказано в фигуральном смысле. А то мощная конструкция тел тех же Нико и Реджи вполне подходит для того, чтобы действительно расколоть чей-нибудь кочан.

Забавно сделано. Беседка в комнате. Звучит как дикая мечта детства.

‒ Тут бы, конечно, нужно еще кое-что доработать. ‒ Эни заходит внутрь. Я следую за ним. ‒ Но в целом… осторожно!!

‒ Ой!.. ‒ Смачно впечатываюсь лбом в одну из низко нависающих балок. Она белая и сливается со стеной, так что я не безосновательно сглупила.

‒ Прости, что раньше не предупредил. ‒ Эни тянется ко мне, но на полпути останавливается. ‒ Здесь таких балок несколько. Они лишние и не играют существенной роли. Просто тот, кто мне беседку строил, в слоистости конструкций видел особый вариант украшения. А я беседкой пока не пользовался, так что даже не потрудился убрать их…

Частит фразами. Волнуется. Прижимаю ладонь к ушибленному месту и ощущаю удовлетворение от его беспокойства. Приятно, когда над тобой чуть-чуть, но трясутся. Сразу куча черточек в шкалу чувства собственной значимости добавляется.

‒ Порядок. ‒ Оттопыриваю большой палец на той же руке, что держу у лба, прибавляя убедительности своим словам. ‒ Моя бабуленька говорит, что голова у меня железобетонная. Однажды в детсаду в порыве особой сердитости я за раз протаранила двух воспитателей, сорвала с петель дверь и снесла качели. И все лбом. Я, честно признаться, мало что помню, но руководитель детсада, вручая меня бабуленьке, ржал весьма истерично.

‒ Пожалуй, готов поверить в это. ‒ Эни улыбается и все-таки тянется ко мне. ‒ Позволь мне посмотреть.

‒ Да ладно, ‒ отмахиваюсь, нагоняю на лоб пальцами побольше кудряшек и с легкомысленным видом киваю на вражескую балку. ‒ Я в порядке. Но эту фигню неплохо было бы убрать.

Около моего плеча раздается всхрап. Малява дает залп без предварительного вздутия своего тела. Кажется, он только пасть раскрыл, и тут же между мной и Эни вверх устремляется сфера. На сей раз с добавлением голубоватых и желтоватых оттенков.

Ну дела! Моя псинка плюется радугой!

Синхронно задираем головы и безмолвно наблюдаем за тем, как атаковавшая меня балка под воздействием Малявочных выделений теряет форму, а затем и вовсе распадается в белый порошок ‒ и тот сразу же исчезает прямо в воздухе.

Медленно опускаю голову и встречаюсь взглядом с Эни. Янтарные глазищи парня округлены до предела. Понимаю его. Кислотные шары — это вам не мыльные пузыри. К этому еще привыкнуть надо.

Да-а-а… Меня, по-моему, сейчас прогонят.

Напяливаю улыбку от уха до уха, даже щеки трещать начинают. Подхватываю Маляву под пузико, приподнимаю, будто собираясь устроить его на пьедестале, и бодро рапортую:

‒ Это мистер Реконструкшьон. За умеренную плату в один кусь сгрызет ваши подгнившие доски, проглотит ржавые гвозди и заодно выхлебает жидкий бетон.

Доминируй, властвуй, впаривай продукцию по акции.

Выражение лица Эни переходит на следующий уровень обалдевания.

Плохой из меня рекламщик.

Я уже смиряюсь со статусом академического бомжа, как вдруг мой сосед внезапно смешливо фыркает.

‒ И еще этот мистер по особому запросу плавит каркас, ‒ с некоторой долей иронии замечает он.

‒ В качестве бонуса, ‒ кротко соглашаюсь я.

Бинго! Эни не злится. Лютик сегодня не бомжует. Как и вся ее скотинка.

— Все равно балку надо было убирать. — Парень смотрит поверх моей головы. — Только объясни своему питомцу, пожалуйста, что цветы — не еда.

— Да у него и в мыслях не было! — патетично отзываюсь я.

Надеюсь, мордашка у Малявы сейчас менее жуликоватая, чем обычно. А то ж раскусят нас!

— Это радует. Что ж, давай покажу внутреннее убранство. А затем проверю, не прилетела ли от ректора новая записка.

— Новая? — заинтересовываюсь я.

— Да. Ректор обещал выбрать тебе наставника. Так что, как только узнаем, на кого пал выбор, сразу пойдем знакомиться.

 

Глава 30. Домик и космос

Миленько.

Осматриваюсь и все больше понимаю, что разум жаждет погрузиться в заманчивую иллюзию пребывания на отдыхе. Еще бы ему не обмануться. Свежий воздух. До слуха доносится шелест листвы, ноздри дразнят приятные цветочные ароматы, а вокруг порхают радужные бабочки. Да еще эта беседка.

Внутри — уютно. Она просторная и с округлой крышей. С потолка свисает светильник, оплетенный лозами, а сверху умещаются фигурки маленьких птичек. Беседка остеклена, но прозрачные стекла лишь в импровизированных окнах, остальные стены по аналогии с оранжереей покрыты мелким цветочным узором — правда здесь к узорам добавлены выбеленные завитушки, усыпанные золотистым порошком. У стены — большой мягкий диванчик и столик на загнутых ножках. Несколько белых стульев, как раз подходящих для этого места, придвинуто к противоположной стене. Два шкафа с пустыми полками занимают пространство у еще одной стены. Кое-где расставлены напольные фонари — видимо, попытка мизерного украшательства.

И здесь, как и в комнате Эни, ничего лишнего. В общем, уютненько, но заметно, что еще не обжито.

‒ Тут чаи с плюшками распивать — самое то, ‒ благодушно выношу я вердикт. — Красиво.

‒ Спасибо. — Эни тоже придирчиво оглядывается. — Как и говорил, я планировал тут отдыхать время от времени. Но, похоже, постройка пригодится и для чего посущественнее.

Он подходит к одному из окон и оглаживает шершавую поверхность стены.

‒ Раз уж это указание ректора, то нам с тобой необходимо его выполнить. Давай сделаем так: ты будешь проживать в моей нынешней комнате, а я попробую обосноваться здесь.

Эх, а вот это нехорошо: парнишку из собственной комнаты выгонять.

‒ А, может, наоборот? — плюхаюсь на диван и примеряю его длину к своему росту. Подходит как по заказу. А вот Эни пришлось бы взгромождать ноги на подлокотник. — Сюда точно влезу. Постельное белье только достать, и будет идеально.

‒ Уверена? — Эни хмурится и еще раз осматривается, но явно уже с большим вниманием. — Тут комфорта по минимуму. Да и до ванной добраться сможешь только через мою комнату.

‒ А ты что же, не будешь меня пускать туда? — Хмыкаю и болтаю в воздухе ногами. Подушки на диване мягкие, да и сам он новехонький.

‒ Буду, конечно. — Эни улыбается уголками губ. — Просто пытаюсь о тебе позаботиться. У меня в комнате условия более комфортные.

‒ Да я не привереда. Мне ведь нужно только место для ночевки. Плюс шкаф для вещей. — Киваю на принюхивающегося к ножке дивана Маляву. — Да и за псинкой и ходячим стулом так легче приглядывать. Им места побольше будет. И да, да, обещаю, что они тут ничего не разнесут.

Присматриваюсь к Маляве. Надо бы мне научиться ловить момент, когда он голоден или желает пометить территорию. А иначе расплавит ненароком тут пару лишних балок, и мы с Эни отправимся в гости к парням этажом ниже — сверзнемся с небес им на головы, проще говоря.

Эни все еще колеблется. Джентльмен, значит. Приятно, что именно этот парень будет моим соседом. Он у меня вызывает исключительно положительные эмоции. Был бы девчонкой — цены бы ему не было.

‒ Это практически целый домик, ‒ продолжаю убеждать его. — Для милой леди самое то.

‒ Но у милой леди не будет замка на двери. — Эни в подтверждении своих слов толкает входную дверь. — Хочешь, поставим?

‒ А зачем? — Пожимаю плечами. — Это же домик в комнате. Основную дверь ты, думаю, закрываешь, а уж здесь мне не от кого прятаться. Или собираешься врываться в спаленку юной девы?

‒ Только если юная дева сама попросит. — Хмыканье у Эни звучит по-доброму, так что я даже не придаю значения его словам.

‒ А что, заходи в гости. Чего уж там. — Я — сама гостеприимность. Но, ясное дело, помню, кто изначально тут все обустроил и кто настоящий хозяин этих хором.

Отлично. Девочки отдельно, мальчики отдельно. У меня своя хата и комнатная флора и фауна. Сосед добрый и приветливый и не интересуется формой и цветом моего нижнего белья, как прошлый мой сосед по площадке.

А громадная территория за окном позволит вовремя пресекать все попытки Малявы и Радика обеспечивать всему живому обстоятельный инфаркт.

‒ А что за разговоры насчет наставника? — Подтягиваю колени к груди и только потом начинаю судорожно прикрываться полами блейзера обнажившиеся бедра.

Ох уж этот Эни со своей женственной внешностью и приятными улыбками. Прямо усыпляет бдительность. Тут последнее с себя скинешь и не заметишь.

‒ Ректор решил, что так тебе будет легче адаптироваться. — Эни присаживается на выступ у окна и корчит серьезную мину. — Ты — не совсем обычный студент. Так что кидать тебя сходу в толпу местных он не хочет. Заметь, бете-стипендиату такие привилегии никто бы и не подумал обеспечивать.

‒ Ну, мне же не нужно доказывать, что я круче самого крутого здесь альфы, как тому же бете. Тот, как понимаю, поступлением сюда попытался бы себе выбить путевку в жизнь.

— Вот именно, попытался бы. — Эни закатывает глаза. — Но в этой академии скорее не он выбьет, а выбьют все из него. Тут высокий уровень соперничества, а большой массив дряхлых конструкций позволяет скрывать последствия эпичных сражений.

Спокойно, народ. Не зазывайте тучки в мои райские сады. Таранящим качели лбом я была в нежные детские годы, а сейчас я — нежная и хрупкая девушка. Так что никаких сражений и ученических боевок. Дайте миру бесплатную медицину, трудовые места и пельмешек.

А это жилье — временное. Жаль, Эни не знает, что страдать от моего присутствия ему недолго. Постараюсь выяснить, как попасть домой, в предельно короткие сроки. Может, и этому пресловутому наставнику удастся развязать язык. Не существует проблем, от которых нельзя было бы избавиться. Вопрос в том, сколько усилий придется для этого приложить?

— Давай так, — Эни встает и с заговорщическим видом хлопает в ладоши, — сейчас пойду посмотрю, нет ли новых указаний от ректора. Если наставник выбран, отведу тебя к нему. Если пока нет — доберемся до кухни и попросим соорудить тебе что-нибудь на поздний обед. И, — он находит взглядом Маляву, льнущего к моим ногам, — спросим насчет поставки продовольствия для твоего лавового зверька. Как тебе план?

Я говорила, что без ума от этого парня? Так вот, говорю: Анюта — просто космос.

Сдерживаюсь от воздействия нахлынувших чувств, хотя так и хочется проскандировать Эни, что он звезда моей жизни и вселенная всех моих чаяний. Вместо этого скромно киваю, соглашаясь с его планом, и заодно глажу поскрипывающего Маляву пяткой.

Эни, довольный достигнутой договоренностью, покидает беседку. А я еще минут пять обхожу выделенное мне пространство, размышляя над тем, как бы порезультативнее его использовать.

На двадцатом круге вспоминаю, что оставила в прихожей Радика. Да и загадочная коробка с вещами ждет меня там же. Неплохо бы переодеться и вернуть наконец Люкосу одолженную вещь. Интересно, а получится ли заглянуть сегодня в библиотеку? Идеальный расклад выглядит примерно так: я успеваю слинять, а последней скромной просьбой прошу кого-нибудь передать пиджачок и мою устную благодарность Люкосу. Без личных эмоциональных встреч.

Идеально же.

Возвращаюсь к входу тем же путем, что и пришла. Малява, конечно же, шлепает рядом. Замечаю, что цветочные кустики от нас шарахаются, едва ли не пригибаясь к земле.

Обидно. Но хотя бы знаю, что не я причина их паники.

Пробираюсь в стеклянную прихожую, где печалится покинутый Радик. Сильно попрыгать в замкнутом пространстве не удается, поэтому мохнатые лапы, приуныв, разъехались в стороны, опустив общее туловище до самого пола. Одариваю бедняжечку мимолетным поглаживанием по спинке и присаживаюсь около коробки. Какая-то она подозрительно неподъемная. Без помощи не обойтись.

Прямо на корточках добираюсь до приоткрытой двери комнаты Эни, протягиваю руку, чтобы толкнуть створку, открываю рот, чтобы позвать соседа, и…

В общем, вот так челюсти обычно и теряются.

 

Глава 31. Драгоценность и подкат

План по созерцанию эстетически приятных картин на сегодня, пожалуй, перевыполнен. И всего-то и стоило разок сунуться за доверчиво не запертую дверь комнаты юного и очаровательного парня.

Судя по всему, Эни, пока соседка осматривается, решил быстренько переодеться. В процессе этого замечательнейшего занятия я его и застала. В общем, результативный осмотр новых локаций — это явно мой еще не до конца раскрытый талант.

Мне бы отчалить от двери, ну или глаза на худой конец прикрыть. Но нет ‒ жадно пялюсь в эту щелочку между створкой и косяком. Веки ни капли не слушаются, продолжая потворствовать моей мимолетной шалости.

Вообще-то все не так плохо. Эни высоко подцепил длинные локоны, уже успел сменить брюки и сейчас занимается расстегиванием пуговиц на новой рубашке, которую для удобства повесил на ручку верхнего ящика шкафа. Парень стоит ко мне спиной, обнаженный выше пояса. Но в этом-то как раз и заключена вся главная созерцательная прелесть.

Что ж, несмотря на очаровательное личико, тело у Эни отнюдь не девичье. Это не было заметно, когда он носил свободную рубашку, но сейчас… Странно, что у меня мыслительный процесс раньше не запустился ‒ например, когда он с легкостью удержал меня на весу, пока я его облапывала, или когда я не сумела полностью обхватить его руками при объятии, как ту же хрупкую Олю, хотя и обладательницу выдающейся груди. С Люкосом и Нико моему соседу не сравниться, но грациозность в линиях тела у него точно не отнять. Умеренная мускулистость и обтянутые бледной кожей выпуклости напряженных мышц на руках и спине.

С особым усердием рассматриваю тату. Не метку академии с глазом, которая тоже у него есть, а загадочно-замысловатый узор, покрывающий всю спину Эни. Нечто, похожее на сложное плетение из тонких линий, листиков, аккуратно прорисованных перышек и множества малюсеньких бликов-пятнышек. Тату переливается серебром, блестящим мягким зеленоватым и голубоватым светом. Иногда от шевеления по узорам пробегаются золотистые искорки.

Спина моего соседа — словно поверхность драгоценного камня.

И сколько еще мне предстоит открытий чудных?

В плечо тыкается сидушкой Радик. Сбоку подлезает Малява.

«Не пяльтесь», ‒ шепчу им и непонятно зачем прикрываю глаза песику и хлопаю ладонью сбоку по сиденью стула.

Понятное дело, ни Маляву, ни Радика не интересует обнаженный паренек на той стороне. Но что мне — себя по носику щелкать за излишнюю созерцательную деятельность?

Эни наконец заканчивает с пуговицами и на секунду замирает.

Задерживаю дыхание, опасаясь, что меня и мою безалаберную слежку засекли.

Но нет — все хорошо. Эни закидывает руки назад и мнет себе плечи.

Как же я рада, что он не так чувствителен к запахам! А то меня тут уже раз двадцать в пот бросило. И не только от того, что на корточках устала гнездиться.

Все из-за страха быть замеченной. Да!

Что? Еще какие-то причины? Вроде бы нет…

Роскошный экземпляр прямо по курсу? Ну, есть такой. Но истекать потом из-за этого?

Вы так великолепны, сэр, что я от вас потею. Ничего такая фразочка для знакомства?

Пока я занимаю себя обдумыванием абсурдных и ненужных мне подкатов, роскошный экземпляр прямо по курсу обнажает свое ‒ не постыжусь отметить ‒ величайшее достоинство.

Ладно, челюсть, отправляйся в отпуск. Все равно я не способна нормально удерживать тебя на месте.

Узор медленно отделяется от спины Эни и обзаводится объемом. На моих глазах вся эта блестящая конструкция превращается в переливающийся силуэт крыльев. Они достаточно большие, чтобы задевать краями стены. От изначальной картинки к ним перекочевали сияющие линии зеленоватых и голубоватых оттенков с искрами. Основа не особо похожа на перья, а больше на прозрачное стекло с переливами серебра, а по краям ‒ плетения из мохнатых всполохов. Какая-то дикая смесь из крыльев птиц и бабочек. Но выглядит шикарно. Эни будто участник одного из бразильских карнавалов.

Это и есть одна из характерных особенностей либри?

Шух-шух. Крылья трепещут, порождая мягкий ветерок. А миг спустя неторопливо возвращаются в начальное положение, растворяясь в переливающемся узоре на спине парня.

Эни еще раз массирует плечи и несколько раз наклоняет голову то в одну, то в другую сторону. Потом сдергивает свежую белоснежную рубашку с вешалки и резко поворачивается, одновременно натягивая ее на плечи.

Опомнившись, отскакиваю от двери. Со всеми этим завораживающими зрелищами, я совершенно забыла, что сидела, скрючившись на корточках, да и о малых размерах прихожей тоже не вспомнила. Так что мое стремительное и грандиозное отступление завершается не менее зрелищным провалом.

Врезаюсь спиной в противоположную стену и, оглушенная, сползаю на пол. Вышедший в прихожую Эни застает меня ‒ развалившуюся в позе прикорнувшей морской звезды и раскинувшую в стороны руки и ноги, Маляву, сразу же пристроившегося лысым клубком у моего бока, и Радика, успевшего подставить мне под затылок одну ногу в ботинке и одну мохнатую лапу.

‒ Ты, по-моему, сказала, что беседка тебя устраивает. ‒ Эни тоже присаживается на корточки на пороге своей комнаты. ‒ Но полежать захотела именно здесь?

— Рассматриваю все варианты, — бодро отзываюсь я.

Эни не бросается мне на помощь. А почему? Да потому что я старательно делаю вид, что все так и задумано. Философски зыркаю в потолок и дергаю плечами, словно и правда приноравливаюсь к узкому пространству прихожей. Да и живность моя не подводит. Неплохо дополняет общую картину моего «не все дома, но вы все равно на всякий случай постучите» поведения.

Одариваю Эни улыбкой. Не признаваться же ему, что я — бесстыдно подглядывающая за голенькими мальчиками кривоножка.

Если подумать, он крылья расправлял явно для того, чтобы чуть-чуть поразмять. Но делал это не на виду у всех и не снаружи, где места уж точно побольше, чем в комнате. Возможно, крылья небесных либри — а они у него просто мего круть — это не то, что показывают всем подряд, а демонстрация их во всей красе — и вовсе момент жуть какой интимный.

А я тут уже и попялилась вдоль и поперек, и каплями пота, как росой на листиках, покрылась. Короче, от заявленного образа скромницы отскочила эдак километра на два.

— Все же рекомендую выбрать беседку. — Эни кивает на входную дверь. — Тут изрядно дует, да и я могу нечаянно на тебя наступить ночью.

Пристально вглядываюсь в его лицо. Он по-прежнему приветлив, а значит, ничего не заметил.

Вот и хорошо, а то мой полет фантазии на время заклинило. Не уверена, что смогла бы сносно оправдаться.

— Хватайся. — Эни тянет ко мне руки, и я, конечно же, от помощи не отказываюсь. — Новой записки от ректора пока нет. Так что предлагаю распаковать коробку, а затем следовать нашей договоренности.

— Согласна по всем пунктам. — Меня с легкостью вздергивают на ноги.

Эни берет неподъемную коробку и возвращается в оранжерею. Следую за ним. Взгляд от его спины оторвать сложно. Он снова распустил волосы, и мягкие ванильные локоны раскачиваются в такт его мерным движениям, скользя по ткани рубашки. А мне все мерещатся всполохи от его крыльев-тату.

— Можешь уже снять блейзер, — говорит Эни. Голос его звучит отчего-то глухо. — В коробке наверняка найдется что-то полезное.

— Угу.

Чужую вещичку я ношу не от того, что мне это нравится, но как-то не хочется распространяться о своем непарадном рюшечном прикиде.

— Если будешь продолжать в этом ходить, — Эни останавливается на верхней ступени лестницы и оглядывается на меня через плечо, — Люкос может решить, что ты не против его присвоения.

— А что он присвоил?

Эни толкает плечом дверь и устраивает коробку у стены. И только потом поворачивается ко мне.

— Тебя.

— Меня?

— Да. Люкос присвоил тебя себе.

 

Глава 32. Локаторы и женушка

Меня присвоили. О как. Не помню такого факта. Видимо, я на этом моменте моргнула. А заодно и чихнула. Ну, и зевнула, как пить дать. А то такое дело — в недвижимость записали, ‒ а я ни сном, ни духом.

Я точно заметила бы, если меня долбанули бы дубиной по макушке и уволокли бы в пещеру. Но, честно говоря, нынче редко наблюдаю собственнические замашки у мужчин. Все больше слабохарактерные встречаются. Но это чисто из личного опыта. Сейчас чаще сами дамочки не теряются, а нацеливаются на потенциальных жертв своей страсти, виртуозно выводят их из строя, а потом утаскивают в свои будуары.

Взять ту же Олю и ее благоверного. Гоша был с самого начала обречен вечность любить, холить, лелеять ее и выкладывать малюсенькие зефиринки в форме цветочка в ее кружку с какао.

Шевелю мозгами, припоминая последние события. Реджи говорил что-то подобное ‒ про знак присвоения, запах метки. И что Люкос забрал меня себе. Да и Нико, хорошенько обнюхав меня, заявил, что Люкос «уже здесь отметился».

Надо бы уточнить нюансы всех этих меток, а то моргну в следующий раз, а на меня уже и документы о праве собственности выписали, а внутренние органы по континентам авансом распределили.

‒ В чем прикол? ‒ дотрагиваюсь до воротника блейзера. ‒ Мне говорили о «метке». Это она и есть? То есть тот факт, что я напялила на себя чужую вещь?

‒ В северных землях считается, что, отдавая кому-то что-то из своей одежды ‒ буквально со своего плеча, ‒ ты тем самым заявляешь права на обладание этим созданием. «Присваиваешь» себе. ‒ Эни досадливо морщится и качает головой. ‒ Больше, конечно, это распространено среди тех, кто придает запахам особое значение. Некоторые существа усиливают эту «метку» или по-другому, знак присвоения, собственным запахом, чтобы никто и не думал посягать на чужое.

Итак, делаем вывод: Люкос меня хорошенько обвонял. Срочно в душ, и проблема решена.

‒ Я взяла предложенный пиджак, потому что погодка холодком обрадовала. ‒ В очередной раз закатываю длинные рукава в объемные слои. ‒ А вовсе не потому, что согласилась быть чьей-то собственностью.

‒ Тогда не забудь намекнуть об этом Люкосу. ‒ Эни опять бесподобно улыбается уголками губ. ‒ Он явно настроен серьезно. Если исходить из слухов, то еще ни одна девушка не удостаивалась такого внимания с его стороны.

Если до этого я прислушивалась к пояснениям Эни с некоторой ленцой, то сейчас мои уши ‒ два огромных локатора.

‒ А где Люкос нашел девушек, которых не удостаивает вниманием? ‒ с трудом сдерживая волнение, интересуюсь я.

‒ В городе. ‒ Мой сосед неопределенно дергает головой. ‒ Каждые выходные нас отпускают в город. Для… увеселений.

Объяснения прямо пропитаны тактичностью. Ясный кексик, мальчикам надо веселиться, давать себе волю, выгуливаться и так далее. Хотя функцию «помоги себе сам» тоже никто не отменял.

Очень рада за мальчишек и их выходные, но гораздо больше заинтересовываюсь наличием в городе девушек, а еще возможностью контакта с ними. Я все еще не теряю надежды натолкнуться на проявление женской солидарности. Так что дайте мне только барьер преодолеть, а там уж за мной феерия. Кто-нибудь да укажет, в какую сторону мне гнать мой самокатик.

‒ А ты, смотрю, не унываешь, ‒ хмыкает Эни.

Неужели я рожу хитрющую состроила, пока план побега обдумывала? Легче, легче. Надо притвориться паинькой и со всем соглашаться. А потом ка-а-ак деру-то дать. Только меня и видели.

‒ Да я уже взбодрилась, ‒ киваю на коробку. ‒ Поможешь распаковать?

‒ А проблему с Люкосом поподробнее не хочешь обсудить?

‒ Сейчас меня пока интересует только полезное содержимое этой коробочки, ‒ с твердостью в голосе сообщаю я. ‒ А Люкос пусть катится колбаской и идет в баню к веникам, тазикам и шершавой мочалке моей бабуленьки.

‒ Будь по-твоему. ‒ Эни приступает к распаковке. И при этом не перестает улыбаться.

Ума не приложу, чего это он веселится. Может, у меня лицо забавное? Глазки в кучку? Лично я бы не удивилась. Тут такое вокруг творится, что нервы в мудреное кашпо заплетаются, а релакс-музыка барабанным грохотом кажется.

Содержимое коробки не на шутку разочаровывает. Пиджак, брюки, пара рубашек, маек и по мелочи — нашивки, пуговицы.

‒ Как-то скудновато, ‒ протягиваю я, уныло обозревая упаковки с вещами.

‒ А что ты хотела от мужской академии? ‒ Эни вскрывает упаковку с брюками и сосредоточенно осматривает сначала их, затем меня. ‒ Это самый маленький размер. Но тебе все равно будет велико.

‒ Ты что, на глаз определил?

‒ Естественно. Я помогаю в хранилище, разбираю вещи, ‒ напоминает Эни. ‒ Пока не посетим лавки в городе, придется довольствоваться этим. Давай под тебя подгоню?

‒ Правда?

Не успеваю толком офигеть, а мой сосед уже вовсю трудится. Его набор с нитками, иголками и всякой дребеденью, к слову, намного лучше моего. Тонкие пальцы мелькают в воздухе с невиданной скоростью. В ход идут ножницы. В воздух взлетают какие-то клочки.

А мне уже больно округлять глаза — и так уже два праздничных блюдца, а сама я только и делаю что ресничками хлоп-хлоп.

Эй, псс… у меня тут под бочком рукодельница припрятана. Всем срочно завидовать.

Спустя минут десять примеряю совершенно новые брюки. От прежних в них мало что осталось. Разве что цвет. Вырезы по бокам прикрыты полосками ткани, а широкий пояс облегает талию. Все тютелька в тютельку. Узкие и удобные, как мне и нравится. Придерживаю края сорочки и блейзера, чтобы вдоволь полюбоваться обновкой в зеркале, которое специально ради этой цели притащил для меня Эни.

Хорошая из него выйдет женушка. С такими талантами и характером он достоин самого лучшего парня! Щас совсем от такого обращения подобрею и возьмусь отгонять от него всяких плохишей.

Поворачиваюсь к Эни, чтобы от души поблагодарить его, как вдруг ощущаю жжение на плече. И в следующее мгновение скрипучий голос вещает:

— Красотуля, почеши мой маленький унылый смайлик.

 

Глава 33. Родинка и революция

Оглядываюсь. Жжение проходит, но настороженность никуда не девается.

‒ Я бы не рекомендовала чесать чужие смайлики, ‒ щедро делюсь мнением, так и не отыскав обладателя голоса. ‒ Только если после длительного и продуктивного общения.

‒ А по мне заметно, что я рвусь? ‒ любопытствует Эни.

Он тоже озадаченно осматривается, поэтому делаю вывод, что субъект, выдвинувший крайне заманчивое требование, ‒ не житель этих райских садов.

‒ Эгей! Кто здесь? ‒ спрашиваю напрямую, чтобы не терять время.

‒ Здесь я, красотуля.

Глаза внезапно улавливают свет, исходящий откуда-то снизу. Эни тоже замечает сияние.

Едва ли не бегом возвращаюсь к зеркалу и вижу выглядывающую из-за лацкана блейзера рожицу, смутно напоминающую те, из которых была сплетена сеть того дурацкого сдерживающего барьера. Контуры мордуленции черные, сама она вытянута идеальным овалом, и только по краям ухмыляющегося рта наметились выпуклости. И этот деформированный «смайлик» торчит на моей коже чуть ниже левой ключицы, словно подсвеченный знак Бэтмена в темных небесах.

Внезапно контуры предполагаемого рта мордуленции приходят в движение. Уголки тянутся вверх, создавая воистину огромную ухмылку — практически на весь лицевой овал.

‒ Приветик, красотуля, ‒ скрипит эта неописуемая фигня.

‒ Ну, приветик, паразитическая форма жизни. — Я оттягиваю край плотной ткани, чтобы получше рассмотреть собеседника. Тот продолжает лыбиться. — Эни, гляди-ка, мои родинки устраивают революцию!

‒ По-моему, это не родинка. — Парень хмурится и задумчиво поджимает губы.

‒ Не будем гадать, а лучше метнемся к дерматологу. ‒ Изображаю высокий старт. ‒ Так в какую сторону себя метать?

‒ Останься со мной, красотуля, — патетично вещает мордуленция, которую, похоже, все в этой жизни устраивает. — Хочу дружить.

Со мной хочет дружить говорящее пятно. В будущем буду относиться с опаской ко всяким там разводам и брызгам на стенах в подъездах. А то вдруг и тем захочется со мной контакт установить.

‒ Дерматолог отменяется, ‒ провозглашаю я. — Зовем экзорциста.

‒ Вряд ли это поможет. — Эни подходит ближе и внимательно осматривает мордуленцию.

‒ Приятно, когда красивый парень старательно таращится мне в декольте.

Эни неопределенно хмыкает. Вот видите, ноль внимания к моим прелестям. Мой соседушка точно играет за команду небесных оттенков.

‒ Прекрасное декольте, ‒ заключает парень. — А насчет вот этого говорящего существа… не уверен, но он, судя по всему, воплощение твоей метки.

‒ Метка? А разве она не на плече? Ну-ка глянь! — В порыве любопытства забываю, зачем вообще позаимствовала у Люкоса блейзер, и скидываю его с того плеча, на котором и чувствовалось жжение.

‒ На спине ничего нет, ‒ докладывает Эни. — Странно. Обычно метки так себя не ведут.

‒ Мне говорили, что метка умеет думать, а еще осмысленно устанавливает барьеры для шалунишек. В общем, она живая. — Поспешно натягиваю блейзер обратно, хотя чего уж там. Мой сосед в любом случае уже оценил верхний вид сорочки. И плюс меня в ней.

‒ Не настолько живая, чтобы разгуливать по всему телу. О, теперь ее нет и на прежнем месте.

‒ Чего? — резко поворачиваюсь к зеркалу. Верно. Ухмыляющаяся рожица под ключицей исчезла. — Засада. И где теперь эту паразитирующую сыпь искать?

‒ Вероятно, где-то под одеждой, ‒ деликатным тоном предполагает Эни.

Время чудес и свободного стриптиза.

Хорошо, что до осмотра у нас так и не доходит, потому что потеряшка вдруг подает голос. Нахожу ее на правой ладони.

‒ Не осуществляй беспорядочные передвижения по моему телу, ‒ деловито указываю я метке и наклоняюсь, чтобы дать Маляве понюхать ладонь. Очень уж его заинтересовал источник скрипучих шумов. Надеюсь, псинке не придет в голову закусить смайликом вместе с моей рукой. — Так, значит, это ты мне дорогу к хранилищу указывал?

‒ Я, красотуля. — Рожица показывает Маляве прорисованный язык и ударяется в бега вокруг моего запястья ‒ прямо по коже. Мой песик выглядит заинтересованным.

Пока эти двое развлекаются, сосредотачиваю внимание на Эни.

‒ Моя метка ожила. — Прямо подмывает возвести руки к небесам и повизжать на манер доктора Франкенштейна, трясущегося над своим творением из кусочков трупов: «Она живая! Совсем живая!!»

‒ В чем дело, не представляю. — Эни тоже с любопытством следит за игрой смайлика и Малявы. — Может, все из-за твоей особенности? Ты же ладишь с всякими странными существами.

‒ С тараканами я не в ладах. А они ведь тоже странные. Так что сомневаюсь, что у меня и правда особенность, о которой все говорят. ‒ Вспоминаю кое о чем неприятном и тыкаю пальцем в краешек метки. Смайлик дергается, а потом покорно замирает на запястье. ‒ Скажи-ка мне, пакостная ты мордуленция, зачем барьер создавал и около озера пройти не давал?

— Ты хотела сбежать. — Смайлик ухмыляется. — А так делать низзя-я-я.

— Я? Сбежать? — кидаю обеспокоенный взгляд на Эни. — Не-е-е. Я прогуляться хотела. Вдоль озера, а там… В общем, зачем я вообще должна оправдываться перед нарисованной мордой?

Обмозговываю проблему.

— А если будем дружить, обойдемся без барьеров? — вполголоса интересуюсь я. Мордуленция загадочно подмигивает мне.

— Может быть.

Разворачиваюсь к Эни и, широко улыбаясь, киваю на собственную ладонь с ожившей тату-рожицей.

— А это мой новый дружок, — бодро представляю я. — Буду звать его Дуля. Скажи «привет, красивый мальчик».

— Привет, красивый мальчик, — послушно скрипит Дуля.

Эни тактично кашляет, — подозреваю, чтобы скрыть смех.

— А ты изумительно быстро строишь отношения со всякой непонятной живностью, — говорит он.

Ответом его порадовать не успеваю. Откуда сверху на голову Эни пикирует бумажная птичка. А вот и записка от ректора.

Ну что, пора осчастливить наставника?

 

Глава 34. Хвостики и мячики

Испытание силы воли — не иначе. Или потрясающе изысканная пытка.

Не представляю, сколько еще вытерплю в режиме «лицо-бетон, лицо-кирпич». И это вовсе не от того, что я носом бьюсь об указанные поверхности и предметы. Нет, всего лишь пытаюсь сохранить невозмутимость. И последнюю толику серьезности.

Но как же невыносимо хочется засмеяться. Нет, захохотать. Ладно, посмотрим правде в глаза: ржать на всю громкость, чтобы еще оконные стекла в такт трясло.

А все из-за моего наставника. Личность которого, безусловно, колоритна и достойна обсуждения в отдельном философском трактате.

В аудиторию, где уже ожидал будущий свет моих очей, Эни провел меня весьма виртуозно — по заросшим тропкам и цветущим аллеям, подальше от шумного студенческого населения. Только раз где-то вдалеке мелькнуло несколько парней, но мой сосед тут же дернул меня в сторону, и нас не заметили. А перед уходом из оранжереи он посыпал мне на плечи какую-то голубоватую пыльцу, заверив, что та «неплохо запутывает тех, кто ориентируется на запахи». Что ж, надеюсь, порошочек сумеет на время укрыть меня от местных нюхачей.

Я экипирована в брюки ручной работы и блейзер, малый размер которого все равно оказался мне велик. Под пиджаком ‒ рубашка, края которой пришлось подвязать. Что ж все здесь такие огромные! Подходящей обуви не нашлось, поэтому кроличьи тапки остались при деле. Зато я успела хорошенько причесаться.

И сейчас вся моя компания здесь. Оставить Радика и Маляву в комнате мы не рискнули, так что стул на данный момент исполняет свою основную функцию подо мной, а псинка притворяется безобидным карманным пудельком, тихонечко устроившись на моих руках. Присутствие Дули учусь различать по едва заметному жжению. Так что, судя по ощущениям, смайлик снова укрывается за тканью где-то около моей ключицы.

Эни стоит за спиной в этакой позе почтительности, ‒ вытянувшись почти по-солдатски. А вот я все силы направляю на то, чтобы не просто не заржать, а хотя бы даже не прыснуть.

Мой наставник ‒ дядечка метр с прискоком. Пожалуй, в полный рост как раз сумеет мне в пупок подышать. Но главное не это. И даже не забавная конструкция его тела, словно состоящая из десятка до предела раздутых мячиков. Он ‒ будто премилая карикатурка силача из какого-нибудь мультфильма с затаенной смысловой нагрузкой. В черной майке с нашивкой пресловутого глаза в плетениях веток прямо на лямке и с несколько длинноватыми руками с вздутыми округлыми мышцами, добавляющими ему сходство с орангутангом. Голова у него — тот же мячик, а лицо гладко выбрито, но вот брови… И это главный элемент и причина моего неистового желания выбить стекла своим хохотом.

На первый взгляд кажется, что некто ошибся и прифотошопил усы намного выше положенного места. Но нет. Черная мохнатость бровей у наставника заканчивается внезапной волосатостью, добирающейся до груди. Это как два пушистых хвостика, прикрепленных к половинам бровей по бокам и ниспадающих роскошной волной. Или те же пышные усы ‒ но на бровях. И глаз-то за ними почти не видно…

Интересно, нас ожидают требования в духе «поднимите мне брови»?

‒ Добрый день, профессор Ярый, ‒ вежливо здоровается Эни.

Бровастый окидывает меня мрачным взглядом и грузно наклоняется вбок, упираясь левой ладонью в согнутое колено. Он тоже сидит на стуле, закинув ногу на ногу ‒ в полнейшей мужицкой манере.

‒ И что это за бредятина? ‒ интересуется он, не утруждая себя ответом на приветствие парня, и тычет в меня вздутым пальцем. ‒ Выглядит слишком хилым даже для беты. Да и смахивает больше на самку.

‒ Это не бета. И она ‒ девушка. ‒ Эни запредельно тактичен. От его ангельских интонаций даже саму совесть потянет исповедаться. ‒ Разве ректор Тунгусский не сообщил вам подробностей?

‒ Он сказал, что поручает мне взять под опеку сотого студента. ‒ Ярый переводит угрюмый взгляд на Маляву. ‒ Но не уточнил, что это девка.

Ну, спасибо, Мишаня, удружил. Сюрприз устроил.

А наставник у меня ‒ чудо. Прямо ванильная плюшка.

Отвечаю улыбкой на его угрюмость. Это продолжение моей тактики «паиньки».

‒ Она ‒ сотый? ‒ Ярый морщится и корчит рожу еще раз, когда Эни подтверждает его опасения кивком. ‒ Значит, пробралась через магию условий, подготовленную для беты. Как?

‒ Не знаю, ‒ кротко откликаюсь я.

‒ Не знаешь?

Судя по мордашке моей ванильной плюшки, я ‒ наивысшее разочарование всей его просветленной жизни.

‒ Выйди. ‒ Ярый указывает Эни на дверь.

Оглядываюсь через плечо как раз в тот момент, когда Эни наклоняется ко мне. Мы неловко соприкасаемся носами, и он чуть передвигается, чтобы шепнуть мне в ухо: «Он ведет предмет ‒ искусство духа, стратегии и боя».

Напоследок парень ободряюще сжимает мое плечо и покидает аудиторию. Мы остаемся наедине с Ярым.

Тишина угнетает. Да и от взгляда «наставника» лучше не становится.

«Запакуйся в коробочку и бандеролькнись в сторону Африки», ‒ просят, нет, требуют эти черненькие горошинки глаз, которые смутно просматриваются под роскошной волосатостью бровей.

— Здрасте, — разбавляю я тишину уверенным приветствием. Если меня куда-то собираются послать, то надо хотя бы убедиться, что пункт назначения располагается максимально близко от моего дома. — Меня зовут Ася Лютикова.

— Здрасте, — передразнивает меня Ярый и смачно сплевывает прямо на пол. — Ты даже не представляешь, сколько сил было вложено в подготовку к испытанию для стипендиата. Не один месяц! Все эти нюансы с заклинаниями и условиями, которые требовалось соблюсти для сбалансирования пространств и улавливания инстинктивного состояния куги. Выбор момента, полигона, отбор участников, дополнительное изучение поведенческих особенностей твари. Это был полномасштабный проект, проработанный целой командой. Я… — Мужчина теперь уже тычет пальцем в Маляву. — Я лично отслеживал эту кугу и сопровождал перемещение на бесконтрольные земли. И что в итоге? Месяцы трудов запарывает девчонка, которая даже не знала, что вмешивается в академическое испытание. Так? Раз ты сама сказала, что не в курсе, как все это получилось!

Судя по интонационным излишкам, самый страдающий здесь — как раз мой наставник. Который, к слову, явно не в восторге от возложенных обязанностей.

Полномасштабный проект говорите? Подготовка на много месяцев? Молодцы. Гордость берет за таких умельцев. Вот только, как оказалось, не таким уж этот проект и проработанным был. Раз его так легко запороть.

Ясный кексик, носом в это профессора Ярого я не тыкаю. Обидится еще. Он и так весь на нервах. Жилки на бицепсных шариках раздуваются, да и брови ходуном ходят. А еще, кажись, проректоры не делятся с ним содержимым своей фляжки.

— Мне совестно, — признаюсь, но сразу добавляю: — Однако полностью виноватой себя не считаю. Я просто хотела помочь песику.

— Песику? У тебя глаза на заднице, овечка? Не видела, что это демоническая тварь, а никакой не пес?!

Не, если кудрявая и разик ступившая, так сразу овца? Нелогично.

— Вам бы кота тети Томы увидеть.

— Что за Тома? — недоумевает Ярый.

— Подруга моей бабуленьки.

— Причем тут бабуленька?!

— Вопрос в коте.

— У меня к коту вопросов нет.

— А зря! — гну я патетикой.

— Почему мы вообще говорим о коте?! — Мой недонаставник от раздражения даже меняет позу и подается вперед.

— Потому что он — сфинкс. Это существо полностью состоит из кожистых складок и двух проникновенных глаз, если вы не в курсе. Тетя Тома специально купила его, чтобы дядю Веню от водяры отучить. Он принимает на грудь, процесс смакования идет, а после она ему сразу кота подсовывает — и обычно в темное время суток. Типа «окстись, болезненный, черт уже пришел за твоей душонкой». Дядя Веня от такой морды вблизи мигом трезвеет. А еще тетя Тома подумывает купить белочку…

— К чему это все?!

— К тому, что живность всякая бывает. — Похлопываю Маляву по лысой голове. — И страшненькая тоже. Но это вовсе не значит, что ее не нужно спасать от чужих издевательств.

— Ты что, себя оправдать пытаешься, овечка? — Ярый с подозрением прищуривается.

Если честно, то заболтать. Я к наставнику с какой целью так рьяно рвалась? Правильно! Чтобы разузнать о путях побега отсюда. А тут, получается, мне сходу везет. Бровастый Плюшка меня заранее на дух не переносит и жаждет спровадить из академии.

Идеальнее не придумаешь.

— Верно, я оправдываюсь. — Весьма натурально шмыгаю носом. — От меня одни неприятности. И дальше наверняка будет хуже! Надо бы меня отослать отсюда домой в качестве наказания.

Ярый молчит. Только бровями шевелит — шурх-шурх, вверх-вниз.

Так, еще пара секунд, и оконные стекла точно подвергнутся опасности. У меня уже щеки раздуваются. Еле сдерживаю хохот. А ведь амплуа-то у меня сейчас — раскаявшаяся потерянная девчуля. Поругать, пожалеть и отпустить с миром. Ну, пожалуйста.

— Домой хочешь? — бурчит Ярый.

Неистово киваю.

— Думаешь, все так просто?

— Я абсолютно ни на что не претендую. — Развожу руками. — Это место беты. Не мое. Так пусть его и займет бета.

Ярый прищуривается. Затем смотрит на жмущегося ко мне Маляву, который в этот момент меньше всего походит на ужасающее чудовище.

Наконец на лице мужчины появляется кривая ухмылка.

— Я помогу тебе отсюда выбраться, овечка.

— Правда?

— Да. Только при одном условии. У меня через пятнадцать минут начнется занятие. Примешь в нем участие. И… пройдешь одно малюсенькое испытание.

 

Глава 35. Оборона и красоточка

Да хоть пять испытаний, если сразу после этого меня обещают перебросить домой.

Хотя стоп. Ни к чему перегибать палку и просить больше положенного. Одно так одно. Не надо мне пять и дальше. К тому же, судя по опыту, на фантазиях местного народца запросто можно многоблочные диагнозы бацать. Раз такие заковыристые соревнования придумывают.

‒ И потом сразу домой? ‒ с надеждой спрашиваю я.

‒ Мне бы хотелось, ‒ бурчит Ярый.

Он поднимается на ноги и принимается бродить по аудитории вдоль шкафов. Наблюдаю за тем, как он напяливает пластины на грудь, руки, колени, размещает чуть ниже пояса. Достает из ящика «маску сварщика».

Э-э-э… Как-то это все напоминает подготовку к основательной обороне от атак Малявы.

Но зачем?

‒ Вы что, от моего песика собираетесь защищаться?

‒ Все еще его песиком называешь? ‒ ворчит Ярый, поправляя пластины. ‒ После всего? Что тебя смущает, овечка? Имею же я право на защиту. Раз уж ты эту тварь по всему кампусу с собой таскаешь.

В общем, Плюшка прав. Однако даже сильно струхнувший проректор Зофу не экипировался так тщательно, как делает это мой будущий-прошлый наставник. И даже с учетом того, что при торжественном шествии по лестнице Зофу сам нас обогнал и фактически повернулся к Маляве спиной. Правда, все равно пострадал, но уже стараниями Радика с его пинательными навыками.

Подозрительно…

«Не верь ему», ‒ слышу я чей-то шепот.

Жжение под ключицей на мгновение становится сильнее. Неужели Дуля бузит?

Открываю рот, чтобы втихушку задать уточняющий вопрос моей говорливой метке, и тут же его захлопываю, потому что профессор Ярый усердно машет руками, подзывая меня к двери в углу аудитории.

‒ Топай сюда, ‒ зовет мужчина, нетерпеливо перекатываясь с пятки на носок и обратно. ‒ Демоническую тварь оставь на табуретке.

‒ Радик ‒ стул, ‒ поправляю я, внимательно рассматривая темную дверную створку.

‒ Ты и ущербному результату чьей-то магической ошибки имя дала? ‒ Ярый закатывает глаза. ‒ Собираешь всякий мусор. Смотри, аукнется тебе твоя глупость.

Угрожает? Вроде и нет. Интонации не те.

Но Дуля не советует ему верить. Решаю, что шепот принадлежал смайлику, потому что вроде больше и некому со мной подсказками делиться. Вот только метке я тоже не особо склонна верить. Хотя бы из-за того, что Дуля меня с территории академии отпускать не желал, а Плюшка спит и видит, как бы меня побыстрее спровадить.

Короче говоря, оба у меня не в доверии. Но шанс улучшить свою ситуацию на данный момент весьма заманчив.

‒ Идешь? ‒ раздраженно спрашивает профессор и приоткрывает створку. ‒ Я отправлю тебя на занятие. Или передумала возвращаться домой?

‒ Нет, не передумала. ‒ Делаю малюсенький шаг по направлению к нему.

‒ Тварь с рук спусти. Ей не место в изоляции.

Сразу вспоминаю клетку, в которую хотели засунуть моего щенка. Верно, не место ему там. Наверняка щенок в аудитории, полной студентов, будет не слишком хорошо себя чувствовать.

Усаживаю Маляву на Радика. Псинка приподнимает мордочку и таращит на меня обсидиановые глаза.

‒ Присмотри за Радиком, ‒ даю я ему наставление.

Ох, что-то мне неспокойно. Левая филейка аж горит. То ли предчувствие, то ли Дуля-паразит забрался в запретную зону.

‒ А мне Эни… Энильлили не стоит подождать? ‒ задаю вопрос, понимая, что сознательно оттягиваю момент.

‒ Собираешься и дальше докучать парню? Еще больше проблем создать хочешь? Ему и так тебя навязали. Впрочем, как и мне.

Эх, прямо куски от моего самолюбия отгрызает. И гордостью закусывает. Конечно же, мне не хочется утомлять Эни еще сильнее, поэтому уверенно топаю прямо к двери, напрочь игнорируя беспокойный отбойный молоточек в голове.

За створкой кромешная тьма. Хоть бы фарами кто помигал.

‒ А как этот ваш телепорт действу… ух!

Меня пропихивают в дверной проем, словно мешок с крупой на забитую под завязку полку в магазине. Разве что не утрамбовывают вдогонку. Дверь захлопывается. Не успеваю повернуться к оставшейся полоске света, как уже оказываюсь в абсолютной темноте.

Щелкает замок. Отзвук проносится где-то вдали, словно из-под водяного слоя.

Отлично. И чего я ожидала? Интуиция вопила, внутренний голос выл сиреной, а ноги вообще стремились дать по газам — правда в противоположную сторону.

А что же сделала я? Все равно влезла туда, где было больше всего транспарантов с надписями «опасность», «шарахнет», «ухайдокнет», «суйся на свой страх и риск» и «в похоронном бюро нынче скидоны».

Вытягиваю руки вперед, а потом развожу в стороны. Ничего. Вокруг простор. И тишина бьет по восприятию.

— И где я? — задаю вопрос с предельной громкостью. Это для того, чтобы монстры в темноте не теряли ни мое, ни свое время, и пришли уже мной закусывать. Может, при близком контакте сумеем достичь результативной договоренности.

— Точно по центру рунного перехода, красотуля, — скрипуче поясняет Дуля.

Сияние от смайлика освещает пространство, но не так далеко, как хотелось бы. Вижу лишь каменный пол под ногами, исчерченный линиями.

— По-моему, меня сейчас запульнут куда угодно, но не в студенческую аудиторию, — задумчиво говорю и задираю голову, чтобы рассмотреть потолок.

Тщетно. Вверху та же тьма.

— Не стоило верить Ялику Ярому, красотуля. — Дуля крадется под рукавом и вырисовывается светящейся рожицей на моей ладони.

— Это я уже слышала. — Встряхиваю рукой. — Если уж начал предупреждать, то вещай четче.

Вокруг меня загорается круг. По прочерченным линиям скачут беловатые искорки, складывающиеся в сложный рисунок прямо под подошвами моих тапок.

— Руны перехода активируются, — бодро сообщает Дуля.

— А, может, меня все же отправят куда надо? — Инстинктивно сгибаю ноги в коленях, чтобы пережить предполагаемый перелет с минимальным уроном.

— Сомневаюсь, красотуля. — Между словами Дуля успевает подхихикивать. Смайлику, видать, нравятся все эти искры и поднимающийся со стороны пола ветер.

Я вот тоже сомневаюсь. Недаром же профессор Ярый обеспокоился тем, чтобы мы с Малявой разделились. Если подумать, то сейчас я совершенно беззащитна. Не на паразита же надеяться.

— Ты похожа на его великую любовь, — вдруг сообщает Дуля.

— А? — приближаю руку со смайликом поближе к лицу, чтобы создать с ехидной мордуленцией зрительный контакт. Вокруг уже начинает бушевать маленький буран. Позволяю ветру приподнять меня на носочки.

— На чью любовь? Ярого?

— Ага. — Дуля лыбится с еще большим энтузиазмом. — Она сбежала с красивым эльфом. И он затаил обиду.

Чего-чего? Бред несусветный. Надеюсь, эта атрофированная родинка сочиняет на ходу. Откуда ей знать такие подробности? Да и запирать меня в темном помещении из мести какой-то там любимой пассии?

Чушь.

Дуля внезапно исторгает лучи, и в воздухе проявляется изображение, будто картинка от проектора на стене.

— Это она!

— О…

Бывшая дама сердца Ярого не то чтобы не красавица… В общем, она усыпанная мелкими бородавками зеленая гоблинша. С кудряшками. С длинным носом, под конец загнутым вниз крючком, и вытянутыми ушами.

Кудрявая и зеленая, блин, гоблинша!

И с какой стороны я на это чудо похожа?! По ходу дела, я всегда была слишком высокого мнения о себе. А тут, оказывается, вон он какой — южный лось.

Яркая вспышка заставляет меня зажмуриться. И первое, что вижу, открыв глаза, — это блестящие прутья клетки.

 

Глава 36. Камни и пузырики

Ойюшки…

Пожалуй, для сохранения чувства собственного достоинства стоит именовать эту ошибку пробной. Вот только если я тут сразу помру, то в летописях и в истории эту гибель вряд ли признают героической.

— померла. Вполне закономерная логическая цепочка.

Что там Плюшка мне обещал? Что моя глупость мне аукнется?

Ну и вот. Пожалуйста. «Ау» сотню раз. Точно аукнулась.

Психологом себя именуешь. Девушкой называешь. Интуицией гордишься. А сама… Да, да, да, можно и дальше вопить и ворчать на себя. Еще и поистерить для проформы.

Главное, не забыть, что все это надо совмещать с основной заботой и способами избавления от нее.

Оглядываюсь. Клетка, в которую меня посадили, огромна. И вокруг полно камней на любой вкус. Каменная куча бессистемно наваленных каменных каменьев на каменной площадке.

А за прутьями…

Кажется, меня все же запульнули к студентам. Но высадили не с той стороны.

Снаружи клетка окружена конструкцией, напоминающей амфитеатр. А на скамьях сидят парни. Здоровые такие молодцы. Как раз в поля запускать в пахотный период. Разом все планы отработали бы.

Насчитываю около пятнадцати крупных мужских особей. Наверное, это отдельная учебная группа.

Итак, меня все-таки превратили в зрелище. Или в опытный образец? В увеселительный элемент? Зайчиком им, может, попрыгать, а то больно уж жадно пырятся на меня.

— И правда девчонка, — басит здоровяк с шипастой прической.

— Девушка! Девчонка! — Снаружи начинается самый настоящий галдеж.

Не знаю уж, какие из них всех будущие лидеры, но эффект толпы делает свое дело. Я будто Снегурка с отжатым у дедушки с морозцем мешком, неожиданно оказавшаяся посреди детского утренника.

И чего так вопить и радоваться? Девушек, что ли, не видели?

Игнорирую игривые присвисты и бодро шагаю к решетке. Дуля, кстати, заныкался куда-то под одежду и больше мне конструктивных замечаний не делает. Видимо, лимит советов на сегодня исчерпан.

Забираюсь на камень, просовываю руку сквозь прутья и маню пальцем ближайшего здоровенного индивида. Парень, на которого пал мой выбор, весь покрыт маленькими выпуклостями, отчего кажется, что вместо кожи у него воздушно-пузырьковая пленка. Мысленно именую его «Пупырка» и снова шевелю указательным пальцем.

Пупырка медленно встает и разом перешагивает через две скамьи. Жду, когда его тело издаст тот же скрип, что и пленка. Или его «пупырки» от такой активности расхлопаются. Но нет — парень благополучно добирается до места, где я настойчиво обнимаюсь с решеткой, и зависает надо мной пупырчатой скалой.

Ого. А губы у него похожи на малюсенькие вытянутые и слегка розоватые воздушные шарики, да и нос явно из той же шарообразной категории. Если не знать, его легко можно спутать с антуражем батута.

— Скажите-ка, уважаемый, как мне называть место моей нынешней дислокации?

Ответом мне служит озадаченное моргание.

— Это арена.

Вздрагиваю из-за резкого контраста между внешностью и голосом Пупырки. У здоровяка высокие детские тональности. Не закрывай его громадный силуэт мне солнце, я бы решила, что мне отвечает семилетка.

— Учебная, — осторожно, даже с некоторой опаской добавляет Пупырка. — Учебная арена.

Где-то на фоне местные альфы делают мне комплименты вперемешку с всякими непристойностями. Мальчики — такие мальчики. Все бы им поиграться-поваляться.

— У вас занятие? — сосредотачиваюсь на пупырчатом «ребенке». Он смотрит на меня с любопытством.

— Угу. Боевка. С профессором Ярым.

Что ж, в чем-то Плюшка меня не обманул. И правда закинул на студенческое занятие. Вот только не удосужился предупредить, что я окажусь взаперти.

Боевка? Меня что, драться заставят? Вот полная ж…

— А ты правда девушка? — Голос Пупырки прямо звенит. Я ему явно жутко интересна. Как и многим здесь.

— Правда. — Изучаю взглядом окрестности. Каменюки, опять каменюки и вон там вдали — тоже каменюки. И больше никакого разнообразия. Входа-выхода тоже не видно. На пробу дергаю прутья. Тщетно.

— Настоящая и красивая? — смелеет Пупырка.

— Настоящая и красивая, — подтверждаю без тени сомнения, делаю пару шагов назад и обозреваю пространство за амфитеатром. — Но глупая, с прибабахами и с паразитом. Так что передай приятелям, что жрать меня во всех смыслах чревато знакомством с медицинской койкой.

— Правда? — Пупырка таращится на меня, едва ли не вжимаясь шарообразным телом в прутья.

— Правда, золотце, правда.

Еще раз просматриваю ряды шумящей публики. Хоть бы одно знакомое лицо! Конечно, я не особо верю, что кто-нибудь из тех, с кем я уже познакомилась, пришел бы мне на помощь. Эни, возможно. Или тот, как и говорил Плюшка, тяготится моим присутствием и будет рад лишней возможности избавиться от меня.

А что же Люкос? Он ведь меня якобы «присвоил».

Нет, достаточно. Опыта у меня уже полно. Надеяться нужно лишь на себя.

Поворачиваюсь спиной к зрителям и, приподняв руку к лицу, бубню в пустую ладонь:

— Зараза, зараза, прием.

Хитрющая мордуленция Дули мгновенно появляется на коже.

— Скучаешь, красотуля?

— Заметно, да? — от души иронизирую. — Откуда ты столько знаешь? Про Ярого и его мстительные замашки? Ты же, прости, конечно, но обычная метка, которая у меня недавно появилась. Так?

— Какая моя красотуля, такая и ее метка, — прощебетал смайлик, хитро мне подмигивая.

— В смысле доставучая и болтающая всякую фигню? — уточняю я. Эх, тяжело быть реалисткой.

— Способная и умелая. — Дуля вырисовывает мне на коже громадную ухмылку.

Ох ты ж, льстивая кракозябра.

— Ладно, проехали. Мы влипли, Дуля. — Указываю глазами во все стороны. — Признаю, по моей вине. Идеи?

Но пообщаться нам со смайликом так и не удается. Над ареной раздается громогласное:

— Ну что, дева, сводящая все старания бет в нуль. Готова к испытанию?

 

Глава 37. Эллипс и жор

Профессор Ярый располагается на площадке, возвышающейся над скамьями. Чтобы доставать до перил, да и вообще стоять так, чтобы хотя бы голова над ними торчала, мой неудавшийся низкорослый наставник соорудил себе башню из ящиков.

Зрители притихают. Ярый с довольным видом осматривает арену. Затем его взгляд упирается в меня. По лицу гремучей смесью из танцующих морщинок пробегают едва заметные эмоции. Без понятия, только ли дело в том, что я мимолетом напомнила ему предмет воздыхания из его неудавшегося романа? Или проблемы возникли из-за моего вмешательства в дела академии? Скорее всего, все эти обстоятельства объединились в одну глобальную причину. Плюс Плюшка мог чисто из принципа меня невзлюбить.

‒ Оболтусы, представляю вам сотого студента. ‒ Он складывает перед собой руки и окидывает меня презрительным взглядом. ‒ Юная дева подчистую вывела из гонки за стипендиальное место всех претендующих на него бет. И теперь жаждет продемонстрировать на что способна.

Гонит как дышит. Первое вышло случайно, а насчет второго… Вовсе я не жажду что-то кому-то демонстрировать. Испытание — сугубо его условие в будущей помощи по отправлению меня домой. Вот только с таким подходом я от Плюшки больше ничего не жду. Новый подвох разве что.

Смотрю через плечо на возбужденную толпу. Не лучшее место выяснять отношения с наставником. Как бы громко эти парни ни галдели и ни бесились, а факт остается фактом: они все альфы и, похоже, сильнейшие среди своих народов. Отрицанием перечисленных «подвигов» я лишь подпорчу себе репутацию, уже благополучно созданную лично для меня. Не дело среди такого зверинца себя слабачкой выставлять.

‒ Занятно, что ваша первая пара выпала на мое занятие, студент Лютик. ‒ Интонации Ярого изобилуют ехидцей. — Приятно, что вы заглянули ко мне, даже не порадовав себя лишней минуткой отдыха.

Вот это глумление! Уровня «всем видно, а мне не стыдно».

А кто меня в чулан запихнул? И в клетку телепортнул?

И теперь выставляет все так, будто я сама напросилась. Ясный кексик, бывает, что даже вся такая положительная я нарываюсь на взбучку, но чтобы меня реально отколошматили — вот этого еще не было.

‒ К вашему испытанию все готово, студент Лютик. ‒ Надеюсь, до вас уже довели, что я преподаю искусство духа, стратегии и боя. Истинный альфа никогда не станет избегать битвы. И проигрыш — непозволительная роскошь. Учтите это, сотый студент Лютик.

От его речей меня неплохо так перекашивает. Я к пафосу вообще отношусь нейтрально, но тут-то с предельной помпезностью и официально заявляют, что, мол, тебе сейчас будут делать чики-чики — бить, короче. И от подобной перспективы улыбкой расцветать и ею же проблемы решать как-то не тянет.

И как я до такого докатилась? Столько стараний, чтобы в будущем правильными словами людей излечивать, а сама, в конце концов, оказалась в ситуации, когда окружение требует пустить в ход кулаки.

Они в принципе мои кулаки видели?! Да у Пупырки и то его пупырки по объему больше! Мой удар любому из этих типов с бицухами, как листиком почесаться.

Плюшка же не собирается меня угробить? Да? Такой подход не рационален, как ни крути. Лучше швырнуть девушку обратно в ее мир, а не утруждать себя возней с трупом. Меньше формальностей.

Ничуть не сомневаюсь в собственной правоте, а потому впадаю в полнейший ступор от следующих слов профессора Ярого:

‒ Сегодня обойдемся без обычных боевок. Раз уж к нам присоединилась такая уникальная личность, что одной левой справляется с лавовой кугой.

Честно говоря, не левой и даже не правой, а тридцатью штуками отборных пельмешек домашнего производства. Вдобавок я с Малявой еще и сюсюкалась. Но вряд ли кто-то поверит в действенность этих способов.

По рядам альф прокатывается возбужденный вздох. Все взгляды сосредоточены на мне. Резвая интуиция подсказывает мне, что я в их глазах ‒ этакий боевой хомяк с великолепным хуком справа. И слева, предположительно, тоже. В общем, мелкая и непредсказуемая. А от этого еще более любопытная.

‒ Подберем соперника ей подстать, ‒ между тем продолжает Плюшка.

Если к выбору объективно отнестись, то мне подходит только какой-нибудь жучок. В крайнем случае, можно против меня боевого шпица выставить. Вот это будет справедливо.

Мои суровое молчание и безмолвное согласие зрители, похоже, воспринимают за стопроцентную самоуверенность. До ушей то и дело доносятся обрывки фраз, где меня величают как «роскошная» и «изумительная».

Да ладно, парни! У меня от страха разве что кудряхи не трясутся.

Но выдержка — мое все.

‒ Вызовем жителя из соседних параллелей, ‒ ораторствует Плюшка.

Так, это тоже не вдохновляет. У меня и от местных параллелей голова кругом, а здесь еще и соседние приплетать собираются.

‒ Никто не против? ‒ Плюшка не дожидается ответной реакции и от души врезает одним кулаком о другой, высекая зеленоватые искры. ‒ Тогда открываю проход.

Я против! Я, блин, всеми конечностями против. Но до моего мнения никому нет дела.

Земля трясется под ногами. Маленькие камешки пускаются в дикий прыгучий пляс. Через паутинные трещины в каменной поверхности начинает пробиваться зеленоватый свет.

Кого Плюшка себе на подмогу призвал? Мне для полного счастья как раз не хватает пришельца из параллельных параллелей. Со мной ведь справиться — величайшая трудность. Так что зачем мелочиться? Давайте призовем целую ораву всякой нечисти!

Отпрыгиваю в сторону и верчу головой, пытаясь сообразить, каким образом уйти от столкновения с неизбежным. Делаю еще один шаг и едва не падаю на колени от тяжелого подземного толчка. До слуха доносится гул — словно отзвук в чьем-то голодном желудке. Приседаю на корточки, чтобы сохранить равновесие.

И секунду спустя взлетаю в воздух. Нечто массивное приподнимает большой продолговатый камень, на котором я устроилась. Лишь несколько мгновений уходит на то, чтобы оказаться на приличном расстоянии от земли.

Вцепляюсь в каменные выступы мертвой хваткой. Уши улавливают возбужденные крики зрителей, какие-то боевые кличи, а взгляд сосредотачивается на зеленоватых языках пламени, облизывающих поверхность моего временного убежища и взлетающих к небесам.

Запоздало выдаю порцию панических трелей. Но в создавшейся какофонии всевозможных шумов мой визг попросту теряется.

Плюсы: моя репутация, созданная усилиями местных, ничуть не страдает, ведь лицо у меня все еще удерживает невозмутимое выражение. Правда глаза чересчур выпучены. Но надеюсь, это мне только на руку — например, боевой солидности добавляет.

Минусы: предложения не соответствуют возможностям. А если конкретнее: я боевого шпица заказывала, а не буку величиной с гараж!

С трудом заставляю себя отлипнуть от насиженного места и подползаю к краю. Свешиваюсь вниз головой, загибаюсь бубликом и осторожно выглядываю из-за преграды.

Чудище походит на ожившую статую, созданную стараниями шизанутого скульптура. Гротескное массивное тело состоит из множества изломанных пластин и каменных кусочков. Вместо головы — соединенные между собой пирамидки, усеянные острыми зубищами, а у челюстей возможность обхвата не хуже, чем у аркадного Пэкмена. Горящие золотые глаза под нависшими каменными выпуклостями обращаются в мою сторону.

Мгновенно проникаюсь ощущением, что сегодня моя персона стала полноправным гостем экзотической трапезы. И да, я на данный момент — приоритетный гастрономический интерес.

— А-а-а-а-афигеть! — дергаюсь обратно и плюхаюсь на спину. Каменная плита подо мной ходит ходуном, будто тварь под ней разыгрывает процесс готовки.

На горяченькое сегодня сочная тефтелька Лютик. М-м-м, ням-ням. Овощей покрошить да с лучком. А сама каменная плита напоминает качественную сковороду.

— Дуля… Дуля, прием!

Смайлик выныривает на ладони, которую я держу перед лицом, и преисполненный позитивом выдает:

— Как дела, красотуля?

— Я сегодня как никогда на высоте, — бурчу и еще пуще вжимаюсь спиной в каменную поверхность. Потому что нечто подо мной от души встряхивает камень, на котором я валяюсь. То ли блинчик в лице меня хочет на другую сторону перевернуть, то ли уже жаждет надкусить кусочек. — Что это за живность?!

— Камнежорный эллипс, — охотно поясняет моя паразитическая энциклопедия. — Обитает в ближних параллелях. Высокая адаптация к каменной среде. Уникальная агрессивность. И редкостный жор.

Прекрасно. У камнежорки жор. А я под пасть подвернулась. Редкая форма удачливости.

Твердь подо мной неожиданно пропадает. Новый рывок подбрасывает меня ввысь. А секундой позже в свои права вступает подлая гравитация.

 

Глава 38. Проект и ода

Мое временное каменное убежище разваливается где-то внизу на тысячу кусочков. Я же земли не достигаю. В траекторию идеально ровного падения влезает массивное препятствие.

Камнежорка сначала подбрасывает меня вместе с камнем, а затем ловит своей пирамидной головой. Группируюсь, пока съезжаю по шершавой поверхности.

В какой-то момент голова зверюги заканчивается, и на моем пути появляется пропасть, усеянная по краям острыми наростами. Зверюшка открыла ротик, чтобы в один присест заглотить добычу.

Только вот добыча категорически отказывается заглатываться.

Вопить хочется жутко, или даже не вопить, а верещать. Но вместо этого перекатываюсь на бок и упираюсь пяткам в пространства между зубами камнежорки. По пятке ‒ для верхней и нижней челюстей.

Чувствую себя персонажем комедийного мультика, где герои попадают в похожую передрягу. И даже выходят из положения тем же способом.

Камнежорка, озадачившись отсутствием пищи в желудке, ‒ хотя, по расчетам, я уже должна была благополучно соскользнуть прямиком туда, ‒ захлопывает пасть. Этим движением зверюга сдвигает и мои ноги, пару секунд назад выдававшие едва ли не полноценный шпагат.

От резких перемещений бухаюсь на колени и упираюсь ладонями прямиком во впадинки у уголков звериных глаз. Наши взгляды встречаются.

‒ Цель не в том, чтобы умертвить животное, ‒ назидательно замечает Плюшка. — А сделать так, чтобы оно признало за собой поражение.

Да ладно?! Не похоже, что камнежорка в ближайшее время собирается умертвляться. У зверюги в планах явно вкусно покушать и поразвлечься. И можно даже одновременно.

Животное встряхивает мордой. Но я как липучка. Обнаруживаю глубокие расщелины в тех местах, где умещаются мои руки, — по всей видимости, ноздри, ‒ и со всей ответственностью в них вцепляюсь. Кожа зверюги резко охлаждается. Камнежорка пыхтит, а затем издает глухой рев.

Публика на трибунах вторит ей присвистами и улюлюканьем. Кто-то даже от души вопит: «Давай, Лютик!»

Чего дать? Я дам. Деру дам. Как только почву под ногами нащупаю.

«Ой-ой!!»

Что-то влажное касается моего бедра. Оглядываюсь через плечо и ошарашено наблюдаю, как пухлый зеленоватый язык камнежорки снова деловито проходится по моей ноге. Ну, точно суп на кончике ложки пробует!

‒ С-спокойно! — Подтягиваю правую ногу повыше и стаскиваю кроличий тапок, который каким-то чудом еще не слетел. Упираюсь краем тапка в настойчивую мясистость языка и с усилием отодвигаю его подальше. — Фу! Спокойно! Не лакомиться хорошенькими девочками! Фу! Бе! Выплюнь!

Но камнежорка не отстает. Продолжает касаться меня языком, а затем смачно облизывается.

Плохо дело. Еще чуть-чуть и сковырнет меня с насиженного места.

‒ Не теряйте время, студент Лютик, ‒ доносится до меня громогласный призыв профессора Ярого. — Атакуйте! — Последнее произносится с явной ехидцей.

Сам атакуй, массовик затейник. А я пока еще за камнежорную сопелку подержусь. Мы тут уже почти сроднились.

‒ Дуля! — В моем шипении присутствуют нотки паники. — Мне срочно нужен проект решения на утверждение! Сразу же утвердим и реализуем!

‒ Камнежорки предпочитают холод. — Смайлик невозмутимо перебирается на мою шею, чтобы удобнее бубнить прямо в ухо.

‒ Предлагаешь мне его согреть? — Вцепляюсь в твердую шкуру еще сильнее, хотя пальцы уже успели подустать. — Щас устроим ему обнимульки.

‒ Я тоже люблю обнимульки, ‒ оживляется Дуля.

‒ Ну, спасибо, что поделился. — Быстренько осматриваюсь. Не будь вокруг крепких прутьев, можно было бы попытаться выиграть скоростью. Вряд ли камнежорка проворна — с таким-то массивным туловищем.

‒ Берегись хвоста, красотуля, ‒ до крайности будничным тоном предупреждает меня Дуля.

‒ Хвоста? — Я все еще сосредоточена на изучении местности. И, конечно же, пропускаю атаку слева. Упомянутый хвост — длинный объемный отросток — сбивает меня с насиженного места, будто свернутая газета со стекла муху.

И снова возвращаюсь к прежней траектории полета. Умудряюсь кувыркнуться прямо в воздухе и наметить точку соприкосновения с землей. Я не специально, но моим ягодичкам, похоже, хана. В общем, как и всему остальному.

Приготавливаюсь к смачному удару, обращающему меня в неэстетичную лепешку, но на деле врезаюсь в нечто упругое и теплое. Открываю глаза и с интересом оглядываю камни подо мной, до которых так и не долетела, а потом перевожу взгляд на начищенные ботинки.

Меня кто-то подхватил.

Зависаю вниз головой, так что, надеюсь, моя пятая точка, как раз и сверкающая перед лицом спасителя, выглядит настолько же благодарной, насколько я себя чувствую.

‒ Помочь?

А голосок-то знакомый. Да и этот сладковатый аромат я уже успела где-то занюхать.

Люкос!

Не представляю, как он сюда забрался, но я бы посвятила ему самолично сочиненную оду. Если бы, конечно, умела сочинять оды.

— Помочь? Неа. Не надо. — Уверяю его в этом, а сама активно болтаю ногами в воздухе. Люкос легко тянет меня вверх и умещает на своих руках, будто трепетную деву в беде. — Все пучком, — продолжаю я, неуютно возясь в неожиданных объятиях. — Плодожорка уже почти уложена на лопатки.

— Камнежорка, — сипло подсказывает Дуля.

— Жорка… Жора уже почти готов сдаться. — Пытаюсь сползти с рук, но, оказывается, что это не так-то просто. С башни спрыгнуть и то легче.

Люкос в ответ на мои трепыхания загадочно хмыкает.

— Студент Шайна, вы из другой учебной группы. — Плюшка даже не пытается скрыть досаду. — Не мешайте боевке.

— Правила не запрещают участвовать группами в боевке с хищником из параллелей. — Люкос наконец-то опускает меня на ноги. — Я присоединяюсь к Лютику.

 

Глава 39. Малина и популярность

От неожиданной поддержки впадаю в молчаливый экстаз. С такой личностью, как Люкос, в моем маленьком войске на горизонте надежд начинают проклевываться некоторые перспективы.

Например, я могу надеяться на то, что меня не сожрут первой. Люкос наверняка — как самцовый самец и крутой альфа — решит броситься на врага первым. Так сказать с грудью наголо, с фанфарами и боевым воплем. А я пока могу на заднем плане устроить танцы поддержки с помахиванием помпонами. С другой стороны, практика показывает, что отсидеться на скамейке запасных не получится. Меня ведь так и тянет нырнуть в пучину переделки с головой.

Вмешательство Люкоса, похоже, портит профессору Ярому всю малину. Выражение лица у него с каждой секундой становится все мрачнее, а лоб и области вокруг носа прорезают сети из глубоких морщин. Кажется, будто его заставляют жевать до омерзения кислый лимон. Медленно.

‒ Студент Шайна, это индивидуальное задание для студента Лютика, ‒ цедит Плюшка сквозь зубы. — Не думаю, что она согласится…

‒ Я согласна!

Это мой вопль? Правда?

А, ну да. Мой. Как тут свой собственный ор не признать?

Короче, я всеми конечностями за групповое выполнение этого дьявольского «задания».

На губах Люкоса играет улыбка. Вспоминаю, что минуту назад заверяла его в том, что у меня все под контролем. А что? Все и правда под контролем. Меня не съели, но тщательно облизали. А еще у меня появилась подмога.

Да я отлично контролирую ситуацию!

Судя по воплям, доносящимся со стороны трибун, зрители разделились на два лагеря: те, кто хотел увидеть меня в деле в индивидуальном махаче, и те, кого заинтересовал наш неожиданно сформировавшийся дуэт.

Вскрикиваю, когда сильная рука, обвившись вокруг моей талии, сдергивает меня с изначальной позиции. В воздухе в том месте, где я только что стояла, с клацаньем смыкаются челюсти камнежорки.

‒ Не отвлекайся, девочка-лютик. — Люкос вместе со мной, болтающейся подмышкой, отскакивает на десяток метров левее. — При желании они способны двигаться достаточно стремительно.

Серьезно? А ведь согласно одному из моих планов я должна была довериться своим скоростным способностям и на раз уйти от погони. Хорошо, что не попробовала. А то быть бы мне тефтелькой в камнежорной диете.

‒ Стоило оставить тебя одну, и ты уже собрала толпу поклонников. ‒ Люкос уже привычным движением ставит меня на ноги рядом с собой.

‒ Что поделать. ‒ С самоуверенным видом развожу руками, хотя уверенности во мне сейчас с игольное ушко. ‒ Нелегко быть популярной.

‒ Тебе надо было просто укрыться в моей комнате. Говорил же. ‒ Люкос пытливо сверлит меня взглядом через плечо.

‒ Отсидеться? Не, это не про меня.

‒ Просто быть поближе ко мне.

Куда уж ближе? Хотя… Шторм, качка, волны? Помню, помню.

‒ У меня натура деятельная. На месте не усидеть. ‒ Пожимаю плечами.

Люкос прищуривается. Красивые нынче принцы. И железо на раз тягают.

‒ Где мой блейзер? — интересуется он.

‒ А… в комнате оставила. Скоро верну в целости. Если меня саму сохранят в целости, ага.

‒ Я не о том. Почему он не на тебе?

‒ Ну, потому что мне выдали свой собственный пиджачок. ‒ Тяну за край указанного блейзера. ‒ А добрый сосед подогнал вещи под фигуру.

‒ Добрый сосед?

Тут уж прищуриваюсь я. В интонациях Люкоса сквозит недовольство. Это что, зачатки сцены ревности в перспективе?

Внезапно парень хватает меня за плечо. Даже в ответ ничего пропищать не успеваю. Кажется, из моей постоянной беспомощности складывается определенная тенденция.

Люкос бесцеремонно тянет меня на себя. А теперь это уже не зачатки ревности, да?!

Однако он даже не смотрит на меня. Запихивает себе за спину и щелкает пальцами, высекая искры. В воздухе образуется небольшой пламенный сгусток, который на мгновение озаряет оскаленную морду Жоры. Тот подобрался совсем близко к нам. Зверюга раздраженно сопит, скрипит каменными пластинами на теле и дает активный задний ход.

Опасливо выглядываю из-за спины Люкоса. Этот трюк, пожалуй, выиграл нам пару минут. Жоре еще предстоит очухаться.

‒ Огонь дезориентирует камнежорных эллипсов, ‒ поясняет Люкос, усердно потирая ладонь. ‒ Но с пламенными заклинаниями одни проблемы. Так что использование их ‒ не лучший способ борьбы с этими существами.

Вот вечно я выхожу из дома, забыв огнемет в другой сумочке. Аська, какая же ты безголовая.

‒ Студент Шайна. ‒ В голосе профессора Ярого слышатся усталые нотки. Он даже устраивает локти на перилах и упирает в щеку кулак, приняв позу, преисполненную досадой и утомленностью. Вся веселька медным тазом накрылась. Вот ему, видать, и взгрустнулось. ‒ Вы все еще полны решимости участвовать в групповом задании?

‒ Именно, профессор.

Плюшка цыкает так, что слышно на другом конце арены. Мог бы и посдержаннее свое неудовольствие проявлять, бровастый злючка. Но нет.

— Твой запах почти полностью скрыт.

Не сразу соображаю, что Люкос обращается ко мне.

— Да? А! Меня тут каким-то порошком сдобрили. Как раз на это и надеясь — имею в виду, на то, что запах исчезнет.

— Кто?

— Добрый…

— Сосед? — заканчивает за меня Люкос.

Я тут, конечно, чистую правду вещаю, но, думается мне, что не всем она по нраву.

Краем глаза замечаю в вышине радужное мерцание. Миг спустя прямо передо мной стремительно падает нечто, светящееся тысячью радугами. Во все стороны летят каменная крошка и разноцветные мерцающие перышки, которые через секунду растворяются в воздухе.

Несмотря на то, что я успела повидать уже немало чудачеств, все равно открываю рот от изумления. Хорошо, что радужные блестки канули в небытие, а иначе вдоволь бы ими наглоталась.

Сияние сходит на нет. С одного колена неспешно приподнимается Эни и эффектным движением откидывает за спину волосы.

Так он на крылышках спикировал?! Вот это офигеть! И ведь с такими спецэффектами явился, что никто и не разглядел этих самых крыльев. В том числе и я. Если, конечно, не считать того раза, когда я за его переодеванием подглядывала.

Замечаю, как лицо Плюшки морщится в стопроцентный изюм. У него сегодня день сплошных разочарований.

— Профессор! — Эни быстро оценивает обстановку и с укоризненным видом складывает на груди руки. — Я проводил к вам Асю, чтобы вы за ней присмотрели, а не монстров на нее напускали.

Ура. Эни на меня не наплевать. Прямо от сердца отлегло.

— Одно другому не мешает, — бурчит профессор Ярый.

— Своими действиями вы демонстрируете непрофессионализм, профессор, — напирает Эни.

Так его. Дерни Плюшку за длиннющие брови посильнее, чтобы больше не вздумал кидать меня в кормовую миску для плодожорок!

Профессор Ярый непрофессионально закатывает глаза и бубнит что-то, похожее на «зануды».

— И ты в групповую боевку просишься? — обреченно уточняет он.

— Групповую? — Эни хмурится.

— Какими судьбами, ночная бабочка? — Люкос с каменным лицом приближается к вновь прибывшему.

— Я не бабочка, Шайна. — Эни поворачивается к нему и мрачнеет сильнее. — Я небесный либри. Тебе бы давно уже стоило запомнить это.

— Не удерживаю в голове лишнюю информацию.

— Тогда стоит потренировать память.

Ой-ой-ой, чего началось. Нормально же чаевничали, а тут прямо стенка на стенку.

— Ты в порядке, Ася? — Эни кидает взгляд на меня.

Захлопываю рот, который так и оставался открытым с момента эффектного появления моего суперского соседа.

— Угу.

— Она в порядке, — вмешивается Люкос. — Я об этом позаботился.

Его правда.

— Неужели? — Эни расслабленным не кажется. — Что ж, я тебе благодарен за проявленную о ней заботу.

— В моей заботе нет ничего удивительного. Я ее присвоил. И она приняла мое присвоение.

Чё, правда? Наверное, от выражения моего лица сейчас только хохотать и надрывать от этого животики. Похоже, я опять где-то не вовремя моргнула и что-то пропустила.

— Приняла? — Эни заметно напрягается. — Не думаю, Шайна.

— Она отдала мне свой носок. — Уголок губ Люкоса дергается, создав кривую ухмылку.

— Отдала?.. — Мой сосед косится на меня.

Я вздрагиваю и озадаченно пялюсь в ответ.

А что, не надо было отдавать? Все? Катастрофа? Губка Боб спровоцировал Армагеддец?

Эни приближается ко мне и одними губами говорит:

— Передай мне какую-нибудь свою вещь.

Его янтарные глаза наполнены беспокойством и серьезностью. Поддержка этого парня мне уже значительно помогла, так что решаю просто довериться. Надеюсь, он знает, что делает.

Из моих собственных вещей на мне только нижнее белье. Не знаю, как там публике, но мне не улыбается так сразу делиться сокровенным. Вспоминаю, что на шее у меня простенький кулончик с малюсеньким камешком на тоненькой цепочке. Снимаю цепочку и перекладываю на ладонь Эни. Тот быстро наматывает мою вещь на запястье и, подняв руку на уровень лица, демонстрирует украшение Люкосу.

— Ася только что присвоила меня. Твои заявленные права больше не имеют чистой силы.

Чегось?!

И ты, Брут!.. То есть, блин, ангельский мальчик!

На заднем плане очухавшийся Жора издает рев, прекрасно аккомпанирующий захватившим меня эмоциям.

Граждане, это попадос.

 

Глава 40. Опера и успех

Обязательно было трюк с обменом вещей проделывать? Неужели к этому «присвоению» здесь и правда так серьезно относятся? Лично я считаю, что методы Эни во имя моего спасения слишком радикальны. Но опять же моим мнением никто не интересуется.

Миллион мыслей подобного содержания могли бы и дальше крутиться в голове, но тут на сцену возвращается камнежорка. Целей перед зверюгой появилось значительно больше, но Жорка почему-то сразу фокусируется на мне. Хотя я вроде как стою в сторонке, небрежно насвистываю ненавязчивый мотив да и вообще старательно притворяюсь гастарбайтером.

Вот же. Столько вкусненьких мишеней, а слопать все равно хочет меня. Дискриминация по аппетитному признаку.

‒ С тобой позже потолкую, ‒ бросает Люкос, проходя мимо Эни. ‒ Но знай, ты покусился не на свое.

‒ Твоего в этой стороне тоже нет, ‒ сдержанным тоном отзывается мой сосед.

Нервирует меня их спокойствие. У нас тут ошалелое животное на двенадцать часов, а они пикируются как ни в чем не бывало.

Камнежорка в это время начинает топорщить шерсть-пластины, превращаясь в подобие громадного ежа, и пригибается к земле, словно собравшийся совершить прыжок кот. Но вместо того, чтобы прыгнуть, зверюга вдруг начинает распадаться на массивные кусочки. Секунд пять завораживающего зрелища, сопровождаемого оглушительным грохотом, и перед нами вырастает еще три камнежорки.

Жора… расчетверился.

Мало вам Жоры было? Нате вам четыре Жоры!

Каждому по Жоре. Каждой твари по Жоре, и один в запасе.

В моих мыслях слишком много Жор. Хотя уверена, в их мыслях меня тоже вполне достаточно.

Нас начинают окружать камнежорки.

‒ Э, э, э! Это как так? — Верчу головой и все сильнее погружаюсь в пучину вселенской несправедливости. — Они еще и размножаются бесконтактным способом?!

‒ Трое других — ненастоящие. — Эни отводит руку в сторону прямо передо мной, видимо, намекая, что мне следует укрыться за его спиной. — Но иллюзии излишне материальны, чтобы пробовать игнорировать их присутствие. Иными словами, иллюзорные эллипсы вполне способны нанести урон.

‒ Кому какое дело до того, что они могут? ‒ бросает через плечо Люкос. ‒ Избавимся от них. И проблеме конец. Ты слишком много думаешь, бабочка.

‒ А ты, похоже, совсем не утруждаешь себя излишними думами, ‒ отзывается Эни.

Пока мои потенциальные спасатели ведут пафосные диалоги, я бесславно отступаю.

Раз шажочек — молодец. Второй — ай, умничка. Еще давай десять.

На пятнадцатом шаге меня настигает совесть.

Ох, и что за трусишка! Оставила пацанов разбираться, а сама пытаюсь наутек броситься. Стыдно, гражданка Лютикова, стыдно. А ну, давай плечом к плечу с этими бравыми…

Четыре пары камнежорных глаз сосредоточены на мне. Наверное, я для них ‒ как улепетывающая пироженка.

Так, хватит делать ноги! Никакого бесславного побега. Иду в бой. Я отчаянная и храбрая.

‒ Дуля, каковы мои шансы? ‒ воодушевленно интересуюсь я у смайлика, забившегося за край рукава.

‒ Девяносто восемь и семь десятых процента, ‒ мгновенно откликается Дуля, посылая мне очередную хитрую лыбу.

‒ Да ладно?! ‒ Показатель моего настроения вмиг взлетает до самых небес. ‒ Сразу столько процентов на мой успех?!

‒ Девяносто восемь и семь десятых процента на то, что тебя слопают, красотуля, ‒ радостно сообщает мне паразитическая клякса.

Та-а-а-ак… Отчаянная и храбрая? Да не вопрос!

Но пардоньте, на повестке дня у меня бесславный побег.

Ням!

Подпрыгиваю от неожиданности, но тянущуюся ко мне морду одного из «иллюзорных» Жор уже мастерски отбивает в сторону Люкос. Голыми кулаками.

Чуть левее Эни не дает приблизиться ко мне еще двум зверюгам. Парень размахивает чем-то светящимся, похожим на радужный меч. Или на гигантский вытянутый леденец-трубочку, усыпанный разноцветными искрами.

Прямо джедайские битвы в мире радужных единорожков.

Первый и единственный реальный Жора обходит основной бой стороной и приближается ко мне с тыла. Лично я думаю, что настала пора умертвлять чужие барабанные перепонки. И даже воздуха набираю побольше, чтобы издать трели помощнее.

Если меня планируют жевать, я, пожалуй, разобижусь.

Воздух застревает где-то в легких вместе с нераскрытым потенциалом оперной дивы. Люкос снова выдергивает меня из-под зубов Жоры.

‒ Постой тут. ‒ С этими словами он размещает меня в предположительно безопасной зоне между собой и Эни.

Просто постоять? Могу, умею, практикую.

Вокруг шум стоит неимоверный. Каменная крошка взлетает в небеса. А я почти не дышу.

Тут дальняя сторона арены буквально взрывается.

И кто же пожаловал к нам на вечеринку?

 

Глава 41. Глазурь и романтика

Часть решетчатой стены, огораживающей ученическую арену, превратилась в ничто. То, что ранее выглядело, как несокрушимое препятствие, теперь сиротливо выгнулось внутрь, будто фигурные пластинки шоколада под воздействием внушительного жара. К забитому камнями пространству на арене добавились большущие куски стены.

Битва на мгновение затихает. Люкос, Эни, да и четверка камнежорных Жор озадаченно пялятся в сторону поврежденных блоков боевого поля. Как и зрители, которых качественно присыпало каменной крошкой и обломками. Пространство на той стороне охвачено густым беловатым паром, так что почти ничего не рассмотреть.

‒ Что это было? ‒ Эни прищуривается и с подозрением оглядывает дальние руины.

‒ Перспективное обоснование запроса на дополнительное финансирование для покрытия непредвиденных расходов, ‒ бодро откликаюсь я.

Мое предположение подтверждается смачным ругательством в исполнении Плюшки.

Видать, отчитываться ему перед руководством по полной программе придется. И мне его, честно говоря, не жалко. Да и в этой академии, вроде как, уже привычны к разрушениям. Так ведь Мишаня сказал?

Эни вновь поднимает перед собой меч. Люкос принимает боевую позу. Камнежорки разом издают проникновенный рев. Я морально готовлюсь пищать, звать на помощь и вообще вести себя крайне шумно. Как говорится, все при деле.

‒ Ася, давай ближе ко мне, ‒ зовет Эни, протягивая в мою сторону руку.

‒ Лютик, иди сюда, ‒ подает голос Люкос и тоже тянет ко мне свободную от магии руку.

Суровая дилемма. Я стою примерно по серединке, а два парня зовут меня ‒ каждый в свою сторону. И я, судя по всему, должна сделать выбор и побежать к кому-то из них.

Честное гуманитарное, осталась бы на месте, не выбирая никого. Если бы ситуация к этому располагала. Но сегодня я в меню у Жоры, а значит, придется стартовать к кому-то из этих дивных по-боевому настроенных мальчиков.

Доверяюсь ногам, которые умеют нести меня куда следует, и уже срываюсь с места, как вдруг арену сотрясает еще один взрыв. Остатки громоздких каменных кусков разлетаются в стороны, и в толстом пласте стены зияет на сей раз самая настоящая дыра.

Замечаю в клубах пара на той стороне малюсенький силуэт.

Малява вскакивает на ближайший высокий камень и зорко оглядывает местность.

И тут замечает меня. Обсидиановые глаза горят так ярко, что их видно издалека, будто свет противотуманных фар в воздухе, насыщенном грязноватой водяной густотой. Секунду псинка просто таращится на меня, а потом спрыгивает на землю и припускает ко мне.

Ясный кексик, я тоже срываюсь с места.

К одному из парней, все еще тянущих ко мне ручки?

Неа.

Мчусь, чудом удерживая на ногах тапки, по каменной арене точно посерединке между Люкосом и Эни.

Навстречу своему песику.

И вот бежим мы друг к другу, словно в романтической сцене на замедленной съемке.

И я от всей души нежно ору: «Маля-я-ява!!»

А псинка наверняка с той же нежностью мысленно орет в ответ: «Пельмешкокорми-и-ительница!!»

А за мной, придерживаясь настроения, припускают сразу четыре камнежорки. И ни черта их не удерживают ни атаки Эни, ни удары Люкоса, ни вопли сторонних наблюдателей.

В общем, не мудрено понять, что вдохновение, напавшее на меня с появлением Малявы, тут же перерастает в легкую панику. Мизансцена теряет налет романтичности и обзаводится глазурью эпичности.

Наплевав на поддержание какой-то там призрачной репутации, начинаю орать. Конкретики не придерживаюсь и ругательствами не злоупотребляю, а просто оглушительно визжу.

За мной вприпрыжку несутся четыре одноэтажных дома. Без понятия, как бы отреагировал кто-то другой на моем месте, но мой здравый смысл сейчас лишь вторит писком моим же руладам.

‒ Ася, беги!!

Смеетесь? А похоже, что я не бегу? Хотя, учитывая скорость камнежорок, кажется, будто я и вовсе ползу.

Камни под ногами подскакивают от мощи прыжков Жориков. Клацанье зубов совсем рядом.

Ой-ой, от бабуленькиной Конфетоньки скоро одни тапочки останутся.

Аж подскакиваю на бегу, когда в руки мне прыгает что-то темное и округлое.

Мой Малява! Все это время песик исправно придерживался траектории нашего сближения, и пока я активно паниковала, он активно уменьшал расстояние между нами.

Действуя на инстинктах, резко поворачиваюсь в сторону настигающих меня камнежорок и выставляю в их сторону успевшего раздуться Маляву.

Плюх!

Прозрачная сфера величиной с яблочко вылетает из пасти псинки и попадает прямиком промеж глаз одного из иллюзорных зверюг. Звук хлопка прорезает воздух, и зверье распадается на каменные пластины.

«Во-о-о-о-оу!» ‒ восторженно ревут зрительские скамьи.

Выдыхаю и опускаю руки вместе с Малявой, при этом случайно поворачивая псинку мордочкой к трибунам.

«Во-о-о-о-оу!» — опасливо охают зрители.

— О, пардоньте, товарищи. — Быстренько поворачиваю Маляву в противоположную сторону. — Еще не приноровилась.

Встаю в позу и деловито перехватываю песика так, как если бы держала автомат.

— Ну щас будем делать ата-та!

 

Глава 42. Родео и раки

«Перезаряжается» Малява быстро. Не успеваю перевести дыхание, а псинка выдает еще один залп, да такой, что меня отбрасывает на пару метров назад. Сфера ‒ уже величиной с крохотный арбуз ‒ несется прямиком в столпотворение оставшихся камнежорок, а я в который раз уже радуюсь тому, что вездесущий Радик, волшебным образом появившийся на поле брани и примчавшийся ко мне на помощь на пару с Малявой, знает, в какой момент нужно подставить мягкую сидушку под любящий полетать зад хозяюшки. Мой, в общем.

Усилиями моей благородной звероподобной свиты я умудрилась до сих пор себе ничего не ободрать и не отбить. И это при тех ситуациях, в которых меня периодически заставляют оказываться.

Уже привычно ючусь на стуле, ставшим почти родным, и внимательно обозреваю окрестности.

Настоящий Жорка и два «иллюзорных» умеряют пыл. Пригибаются к земле и плотоядно косятся на меня. Кстати, последняя атака Малявы сбила у одной из иллюзий черепушку. Так что теперь зверь, и без того напоминающий результат фантазий нанюхавшегося запрещенных препаратов сюрреалиста, выглядит как герой фильма ужасов, даже на последнем издыхании склонный закусывать милыми девочками.

— Малява, пли! — воодушевленно командую я, наводя псинку на нужную цель.

Но вместо плевка песик внезапно обмякает в моих руках и утыкается мордочкой в колени.

— Малява! — Приветливо улыбаюсь внимательно наблюдающим за мной камнежоркам и тихонечко трясу животинку.

— Существо утомилось, — подсказывает мне Дуля, подглядывая из-под краешка рукава.

— Это из-за того, что я его не покормила! — начинаю убиваться и мысленно душить себя. — И ничего так и не позволила съесть! А он же сегодня только и делал что плевался! Дурная из меня хозяйка!

— Лавовые куги очень выносливы. — Дуля выныривает наружу — на тыльную сторону моей ладони. — И способны долгое время обходиться без пищи. Но перестраивающийся организм детеныша при длительных нагрузках может на время спонтанно перейти в режим сна. Для восстановления. Однако обычно куги не доводят себя до такого состояния.

Итак, мой Малява и правда щенок. В смысле куга-малютка. Может, он даже подрастет. Но дело в другом. Он притомился из-за меня. И все потому, что я эгоистично надеялась на его помощь.

Так и знала. Нельзя мне домашних животных заводить.

— Утю-тю, — бубню я и машинально укачиваю Маляву на руках так же, как делала это с Олиным Бобренком.

Малышу надо отдохнуть. А Лютику — срочно придумать план «ЗЮ».

Застываю, наблюдая, как камнежорка с поврежденной черепушкой тихонечко ползет ко мне. Видать, сообразил, что моя огневая мощь на время потеряна.

Готовлюсь дать деру — пока единственное, что приходит в голову. Но тут в дело вступает притихший Радик. Стул резво разворачивается вместе со мной на сто восемьдесят градусов. Ноги в ботинках сгибаются в коленях, но вместо того, чтобы слететь по наклонной поверхности наземь, я повисаю в воздухе, обеими руками удерживая мирно сопящего Маляву. Не знаю уж, какие там мышцы Радик напряг внутри своей сидушки, чтобы удержать меня на себе, но получается у него отлично.

Вытягиваю шею и успеваю увидеть, как мохнатая пара лап Радика одаривает камнежорку душевным пинком. А я-то думала, мой стул проректора Зофу со всей возможной дури лягнул. Так вот — нет. Дури у Радика еще завались и, по всей видимости, чуток осталось в запасе. Что он с лихвой и демонстрирует.

От его пинка камнежорку откидывает на спину, и зверюга рассыпается на мелкие каменные мозаичные кусочки.

— Зацени наши подошвы, выхухоль плотоядная!! — азартно воплю я, потрясая в воздухе кулаком.

— Это камнежорка, — влезает со своими подсказками Дуля.

— Да хоть песец полярный! — Радостно отмахиваюсь и наклоняюсь, чтобы благодарно потрепать одну из мохнатых лап Радика.

Да-да, во мне вновь пробуждается вдохновение. Камнежорный строй поредел, а значит, еще одно очко уходит в мою пользу.

— Может, остальные Жоры теперь отступя-я-я-я-я-я-ят!!!!

Радик срывается с места с такой скоростью, что будь у меня накладные ресницы, брови, пуш-ап для богатства выпуклостей, то вся эта роскошь непременно осталась бы в том месте, где я находилась долю секунды назад. Но у меня все тело — натурпродукт, так что благополучно уношусь прочь на Радике со всем набором своих натуральных прелестей.

Приходится включаться в ситуацию прямо на ходу. Радик не зря вдруг сорвался в первую световую. Жорик, оскорбленный в лучших чувствах тем, что его каменные копии успели покрошить, позабыл об осторожности и ринулся в лобовую атаку.

Погоня, погоня, погоня.

Если бы неделю назад мне кто-нибудь сказал, что я буду подпрыгивать на прытко скачущем стуле, преследуемая жадно сопящим и кряхтящим от нетерпения монстром, я бы направила этого «предсказателя» по нужному адресочку. Где таких будут кормить, любить и своевременно упаковывать в смирительные бинтики и рубашки.

Цепляюсь одной рукой за спинку Радика, второй крепко держу Маляву. У псинки дзен, ему тряска до лампочки. Главное, чтобы его обнимали.

А я в ужасе. Но гримаса у меня такая, будто я тоже в дзене.

В полном дзене.

У меня вообще каждую секунду полный дзен.

Поворачиваю голову и вижу идиллическую картину. Эни и Люкос сидят на камнях и наблюдают за моей паникой со стороны.

Замечательно.

— Как насчет помочь?! — Ору необъективно расслабившимся парням и дергаю головой, указывая на преследующих меня по пятам зверюг.

— А ты как-то без нас лучше справляешься, — доносится до меня несколько озадаченный голос Эни. — За минуту двух уложила.

— Продолжай, Лютик. — Люкос со странноватой мечтательностью следит за моим бешеным родео на стуле. — Это даже возбуждает.

Чё ляпнул?!

То есть они тоже поверили в мою призрачную репутацию адской укрощающей всех и вся девули? И помощи больше не будет?

Ну, знаете…

Придется самой показать оставшимся плодожоркам, куда нынче кочуют раки.

 

Глава 43. Пуп и блоха

Жора номер раз взмывает в воздух и делает попытку меня расплющить.

Неудачно. И все благодаря ловкости Радика. Стул чешет вперед как безумный, чередуя бешеную скачку с целой системой сложных обманных маневров. А я трясусь на нем, будто на карусели, утратившей опору.

Жора номер два вдруг вырастает на нашем пути. И широко раскрывает пасть, явно надеясь на то, что я загоню своего пони точно в слюнявую серединку и облюбую себе парковочное место в гостеприимном камнежорном желудке.

Я с планами камнежорки категорически не согласна. Радик тоже.

Он ловко подпрыгивает, отскакивает от макушки зверюги, проносится по каменной голове, а затем и по всему телу.

Жорик номер два в недоумении. В желудке все еще пусто, а по чешуе прыгают какие-то блохи. Непорядок.

Посочувствовала бы ему, но я — блоха черствая, безучастная и бездушная. Страдай, в общем, тварюга.

Резвый Радик тормозит недалеко от балкона с Плюшкой. Профессор Ярый сверлит меня взглядом, полным любви и обожания. Последнее следует заключить в кавычки. Расплющенную или затоптанную меня он явно обожал бы больше.

— Ты превращаешь благородную боевку в откровенный фарс, студент Лютик, — рычит Плюшка. — И откуда здесь взялись эта тварь и эта ошибка магии? Я же запер их в своем личном складском помещении, впятеро усиленном магией!

Профессор, красиво дернув бровями, устремляет взгляд вдаль. Я тоже поворачиваю голову в ту же сторону. Даже с моей заниженной позиции прекрасно виден дымок, меланхолично заворачивающийся колечками и уплывающий к небесам, — где-то там, над скопищем академических строений.

Короче, трындец Плюшкиному складу. Знак качества от Малявы.

Профессор Ярый смачно чертыхается и возвращает внимание ко мне и моему зверинцу.

— Ты… — Он трясет пальцем, но это так и не помогает ему подобрать мне нужное определение.

— Спасибо, — заранее благодарю я. Вот ничуть не сомневаюсь, что обозвать он меня хотел каким-нибудь экспрессивным выражением, отлично восхваляющим мои таланты.

Конечно. Как меня такую хорошую да и не похвалить?

Плюшка сразу же улавливает мои саркастичные интонации и звереет еще сильнее. Ему бы потусить с оставшимися камнежорками. Как раз настрой один. Вот и поймали бы волну, за жизнь порычали, меня бы добрым словом вспомнили.

— Лютик! Иллюзорный эллипс на подходе! — доносится до меня предупреждение Люкоса. — Помочь?

— Сидите уже, большие серьезные мужчины, — бурчу я и картинно закатываю рукава.

Люкос послушно опускается обратно на камень. Эни тоже продолжает послушно ютиться на своем.

Все, Лютик рулит процессом. Лютик в ударе.

Надоело, что меня гоняют по всей арене. Да и назначенный наставник оказался тем еще рогатым ежиком.

‒ Прекращай устраивать цирк и крушить академическое имущество, ‒ шипит Плюшка и стучит кулаком по перилам. ‒ Дерись как мужчина!

Он осекается и раздраженно кривится. Наверное, часто использует подобные пафосные окрики на тех, кто трусит и плохо с боевкам справляется. А тут такая задачка!

Хотя бы потому, что я ‒ не мужик. И на лобовое столкновение с голодным монстром категорично не согласна.

‒ Дерись, короче! ‒ укорачивает указание Плюшка, дергает подбородком в сторону камнежорок и с суровым видом складывает перед собой руки. ‒ Не позорь меня как назначенного наставника.

Ого, он еще и не отрицает своего статуса наставника?

‒ Лицемерненько как-то… ‒ бормочу себе под нос.

‒ Ялик Ярый давно возомнил себя пупом земли, ‒ вмешивается в мои мысли гнусавый голос Дули.

‒ Да ну? ‒ переспрашиваю, не отказывая себе в толики иронии.

‒ Центром внимания, главным, номером один, солью в…

‒ Хорош уже, остановись, ‒ отмахиваюсь от спешащего поделиться информацией Дули. ‒ И так уже поняла, что он за кадр.

Поглаживаю сопящего Маляву и стараюсь унять вихри мыслей в голове. А ведь я слишком целеустремленная, чтобы сдаваться из-за мелочей.

‒ Ася! Эллипс! ‒ теперь уже мне кричит Эни.

Краем глаза вижу, как парни соскакивают со своих мест. Под ногами трясется земля, сообщая о приближении жаждущего близко пообщаться зверя.

Дайте мне еще секунду.

‒ Лютик!

Еще полсекундочки.

‒ Лютик!! Ася!! ‒ уже в два голоса орут.

В спину врезается поток горячего воздух. На меня еще и предварительно дышат!

Соскакиваю с Радика, оглядываюсь через плечо и одновременно забрасываю свернувшегося комочком Маляву на сиденье стула. Слегка опаздываю со временем. Отпрыгиваю назад, уворачиваясь от языка камнежорки. Приходится упереться тапком во впадину нижней челюсти зверя и оттолкнуться прямо от его каменной шкуры, чтобы избежать челюстей. Иллюзорный Жорик жадно клацает зубами и, роя подбородком поверхность, ползет на брюхе за мной. Я повторяю еще несколько прыжков спиной вперед и на последнем движении чуть сгибаю ноги в коленях.

Давай, иди сюда, пуся.

Камнежорка, не сбавляя скорости, ползет прямо на меня и…

С отчаянным грохотом врезается в балки и крепежные конструкции, на которых и держится в вышине балкон с Плюшкой.

Чувствую, как мелкие камешки впиваются в правый бок. Все силы ушли на то, чтобы увеличить расстояние между зоной поражения и безопасной территорией. Прыжок в сторону вышел неплохим, вот только о равновесии, приземлении и собственной целости позаботиться уже не получилось.

Вот что случается, когда ни на кого не надеешься и берешь дело в свои руки. Страдаешь, обзаводишься синяками и опять страдаешь.

Но какой эффект!

Лежу и с удовольствием наблюдаю, как под напором звериной атаки конструкция стонет, скрипит и, наконец, обрушивается вместе с вопящим Плюшкой точно на камнежорку.

Иллюзия рассыпается на глазах, а профессор Ярый — относительно невредимый — кубарем скатывается на арену.

Трибуны неистовствуют. Я медленно поднимаюсь, отряхиваюсь и под жаркими взглядами Люкоса и Эни приближаюсь к распластавшемуся на земле наставнику. Теперь даже его брови кажутся поникшими — валяются на камнях, будто издохнувшие змеи.

— Ася? — тихонечко зовет меня Эни.

— Не сейчас. — Подхожу ближе к наставнику, останавливаюсь совсем рядом и, складывая перед собой руки, многозначительно смотрю на него сверху вниз. — У меня тут пупок земли.

 

Глава 44. Артистизм и бытие

Плюшка охает и с трудом приподнимается, принимая почти вертикальное положение. Не могу налюбоваться на эти живописные глазки в кучку.

‒ Лю-ю-ютик, ‒ хрипит он.

‒ Да, профессор? — Последнее слово проговариваю, артистично гнусавя в нос.

‒ Ты это специально, маленькая паршивка.

По-моему, это не вопрос. Но возразить-то я имею право.

‒ Специально? Что вы, что вы. Случайно, профессор. — Снова от души гнусавлю, напрочь разбивая всю серьезность момента. — Кто ж знал, что чудище ломанется именно в вашу сторону?

Один глаз Плюшки из набора «в кучку» фокусируется на мне.

‒ Ты знала, ‒ категорично заявляет он мне.

‒ Откуда? Я же в панике, и паника моя в панике. Да и дерущийся мужик из меня как надежная супружница из богомолихи. — Мило улыбаюсь и развожу руками.

‒ Ты… ‒ У наставника снова не хватает фантазии на красочные определения. Хотя, пожалуй, мало кто выдаст что-нибудь членораздельное после того, как его разок о землю приложат.

Хватаю за тянущуюся ко мне руку и с грехом пополам помогаю Плюшке полностью подняться. С него должок. Уж теперь-то я стрясу с коварного наставника мой счастливый билет домой.

Победа за мной. Я справилась и прошла испытание. А значит, договоренность в силе, и профессор Ярый должен выполнить свое обещание.

Где-то на задворках сознания скребется беспокойная мысль. Кажется, я о чем-то забыла…

‒ А-ас-я-я, ‒ доносится до меня шипящий шепот.

Эх, какой же Эни беспокойный. Видимо, соскучился уже по моему обществу.

Не глядя, взмахиваю рукой, намекая, что пока не могу уделить ему должного внимания. Уверена, необходимо окучить профессора по поводу данного обещания до того, как он придет в полное сознание. А то еще начнет отнекиваться, стрелки переводить — типа я не я, и жираф в вашем цветнике тоже не мой, а слон вообще мимо пролетал и приземлился на ваш сарай исключительно ради обогащения эстетики ландшафта.

Придерживаю качающегося профессора и отступаю на маленький шажочек назад, чтобы придать пострадавшему равновесия. Внезапно мои ягодицы, обтянутые тканью казенных академических брюк, упираются во что-то твердое.

‒ Погоди, Радик, ‒ отмахиваюсь от назойливого стула и даже разок попадаю по нему.

Странно. После резвых скачек Радик стал каким-то шершавым. А раньше таким бархатистым был.

К моему неудовольствию, стул не отстает. И снова упрямо тычется в меня сидушкой. И почему всем вокруг вдруг срочно захотелось со мной пообщаться?

‒ Радик, отвянь, ‒ бурчу я и, не глядя, легонько шлепаю стул.

Очень шершавый. Видимо, сильно загрязнился, пока по полю боя носился. Надо бы потом почистить героя. А еще накормить Маляву. Он тоже мой герой.

Опять назойливый тычок.

‒ Лютик, ‒ вполголоса зовет меня Люкос. Какие-то странные у него тональности. Обеспокоенные, что ли.

Решаю об этом сильно не задумываться. Тем более что Люкоса я знаю плохо. С Эни тоже знакома мельком. Ребята они хорошие, но общество Плюшки для меня сейчас все же предпочтительнее.

Легонько встряхиваю профессора Ярого. Тот пытается проморгаться. Недовольно смотрит на меня, а затем куда-то мне за спину. И его глаза вдруг округляются до максимума.

Тычок. На этот раз более чувствительный, чем предыдущие.

‒ Так, Радик! ‒ В легком раздражении оглядываюсь. ‒ Будь уже хорошей мебелью… ой.

Передо мной огромная морда единственного и неповторимого камнежорного эллипса. Вот о чем я забыла! С иллюзорными камнежорками разобралась, а настоящий-то по-прежнему здесь!

Меня обдает жарким воздухом из пасти зверя. Оказывается, все это время он неспешно примеривался, как бы получше меня зубами прихватить.

Чуть в стороне вижу Эни с его блестящим мечом и Люкоса. Последний успел откуда-то выудить лук и теперь удерживает на тетиве настоящую горящую стрелу.

‒ Стреляй, ‒ просит мой сосед, сбиваясь на тяжелое дыхание.

‒ Лютик слишком близко. ‒ Люкос, в отличие от Эни, спокоен и сосредоточен. ‒ Ее заденет. Или пламя, или зверь.

Кажется, перспектива, где меня не будут умертвлять обидные внешние факторы, не предвидится. То есть капут Лютику ‒ как ни крутись?

Тут еще Плюшка, вращая глазами, сообщает, что бежать бесполезно.

Жорж наконец определяется, под каким углом начнет трапезу, и неспешно тянет ко мне раскрытую пасть.

Вообще-то у меня жизненная установка на позитив. Какие плюсы я вижу в данном положении? Конечно же, опыт. Приобретенный опыт, закрепленный практическим прохождением через неумолимые дебри жизненного пути и сражением с воинствующим напором беспощадного бытия.

Короче, теперь я знаю, как чувствует себя пельмешка в миске.

 

Глава 45. Диета и контакт

‒ Не двигайся, ‒ хрипит мне в поясницу мой карликовый наставник.

Чтобы Жорику было удобнее меня уплетать? Так, что ли? У нас роскошный ресторан, и мы окружаем гостей теплом и заботой.

Нет уж. Протестую.

Отступаю на пару шагов, тесня бедрами профессора Ярого. Тот цыкает и авторитетно мычит. Интересно, ему впервой вместе со студентами на арене находиться? Если да, то он относительно неплохо держится.

Зубы смыкаются в каких-то сантиметрах от меня. Жора фыркает. Еда сопротивляется и все еще пытается трепыхаться. Однако он уже впал в состояние некоторой ленцы. Ведь я не убегаю. Вот — прямо перед ним. Только в пасть ему прыгать не желаю, но это поправимо.

‒ Просчитать перспективы в процентах, красотуля? — предлагает Дуля, устроившись где-то в районе моей шеи.

‒ Лучше бы вовремя предупредил, ‒ обиженно шепчу я. — Что у меня гигантская монстрина на хвосте. А не отмалчивался зря.

‒ Мое целевое назначение — навигация и минимальное информативное обеспечение. — Дуля ни капли не расстроен моим недовольством им.

‒ Ну, так минимально бы меня проинформировал, что, мол, красотуля, вечеринка — просто бомба и тут чрезвычайно весело, но, пардон, нас сейчас схрумкают.

‒ Мое целевое назначение…

‒ Переквалифицируйся, клякса. Или придется тебя в срочном порядке выводить с моей кожи. Намек понят?

Дуля многозначительно отмалчивается. Неужели и правда о насущном задумался?

‒ Ты что, с меткой общаешься? — с подозрением спрашивает Плюшка.

‒ Ага. И иногда очень даже продуктивно.

Не удерживаюсь и все-таки отрываю взгляд от нависшего надо мной Жоры, чтобы оценить выражение лица профессора. Замешательство и еще нечто такое, в чем распознаю опаску. Видимо, я постепенно выхожу на какой-то новый уровень взаимодействия с меткой, и это у уважаемого представителя профессорского состава вызывает тревогу.

В должной мере порадоваться своим достижениям не удается. Я, честно говоря, немного удивлена, что Жора медлит, позволяя мне вдоволь пообщаться со всеми вокруг. Растягивает момент удовольствия?

С подозрением пялюсь на камнежорку.

Тот в ответ облизывается и придвигается ближе.

Точно. Решил, видать, поиграться напоследок.

Только сейчас замечаю, что вокруг — гробовая тишина. Зрительские трибуны отмалчиваются, восхищенно следя за разворачивающимся на арене действом. Наверное, это и правда выглядит эффектно. Маленькая я, малюсенький профессор Ярый и плотоядная дылда.

‒ Ася, только не делай резких движений, ‒ просит меня Эни. — Эллипс перешел в режим охоты.

Жорж еще и с одного режима на другой переключается? Вот же сверхчувствительная аппаратная скотина с многоходовочками. То есть до этого он не на максималках работал?

‒ А выключить его можно? — пытаюсь цедить сквозь зубы, чтобы не раззадоривать зверя.

‒ Выключить? — Плюшка хмыкает. — Нет, никак.

‒ А магией шандарахнуть? Запустите его туда, откуда взяли.

‒ Исключено. Мной использовано заклинание из разряда состязательных. Пока зверь не побежден, он этот мир не покинет.

Чудесная новость. То, что нужно для этого прекрасного дня.

‒ И как с ним сладить?

‒ С такой тварью нужно разделываться на расстоянии. Если подпустил близко — тебе конец. ‒ Профессор пожимает плечами. ‒ Любой карапуз об этом знает.

Любой волшебный карапуз. Из волшебного мира.

А я в легкие карапузиковые годы знала, что шоколадка вкуснее салата из шпината, а совать игрушечный грузовичок в ноздри быковавшему соседскому мальчонке — тактически неверный ход.

А то, что камнежорок издалека бомбить надо — нет, вот этого мне никто не говорил.

‒ Могли бы и предупредить меня заранее, ‒ укоряю я профессора.

Да и вообще не засовывать на арену, где даже у матерых альф трудности возникают.

‒ Студенты должны уметь самостоятельно решать свои проблемы, ‒ с чувством собственного достоинства произносит профессор Ярый. И слегка перебарщивает с громкостью.

Жорка, реагируя на шум, клацает зубами. Плюшка непроизвольно втягивает голову в плечи. Даже ему не по себе. А мне тогда каково?

Краем глаза вижу, как в бок камнежорки бьется Радик. Правда безуспешно. Пинки ни к чему не приводят. Похоже, волшебные лапы стула эффективны только против иллюзорных зверюг. А настоящий эллипс слишком мощен.

Эни и Люкос обходят камнежорку с двух сторон, но не атакуют, по-прежнему опасаясь меня задеть.

Снова отступаю на несколько шагов, тесня Плюшку. Честно признаться, меня как-то напрягает, что он за моей спиной укрывается. Надеется смыться, пока меня пережевывать будут?

И что там мне рекомендует мой «образцовый» наставник? Самостоятельно решать проблемы?

Лады. Терять все равно нечего.

— Ты, — решительно выставляю раскрытую ладонь прямо перед мордой Жоры, — сегодня на диете.

Камнежорка захлопывает пасть и чуть наклоняет голову в сторону. Предполагаю, что глядит он на меня с любопытством.

— Что ты делаешь? — Плюшка тычет мне в спину пальцем. — Не зли его.

— Дядя, дайте пообщаться с интеллектуально одаренной тварюгой, — отмахиваюсь я.

Тем более что контакт неожиданно налажен. Эллипс прислушивается к моему голосу.

— Жора… Жорик… Жорочка, — пробую различные тональности и внимательно слежу за реакциями.

Пасть камнежорка больше не разевает. Уже плюс.

— Ты и этому имя придумала? — Плюшка явно в ауте. — Ты безумна, овечка. Не давай имен существам из тьмы. Они безымянны изначально и пускай таковыми и останутся.

— А почему нельзя?

Дискриминация. Милым котикам, значит, можно клички давать, а ужасающим монстрам так и ходить без имен? Обидно.

— Вот этот будет Жорой, — безапелляционно заявляю я. И осторожно касаюсь морды камнежорки уже двумя пальцами.

— Что бы ты ни делала, Лютик, продолжай, — просит Люкос, при этом ни капли не ослабляя бдительность. Лук все еще при нем.

— Согласен. — Эни кивает. — Невероятно. Любого другого камнежорный эллипс уже давно бы съел. И не выжидал бы такой длительный период.

Это должно меня взбодрить? Ладно, и правда чуток бодрит.

Остается выяснить, что же такого удивительного я делаю и как бы провернуть все так, чтобы я не потеряла этого чудесного настроя.

Добавляю к касанию еще один палец, а затем и оставшиеся. Теперь шершавую морду камнежорки касается вся моя ладонь. Собственная смелость — или глупость — ударяет по восприятию каким-то невероятным зарядом. И я хватаюсь за Жору уже двумя руками.

За спиной надсадно хрюкает разнервничавшийся Плюшка. Кажется, он сейчас остро нуждается приложиться к знаменитой проректорской фляжке.

— Грандиозно, — выдыхает Люкос, опуская лук.

— Ася, — Эни медлит с вопросом, — что ты сейчас делаешь?

— Держу камнежорку, — откликаюсь я, не найдя более понятных объяснений.

С другой стороны, все так и есть. Я только касаюсь зверюги. И больше не предпринимаю никаких действий. И Жора тоже не двигается. Сила его дыхания проходит по мощному корпусу, усеянному пластинами, спина приподнимается и также мерно опускается. До моего лица добираются легкие воздушные потоки. Он спокоен. Не чувствуй я на себе его взгляд, наверняка решила бы, что зверь уснул стоя.

И тут на меня тоже находит глубокое умиротворение. Чувствую, как профессор Ярый вцепляется сзади в ткань моего блейзера. Игнорирую его дерганья и, непомерно осмелев, провожу рукой невидимую линию по челюсти Жоры.

— Сидеть, — неосознанно вырывается у меня команда. Понятия не имею, с чего я вообще решила командовать такой махиной.

Быдыдыщ!

Округляю глаза до предела.

Жора действительно САДИТСЯ. Бухается кормой прямо на каменную поверхность, будто громадный пес.

Над трибунами разносится гул. О да, парни, я с вами солидарна — тоже, так сказать, обалдеваю. Чего происходит — лучше мне такой вопрос сейчас не задавать. Сама в непонятках.

Приглядываюсь к Жоре. Может, он присел, чтобы продолжить трапезу и все-таки слопать меня?

Нет. Жора неподвижен и словно жаждет получить следующую команду.

Ждать его не заставляю — я же отчаянная.

— Лежать, — задорно пищу и даже взмахиваю рукой, показывая, где именно нужно развалиться.

И Жора растягивается в полную длину туловища. Он слушается меня!

Восторгу моему нет предела.

В довершении ко мне неспешно подруливает Радик — спокойный и счастливый, будто не он всего каких-то пару минут назад пытался протаранить громадную зверюгу.

Не увидев на сиденье Маляву, с беспокойством осматриваюсь. Но псинка уже на подходе. Вздремнувший и полный сил песик прогулочным шагом добирается до моих ног и сразу же просится на ручки. На Жору ни тот, ни другой не обращают ни малейшего внимания, отчего справедливо заключаю, что у камнежорки больше не осталось ко мне критичного для жизни интереса. У животных же чутье на опасность.

Оглядываюсь через плечо и с удовольствием наблюдаю за тем, как профессор Ярый стремительно пятится — подальше от меня и моей компании.

Губы сами собой вытягиваются в каверзную улыбку. Подманиваю Радика поближе, подхватываю Маляву, присаживаюсь на стул и элегантно закидываю ногу на ногу. Левой рукой прижимаю к себе псинку, а правую кладу сбоку на морду Жоры. До упора выпрямляю спину и пафосно вздергиваю подбородок.

Хэй-хэй, мускулистые матрешки. Ну, кто теперь ваш большой папочка?!

 

Глава 46. Таран и нежность

Эффект от моих действий ошеломляющий. Публика вокруг основательно зависает, абсолютно не зная, как реагировать на апофеоз представления. Тишину прерывает только шумное дыхание Жоры.

Так, Аська, ноги в руки, пока никто не очухался!

«Взять», ‒ командую я камнежорке, указывая на Плюшку.

Адаптация у меня — высший сорт. Сразу приноравливаюсь всем вокруг всякие полезные команды раздавать.

Жора начинает надвигаться на профессора Ярого. У того глаза лезут из орбит, а на каждый шаг зверюшки, уменьшающий расстояние между ними, он проникновенно икает.

На ум приходит запоздалая мысль.

«Взять нежно», ‒ поспешно корректирую я команду для Жоры. А то еще чего доброго проглотит наставника до того, как тот сумеет пользу принести.

Моя поправка, судя по всему, ничуть не воодушевляет Плюшку. Хотя, если подумать, ему неплохие перспективы посулили. Прямо почти безопасность и комфорт обеспечили.

Но нет. Профессор Ярый все равно активно делает ноги. И, ясный кексик, Жора, глядя на все это чудесное безобразие, тут же заряжается азартом и кидается вслед за улепетывающим мужчиной. Радик, понимая, что веселуха уходит в сторону и явно без него, решает во что бы то ни стало восстановить справедливость. И стартует за камнежоркой.

Пару секунд жалею, что вовремя не слезла с ретивого стула, но затем осознаю, что мне все это даже на руку. Главное, как-то донести до Жоры, что мне конкретно от него нужно.

«А-а-а-а-а!»

О, похоже, профессора Ярого уже попробовали на зубок.

На интуитивном уровне, похлопывая по сидушке и касаясь пятками боков Радика, вывожу свою борзую компанию на первую позицию в этом стремительном шествии.

Ищу глазами наставника.

Ну, что ж, все не так уж плохо.

Плюшка подцеплен за шкирку и теперь благополучно болтается где-то у нижней челюсти камнежорки. Жорж у меня воспитанный. Обещал нежностей — вот вам тактильные причмокивания и слюнявые ласки бонусом.

Слышу голоса, зовущие меня где-то вдалеке. Простите, парни, но мне надо домой. Я, по-моему, тут уже и так наследила по самое не балуй.

Мысли в голове пускаются в лихорадочный пляс. Направляю Радика прямо на Жору. И стул с готовностью запрыгивает на него, резко отталкиваясь ножками от каменных пластин, как будто сотни раз уже это проделывал.

Из меня наездница хоть куда. Стул на скаку остановлю, в зубастую пасть войду. Мечта, а не девчонка.

‒ Ч-ч-что ты задумала? ‒ с тревогой интересуется профессор Ярый.

‒ Для начала устроить для нас с вами приват.

При всей моей напускной браваде я в дрессировке по-прежнему ничего не смыслю. Даже специализированную брошюрку, которую мне Ромыч выдал, прочитать не успела. Поэтому фантазирую на ходу, сильно надеясь, что Жора, который уже успел блеснуть интеллектом и клыками, сможет понять, что я от него хочу.

‒ Прыгай! ‒ торжественно воплю я, взмахивая рукой в сторону дыры в стене и обломков, которые оставил после себя Малява.

Такой махине не составит труда перебраться через эти залежи.

Однако Жора отчего-то не торопится выполнять команду. Неужели мой контроль над ним утерян?

‒ Не хочешь прыгать… Совсем не хочешь… Тогда… Ну, тарань, ‒ без особого энтузиазма предлагаю я.

Судя по скорости и качественности исполнения новой команды, Жора только этого и ждал всю свою камнежорную жизнь. И его звездный час настал.

К слову, таранит мой новый питомец вовсе не развалины художественного исполнения Малявы, а все еще целую стену с прутьями в десятке метров от этой точки. Совсем рядом от крайней зрительской трибуны.

Успеваю заметить, как кто-то наверху валится со скамеек, а еще улавливаю пару истошных воплей плюс один тоненький взвизг.

Пожалуй, альфачам стоит сказать спасибо, что я целенаправленно не повела Жоржа таранить трибуны. Отделались легким испугом. Я добрая, что поделать.

Подскакиваю на Радике, который, в свою очередь, подскакивает на Жоре. Вот такой балет.

Довольный Малява болтается где-то у моего бока. Придерживаю его в не слишком удобной позе, отчего псинку потряхивает, как белье на сильном ветру. Но животинке явно все по кайфу.

Жора скачет по главной дороге через кампус, а я стараюсь не думать о том, что он, по логике вещей, мог также сломать барьер в любой момент нашего состязания. И благополучно сбежать.

Весело у них тут занятия проходят, если система защиты ‒ хлипкая, как бумажный листик, а противник, насильно притащенный из другого измерения, может в любую секунду выскочить за пределы ограды и начать жрать зрителей.

Откуда-то снизу доносится череда звонких трелей. Получается, тот взвизг у трибун ‒ результат творческих стараний Плюшки? А я-то на тонкую душевную организацию местных альфачей думала. Неожиданно.

— Куда ты меня тащишь?! — хрипит наставник.

— К светлому будущему, — любезно сообщаю я.

Однако наставник мыслить позитивно отказывается и снова включает режим оперной дивы.

На бытовые беседы времени не остается. Необходимо провернуть все так, чтобы Плюшка немедленно отправил меня домой.

Приглядываюсь к дымку в небесах. Точно. Нужно притащить профессора в его кабинет. Там наверняка есть все то, что может понадобиться для всяких разных тибидох-тибидохов. И отнекиваться Плюшке бесполезно. Я-то уже знаю, что он мастер порталов-телепортов.

Будь у меня побольше времени, обязательно бы разузнала, каким образом Жорка распознает мои хотелки и делает все в точности так, как надо мне. Я, конечно, ору команды и даже указываю направление, но все равно не уверена, что зверь способен настолько по-умному понимать содержание команд. Загадка. Но главное, он слушается. А остальное подождет до лучших времен.

Еще одно удивительное дело: мы не вносим поправки в местную архитектуру. А проще говоря, не разносим в пух и прах все то, что встречаем на пути. Жорка прыгает и приземляется настолько изящно и невесомо, что вокруг его туши даже стебельки цветов не ломаются.

На очередном прыжке я замечаю внизу знакомую фигуру. Мишаня, многоуважаемый ректор местной обители мускулоносцев, стоит при входе на ступенях какого-то белого здания и любовно держит дымящуюся кружку. И когда солнце внезапно закрывает крупная тень, он смотрит вверх и замирает с полуоткрытым ртом, до которого так и не добирается содержимое кружки.

Прогноз погоды сегодня по-особенному точен. Низко летящие к земле камнежорки прогнозируют ливни, грозы и значительный моральный ущерб, а сидящая верхом на камнежорке милая девушка — весомый повод собраться серьезной комиссией с преподавательским составом и пустить по кругу фляжку с лечащей душу бурдой.

Жора приземляется с другой стороны здания, и ошеломленный ректор остается позади. Пару секунд спустя мой комфортабельный транспорт тормозит у полуразрушенного здания, от которого и идет дымок. Малява знает толк в обстрелах!

Плюшка чертыхается.

— Чудовище! — рявкает он.

Про кого он, интересно, так? Кандидатов на эффектное прозвище масса. И все — личности экстравагантные и в меру скромные.

Радик спрыгивает на землю. Жора открывает пасть, выпуская профессора Ярого на волю. Тот неуклюже бухается на дорожку.

Камнежорка осматривается, издает шипение и подпрыгивает ввысь. Прямо в воздухе разворачивается темная расщелина, которая в мгновение ока поглощает Жорку.

— Куда это он?! — Профессор Ярый вскакивает и, свирепо глядя на меня, тычет пальцем в небеса.

— Не знаю. Догоните — спросите, — пожимаю я плечами.

Совесть во мне просыпается буквально на секундочку. Конечно, не очень красиво оставлять в подарочек академии оказавшуюся на свободе зубастую махину, но, к сожалению, у меня совершенно нет времени разбираться с тем, куда навострил свои когтистые лыжи Жора. Кроме того, здесь куча народа, у которого опыта разборок со зверьем из параллелей намного больше моего. Справятся, уверена.

— Выполняйте обещание, — требую я. — Возвращайте меня туда, откуда взяли. Домой.

— Ты…

— Подумайте, — перебиваю его прежде, чем он начнет высказывать мне свое возмущение, — вам же будет лучше, если я покину академию. Так ведь?

Обслюнявленный Плюшка недовольно вращает глазами, но, в конце концов, с неохотой кивает.

— Полагаю, можно попробовать протолкнуть тебя через внешний портал.

— А метка не воспротивится этому? Не воспримет как попытку побега? — уточняю, помня, как Дуля активно удерживал меня на территории академии.

Кстати, давно эту кляксу не видно и не слышно. Может, самоликвидировался с горя?

— На магическое поле внешнего портала не подействует защитное волшебство академии. Если бы ты хотела проникнуть на территорию — то да, процесс защиты запустился бы. Но ты убираешься из академии. А метки не настолько сильны, чтобы удержать тебя от скачка в другой мир.

Неплохо лопочет.

Воодушевляюсь и, схватив профессора за руку, тащу к уцелевшему входу. Потом чуть замедляюсь и пропускаю его вперед, чтобы сам вел меня, куда нужно.

Мы в быстром темпе проходим несколько коридоров и оказываемся в помещении, уставленном шкафами. В середине на полу — идеальный круг, выложенный из тысячи маленьких цветных стеклышек.

— Встань туда, овечка. — Профессор Ярый указывает на круг. — И постарайся сильно не шевелиться.

— А какие даете гарантии, что не запустите меня, к примеру, в мир, где меня через секунду съедят?

— Заманчивая мысль. — Плюшка криво улыбается и стаскивает с нижней полки одного из шкафов увесистую шкатулку. — Отличную идею подала.

— Я серьезно. — Поднимаю на вытянутых руках Маляву.

Профессор кидает опасливый взгляд на псинку.

— Не угрожай мне зря, девочка. — Он цыкает. — Гарантии? Да никаких гарантий. Пообещать разве что могу.

Угу. Верить его обещаниям после того, как он меня без предупреждения на арену запустил? К тому же мой несостоявшийся наставник может напакостить мне чисто из мести. Я же ему устроила феерию на занятии. Вот и ответочку от него наверняка недолго ждать.

— Давайте так. — Засовываю Маляву обратно подмышку. — Если из-за вас со мной что-нибудь случится, то, предупреждаю, Жора очень расстроится. И придет демонстрировать свои навыки дизайнера и архитектора и устроит здесь взрыв на фабрике гранат. Намек понят?

Ясно-понятно, что я блефую. Мы с Жорой ни о чем таком не договаривались. Но профессору-то об этом не известно.

— Терпеть не могу, когда мне угрожают, — кривится Плюшка.

— А сами-то обожаете угрозами в мой адрес разбрасываться.

— Ладно, прекращай болтать, маленькое чудовище. — Он надевает на каждый палец по блестящему кольцу, усеянному символами. — Вали домой. И больше даже не дыши в сторону академии.

— Не буду. В смысле, дышать буду. Но не в вашу сторону. О! — Я возбужденно взмахиваю свободной рукой. — Ректор говорил, что из-за особой системы заклинаний, я не смогу от всего этого отвязаться, пока обучение здесь не закончу.

— Чушь. — Профессор Ярый гонит меня в круг. — Ректор слишком щепетилен к отдельным заклятиям. В общем, беру ответственность на себя.

Ладно, я только ЗА.

За мной в круг из стеклышек пробирается Радик.

— Ты что, собираешься этих тварей с собой взять?

— А что, вам их оставить? — в тон ему откликаюсь я, сбрасывая на пол блейзер. От пережитых волнений вдруг становится невыносимо жарко.

Плюшка фыркает.

— Нет уж. Придержи их. И думай о месте, куда хочешь вернуться. Вообрази это место. Когда будешь готова, скажи.

Картинка моей квартиры вырисовывается в голове почти сразу. Яркая и четкая. Никаких проблем.

— Я готова.

— Отлично. — Плюшка поднимает вверх руку, в его кулаке что-то зажато. — И больше не лезь в работу чужой системы, студент… Нет, не студент. Короче, сиди тихо в своем сером мирке, Лютик.

— Обязательно. Кстати, брови у вас шик.

Плюшка усмехается. Его рука резко уходит вниз. Вокруг рассыпаются радужные искры. И в глазах сразу темнеет.

Ощущаю вихри вокруг. На фоне темноты взрываются разноцветные фейерверки. А тело становится легким, практически невесомым.

Внезапно под колени что-то врезается, и я опрокидываюсь на спину. Подо мной нечто мягкое. Да и ощущения до боли знакомые.

Открываю глаза.

Мой диванчик! Креслице! Мои обои! Моя квартирка!

Уря-я!!

Вскакиваю на ноги и начинаю подпрыгивать, испытывая дичайший восторг. — Мы дома, народ!

Тишина.

— Народ?

Оглядываюсь по сторонам. Ни Радика, ни Малявы. Моя маленькая безумная свита пропала.

Опускаюсь на пол.

Куда они делись? Может, я их плохо держала, и они сбежали? Или…

Все было сном.

Осматриваю себя. Брюки и сорочка. Форма академии альфачей.

Но с другой стороны блейзер с нашивкой академии остался в том мире. А я могла и забыть, что когда-то купила эти брюки и сорочку.

Может, переучилась? Перетрудилась?

И фантазия сыграла злую шутку?

Ничего не было. Я всего лишь задремала. Ведь и очнулась-то я на диване.

Снова валюсь на диван.

— Дуля? — опасливо зову я.

Тишина.

Сумасшествие. Ничего. Денек-другой, и я приду в себя.

Ведь я всего лишь Ася Лютикова.

А не студент академии истинных альф с кликухой Лютик.

Ха…

Занятное меня посетило сновидение.

Что ж, пора вернуться к реальности.

Ведь меня больше ничего не связывает с академией альфачей…

Или нет?

Конец первой книги.