Глава I: Возвращение

Гермиона похолодела. Она так и осталась стоять, глядя в глаза застывшей с поднятой палочкой Вэйс. Профессор дернула губами, и Гермиона отступила на шаг.

Что же делать?!

Женщина очень медленно опустила палочку и еле заметно тряхнула головой. Потом тяжело вздохнула.

— Зачем ты это сделала?

Тон профессора был пугающе спокоен. Хотелось бы Гермионе перенять хоть каплю ее хладнокровия! Эмоции били через край.

— Я… Она…

Вэйс, не говоря ни слова, подошла ближе, рассматривая изуродованное тело.

Вырвать у нее палочки?! Сбить с ног?! Ударить по голове?! Убежать?! Если бы можно было стереть ее память… Но этим тонким умением Гермиона еще не владела: понадобилось потратить месяцы, изучая особенности построения разума и воспоминаний названых родителей, оттачивая навыки корректировать их — да и то были родные люди, склад характеров, привычки и прошлое которых столь близко известны молодой волшебнице…

А вот так… Да еще и в таком состоянии… Ничего не получится!..

— И всё же: зачем? — Гермиона была готова кинуться на преподавательницу и попытаться отобрать палочку силой, но внезапно застыла. — И куда нам теперь девать тело? — продолжила профессор Вэйс.

Девушка моргнула и уставилась на неё.

— Нельзя, чтобы ее тут нашли. Никак нельзя. — Вэйс подняла палочку и легко взмахнула ею. На глазах изумленной Гермионы изувеченное тело, брызги крови и обрывки одежды стали собираться и уменьшаться, трансфигурируясь в большой, с ноготь величиной, алмаз. — Акцио! — Алмаз блеснул в руках Вэйс, и она повернулась к Гермионе. — Что ты так смотришь на меня? — довольно холодно спросила профессор.

— Вы… Что… Зачем?.. — довольно путано бормотала гриффиндорка. — Я не понимаю…

— Что тут понимать?! — недовольно подняла брови женщина. — Это я должна не понимать! И я не понимаю! Зачем было убивать девчонку?! С такими нервишками лечиться нужно, между прочим! И хватит елозить рукой по плечу — сейчас занесешь в рану какую‑нибудь гадость, а потом, чего доброго, ума хватит пойти лечиться к мадам Помфри!

Всё это время Гермиона пыталась осторожно прикрывать ладонью очертания Черной Метки, пестревшей на коже чуть ниже глубокой раны, оставленной Лавандой. Не убрала она руку и теперь.

Профессор усмехнулась.

— Кадмина Беллатриса, — я верно запомнила? — хватит ломать комедию!

Гермиона не верила. Не верила собственным ушам, собственным глазам и собственным умозаключениям.

— Ох уж поколение пошло! — возмутилась профессор, поднимая широкий и длинный расклешенный рукав бело–серой мантии — на левом предплечье красовалась зловещая татуировка. Гермиона икнула.

— За… зачем вы отобрали у меня палочку?

— Знаешь, увидев то, что осталось от мисс Браун, я потеряла всякое желание попадать под горячую руку. Особенно если в этой руке волшебная палочка.

— Кто вы?

— Анжелика Вэйс. Преподаватель трансфигурации в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс».

— И всё?

— Тебе с рождения или от первых воспоминаний?

— У вас Черная Метка на руке! — с жаром бросила Гермиона.

— У тебя тоже, — усмехнулась ее собеседница с ледяной невозмутимостью. — Что ты хочешь от меня услышать? Я здесь со специальным поручением Темного Лорда. Занимаюсь изучением потенциала младшего поколения. Можешь считать, что я работаю в отделе кадров.

— Вы вербуете сторонников?! — Голова пошла кругом уже безо всяких там ритуалов с Темной Энергией.

— Что тебя столь сильно удивило? — поинтересовалась Вэйс, возвращая Гермионе палочку.

— Но почему… мне не сказали?..

— Вероятно, не сочли принципиально важным.

— Но Генри…

— Профессор Саузвильт, насколько мне известно, тоже в Хогвартсе по поручению Темного Лорда — но мы не работаем в паре. Он не знает, кто я. И ты не должна была знать! — внезапно перешла с насмешливого спокойного снисхождения на с трудом удерживаемый гнев профессор. — Утащи меня гриндилоу, зачем ты ее убила?! Понимаешь хоть, что теперь начнется?! Пропала студентка… Если бы… Мне нужно подумать над этим.

— Мне тоже… Нужно подумать…

— Ты выглядишь так, будто привидение увидела. Кстати, о привидениях, — Вэйс раздраженно оглянулась. — Надо быть осторожнее. Я с удовольствием пообщаюсь с тобой, но в ином месте и при иных обстоятельствах. А сейчас — прости. Иди в гостиную. И умоляю — веди себя естественно!

Женщина развернулась и, взмахнув легкими полами серо–белой мантии, застучала каблуками к правому выходу. Через миг светлая ткань мелькнула и скрылась за поворотом. Гермиона осталась стоять в коридоре.

Какой странный, невероятный день…

* * *

Она поспешила на затянувшийся в преддверье каникул ужин, успев застать и Гарри с Роном, и Джинни в Большом зале. Ужинали почти все преподаватели. Не было только Генри и профессора Вэйс.

— Почему так долго? — спросил Гарри, поднимаясь ей навстречу.

— Отрабатывали пройденный материал, — махнула рукой Гермиона. — Я страшно хочу есть! А что с Роном?

При ее появлении парень даже не повернул головы. Сначала. Теперь же он вскочил, нелепо взмахнув руками, и уставился прямо на Гермиону.

— ЧТО С РОНОМ?! Какого квинтапеда ты сказала Лаванде о каникулах?!

— Ты меня приглашал, — холодно напомнила девушка.

— Ну и что?! С каждым днем убеждаюсь — ты больная на всю голову! — крикнул Рон и на предельной скорости вылетел из зала.

— Взаимно, — процедила наследница Темного Лорда.

— Ты просто не представляешь, что ему устроила Лаванда, — вступилась за брата Джинни. — Тут был такой скандал… Мне показалось, что она пойдет и нашлет на тебя проклятье из‑за угла. Не встречались?

— Нет, — легко солгала Гермиона. — И, надеюсь, не встретимся.

— Ничего, за каникулы поостынет, — сказал Гарри. — И она, и Рон.

— Ты куда завтра? — спросила Гермиона, накладывая себе салат. Есть хотелось просто жутко.

— В Годрикову Впадину. Сразу. Там есть бар, подключенный к Сети летучего пороха. Я узнавал у МакГонагалл, — он нахмурился. — Трансгрессировать в неизвестное место пока не выходит.

— То есть к нам ты вообще не приедешь? — совершенно безразличным, будничным тоном спросила Джинни.

— Нет. Потом в Литтл–Хэнглтон, а перед началом семестра — на площадь Гриммо, там собрание Ордена.

— Ясно, — легко согласилась младшая Уизли. Все же атмосфера школы действует на нее положительно!

* * *

Спала Гермиона на удивление хорошо. Ушла в комнаты первой, Парвати еще не было, и переполоха из‑за пропажи Лаванды никто не успел поднять. Поделилась с Алирой — как на духу выложила всё произошедшее. И не услышала ни одного дурного слова.

Это успокаивало.

Хотелось поговорить с Генри. Обо всём. О случившимся, о профессоре Вэйс… И не хотелось его видеть. После их поцелуя она не знала, как себя вести. Нет, не то чтобы ей что‑то не понравилось… Но что теперь? Наверное, просто забыть — во всяком случае, на время. Ведь это всего лишь Темная Энергия усилила естественные желания, он‑то должен это понимать… И всё равно.

Она думала о Генри, о роли Вэйс в школе, о том, что тут будет твориться завтра и отпустят ли их домой… Но не было ни капли раскаяния или сожаления. Совесть заснула на груди под сенью янтарного кулона. Или умерла, пав в этой неравной схватке…

* * *

Гермиона проснулась сама. Не было шума, не было криков, не было разбирательств. Стрелки часов соединились на девяти, в комнате пусто, даже Алира обретается где‑то внизу, в гостиной Гриффиндора.

Сегодня к трем часам следовало явиться с вещами к камину на первом этаже — для отправления по домам, осуществляемого, из соображений безопасности, через Сеть летучего пороха. Седьмым курсам — на три. Шестым — на два. И так по ниспадающей. Можно было не торопиться…

Но почему всё так безмятежно? Неужели Парвати не подняла тревогу из‑за отсутствия подруги?

Продолжая ломать над этим голову, Гермиона оделась, причесалась, сбросила последние нужные вещи в чемодан и вышла из комнаты на лестницу.

Вышла и столкнулась с Лавандой.

Совершенно здоровой, в меру веселой, абсолютно бодрой Лавандой Браун. Гермиона вскрикнула, и стоящая позади воскресшей Парвати вскинула густые брови.

— Нам надо поговорить! — с ноткой негодования в голосе бросила Лаванда своей подруге и, схватив Гермиону за локоть, потащила вверх по ступенькам башни.

Руки теплые, как у живой. Инфернал?! Зомби?! Живой труп?! Или мадам Помфри сотворила чудо?..

— Ты вообще как, в порядке?! — сердито спросила Лаванда, останавливаясь на пустынной лестнице.

— ЧТО–О-О?

— Клянусь Морганой, Кадмина, ты меня убиваешь! — закатила глаза Лаванда. — Пошевели мозгами! Или у тебя после вчерашнего шок?! Я всё понимаю — но элементарную осторожность…

— П–профессор Вэйс?!

— Нет! Оживший труп Лаванды Браун! — вскинула руки к потолку Лаванда. — Занимаешься чужими проблемами, наживаешь головную боль…

— Зачем это? — пробормотала Гермиона, приходя в себя. — Ее ведь не вернуть? Да и не нужно…

— Вся в матушку! — хмыкнула профессор. — Ни нотки раскаяния! Нет, ее не вернуть. Но одно дело, если ученик бесследно пропадет из Хогвартса, и совсем другое — если перенесется вместо дома невесть куда по Сети летучего пороха и уж потом канет в Лету. Это уже будут не наши проблемы. Вот, возьми, — она вынула из кармана сверкнувший алмаз с оцарапанной гранью и протянула гриффиндорке, — на память. А теперь вернись в театр, да не сорви представление!

И невозмутимая Лаванда бойко пошла вниз по лестнице.

Гермиона сглотнула и опустила алмаз в карман. Жизнь полна неожиданностей — что тут скажешь?

* * *

Отправление домой затянулось: шестикурсники устроили толкотню, кто‑то пересдавал астрономию и опоздал — когда к трем часам подоспели выпускники, шестые курсы Гриффиндора и Пуффендуя всё еще толпились возле камина.

— Мрак! — выдохнула Джинни, устало сидевшая на постаменте около ног статуи небольшого, мерно посапывающего дракончика. — Может, мы тут еще и заночуем?! — сердито добавила она и пнула ногой свои сваленные в беспорядке сумки.

Что‑то щелкнуло, и из кучи чемоданов показался карликовый пушист Арнольд, который, издав тонкий писк, быстро юркнул в ближайшую арку.

— Проклятье! — выругалась ведьма, вскакивая. — Держите его!

Гермиона и еще несколько студентов кинулись за пурпурным меховым комком. Арнольд живо проскочил два коридора, маневрируя в ногах шеренги рыцарских доспехов, которые начали топать, пытаясь уступить дорогу, и едва не раздавив в итоге несчастного; выскочил в холл и у подножия Мраморной лестницы был настигнут Миссис Норрис.

— А ну дай сюда! — завопила Джинни, вылетая следом за пушистом и выхватывая палочку. — Ты, облезлая старая кочерыжка!

Кошка блеснула желтыми глазами, но всё же выпустила трепещущий меховой комок. К счастью, Филча поблизости не оказалось.

— Жив, — констатировал Симус Финиган, поднося ладонь с Арнольдом к самым глазам.

— Вид у него какой‑то помятый, — отметил Эрни МакМиллан из Пуффендуя. — И проплешина на боку.

— Может, отнести к мадам Помфри? — предложила однокурсница Джинни Эббигэйл.

— Тогда уж лучше к Хагриду! — хохотнул Эрни.

— Дайте сюда! — рассердилась младшая Уизли, забирая потрепанного пушиста. — На Рождество должны приехать Фред с Джорджем, пусть разбираются. Пошла вон!

Последнее адресовалось Миссис Норрис, которая сидела на нижней ступеньке Мраморной лестницы и усердно отплевывалась. На подбородке кошки болтался клочок красного пуха.

— Идемте, — поторопила, оглядываясь, Эбби. — Пока Филча нет. А то еще свою очередь прозеваем…

Выстраивающиеся шеренгой семикурсники стали исчезать в камине только после четырех часов, причем отправление началось с Когтеврана, затем — Слизерин… Потом Невилл убежал за забытым чемоданам, и Пуффендуй пропустили вперед. Гермиона начала закипать.

К половине шестого у камина всё еще толклись Гарри, Рон, Гермиона, Лаванда–Вэйс, Дин Томас и Невилл.

Впрочем, последний уже стоял за кованой решеткой и пытался уместить там же свои чемоданы.

— Это никогда не кончится! — взвыла Гермиона.

В конце концов, Невилл отбыл домой. А за ним и Дин. Следом в камин левитировала вещи и залезла сама лже–Лаванда.

— Кафе «Чародейница»! — громко сказала она, и профессор МакГонагалл, провожавшая всех лично, удивленно подняла брови. Но промолчала.

— Нора! — отрапортовал Рон, пожав руку Гарри и даже не взглянув на Гермиону. Девушка только возвела глаза к сводчатому потолку.

— Ну ладно, — кивнул на прощание своей подруге Гарри, провожая взглядом исчезающего в камине приятеля. — Счастливого Рождества!

— Удачи тебе.

— Спасибо. Она мне понадобится. — Он переступил кованую решетку, устраиваясь около своей поклажи. — Бар «Лионора»! — скомандовал парень и закружился в зеленом пламени.

— Счастливого Рождества, мисс Грэйнджер! — улыбнулась МакГонагалл.

— И вам, профессор! — Девушка шагнула в камин. — «Дырявый Котел»!

В баре было людно и накурено. Гермиона поморщилась, выбираясь из очага. Никто даже не обратил на нее внимания, хотя… Какой‑то улыбчивый старикашка явно пялился.

«Ну и ладно, — подумала девушка. — Даже приятно».

— Локомотор чемоданы! — скомандовала она и быстро пошла к дворику, скрывавшему выход в Косой Переулок. Чемоданы плыли следом.

Гермиона не стала открывать проход, просто осторожно взяла за ручки свою поклажу, стараясь ничего не упустить, и трансгрессировала в знакомую комнату с камином.

Осмотрелась. В кресле у огня сидел, улыбаясь ей, Волдеморт.

* * *

— Ну, здравствуй, Кадмина.

Гермиона просияла, выпуская свои вещи.

— Привет!

— Выглядишь отлично, — он встал, взял ее за руку и усадил в кресло. — Долго.

— Была задержка с отправлением, — она помрачнела. — Я… Ммм, должна кое‑что рассказать.

— Анжелика написала мне всё, — кивнул волшебник, и Гермиона не заметила в его голосе сожалений или упрека. — Не переживай, — продолжал Темный Лорд. — Это к лучшему. Анжелика отлично замела следы — всё будет в порядке. Надеюсь, угрызения совести тебя не замучат?

— Нет, — хмыкнула девушка. — Так странно… Ведь должны же, да? А я…

— Не думай об этом. Так и должно было быть. Поверь.

— Да… Я хотела спросить, — после короткой паузы подняла голову Гермиона. — Профессор Вэйс… Почему я о ней не знала?

— К чему тебе это? — ухмыльнулся ее собеседник. — Анжелика в Хогвартсе по особому поручению.

— Как давно она…

— Как давно она в наших рядах? Больше года. Присоединилась вскоре после моего возрождения. А до того была мракоборцем.

— Неожиданное сочетание, — удивилась Гермиона.

— Отчего же? Вполне логичное. Ее прежняя работа… Часто заставляла задумываться. Переосмысливать свои позиции. Что она и сделала. Ведь именно работая мракоборцем, понимаешь, сколь большое заблуждение убежденность в их праведности.

— А что она делает в школе?

— У меня большие планы насчет этого мира, Кадмина, — усмехнулся Темный Лорд. — Хоть я с ними и не спешу. Мне нужно знать, кто потенциально готов перейти на мою сторону. Анжелика как раз занимается этим. Мои люди сейчас работают во всех магических школах мира.

— Планы?

— Они еще не оформились, — уклончиво ответил Волдеморт. — Я расскажу, но немного позже. Помнится, ты хотела показать мне свое наследство? — сменил тему он.

Гермиона кивнула и отправилась к чемоданам. После недолгих поисков «Сказки барда Бидля» оказались в руках ее отца. Сомнений по этому поводу она более не испытывала.

— Занятный ребус, — пробормотал Темный Лорд, перелистывая засаленные страницы. Гермиона сладко потягивалась на диванчике рядом с ним — никакого ребуса в этой книжке она не нашла, да и перестала со временем столь уж верить в его наличие. — Любопытно, — протянул Волдеморт. Девушка наклонилась вперед и, опершись подбородком о плечо отца, заглянула в знакомую, читанную–перечитанную книгу. Тонкий белый палец Темного Лорда поглаживал страницу в том месте, где под последним абзацем «Легенды о трех братьях» на лбу одного из черепов, иллюстрирующих сказку, чернилами был начертан треугольный глаз с вертикальным зрачком.

Волдеморт перевернул страницу назад, пробегая глазами текст истории.

— Даже так? — пробормотал он самому себе.

— Кажется, ты что‑то понимаешь? — осторожно отметила Гермиона.

— Что‑то… Понимаю… — задумчиво, постукивая пальцами по странице, произнес он, о чем‑то размышляя.

— Это не рунический символ, — поделилась знаниями девушка. — Глаз в треугольнике часто используется гадалками, но он изображается немного иначе. В справочнике «Символы и знаки» Агрусии Вульк…

— Этот символ, — прервал ее Волдеморт, — начертал когда‑то на стене Дурмстранга могущественнейший Черный маг начала столетия Гэллерт Гриндельвальд.

— Точно! — внезапно прозрела Гермиона, подскакивая. — Виктор рассказывал мне на свадьбе Билла и Флёр!!! Ведь такой же символ висел на шее мистера Лавгуда! О, я тупая, как горный тролль!!! Как же это вылетело у меня из головы?..

— Виктор? — рассеяно спросил ее собеседник. Он не отрывал взгляда от страницы и о чем‑то напряженно думал.

— Да, Виктор Крам, мой приятель. Он учился в Дурмстранге. Такой же значок на свадьбе Билла и Флёр носил на шее один из гостей, и Виктор рассердился. Кажется, Гриндельвальд убил его дедушку.

— Значок на шее, — рассеяно повторил Волдеморт, не слушая ее. — Гэллерт Гриндельвальд практикует в школе Черную магию, его исключают, он чертит этот символ на стене школы и пропадает, а потом становится могущественнейшим Темным волшебником. Приятельствовавший с ним в молодости Альбус Дамблдор, давая предсмертные советы Поттеру, рисует этот же символ. И именно после этой сказки… Хм.

Гермиона не видела в этой сказке ничего особенного: она была такой же глупой, как и все остальные рассказы из сборника. Всего лишь байки для детишек.

— Рисует символ и пропадает, — повторил Волдеморт. — Логично было бы дать Поттеру такое оружие… Но причем тут Гриндельвальд? Неужели…

— Я ничего не понимаю, — попыталась добиться разъяснений Гермиона. — Какое еще оружие? Может, объяснишь по–человечески?

— Чуть позже, — Темный Лорд решительно закрыл книгу и отдал ей. — Мне нужно будет подумать об этом потом. А сейчас давай поговорим о самом насущном — Рождестве.

— Давай, — повеселела девушка.

— Белла подобрала для тебя очаровательный наряд, — он подмигнул ей, и Гермиона сконфузилась. — Ты будешь совершенно обворожительна. Кстати, Драко Малфой уехал из поместья. Далеко уехал — на континент, к двоюродной бабке Амфисбене. И еще долго там пробудет. Нарцисса отправилась с ним. Пока. Она вернется, но только в январе. А может быть, даже и в марте.

— Ее не будет на Рождество?!

— Схватываешь на лету.

Гермиона покраснела — очень хотелось верить, что Темный Лорд имел в виду не то, о чем она подумала… Нарциссы нет, Малфоя нет… Платье обворожительное…

— Сегодня сразу отправляйся отдохнуть — только Белла хотела поговорить с тобой. Уже поздно — она займет тебя до сна. Отдохнуть нужно. После школы. По меньшей мере, чтобы хорошо выглядеть.

— Да…

— И еще одно, — продолжал Волдеморт. — В Рождество приедет Северус. Кстати, вы с ним блестяще справились со спектаклем для Гарри Поттера, а обряд поиска просто выше всяких похвал.

— Спасибо.

— Так вот, двадцать пятого числа приедет Северус, и вы сможете продолжить практику окклюменции и легилименции.

— Отлично! А… Кхм, Генри тут будет? — внезапно спросила девушка.

— Генрих будет в Хогвартсе, — покачал головой Темный Лорд. — Ничего, повидаешься с ним в новом семестре.

— Да я и не…

— Ладно–ладно. Предлагаю отужинать прямо тут — и поговорить подробнее о прошедшем времени.

* * *

Они разговаривали очень долго. Даже с Алирой и Генри Гермиона раньше не была столь откровенна — а тут просто прорвало. Особенное внимание уделили Лаванде и Наземникусу. И в который раз молодая гриффиндорка поразилась тому, сколь странно стала относиться к реальности. Эти смерти не пугали ее. Не заставляли сожалеть. Даже наоборот — она чувствовала странное, немного животное, удовлетворение; приятное, волнующее тепло в груди, разливающееся от пульсирующего янтарного кулона…

Из комнаты с камином девушка ушла только в половине десятого. Совершенно счастливая, с легкой душой. Чувствуя всем сердцем, что наконец‑то снова попала домой. Здесь не надо лгать, притворяться, злиться, нося на лице маску довольной улыбки.

Здесь она скоро увидит Люциуса…

И Беллу.

— Elle est en tout la copie de sa mère! — нарушил ее размышления звонкий голос матери. — Je fais de plus en plus des adeptes.

— Bonsoir, Maman!

За то долгое время, что они не виделись, Беллатриса стала выглядеть еще лучше. А сейчас ее к тому же переполняла горделивая радость.

— Je t’en fais un compliment de tout mon cœur, ma chérie! Je suis fière de toi.

* * *

Они проговорили до полуночи. Обо всем. Но более всего — о погибшей Лаванде. Убитой Лаванде. Первой жертве Кадмины Гонт–Блэк.

— Это так волнительно, — тихо рассказывала Беллатриса, — впервые лишить человека жизни. Осознать, что в твоих руках огромная власть. Власть вершить чужие судьбы. Чувствуешь себя comme le maître après Dieu. Mon Dieu personnel, — она говорила со странным выражением. Будто наслаждалась каждым словом. — Ты чувствуешь раскаяние?

— Нет. Но…

— Не стоит переживать из‑за этого. Elle l'a bien gagné! Никто не смеет становиться на твоем пути. A la guerre comme à la guerre.

— Да, знаю…

— Вижу, что знаешь. Я боялась, что тебя замучит советь. C'est un fait à part. Но ты с честью преодолела барьер.

— Хорошо ли это? — тихо спросил девушка.

— Oui, Cadmine. Хорошо. Для тебя. Человек живет для себя. Кем бы он ни был. Просто ты должна осознать это.

— Наверное, я уже осознала.

— Это очень важный шаг, — кивнула Беллатриса. — Один из самых важных.

Они говорили еще. Долго.

Белла пообещала завтра презентовать ей авансом платье–подарок на Рождество. И помочь с утренним туалетом.

— Ты будешь обворожительна, — блеснула глазами женщина. — Не то, чтобы я одобряла… Но это твой выбор. Каждый живет для себя.

— О чем ты?!

— Ты и сама понимаешь, — она встала, вынимая из складок мантии пузырек с сиреневой жидкостью и выливая ее в стакан. — Выпей это. Тебе нужно выспаться, завтра будет длинный день.

— Да, — девушка неуверенно приняла из ее рук зелье. Потом вздохнула и залпом выпила его, сразу чувствуя тяжелые волны сна. — Спасибо. Bonne nuit.

Гермиона проваливалась в забытье. В сладкий сон. Дома. Там, где ее понимали. За долгое время впервые опять чувствуя покой… Под тихое шипение Алиры на подушке, под успокаивающий шум ветра за окном… Засыпала, отчего‑то зная, что завтра будет необыкновенный день. Случится что‑то очень для нее важное, что‑то, что она запомнит надолго. Возможно, даже навсегда.

 

Глава II: Ночь накануне Рождества

Резкий, немного колючий свет зимнего солнца вольготно проходил сквозь незадернутое шторами окно и со всей возможной старательностью пытался разбудить Гермиону. Она сопротивлялась в меру сил: ныряла под одеяло, накрывалась подушкой, отворачивалась в другую сторону… Но свет был настойчив и очень ярок. В неравном бою девушка сдалась и, недовольно зевая, села на кровати.

И тут же улыбнулась.

Она снова здесь. Ее ждет первое Рождество с настоящей семьей. Целых две недели дома.

В ногах спала, свернувшись кольцами, Алира. Обиженный на весь мир Живоглот дремал под окном, демонстративно отвернувшись к стене. Лучи солнца освещали комнату ярким, ласковым светом… Как хорошо! Уютно, тепло, а на душе совсем свободно.

Когда Гермиона вышла из душа, на кровати уже сидела, заговорщицки улыбаясь, Беллатриса.

— Как рука? — спросила она. — Я вчера наложила чары на твою рану.

— Спасибо.

Гермиона еще раз посмотрела на левое плечо, где не осталось никаких следов от проклятья Лаванды. Только зловещая Черная Метка на ровной бледной коже.

— Никаких проблем, — усмехнулась Белла. — У меня для тебя полный grande toilette, — она кивнула в сторону, — позволишь мамочке одеть свою девочку?

Сказано это было с иронией, Гермиона одобрительно улыбнулась.

— Давай, мамá.

— Что тебе снилось? — вынимая наряд, спросила Беллатриса.

Гермиона попыталась вспомнить. Что ей снилось? Что‑то странное. Целый коктейль событий. Во сне были профессор Вэйс, Лаванда, Наземникус Флетчер, Рон, Гарри и что‑то еще… Всё менялось, кружилось… Все куда‑то бежали…

— Не помню, — честно призналась Гермиона. — Что‑то сумбурное.

— Подбросим в костер переживаний еще дровишек, — усмехнулась Белла. — Надень это, и я займусь твоими волосами.

Они потратили почти два часа, но результат того стоил.

Гермиона смотрела в зеркало. Просто совершенство. С ног до головы. Абсолютно всё.

Белла продумала каждую мелочь. От нижнего белья до украшений. Черное элегантное платье обтягивало фигуру, подчеркивая грудь и талию, а от колен расходилось легким, струящимся клешем. На открытых плечах небрежно лежали спущенные тонкие бретельки. Черная Метка отлично подчеркивала образ роковой обольстительницы.

Белла собрала волосы Гермионы в высокую прическу, полную изящных кудрявых прядей, скрепленных серебряными палочками. Легкий макияж, туфли на высоких каблуках, длинные, с черно–серебристым рисунком ногти, кулон Когтевран на шее…

Гермиона завороженно смотрела в зеркало.

— Кто дома? — наконец спросила она, слегка охрипшим голосом.

— Темный Лорд, я, Люциус… Джуня. Но нам с милордом нужно будет уединиться после обеда. Надеюсь, ты не будешь скучать, — хитро добавила Беллатриса, и Гермиона криво улыбнулась. — Кстати, об обеде, — невозмутимо продолжила женщина, — уже три. Пойдем вниз?..

* * *

Темный Лорд и Люциус сидели за накрытым обеденным столом.

Первой в комнату вошла Беллатриса. А за ней Гермиона.

Волдеморт одобрительно хмыкнул; девушка улыбнулась и прошла к столу.

— Доброе утро, — приветливо сказала она. — Здравствуй, Люциус, давно не виделись.

Темный Лорд откашлялся и отхлебнул из высокого бокала. По лицу Беллы скользнула усмешка. Люциус, не отводя взгляда от Гермионы, пробормотал что‑то невразумительное. Девушка невозмутимо опустилась на соседний с ним стул.

— Кадмина… очаровательно выглядишь.

— Спасибо, — она осторожно взяла вилку и нож. — Ravie de vous voir. Vous m'avez manqué!

Она выразительно посмотрела на дядю и тут же опустила глаза.

— Ты чертовски прав, мой друг, — наконец подал голос Темный Лорд. — Откровенно говоря, не ожидал… И слегка опешил. Кадмина просто… Совершенна, — развел руками он.

— Ну что ты, — выдохнула Гермиона. — Я…

— Помню Беллу чуть старше твоих лет, — мечтательно заметил Волдеморт. — Рьяная и активная… Впервые разглядел свою сторонницу я только через год после того, как она встала в ряды моих подданных. После одного приема… Такая же совершенная и очаровательная. В темном парке, при свете луны, над трупом непокорного… С волшебной палочкой и кровавыми брызгами на шелковом платье… Давно это было…

— Я потеряла былой лоск? — спросила Беллатриса.

— Ничуть. Все так же прекрасна.

— Merci, milord.

— Надеюсь, после обеда мы… поговорим.

— Да, разумеется, — она опустила веки, — avec plaisir.

Гермиона смотрела прямо в серые глаза Люциуса Малфоя. А он не отрывал взгляда от нее. Весьма красноречиво.

«Я совсем позабыла тебя… Великий Мерлин! Не гляди на меня так… Но только не отворачивайся! Что же делать?..»

Гермиона улыбнулась. Легонько наклонила голову и вдруг почувствовала руку на своем колене. Улыбнулась чуть шире…

— Сегодня у нас не будет гостей, — говорил Темный Лорд. — Завтра, вероятно, будут. Я бы предложил пока как следует отдохнуть перед предстоящими праздниками…

Отложив нож и вилку, Гермиона взяла в правую руку бокал вина и, опустив левую вниз, положила поверх пальцев Люциуса. Сердце билось со страшной силой, и как‑то сладко заныло внизу живота. Девушка прикусила кусочек кожи на внутренней стороне губы. Так сильно, что вскоре почувствовала вкус крови. Очаровательный вкус. Немного успокаивающий…

Она провела языком по ранке и опять посмотрела прямо в глаза своего дяди… Темный Лорд что‑то говорил… Что именно — она почему‑то не слышала.

Рука, лежащая на ее колене, скользнула выше. Во всем теле нарастало странное, какое‑то подрагивающее ощущение. И дыхание сбивалось.

«Что же ты делаешь, дьявол?! — думала девушка. — Я сейчас с ума сойду! Пусть он прекратит. Я потеряю голову… Проклятье… Как же я тебя хочу, Люциус Малфой!»

Она продолжала кусать губу, высасывая из ранки солоноватую жидкость. Вдыхать глубоко было сложно — будто кто‑то туго затянул невидимый корсет. Кулон на шее стал горячим, пульсирующее ощущение внизу живота всё усиливалось.

— Дамы и господа, может, пойдем в гостиную к камину? — услышала Гермиона через ураган собственных мыслей голос Волдеморта.

Зимний вечер уже окутал окрестности.

Уютно потрескивал камин. Старушка Джуня принесла чай, почтительно поприветствовала Гермиону и тут же скрылась.

Они сидели в гостиной вчетвером. Молодая девушка и Люциус в креслах, Темный Лорд и Белла на диване.

И старательно вели светскую беседу.

— А ты всё молчишь, Кадмина, — игривым голосом заметил Волдеморт. — Расскажи нам что‑то. О школе…

— Школа утомляет общением с окружающими.

— Двойная жизнь трудна, — тихо сказал Люциус, — но к ней быстро привыкаешь.

— Меня смущает не двойная жизнь. Просто я по–новому взглянула на всех. И это странно… Странно общаться со старыми знакомыми, видя их в совсем ином свете.

— Все мы прошли через это, — сказала Белла. — Все Пожиратели Смерти. Иногда подобное угнетает. Но в основном помогает. Заставляет чувствовать себя выше других.

— Да… Я уже почти привыкла.

— Отлично справляешься, — странно улыбнулся ей Люциус. — Мне казалось, будет сложнее.

— Я быстро учусь, — с легким вызовом сказала Гермиона. — Всему.

— Я учту это.

— Скажите, мадам Лестрейндж, не соблаговолите ли вы пройти в мою комнату? — официальным тоном осведомился Темный Лорд.

Женщина улыбнулась, подхватывая протянутую ей руку.

— Мы вас оставим, если вы не против, — объявил Волдеморт, и у Гермионы заколотилось сердце, — не обессудьте.

— Конечно, милорд, — кивнул старший Малфой.

— Люциус, поручаю Кадмину тебе. Смотри, чтобы она не заскучала.

И они пошли к двери. У самого выхода Гермиона заметила, как Волдеморт приобнял Беллатрису за талию, сворачивая в коридор. Но тут же забыла об этом. Она была здесь. Сама. Рядом с ним.

Оба молчали. Смотрели друг на друга и безмолвствовали.

Весело потрескивал камин.

— Как предпраздничное настроение?

Его голос заставил Гермиону вздрогнуть. Девушка улыбнулась, вставая и подходя к камину. Ближе к нему.

— Я в предвкушении. — Она смотрела на огонь, стоя к собеседнику спиной. — Люциус… Я… Скучала. — Девушка сделала шаг назад и присела на подлокотник кресла. Повернулась и посмотрела ему в глаза. — Очень скучала.

Через миг она лежала у него на руках. Гермиона пожирала взглядом непроницаемые серые глаза. Рука Люциуса блуждала по ее телу…

Она немного приподнялась, приближаясь к его лицу, и осторожно поцеловала в губы. Знакомый вкус кружил голову, сердце было готово вырваться наружу.

Он не дал ей отстраниться.

Чувствуя дрожь во всем теле, Гермиона, повинуясь его движениям, приподнялась, меняя положение и помогая Люциусу поднять измявшееся платье. Она села, обхватив ногами его бедра и отдавая всю себя жадному поцелую.

— Не страшно? — на секунду отклоняясь, спросил он.

— Не знаю, — выдохнула Гермиона, чувствуя под собой напряженную плоть.

Люциус крепко прижал ее к себе и трансгрессировал в спальню.

Он опустил девушку на аккуратно застланную кровать в темной, освещенной только лунным светом, комнате. Она выгнулась на постели, с нетерпением наблюдая за тем, как он торопливо срывает с себя мантию, рубашку…

Было ли ей страшно? Может быть, где‑то глубоко. Сейчас же она просто сгорала от желания. Оно затуманивало разум и притупляло страх.

Девушка, часто дыша, приподнялась на кровати, становясь на колени и судорожно стягивая с себя платье. Путаясь в шлейках и тесемках, натирая кожу нераспущенной шнуровкой корсета. Она отшвырнула ткань в сторону, поднимаясь навстречу своему любовнику и прижимаясь к его горячему телу.

Обдавая Люциуса пламенным дыханием, девушка отыскала его губы и впилась в них, чувствуя вкус собственной крови из раскусанной раньше губы. Этот вкус заводил ее еще сильнее.

Они повалились на кровать. Гермиона перекинула его на спину, усаживаясь верхом, и стала целовать грудь и плечи мужчины. Она чувствовала капельки пота на своей спине, нервная дрожь сотрясала всё тело.

Девушка смело взялась за ремень брюк, чуть не сломав ногти о незамысловатые застежки. Проклятая пряжка не поддавалась.

Люциус приподнялся, берясь руками за ее локти, и рывком перевернул девушку на спину. Он сам избавился от остатков одежды — всё так же безмолвно и лишь сверкая глазами в полутьме. Наблюдая за ловкими движениями старшего Малфоя, Гермиона наконец‑то почувствовала беспокойство и легкий испуг.

Обнаженных мужчин ей приходилось видеть только по телевизору и то довольно редко, ввиду отсутствия такового в Хогвартсе.

Люциус склонился над ней, обдавая жаром покрывшуюся мурашками кожу. Он ловко снял с нее белье; девушка часто дышала, страх начал накатывать волнами.

Старший Малфой приблизился к ее лицу, длинные волосы щекотали кожу. Гермиона смотрела прямо в серые глаза, горящие вожделением, и медленно успокаивалась. Его рука прошлась по ее обнаженному телу, осторожно, ненавязчиво лаская его. Гермиона закрыла глаза и откинула голову — он безмолвно целовал ее шею, плечи, грудь… Опускался всё ниже…

Девушка судорожно сжала простыни и застонала. Он уверенно развел ее ноги, продолжая ласкать внутреннюю сторону бедер.

«Я сошла с ума!» — пронеслось в голове у Гермионы.

Люциус резко вошел в нее, заставив девушку судорожно, со стоном выдохнуть и конвульсивно впиться пальцами в его плечи.

— Дьявол! — прохрипела она, чувствуя на глазах слезы.

Его движения замедлялись, становясь ласковее, приятнее. Боль перетекала в наслаждение. Гермиона отпустила простынь, обвиваясь руками вокруг его шеи и обхватывая ногами бедра. Он исступленно целовал ее плечи, массировал грудь и спину грубыми, но приятными движениями.

Запустил руку в каштановые волосы, освобождая их от заколок и шпилек, распуская и растрепывая. Его движения были уже совсем медленными.

— Ну же! — простонала она, не открывая глаз.

Он жадно впился в нее, учащая темп. Гермиона застонала громче.

Она хотела сделать что‑то сама и боялась пошевелиться. Снова стало больно, она устала и уже хотела, чтобы он остановился. Девушка впивалась в его спину ногтями, прижимаясь всё сильнее и сильнее, чувствуя, как лишается последних сил.

Всё закончилось быстро и странно. Горячие волны раскатывались прямо внутри нее, накрывая с головой. Гермиона бессильно откинулась на влажную постель, устало и часто дыша. Не было сил даже пошевелиться.

Люциус осторожно поцеловал ее в губы, притянул к себе, стаскивая с кровати мокрое покрывало, и бережно уложил на подушку, рядом с собой.

Хотелось что‑то сказать, сделать хоть что‑то… Но у нее совсем не было сил. Девушка сильнее прижалась к разгоряченному телу, чувствуя, что проваливается в сон…

 

Глава III: В двух шагах от Рая

Гермионе снились странные сны, но она почему‑то не запомнила их содержания. Первые лучи солнца старались разбудить ее, но тело всё еще сопротивлялось, хотя сознание уверенно отходило ото сна.

Странно. Такое необычное чувство… Она шевельнулась и невольно поморщилась. А потом вдруг всё поняла.

Гермиона резко открыла глаза.

Он был тут. Лежал на боку рядом с ней, по пояс укрытый простыней и, подперев голову рукой, смотрел на нее.

Гермионе стало жарко и холодно одновременно. Она как‑то виновато улыбнулась и отвела глаза.

— Как спалось? — поинтересовался Люциус, и молодая женщина отметила на его лице несколько насмешливую улыбочку.

— Отлично, — стараясь не замечать этого, ответила она.

— Ничего не болит?

Всеми силами пытаясь не покраснеть, она невольно натянула простыню повыше. И промолчала.

«Дура!» — сердито пронеслось в голове.

Противная усмешка наводила на мысль, что он подумал то же самое. Гермиона начала злиться.

Он молчал.

— Какого дьявола?! — не выдержала молодая гриффиндорка, с вызовом поднимая глаза и встречаясь с его насмешливым взглядом.

— Что, моя дорогая? — поднял брови Люциус Малфой.

— Ничего! — она села, заматываясь в простыню.

Гермиона предприняла попытку слезть с кровати, но была дерзко перехвачена на подступах к полу и опрокинута на матрац. Смятая простыня оказалась на паркете.

Гермиона возмущенно замычала, проклиная себя за то, что не может изречь что‑то более членораздельное. Люциус беспощадно рассматривал ее при свете дня, не давая встать. Было ужасно стыдно.

— Так лучше, — наконец резюмировал он. — И куда ты спешишь, солнце мое? Ты же так рвалась… кхм, в мою постель.

От такой наглости Гермиона поперхнулась воздухом и опять глупо не нашла, что ответить. Все мысли покинули голову, оставив много свободного пространства для безграничного возмущения.

Люциус самоуверенно склонился над ней, по–хозяйски игриво лаская губами кожу на груди. Он всё еще не давал девушке встать.

— Да как ты смеешь?! — наконец не выдержала она, изо всех сил стараясь не расплакаться. — Я знала, что ты сволочь, но не настолько же! Отпусти меня!

— А насколько? — насмешливо спросил мужчина.

— Ты… Я… Прекрати, пожалуйста! Ты пользуешься тем, что я попала в… нестандартное положение и…

Он рассмеялся. Громко и задорно. Гермиона стиснула зубы.

— Всё же остатки мисс Грэйнджер иногда всплывают в образе Кадмины Беллатрисы! — заметил он. — Ты очень маленькая, еще совсем глупенькая девочка, — Люциус ослабил захват, давая ей возможность подняться, но Гермиона не шевелилась, — точнее, уже не девочка. Но всё еще очень глупенькая и очень маленькая.

— А ты не боишься…

— Что ты всё расскажешь папе? — поднял бровь старший Малфой.

— Что он сам прочтет! — огрызнулась Гермиона. К ней начало возвращаться самообладание.

— Нет. Можешь считать меня слабоумным.

— Ну, зачем же?..

Девушка перекинула ногу через его тело, нависавшее над ней, и притянула к себе. Ее руки всё еще были закинуты за голову, хотя Люциус уже не держал их.

Он невольно опустился на нее, и их лица оказались совсем близко. Мужчина усмехнулся. Уже совсем не обидно.

— Я растерялась, — полушепотом сказала Гермиона прямо ему в ухо. На язык попали волосы. Или ее, или его. — Но я компенсирую это.

Она изогнула шею, находя губами его рот, и поцеловала долгим, глубоким поцелуем, обхватив руками за плечи. Люциус приподнялся, увлекая ее за собой.

— Ну, нет, — на секунду отрываясь, прошептала девушка. — Сегодня мой черед.

Гермиона бесцеремонно сдернула с него тонкую шелковую ткань и толкнула на спинку кровати. Теперь он полусидел прямо перед ней.

— Я вчера показала себя не в лучшем виде, — самокритично сообщила молодая ведьма, сдувая волосы с лица. — Но это по неопытности. А учусь я быстро.

И Гермиона с усердным рвением приступила к полезной практике.

* * *

Через полчаса они устало развалились на кровати.

На этот раз Гермиона была куда более довольна своими успехами. Да и фамильярно–насмешливое обращение старшего Малфоя теперь только забавляло.

Что же он сам думает о ней? Оправдались ли его ожидания и какими они были? Хотелось бы Гермионе знать ответы на эти вопросы…

— Кстати, — подал голос ее любовник, — ночью тут было много посторонних глаз.

— ЧТО?! — вскинулась девушка.

— Очень много, — невозмутимо продолжал Люциус. — Они наведывались в течение ночи. И самые разные. Залетали на чуть–чуть и исчезали… С Рождеством, Кадмина, — усмехаясь ужасу, возникшему в ее глазах, сказал он. — Я говорю о совах, которые приносили подарки.

— Ну тебя!

— Юная наследница Слизерина смутилась?

— Не нарывайся! — посоветовала Гермиона, свешиваясь с кровати и действительно обнаружив множество рождественских подарков. — Хуже будет!

— О да!

С этими словами он совершенно нахально шлепнул ее по филейной части. Девушка ойкнула и возмущенно села, откидывая волосы, попавшие на лицо.

— Ну и наглый же ты!

— Ты такая миленькая, когда злишься!

* * *

Рождество побаловало Гермиону примирительным фотоальбомом от Рона, сладостями от миссис Уизли, книгой по нумерологии от Гарри (второй том. Интересно, сколько их всего в этой полюбившейся ее приятелю серии?), намного более интригующей книгой от Генри «Скрытое в тебе. Познай себя заново», симпатичным браслетом от тети Нарциссы, очередной обновкой от Беллы (она явно всерьез занялась ее гардеробом) и еще одной книгой. От Волдеморта. Большая, в кожаном переплете и без заглавия. Девушка не успела вникнуть в ее суть — была бессовестно отвлечена старшим Малфоем, наблюдавшим за ее подарочными исследованиями.

Венчал картину флакон духов от названых родителей. Гермиона очень порадовалась тому, что не забыла послать им рождественские сувениры вчера утром, несмотря на всю последующую бурную программу.

А программа продолжалась.

— Завтракать пойдем рука об руку? — саркастично спросил старший Малфой, когда Гермиона вернулась из ванной, и они оделись.

— Нет.

— Я так и думал. Ну что ж. Дамы вперед.

Гермиона дернула плечами и пошла вниз. Внутри пели птицы и цвели луга. Это сладостное чувство победы, достижения цели — оно так и переполняло молодую ведьму! Правда, она еще не свыклась с новыми ощущениями в теле, и довольно заметно болел живот. Но настроение всё равно было отличное.

Возле входа в столовую пришлось притормозить — видимо, Рождество в этом году как‑то странно действовало на людей.

На краю обеденного стола сидела Беллатриса, закрыв глаза и откинув голову назад, а ужасающий и свирепейший Лорд Волдеморт беззастенчиво и навскидку довольно ласково покрывал ее тело поцелуями.

Зрелище получилось нереальное и завораживающее: в своем нынешнем облике Темный Лорд чем‑то походил на ящера, чем‑то — на высушенную мумию из очень старого триллера, от которого в детстве Гермиона плохо спала, а чем‑то — на инопланетянина из маггловского воображения. Это придало открывшейся молодой девушке сцене оттенок некоего сакрального действа, будоражащего и полумистического.

На полминуты она застыла, словно завороженная, потом опомнилась и сделала шаг назад.

Второй раз за день Гермиона почувствовала себя полной идиоткой.

Темный Лорд выпрямился, ловко поднимая со стола и накидывая на обнаженные плечи Беллы упавшую мантию, и кашлянул.

— Проходи, Кадмина. С Рождеством.

— С Рождеством, — неуверенно сказала Гермиона, ступая в гостиную.

— С Рождеством, — кивнула Беллатриса, соскальзывая на пол. — Как спалось?

— Отлично, — покраснела молодая женщина.

— Но мало, — вполголоса буркнул Волдеморт. — Ну, и где… Люциус?

— А я откуда…

Она осеклась и беспомощно покраснела.

— Собственно, мы тут слишком расслабились, — невозмутимо продолжал Темный Лорд, садясь за стол. — Сегодня у нас гости и придут они довольно скоро. К обеду. А вот и наш уважаемый Люциус… Как спалось, друг мой?

* * *

Обещанные гости не заставили себя ждать. Их было всего двое — Волдеморт объяснил количество тем, что не может «представить» Кадмину всем, пока та не окончит школу. Но Лихвой Орсий из Южной Каролины не входил в круг тех, кто не должен был видеть дочь Темного Лорда, и поэтому удостоился чести быть приглашенным на обед. Маг страшно нервничал и дергался, и у Гермионы сложилось впечатление, что послеобеденная беседа не внушала Лихвою уверенности в его личном завтрашнем дне.

Вторым рождественским гостем оказался Северус Снейп. Увидев его, Гермиона тут же загорелась мстительным пламенем, и весь обед сочиняла речь. А еще слушала повествование своего отца о «Книге Сознания», которую он преподнес на Рождество «одной очаровательной ведьме» и еще о секретах, в ней, книге, таящихся.

«Очаровательная ведьма» успела полюбить свой подарок еще до того, как прониклась им лично.

После обеда Темный Лорд и вконец побелевший Лихвой ушли на тот самый нехороший разговор, а Беллатриса ненавязчиво пригласила Люциуса «пройтись и побеседовать». Оставшаяся в столовой со Снейпом Гермиона многозначительно сложила руки на груди и устремила взгляд на бывшего профессора.

— Я очень сердита, — сообщила она.

— Девичья честь была поругана? — Гермиона поперхнулась. — Мистер Поттер не успел?

«Черт!» — про себя выругалась ведьма.

— Нет, всё в порядке, — сказала она вслух. — Но это было возмутительно.

— Зато как правдоподобно! И дало вам повод не отвечать на вопросы, не так ли?

— Я готова тебя убить.

— О, не будьте так жестоки, — усмехнулся Снейп. — Я вам еще пригожусь.

— Не сомневаюсь! — она смерила его полным негодования взглядом.

— Долго думал, что преподнести вам на Рождество, Кадмина, — невозмутимо продолжал зельевар.

— И к чему же пришел? — дерзко спросила молодая гриффиндорка.

— Вероятно, не к самому оригинальному решению, — Снейп смотрел на Гермиону непроницаемым взглядом. — Это дневник, — он протянул ей сверток, — обладающий некими магическими качествами, разумеется. Вы можете просить его напоминать о разных вещах, можете блокировать свои записи, чтобы никто не смог их прочесть. И еще много чего… Я наложил на сей предмет сильные заклятия — их будет непросто побороть.

— Спасибо, — кивнула Гермиона. — Не обессудь, Северус, я ничего не приготовила для тебя. По целому ряду причин.

— О, Кадмина, я догадываюсь… Вашим подарком, надеюсь, будет усердие в наших занятиях.

— Я когда‑нибудь плохо занималась?

— В этом вас упрекнуть нельзя. Но вы очень сильно изменились.

Она усмехнулась. Тот еще вышел диалог. «Да, Северус Снейп, я не могу тебя раскусить!» — подумала девушка.

— Я, признаюсь, тоже, — услышала она голос за своей спиной и вздрогнула. В гостиную вернулся Темный Лорд. — Наш друг покинул нас. Скоропостижно. А насчет Северуса — знаешь, Кадмина, он и для меня — полнейшая загадка.

— К слову, умение постоянно закрывать свои поверхностные мысли мы и постараемся отработать до вашего возвращения в школу, — добавил Снейп.

— Как с вами сложно, мальчики! — хмыкнула Гермиона, откидываясь на спинку стула. — Значит, мы продолжаем занятия?

— Именно за этим я здесь.

— Ну что ты, Северус, ты наш почетный гость, — усмехнулся Волдеморт.

— Да, милорд. Я это ценю.

— Не сомневаюсь в этом. А где же Люциус и Белла? Мне нужно поговорить с тобой, но негоже бросать Кадмину одну.

— Думаю, что справлюсь со скукой, — заверила его молодая девушка.

— Тогда прости нас. Северус.

— Иду, милорд.

Гермиона проводила ушедших задумчивым взглядом.

Снейп — тот еще фрукт! Неужто Волдеморт действительно не знает о нем всего?! Что ж, весьма вероятно…

Гермиона встала и пересела в удобное кресло у окна, наблюдая за далекими фигурами Беллатрисы и Люциуса, возвращающимися к дому.

«Ну, вот ты и стала женщиной, моя дорогая, — думала юная гриффиндорка. — И как он со мной обращается! Хотя… Я молодец. Дала ему отпор. М… Черт, я бесповоротно влюбилась. Я тебя опять хочу, Люциус Малфой! Неужели все в этом доме уже знают?! Ужас… Хотя… Не всё ли равно?! Вот только Северус… Еще не хватало… Но, утащи меня гриндилоу, кто же ему скажет?! Надо завтра перед занятиями вынуть все мысли о дядюшке и засунуть их подальше»…

— А вот и мы! — Белла, раскрасневшаяся от мороза, опустилась прямо на пол перед камином. — Там очень свежо. Совершенно рождественская погода. Как когда‑то в детстве.

— Ностальгия? — прищурился Люциус, стягивая перчатки. — Бывает… Кадмина Беллатриса не скучала без нас?

— Ничуть! Кто‑нибудь видел Алиру?

— Кого? — поднял брови Люциус.

— Алира — змея Кадмины, сестра Нагайны, — сообщила Белла.

— Да? — искренне удивилась наследница Темного Лорда.

— Ты не знала? — в свою очередь удивилась Беллатриса. — Младшая сестра. Думается, они где‑то вместе. Не сильно разбираюсь в психологии змей, но полагаю, что им есть о чем поговорить.

Гермиона пристально смотрела в глаза Малфоя–старшего. Уже совсем стемнело, но свечи так никто и не зажег. Комната освещалась только пламенем камина, зловеще отражавшимся в стальных глазах ее дяди.

Гермиона ненавязчиво провела тыльной стороной ладони в районе декольте. Люциус усмехнулся, а сидящая к ним спиной Белла повела плечами. Интересно, о чем это они там беседовали?..

— Как вы отнесетесь к кофе? — внезапно спросила Беллатриса, поднимаясь. — Или чему‑то более крепкому, в честь праздника?

— Я бы предпочел виски.

— Вино.

— Я принесу.

Беллатриса вышла из комнаты.

— Какая редкость — Белла, занимающаяся подобием домашнего хозяйства, — сощурился Люциус.

— О да, — Гермиона встала с кресла. — Может быть, мы… пойдем спать?

— Мы? — насмешливо спросил Малфой.

— Не начинай снова, — Гермиона подошла к нему и села на колени. — Да, мы.

— Какие мы смелые! — Люциус положил руку на ее бедро.

— Сарказм совершенно ни к чему.

— Правда? Сейчас сюда вернется Белла. Или это тебя не смущает?

Гермиона опустила руку на пояс его брюк и чуть подалась вперед.

— Не очень.

— Вот ведьма!

Она наклонила голову и встретилась с его губами. Всё‑таки этот мужчина потрясающе умел целоваться. Опустошающе — будто залпом выпивал ее всю, без остатка, не оставляя ничего, кроме желания продолжать: из последних сил, до бесконечности…

Раздался нарочито–громкий стук каблуков. Гермиона соскочила с колен дяди и, тяжело дыша, оперлась на кресло за его спиной.

— А вот и я, — беззаботно сообщила ее мать, ставя поднос на стол. — Итак, чего изволите?

— Кто переселил душу нашей домовихи в тело моей свояченицы?! — встрепенулся Люциус. — Надо что‑то делать!

— Поговори мне. Сразу вспомнишь, кто такая Беллатриса Лестрейндж!

— Более не слова, — пообещал старший Малфой.

— Ты слышала, Кадмина? Мне только что дали обет молчания! Интересно, сколько он продержится?

Продержался он не долго. Троица выпила принесенные Беллой напитки, посидела у камина и сильно увлеклась беседой. Прервал ее только бой часов. Одиннадцать ударов.

— Мы не заболтались? — отставив бокал, спросила Беллатриса. — Завтра у Кадмины тяжелый день, а спать вы всё равно сейчас не будете. Так что… Я вас покидаю.

— О чем это ты?! — не выдержала Гермиона.

— Ну… Оставлю тебе простор для фантазии. Как говорят французы, là ou il y a de la gêne, il n'y a pas de plaisir.

Она встала и, попрощавшись, ушла в сторону лестницы. Гермиона перевела на Люциуса мрачный взгляд.

— Что это значит?

— А ты не знаешь?

— Знаю, — она опустила глаза и стала крутить в руках полупустой бокал. — Но это как‑то… Неправильно.

— Отчего же? — он встал, подходя к ней. — Твои желания и прихоти — закон.

— О чем ты?! — отпрянула молодая гриффиндорка.

— Забудь, Кадмина, — он взял ее за плечи, отталкивая на спинку дивана.

Люциус оперся одним коленом о сидение и склонился над ней, жадно впиваясь в губы. Девушка невольно ответила на поцелуй, хотя его слова обеспокоили ее.

Но он целовал ее так, что все мысли норовили испариться.

— Пойдем наверх? — отрываясь, спросила она.

— Как тебе будет угодно.

— Люциус, — она опять отстранилась и внимательно посмотрела в его глаза. Серые камни, в которых пляшут отблески горящего позади пламени. — Люциус… Что ты хочешь мне сказать? Ты что‑то?..

— Кадмина Беллатриса, забудь обо всем, что я говорил. — Он наклонился и поднял ее на руки. — Просто забудь.

Они трансгрессировали в темную спальню.

И она забыла. Очень быстро забыла обо всем, отдаваясь ему телом и душой. Растворяясь и забывая все мысли. Для мыслей есть день, а ночь — время чувств. И действий.

* * *

Проснувшись, Гермиона обнаружила, что пребывает в полнейшем одиночестве. Комнату Люциуса заливал солнечный свет, на полу валялась ее одежда, но хозяин пропал.

Девушка потянулась и села. Здесь было просторно: двуспальная кровать, шкафы, туалетный столик…

Гермиона поежилась. Только сейчас она поняла, что находится в спальне Люциуса и Нарциссы. Ей стало как‑то не по себе.

«Бери то, что понравится? Правильно ли жить по этому принципу? — невольно подумала ведьма. — Даже обладая властью… Что Люциус говорил вчера? Неужели… Неужели ему просто приказали?! Нет, быть такого не может! Он лю… он сам хочет меня! Это просто… Просто секс. У него есть жена, у меня… У меня все перспективы на блестящее будущее. Проклятье! Неужели ему правда приказали?! О чем они говорили с Maman?! Вот дьявол».

Она поморщилась, сидя на этой роскошной постели. Подтянула ноги к подбородку и уставилась в пол.

Почему‑то стало противно. Просто противно от того, что происходило. Темный Лорд просто дал ей ту игрушку, которую она пожелала?! Не спросив у игрушки ее мнения? Взрослая дочь и взрослые развлечения… Нет, не может быть!

Возможно, имеет смысл просто спросить об этом?

Девушка опять поморщилась. Нужно было уходить отсюда. Она слезла с кровати, поднимая с пола разбросанное белье, и почувствовала себя заправской сучкой. А кем чувствовал себя Люциус, если ее предположения верны?

Гермиона надела трусики и покосилась на Черную Метку на своем плече.

В кого же ты превратилась, Гермиона Грэйнджер?..

* * *

Муки совести и разговор с Волдемортом пришлось отложить. Гермиону ждали совершенно вылетевшие из головы занятия легилименцией со Снейпом. А предшествовала им приятная в данных обстоятельствах процедура избавления от воспоминаний.

Так легко и свободно. Теперь она готова к великим свершениям!

— Итак, с окклюменцией у вас всё довольно уравновешенно, Кадмина. В самом конце каникул мы уделим немного времени сокрытию беглых мыслей, но это потом.

— Скучаешь по профессорской деятельности?

— Не отвлекайтесь. Сегодня мы начнем очень сложную практику. Практику легилименции. Летом мы с вами проникли только в основы: чтение поверхностных эмоций, мимолетных желаний… Но понимать мысли, заглядывать в прошлое, выуживать из сознания и памяти человека то, что он и сам не чает там найти… Всё это глубины, на которые способен опуститься не каждый.

— Но мы попробуем?

— Попробуем. Генетически ваш организм предрасположен… к глубинам легилименции.

— Эйлин Принц тоже была способной в этой области?

— О моем прошлом, если вам угодно, мы поговорим за ужином, — ни один мускул не дрогнул на пергаментно–желтом лице, — сейчас же прошу слушать меня.

— Мы не на уроке, профессор, — усмехнулась девушка.

— Вы заблуждаетесь, Кадмина. Мы именно на уроке. И пусть теперь у вас есть право покарать своего учителя.

— Я неприятна тебе? — чуть прищурившись, спросила она. — Как… дочь Темного Лорда?

— Это странно, мисс Грэйнджер. Как игра. Но поверьте, я быстро учусь правилам и умею входить в состязания наравне с опытными игроками.

— И перехватывать инициативу?

— В большинстве случаев.

— В вас… в тебе сложно разобраться.

— Порою мне самому так кажется. Но мы вновь отвлеклись.

— Прости.

Он усмехнулся.

— Вы очень забавны, Кадмина. Что ж, если вам угодно, прощаю. Итак, сосредоточьтесь. Заклятие то же. Оно одно. Но самоотдача иная. И глубина. Вы должны опуститься на глубину, а значит, она должна быть и в вас.

— Что я должна для этого делать?

— Проявить фантазию. Полностью воссоединиться с заклятием, которое применяете. Действительно захотеть проникнуть в самую суть… Попробуйте.

— На тебе?!

— Хм, а на ком же еще?

— То есть ты хочешь, чтобы я училась легилименции на том, кого и Темный Лорд не может «прочесть» до конца? — сощурилась Гермиона.

— Я не буду закрываться от вас, Кадмина. — Его глаза блеснули. — Заманчивая награда для подлинного старания, не так ли?

Она усмехнулась, пристально глядя в его глаза.

— Не страшно? Я быстро учусь.

— О, мне это известно. Итак, приступим. Глубина, Кадмина. Полное воссоединение с заклинанием. И визуальный контакт.

— Твой выбор, — она подняла палочку, вглядываясь в его похожие на черные тоннели глаза. — Легилименс!

Он был сосредоточен. Ему действительно было не по себе, общаясь с ней. Но больше, глубже понять она не смогла.

Гермиона опустила палочку.

— Это очень мало. — Снейп всё еще спокойно стоял перед ней. — Вы не умеете читать даже поверхностные мысли. Только находящиеся наверху эмоции. Попробуйте еще раз.

Гермиона сосредоточилась.

О чем ты думаешь, Северус Снейп?

И она смогла. Пусть просто снять пленку, но смогла. Он думал о том, что играет с огнем. О том, что всё равно она на первом занятии не сможет копнуть глубоко. О том, что нужно тоже пользоваться Омутом памяти.

И мысли эти раззадорили Гермиону. У нее был шанс… На что и зачем? Может быть, просто ради спортивного азарта… Что‑то, что он хранит в себе, не доверяя никому… Что‑то, что невозможно узнать иным способом. Важное и неважное… Что‑то…

Снейп шел по полутемному, захламленному коридору. Шел, находясь в смутных, противоречивых чувствах. Он нес в руках флакон яда. Яда для своей дочери.

У нее не было возможности жить. Да она и не была никому нужна. Помеха, обуза… Но всё равно.

Он должен сделать это сам, должен капнуть горьковатую смертоносную жидкость на ее крошечные губы. Чтобы она заснула навсегда. Ему уже тяжело. Тяжело просто идти туда. А каково Нарциссе? Каково матери, которая осознает, что последние часы проводит со своим ребенком? Которая знает, что у ребенка нет права жить? Но всё равно… Каково ей будет смотреть на то, как он капнет на уста ее дитя этот яд? Что она будет чувствовать? Сможет ли остаться после этого такой, как прежде? Сможет ли когда‑нибудь его простить?..

Он должен сделать это сам. Ради нее. И себя. И он должен будет успокоить ее. Сейчас он должен вести себя как старший, найти в себе силы на это. Позже, когда всё будет позади, можно забиться в угол, дать волю чувствам. Но сейчас нужно действовать, быстро и правильно. Он должен помочь женщине, которая дорога ему. Заставить ее понять, что…

Флакон выпал из его рук и со стуком ударился об пол. Снейп застыл. Застыл, не в силах пошевелиться. Не в силах осознать того, что видит.

Нарцисса, тогда еще Блэк, сидела на кровати, на той самой кровати, которую Гермиона видела на смятой фотографии в покинутой комнате Снейпа в школе. Ее тетя, еще совсем молодая, была одета в длинную кружевную сорочку цвета незабудок. Светлые кудри неаккуратными прядями спадали по плечам. Бледная, измученная. С ужасающим блеском в глазах.

Она сжимала горло лежащего на ее руках младенца. Уже не кричащего, затихшего, смотрящего опустевшими и широко распахнутыми небесно–голубыми глазами. Она сидела и смотрела в эти застывшие глаза и улыбалась. Плотоядной, фанатичной, как у ее сестры, дикой и ужасающей улыбкой.

— Она кричала, Северус, — ровным, спокойным голосом, продолжая улыбаться так, что в жилах стыла кровь, сказала Нарцисса Блэк. — Представляешь? Думала, что я шучу. Она хватала меня за руки. А говорят, что младенцы ничего не понимают. Она всё поняла, Северус. — Нарцисса оторвала взгляд от мертвой дочери и посмотрела ему в глаза. Снейпа пробрала дрожь от этого взгляда. — Представляешь? Если бы она могла говорить, она сказала бы: «мама». — Нарцисса улыбнулась шире. — Она бы попыталась понять, если бы умела думать. Но она не может. — Женщина опять перевела взгляд на тело ребенка. — Да, девочка? — Она подняла руку, держа ребенка за горло, и протянула его тельце прямо перед собой. — Ты думала, что сможешь испортить мне жизнь? — немного сюсюкая, ласково спросила она у этого бездыханного трупа. — Смотри, у меня это получилось лучше. Я победила! — в ее голосе был задор, а глаза сияли. Нарцисса встала, разжимая пальцы, и мертвое тело упало к ее ногам. Ударилось об пол так же, как сосуд яда несколько минут назад.

Нарцисса подняла блестящие глаза на застывшего Снейпа.

— Что с тобой? — Она подошла совсем близко. — Что? — женщина положила руки ему на плечи. — Забудь о ней. Ее нет. Считай, что ее не было. — Нарцисса, обдавая его своим дыханием, коснулась пересохших губ. Она впилась в них жадно и дико, потом отступила к смятой кровати. — Забудь о ней, Северус! — крикнула женщина, и в ее руках мелькнула волшебная палочка. — Эванеско! — тело ребенка исчезло. Как сотни раз исчезали от этого заклятия мусор и грязная посуда. Она отбросила палочку прочь. — Поцелуй меня, малыш, я соскучилась по тебе! Будь со мной! Сейчас. Здесь. — Нарцисса обхватила его руками.

— Цисси…

— Нет, молчи! — Они упали на кровать. — Не нужно слов. Что с тобой? Забудь о ней! Здесь есть только ты и я…

Гермиона почувствовала сильный толчок и, пошатнувшись, осела на пол. Затаив дыхание, она смотрела в наполняющиеся яростью глаза Северуса Снейпа…

 

Глава IV: Власть и чувства

— Уходи.

— Я… Я… Прости, я…

— Уйди отсюда! — перешел на крик Снейп. — УХОДИ!!! — Он подскочил к ней и с силой тряхнул за плечи. — СЛЫШИШЬ, КАДМИНА?!

— Я… Ухожу…

Снейп отпустил ее, и Гермиона, пошатываясь, вышла из комнаты. Ее била крупная дрожь. Мысли путались в голове.

Тётя говорила ей, говорила. Рассказывала эту историю. Но то были просто слова. А так…

«Когда Северус увидел это, он начал меня бояться».

Да, неудивительно!

Девушка совсем не знала, куда идти и что делать. Она спустилась по лестнице вниз, в холл. Там было совершенно пусто. Задумчиво подошла к выходу — на улице валил крупный снег. Сама не зная зачем, Гермиона накинула теплый плащ и вышла в запорошенный двор.

Холодно. Снег бьет в лицо.

Она пошла прямо через сугробы, свернула за дом и устремилась в лабиринт из заваленных снегом вечнозеленых кустов.

«Жизнь человека — темный лес, — думала юная гриффиндорка, блуждая среди припорошенных, полускрытых от глаз растений. — Порою в нем начинается зима. Так странно…»

Мысли не хотели обращаться в слова. Просто диковинные, блуждающие внутри эмоции, которые Гермиона не могла определить даже для себя.

Нарциссу Малфой она знала невозмутимой и неприступной. Снейп же видел ее совершенно иной.

Гермиона ни разу не ревновала Люциуса к Нарциссе…

Может быть, потому, что не любила его? А может, потому что не видела их вместе? Ведь внутри этой изящной ледяной статуи пылает очень опасное пламя. Жутковатое пламя. Этот блеск в ее глазах, который навсегда врезался в память Снейпа — часто ли он возникает?

Гермиона подошла к застывшему пруду: она и не заметила, как покинула лабиринт. Небольшой водоем заледенел и поблескивал белоснежной поверхностью в лучах зимнего солнца, пробивающего пелену облаков.

Иногда человеку открываются странные вещи — и он потом не знает, как вести себя дальше. Вроде бы ничего особенного… Хотя… Странно так… Очень странно.

— Знаешь, Кадмина, порою приходится узнавать такие секреты и тайны, что даже мне становится не по себе. — Девушка вздрогнула и обернулась: одетая в темный плащ фигура Волдеморта стояла совсем близко, опираясь на покрытый снежными пятнами ствол дерева. И никаких следов, кроме ее собственных, на чистом снегу на много ярдов вокруг. — Со временем я научился не показывать своих эмоций. Но когда работаешь… с людьми… применяешь легилименцию… Много всплывает.

— Ты знал об… этом?

— Конечно. Поверь, это только… вершина. Вершина бездны человеческой души. Используя легилименцию, нужно уметь не проваливаться в эту пропасть, а только смотреть — глубоко, до самого дна. Но самому стоять на твердой почве.

— Я не хотела.

— Понимаю.

— Я теперь…

— Нет, Кадмина! Твое отношение к Северусу Снейпу не должно меняться. Как и отношение к Нарциссе.

— Но я…

— Всего лишь заглянула за ширму. Я уже говорил тебе: Цисси Малфой очень загадочная женщина. Непредсказуемая. Собственно, она закрытая книга. Как и Снейп. Они нашли друг друга. И отношения их даже более занимательны, чем они сами когда‑либо могли догадываться.

— Но Люциус…

— Безусловно, мисс Блэк не могла стать женой полукровки.

— И всё же…

— Кадмина, ты узнала кусочек тайны. Осознай его, пойми и запомни. Но это не твоя тайна — и она не должна на тебя влиять.

— Я попробую.

— Дорогая моя, — он подошел к ней и обнял за плечи, — ты еще такая… Юная.

— Скажи, почему ты так относишься ко мне? — Гермиона отстранилась и посмотрела глубоко в красные глаза Волдеморта. — Я привыкла, конечно, но это… Совсем не вяжется…

— Кадмина, каждый человек — всего лишь человек. Даже если носит имя Лорда Волдеморта. Даже если он — могущественный Черный маг. Просто некоторые не желают этого признавать. И оттого становятся уязвимы. Я всё же не глуп. И прекрасно осознаю, что я — человек. И ничто человеческое мне не чуждо.

— Так странно…

— Поттер не понял бы, верно?

Она усмехнулась. Грустно усмехнулась и устремила взгляд на медленно падающий снег.

— Что ты собираешься делать? — задумчиво спросила Гермиона. — Захватывать мир?

— Звучит глупо, не так ли?

Хлопья белоснежного снега ложились на заледеневшую гладь пруда.

— Тогда что? Жить тут? Просто так?

— Еще глупее, не правда ли?

— Но что тогда?

— Вы с Генрихом изучали Черную магию, — тихо сказал Волдеморт. — Тебе было интересно?

— Конечно.

— Шесть с половиной лет назад, узнав о своей принадлежности к магическому миру, ты бы не захотела изучать ее? Если бы было можно?

— Не знаю…

— Знаешь.

— Это было бы очень увлекательно, — признала она. — Наверно я бы… Согласилась.

— Но тебе не дали. Черная магия — зло. Это справедливо?

— Я не совсем понимаю.

— Выбор, Кадмина. У каждого человека должен быть выбор. Это пункт Магического законодательства. Такой же пункт есть в законах магглов современного мира. Но ни мы, ни они ему не следуем.

— Не понимаю… К чему это?

— Я неплохой учитель, Кадмина. Видишь, ученики сами приходят ко мне. Когда‑то Армандо Диппет и Альбус Дамблдор не дали мне преподавать. Да я и не смог бы профессорствовать в Хогвартсе.

— Школа? Школа Темных искусств? Наподобие Дурмстранга?

— Дурмстранг — жалкое подобие школы Черной магии. Ты ведь понимаешь, Кадмина, что открывать школы… строить храмы… — он усмехнулся и развел руками, — это для меня невозможно.

— Тогда что?

— Есть один очень древний обряд. Очень сложный. Я работаю над ним многие годы.

— Мне не положено знать о нем?

— Отчего же? Ты хочешь знать его эффект? Он даст мне шанс предоставить людям выбор. На какую сторону становиться. И над их выбором не будет висеть страх Азкабана. Черная магия — не зло, а сила. Сила, которую скрывают и запрещают, чтобы не потерять власть.

— Возможно ли это?

— Это очень сложно. Нужно много времени.

— Это… тяжело понять…

— Согласен. Сейчас моя основная цель — сделать это реальностью.

— А я?

— Что ты? Ты окончишь школу, выучишься: что ты там говорила? Исследование древностей?

— Есть ли что‑то, о чем ты не знаешь?

— Больше, чем хотелось бы.

— А как же… Гарри? Обряд изменит и его?

— Сомнительно, — хмыкнул Темный Лорд. — Слишком запущенный случай.

— Но…

— Чем сейчас занят Поттер?

— Ищет Хоркруксы, — быстро ответила девушка. — Поехал в Годрикову Впадину, на могилу родителей, потом собирался в Литтл–Хэнглтон.

Темный Лорд нахмурился.

— Что? — насторожилась молодая ведьма.

— Неважно. Ничего страшного. Поверь, Кадмина, Гарри Поттер пока не составляет опасности. Ты замерзла? Пойдем в дом. Сейчас тебе нужно побыть одной. И подумать.

* * *

Снег падал на литые перила балкона ее комнаты. Гермиона сидела, укутавшись в плащ, и смотрела на них.

«Снег такой свободный. Свободна ли я? Теперь?

Власть…

Нужна ли?..

Нужна. И она, и всё остальное. Это мой мир, мой дом. Здесь я счастлива…»

Она встала, возвратилась в комнату. Тут было хорошо и тепло. Но сейчас ей нужно было нечто иное. Совсем другое тепло.

Девушка отбросила плащ в сторону и скрылась в ванной комнате.

Через полчаса, одетая в легкий пеньюар, она вышла в коридор. И вскоре была у нужной двери.

Откинув назад распущенные волосы, Гермиона постучала. Потом еще раз.

Дверь отрылась. Одетый в темно–зеленую шелковую пижаму Люциус Малфой холодно посмотрел на нее.

— Да? — с показной учтивостью спросил он.

— Ты… Позволишь войти? — растерялась Гермиона.

— Не думаю, что это хорошая мысль.

— Но…

— Да? — вопросительно повторил старший Малфой.

— П… почему?

— У меня выходной.

— Что?!

— Кадмина, а ты не думала отдохнуть?

— Собственно…

— Сама отдохнуть? — уточнил он.

— Что‑то случилось?

— Нет.

— Может быть, ты всё же… Пустишь меня?

Она почувствовала себя полной идиоткой.

— Кажется, я уже отвечал на этот вопрос.

— А…

— Что‑то еще?

— Нет.

— Спокойной ночи, Кадмина.

Дверь закрылась. На глаза Гермионы навернулись слезы ярости и обиды. Она развернулась и побежала в комнату, с силой захлопнула дверь.

«Черт, ИДИОТКА! — Молодая женщина бросилась на кровать, зарываясь в одеяло. — Что же это?! Какого дьявола он так со мной обращается?! Проклятье… Я… Да я…»

Она разрыдалась, уткнувшись в покрывало, и не услышала, как с пустой картины над постелью раздается задумчивое бормотание.

Гермиона чувствовала себя полным ничтожеством, и оттого становилось еще хуже.

Да что же это?!

Всю ночь она не могла уснуть. Ворочалась, ползала по кровати, выходила на балкон, опять возвращалась… Мысли свистящим водоворотом путались в голове.

«Слишком много для ребенка.

Хотя, какой я уже ребенок?!»

И она опять тихо плакала. Чувствовала себя совершенно одинокой… Чужой среди своих. Одной во всем мире.

— С вами всё в порядке, госпожа?

От свистящего голоса Алиры девушка подскочила и поспешила зарыться в подушки.

— Да.

— Я могу помочь вам.

— Чем, Алира?

— Хотя бы просто выслушаю.

— Не нужно.

— Вы уверены?

— Извини. Мне лучше побыть одной.

— Хорошо, госпожа. Приятных снов.

Когда змея скрылась, Гермиона снова залилась безнадежными слезами.

* * *

Девушка проснулась от осторожных прикосновений к своему лицу. Она поморщилась и открыла глаза.

На краю кровати сидела Беллатриса и задумчиво поправляла волосы дочери.

— У тебя красные глаза, Кадмина.

Гермиона промолчала.

— Знаешь, главное в жизни — уметь понимать, чего хочешь, — задумчиво продолжала Белла. — Как говорят магглы: опасайся своих желаний — они могут исполниться. Если даже магглы понимают это… Il n'y a plus moyen de reculer. Просто для себя нужно всегда четко осознавать чего жаждешь. Il est malvenu à se plaindre.

Гермиона отвела взгляд.

— Хочешь поговорить откровенно? — спросила Белла. — А я попробую помочь тебе.

— Давай, — она так и не подняла глаз, вглядываясь в снежные горки на открытом балконе.

— Ты любишь Люциуса Малфоя?

Гермиона вздрогнула и невольно посмотрела на свою мать. Женщина невозмутимо глядела ей в глаза. Гермиона отвела взгляд.

— Нет.

— Ты уважаешь его?

— Я… относительно… Да.

— Ты хочешь его?

По телу Гермионы пробежала дрожь, и она вновь уставилась за окно.

— Cadmine?

— Да, — глубоко вздохнув, ответила юная гриффиндорка, невольно поворачиваясь к матери. — Да, хочу.

— Ты собираешься быть с ним всю жизнь?

— Нет, конечно! — Гермиона села.

— Он должен стать твоим другом? Самым близким?

— Нет…

— Тогда скажи мне, Кадмина Беллатриса, дочь Темного Лорда и наследница Салазара Слизерина, почему ты лежишь в своей постели и плачешь?! Пойди и возьми то, что тебе нужно! Quoi qu'il en ait.

— Я…

— Не желаешь так? — Беллатриса приподняла левую бровь.

— Да не то чтобы… Просто…

— Всегда умей формулировать свои желания. Хотя бы для себя.

Она вынула палочку и коснулась лица Гермионы. По коже пробежался холодок.

— Пусть все твои переживания не будут видны окружающим. Помнишь, чему я учила тебя? Власть. У тебя есть власть — пользуйся ею. Понятия о чести и достоинстве — очень размытые, они всегда покрыты туманом. Люциус не столь уязвим и щепетилен, как тебе могло показаться. Tu lui donnez les qualités qu'il n'a pas. Приведи себя в порядок и пойдем завтракать.

— Тебя вчера не было в поместье, — садясь, задумчиво сказала девушка.

— Нет. Но милорд всё мне рассказал. Я не враг тебе, Кадмина.

— Я знаю.

— И Люциус не враг.

— Да…

— И вовсе не вещь, как ты могла бы подумать. Просто есть иерархия. Она есть всегда и везде. В нашей иерархии ты на пару — всего пару, Cadmine — ступеней выше его. Это не роняет его на дно. Просто ты должна уметь пользоваться своим положением.

Белла ушла, оставив Гермиону наедине с самой собой. Но уединяться ей уже не хотелось.

Наскоро одевшись, она вышла из комнаты, пошла вниз и у подножия лестницы наткнулась на Северуса Снейпа.

Девушка вздрогнула и невольно опустила глаза. Он тоже застыл.

— Профессор… Северус… Я… Хотела извиниться, — невольно вымолвила она.

— Нет надобности, — самым ледяным своим тоном отрезал зельевар.

— Прости, — еще раз, потупившись, сказала она. — Мы… Будем сегодня заниматься?

— Не думаю. Что‑то еще?

— Я… Извини, — повторила девушка.

— Знаете, Кадмина, есть вещи, о которых неприятно вспоминать. И люди, которые заставляют делать это. Вы преуспели в легилименции — не думаю, что вам нужны мои уроки.

И он, не попрощавшись, скрылся за углом.

Девушка сглотнула. Потом попыталась выгнать из головы ненужные мысли и шагнула в столовую.

Здесь уже были и Волдеморт, и Люциус, и Беллатриса.

Девушка поздоровалась и села за стол. Завтракали они в тишине.

«Значит так, да? — думала Гермиона. — Хотя… Почему, собственно, нет? Мне детей с ним не крестить… И вообще… Кто, разорви меня грифон, он такой, чтобы…» — девушка подняла взгляд и уперлась прямо в стальные глаза своего дяди.

— Люциус, — сказала она, решительно откладывая вилку, — нам нужно поговорить. — Перевела взгляд на Волдеморта. — Мы отойдем?

— Конечно, Кадмина, — кивнул Темный Лорд, и они с Беллой переглянулись. Но Гермионе сейчас было всё равно.

Она встала. Старший Малфой сделал то же самое, и они вместе вышли в коридор.

— Да?

— Иди за мной.

И девушка решительно пошла наверх, в свою комнату.

Гермиона закрыла дверь и повернулась к нему. Дядюшка с насмешкой смотрел ей в глаза, скрестив на груди руки.

— Итак?

— А теперь послушай меня, — Гермиона тряхнула головой, чувствуя, как по груди расползается жар янтарного кулона. — Никто, даже ты, не имеет право унижать меня перед самой собой. Никто не смеет даже думать, что он выше меня. И ты не будешь говорить со мной в тоне, подобном вчерашнему. Никогда. — Она смотрела прямо в его глаза. — Так уж сложились звезды, что я имею право тебе приказывать. И теперь уже для меня делом принципа является твое мне подчинение. И уважение. Я ни в коей мере не хочу тебя унизить или сделать неприятно — но и ты тоже не должен стремиться к подобному. Надеюсь, мы друг друга поняли, — она глубоко вдохнула, не отводя глаз. — А теперь: я тебя хочу.

— Что ж, — он смерил ее долгим пристальным взглядом и всё же усмехнулся, — тогда тебе придется мне приказать.

Она не дрогнула и не отвела глаз.

— Хорошо, — девушка сделала шаг вперед. — Приказываю: раздевайся!

— Да, моя госпожа.

Гермиона готова была поклясться, что уловила нехороший блеск в его глазах.

 

Глава V: Не одна драма

— Хорошо.

Люциус поднял руку, расстегивая пряжку на мантии и скидывая с себя тяжелую ткань. Он подошел к ней очень близко и грубым движением притянул к себе. Гермиона резко выдохнула воздух и вонзилась взглядом в его глаза.

— Что‑то не так? — спросила она, немного отклоняясь.

— Ну что ты.

Резким движением он уложил ее на кровать, придавив своим телом.

Старший Малфой склонился над лицом девушки, легонько оттянув зубами ее нижнюю губу. И опять отстранился, продолжая нависать над Гермионой. Он ни на секунду не закрывал глаза.

— Почему так? — полушепотом спросила она, запуская руку за пояс его брюк и касаясь его губ своими.

Гермиона приподнялась, с усилием переворачивая дядюшку на спину и садясь на него верхом. Его тело хотело ее, и она чувствовала это, но в глазах оставалось… Презрение? Нет. Протест? Что‑то иное, неуловимое…

Девушка прижала его к спинке кровати, жадно целуя в шею и одновременно расстегивая пуговицы черной рубашки.

— Ну, скажи мне, — прошептала Гермиона, — скажи.

Он взял ее за подбородок и приподнял голову, ловя взгляд беспокойных карих глаз.

— Что сказать, миледи?

— Почему ты стал таким? — чувствуя, как подрагивает тело, прошептала она.

Он смотрел ей в глаза, тяжело дыша. Его грудь вздымалась под ней, и она чувствовала биение его сердца.

— Не люблю, — наконец произнес старший Малфой, — когда мне приказывают.

— Хм, — Гермиона подалась вперед, обдавая горячим дыханием его губы, — с учетом твоей… работы, это весьма странные амбиции.

Он подался вперед, повалив ее на матрас и опять придавив своим телом.

Гермиона рассмеялась.

— Не любишь, когда тебе приказывают?! Забавно. Забавную дорожку выбрала твоя свободолюбивая натура! — она повела телом, заставляя его лечь рядом с собой набок. Гермиона перекинула левую ногу через мужчину, с насмешкой глядя в серые глаза. На груди пылал пламенем янтарный кулон. — Только не надо мне рассказывать о том, как бедного юношу–праведника Люциуса Малфоя столкнули на темную тропинку! — Она скользила рукой по его телу. — Как он не хотел этого, плакал долгими ночами. Но судьба Пожирателя Смерти была подписана не им. И бедный, несчастный в душе мученик и праведник Люциус Малфой стал правой рукой Лорда Волдеморта! Не любишь, когда тебе приказывают?! — она сжала его тело, оставляя на коже белые полоски от ногтей.

— Я сам решаю… с кем мне спать! — он резко подался вперед нижней частью тела. Гермиона уже вся покрылась потом от сдерживаемого желания. И ее любовник тоже.

— Правда?! — она опять коснулась его губ, говоря эти слова. — Неужели это первый раз?

— Это твоя прихоть!

— Ну, сам виноват! — она стянула легкое платьице. — Твой образ располагает… Я ведь сразу понравилась тебе, — она глубоко вдохнула, заманчиво вздымая свою грудь. — А когда же… mon Pére намекнул?

— После Хэллоуина. — Его губы уже блуждали по ее коже.

— А раньше? — Говорить было всё сложнее. — Раньше… Ведь ты и сам…

— О, твой образ тоже… располагает. — Его руки скользили по ее бедрам, обрисовывали очертания вздрагивающего тела.

— Так что же изменилось?

Гермиона вздрогнула, чувствуя долгожданное проникновение. Говорить не было никаких сил.

— Тебе ведь нравится, когда тебе приказывают! — через пару минут выдавила она. — Любому Пожирателю нравится! — Ее рука судорожно впивалась в покрывало кровати. — Кто‑то более сильный. — Она конвульсивно хватала ртом горячий воздух. — Или мудрый. Просто ты меня такой не считаешь, правда, Люциус? — слова давались с трудом, дыхание сбивалось. — В этом проблема?

— Больше нет. — Она вскрикнула: таким резким было его движение при этих словах. Вскрикнула и засмеялась — чужим, похотливым голосом.

Он кусал кожу на ее плечах и шее, а она смеялась тихим, сдавленным от удовольствия смехом. Она выгибалась дугой в пламени страсти и жара янтарного кулона, жадно искала губы любовника своими.

В эти минуты Гермиона Грэйнджер была абсолютно счастлива.

* * *

Во второй половине дня наследницу Слизерина ждала еще одна победа. Точнее, почти что победа. Откровенно говоря, она побаивалась этого разговора. Но ему суждено было состояться, и именно сейчас.

Гермиона сидела в кресле, глядя в чернеющие глаза Северуса Снейпа. Он долго смотрел на нее, прежде чем заговорить.

— Похоже, нам надо всё выяснить, — наконец начал он. — Я не… — Снейп закусил нижнюю губу, о чем‑то раздумывая. — Кадмина, мои отношения с Нарциссой Малфой остались в прошлом. Мне неприятны воспоминания, которые… Которые вам удалось увидеть, — он отвернулся, начиная прохаживаться по комнате. — Не думал, что вы сможете так продвинуться в первое же наше занятие. Я поступил неосторожно и поплатился за это — теперь мне придется рассказать вам то, что сам я желал бы забыть. Но не могу.

— В этом нет необходимости.

— Темный Лорд полагает иначе. Кадмина, я могу рассказать вам это. Это не… Это просто неприятное воспоминание для меня. Ничего секретного. Во всяком случае, для вас.

— Я слушаю. Хотя, кажется, всё и так ясно.

— Нет, не ясно, — дернул плечами Снейп. — Полагаю, ваш дружок… простите, бывший дружок Поттер поведал вам и мистеру Уизли о том, каково было мое положение в школьные годы?

— Н… нет, — Гермиона слегка растерялась.

— Неужели? — прищурился Снейп. — О, как благородно с его стороны. Ну что ж. Это придется сделать мне, — он опять отвернулся. Гермионе стало не по себе. — Ваш покорный слуга в этот период своей жизни был маленьким, сереньким загнанным мышонком, — невозмутимо продолжал мужчина. — Поверьте, эти воспоминания еще более неприятны. Однако не будем отвлекаться.

В первые годы учебы у меня был всего один друг. Девочка. Ведьма. Я сам отыскал ее еще до того, как мы получили письма из Хогвартса. Она жила неподалеку, родители ее были магглами, как мой отец, и мы очень сблизились потому, что я мог дать ей ответы на многие вопросы. Потом мы оказались в школе. Я был уверен, что мы оба попадем туда, с тех самых пор, как убедился, что она — ведьма. Но мы оказались на разных факультетах: я — на Слизерине, — он выдержал небольшую паузу, собираясь с духом, — а Лили Эванс — на Гриффиндоре.

— Лили Эванс — это же мама Гарри! — подскочила Гермиона.

— О да, — мрачно подтвердил Снейп. — Будущая мать Гарри Поттера и моя лучшая и единственная подруга в те годы.

Мне было сложно сблизиться со своими однокурсниками, Кадмина. На Слизерине не слишком жалуют полукровных волшебников.

Когда я поступил в школу, на пятом курсе нашего факультета училась девушка, которая… — он вновь на минуту умолк. Гермиона ждала, затаив дыхание. — Вам может показаться это странным, но Нарцисса Блэк казалась мне повзрослевшей Лили. В них было что‑то неуловимо общее, необъяснимое. Эта девушка завораживала, меня будто магнитом тянуло к ней.

Сначала, конечно, боялся даже подойти, но со следующего года мы подружились. Я, робкий второкурсник, просто пытался чем‑то помогать Нарциссе в меру сил. Ее это забавляло.

Потом она окончила школу, а с Лили мы постепенно стали отдаляться друг от друга. Ее настраивали против Слизерина. Я враждовал, враждовал из‑за нее, со звездами Гриффиндора тех времен. Вам они известны как мародеры, и это удивительно точное определение.

Прошло еще несколько лет. Во время сдачи СОВ мы с Лили очень сильно поругались. У Джеймса Поттера и Сириуса Блэка было, знаете ли, специфическое чувство юмора. Меня выбили из колеи, и я оскорбил Лили. Она так и не смогла простить мне этого. В ночь после того инцидента мы разговаривали с ней в последний раз. Последний раз в жизни. Я навсегда потерял моего лучшего друга и девушку, которую любил.

Гермиона молчала и смотрела в пол. Снейп говорил бесстрастным голосом, но то и дело в нем проскальзывали сдерживаемые эмоции. Насколько они сильны на самом деле, Гермиона могла только догадываться.

— Лили Эванс была моей совестью, — продолжал мастер зелий. — Когда наши отношения рухнули, и она, назло мне, приняла назойливые ухаживания Поттера, докучавшего ей с первого курса, — я сделал выбор. Тем летом, уважаемая Кадмина, я присоединился к вашему отцу.

Гермиона сглотнула.

— А через год Нарцисса Блэк вернулась из‑за границы, — продолжал он. — Матушка ваша еще раньше добилась для нее чести носить на руке эмблему Темного Лорда. Там мы и встретились вновь, едва у меня начались каникулы. В кругу подданных вашего отца. Я несколько лет не видел Нарциссу и был поражен. Потому что то неуловимое сходство между нею и Лили Эванс, сходство, которое я почувствовал еще ребенком, усилилось, когда Лили подросла. Они не были похожи внешне, здесь было что‑то иное, куда более глубокое. И необъяснимое.

Нарцисса была для меня чем‑то вроде воплощенной мечты. Так похожа на Лили, но взрослее, так похожа на Лили, но со светлым разумом, «не испорченным Гриффиндором». Так похожа на Лили, но в рядах Пожирателей Смерти.

Мы сблизились тем летом слишком сильно. Но это была не магглорожденная ведьма Лили Эванс, а наследница Дома Блэков, чистокровная волшебница, светская леди.

Нарцисса Блэк была единственной женщиной, которая меня понимала, понимала таким, каким я стал тогда. Однако наша… связь была невозможна. Вы уже знаете, что я — полукровка. О наших отношениях не могло быть и речи. И мы расстались. В сентябре я уехал в школу, не зная, что уже слишком поздно.

Она ждала ребенка. И, лишь только поняв это — бросилась именно ко мне, семикурснику без денег и связей. Вы уже видели, что стало с младенцем. Я оставил школу на полгода, объяснив это болезнью моей матери. Нашел укромный уголок, где Нарцисса могла тайно родить. Я собирался убить его сам. Никогда не думал, что Цисси способна на такое. Она была всегда… до этого… ребенком. Маленькой девочкой, игравшей с огнем. Юной Пожирательницей Смерти, которая тремя произнесенными в жизни смертельными проклятиями оборвала существование двух мух и котенка. Причем последнего сама похоронила и долго оплакивала. Маленькой девочкой, которая гордилась своей тайной, не осознавая ее сути. Доверчивой девочкой, если хотите. Увлекшейся играми старшей сестры. А Беллатриса тогда давно уже перестала играть.

В тот вечер, свидетелем которого вы стали благодаря моим воспоминаниям, в игры перестала играть и Нарцисса. Она открылась мне с совершенно новой стороны. Она и сама стала другой.

Как будто упала маска. Хотя, скорее наоборот. Как будто маска была поднята. И надета навсегда.

В тот вечер Нарцисса Блэк стала настоящей Пожирательницей Смерти. Вероятно, Темный Лорд ждал этого, предвидел… Я же этого предугадать не мог. После того… той встречи между нами никогда более ничего не было. Вскоре Нарцисса превратилась в миссис Малфой, со временем отношения между мной и Люциусом переросли в дружбу. Прошлое похоронено. Только наша с Цисси память бережет его осколки.

— Люциус… знает? — выдавила из себя притихшая Гермиона.

— Это сомнительно, но вероятно, — повел плечами Снейп. Лицо его оставалось невозмутимым. — Надеюсь, я ответил на все вопросы, чтобы вам не нужно было более думать об этом. Вы поражены?

— Я удивлю тебя, если скажу, что знала об этом? О ваших отношениях с тетей? На словах, конечно, — быстро добавила она. — А это совсем другое.

— Нарцисса говорила об этом… с тобой… с вами, Кадмина?

Гермиона вскинула голову.

— Она моя тетя, если ты помнишь. Да, она говорила об этом со мной! Но слова — это совсем не то, что я увидела.

Она помолчала.

— Я могу задать еще один вопрос? — Снейп не ответил, но Гермиона расценила это как знак согласия. — Насчет мамы Гарри?

— Лили Эванс вышла замуж вскоре после окончания школы. Вышла замуж за Джеймса Поттера. А потом вступила вслед за ним в Орден Феникса. Я думал, что ненавижу ее за то, что она сотворила с собой. Верил, что она делала это назло мне. Возможно, так оно и было… Как бы то ни было, я думал, что презираю ее до тех пор, пока сам не поставил ее жизнь под угрозу. Вы ведь знаете, Кадмина, как вашему отцу стало известно начало пророчества Сибиллы Трелони? Полагаю, этого Гарри Поттер от вас не скрывал?

— Не скрывал, — осторожно кивнула Гермиона.

— Когда ваш покорный слуга осознал, что натворил, он всеми силами пытался предотвратить катастрофу. Я умолял Темного Лорда оставить жизнь Лили Поттер. Он согласился сделать это, если будет возможно. Но я не остановился. О, Кадмина, именно с того дня моя жизнь превратилась в ад. Я пошел к Альбусу Дамблдору и поклялся служить ему, если он спасет Лили от гибели. Я был глупцом, поверив в то, что люди, для которых я лишь пешка, станут прикладывать силы, чтобы сдержать данные мне обещания, — он горько усмехнулся. — Темный Лорд не пощадил Лили, а Дамблдор не смог ее защитить. Я думал тогда, что он, по крайней мере, пытался.

— Думал?

Снейп горько рассмеялся.

— Я не слышал полного текста пророчества и узнал его совсем недавно. Все те годы… Дамблдор ловко заставил меня служить «памяти Лили», оберегая ее сына. Он знал, что Темный Лорд вернет себе силу. Он поверил в то, что только Поттеру дано его победить. Но лишь ценой жизни. Всё это время он растил Гарри Поттера как победителя–камикадзе. После того, как Дамблдора поразило смертоносное проклятье какого‑то перстня, он взял с меня слово оборвать его жизнь. В нужный момент. Чтобы подтвердить мою преданность Темному Лорду и продолжать выполнять его, Дамблдора, план. Я уже тогда был не уверен, на чьей нахожусь стороне. А потом Альбус Дамблдор рассказал мне всё. Слова пророчества. И суть той миссии, которую он готовит для Гарри Поттера. А самое страшное — самое страшное для меня — я понял, что в этот план чудесно укладывалась смерть Лили Эванс. Без нее и плана‑то никакого не было бы. Он знал о том, что она погибнет, и дал ей умереть. Я даже не удивился бы, узнай, что он сам это подстроил. Точно так впоследствии он знал и о том, что Квиррелл находился под контролем Темного Лорда — и он дал ему волю, ибо нужно было настроить «оружие» на нужный лад. Знал он о том, что Крауч помогал Темному Лорду возродиться, и знал, каким способом — но позволил это. Всё по плану. Он даже погиб практически по плану, старый мерзавец! Благо, всё же хлебнул перед кончиной мутной водицы. Уже за одно это я буду благодарен вашему отцу до конца своих дней!..

— Неужели ты возненавидел Дамблдора за то, что он собирался позволить Гарри умереть? — не поверила Гермиона.

— Он лгал мне всю мою жизнь, мисс Грэйнджер. Он сломал эту жизнь. Именно он. Меня больше не тревожит судьба Гарри Поттера. Он всегда был лишь осколком Лили Эванс, слишком испачканным Джеймсом Поттером для того, чтобы я мог его ценить. Но я винил себя в ее гибели и отдавал долг. Теперь мне известно то, чего я никогда не смогу простить ей. Чувство вины пропало. Гарри Поттер противен мне. Больше, чем был когда‑либо.

Снейп умолк. Гермиона тоже молчала.

— Вы хотите знать что‑то еще, Кадмина? — наконец спросил зельевар.

— Почему ты рассказываешь мне всё это? — прошептала Гермиона.

— Такова воля Темного Лорда.

— Северус, я… Мне жаль, что я ворвалась в твою память. Это было… совершенно не нужным. Всё это. Прости меня, пожалуйста. Я больше никогда не затрону эту тему. И в дальнейшем во время занятий я лично прошу тебя все нежелательные воспоминания сливать в Омут памяти.

— Вы всё же желаете продолжить? — поднял брови ее собеседник.

— Учиться у мастера — лучший путь к совершенству.

* * *

Следующая неделя была и странной, и прекрасной. Гермиона продолжила занятия со Снейпом и преуспела в них еще больше, чем прежде. Она гордилась этим, и не только она.

Темный Лорд уделял дочери достаточно времени — их беседы у камина вечерами вновь стали обязательным ритуалом, как и встречи с Люциусом после них.

Старший Малфой стал более… Открытым? Не то слово, которое можно применить к Люциусу Малфою. Именно сдержанность эмоций и буйная страсть желаний влекли Гермиону в спальню этого мужчины, невзирая на усталость или что бы то ни было еще. Она знала — скоро сказка кончится, она вернется в Хогвартс. Нельзя упускать ни дня.

Свободное же время, а его было не так много, девушка проводила за толстой книгой в черной бессловесной обложке — рождественским подарком Темного Лорда. Фолиант скрывал в себе много тайн. И одна из основных — аспекты обряда, к которому готовился Волдеморт. Обряда, который должен был изменить весь мир… Но он был не просто сложен — действо казалось невыполнимым, хотя Гермиона и верила в своего отца.

Если бы у него только получилось! Всё бы окончательно встало на свои места. Но до цели было далеко. Очень далеко. Годы… А может, и больше.

В среду, последний день уходящего года, узким семейным кругом отпраздновали семьдесят первый день рождения Темного Лорда. Гермионе, давно привыкшей к отличному от маггловского процессу старения представителей магического мира, всё же сложно было до конца осознать эту цифру. К тому же торжество стало для девушки полнейшей неожиданностью, и она еще весь следующий день дулась за то, что ее не предупредили заранее.

Сказка оборвалась для Гермионы второго января нового 1998–го года. Она привычно проснулась в постели Люциуса, уже совсем не ощущая неловкости или волнения. Неустанного аманта, как это случалось почти всегда, уже не было рядом. Девушка приняла душ, оделась и спустилась вниз, к завтраку.

В столовой, помимо тех, кого она так привыкла видеть в этом доме, восседала и его законная хозяйка.

Нарцисса Малфой вернулась домой.

— Кадмина, я не видела тебя очень давно, — сдержанно улыбнулась женщина, поднимаясь ей навстречу.

— Здравствуйте, тетя, — пробормотала Гермиона, проходя в комнату и невольно пробегая взглядом по непроницаемому лицу своего любовника. — Я… Очень рада. Это немного неожиданно.

— Я здесь живу, — учтиво напомнила Нарцисса, и Гермиона улыбнулась в ответ. Но чувствовала она себя далеко не весело.

— А… Малфой… То есть, Драко тоже возвратился? — присаживаясь, спросила она.

— О нет, — женщина нахмурилась. — Не думаю, что ему сейчас место… в Великобритании.

— Нарцисса, твой сын в полнейшей безопасности, — прервал ее Волдеморт. — Тебе не стоит беспокоиться, мы уже говорили об этом.

— Да, милорд. Простите. Я благодарна вам за помощь.

— Да ты убила бы меня, если б могла, за то, что я сделал! — усмехнулся Темный Лорд, и все, кроме него самого, потупили взгляды.

— Я вовсе не…

— Моя дорогая Нарцисса, это можно понять безо всякой легилименции. И я отнюдь тебя не виню. Но не говори о своей благодарности.

— Простите, милорд.

— Забудем об этом. Я хотел бы поговорить с тобой… Позже.

Гермиона молча ела стейк. Почему‑то она совсем не ожидала приезда Нарциссы Малфой. И что ей теперь делать?

Девушка невольно опять посмотрела на Люциуса, но он был совершено непроницаем.

Имеет ли она право на него сейчас? Если законная жена вернулась… Имеет. Она — имеет. Но честно ли это? Хотя бы по отношению к тетушке, которую Гермиона уважала и, наверное, даже любила?

И что будет, если миссис Малфой узнает обо всем? Ведь, кажется, в этом доме не принято хранить секреты…

* * *

После завтрака Гермиона, как обычно, потратила первую половину дня на легилименцию. Надо сказать, что она ушла далеко вперед в этой науке. Девушка уже могла довольно незаметно извлекать из памяти оппонента те воспоминания, которые ее интересовали. Северус Снейп сказал, что феномен ее обучения достоин исследований. Так быстро настолько далеко, на его практике, еще не заходил никто.

— Легилименция у вас в крови, — часто повторял Снейп во время их занятий, — но даже этим сложно объяснить подобный успех.

Однако сегодня Гермиона была рассеянна. Теперь проникновения осуществляла она, и потому ненужные мысли не сливались в Омут памяти. Никогда раньше молодая гриффиндорка не жалела об этом, но сегодня мысли мешали сосредотачиваться.

Как же ей вести себя теперь?

«Нужно поговорить с Люциусом. Сегодня же».

Но ее планы были изменены за обедом, точнее, после него. Потому что Нарцисса сама пришла к ней и сообщила о том, что им необходимо поговорить. И что‑то в ее тоне очень не понравилось Гермионе.

Преодолевая нехорошие предчувствия, она прошла за Нарциссой… в их с Люциусом спальню. И от этого лучше юной наследнице Слизерина не стало.

Теперь она сидела на той самой кровати, а тетушка стояла у окна. Молча и задумчиво. Совсем как тогда, дома у названых родителей Гермионы, летом… Это было так давно. Как будто даже не в прошлой жизни, а еще раньше.

Сколько же изменилось за эти полгода? Такой маленький срок и так ярко пылающие мосты…

Нарцисса молчала, и Гермионе стало совсем не по себе. Это была плохая ситуация. Отвратительная ситуация. Что хочет сказать ей эта женщина и почему здесь?

Взгляд Гермионы упал на спинку кресла, на которой висел ее купальный халат.

Проклятье! Надо бы как‑то незаметно…

Но слова тёти заставили Гермиону позабыть о халате на спинке кресла и застыть неподвижно на роскошной семейной постели четы Малфоев. Гермиона судорожно сглотнула и впилась глазами в спину неотрывно глядевшей в окно Нарциссы, всё еще пытаясь до конца осознать смысл её слов:

— В этой комнате побывало много женщин, Кадмина. А ее хозяин побывал в еще большем количестве подобных спален. — Слова не поворачивающейся к ней Нарциссы Малфой звенели в ушах Гермионы. — Этого можно было ожидать. Но я думала о тебе немного иначе…

 

Глава VI: Нарцисса Малфой

Гермиона застыла, не в силах ни пошевелиться, ни тем более ответить. Она тупо смотрела в спину Нарциссы Малфой, и слова тети медленно оседали в сознании юной гриффиндорки.

Какое‑то время женщина молчала, но потом заговорила вновь.

— Люциус — мастер заводить полезные связи. И это — один из его коронных способов, — произнесла она. — Он может сделать всё так, что нужная ему дамочка будет искренне уверена, будто она — коварная соблазнительница. Ей будет немного неловко, но она останется горда собой и довольна им. Однако ведь ты же не дура, Кадмина. Я уверена, ты тоже просто попалась туда, куда хотелось моему мужу. Думаешь, что покорила его? Поверь, Гермионе Грэйнджер никогда не удалось бы уложить в постель Люциуса Малфоя. Да и Кадмине Беллатрисе не удалось бы, не захоти этого он. С самого начала. Я не знаю, что построило твое воображение, но спустись на землю! Он играет тобой. Играет так умело, что ты не просто не замечаешь этого — ты думаешь, что сама управляешь игрой. Нет, — в голосе женщины послышалась насмешка. — Люциус мастер плести интриги. И тонкий психолог. Он всегда делает то, что хочет, и так, как ему удобно. Не нужно полагать, что ты уложила его к своим ногам. Я не прошу тебя подумать обо мне — это было бы жалко и смешно. Но всё равно знай, что тобой попросту воспользовались так, как пользовались десятками до тебя. И будут пользоваться дальше.

Нарцисса сделала шаг назад, развернулась к двери и вышла, так и не удостоив взглядом застывшую на кровати Гермиону.

Все мысли улетучились из головы. Там было пусто. В ушах звенело, а в сознании звучали слова тётушки. Просто звучали, не поддаваясь никакому осмыслению. Думать не было сил.

Всё тем же опустевшим сознанием девушка отметила жжение в глазах. Она почувствовала, как они бездумно наполняются слезами. В груди стало тесно, а к горлу подкатился комок.

Больше всего хотелось даже не убежать в темный уголок, а прямо отсюда провалиться сквозь землю. Чтобы нельзя было даже думать.

Гермиона встала и на негнущихся ногах пошла к двери. Но, уже выходя в коридор, она услышала за спиной хлопок, и почти сразу чьи‑то руки обхватили ее за талию и потянули назад.

— Не спеши, дорогая, — прошептал ей в ухо Люциус, увлекая свою любовницу к постели. — Ты чем‑то расстроена?

Спрашивая это, он запустил руки под ее мантию, расстегивая крючки на платье.

— Стой, прекрати, — попыталась вырваться Гермиона. — Нарцисса…

— К черту Нарциссу! — оборвал ее Люциус, поваливая на кровать и впиваясь губами в шею.

— Но она всё узнала…

— Она у меня вообще умная девочка, — не отрываясь от Гермионы, заметил мужчина. — Забудь, от нее не убудет!

— Но она в поместье…

— Она говорит с Темным Лордом. — Сарафан был повержен, и Гермиона с каким‑то странным отвращением почувствовала тело Люциуса. — Это надолго.

Непрошеные слезы застилали глаза, а умелые губы любовника вызывали омерзение и дрожь.

Он отпустил ее через несколько минут, блаженно перевернувшись на спину.

Гермиона, пытаясь успокоить сбившееся дыхание, смотрела в потолок. Ее била мелкая дрожь.

— Я… я пойду, — неуверенно сказала она, садясь.

— Пожалуйста.

Девушка запахнула мантию и осторожно свесила ноги с кровати, пытаясь отыскать слетевшую туфлю. Обувь нашлась, и она смогла быстро, без лишних слов, покинуть спальню четы Малфоев.

Гермиона закрыла за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, сползла на пол.

Так противно ей еще не было никогда.

Мысли сбивали друг друга, но девушка уверенно гнала их из головы. Убежать, спрятаться, скрыться.

Но ноги сами, не спросив затуманенный разум, понесли ее вниз по лестнице к кабинету Волдеморта. Однако у самых дверей Гермиона притормозила, внезапно услышав резкие голоса. Она невольно прислушалась и узнала тетушку. Но такой она не слышала ее никогда.

Всегда холодная, спокойная и сдержанная Нарцисса Малфой почти кричала.

— …ваша дочь спит с моим мужем в моем доме, а вы хотите, чтобы я терпела это молча?! Вы отчитываете меня?! Да если бы она не была вашей дочерью… Я не железная, милорд! Я не собираюсь с этим мириться и делать вид, что я тупее горного тролля и ничего не замечаю! Она спит с Люциусом!

— Я знаю, — услышала Гермиона ледяной и спокойный голос Темного Лорда.

— Вы знаете?! Эта девка развлекается с моим мужем в моей собственной постели, вы это знаете и говорите мне молчать?! — сорвалась на крик ее тетя. В голосе послышались злые слезы. — Я…

— Никогда! — ледяным, железным и очень громким, перекрывшим всё, голосом оборвал ее Волдеморт. От этого у Гермионы по спине волной пробежал холод. Не дыша, молодая девушка подошла к двери и сквозь небольшую щель увидела свою тетю, застывшую, как и секунду назад она сама. — Никогда не смей говорить со мной в подобном тоне!

— Эта девка… — смело начала Нарцисса, но вдруг умолкла, удивленно распахнув большие небесно–голубые глаза. Волдеморт оторвался от стены, на которую опирался, и медленно подошел к скованной каким‑то заклятием женщине. Он остановился совсем рядом с ней, одной рукой обхватив за осиную талию, и резким движением притянул к себе. Потом склонился к самому ее уху, но высокий ледяной голос свободно долетел до застывшей у двери Гермионы.

— Не смей говорить со мной так, Нарцисса. — Даже отсюда Гермиона видела, как побледнела ее тетя. — Никогда. Ты обвиняешь Люциуса в измене? Но ведь и сама не ангел, пусть он и не догадывается об этом. Правда, девочка?

Темный Лорд повернул голову и очень медленно впился в губы женщины, всё еще не отпуская одной рукой ее стана. Прошло больше трех минут, прежде чем он оторвался от нее, вновь наклоняясь к шее.

— У каждого есть свое место и своя роль, Нарцисса. Не забывайся.

Он поцеловал ее в шею, но Гермионе показалось, что женщина вздрогнула, словно ужаленная. Нарцисса не сопротивлялась. Она застыла, словно послушная и равнодушная кукла. Вот он снова впился в ее бледные губы, а свободную руку запутал в длинных светлых волосах, разрушая прическу и, казалось, собираясь вырвать их с корнями. Из уголка рта по подбородку женщины сбежала струйка крови и каплями упала на вздымающуюся грудь.

Вскоре он отпустил ее, сделав шаг назад, и Нарцисса упала на пол к его ногам.

Несколько минут он молча смотрел на женщину.

— Место, Нарцисса, помни свое место, — наконец холодно сказал Темный Лорд и, развернувшись, вышел через боковую дверь.

А в комнату тут же вбежала Белла и кинулась к сестре, молча помогая подняться. Нарцисса была бледна, она дрожала всем телом и непрерывно смотрела в одну точку.

— Дура ты, Цисси! — устало сказала ее сестра, с сожалением глядя на женщину. — Просто дура.

И они обе трансгрессировали из кабинета.

* * *

На следующее утро Нарцисса уехала из поместья, так ни с кем и не попрощавшись. Гермиона ее больше не видела. Откровенно говоря, она не хотела видеть никого, но последнее было невозможно.

С утра ждали занятия легилименцией, воспользовавшись которыми она смогла хоть на время, в буквальном смысле, выкинуть из головы пугающие мысли. Но занятия кончились, и мысли вернулись. Хотелось бежать от них, но она не могла. Все переживания вчерашнего дня кружились в сознании девушки яркими образами, а слова отдавались эхом. Обрывки фраз заставляли сердце больно сжиматься.

И еще она стала бояться Волдеморта. От одного его вида молодую гриффиндорку пробивала дрожь, а от взгляда хотелось бежать без оглядки. Вечером Гермиона сослалась на недомогание, чтобы избежать их обычного послеобеденного разговора, но Темный Лорд всегда и всё знал. И уйти от него было невозможно.

— Да, Кадмина, всё именно так. Даже хорошо, что ты уже наконец‑то поняла. Это темная сторона. И она всегда таковой будет. Можно понять, переоценить, узнать глубже… Но зло никогда добром не станет. Нет ничего страшнее самообмана. Он делает нас слабыми и уязвимыми. Ты соткала вокруг себя саван из иллюзий, а это — опасная забава. Лишь ширма. Идти, не глядя вперед — губительно. Ты устлала свой путь облаками, чтобы было проще договориться с совестью — но облака легко уносит ветер, и еще по ним нельзя ходить — всё равно сорвешься вниз. Ты перешла на темную сторону, Кадмина. Как и мы все. Не нужно украшать действительность. Я заметил давно: ты не совсем верно поняла и оценила всё, что тебе открыли. Представила то, что раньше знала, клеветой и наговором; но всё, что ты слышала обо мне и Пожирателях Смерти тогда, когда была еще Гермионой Грэйнджер — правда. И я не буду отрицать — мне это нравится. Это был мой выбор и моя цель. Я мог бы сказать, что приходится, что мне противно, что я не могу ничего сделать… Но я не буду лгать своей дочери. Это было бы глупо, бессмысленно и подло. Я хочу, чтобы ты понимала и осознавала. Тут пытают, тут убивают, порою даже ни за что. И получают от этого удовольствие. Не каждому даже удается сделать выбор, Кадмина. У меня он был, был он у Беллы. Нарцисса скорее пошла за сестрой. У Драко Малфоя выбора не было вовсе. У тебя же он был, и даже всё еще есть. Но ты не вернешься назад. Даже если тебя отпустить.

— Но я думала…

— Нет добра и зла, Кадмина. Знаешь, как говорят? Нет черного и белого, есть только серое. Знаешь? Так вот, серый — цвет, более близкий к темному, согласись. Обе стороны творят много зла, просто одна из них очень лицемерно скрывает это. На мой взгляд, поступать так — смешно и низко. Я могу сказать, что чистого добра нет, добра очень мало вообще, так мало, что найти его сложно. А зла много, Кадмина. Оно везде. Всюду. Только кто‑то признает его за собой, а кто‑то скрывает всеми силами. И оттого, что черный пытаются обелить, серый вывести — получаются грязь и разводы. Получаются лицемерие и ложь. Но это не значит, что здесь царит благость. Ты дочь Лорда Волдеморта, Кадмина. Человека, чье имя боятся произносить даже шепотом. И это не просто так. Ты должна понимать. Понять и принять.

* * *

Оставшиеся несколько дней каникул Гермиона провела в странном состоянии. Да, она поняла, она даже приняла, но осадок оставался. Волдеморт прав — она уже не вернется, не захочет. Она поняла. Но всё равно…

Гермиона продолжала заниматься со Снейпом, почти всё свое время отдавала этим занятиям. А вот Люциуса избегала. Это было не сложно — он часто и надолго пропадал в эти несколько дней по поручениям Темного Лорда. Вероятно, Волдеморт делал это специально, и Гермиона была благодарна ему. Правда, еще один раз они всё же были близки, и молодая женщина не могла бы сказать, что это ей не понравилось. Но после того, что она видела и слышала… До безумия, до сумасшествия было жаль тётю. Ту, что, Гермиона чувствовала, возненавидела дочь Темного Лорда. Ту, что когда‑то могла стать ее подругой.

Сама виновата. Во всем виновата сама. Винить кого‑то — вдаваться в тот самый, такой опасный, самообман. Во всем человек всегда виноват сам. Абсолютно всегда. Перекладывать вину на другого — удел слабых. Нужно принять и запомнить. На будущее.

И она запомнила.

Кроме того, свободный ото сна остаток времени Гермиона проводила, читая большой фолиант о Черной магии, подаренный ей на Рождество. Он тоже помогал понять некоторые вещи.

* * *

Первый понедельник января неумолимо наступил. Странно пролетели эти каникулы. Можно сказать, что они тянулись очень медленно, но как‑то неожиданно резко оборвались. Занятия начинались седьмого числа, в среду, но ученики возвращались, в основной своей массе, пятого, и Гермиона уже собрала вещи в большой кожаный чемодан. На кровати лежала ее школьная мантия. Опять школа. Другой мир.

Всё это было очень странно. Она не могла сказать, что недовольна жизнью. И всё же что‑то… Что‑то тревожило. Что‑то не давало покоя.

Девушка надела мантию и подошла к зеркалу. Хорошо. Красиво.

Она опустила руку в карман и нащупала нечто твердое. Извлеченный на свет предмет оказался крупным алмазом с оцарапанной гранью. Гермиона на миг застыла, глядя на переливающийся камень.

Уже не вернется. Уже нельзя. Уже не нужно.

— Уже не захочу, — сказала она вслух.

Девушка опустила камушек в стоящую на комоде шкатулку с драгоценностями и, захлопнув резную крышку, пошла к дверям.

— Вот и готово, — мрачно заметило волшебное зеркало, когда за ней закрылась дверь.

* * *

Прощание тоже получилось каким‑то странным. Или, может быть, с ней происходило что‑то, заставляющее смотреть на мир через новую призму. Она уже собиралась трансгрессировать, когда рука Волдеморта знакомо опустилась на плечо.

— Научись получать удовольствие, Кадмина, — тихо сказал он. — Это решит все проблемы. Если ты уже тут, если ты уже такая, просто научись получать удовольствие, даже причиняя боль близкому человеку. Страшно звучит? А ты попробуй. Попробуй прямо сейчас. Ты дочь Темного Лорда. Тебе можно всё. И никто не вправе перечить или мешать тебе. Ты ни за кого не отвечаешь. И удачи в школе, Кадмина.

Гермиона подняла взгляд и посмотрела в его красные глаза. То, что она сделала потом, пришло само собой.

Девушка отступила от отца, подошла к Люциусу и посмотрела в его глаза с улыбкой.

— Я буду скучать, — сказала она и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в губы долгим, сладким поцелуем. Отстранившись, юная гриффиндорка отошла к своим чемоданам и вместе с ними трансгрессировала в «Дырявый Котел».

Что будет там, откуда она исчезла? Да какая, в сущности, разница?..

* * *

От «Дырявого Котла» на «Ночном Рыцаре» девушка довольно быстро добралась до школы. По дороге она думала над словами Волдеморта. А почему бы не попробовать? В конце концов, она зашла уже слишком далеко, чтобы чего‑то опасаться.

Гермиона обвела взглядом окружавших ее пассажиров, и легкая улыбка скользнула по ее губам. Никто из них даже не подозревает о том, кто она и с кем недавно прощалась. Чьи слова кружатся в ее голове. И власть ее над каждым из них очень велика.

Получать удовольствие? Получать удовольствие? Гермиона всегда умела добиваться своего — одолеет и это. Научится! Учиться она тоже умела всегда.

И теплый кулон на груди приятно согревал тело…

В Хогвартсе было людно и шумно. Ученики возвращались с каникул, встречались, разговаривали. По дороге из холла в башню Гриффиндора Гермиона наткнулась на многих знакомых, с кем‑то пришлось поговорить, но через сорок минут после прибытия она уже вошла в общую гостиную. И тут же обнаружила Рона и Гарри. Уже вернулись.

Она поприветствовала их, все трое обменялись дружескими улыбками, сели и умолкли. Первым заговорил Рон.

— Ну что? — спросил он, косясь на Гермиону, но обращаясь к Гарри. — Теперь‑то ты расскажешь? Где был и что стряслось? Он какой‑то расстроенный, говорит, что произошло нечто плохое, — пояснил девушке Рон. — Но ничего не объясняет, мы ждали тебя.

— Я здесь.

— Да, — кивнул Гарри. — Да…

— Ты узнал что‑то скверное? Или ничего не узнал?

— Не в том дело, о поисках расскажу позже. Просто вчера я был на последнем собрании Ордена, — он говорил с трудом, — и МакГонагалл рассказала мне… Случилась беда.

— Ну, не тяни! — разозлился рыжий парень. — Что?! Снейп воскрес?

При этих словах Гермиона вздрогнула.

— Нет. Лаванда пропала.

* * *

— Как это — пропала? — не понял Рон.

— Она не явилась домой, — пояснил Гарри. — На каникулы. И до сих пор ее никто не может найти. Орден подключился к розыскам, но ее так и не удалось обнаружить. Подозревают худшее.

Друзья замолчали. Рон выглядел ошеломленным.

— Лаванда… — простонал он. — Наша Лаванда? Не может быть! Зачем она им?!! К чему это?

— Я не знаю, Рон! — рассердился Гарри. — Никто не знает.

— Моргана, еще Джинни со своим лагерем! — буркнул парень. — Теперь и я за нее волнуюсь!

— Что? — спросила Гермиона, выныривая из пучины нахлынувших воспоминаний.

— Она сразу после Рождества уехала в какой‑то лагерь, — пояснил Рон, — сама его отыскала, сама маму уговорила… И прямо оттуда должна вернуться сюда. Но вроде как завтра. Вот. Мама дома переживает за нее, хотя она и пишет довольно часто. Всё равно ведь далеко и без надлежащей защиты. А теперь я понял… Мама же в Ордене… Она знала о Лаванде. И ничего не сказала! — зло добавил он.

— Может быть, волновалась за тебя.

— Мне не три года!

— Только не ссорьтесь, — попросил Гарри. — Мы не должны ссориться теперь. Мы должны быть вместе. А сейчас, если вы не против, я расскажу вам о своих «каникулах».

— Да, конечно, — рассеянно кивнул Рон, но потом взял себя в руки. — Что‑то узнал?

— Давайте обо всем по порядку.

 

Глава VII: Немного глупости и лжи

Гостиная была переполнена, и для этого разговора Гарри увел друзей в какой‑то пустой класс неподалеку.

— Ну же! — нетерпеливо поторопил Рон. — Выкладывай!

Гарри выдержал паузу, подойдя к окну и всматриваясь в падающие снежные хлопья. Теперь уже Рон и Гермиона послушно ждали. Юноша молчал несколько минут, а потом начал говорить чуть хрипловатым, но решительным голосом.

— Сначала я отправился в Годрикову Впадину, — сообщил Гарри. — Был на развалинах дома родителей, в деревне, на кладбище… На центральной площади стоит обелиск, вместо которого любой волшебник, приближаясь, видит каменный памятник. Маме, папе и мне. — Он умолк, погружаясь в воспоминания. Гермиона и Рон ждали. — Я там еще младенец, счастливый ребенок без шрама на лбу, — продолжал парень. — Очень странное зрелище. Я и не подозревал о существовании памятника! Дамблдор никогда мне об этом не говорил, — Гарри сглотнул, сдерживая обиду. В его глазах Гермиона видела: за эти каникулы ее накопилось более чем достаточно. Злой, горькой обиды на Альбуса Дамблдора. — В дальней стороне площади расположена небольшая церковь, а за ней — кладбище, — продолжал Гарри, — туда ведет узенькая калитка. На этом кладбище так много знакомых имен! Родственники тех, кто учится с нами, и не только… Сначала я наткнулся на могилу Кендры Дамблдор и ее дочери. Боюсь, что многое из написанного Ритой Скитер — правда. Дамблдор жил там, и даты сходятся, и эта девочка… Всё то, о чем он никогда не говорил мне.

— Может, боялся показаться слабым? — предположил Рон. — Хотел оставаться для тебя идеалом?

— Ему это не удалось! — выпалил Гарри, но потом взял себя в руки. — Простите. Я много передумал за эти недели, пока был один. И слишком многого не понимаю. У него было столько времени, чтобы мне объяснить. Почему я должен тратить месяцы на поиски того, что и так мог бы знать от него? Не понимаю. Все эти игры в детективов, наследство из ребусов, задания… Такое впечатление, что Дамблдор играет со мной! Или мной…

Гермиона молчала, вспоминая рассказ Северуса Снейпа. Как много времени понадобится Гарри, чтобы разочароваться в своем герое до конца?

— Я думаю, ты зря так, — тихо сказал Рон. — Дамблдор всегда вел себя странно и всегда оказывался прав. Это не игра, всё слишком серьезно для игр. Ты не должен сдаваться. Мы не должны. Если Дамблдор не сказал тебе чего‑то — значит, на то были веские причины.

— Может быть, Рон, — безнадежно проговорил Гарри. — Может быть… Да, моё путешествие, — после паузы вспомнил он. — Я недолго стоял у тех могил, где покоятся родные Дамблдора. Разозлился. И потом много блуждал по кладбищу, в поисках того, что осталось от моей семьи. И нашел их, могилы родителей. Совсем рядом с Дамблдорами. Надгробия такие же, из белого мрамора. Они словно светились в темноте. И снега вокруг совсем не было: ни на земле, ни на камне. Всё кругом в снегу — а там ничего. Наверное, это какая‑то магия. У меня такое странное чувство возникло, — Гарри сглотнул. — Будто и не было всех этих лет. Будто они совсем недавно погибли, только–только оказались там, в темноте. Мне даже показалось, что земля у постамента свежая, рыхлая, — он поежился, как от холода. — На камне, поверх имени мамы — свежая красная роза. Их помнят, моих родителей, — глаза Гарри наполнились слезами, — помнят, даже через столько лет.

Рон и Гермиона молчали. Какие тут могут быть слова? Но Гарри вдруг опять рассердился.

— На надгробии выбита фраза, — холодно сообщил он. — Она мне не нравится. «The last enemy that shall be destroyed is death». Как будто этот враг — смерть. Отсюда веет Пожирателями Смерти! Это их девиз.

— Тут совсем не тот смысл, что у Пожирателей, Гарри, — мягко возразила Гермиона. — Это из Библии: «Последний же враг истребится — смерть». А если точно переводить с оригинала, то: «Как последний враг будет повержена смерть», — она задумалась. — Надо признать, довольно экстравагантный выбор эпитафии.

Повисла напряженная пауза.

Девушка перебирала в памяти строки нужной главы послания апостола Павла к Коринфянам: благодаря своей глубоко верующей названой бабушке Джин Грэйнджер, она хорошо знала тексты Нового Завета.

Это Дамблдор подбирал эпитафию для родителей своего героя? Как иронично, черт возьми! Магглы назвали бы такое святотатством. Могила убитых неизменно отсылает к убийце, ведь так? Нужно же было выбрать строки именно из этой главы Святого Писания!

Дикая, вопиющая, нереальная — но бьющая по глазам параллель между Иисусом Христом и Волдемортом напрашивалась сама собой. «Воскрес из мертвых, первенец из умерших», — всплывали в памяти Гермионы цитаты из Библии. Первым из живущих добился подобного. Идите за ним, ибо «не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся».

И спасется только «первенец», а за ним его последователи. И тогда наступит его время. Он упразднит всякое существующее ныне на земле начальство, всякую существующую власть и силу. А последней победит саму смерть. И всё покорит под ноги свои.

Все эти строки неумолимо отсылали к Темному Лорду.

«Итак, братия мои возлюбленные, будьте тверды, непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом», — дословно вспомнила Гермиона.

Как же переворачивается смысл, если учитывать эту странную параллель! И это Дамблдор? Альбус Дамблдор, ожидавший грядущего воскрешения Волдеморта уже тогда, тогда, когда выводил эти строки на могиле родителей Гарри? Он ведь сам утверждал, что ожидал с самого начала… Наверное, это — самая смелая его шутка.

— Что‑то о существовании по ту сторону, о жизни после смерти, — сказала Гермиона вслух и посмотрела на Гарри. — Как‑то так.

— Но они неживые, — сухо оборвал парень. — Их нет! Пустые слова не могут изменить того, что останки моих родителей лежат там, под снегом и камнем, ничего не ведающие, ко всему равнодушные!

— Мы знаем, Гарри. Прости.

Опять молчание. Гарри смотрел в пол. Перед его глазами, Гермиона видела это сама, стояла застывшая картина: зимнее кладбище, рыхлая земля, белый мрамор и красная роза поверх двусмысленных слов. Гарри сжимал кулаки и хмурил брови.

Ему еще повезло, что не знаком так хорошо с маггловской религией…

— Потом я отыскал то место, — погодя, продолжал волшебник, — где когда‑то жил с мамой и папой. Живая изгородь успела здорово разрастись за шестнадцать лет. Бóльшая часть коттеджа устояла, хотя всё сплошь поросло ползучим плющом. Еще этот снег… Правую часть верхнего этажа снесло начисто. Уверен, именно там всё и случилось. А когда‑то дом, наверное, ничем не отличался от соседних коттеджей, — он опять сглотнул. — Там тоже чары. Я нечаянно активировал их, когда хотел войти. Дом, не видный магглам, оставлен в неприкосновенности как памятник моей семье и напоминание о Волдеморте. Об этом написано на большой всплывающей дощечке. А еще там куча посланий. От всех тех, кто приходил посмотреть… Кто‑то просто расписался вечными чернилами, кто‑то вырезал на деревянной доске свои инициалы, многие оставили целые послания. Более свежие выделяются на фоне наслоений магических граффити, скопившихся за все годы, а содержание у всех примерно одно и тоже: «Удачи тебе, Гарри, где бы ты ни был!», «Если ты читаешь это, Гарри, мы с тобой!», «Да здравствует Гарри Поттер!» — Гарри улыбался. — Это так здорово! Мне нравится, что они так написали, — он снова помолчал, вдаваясь в воспоминания. — После этого я пошел искать себе ночлег, — продолжал парень. — Пришлось скрывать шрам, чтобы местное население не узнало меня. Я вообще кутался в шарф и мантию — там эта статуя отца, а я так похож на него. Не хотелось поднимать переполоха.

Остановился у какой‑то местной престарелой волшебницы, немки, живущей в одиночестве. Она сдает комнаты. Мэри Хоффманн. Кажется, старушка немного не в себе. Но зато живет там давно, помнит и Дамблдоров, и мою семью, и тот Хэллоуин… А еще она подтвердила, что Дамблдор повздорил с братом, и про девочку–сквиба тоже. Говорит, судачила вся деревня.

— А Батильда Бэгшот? — вспомнил Рон. — О которой говорила тетушка Мюриэль?

— Она умерла, совсем недавно, — поник головой Гарри. — От старости. Всего несколько месяцев назад. Если бы я догадался поехать туда летом! — Гарри досадливо топнул ногой. — Но что уж теперь? Я потом и ее могилу на кладбище отыскал. И даже в дом тайком залез. Ничего. Пусто. А в старом доме Дамблдоров давно живут другие волшебники…

Рождество встретил там же, с фрау Хоффманн. А через пару дней отправился в Литтл–Хэнглтон. Был в старом доме Риддлов, который когда‑то видел во сне. Был на том кладбище, где, — он опять на секунду умолк, — где погиб Седрик. И на могиле отца Волдеморта. Ходил к старому дому Гонтов — он совсем уже превратился в развалины… И вновь ничего! — раздосадовано закончил Гарри. — Я всё время искал, но ничего не нашел!

— Ты хочешь сказать, — Рон выглядел совершенно разочарованным, — что все эти поиски НИЧЕГО не дали?

— Не совсем, — всё же улыбнулся Гарри. — Появилась идея. Но ты прав — те места, на которые я наиболее рассчитывал, ничего не раскрыли и ни в чем не помогли.

— Идея? — нетерпеливо перебила Гермиона.

— Да, — Гарри выдержал полную значения паузу. — Кажется, я знаю, где находится один из Хоркруксов.

— ЧТО?!

— Где?!

— Он… здесь, в школе.

* * *

— Дамблдор говорил, что Волдеморт прячет Хоркруксы в тех местах, которые имеют в его жизни какое‑то значение. Школа дала ему всё. Но еще больше… Еще больше дал ему его род, точнее, принадлежность к роду Салазара Слизерина. Знание того, кто он есть. И та власть, которую дала ему данная принадлежность.

— Я не понимаю, — сказал Рон. — Это ты к чему?

— Школа и род Слизерина? — переспросила Гермиона. — Ты говоришь о Тайной Комнате?

Гарри кивнул.

— Но дневник, — начал было Рон.

— А почему, собственно, мы привязали Дневник Риддла к Тайной Комнате? — поднял брови Гарри. — Я тоже сразу отмел эту идею, опираясь на то, что пара Комната–Дневник найдена и уничтожена. Но Дневник был у Малфоя… А в Тайной Комнате, таком историческом для Волдеморта месте…

— Медальон Слизерина! — прозрел Рон.

— Сомнительно, — покачал головой Гарри. — Медальон был в пещере. Р. А.Б. вряд ли перепрятал бы его в Тайной Комнате. Но я уверен, что там другой Хоркрукс. Именно там!

— Гарри, — покачала головой Гермиона.

Ей стало жутко. Его доводы казались слишком убедительными. Еще не хватало найти чашу Пуффендуй, а там может быть только она — ведь Нагайна в поместье Малфоев, бывшая диадема Когтевран на ее шее, а медальон Слизерина никто бы не смог перепрятать в школе за последние несколько месяцев. Надо уточнить, может ли чаша быть там. А пока задержать поиски Гарри.

— Ты хочешь спуститься туда? — с горящими глазами спросил Рон.

— Да. Завтра ночью.

Гермиона вздрогнула.

— Гарри, я не уверена…

— Я должен убить Волдеморта, — отрезал парень. — Найти и уничтожить части его души. И я найду их. Вы со мной?

— Да… Но почему именно завтра?!

— А сколько еще ждать?! Пока Волдеморт не пришлет кого‑то забрать Хоркрукс?!

— Может, нужно сказать МакГонагалл? — предложил Рон. — Снарядить экспедицию. Там могут быть ловушки!

— Дамблдор поручил это дело мне, — упрямо заявил Гарри. — И ловушек там нет. У Хоркрукса была надежная охрана — василиск. Но с ним я разделался раньше. Теперь нам ничто не угрожает. Хотя… Я думал уже над тем, чтобы спустится туда самому.

— Об этом не может быть и речи!

— Я тоже так считаю, — улыбнулся парень.

— Гарри… Но завтра… Накануне начала учебы… Может, дождаться хотя бы выходных?

— А Волдеморта пойдем убивать во время очередной вылазки в Хогсмид?! Нет, Гермиона, мы не дети! Это война и мы не можем сражаться в перерывах между зельями и травологией!

— Хорошо, — сдалась девушка, — пойдем завтра ночью… А что сейчас?

— Мне нужно в библиотеку. Кое‑что проверить. Лучше я пойду один — не думаю, что задержусь надолго. А вы выспитесь хорошенько, завтра трудный и очень важный день.

— Столько лет Хоркрукс был под носом Дамблдора, — пораженно пробормотал Рон.

— Мог быть, — поправила Гермиона.

— Мы найдем его, где бы он ни был. Но я уверен, что он тут, — торжественно сказал Гарри. — Совсем близко.

* * *

Гермиона не находила себе места. Сославшись на желание отдохнуть, она рано ушла в спальню девочек. Парвати всё еще пропадала в гостиной, и в одиночестве девушка смогла подумать. Ни к чему утешительному раздумья ее не привели.

Доводы Гарри были логичны. Слишком логичны. Это могло быть правдой. Это было чертовски похоже на правду. Но она не может своими руками помогать ему искать Хоркруксы! Но и выдавать себя не может, тем более зря… Если бы только знать, в Тайной ли Комнате чаша Пуффендуй!

Послать письмо? Глупо, опасно и всё равно бессмысленно — ответ не успеет прийти к сроку. Но что тогда?

Генри, она узнала специально, не было в школе. Не было даже Анжелики Вэйс. Впрочем, никому из них нельзя было рассказывать о Хоркруксах. Но они могли бы помочь ей быстро связаться с Темным Лордом. Могли бы, если были бы на месте! Скоро начало семестра, куда же они запропастились?!

— Моей госпоже нужно этой ночью покинуть территорию Хогвартса и трансгрессировать в имение, — тихо предложила Алира. — Моя госпожа не может раскрыть себя. Это будет катастрофой. Моя госпожа могла бы, например, дождаться, пока все уснут, и глубокой ночью выбраться из школы через тайный ход. Если зайти поглубже в лес — можно будет трансгрессировать.

— Да… Могла бы, — вздохнула Гермиона. — Разорви меня грифон, от Гарри одни проблемы! Я подумаю над этим. Это очень хорошая идея.

Хорошая… Но опасная и рискованная. А что ей остается? Запретный Лес? Сама… Можно было бы выйти за ворота или сесть в лодку в гроте и отплыть по озеру за границы защитной магии, но это слишком заметно. И опасно. Лес поможет сохранить инкогнито. Но опасность только возрастает.

Она подошла к окну и посмотрела на темные очертания деревьев. Их верхушки зловеще раскачивались на ветру.

Скрипнула дверь, и в комнату вошла Парвати. Гермиона демонстративно залезла на кровать и задернула тяжелый полог.

Дождаться, пока все уснут.

Нельзя медлить, нужно действовать. Нет времени думать. Потом может быть слишком поздно. А если она там? Тогда спуститься в Тайную Комнату и забрать чашу до того, как Гарри поведет их на поиски. Сегодня.

О, небо, только бы ее там не было!

Время тянулось очень медленно. Слишком медленно. Гермиона даже задремала, но сама проснулась, осознав, что всё еще рано. Она ждала. Она хотела идти и боялась этого.

«Дочь Волдеморта! Забудь трепет!»

Она чувствовала себя скверно, от страха начало тошнить. Но стрелки часов уверенно и безжалостно сомкнулись на трех. Самое время. Вперед.

«Эх, забрать бы мантию–невидимку Гарри!»

— Удачи, госпожа! — тихо прошипела Алира, и Гермиона, кивнув, выскользнула на залитую лунным светом винтовую лестницу.

Стараясь не дышать, она, сжимая в руках сапожки, пошла вниз, уже здесь кутаясь в теплый черный плащ.

В комнате было пусто. Как часто она подобным образом выбиралась из пустой гостиной? Часто. Но сама — никогда.

Сегодня она сама.

Затаив дыхание, Гермиона пересекла комнату и толкнула портрет Полной Дамы.

— Эй, куда среди ночи? Кто это?! — спросило изображение, но Гермиона, не поднимая низко опущенный капюшон, быстро пошла по холодному каменному полу к лестницам.

По дороге ко второму этажу, где, как она знала, был тайный выход во двор, Гермиона сильно продрогла. Умный человек пошел бы по коридору к «Сладкому Королевству», но она, как назло, не помнила заклинания, отпирающего горб старой колдуньи. Смешно? Гермионе не было смешно, когда, надев на закоченевшие ноги сапоги, она выбралась из тайного хода на заснеженную дворовую дорожку. Впереди виднелись очертания теплиц, а дальше — кроны Запретного Леса.

На улице было тихо и холодно. Спящий замок пугающей громадиной возвышался за спиной, а снег хрустел под ногами очень громко. Гермиона пробиралась к лесу, заметая свои следы волшебной палочкой и стараясь держаться в тени теплиц.

Глупо, как глупо. Но завтра Гарри поведет их в Тайную Комнату. Нет времени рассуждать.

От перенапряжения и волнений начала кружиться голова, Гермиона зачерпнула посиневшими пальцами немного снега и прижала к высохшим губам. Снег превратился в воду, и глоток влаги снял навалившийся дурман. Девушка была уже на опушке. Она остановилась, в нерешительности глядя в кромешную тьму. Возвышающийся позади замок не светился ни одним окном.

Она сосредоточилась и попыталась трансгрессировать — но огромная тяжесть давила на плечи и не выпускала тело с территории школы. А лес смотрел на нее заснеженными стволами, как бы манил и в то же время отталкивал. Но возвращаться было поздно.

«Не так далеко, — шепнула себе Гермиона. — Совсем недалеко…»

И, тяжело и решительно вздохнув, девушка вошла в чащу.

Она двигалась по дорожке — разницы, в сущности, не было, а так идти намного проще. Здесь почти не было снега, но ступать всё равно тяжело — корни, листья и сухие кусты очень мешали, каблуки вонзались в промерзшую землю. То и дело она останавливалась и пыталась трансгрессировать — но давящая тяжесть не пускала, и девушка шла дальше, всё глубже в темную чащу леса.

Она устала, совсем выбилась из сил. Идея Алиры уже виделась опрометчивой и глупой. Гермиона замерзла и, казалось, теряла сознание. Послышался жуткий, леденящий душу волчий вой. Или не волчий?

Она застыла, в очередной раз пытаясь трансгрессировать. Силы, не пускавшие ее, ослабели, но всё еще продолжали держать.

«Еще чуть–чуть, — уверяла себя Гермиона. — Немножко. А обратно через «Сладкое Королевство», ведь, чтобы выбраться из горба старой колдуньи, не нужен пароль. Ну же, еще немного».

Вой повторился. Совсем близко. Девушка собрала все свои силы и сконцентрировалась на трансгрессии. Давящая тяжесть обволакивала, не желала выпускать. Но Гермиона не сдавалась, всё сильнее и сильнее, усерднее и усерднее выбиваясь из ее объятий. И наконец ей это удалось.

Из‑за общей усталости полностью обрисовать пункт назначения не вышло, и Гермиона сбилась, трансгрессировав в темный коридор, и ощутимо стукнулась о стену. Здесь было тепло. Очень тепло, девушка устало повалилась на пол, чувствуя, как жар коридора окутывает всё вокруг. Голова кружилась неимоверно, в глазах всё плыло, ныли живот и ноги, закоченевшие руки сводило судорогой.

— Кадмина?!

— Я сейчас сознание потеряю, а мне уже в Хогвартс возвращаться нужно. Mon Pére здесь? — спросила Гермиона, послушно позволяя Люциусу взять себя на руки.

— Нет. Что случилось?

Девушка застонала.

— Кадмина, я ничего не понимаю.

— А мамá?

— Никого нет.

— Проклятье!

— Где ты была?! Такое впечатление, что ты блуждала по тундре! Ты что, ТРАНСГРЕССИРОВАЛА из Хогвартса?!

— Из Запретного Леса. Это была идея Алиры…

— Но зачем?

— Потому что мне нужно спросить… Это очень важно.

— Никого нет. Пойдем, я напою тебя виски — согреешься.

— О нет, мне надо обратно! Скоро рассвет! Ты можешь вызвать его?

— Сейчас? Нет, прости, не думаю, что это — хорошая идея.

— В таком случае… Люциус, передай mon Pére один вопрос, хорошо?

— Говори.

— Спроси: чаша Пенелопы спрятана в Тайной Комнате? Он поймет. И пусть сообщит мне. Поскорее. Пусть пришлет сову со словом «да» или «нет». Скажи, что Гарри думает так, скажи, что следующей ночью мы втроем идем за ней.

— Я ничего не понимаю, но я передам. Это настолько важно, что ты чуть не убила себя в лесу?!

— Да, черт возьми! Что‑то мне плохо…

— Я думаю, — буркнул Люциус, озадаченно глядя на Гермиону. — Обратно‑то как, опять через лес?!

— Нет, там есть тайный коридор в «Сладкое Королевство», это магазинчик в Хогсмиде — на середине где‑то можно трансгрессировать в тоннель. Я не знала пароль для входа, но выйти можно просто так.

— Я перенесу тебя, только задай направление. У тебя такой вид, будто ты готова скончаться у меня на руках.

— Я готова. Плохо мне что‑то…

— Может, всё же выпьешь?

— Нет, много времени. Точнее, мало. Надо спешить, готов?

— Да, но…

Гермиона сосредоточилась, направляя его, и старший Малфой благополучно перенес ее в темный подвальный лаз. Здесь Люциус осторожно поставил свою спутницу на пол и вынул палочку.

— Люмос! Что за место?

— Тайный ход, нам туда. То есть мне.

Она чувствовала себя ужасно. К горлу подступала тошнота, хотелось упасть и не подниматься больше никогда.

— Я проведу, пойдем. Ты такая бледная.

— Пойдем, — Гермиона пошатнулась.

Да что же это?!

Он взял ее на руки, отдав свою палочку с горящим на кончике огоньком, и понес по коридору. Слабые отблески заклятия выхватывали из темноты очертания его лица. Гермионе было и хорошо и скверно одновременно…

Он просто воспользовался ею? Вошел в доверие? Ну и пусть, не так важно. Когда нужно, он, оказывается, умеет и не язвить, и помогать.

Они добрались до ступеней, Люциус поставил ее на землю и посмотрел в глаза.

— Ты как?

— Отвратно.

— Может… Провести до гостиной? Там еще все спят, никто не увидит.

— Не надо, — усмехнулась Гермиона. — Лучше… поцелуй меня.

— А ты приходишь в себя, Кадмина! — констатировал мужчина, наклоняясь к ней. — Только поцеловать?

Его губы были как глоток живительной влаги. Она с трудом оторвалась от них.

— Только поцеловать, — кивнула ведьма. — Времени нет. Спасибо.

— Жди письмо.

— Да… Конечно.

Она толкнула горб, и Люциус помог выбраться наружу. В закрывающемся тайном проходе блеснуло его освещенное заклятием лицо, и горб сомкнулся. Гермиона выдохнула, прислоняясь к стене.

Сумасшедшая ночь. И совершенно бессмысленная. Но она еще не кончилась, расслабляться рано.

По темным предрассветным коридорам и пустым площадкам Гермиона осторожно поднялась на восьмой этаж. Накинув капюшон на лицо, сказала Полной Даме пароль — и та вынуждена была повиноваться и пропустить ее. В гостиной девушка скинула плащ, разулась и на цыпочках пошла по лестнице.

В спальне было темно. Парвати спала. И Лаванда тоже спала вечным сном в шкатулке на туалетном столике в поместье Малфоев. Гермиона осторожно скинула мантию и залезла в кровать. Проснулась Алира.

— Ну что, моя госпожа?

— Позже расскажу, потом. Всё нормально. Но его не было дома. Он пришлет письмо. Извини, я хочу спать, я очень устала…

— Да, моя госпожа, приятных вам сновидений.

Сновидений не было вообще. Проснулась Гермиона поздно, сказывалось то, что легла на рассвете. Следы ночного путешествия давали о себе знать — ссадины и усталый вид, разорванный плащ, смятый в ногах на кровати.

Пользуясь отсутствием в спальне Парвати, Гермиона приняла душ и спокойно оделась. Немного магии — и она была такой, как всегда. Ничто не выдавало усталости. Девушка бросила взгляд на часы — половина первого, скоро обед.

Последний каникулярный день принес одни только сплошные волнения. В Большом зале, после недолгого объяснения с мальчиками по поводу своего длительного отдыха, Гермиона краем глаза отметила скверный вид профессора МакГонагалл — пожилая женщина казалась еще более постаревшей и очень усталой. Еще бы — проблемы сыпались одна за другой. Теперь вот Лаванда. Да, Минерва МакГонагалл — это не Дамблдор, долго ей так не протянуть.

Но усталость новоиспеченного директора отходила на второй план перед очередной неожиданно возникшей проблемой. Ни вчера вечером, ни сегодня до обеда Джинни так и не возвратилась.

— Чёрт! — Рон был бледен, как полотно. — Чёрт, чёрт, чёрт! Где она может быть?! — парень казался совершенно безумным.

— Не может ли она просто задерживаться?

— ГЕРМИОНА!!! Ты не понимаешь?! Лаванда пропала… Вдруг с Джинни что‑то произошло?!

— Не говори глупости! Зачем Джинни Темному Лорду или Пожирателям Смерти? — подняла брови девушка.

— А Лаванда зачем? — парировал он.

Повисла пауза.

«С Лавандой‑то всё ясно, — сердито думала Гермиона, — а вот где твоя сестра?..»

— Где находится этот лагерь? — Гарри ходил из стороны в сторону по гриффиндорской гостиной, было видно, что он взвинчен до предела. — Ты ничего толком не рассказал!

— Какой‑то зимний… Я не знаю! — вскипел Рон. — Не вникал. Мама разбиралась. Чёрт, надо написать маме.

— Подожди, миссис Уизли сойдет с ума, если узнает…

— ЧТО УЗНАЕТ?!! — взревел Рон. — Что могло случиться с моей сестрой?! Чёрт, чёрт…

— Они выведали, что я встречался с ней! — не выдержал Гарри. — Они узнали и нашли ее! Это я, я во всем виноват!!!

— Гарри, замолчи! — вскинулась Гермиона.

На лице Рона застыл ужас.

— Из‑за меня всё время страдают люди!

— Ты, правда, думаешь, что они могли?..

— Успокойтесь, вы оба! — рассвирепела Гермиона. — Еще даже не начались занятия: она может приехать в любую минуту! Гарри, я не думаю, что Темный Лорд мог…

— А я думаю! Это я виноват.

— Гарри! Еще рано винить себя в чем‑либо.

— Раскрой глаза, Гермиона! Сейчас половина четвертого, она должна была приехать вчера!

— Я… напишу маме, — севшим голосом сказал Рон. — Гарри… что нам теперь делать?

— Мы ее найдем, — уверенно ответил парень. — Мы пойдем прямо к Волдеморту и найдем ее! Она точно там!

— Глупость! — разозлилась Гермиона. — Вовсе не точно! И куда ты собираешься идти?! Ты что, знаешь, где он?!

— Найдем…

— Гарри, опомнись, еще даже не вышло время! А если, не дай Мерлин, всё так, как ты говоришь, — что можем мы против Темного Лорда, пока у него есть целые Хоркруксы?!

— Раньше они у него тоже были, и тем не менее я всё время побеждал его!

— Гарри, один раз ты уже обжегся с Сириусом, — ледяным тоном прервала девушка, поднимаясь. — Прости, что напоминаю, но у меня возникает ощущение deja vu! Ты так и не научился дуть на воду.

— Нам надо действовать! Пойдем в Тайную Комнату прямо сейчас!

— Зачем?! Это глупо!

— Мы же не можем просто так сидеть, когда…

— О, Джинни! Привет!

Последние слова сказал за их спинами Симус Финиган, и все трое резко развернулись на этот звук. У входа в гостиную стояла живая и здоровая Джинни Уизли в дорожном плаще, а навстречу ей с улыбкой шел Симус. Джинни жизнерадостно улыбнулась в ответ.

Трое друзей, не сговариваясь, сорвались с мест и через миг окружили сестру Рона. Гарри так и вовсе в порыве чувств обнял ее.

Но внезапно Джинни гневно освободилась, отступив от него.

— Что? — не понял парень. — Я так рад, что с тобой всё в порядке! Мы уже думали…

— «Что?»?! — перебила его Джинни. — Ты спрашиваешь: «что?»?! Всё это время ты заставлял меня страдать, ты бросил меня во имя своих нелепых предубеждений и сейчас считаешь, что вправе вешаться мне на шею и обиженно спрашивать: «что?»?! Я не хочу, чтобы ты даже подходил ко мне, слышишь?! Эти конфеты на Рождество были очень вкусными. Собаке Таре понравилось. Очень оригинально было, Гарри, и романтично. Это стало последней каплей, поверь! Теперь я совсем другая. Даже не приближайся ко мне, ясно?! Твои защита и доблесть мне не нужны!

И рыжеволосая ведьма, круто развернувшись, пошла по винтовой лестнице наверх.

Гарри стоял, как громом пораженный. Все в гостиной затихли, наблюдая за внезапно развернувшейся сценой, и теперь постепенно вновь начинали говорить полушепотом. Симус пожал плечами и пошел к креслу, в котором сидел до появления младшей Уизли. Гарри всё еще не шевелился.

— Чё эт с ней? — ошарашенно спросил Рон.

— Я не… Я просто… — начал Гарри и умолк. Гермионе даже показалось, что он готов заплакать. — Может, это и к лучшему! — внезапно сказал парень. — Ей легче будет.

— Ты дурак или прикидываешься?! — не выдержала Гермиона. — Легче ей уже не будет! Ты ведешь себя омерзительно, Гарри! Я пойду… попробую поговорить с Джинни.

И под пристальными взглядами всех присутствующих девушка направилась к винтовой лестнице и поднялась в спальню шестикурсниц.

Здесь не было никого, кроме самой Джинни, стоявшей у окна спиной к двери. Она увидела в стекле силуэт Гермионы и скривилась.

— Прибежала, да? — резко спросила рыжая ведьма, не поворачиваясь. — И что ты мне скажешь?! Будешь учить? Как нельзя говорить с героями, да, Гермиона?!

Что‑то изменилось в ее голосе, что‑то было неуловимо другим.

— Я любила его, понимаешь?! — глухо сказала она. — А сама, по сути, никогда не была ему нужна! Ему нужен только он сам да Темный Лорд. А окружающий мир — по боку. Всё за идею! Навязчивую, безумную идею! Надоело! — сквозь стиснутые зубы говорила она. — Не буду терпеть! И молчать не буду! — Джинни резко развернулась. У нее фанатично горели глаза, а обычно уложенная грива рыжих волос беспорядочно растрепалась. — Я не могу так, понимаешь?!

— Понимаю… Действительно, понимаю.

— Нет! — неистово выкрикнула Джинни, распаляясь всё больше. — Тебе не понять, — с тихой яростью продолжала девушка. — Никогда не понять, на что способна обиженная женщина! Я ненавижу его, слышишь?! Ненавижу!!! Он мне жизнь сломал, понимаешь?! Я из‑за него сделала то, на что никогда не решилась бы. Предала себя, всех предала! И даже не жалею! Понимаешь, Гермиона?! НЕ ЖАЛЕЮ! Нет, тебе не понять… Я теперь хочу только мстить. Причинить ему боль. Я долго думала над тем, как причинить ему боль, Гермиона! Ударить как можно больнее, так, как он меня! И я придумала, слышишь?! — на глаза девушки навернулись слезы. — Придумала! Я и Лика, мы вместе! Тебе не понять! Никогда меня не понять! Но я не жалею…

— О чем ты?!

— О чем я?! Ха! Ты не знаешь! Никто не знает! Но я не хочу ждать. Я хочу рассказать, показать ему. Чтобы поскорее ударить его в его больное место! Ради этого я совершила предательство, Гермиона, пусть тебе никогда и не понять меня. Я хочу, чтобы он знал. Все знали, в чем он виноват! Чтобы его жизнь стала адом! Потому что из‑за него я это сделала, слышишь?! — Джинни лихорадочно сдернула с себя мантию и отшвырнула прямо в карликового пушиста Арнольда, который с испуганным писком заметался под складками черной ткани. Таким же резким движением девушка стащила через голову свитер. — Только из‑за него, Гермиона! Только из‑за него! Пусть он знает, и ты знаешь, пусть знают все! Я сделала то самое страшное, что мог заметить именно он! А он и не заметил бы ничего иного. Но я нашла и сделала то, что ранит именно его! Оружие против Гарри Поттера! Я стала Пожирательницей Смерти!

Гермиона застывшим взглядом смотрела на черную татуировку на левом предплечье Джинни. Череп и змея. Черная Метка. Грудь девушки нервно вздымалась, она стояла посреди спальни, в белых гольфах, школьной плиссированной юбке и кружевном бюстгальтере, раскрасневшаяся, растрепанная и какая‑то необузданно дикая. Такой Гермиона не видела младшую Уизли никогда.

— И что же ты сделаешь, а, Гермиона? — наблюдая за ее реакцией, с вызовом спросила Джинни. Она почти кричала. — Побежишь рассказывать Гарри? Или, может, МакГонагалл?! Посадишь меня в Азкабан, а?! За любовь и ненависть, за отчаяние, нет?! Или ты попробуешь меня спасти праведными речами?! Не нужно! Я не жалею, слышишь, и я хочу, чтобы ОН ЗНАЛ! Почему ты смеешься, химерова кладка, почему ты смеешься?!

Гермиона ничего не могла с собой поделать. Не могла остановиться, хотя и сжала зубами губы чуть ли не до крови. Джинни выглядела растерянно.

— Это истерика, да? — зло спросила она. — Не думай, что я шучу. Я стала Пожирательницей Смерти!

— Да, Джинни, я вижу, — превозмогая хохот, выдавила Гермиона. — Вижу и понимаю, Джинни… Я тоже.

 

Глава VIII: Вирджиния и Салазар

— Что «тоже»? — не поняла Джинни.

Гермиона не сразу перестала хохотать и всё еще не могла сдержать улыбку. В припадке веселья она повалилась в кресло и теперь полусидела, с трудом переводя дыхание.

— Что «тоже», Гермиона? — тихо спросила Джинни, и с нее как будто слетели и раздражение, и решительность, и истеричное высокомерие.

Гермиона улыбалась теперь только уголками рта и пристально смотрела в глаза девушки, не говоря ни слова.

— Ты не понимаешь… — начала опять Джинни.

— Это ты не понимаешь. — Гермиона уверенным движением подняла руку, расстегнула и скинула назад мантию, освобождая от темной складчатой ткани свое плечо — Черная Метка ярко выделялась на незагорелой, бледной коже. Джинни застыла, впившись взглядом в обугленные очертания змеи. В ее глазах медленно и отчетливо начинал плескаться ужас.

— Как… Как ты могла?! — осипшим голосом спросила девушка, делая шаг назад.

— Что?! — опять расхохоталась Гермиона. — Это ТЫ мне говоришь?!

— Я… Я просто… Хотела наказать Гарри.

— Идеальное решение.

— Да! — с вызовом бросила Джинни, снова на миг распаляясь. — Что для него может быть хуже?!

Тут крыть было нечем.

— Но ты… Как могла ты?! Гермиона, ты! Почему? И… Когда?

— Давно, Джинни, еще летом.

— И Лика тут ни при чем?

— Лика?

— Профессор Вэйс.

— Ну, конечно! — внезапно прозрела Гермиона, всплеснув руками. — Мерлин, я идиотка! Тупая, как горный тролль! — она невольно сорвалась с места и сделала несколько шагов по комнате. — Профессор Вэйс же говорила, что занимается вербовкой сторонников!

— Говорила? Тебе?! Она знала?!

— Думаю, что знала с самого начала. Точно знала с декабря. Я… сделала кое‑что.

— Не понимаю, — Джинни устало опустилась на широкий подоконник. — Как ты смогла? И… почему?

— Как? К Темному Лорду меня привела Нарцисса.

— Нарцисса? — прищурилась и вновь напряглась Джинни. — Не жена ли…

— Да, Нарцисса Малфой, — кивнула Гермиона и посмотрела прямо в глаза девушки. — Она моя тётя.

— ЧТО?!

— Что слышала.

Повисла тяжелая пауза.

— Но… Подожди! — Джинни неистово замотала головой, пытаясь вернуть свой мир в нормальное состояние. — Что за бред?! Каким образом она твоя тётя?!

— Сестра моей матери.

— Погоди… — в глазах младшей Уизли мелькнула какая‑то догадка. — Сириус говорил… Но твои родители…

— Приемные.

— Сестра Нарциссы Малфой — это Андромеда, мать Тонкс?! Но почему, как ты попала?..

— Беллатриса.

— Что?

— Беллатриса. Беллатриса Лестрейндж. Мою мать зовут Беллатриса Лестрейндж, Джинни. Когда ее заключили в Азкабан, Нарцисса отдала меня в семью магглов. Мне было два года.

— Бред, — тихо сказала Джинни. — Этого. Не может. Быть, — раздельно проговорила она и попятилась. — Беллатриса Лестрейндж?! — с усилием повторила девушка. — Т–т-твоя…

Она захлебнулась воздухом и впилась пальцами в оголенные плечи так, что на них проступили красные пятна.

— Нет, — упрямо повторила Джинни. — Этого быть не может. — Она на секунду зажмурилась, а потом впилась взглядом в левое плечо своей подруги. — Гермиона! Какой ужас… Мерлин… Твоя мать — Беллатриса Лестрейндж?! — она снова попятилась, бросив быстрый взгляд на плотно закрытую дверь, и подхватила со стула шейный платок, которым машинально обмотала левую руку. — Как… Когда ты узнала?

Казалось, одна только Черная Метка не давала Джинни расхохотаться в ответ на заявление своей подруги. Да и та была не слишком твердым доказательством этой ужасной правды.

— Когда?

— Летом, — весело ответила Гермиона, наблюдая за ее беспорядочными маневрами.

— Но… почему?!

— Mon Papá захотел меня увидеть.

— Но ведь Родольфус Лестрейндж в Азкабане!

— Да, — кивнула Гермиона. Ей было ужасно весело.

— Ты можешь объяснить нормально? — устало спросила Джинни. — Я не понимаю.

— Ты не поверишь, — хихикнула Гермиона.

— Теперь? Теперь я поверю даже в то, что ты наследница Слизерина, и именно ты, а не я, открыла Тайную Комнату!

Гермиона усмехнулась.

— Наследница Слизерина? — тихо спросила она. Говорить внезапно стало трудно. Она впервые раскрывала эту тайну своими устами. — Да, — кивнула девушка, — наследница, Джинни. Именно так. Дочь Волдеморта.

* * *

— Ты надо мной издеваешься! Ты хочешь… Что‑то выведать у меня!

— Да, а Черную Метку я поставила себе сама!

— А хоть бы и так! — вскинулась младшая Уизли, и белый платок соскользнул с ее руки на пол. — Могла незаметно наколдовать, чтобы выспросить у меня…

— Ты льстишь моей сдержанности и реакции, — перебила Гермиона. — Что выспросить? Я, поверь, знаю больше тебя.

— Ты не можешь быть дочерью Темного Лорда!

— Почему?

— Потому что. У него нет детей.

— Это ты в «Истории Хогвартса» прочитала? — ехидно спросила Гермиона.

— Откуда у него могут быть дети?

— Тебе действительно нужно объяснять, откуда берутся дети? — прищурилась Гермиона. — Моё уважение к авторитету миссис Уизли покачнулось! Неужели она не рассказывала…

— Не может такого быть! — не обращая внимания на сарказм, замотала головой рыжеволосая ведьма. — ТЫ не можешь быть его дочерью!

— О, я тоже так думала, — кивнула Гермиона. — Сначала.

— Но Гермиона, — голос Джинни звучал умоляюще, — этого… Это…

— Это так.

— Я, конечно, замечала, что ты изменилась… Но ТАКОЕ! Это сон.

— Возможно — мой, — пошутила старшая гриффиндорка. — Позвольте представиться: Кадмина Беллатриса Гонт–Блэк, потомок рода великого Салазара Слизерина, — Гермиона картинно поклонилась.

— Ничего себе, — младшая Уизли потерянно опустила взгляд. — Слушай, но ты уверена… Да нет же, это…

— Абсолютно уверена, Джиневра!

— Ой, не называй меня так, — внезапно скривилась Джинни. — У мамы были явно не лучшие дни, когда она давала мне это имя! Пусть бы лучше была Вирджиния.

— Вирджиния — так Вирджиния, — легко согласилась Гермиона. — Всё для тебя. Только Гарри о нас говорить пока не стоит. Сначала школу окончим, осталось ведь немного.

— Да понимаю я… И не должна была такое устраивать, — она опустилась на стул и запустила пальцы в волосы, не сводя глаз с пушистого красного ковра. — Думала, смогу сдержаться, но когда он кинулся мне на шею… Подумала, что плевать, во мне словно нунда прошелся — ничего не осталось. Ну и… — она махнула рукой и подняла взгляд. Страха в нем больше не было, только усталость и горечь. — Это больше не повторится. Обещаю тебе. Не думала я, что всё окончится так…

* * *

— Ну, и что с ней? — нервно спросил Гарри, когда Гермиона наконец возвратилась из девичьих спален. Они с Роном сидели в уголке и явно что‑то обсуждали. Теперь оба беспомощно воззрились на вернувшуюся подругу.

— Ничего, — холодно ответила та. — Просто она любила Гарри, а он обращался с ней, будто ее нет.

— Я тоже люблю ее! — возмутился парень. — Так будет лучше… Ты же понимаешь…

— Не понимаю.

— Ты сказала «любила»? — вдруг глухо отметил он.

— Сказала. Сейчас в ней больше ненависти. Ты сам виноват. Дай ей остыть, Гарри. Сейчас лучше вообще не трогай — можешь узнать много нового и… неприятного. Гарри, — повысила голос Гермиона, — посмотри мне в глаза. Пока с Джинни говорить не нужно.

— Да я и не буду! — буркнул он. — Тем более сегодня у нас есть дело.

— Дело?

— Конечно! Забыла? Мы этой ночью возвращаемся в Тайную Комнату.

* * *

Это совершенно не входило в планы Гермионы. Ответа от Темного Лорда всё не было — и она просто боялась спускаться в тайный ход, точнее, боялась найти в нем то, что так жаждал уничтожить Гарри. Но мальчики ничего не хотели слушать, не помогло даже предложение всю ночь сидеть в библиотеке и искать защитные заклинания.

— Этот Хоркрукс охранялся василиском, — стоял на своем Гарри. — Что может быть надежнее?

— Надежнее может быть еще десяток проклятий в придачу!

— Не глупи — зачем? Посуди сама: даже просто Тайная Комната была бы достаточной охраной, а уж с гигантской змеей…

— Может, всё же в выходные?

— Гермиона! Ты трусишь?!

— Опасаюсь.

— Я могу пойти один!

— Не можешь, — отрезала девушка, раздраженно вставая. — Потому что мы пойдем все вместе.

На ужин они не спускались — повторяли в опустевшей гостиной элементарные защитные заклинания. Джинни гордо прошла мимо Гарри и отправилась в Большой зал. Даже ей Гермиона не могла сказать о ночном походе — ведь она не знала о Хоркруксах Темного Лорда, хотя… Она ведь сама рассказала ей то, что было известно Гарри. Но тогда это были лишь предположения, и тогда Гермиона даже подозревать не могла, что выдает тайну одной из будущих сторонниц Темного Лорда. Но если уж выдала… Может, всё же стоило открыться и теперь? Просто не уточнять, что один из Хоркруксов висит на шее собеседницы. Совет, помощь… Но было поздно: времени на такой разговор уже не оставалось, да и от Гарри с Роном не отвязаться.

Когда они переместились из гостиной в пустой класс, она выкроила минуту, чтобы, сославшись на естественную нужду, поймать в коридоре кого‑то из студентов — ей попался Джастин Финч–Флетчли — и уточнить, появились ли на ужине Генри или профессор Вэйс. Но оказалось, что обоих преподавателей еще не было.

— А что? — без особого любопытства спросил Джастин.

— Несколько вопросов по заданию на каникулы, — отрапортовала Гермиона придуманную заранее версию.

— Так на занятиях и спросишь, — удивился пуффендуец. — Семестр только завтра начинается. Сегодня и МакГонагалл, и Синистры, и Эррфолк не было — не возвратились еще. Ты, Гермиона — форменная маньячка. Дай людям отдохнуть!

Несмотря на все неудачи, наследница Темного Лорда не оставляла попыток перенести ночную вылазку на другой день. Но все ее попытки провалились. В половине первого злая, вздрагивающая от каждого шороха и всем сердцем желающая нарваться на Филча Гермиона мрачно склонилась над Картой Мародеров, разложенной Гарри на столе в пустом классе нумерологии, где они затаились после отбоя, продолжая тренироваться.

— Волнуешься? — невольно спросила девушка, поднимая глаза. Гарри был бледен и покрылся испариной, несмотря на прохладу в пустом темном помещении.

— Да… Я уверен, что охраны там больше нет. Но вдруг там нет и Хоркрукса?

Если бы!

— Я и уверен, и… А если его там нет — это просто катастрофа! Никаких вариантов. Ладно, всё это лирика. Пойдемте.

— Гарри…

— Нет, мы пойдем сейчас!

— Но всё же Орден мог бы…

— Нет, черт возьми! Сами и сейчас! Гермиона… если бы я знал тебя чуть хуже — подумал бы, что ты сознательно не хочешь туда спускаться.

«Если бы ты знал меня ЕЩЕ чуть хуже — ты думал бы, что я маггловский президент Франции!» — сердито подумала наследница Темного Лорда.

Троица бесшумно вышла в пустой темный коридор. Под мантией было тесно и душно, и вскоре Гарри стянул ее, запихивая в карман. Он смотрел на Карту — пергамент показывал совершенно свободный путь на третий этаж.

Проклятье! Где же вы — профессора, призраки и смотрители, когда вы так нужны?!

Гермиону даже начало подташнивать от волнения. Липкий страх угнездился где‑то внизу живота, а темнота вокруг то и дело взрывалась сиреневыми разводами. Если там будет чаша — что же тогда?!

Никогда еще темные коридоры волшебной школы не казались многое повидавшей на своем веку девушке такими зловещими. Расчерченный на квадраты света пол, статуи и тени. А еще тишина — никто не выскакивал из‑за углов, никто не ходил по коридорам, никто не караулил их. Трое гриффиндорцев просто шли. Спокойно шли туда, где, вероятно, действительно спрятан один из Хоркруксов Волдеморта.

«Ничего. Ничего — его можно еще и не найти!»

Верилось в это слабо.

В туалете Плаксы Миртлл было темно и пусто, как, казалось, вообще во всем замке. Только пурга за окном подвывала протяжными стонами. Но даже призрака девочки тут не оказалось. Гарри посмотрел по Карте — Миртлл плавала в хогвартском озере. Даже она.

— Нам везёт! — радостно заметил парень, заклинанием заставляя кончик палочки светиться. В тусклом сиянии Гарри уверенно подошел к старым раковинам и поднес огонек к кранам — вот и крохотная, нацарапанная на ржавом металле змейка, которую мальчики показывали Гермионе много лет назад после того, как все жертвы василиска вернулись к жизни. Она отмечает место засекреченного прохода в Тайную Комнату. — Откройся! — громко сказал Гарри на змеином языке.

Гермиона усмехнулась. Она поняла произнесенное слово — Рон же невольно вздрогнул и не то с уважением, не то со страхом посмотрел на друга.

А кран под шипящими словами послушно вспыхнул опаловым светом и начал вращаться. Еще мгновение — и умывальник подался вниз, погрузился куда‑то, пропал с глаз, открыв разверстый зев широкой трубы и приглашая начать спуск в Тайную Комнату.

— Там глубокий каньон, — сообщил Гарри.

— Как выбираться будем? — тихо спросила Гермиона.

Гарри застыл. «Неужели поможет?!» — мелькнула в голове девушки слабая надежда.

— В прошлый раз нас вынес Фоукс, — пробормотал Гарри, заглядывая в черную пустоту. — Дьявол! Нужно было взять метлу… Ждите здесь!

Гарри вытащил мантию, накинул ее и скрылся из виду. Тихо скрипнула дверь.

— Эй, а если нас тут найдут? — возмутился Рон, опасливо заглядывая в глубокий каменный колодец.

Минуты тянулись медленно. Гермиона всё еще чувствовала легкую тошноту. Она с трудом отыскала работающий кран, вода была холодная, с едва заметным привкусом ржавчины. Девушка ополоснула лицо и оперлась ладонями о раковину, устремив взгляд в треснувшее потемневшее зеркало. Дочери Темных Лордов не должны по ночам лазить по подвалам в поисках осколков души своих отцов!

— Ты такая красивая!

Это было так неожиданно, что она даже не нашлась, что ответить. Просто застыла, всем весом наваливаясь на старый умывальник.

Рон подошел к ней сзади и обнял за талию, зарываясь лицом в волосы.

— Я соскучился по тебе, — горячо зашептал он. — Ты так изменилась, стала взрослее, что ли… И выглядишь просто ошеломляюще, причем всегда. Я согласен, что вел себя глупо… Прости. Мне действительно жаль. Ты потрясающая, я очень по тебе скучаю. Давай забудем…

— Оставь. Меня. В покое, — ледяным тоном оборвала Гермиона.

— Что?

— Отпусти меня сейчас же. — Она не шевелилась, чувствуя, как медленно закипает. — Рон.

— Но, Гермиона, я люблю тебя! И ты любишь меня, твои амбиции…

— ЧТО?!

Она дернулась, и Рону пришлось отступить. В неясном лунном свете из грязных высоких окон лицо рыжего парня было трудноразличимо, но глаза всё же поблескивали — гневом и обидой. Гермиона оперлась спиной на раковину и досадливо смотрела на него.

— Никогда. Слышишь? Никогда не прикасайся ко мне!

— Но почему? — глупо спросил Рон.

— Потому что я не хочу!

— Почему?

— Если я скажу, что ты мне противен — ты отцепишься?!

— Я тебе противен?!

— Да, Рон! Омерзителен в роли парня, с которым надо встречаться. Да и парнем‑то назвать сложно… Мальчишка.

— ЧТО?! Ты с головой дружишь, Грэйнджер?! Опупела?! Какой я тебе мальчишка?! Вообще, явно закончишь в старых девах, как МакГонагалл, так никогда ни с кем и не…

Гермиона с отвращением смотрела на него.

— Я — мальчишка?! — не унимался Рон. — Правильно — иди, спи со Слизнортом! Или и он мальчишка?! Знаешь, спроси у Кровавого Барона — или тоже маловат? Не дорос?!

— Что здесь происходит?!

На пороге туалета с метлой в руках нарисовался, сняв мантию–невидимку, Гарри. Он, вытаращив глаза, уставился на своих друзей.

— Ничего тут не происходит, — отозвалась Гермиона. — Принес?

— Ничего, значит?! — взревел Рон. — Эта шизанутая…

— Рон! — свирепо зашипел Гарри. — Еще одно слово — и ты получишь по роже! Не смей оскорблять девушку!

— Вечную девушку, — прошипел Рон, явно затаив обиду. — Принес метлу?!

— Да…

В звенящей от напряжения тишине они вместились на жалобно крякнувшую «Молнию». Причем Гермиона влезла перед Гарри, так, чтобы он разделял ее и Рона. На скрипящей и подрагивающей от перегрузки метле троица медленно полетела в черноту, подсвечивая себе слабыми огоньками волшебных палочек.

Летели невообразимо долго и всё время молчали. В трубе пахло сыростью и с каждым ярдом вглубь становилось всё сложнее дышать. Гермиона позабыла о Роне с его глупыми ухаживаниями и вновь затряслась по поводу цели их путешествия. Если Хоркрукс тут? Так близко. Нужно было плюнуть Рону в лицо и пойти в спальню — может, вдвоем и после такого они никуда не полезли бы. А может, и полезли — еще хуже бы вышло.

Труба наконец‑то кончилась, трое бывших, но еще не знающих об этом, друзей слезли с метлы на влажную, чавкающую землю. Тоннель с человеческий рост, невдалеке виднеется завал с лишь немного разобранным лазом.

— Моя работа! — нарушил тишину Рон.

— Поздравляю, — буркнула Гермиона, и все трое опять замолчали.

Гарри сделал шаг вперед, высоко держа над головой тускло мерцающую палочку.

— Как думаете, тут могут быть еще обвалы?

— Могут, — живо согласилась Гермиона.

— Тогда будем осторожны, — уверенно сказал Гарри и полез в проход. Девушка последовала за ним. Позади, судя по звуку, карабкался Рон.

Стены у тоннеля оказались неприятно влажными, покрытыми склизким налетом водорослей. Воздух отдавал болотом, а сырость была настолько сильна, что затрудняла дыхание. То ли от нервного напряжения, то ли от условий вокруг, но Гермионе становилось всё хуже. А может, это какое‑то хитрое проклятье, поставленное в помощь василиску для охраны чаши?..

— Тут надо довольно долго идти, — поделился опытом Гарри. — Где‑то должны быть ворота.

«Где‑то должно быть всё, что угодно!» — сердито подумала Гермиона; от затхлой сырости в горле образовался ком.

Коридор свернул несколько раз, прежде чем вывести путников к гладкой стене, в которой виднелся достаточно широкий проход. Здесь с запахом болота смешивалось что‑то еще, тошнотворно–приторное, гнилостное и дурманяще–противное.

Они стояли на пороге просторной, тускло освещенной комнаты. Уходящие вверх колонны, овитые каменными змеями, поднимались до теряющегося во мраке потолка. Их тени зловеще падали сквозь странно–зеленоватый сумрак.

Через весь зал было перекинуто нечто гигантское, полуразложившееся, гниющее, и именно оно издавало этот сладковатый запах, от которого, казалось, Гермиона сейчас потеряет сознание.

— Какая гадость! — высказал всеобщие чувства Рон. — Этот змей тут разлагается! Чёрт!

— А ты что думал? — прижимая к носу платок, от которого не становилось легче, спросила Гермиона. — Что его уберут и похоронят на Большом Змеином Кладбище, под Высокой Горой Для Мутантов?

— Смешно.

— Старалась!

— Да ну вас! — обозлился Гарри, неуверенно подходя к зверски воняющей туше. — Надо… искать.

— Может, он заставил змея сожрать Хоркрукс? — спросил Рон. — И мы должны поколупаться в его полусгнившем желудке?

Гермиона почувствовала, как обед предательски подступает к горлу, и метнулась к колоннам, отправив отбивную и салат к праотцам в подземную реку.

— Гермиона, ты как? — встревожился Гарри, подходя к ней.

— Отвратно! — зло бросила девушка, стирая со лба холодный пот. — Ты же не будешь ковыряться в этой туше?!

— Ну, не думаю… Что Хоркрукс задержался бы внутри, скорми его Волдеморт василиску. — Он внимательно огляделся.

Гермиона вытерла со лба пот и осторожно присела на влажные плиты. Зал был большой. Высокий и длинный, в принципе, можно было бросить чашу в воду и наложить чары от поисковых заклятий. Но она с отчаянием и ясностью понимала — Темный Лорд бы так не поступил. Он положил бы чашу в самом центре, в самое сердце этого древнего…

— Змея выползала изо рта статуи! — вдруг просиял Гарри, обрывая ее мысли. — Конечно! — Он посмотрел на огромную, уродливую скульптуру Салазара Слизерина в самом конце помещения. Рот монумента был широко открыт. — Я полечу туда один! — решительно сказал Гарри, садясь на метлу. — Это действительно может быть опасно!

— Будь осторожен! — напутственно сказал Рон.

Гермиона промолчала.

Гарри Поттер привычно оседлал «Молнию» и взмыл под темный потолок подземелья. Гермиона следила взглядом за тем, как он подлетает к распахнутому рту, светит туда палочкой, морщится и неуверенно влетает в отверстие.

Рон и Гермиона молчали. Девушка явственно чувствовала, что остатки обеда еще имеют место быть в ее организме, и еще понимала, что это ненадолго. Разлагающая плоть воняла, голова шла кругом…

Из поглотившего Гарри отверстия послышался нарастающий шум, переходящий в грохот. Гермиона расширившимися глазами посмотрела вверх. А если этот идиот умрет там, и…

Но «идиот» не торопился на тот свет. Изо рта статуи быстро и ловко выпорхнул Гарри, а вслед прогрохотали несколько огромных камней. Они со страшным шумом упали на каменный пол, оставив трещины и рассыпавшись на сотню кусочков. Но Гермиона не смотрела на них, ее взгляд, несмотря на дикий грохот и опасность получить ошметками булыжников в голову, не отрывался от Гарри, который медленно опустился к полу и спрыгнул с метлы. Он выглядел как ребенок, получивший на Рождество самое–самое вожделенное. В правой руке Гарри Поттер победоносно сжимал маленькую золотую чашу с двумя ручками и россыпью рубинов вдоль ободка. Рубины играли в тусклом зеленоватом свете, и Гермиона не могла оторвать от них глаз, а потом почувствовала, как красные блики заполняют всё вокруг, грохот давно замерших камней не стихает, а наоборот нарастает, увлекая ее в мерное гудение и красную, переливчатую пустоту…

* * *

Смутные темные очертания грязного потолка стали четче, Гермиона нехотя моргнула и осторожно обвела взглядом комнату. Треснувший кафель, разбитые умывальники и заброшенные кабинки. Она лежала на полу в туалете Плаксы Миртлл, а Гарри и Рон склонились сверху, причем Гарри осторожно, но усердно брызгал в ее лицо попахивающей ржавчиной водой.

Когда она открыла глаза, лица ребят просветлели.

— Больше так не делай! — сурово велел Гарри, выпрямляясь. — Мы же с ума сойдем!!!

— Прости…

Гермиона с трудом села. Ее взгляд тут же упал на стоящую рядом с Гарри маленькую золотую чашу. Парень заметил это и улыбнулся.

— Чаша Пенелопы Пуффендуй! — сообщил он. — Я знал! Мы на верном пути. Хоркрукс у нас в руках, осталось найти способ его уничтожить.

— Да, — тихо прошептала Гермиона. — Давайте… выбираться отсюда.

* * *

Невзирая на отягчающие обстоятельства, наследница Темного Лорда заснула неожиданно быстро и легко. Ничего не говоря Алире, не заходя к Джинни. Сон окутал ее скоро и очень цепко — с рассветом, в холодное и серое первое утро второго семестра, он совсем не хотел выпускать девушку из своих объятий. Но пришлось.

Вместе с накатившей реальностью вернулась память. И весь ужас того, в чем она вчера участвовала. При воспоминаниях о разлагающемся василиске вернулась даже тошнота.

Первым делом Гермиона осмотрела комнату — но почты от Темного Лорда не было. Поговорить с Алирой мешало присутствие Парвати, начавшей, стоило Гермионе открыть глаза, сетовать на отсутствие так и не вернувшейся с каникул Лаванды.

Пришлось собираться и идти завтракать.

Внизу шестикурсники толпились около доски объявлений, записываясь на уроки трансгрессии, но Джинни среди них не было. Гарри в гостиной тоже не оказалось, как и Рона. В Большом зале последний нашелся завтракающим с Дином Томасом. Гермиона села к младшей Уизли. Ей нужно было выговориться.

— Отвратительно выглядишь! — заметила юная Пожирательница Смерти.

— Бурная ночь. Плохо дело, Вирджиния! — горько усмехнулась Гермиона и понизила голос, наклоняясь к самому уху девушки. — Помнишь, я рассказывала тебе о Хоркруксах Темного Лорда? Так вот, вчера мы отыскали один из них.

— Мы?

— Я, Гарри и Рон.

— Хоркрукс у Гарри?! — вздрогнула молодая девушка и побледнела. — Он ожил?

— Нет, он не активирован. Тем проще будет его уничтожить. Что мне делать?

— Но как это случилось?!

— Давай встретимся после уроков возле озера, там, где большой бук, — предложила наследница Темного Лорда, с отвращением глядя на овсянку. — Я всё расскажу.

— Конечно. Гермиона, а ты не пробовала связаться с…

— Пробовала. Жду ответ.

— Можешь поговорить с Ликой…

— Нет, — Гермиона бросила хмурый взгляд на преподавателя трансфигурации, спокойно завтракающую за столом. — И не говори профессору Вэйс о Хоркруксах, хорошо?

— Хорошо.

— Спасибо. Я даже Генри не говорила.

— Генри?

Они встретились взглядами. Джинни подняла левую бровь.

— Ты с кем‑то встречаешься? Он тоже Пожиратель?

— Пожиратель, — кивнула Гермиона. — Только я с ним не встречаюсь. Профессор Генрих Саузвильт, знаешь такого?

— А МакГонагалл, совершенно случайно, вчера не собирала по маггловским моргам свежие трупы для создания инферналов? — подозрительно прищурилась младшая Уизли.

* * *

— Уважаемые студенты! — громко и как‑то устало сказала вернувшаяся из маггловских моргов МакГонагалл, поднимаясь из‑за преподавательского стола. — Приветствую вас в новом учебном семестре. Конечно, я желаю вам всех благ в обучении и удачи! — она позволила себе улыбнуться. И тут же опечаленно нахмурилась. — Но я вынуждена сообщить вам безрадостную весть, — старая женщина выдержала паузу. А может, ей действительно было сложно говорить это всем. — Одна из наших студенток не сможет вернуться к обучению. К нашему сожалению и ужасу, студентка седьмого курса Гриффиндора Лаванда Браун пропала без вести. Министерство магии делает всё возможное, чтобы ее найти. Мне жаль. — Она опять выдержала паузу, а по залу прокатился шумок. Глаза Парвати наполнялись ужасом. — Особенно сочувствую студентам седьмого курса Гриффиндора. Нам всем будет не хватать Лаванды. Надеюсь, она найдется… живой.

В звенящей тишине Большого зала раздался тихий всхлип и звон бьющегося стекла. Парвати рухнула на стол, заливаясь слезами, и несколько тарелок слетели на каменный пол.

* * *

Урок чар как‑то полуавтоматически отменил сам себя. В залитом ярким зимним солнцем классе заклинаний никто и не думал о занятиях. Здесь даже присутствовали не все. Парвати Патил с нервным срывом была отправлена в больничное крыло, а Невилл и Дин пошли ее провожать. Профессор Флитвик горестно разговаривал с сидящим на его столе Симусом, а Гарри, Рон и Гермиона устроились в дальнем углу класса. Лица у всех троих были серые и напряженные.

— Ничтожество, — наконец выдавил Гарри. — Он заплатит и за это! Клянусь! — Парень ясными, сухими глазами посмотрел на холодное зимнее солнце за окном. — У нас появилась достаточно четкая цель, друзья. Мы должны уничтожить чашу. Приложить все силы и уничтожить ее как можно скорее!

Гермиона молчала, наблюдая, как вдали, за окном, силуэт совы медленно приближается к далекой башне Гриффиндора, скрывается в ней, а потом вновь выпархивает, удаляясь куда‑то далеко за верхушки Запретного Леса.

 

Глава IX: Неожиданный подарок от Люциуса Малфоя

Бессовестно наплевав на нумерологию, Гермиона, лишь только попрощавшись с Роном и Гарри, поспешила в спальню девочек седьмого курса Гриффиндора и действительно нашла на постели охраняемый верной Алирой конверт.

«Кадмина, всё‑таки я полагаю, нам следует встретиться. Как можно скорее, пока ты не совершила ненужных ошибок. Л. В.»

Внутри у Гермионы всё похолодело и оборвалось.

— Моя госпожа взволнована? — прошипела Алира.

— Да. Нет… Не знаю! — Девушка упала на кровать. — Я не успела. Поздно говорить. Чаша у Гарри, а ОН этого не знает. Я… Не смогла.

Она просто сидела и не знала, что сказать и что сделать. Чувствовала себя абсолютно опустошенной. Не способной ни на что.

Стук в дверь заставил Гермиону вздрогнуть и очнуться.

— Да? — удивленно спросила гриффиндорка.

— Простите, Гермиона Грэйнджер зде… Гермиона, тебя срочно просил найти профессор Саузвильт! — сообщила ей раскрасневшаяся и запыхавшаяся третьекурсница Лорри Джонс.

— Зачем? — глупо спросила гриффиндорка и моргнула.

Девочка пожала плечами.

— Иду, — кивнула в ответ Гермиона.

«Вот, вернулся. А ведь на завтраке не был… Но что случилось?! Неужели он хочет устроить мне встречу с Papá? Договоримся идти в лес ночью? Так сразу… Как я скажу ему?.. Что теперь делать?.. И вообще».

Гермиона остановилась и замерла. Вот так вот взять и пойти к Генри? А как же предрождественский поцелуй? Забыть о нем? Взять и забыть?

Сейчас есть куда более важные вещи!

…Генри стоял около своего кабинета опершись спиной на закрытую дверь, и вылетевшая из‑за угла Гермиона застыла, поперхнувшись воздухом, что вызвало приступ небывалого веселья молодого профессора.

— С прошедшими праздниками, Кадмина!

— Почему ты… здесь? — вместо приветствия выпалила она.

— Жду тебя.

— Что‑то случилось?

— Вероятно да, раз… В общем, мне очень хотелось бы с тобой поговорить. Но позже. Что у тебя сейчас за занятия?

— Нумерология. Но я ее уже сама прогуляла.

— А потом?

— Да что случилось?! Ничего важного сегодня, я всё могу пропустить, тем более после объявления о пропаже Лаванды творится такая суматоха…

— Да, об этом мы еще поговорим, — нахмурился он.

Гермиона покраснела и потупилась.

— Но позже. А сейчас, изволь, — Генри оторвался от двери в кабинет и открыл ее, приглашая Гермиону зайти.

— А о чем мы будем говорить сейчас? — проходя внутрь, уточнила девушка. — Я должна спросить у тебя кое‑что важ…

Она застыла на полуслове и, медленно прикрыв глаза, распахнула их вновь. Комната стала уходить из‑под ног, и, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за угол секретера. В кресле около небольшого столика сидел Темный Лорд собственной персоной. Генри остался за дверью и с легким стуком ее затворил.

— Кадмина, ты меня пугаешь, — склонив голову, заметил Волдеморт, когда девушка пришла в себя и опустилась на диван рядом. — Как ты себя чувствуешь? Я имею в виду физически?

— Что? ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?!!

— Твой последний поступок, красочно описанный Люциусом, очень взволновал меня…

— И не зря! — горячо перебила Гермиона. — Потому что уже…

— Девочка моя, не перебивай папу, он к этому ох как не привык, — каким‑то зловещим голосом прервал ее Темный Лорд.

Гермиона поперхнулась и умолкла.

— Вот так, — кивнул Волдеморт. — Разумеется не зря, Кадмина. И вовсе не потому, что твой юный друг весьма метко вычислил месторасположение Хоркрукса и даже, судя по твоему состоянию, не менее ловко это расположение сменил: меня взволновало совсем не это. Я крайне обеспокоен твоей реакцией. Кадмина, ты несешься среди ночи через Запретный Лес, выбиваясь из сил, сбиваешься при трансгрессии, с трудом разговариваешь после всего этого — и ради чего? И это после того, как я велел весьма четко — следовать за Поттером и помогать ему так, как ты бы это делала еще полгода назад.

— Но…

— И даже забывая о тебе — чего я пока делать не собираюсь — своим поведением ты и мне могла бы принести куда больше вреда, нежели пользы.

— Но я думала…

— Это всё понятно.

— П–прости, — полушепотом, дрожащим голосом выдавила совершенно раздавленная девушка.

— «…те».

— Что?

— Ты бы еще сказала «простите», — устало заметил Волдеморт.

— А нужно было?

— Да вот не знаю! Что с тобой, Кадмина, ты сама на себя не похожа?! Не заметил в своих действиях или словах ничего, что могло бы действительно вызвать подобную реакцию. Тем более у тебя. Ты же дрожишь!

— Просто я хотела… Как лучше…

— Прости великодушно, но поощрять ненужное и глупое геройство — путь, выбранный Дамблдором для воспитания Гарри Поттера. Рискну на него не вставать. Поттер нашел чашу? — без перехода спросил Волдеморт.

— Д–да.

— Но он не знает, что с ней делать.

— Да.

— А ты? — хладнокровно продолжал он. — Ты знаешь, как можно уничтожить Хоркрукс, Кадмина?

— Нет, — честно призналась юная гриффиндорка.

— Ну вот и попробуешь узнать. Своими обычными методами.

— Но…

— Кадмина, ты сегодня меня утомляешь. Давай пока считать инцидент исчерпанным.

— Я сильно пошатнулась в твоих глазах? — после паузы опасливо спросила молодая ведьма.

— Не смертельно.

— Можно вопрос?

— Но всё еще можно изменить! Да, вопрос можно!

— Как ты сюда попал? — прищурившись, поинтересовалась Гермиона.

Темный Лорд усмехнулся.

— Какая любознательная девочка. Есть способы. Есть тайные ходы.

— И, надо полагать, воспользовавшись ими же, ты и спрятал когда‑то чашу в Тайной Комнате?

— Надо полагать, — Темный Лорд, в порыве речи вставший с кресла, опустился в него вновь. — Я посчитал — и, следует отметить, весьма верно, — что если охраной одного из осколков моей души будет сам Дамблдор — это, по меньшей мере, выйдет красиво. И весьма надежно. Как‑никак он был великим волшебником… Еще какие‑нибудь вопросы, Кадмина?

— Да как бы… Нет. Разве что…

— Что?

— Джинни, — внезапно вспомнила Гермиона. — Это было…

— Неожиданно?

— Так ты знал?!

— Девочка моя, тебе надо больше отдыхать. Ты меня всё время пугаешь.

— Нет, я имею в виду… Знал, но… И всё равно… В общем…

Гермиона обреченно замолчала.

— Джиневру Уизли посоветовала мне Анжелика. Ее и еще нескольких студентов. Нет, я не скажу, кого. Еще не хватало вам начать ходить группой… Каким образом ты вычислила мисс Уизли? Неужто нарушаешь все писаные и неписаные законы и лазишь в головы ко всем, кто не имеет возможности защититься? — усмехнулся Волдеморт. — Ай–ай–ай! На моей памяти в Хогвартсе только Альбус Дамблдор забавлялся подобным беспределом, ну, и еще Северус иногда. Но мои люди не в счет.

— А я — не твои люди? — хмыкнула Гермиона. — Впрочем, Джинни сказала мне сама. И на правах дочери требую ее за это не наказывать! — живо добавила юная гриффиндорка. — Даже не прошу, а именно требую! Об этом знаю только я, и больше она никому–никому не скажет! У нее была истерика, ее можно понять. И теперь уже всё под контролем!

— Успокойся. Этого следовало ожидать.

— Ты знал, что она сорвется?! — растерялась Гермиона.

— Это было более чем вероятно.

— Но зачем же тогда…

— Я знал ее историю, Кадмина, то, что она, будучи девочкой, встретилась с одной из воплотившихся частиц моей души. Анжелике тоже было это известно. Она сообщила мне, что молодая девушка пребывает сейчас в опасном настроении: обиженная без вины, она скопила в себе очень много горечи и досады. Ее любовь к герою магического мира готова превратиться в ненависть… Я решил, что такая сторонница, как мисс Уизли, мне не помешает: она сильная ведьма, наследница древнего чистокровного рода, и она может стать более чем преданной Пожирательницей Смерти. Если всё сделать правильно. Анжелика полгода работала с ней, это был кропотливый труд. И он увенчался успехом — мисс Уизли решилась стать в ряды моих подданных. Пока — лишь чтобы отомстить. Она еще не готова быть Пожирательницей Смерти, сейчас это блажь, глупость, на которую девочка решилась от отчаяния. И разрешиться это может лишь двумя путями — либо у Джиневры хватит выдержки и терпения подождать со своей местью, на что я всё же рассчитываю, либо она сорвется при первой же встрече с Поттером. Я рассудил, что можно рискнуть.

— Но ведь она выдала бы Вэйс!

— Нет, Кадмина. Если Джиневра сорвется и воплотит свою месть в реальность, она не начнет с разоблачения Анжелики. Джиневра питает к ней самые теплые чувства, она благодарна Анжелике за спасение своего рассудка. Если меня мисс Уизли боится, даже ненавидит, хоть и обманывает себя, то с Анжеликой всё обстоит иначе. Она может разоблачить себя перед Гарри Поттером — с жестоким удовлетворением своей местью. А дальше — либо от растерянности ей позволят скрыться, либо, что более вероятно, заключат под замок на время, которое необходимо, чтобы сориентироваться в ситуации.

— Но за это время она бы отошла, приехали бы родные, члены Ордена, друзья — и Джинни покаялась бы, повинилась, а там и выдала бы Вэйс, пусть не сразу, — упрямо заявила Гермиона. — Ты не видел, с каким ужасом она отреагировала на мою историю! Очевидно же: Джинни решилась на всё это только ради возможности наказать Гарри, она вовсе не жаждет служить тебе. Раскается при первой возможности, захочет всё исправить!

— В случае ее разоблачения, пока все будут приходить в себя, Анжелика постарается помочь мисс Уизли сбежать. А уж коль не выйдет… — Волдеморт развел руками.

— Что? — глупо спросила Гермиона.

— Ты права, совсем немногое нужно, чтобы сейчас Джиневра Уизли раскаялась в своем поступке. А этого допустить нельзя. Магическому миру известно много загадочных несчастий…

Гермиона вздрогнула и опустила глаза в пол.

— Это было бы досадно. Я надеюсь, что так не произойдет. Полагаю, теперь и ты поспособствуешь этому.

— Я… Да, конечно… Я сделаю всё, что смогу.

— Вот и отлично, — кивнул Волдеморт. — Да, и, Кадмина… Ты забыла в поместье своего кота, как бишь его?

— Я не забыла, я оставила, — рассеянно кивнула Гермиона, которая еще не совсем пришла в себя от услышанного. — Глотик очень умный. Слишком умный. А с Генри мы проходили кое‑что об интеллектуальных животных. В общем, это может быть опасно.

— Излишняя осторожность становится твоим пристрастием. Не забывай, что всё хорошо в меру…

* * *

— Всё в порядке?

Вот уже полчаса Гермиона оставалась в одиночестве в кабинете Генри, ожидая, пока тот проведет Волдеморта к им одним известному потайному ходу. Теперь молодой профессор возвратился назад.

— Я… Да, пожалуй, в порядке, — ответила на его вопрос гриффиндорка.

— Как провела Рождество?

Гермиона глупо покраснела и неопределенно повела плечами.

— Накануне ты устроила себе неплохое развлечение!

— Только не нужно меня отчитывать! Борец за добро и справедливость выискался… Она сама нарывалась!

— Да в том‑то и проблема, Кадмина. Ты получила силу, бóльшую, чем привыкла иметь, и бросилась с выпущенными когтями на своих прямых врагов. Я не отрицаю, что в этом сильно виноват сам. Но я никогда не подумал бы, что эффект может оказаться столь… необратимым.

— Брось, ты‑то тут причем?

— А кто напоил тебя силой и пустил в чисто поле?

— Забудь.

— Нет уж, изволь. Жажду исправить ошибки. Отныне мы львиную долю времени на наших занятиях будем уделять самоконтролю.

— Генри…

— Так, в «план урока» прошу носик не совать.

— Я не припадочная! И не неуравновешенная!

— Моя, как выяснилось, вдвойне коллега, Анжелика Вэйс, о тебе отзывалась немного иначе. И очень просила принять меры.

— А она не слишком ли многое себе позволяет?! — подняла бровь Гермиона.

— Она заботится о тебе. А не тупо выполняет порученную ей работу, как, в принципе, могла бы. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

* * *

Жизнь покатилась своим привычно–необычным ходом. Обилие уроков, частые угрозы от преподавателей, в которых всегда фигурировало слово «ЖАБА»; Гарри, беспрестанно говорящий о Хоркруксах; пятничные занятия с Генри, посвященные, в основном, самоконтролю; вечерние разговоры с Алирой. Только Рон стал посмирнее и даже перестал подкатывать в качестве парня, оставаясь другом — это было либо великое просветление рассудка, либо какой‑то хитрый план, чего Гермиона втайне опасалась.

Парвати Патил стала тихой и сдержанной, даже какой‑то скучной. Внезапно оказалось, что кроме верной, но пропавшей Лаванды, у нее и не было, по большому счету, никаких друзей. Временами Гермионе даже становилось ее жаль, но сближаться с девушкой она всё же не намеревалась.

Зато отношения с Джинни стали очень теплыми. Она как‑то незаметно в течение нескольких недель заняла пустующую нишу настоящей лучшей подруги, которой всё‑таки Гермионе очень недоставало. И с ней наследница Темного Лорда могла быть откровенной. Как и сама Джинни, которая, в свою очередь, других конфидентов в стенах школы, кроме профессора трансфигурации, не имела.

С Анжеликой Вэйс Гермиона встречалась только на занятиях, где в их отношениях не было заметно никаких перемен. Гриффиндорка даже не была уверена в том, что они существуют. Наверное, «завербованная» ранее Гермиона не представляла для молодой Пожирательницы Смерти никакого профессионального интереса…

Гарри Поттер, после нескольких дней сомнений и терзаний, принял решение передать чашу Пуффендуй в Орден Феникса. К сожалению Гермионы, мысль была весьма разумной. Взрослые и опытные волшебники могли как более надежно, чем домовые эльфы Хогвартса, охранять Хоркрукс, так и искать действенные пути к его уничтожению. Почему‑то Гарри этим вопросом сильно не увлекся — наверное, он считал избавление от Хоркруксов работой грязной и перепоручал ее всем, кому не лень — в частности, Ордену Феникса и Гермионе. Они же с Роном остались «мозговым центром» и теперь искали пути к новым осколкам души Волдеморта. Гермионе доставляло какое‑то мстительное удовольствие, слушая их рассуждения и гипотезы, теребить на шее небольшой кулон — диадему Кандиды Когтевран.

В расписании семикурсников появился новый обязательный предмет — полугодичный курс окклюменции, которую вел посещающий замок раз в неделю высоченный и очень худой мистер Клодерик Уэллервайс. Он рассказал выпускающимся в большой мир волшебникам обо всех премудростях, связанных с проникновением в сознание, поведал о законах, запретах и табу в этой сфере, предупредил об опасности, исходящей от людей, владеющих легилименцией. А после всего этого будущие выпускники приступили к тренировкам по защите своих мыслей и памяти от постороннего проникновения.

Гриффиндорцы справлялись с переменным успехом. Гарри так и не проявил себя в данной сфере, как, впрочем, и Рон. Грандиозные успехи Гермионы никого не удивили — она всегда и всё делала лучше других.

Преуспели в окклюменции Парвати Патил и Симус Финиган. Последнего, как выяснилось, еще дома хорошо поднатаскал дедушка, а Парвати всегда неплохо давалась магия в сфере психики.

Невиллу и Дину сложная наука поддавалась с куда меньшей легкостью, и они пошли к мистеру Уэллервайсу на послеобеденные дополнительные уроки в четверг после основных занятий утром. Гарри и Рон тоже туда пошли, но бросили через две недели. Гарри решил, что тратит слишком много времени «на ерунду», чего позволить себе не имеет права. Рон же решил не ходить туда еще раньше, чем Гарри, и только искал благовидный предлог.

Гермиона попыталась вразумить своих приятелей, но они только махали на нее руками, справедливо полагая, что достигнуть того уровня, который позволит им побороть, при необходимости, искусство легилименции Темного Лорда, всё равно не получится, «а если так — то к чему?»

Курс истории магии завершился, и профессор Бинс преподавал теперь современное магическое законодательство — но в абсолютно той же манере, из‑за чего некоторые студенты обнаружили изменение предмета только летом, когда нашли в расписании экзаменов две ЖАБА у Бинса вместо одной.

Гермиона и без призрачного профессора разбиралась в магическом законодательстве и сильно сожалела о том, что закончилась увлекательная и всегда интересная для нее история магии. Впрочем, последнее время она стала бессовестно халтурить на этом предмете, и это ее, временами, даже немного пугало.

И всё было бы хорошо в жизни молодой гриффиндорки, если бы не постоянное недомогание и вскоре с ужасом осознанная его причина, которая по своим масштабам стала на первое и самое почетное место в списке Огромных Проблем.

* * *

— Джинни, мне нужно с тобой очень серьезно поговорить.

Они сидели в спальне Гермионы, куда последняя сама зазвала подругу, но теперь упрямо партизанила на кровати.

— Я слушаю! — не выдержала через пару минут младшая Уизли. — Что?

— Это… Ну, в общем, очень личное.

— Ты что, влюбилась? — кокетливо поинтересовалась Джинни.

— Да не то, чтобы… Не в этом суть. Не перебивай! У меня действительно серьезные неприятности. И мне нужна помощь.

— Ты меня пугаешь.

— Я и сама не на шутку испугана! Джинни… Я… В общем, я… Не совсем всё рассказала тебе о своем пребывании в поместье Малфоев.

Джинни всё еще с забавным недоверием относилась к подобным речам. Нет, она, безусловно, поверила. Но всё равно… Всё равно не до конца осознала всё то, что произошло с Гермионой и с ней самой. Но тем не менее сейчас Джиневра Уизли слушала свою подругу внимательно.

— Понимаешь… Я же познакомилась там со… Со многими людьми, — закусила губу Гермиона. — Заново познакомилась с теми, кого уже знала.

— Ты что, влюбилась в Драко Малфоя? — хихикнула Джинни.

— Издеваешься?! — передернуло девушку. — Нет… Но почти. Немного хуже.

— Ты пугаешь меня, — резко прекратила веселиться младшая Уизли.

— Я… — продолжала Гермиона, — если хочешь: влюбилась… в… в…

— Да говори же ты!

— В Люциуса Малфоя, — прошептала наследница Темного Лорда. — Но это всё не важно. Не было важно. Джинни… Я, кажется, жду ребенка.

* * *

— Он же женатый мужчина!

— Джинни!

— Ну ладно, я понимаю, но ТЫ!

— Что «я»?! — внезапно рассердилась несчастная. — Ты знаешь, какой он обаятельный? А когда он…

— Гермиона!!! Об этом кто‑нибудь знает?

— О том, что я беременна, нет. А о том, что… О моем романе с Люциусом знают все, разве что в газетах не написали.

— Подожди, Темный Лорд знает?..

— Да.

— А Нарцисса Малфой?!

— Тоже, — угрюмо сказала Гермиона. — Слушай, праведница, постарайся засунуть свои глаза на место, а то выпадут — будешь как Грюм!

— Но это же… И что теперь делать?!

— А вот это была моя реплика. Мне нужен совет.

— От меня?!

— А от кого?! Может, прикажешь пойти к мадам Помфри?!

— А ты… Эм… На каком месяце? Ты хоть школу успеешь закончить перед?..

— Попридержи гиппогрифов! — вскинулась Гермиона. — Никто не собирается рожать ребенка. Тем более от Люциуса.

— Но как…

— Слушай, подруга, ты меня убиваешь.

— Нет, это ты меня убиваешь! Наповал.

— Угу, скажи еще: как можно лишить жизни ни в чем не повинное дитя?!

— Скажу, — рассердилась Джинни. — Скажу: как? Как ты собираешься с моей, безусловно, профессиональной и квалифицированной помощью от него избавляться?! Нашла специалиста…

— Веди меня к мадам Помфри! — Гермиона покорно протянула вперед руки, будто предлагая собеседнице надеть на них кандалы.

— А ты не думала обеспокоить этой проблемой новоиспеченного папочку? — не смутилась та.

— Никогда в жизни! Еще идеи?

— Ну, я могла бы поговорить с Ликой…

— Нет! От твоей Вэйс вообще одни проблемы. Она меня и так недолюбливает. Наговорила всяких гадостей Генри, так он меня теперь тренирует от неврастении с завидным упорством!

Джинни умолкла и уставилась в окно. Новость об истинной причине пропажи Лаванды Браун она восприняла, вероятно, хуже всех, посвященных в суть дела. И говорить об этом категорически отказывалась.

— Ну, тогда тебе остается только одно, — после паузы сообщила юная Пожирательница Смерти, наконец озабоченно посмотрев на Гермиону. — Ступай к профессору Саузвильту и проси помочь. Больше ничего тебе посоветовать не могу.

* * *

«Легко говорить! — сердито думала Гермиона, самым медленным своим шагом спускаясь в подземелья. — Как я должна сказать такое Генри? Генри».

Страшно даже подумать, чему после ЭТОГО он начнет ее учить…

— Что‑то случилось?

Молодой профессор к счастью или ужасу Гермионы нашелся в кабинете, хотя они и не договаривались о встрече. Теперь он смотрел на нее обеспокоенным взглядом.

— Кадмина?

— Определенно да. Мне нужна твоя помощь.

— Я слушаю.

— Угу.

Гермиона прошла по комнате к заделанному кирпичом окну и оперлась на подоконник, прислонив голову к холодному камню.

— Что случилось?

— Случилось… Оставим прелюдию, — внезапно решилась она. — Я жду ребенка.

* * *

— ЧТО?!

— Ну, дорогой, держи себя в лапках! — неожиданно развеселилась молодая ведьма. — Что ты так волнуешься?

— КАК это могло произойти? — перебил ее мужчина.

— Ты правда хочешь, чтобы я объяснила, откуда…

— Кадмина!

Девушка вздрогнула и отступила на шаг.

— Спокойно. Ты меня пугаешь.

— Тебя кто‑то…

— Нет, что ты, — замотала головой Гермиона. — Всё было весьма добровольно. Генри… Я… Я не хотела бы обсуждать с тобой детали. Ты можешь мне помочь?

— В чем? — ледяным тоном спросил он.

— Ты ведь не думаешь, что я собралась быть матерью?

— Кто знает об этом? — после короткой паузы спросил ее профессор.

— Никто… Джинни Уизли. А так — никто. И, прошу тебя, НИКТО и не должен об этом узнать.

— А… Отец знает?

— Мой?

— Твой, я так понимаю, не знает. Отец ребенка.

— Нет.

— Кто он?

— Генри. ТЫ можешь мне помочь? Просто помочь?

* * *

В темных коридорах Хогвартса всё‑таки очень страшно. Особенно если ты гуляешь по ним в одиночестве. Особенное если у твоей прогулки есть конкретная цель. И особенно если это такая цель.

«Ты сможешь прийти ко мне ночью в пятницу, так, чтобы никто об этом не знал и чтобы с утра тебя не хватились: будто ты просто рано отошла куда‑то? Это возможно?»

Это было возможно. Возможно, только…

Просто выпить какую‑то бурду. И ничего не будет. Не будет проблем… Вот только почему тогда, много–много лет назад, величайший ведомый ей зельевар, пусть и еще очень юный, просто не дал её тёте «какую‑то бурду», чтобы избавиться от нежелательного ребенка?..

Идею убивать уже рожденного младенца Гермиона отмела сразу. И даже не из‑за ужасного опыта Нарциссы. Просто она была еще совсем не готова становиться матерью. Даже немножко. Мысль о том, что это будет расти в ней, вызывала панику.

И — о, как теперь она понимала свою тётушку! К обреченному существу, угнездившемуся внутри, Гермиона не испытывала ничего, даже отдаленно напоминающего жалость. Только тошнотворное отвращение и страх. Зачем оно завелась у нее внутри? Чужое, инородное, тянущее из нее жизненные соки и заставляющее бояться, дрожать; грозящее испортить ее жизнь, если вовремя не вытравить его!

От осознания того, что внутри находится подобное: живое и бездушное, чужеродное, склизкое… Что оно развивается и растет с каждым днем, растет прямо в ней — от этих мыслей бросало в холодный пот, и к горлу неизменно подступала тошнота, а на глаза наворачивались злые слезы. Зачем эта мерзость случилась с ней?! Как можно было позабыть об этой опасности?! И это она — рационалистка и перестраховщица Гермиона Грэйнджер?!

А Люциус?! Почему он не подумал о безопасности, чай не вчера появился на свет?!

Гермиону передергивало от мыслей о своем любовнике так, будто он наградил ее какой‑то постыдной болезнью. Всякую страсть убило это брезгливое отвращение, эта мерзкая тварь, засевшая у нее внутри.

Удастся ли избавиться от нее без последствий? Что придется вынести для этого? Зачем, за что это вообще с ней произошло?!

Гермиона шла по темной лестнице в подземелья, в спальню Генри, где им «точно никто не помешает». Шла и чувствовала, как предательски дрожат руки и подкашиваются колени. На нее накатывали то бессильная ярость, то жалость к себе, то тошнотворное отвращение — и тогда хотелось помыться, вытереться от грязи, будто приставшей к ней изнутри. Казалось, это существо следит за ней. О, оно не хочет умирать. Оно хочет и дальше вить гнездо в ее животе, питаться ею и через девять месяцев, разрывая плоть, выкарабкаться наружу: всё в крови и слизи, мерзкое, маленькое, орущее…

Гермиона остановилась и бешено замотала головой, обхватывая себя руками. На лбу выступил пот. Хотелось бежать и кричать — прочь от этого кошмара.

Скорее, скорее покончить со всем. Как бы ни было это страшно — поскорее избавиться, поскорее забыть…

…Она остановилась возле массивной двери. Раньше Гермиона здесь никогда не бывала. Как это всё будет происходить? Что ждет ее за этой дверью?

Безликое создание у нее внутри будто смеялось.

Гермиону передернуло, и она толкнула дверь.

— Привет.

Генри сидел за столом при свете толстой, заплывшей свечи и переливал пурпурную жидкость из пробирки в небольшой флакон с блекло–красноватой жижей. В полумраке комнаты пахло аптекой. И было жарко. Ужасно жарко.

— Ты очень бледная, Кадмина.

— Имею право, — огрызнулась девушка. — Что… То есть как это будет? — спросила она, отворачиваясь к стене.

— Ты выпьешь зелье и будешь ждать его действия.

— И всё?

— Всё, — хмыкнул профессор, — абсолютно всё.

Больше он ничего не говорил. Через десять минут стакан с мутновато–серой, отдающей красным водой был в ее руке. Гермиона смотрела на жидкость и… Не могла даже пошевелиться.

— Решила стать мамой? — не выдержал Генри.

Девушка вздрогнула и мгновенно выпила всё до дна.

Зелье было кисловато–горьким, противным. Генри протянул ей другой стакан, с водой, и она с благодарностью осушила его.

— Мы так и будем всю ночь ждать действия в тиши…

На мгновение показалось, что ее вырвет прокля́тым зельем в сей же миг, но этого не случилось. На лбу выступил холодный пот, а полутемная комната поплыла перед глазами.

— Тебе лучше прилечь. — Генри провел ее к широкой кровати под тяжелым, золотисто–багровым пологом. Гермиону бросало то в жар, то в холод. Что‑то в ней не хотело сдаваться так просто.

— Ч–ч‑что это?!

— Зелье. Прости. Я старался свести до минимума подобный эффект.

— Я… сейчас… умру, — делая через слово паузу, выдохнула Гермиона.

— Маловероятно.

Девушка упала на подушку, вжимаясь в нее лицом. Такого с ней еще не было никогда. Казалось, внутренности сводит судорогой. Все.

Тварь билась в агонии.

Гермиона сжала в кулак складки простыни, закусив уголок подушки. Из глаз брызнули слезы.

— Оставь меня, — прошептала она с трудом. — Оставь, я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии.

Гермиона всхлипнула, хотя и старалась сдержаться. Но на это не было никаких сил.

Зачем, за что, почему?..

— Глупенькая моя девочка, — тихо пробормотал Генри, положив руку на ее вспотевшую спину. — Потерпи немного, я действительно старался свести на нет всякие неприятные ощущения. Всё будет хорошо.

Гермиона еще раз всхлипнула, вжимаясь в подушку.

— Ты считаешь меня глупой, ник–к-кчемной. Жалкой. Тебе просто даже противно, наверно, на меня смотреть.

— Кадмина, ну что ты такое говоришь?

— Я совсем–совсем никому не нужна! — Она чувствовала, как зелье разъедает ее изнутри. — Никому. Рон сказал, что я никому не нужна. И он прав. О–отец этого ребенка — просто развлекался со мной. И Рон тоже… Я… Совсем…

— Кадмина, перестань!

— Не–не–могу…. Мне плохо, я умираю, кажется. И это совсем не важно — кто я. Гермиона Грэйнджер или Кадмина Гонт–Блэк. У меня совсем никого нет… Я никому не нужна… А… Мерлин… Сделай что‑нибудь, я сейчас сойду с ума!!! Пожалуйста! Прекрати это!!! — она резко села, схватив мужчину за руки. Свеча потухла, и в комнате было абсолютно темно. — Я согласна рожать ребенка, правда! Прекрати это… Прекрати! Сейчас же, а–а-а–а!!!

Ее била истерика. Генри осторожно обнял девушку, но она не успокаивалась, снова и снова моля прервать действие зелья. Понимая, как это глупо…

— Тихо. Глупенькая, глупенькая моя. Всё будет хорошо. Уже совсем скоро. И не говори глупости, ты всем нужна. Ты слушаешь Рональда Уизли? Право же, Кадмина…

Она заливалась слезами, злилась на себя и ничего не могла поделать. А боль начала потихоньку отступать…

* * *

Сложно было понять, сколько прошло времени с тех пор, как она переступила порог этой комнаты. Царила полная темнота. Она лежала во влажной от пота одежде на подушке, спрятав лицо в ставшее уже подсыхать полотенце. Казалось, будто она прошла сотни миль. Безумная ночь. Бесконечная ночь.

Генри лежал рядом, обнимая ее очень крепко — и от этого отступала тупая, ноющая боль в животе. Было очень тихо, только Гермиона иногда слабо всхлипывала, не в силах бороться с собой. Очень сильно болела голова.

— Прости меня, пожалуйста, — прошептала она вдруг, сама даже не успев осознать этого. — За всё, что я устроила здесь. Я… Просто….

— Забудь.

— Генри. Я не хотела, правда. Я глупая. Я совсем не подумала о безопасности, когда… Я не знаю, как буду смотреть тебе в глаза.

Она услышала, как он улыбнулся.

— Не думай об этом.

— Правда. Я наговорила кучу глупостей. И не меньшую кучу совершила. Просто я влюбилась, наверное. А может, и нет. Я не знаю, что на меня нашло.

— Этот человек ведь не знает, кто ты на самом деле?

— Знает, — горько усмехнулась Гермиона и поморщилась. — Я… Это Люциус Малфой.

 

Глава X: Если капля станет морем…

Руки, державшие ее, сомкнулись сильнее и отпустили. Гермиона вжалась лицом в матрац и натянула на голову подушку. Она чувствовала, как Генри сел на кровати.

— Темный Лорд знает?

Молодая женщина запустила одну руку в волосы и подтянула ноги к животу.

— О том, что я жду… ждала ребенка: нет, — она прижала к лицу запястье. От запаха собственных духов накатила тошнота. — Ну, по крайней мере, я… так думаю.

Повисла звенящая тишина. Гермиона слышала только свое дыхание. Неровное, подрагивающее. И чувствовала накатывающую волнами тошноту. Она зажмурилась.

— То есть… О том, что ты переспала с Малфоем, Темный Лорд знает?

Гермиона резко открыла глаза.

— А в чем, собственно, дело? — Превозмогая протестующее тело, она села на постели, опираясь руками о смятые подушки. — Такое впечатление, что тебя возмущает не сам поступок, а именно мой выбор!

В царящем мраке она не видела его лица — только смутные очертания силуэта.

— Да, возмущает! — Генри резко встал с постели.

— О Мерлин! — откинулась на подушки Гермиона. — И чем же?!

— Гормоны — это я могу понять! Но выбрать…

— Да в чем дело?! — от негодования Гермиона даже позабыла о тошноте и других неприятных ощущениях, оставшихся после действия зелья.

— В чем дело?!

— Да! Mon Père, значит, всё устраивает, а ты безмерно против! Или ты ревнуешь, Отелло?!

— Я богатыми мужиками не увлекаюсь, чтобы их ревновать!

Гермиона открыла рот, но так и не нашла что сказать. Вместо этого она довольно резко вновь села на кровати, отчего измученное тело опять пробила острая боль. Девушка только закусила губу. На глаза навернулись непрошеные слезы, и она непроизвольно всхлипнула.

— Кадмина, ну что ты! — он опустился рядом с ней на кровать. — Я…

— Ничего, — помотала головой гриффиндорка. — Просто очень больно. — Она спустила ноги на пол и нашарила в темноте свои туфли. — Я пойду в спальню.

Гермиона встала и оперлась на столбик кровати.

— Ты что?! Какая спальня?

— Генри, когда меня не найдут утром в комнате, будет только хуже.

— Давай я… Проведу.

— Не нужно, — она накинула мантию. — Дойду.

На выходе Гермиона всё же остановилась и оглянулась. Он всё еще сидел и не двигался.

— Генри…

— …да?

— Я… Да нет, ничего, — она слабо улыбнулась. — Спасибо тебе. За всё. И за эту ревность тоже.

* * *

К утру боль ушла, и хотя все выходные девушка провела в кровати, сославшись на недомогание и гам в гостиной, отвлекающий от подготовки к экзаменам, к понедельнику всё наладилось. Жизнь опять улыбалась и ничем больше не пугала в ближайшей перспективе.

О сцене, которую Генри устроил ей ночью, молодая ведьма почему‑то не рассказала ни Джинни, ни даже Алире. Хотя сама долго думала об этом.

Неужели и правда ревнует? Забавно. И тем не менее очевидно. Нет, определенно, это крайне весело!

В течение недели Гермиона очень много думала о своем профессоре. Она всегда симпатизировала ему, с самого их знакомства. И он ей, пожалуй, тоже. Всё же одно дело просто быть верным по приказу, и совсем другое — искреннее расположение. Об этом действительно стоило хорошо поразмыслить…

А вот говорить на данную тему ей совершенно ни с кем не хотелось.

* * *

Тем временем дни шли, не зависимые от внутренних переживаний наследницы Темного Лорда. Близились выпускные экзамены и окончание школы, близилась совсем взрослая и теперь весьма застланная туманом жизнь… А еще Гарри не переставал заниматься тем самым делом, которое было «смыслом его существования».

— Я вот всё думаю: кто из приближенных Волдеморта мог бы знать о Хоркруксах?

Это было днем, в пятницу, за обедом. Гермиона увлеченно жевала отбивную, делая вид, что именно она мешает ей ответить. Гарри продолжал:

— Просто если нет способов вычислить эти места логически, возможно, имеет смысл расспросить того, кто о них знает?

— За вечерним чаепитием? — проглотила очередную порцию пищи Гермиона. — Скажите мне, дорогая Беллатриса, а где давеча Хоркруксы уважаемого милорда вы видели в последний раз?

— Не ёрничай — есть гораздо более действенные методы допросов.

— Мюллер нашелся!

— Кто? — поднял брови Рон.

— Ты — не обращай внимания, — снисходительным тоном посоветовала девушка. — Гарри, ну представь себя допрашивающим Пожирателей Смерти посредством Круциатуса.

— Некоторых — легко! — сквозь зубы выдавил Гарри. — Но я имел в виду Сыворотку Правды. Такой преданный Барти Крауч–младший на моих глазах выболтал всё, о чем у него спросили! И почему ее не применяют на допросах официально?.. Черт, ведь Дамблдор тогда знал о Хоркруксах — если бы он догадался спросить…

— Сомневаюсь, что Темный Лорд за тем же вечерним чаем делится со своими приспешниками местами расположения Хоркруксов, — кисло заметила Гермиона.

— Никогда не говори «Темный Лорд»! — внезапно передернуло Гарри. — Так его только Пожиратели Смерти называют!

Девушка поспешила наполнить рот салатом.

* * *

Черед первых после той–самой–ночи дополнительных занятий с Генри неумолимо пришел вместе с пятницей. Всю неделю она видела профессора только на уроках, где сильно не поговоришь, да за регулярными приемами пищи — на и вовсе внушительном расстоянии.

А сколько всего девушка передумала за прошедшие пять вечеров…

Дорога к кабинету Генриха Саузвильта показалась необычайно короткой. За минувшие дни Гермиона придумала и отмела такое количество вариантов поведения, что просто запуталась в собственных планах. И, помимо всего прочего, подобные переживания сильно мешали в образовательном процессе. Экзамены приближались с неумолимой быстротой…

Поймав себя на мысли о ЖАБА возле самых дверей, Гермиона пришла в крайне веселое расположение духа.

— Она еще жива! — заявила девушка, заходя кабинет с широкой улыбкой.

— Кто?! — как‑то нервно уточнил профессор.

— Гермиона Грэйнджер! — продолжила веселиться гриффиндорка. — Она пробивается из–подо льда и из самых неожиданных мест нападает со своими экзаменами!

— Веселишься? Это хорошо. Как самочувствие?

— Готова к великим свершениям! — призналась девушка. — Осталось определить маршрут.

Она закрыла за собой дверь, подошла и села на стол, за которым восседал ее преподаватель.

— Я смотрю, наброски маршрута уже сделаны?

— Ну, если профессор жаждет свернуть в сторону черномагических познаний с намеченной дорожки…

— А владелец кабриолетика не будет против избранного гаража?

— Кабриолетик — вольная птичка, — холодно заметила Гермиона, перекидывая ногу на ногу, — сам себе хозяин.

— Машинка в коллекции недавно — еще не привыкла и не всё понимает.

— Ты чистокровный волшебник? — прищурилась Гермиона.

— Заботимся о чистоте крови? Дальновидно… Чистокровный. Но внимательный на маггловедении.

Гермиона молчала, изучая его взглядом.

— Прицениваешься?

— Нам стоит начать наш урок, — заметила девушка. — Что‑то пошло не так.

— Прошу.

* * *

В день Святого Валентина разразилось настоящее светопреставление. Прошедший ураган повыворачивал с корнем целую уйму деревьев на территории школы (позже их, под причитания профессора Спраут, собрал в огромную кучу и сжег черствый к судьбе растительности Хагрид). Традиционную вылазку в Хогсмид, в связи с не на шутку разгулявшейся стихией, пришлось перенести на последние выходные февраля. Сам же праздник для Гермионы прошел кошмарно скучно. Казалось, из самых близких к девушке людей удовольствие от бала, устроенного в Большом зале из‑за ненастья, получила только Джинни Уизли. Несколько раз Рон, правда, предпринимал попытки помириться с дочерью Темного Лорда, но они, по понятным причинам, провалились. Гарри же и вовсе даже не спустился в Большой зал, хотя, по большому счету, имел достаточно широкий выбор согласившихся бы стать его парой.

Гермиона тоже достаточно сознательно оградила себя от этого бала. Она вполне могла бы кого‑то подыскать, несколько человек даже сами порывались пригласить ее, ведь в последнее время внешний вид молодой гриффиндорки мало кого мог оставить равнодушным, — но девушка ловко лавировала среди опасных разговоров, так и не оказавшись в щекотливой ситуации поиска поводов для отказа. Чем и осталась довольна.

Во всяком случае, довольна она была сразу, потому что вечер в спальне Гриффиндора прошел уныло и крайне паршиво.

«Ничего, — думала Гермиона, — еще несколько месяцев. Всего несколько месяцев. И всё будет по–другому».

* * *

Перенесенная вылазка в Хогсмид не обещала ничего необыкновенного, когда Гермиона и Джинни выходили из замка и шли в сторону деревни. Гарри уехал с МакГонагалл на собрание Ордена Феникса, Рон же предпочел компанию Симуса и Дина. Хотя честнее будет признаться, что это Гермиона предпочла компанию Джинни. Но Рон признаваться в подобном точно не собирался.

Джинни и Гермиона бродили по заснеженной деревне как‑то совершенно бездарно. Они прошлись по магазинам, пополнив запасы необходимых для школы принадлежностей, купили немного сладостей в известной лавочке, побродили по «Зонко» и магазину парадных мантий — но не получили никакого удовольствия.

— Нужно срочно спасать положение, — заявила Джинни, когда они свернули на очередную улицу деревеньки. — Я думаю, может…

— Uno momento! — Гермиона вытянула шею и внезапно расплылась в улыбке. — Вирджиния, это будет сильно грубо с моей стороны, если я тебя покину? На… некоторое время?

— Достаточно грубо!

— С меня… эм… Домашнее задание.

— Три.

— Договорились.

Гермиона, не отводя взгляда от дверей кафе, в котором скрылась знакомая фигура, помахала Джинни и заспешила к обледеневшему крылечку.

— Это будут самые сложные и длинные задания! — крикнула ей вслед младшая Уизли.

В помещении было тепло и немного дымно. Она огляделась, расстегивая плащ, и прошла к одному из столиков. За ним с газетой и парой книг сидел только что отложивший меню Генри.

— Не занято?

Он поднял глаза и улыбнулся.

— Разведка работает неплохо. — Мужчина встал и учтиво отодвинул для нее стул. — Какими судьбами?

— Ты мне не рад? — надула губки Гермиона.

— Ну что ты. Что будешь заказывать? Я угощаю.

Гермиона склонила голову и проследила взглядом Падму и Парвати Патил, зашедших пару секунд назад и устраивающихся за столиком с Мэнди Броклхерст и Лайзой Турпин.

— Может быть, если ты уже так щедр и мил, пригласишь меня в иное место?

Он повернул голову по направлению ее взгляда.

— С удовольствием. Парной трансгрессии учить тебя не нужно?

Гермиона молча протянула ему руку.

— Великолепно. Но для данной прогулки придется скинуть мантии. Я надеюсь, ты не будешь возражать?

— А ты не слишком ли спешишь?!

— Вообще‑то я хотел отвести тебя в маггловский ресторан. А что ты, прости за нескромность, подумала?

* * *

Там, куда они вошли через полчаса, было очень уютно и красиво. Небольшой ресторанчик в каком‑то городе — в каком именно, она так и не поняла за время, пока из чистенькой подворотни они шли к входу в «Сизый клевер». Играла не очень громкая музыка, официанты улыбались и кланялись, а столы покрывали белые скатерти с нетронутыми приборами.

К своему тайному стыду, в настоящих ресторанах Гермиона бывала от силы раз пятнадцать. Во время каникул с приемными родителями, да на один из Новых годов, который ей посчастливилось праздновать дома. Ну и во время летнего отдыха во Франции… Просто в маггловском мире она находилась очень и очень редко, а в Хогсмиде не было знакомых ей заведений, которые можно было бы окрестить красивым словом «ресторан».

Тем не менее девушка старалась не показывать никакого восторга и всё принимать как должное. Хотя было приятно. Шикарные шумные пиры с золотой посудой в Большом зале — одно, а уютные изящные дорогие рестораны — совсем иное.

— Потанцуем? — предложил ее профессор, когда официант удалился, приняв заказ.

— С удовольствием.

Медленный танец, царящий, несмотря на дневное время суток, полумрак и очень красивая музыка настроили Гермиону на романтический лад.

Они говорили о какой‑то ерунде, которая прошла мимо сознания молодой девушки. Она просто бездумно получала удовольствие от общения с Генри. И была счастлива.

…Они танцевали вновь. Медленный, долгий танец. Так близко… Как они начали целоваться? Впоследствии Гермиона не могла вспомнить, кто был инициатором. Всё было как‑то естественно и синхронно. И долго… Так же долго, как и игравшая медленная мелодия.

Гермиона еще ни с кем так не целовалась. Она вообще делала это, по большому счету, совсем не часто. В период, когда недолго встречалась с Виктором Крамом — была еще совсем ребенком, с Роном в прошлом году — об этом даже думать не хотелось, а Люциус — это были не поцелуи. Это была игра — секс во время игры выходил естественный, а вот поцелуи не получались совсем. Скорее, борьба, борьба за первенство и главенство — даже в этом. А Генри… Тогда, перед Рождеством, опьяненная силой пентаграммы–портала она не почувствовала такого… Этой… Нежности? Может быть. Нежности ей очень не хватало. Не хватало давно, еще той, забытой, размытой и нечеткой сейчас Гермионе Грэйнджер. А Кадмина Гонт–Блэк почти сразу надела маску. Она чувствовала в ней и в своем новом мире привязанность, откровенность, заботу — но не нежность.

И это новое ощущение вскружило голову сильнее любых черномагических пентаграмм.

Она не хотела отпускать его, хотя песня кончилась, сменилась другой, и затем вновь… Казалось, время погибло. Они как‑то плавно вернулись за столик, всё еще безраздельно владея друг другом. Гермиона просто растворялась в этом новом ощущении.

У Генри очень глубокие, зеленые глаза. Она как будто тонула в них.

— Ты заколдовал меня? — прошептала девушка почти неслышно.

— Это ты меня околдовала. Стыдно признаваться… И страшно подумать.

— Генри… Кажется я… Люблю тебя.

Слова вырвались сами. Даже не вырвались — вытекли, вылетели, освободились. Он не отвечал, глядя ей в глаза. И улыбаясь.

Конечно, они не выпали из времени в этом уютном маггловском ресторанчике — оно утекало с быстротой горного потока, унося минуты и часы вдаль; пришлось возвращаться в замок. Хогвартс. Школа.

Школа… Такое забавное слово. Такое простое и детское. Как в прошлой жизни.

События в ресторане настроили Гермиону философски. Даже вызвали какую‑то ностальгию о прошлом. Таком недавнем прошлом, которое безвозвратно утеряно.

Она думала об этом, поднимаясь по каменным ступенькам сумрачных замковых переходов. Стемнело. Зимой вообще темнело рано, а она к тому же задержалась «в Хогсмиде». От Филча ее «спас» Генри, «случайно» встретившийся на ступенях, когда она входила в замок, и угомонивший смотрителя. А что сказать Рону и Гарри? Не важно. Совсем не важно…

— Гермиона! — рассерженный голос выхватил ее из плавного вихря мыслей аккурат около поворота в коридор, оканчивающийся портретом Полной Дамы.

Джинни резко встала с постамента одной из статуй, с колен девушки слетел листаемый до того журнал, и не сильно одетая колдунья, украшавшая обложку, недовольно оправила свои волосы.

— Я сейчас тебя убью, честное слово!

— А, Джинни…. Что‑то случилось?

— Случится! Сейчас. Сейчас… Гермиона! Я из‑за тебя полдня — субботнего дня, обрати внимание, — просидела в углу, шифруясь от окружающих!

— Зачем? — моргнула молодая ведьма.

— Зачем?! Тебя прикрывала! Пришлось плести Рону всякий бред про «Гермиона ждет там‑то», благо, Гарри вернулся, когда я уже «ушла»… Ты задержалась на три часа!!! Садись, — уже спокойнее девушка указала на мраморный постамент у ног статуи. — И рассказывай, что там у тебя было с Саузвильтом.

— Ничего не было! — стушевалась Гермиона. — Так…

— Ах, «так»? — подняла бровь Джинни, картинно махнув рукой. — Смотри, чтобы опять дети не получились!

— Джинни! Ничего такого не было!!! Мы так… Немного… Целовались…

— Ба! — Джинни опустилась на черный мрамор. — С профессором Саузвильтом? Ты должна мне всё подробно рассказать!

— Вирджиния, тебе что, наглядных картинок не хватает? — Гермиона подняла журнал с кокетливо теребящей бретельки от белья колдуньей. — Не хочу ничего рассказывать!

— Ага.

— «И тут мы скажем “ага”», — вспомнила Гермиона. — Ну что ты на меня так смотришь? Пошли в гостиную.

— Пошли–пошли, — недоверчиво пробормотала Джинни. — Ты у меня теперь точно тремя домашними заданиями не отделаешься…

Но ее сладостным планам о повышении собственной успеваемости путем листания журналов не суждено было осуществиться. Потому что в гостиной их поджидал сюрприз. И какой!

— Джинни! Гермиона! — Гарри подскочил к ним, как только портрет Полной Дамы встал на место. — Наконец‑то! Гермиона, мы можем поговорить?

— Оригинально, — громко отметила Джинни.

— Прости, это касается Ордена, — потупился мальчик, который выжил.

— Ну, конечно! Какие проблемы? — сарказм в голосе девушки бил через края. — Пойду, найду свою погремушку и накормлю мишку ужином! — и она застучала каблуками по лестнице в девичьи спальни с такой силой, что оставалось только гадать, как камень не пошел трещинами.

— Что случилось? — провожая Джинни взглядом, спросила Гермиона недовольным тоном. — Ты нашел подробный план расположения Хоркруксов, нарисованный Волдемортом в часы меланхолии?

— Не время острить, Гермиона! — счастливо улыбнулся Гарри. — Чаша уничтожена!

* * *

— Что? Как? — рука инстинктивно метнулась к кулону на шее и сжала его.

— Пошли, я всё тебе расскажу.

Нельзя было не отдать должное Ордену Феникса. Чистая, быстрая и точная работа. Вот вновь — очередная ошибка Дамблдора. Секретность? Зачем?

И какая это ошибка?

Действительно ли опасение за жизнь орденовцев, желание оградить их от таящейся в Хоркруксах опасности; боязнь утечки информации к Волдеморту? Или Темный Лорд прав — и Дамблдор виртуозно строил свою шахматную партию, не желая давать кому‑либо еще верховодить фигурами, да и опасаясь приблизить эндшпиль?

Неважно. Суть в том, что сам Дамблдор действовал медленно и с потерями для себя (в итоге — колоссальными). Целая же группа свежих голов — сильных и умных волшебников, справилась с поставленной задачей в кратчайшие сроки. Достойно восхищения.

Это с самого начала было опасно и всего лишь пришло к логическому концу. Раньше ли, позже ли — не так уж важно. Тем более больше ни один Хоркрукс Темного Лорда в руки Гарри Поттера не попадет.

Наверное, Гермиона всё же была ужасной эгоисткой, потому что даже прогремевшая громом среди ясного неба новость не смогла омрачить ее поистине прекрасного настроения.

Осознание случившегося пришло утром. И на некоторое время просто парализовало Гермиону в постели. Все силы покинули тело.

Чаша Пуффендуй уничтожена. Медальон Слизерина, Нагайна, кулон на ее шее — вот и всё, что осталось на страже жизни ее отца. Отца, который даже еще не знает о том, что в отряде его надежной охраны пал один воин, находившийся доселе в плену.

Гермиона прибежала к Генри еще до обеда. Она помчалась в его кабинет сразу, как только нашла в себе силы подняться с постели и принять решение. Теперь она ждала.

Слова написанной наскоро записки беспрестанно крутились в голове гриффиндорки. Каково это — таким образом узнать столь страшную новость? Что теперь будет делать Темный Лорд? И что делать ей?

Генри ушел на несколько часов, и Гермионе пришлось пойти в Большой зал на обед, а потом сделать вид, будто она уходит в библиотеку, и с горой учебников вновь спуститься в подземелья. Чтобы отвлечься от пустых мыслей она даже начала писать сочинение по изучению древних рун для профессора Бабблинг, но у нее ничего толком не выходило.

Наконец Генри возвратился назад.

— Ну что? — живо оторвала взгляд от потерявшей всякую актуальность еще в прошлом веке книги Гермиона. — Что он сказал? Он что‑то написал мне?

— Он задумался, — снимая мокрый от подтаявшего по дороге вниз снега плащ, ответил Генри. — И велел успокоить тебя и попросить не пытаться решать чужие проблемы. Хотя бы во избежание роста оных.

— Он ничего не передал мне? Даже записки?!

— Темный Лорд велел передать, чтобы ты оставила думать о том, что написала ему, чтобы вообще о том позабыла. Темный Лорд со мной по понятным причинам не так откровенен, как, возможно, с тобой. Но он велел передать, что всё действительно в порядке и что ты не должна больше беспокоиться по этому поводу. Он разберется сам.

— Всё действительно в порядке? — повторила Гермиона.

— Я не знаю ни того, что Темный Лорд действительно подумал, ни того, что, возможно, мог бы тебе лично сказать. Но мне велено успокоить и отвлечь тебя. Кадмина, Темный Лорд совершенно прав — к чему тебе вообще думать о том, что тебя, судя по всему, не касается?

— Забавный вопрос. А о чем мне думать?

— Забавный ответ, семикурсница–гриффиндорка, заведшая роман со своим преподавателем.

— Ууу, а в эту часть нашего досуга ты mon Père посвящал? — спросила Гермиона, вставая из‑за стола.

— Вслух — нет.

— Звучит, как приговор.

— Не думаю, что у меня могут быть тайны от Темного Лорда. Даже если мой язык не выдавал их никогда.

— А где же гордость, самоуважение, желание быть личностью и никого не бояться? — Гермиона подошла ближе.

— Всё на месте, не переживай. А не бояться Темного Лорда, да еще и афишировать это перед его дочерью — поведение, достойное лишь очень глупой личности.

Он сидел на подлокотнике мягкого кресла, а она стояла рядом, глядя в его бездонные зеленые глаза.

— Я люблю тебя, — второй раз самовольно вывел ее язык, а губы в такт ему расплылись в улыбке.

Гермиона чуть наклонилась вперед, целуя замерзшие, влажные губы. Через секунду она сидела у него на руках, а пальцы почти неосознанно расстегивали пуговицы черной рубашки.

— А ты не слишком ли спешишь, ребенок? — почти шепотом, с трудом сдерживая себя, спросил Генри, не желая разжимать объятий.

— Я уже не ребенок. — Гермиона скинула мантию на пол, чуть подталкивая его в кресло и садясь сверху. — И ты это прекрасно знаешь…

* * *

— Вот, выпей это.

— Что тут? — Юная гриффиндорка послушно хлебнула солоноватую бесцветную жидкость.

— Альтернативный испытанному тобой ранее способу вариант борьбы с увеличением рождаемости в Великобритании. Действенен, правда, только первые двенадцать часов после поползновений ее повысить…

Странный это был вечер. До того хороший, что казался нереальным. Гермиона прислушалась к себе — она чувствовала умиротворение и покой, тепло и что‑то еще, что возникало теперь каждый раз, когда она смотрела на Генри или просто думала о нем. Девушка не могла подобрать слова для описания этого чувства. Может быть, трепет… Какое‑то волнение… Или не волнение. Она не могла понять. Но ясно ощущала, что с ней происходит что‑то новое и… прекрасное.

* * *

Зима закончилась. Даже, может быть, две зимы. И весна, пора любви, заняла не только широкие хогвартские просторы, но и бескрайние поля в сердце Гермионы. То, что происходило с ней, она пока еще только чувствовала и не понимала разумом.

Зато перемену природы видели все.

Снег стаял и исчез, обнажив отдохнувшую и с новыми силами готовую делать мир прекраснее землю. Первая слякотная и промозглая неделя марта пролетела быстро, уступив место расцветающей весне. На деревьях назрели почки, пробилась первая зеленая трава, небо поголубело и унеслось куда‑то ввысь, раскидывая свою бесконечную синь над просторами школы. Озеро оттаяло, и на его поверхности всё чаще можно было наблюдать дрейфующего где‑то в центре Гигантского Кальмара, тянущегося к молодому и пока еще не уверенному солнцу.

Надвигались экзамены. Но перед последним, летним триместром, веющим прощанием с Хогвартсом, предстояли еще долгожданные для каждого студента — да и преподавателя — Пасхальные каникулы.

Гермиона тоже ждала их. Ждала и опасалась. И наконец, взвесив все «за» и «против», решилась на очень важный шаг. Очень важную просьбу. Обдуманную много раз и, в конце концов, утвержденную с полной уверенностью в правильности принимаемого решения.

«Mon cher Père!

Я долго думала и поняла, что дядюшке лучше провести эти праздники с сыном. Это будет честно по отношению ко всем. Где он там? Полагаю, и тетя будет рада, когда ее муж присоединится к семье в Пасхальные дни. Я уже скоро прибуду, через два дня начинаются каникулы, скучаю по тебе и Maman. Хочу поскорее увидеться.

С нетерпением ожидаю встречи, твоя К.»

Серая школьная сова взмахнула крыльями и улетела вдаль, унося с собой Люциуса Малфоя куда‑то далеко за пределы Великобритании… И жизни Гермионы Не–Грэйнджер.

 

Глава XI: Духи прошлого

Каникулы начались, и трое уже не друзей разъехались в разных направлениях. Гермионе было жаль покидать Хогвартс и Генри, жаль расставаться с последним на две долгие недели. И немного страшно признаваться во всём Волдеморту.

Но таить подобное было бы глупо и совершенно бессмысленно. Кроме того, наследницу Темного Лорда не оставляло подозрение, что Тому–Чье–Имя–Боятся–Называть всё давным–давно известно.

Поместье Малфоев встретило ее небывалым уютом. И какой‑то странной смесью удовлетворения и… одиночества. На доли секунды она вдруг подумала, что спит. Спит в своей постели, в доме мистера и миссис Грэйнджер в пригороде Лондона. Спит, а когда проснется — всё будет как раньше.

Хотя нет, не будет. Ведь она всё равно не забудет свой сон. И пусть даже не станет дочерью Темного Лорда…

— Какие странные мысли блуждают в твоей очаровательной головке, Кадмина Беллатриса. С чего бы?

— Здравствуй, Papá.

* * *

Наверное, они проговорили бы всю ночь. Гермиона очень соскучилась по этому человеку, человеку, которого боится каждый. Человеку, который, казалось, мог понять всё.

Они говорили. О школе. О Хоркруксах. О потерянной чаше. О Роне Уизли с его неумелыми ухаживаниями. О Генри… О Генри девушка хотела и боялась говорить. Она чувствовала вину… И не могла даже себе объяснить, в чем она заключается.

— А ее нет, — тихо сказал Волдеморт. — И еще, Кадмина… Перестань меня бояться, — тихо и серьезно произнес он.

— Я не боюсь.

— Боишься. Боишься, когда делаешь что‑то немножко не так, как, по твоему мнению, мне угодно. До ужаса боишься.

— Я…

— Ты должна уметь признаваться самой себе во всем.

— Знаешь, в этом мире такие вещи опасны. Сформулируешь для себя разные признания — а какой‑нибудь легилимент возьмет и посмотрит в твои честные очи…

И они рассмеялись, встретившись взглядами. Волдеморт затих первым.

— Только. Бояться меня. Не надо, — тихо и раздельно окончил он.

* * *

В первую ночь Пасхальных каникул Темный Лорд, предупредив об этом Гермиону, — что послужило лишним поводом всё же пойти спать — отбыл куда‑то из поместья. Куда — почему‑то не сказал. Хотя, честно говоря, девушка на ответе сильно и не настаивала.

Она очень устала за этот день, но только покинув уютную комнату с камином осознала, как сильно хочет спать. Даже думать сил не осталось.

Так и не разобрав вещи, она поднялась в свою спальню, переоделась, выпила стакан теплого молока, принесенный заботливой Джуней, и улеглась в постель. Живоглот всё еще не простил ей двойного предательства: сначала этого ее превращения в любящую дочурку Темного Лорда, а потом и того, что оставила своего криволапого питомца в поместье, предпочтя ему общество неприятного Живоглоту пресмыкающегося.

Старая эльфиха рассказала, что кот повадился охотиться в саду на павлинов, и пришлось запирать его в доме, что окончательно «рассорило» Глотика с самой Джуней, к которой сначала он питал нечто, похожее на симпатию.

Гермиона слушала, проваливаясь в сон: усталость брала свое, и очень скоро девушка унеслась в далекое царство Морфея…

* * *

— Убийца… Предательница… Дрянь…

Гермиона проснулась от неясного шепота. В комнате было темно. Очень темно. Даже как‑то слишком темно. Она села в кровати. Огляделась. Усмехнулась и вновь упала на подушку.

— УБИЙЦА!

От неожиданности выкрикнутого из пустоты слова Гермиона подскочила в постели и широко распахнула глаза, вглядываясь в темноту. Секунду она сидела неподвижно, а потом судорожно начала искать на прикроватном столике свою волшебную палочку.

— Лживая предательница, — прошептал кто‑то прямо в ее ухо. — Демоны ада ничего не прощают!

— Кто здесь?! — истерически выкрикнула Гермиона, подскакивая и вскрикивая вновь — ее плечи и голову будто окатили ледяной водой, а перед глазами на секунду повис густой туман.

Испуганная девушка нащупала палочку и, соскочив с кровати, прижалась к стене.

— Люмос!

— Страшно, предательница? — проговорил бестелесный голос у самого ее уха.

Гермиона отскочила от стены и лихорадочно огляделась. Дрожащий свет палочки выхватывал куски комнаты из мрака, делая ее по–настоящему пугающей.

— П–п-помогите, — прошептала Гермиона и ринулась прямо к двери.

— Стой, грязнокровка! — раздалось за ее спиной.

— Я не грязнокровка! — выкрикнула девушка, ныряя в темный коридор и запоздало вспоминая об отъезде Темного Лорда. — Maman! — с тенью надежды всё же крикнула она. Замок молчал. — Джуня! Проклятье…

— Их нет. Никого нет. Ты здесь сама, сама–сама–сама…

— Кто ты?!

— Не помнишь? Душегубка! Смерть, смешанная с тысячью?! Быстро учишься, верный друг Гарри Поттера. Быстро учишься предавать!

В этом голосе было что‑то знакомое.

Гермиона выбежала на темную лестницу, бросилась вниз по ступенькам.

И тут из‑под пола вынырнули две полупрозрачные, дымчато–синие человеческие руки. Нет, Гермиона не споткнулась о них — руки были призрачными, и это было невозможно — но, увидев их, она попыталась увернуться и, поскользнувшись, упала, съехав вниз по ступеням. К счастью, она была не столь высоко, чтобы разбиться. Но ушиблась сильно.

— Тварь. Мразь. Убийца! ТЫ!

Прямо в лицо севшей у подножия лестницы Гермионы кинулось, обдавая могильным холодом, дымное, сизо–белое, расплывчатое подобие маски. Растаяло. И тут же из стены, протягивая вперед руки, выплыл призрак старика. И готовая лишиться чувств от ужаса Гермиона распахнула глаза уже от изумления.

— ТЫ?! — с негодованием выпалила она, потирая ушибленную ногу.

— Немезида доберется до тебя, мразь! — с отвращением сказал призрак Наземникуса Флетчера. — Но я уже помог ей. Долго ждал я твоего приезда, прячась в этом мрачном доме! А ты всё не оставалась одна…

— О… О… Офигеть, — не нашла других слов Гермиона. — В такие минуты, несчастный, я начинаю даже уважать тебя! — Она встала и поморщилась, хватаясь за перила. — Ловко. Что ж не отправился дальше?

— Не твоё дело! — злобно выплюнул призрак. — Как ты опустилась до такого?

— Знаешь, — зловеще улыбнувшись в темноте, ответила Гермиона, — мне кажется, я не опустилась, а поднялась. Послушай, старик, если еще раз вздумаешь пугать или даже просто будить меня — я найду способ сделать твою смерть адом.

— Ни капли совести.

— Скажи спасибо, что я не сообщу об этом mon Pére.

— Что, стыдно? Испугалась жалкого призрака? А Он всё равно узнает, — расхохотался Наземникус безумным смехом сумасшедшего.

Гермиона промолчала. Узнает. Без сомнения.

— Самый страшный грех — это предательство.

— На роль совести ты не подойдешь, — сообщила ему Гермиона, поднимаясь по лестнице. — У меня и своя есть. Покрасноречивее твоей будет. И ничего. Заткнулась.

— Еще не прикончила Гарри Поттера, Гермиона Грэйнджер? Или, может, Гермиона Риддл?

— Что‑то после смерти ты стал чересчур смелым. Думаешь, на тебя не найдется управы?

— Ненавижу, — вдруг сказал Наземникус и растворился в стене.

— Сумасшедший дом, — вывела Гермиона, прислоняясь к перилам. Жутко болела нога, и девушка опустилась на пол, направляя на ушиб волшебную палочку. Стало лучше. Ну дает, старый мерзавец!

* * *

— Бурная ночка, — ухмыльнулся Темный Лорд, отворачиваясь к камину.

Гермиона покраснела.

— Между прочим… Можно и не копаться в моей голове! — прошипела она зло.

Мужчина у камина рассмеялся.

— Потрясающе. Просто потрясающе. Странно слышать, когда мне перечат.

— О, не взыщите, Мой Лорд, — картинно поклонилась Гермиона.

— Умоляю тебя!

— Прости, — Гермиона опустилась в кресло. — Просто неприятно… Чувствовать себя дурой.

— Умение проигрывать — один из самых сложно дающихся навыков. Чуть сложнее, чем умение смеяться над собой. Второму я так и не научился.

— Темный Лорд умеет проигрывать?

— Сражения, но не войны. Темный Лорд умеет проигрывать, Кадмина. Только он не умеет прощать.

Почему‑то от этих слов у Гермионы мурашки прошлись по телу.

* * *

Эти каникулы пролетели очень быстро. И, по сравнению с предыдущими, совсем несодержательно. В поместье жили сейчас только Волдеморт, Беллатриса, старушка Джуня и Северус Снейп. С последним они возобновили прерванную практику.

Темный Лорд очень много внимания уделил вопросу о Гарри Поттере. Снова и снова он убеждал Гермиону в том, что она не должна волноваться, самовольничать, что, если Гарри приходит в голову какая‑то идея — то, пусть даже она кажется Гермионе ужасно опасной — не следует выбиваться из сил, спеша доложить о ней, не следует мешать Поттеру, не следует его останавливать.

— Исходя из того, что мне известно — если ты и дальше будешь столь настойчиво отговаривать мистера Поттера от всех его грандиозных намерений, то даже такой человек как он заподозрит неладное, — убеждал Темный Лорд. — Воистину, Кадмина — если я перед тобой более открыт, чем перед другими, сильнее, вероятно, напоминаю простого смертного — не умаляй моих возможностей. Гарри Поттер не способен сейчас причинить мне никакого вреда. Если он станет для меня опасен — я сам улажу этот вопрос. Кадмина… При всем уважении. Даже если ты и он встанете предо мной с волшебными палочками, а у меня палочки не будет — и вы оба — оба! — приложите все усилия для того, чтобы лишить меня жизни, — сейчас вы ничего не смогли бы мне сделать. Даже если больше не осталось бы Хоркруксов. Поверь мне. Не думай, что я преувеличиваю свои возможности.

— Но тот Хэллоуин, а потом все те годы, когда вы с Гарри сталкивались лицом к лицу…

— Мы еще не сталкивались лицом к лицу, Кадмина, — прервал ее Темный Лорд. — Я сталкивался с младенцем. Признаю свою ошибку — она никогда больше не повторится. Просто я не оценил, что тогда, направляя палочку на ребенка, я противостою на самом деле его матери. Женщины семьи… Впрочем, еще не время. Скажу только, что я недооценил противника. В первый и в последний раз в своей жизни — слишком уж долго пришлось переживать последствия той ошибки.

— Но каждый раз потом было что‑то. Не важно что.

— Кадмина, давай ты оставишь этот вопрос мне. Или ты хочешь, чтобы я убил Гарри Поттера? — вдруг спросил он. — Ты — хочешь? Ты хочешь меня об этом попросить?

От такого прямого вопроса Гермиона замялась. Что бы она сейчас не думала о Гарри, но дать распоряжение о его убийстве, после стольких лет…

— Распоряжение? — с усмешкой повторил ее мысль Темный Лорд. Гермиона вздрогнула. — Прости, милая, но, боюсь, давать мне распоряжения — это уж…

— Я не то…

— Не важно, что ты имела в виду. Прости, но даже если бы ты попросила, — он сделал ударение на этом слове, — я вынужден был бы тебе отказать. Гарри Поттер для магического мира сейчас — иллюзия некой безопасности. Мне пришлось поспособствовать смерти Дамблдора — и это уже очень сильно настроило общество против меня. Если, конечно, можно было настроить его больше, чем оно уже было настроено. Всколыхнуло — вот более правильное слово. Смерть Дамблдора сорвала коросту со старых, и так изуродовавших это общество ран. Если сейчас я убью Гарри Поттера — мне придется подождать еще лет десять — если не больше — до того, как я смогу попытаться осуществить свои планы. Ведь ты читала книгу, которую я подарил тебе к Рождеству?

— Да…

— Ну, вот и хорошо, — он прервал ее, не дав предложить своей помощи. — Кадмина, посмотри мне в глаза. Я. Хочу. Чтобы. Ты. Просто. Окончила. Школу. Сейчас. Не увлекайся планами изменения мира или моего спасения от Гарри Поттера.

— Ну, хорошо, хорошо.

— Мы еще вернемся к нашему разговору. Потому что это — твоя слабая сторона. Тебя всё время тянет меня спасать — ты так превратишься в женский аналог Гарри Поттера.

Гермиона лишь слабо улыбнулась.

И они действительно часто возвращались к этому разговору на протяжении Пасхальных каникул. В то время, когда Темный Лорд бывал свободен — Гермиона заметила, что в этот раз он очень часто пропадал куда‑то на довольно длительное время, как и Беллатриса. Последняя вообще, казалось, расцвела от чего‑то, ведомого одной только ей. В глазах ее появился фанатичный блеск, а с уст почти не сходила довольная улыбка. Иногда эта улыбка казалась Гермионе пугающей и кровожадной.

Каникулы закончились как‑то очень быстро. Возвращаясь в школу, Гермиона не могла поверить до конца в то, что впереди последний триместр. А что будет потом?..

— Мама была совершенно невыносима! — жаловалась Джинни Уизли по дороге в Хогвартс. Гермиона обнаружила подругу в «Ночном Рыцаре», когда села в автобус около банка «Гринготтс», куда трансгрессировала из поместья.

Рон тоже возвращался в школу на «Ночном Рыцаре» вместе с сестрой, но вёл себя на редкость любезно, позволив подругам уединиться в самом конце второго яруса, подальше от всех остальных пассажиров.

— С утра мотаемся в этой колымаге, — злобно добавила Джинни. — «Зато удалось достать дешевые билеты», — передразнила она голосом миссис Уизли. — Но это всё полбеды. Гермиона, это был настоящий кошмар! Мне кажется, она чувствует неладное. Не отходила от меня ни на шаг. И папе жаловалась, что со мной что‑то происходит — я случайно подслушала. Хотела ее подготовить, осторожно, совсем чуть–чуть — так она в конец перепугалась от всего, что я наговорила. — Джинни помолчала. — Зато Рону повезло, на него почти не осталось времени.

— А Рону‑то что? — удивилась наследница Темного Лорда.

— Как же? А планы Гарри? — Джинни устремила взгляд в окно и тихо добавила: — Ненавижу.

Гермиона молчала.

Начался дождь. Большие капли барабанили по стеклам автобуса. В ее билете значилось, что «Ночной Рыцарь» будет проезжать Хогвартс через полчаса. Сейчас они мчались по пригородам Лондона. Во время недолгих остановок, пока затурканные волшебники и волшебницы грузили свои вещи в багажный отсек, спертый воздух салона смешивался с ароматами весны и дождя.

— Классно будет тренироваться в такую погоду, — подала голос младшая Уизли. — Сейчас бы сесть на метлу, да так и лететь через ливень над всей этой зеленью. Спорим, Кубок школы по квиддичу в этом году наш?

— Понятно, наш, — не согласилась спорить Гермиона. — С таким‑то капитаном! Да и ведете вы с отрывом, так что спорить может только слабоумный.

— Терри со мной поспорил, — хмыкнула Джинни. — Он наивно полагает, что его Когтеврану есть на что рассчитывать. Главное, не поругаться с ним после финала — еще не хватало пропустить в этом году Выпускной бал! Терри вообще всякий страх потерял с тех пор, как получил доступ к телу. Но ладно уж, разберусь с ним летом.

— Дался тебе этот бал!

— Тебе хорошо говорить, любезная! — рассердилась младшая Уизли. — Ты‑то в любом случае туда попадешь, а моя жизнь и так одна сплошная дискриминация! На курсе все получат возможность до мая сдать тест на трансгрессию, и только я да Колин Криви должны ждать следующего года! Из‑за нескольких месяцев! Это возмутительно просто.

— Ну, Вирджиния, успокойся, ты же научилась трансгрессировать, — Гермиона примирительно похлопала ее по руке. — Пусть Колин Криви ждет официального разрешения Министерства, а мы с тобой уже давно вне закона.

Джинни рассмеялась и повеселела.

— А про Тонкс ты знаешь? — вдруг игриво спросила она.

— Что именно?

— Ха! Ну даешь! Три дня назад она легла в больницу святого Мунго! Скоро родится малыш.

— Здорово!

— Да, папа говорил, они собираются назвать его Тедом, в честь отца Тонкс. Мама напрашивается в крестные, да только они уже выбрали, — опять помрачнела Джинни. — Гарри.

Воцарилось молчание.

— Будем в школе через пятнадцать минут, — вскоре заметила рыжая ведьма, открывая сумочку. — Надо привести себя в порядок. Ненавижу этот автобус, он мне сниться будет теперь. В кошмарах.

* * *

Гарри возвратился с каникул с опозданием на два дня, но МакГонагалл заранее предупредила об этом седьмой курс Гриффиндора.

— Мы подали иск в Визенгамот и теперь судимся с Министерством магии по поводу наследства мистера Поттера, — пояснила она Рону и Гермионе накануне начала последнего триместра. — Послезавтра очередное слушанье, четвертое за последние две недели. На предыдущем меч Годрика Гриффиндора признали собственностью школы, но никак не ее коллектива. Скримджер добивается запрета на вынос артефакта из Хогвартса, куда он будет возвращен после завершения процесса. Мы хотим получить право хотя бы передавать меч во временное пользование мистеру Поттеру, ввиду чрезвычайного положения в Магическом сообществе. Так Скримджер вчера заявил, что никакого чрезвычайного положения нет, и ничего особенного не происходит!

— Как думаешь, удалось Гарри что‑то узнать во время всей этой канители с Визенгамотом? — мрачно спросил Рон, когда МакГонагалл удалилась.

— Он вроде собирался разузнать что‑то о прошлом Дамблдора, — пожала плечами Гермиона. — Проверить информацию Риты Скитер.

— После Пасхи выходила ее статья, вроде как со слов Гарри, — поделился Рон. — «Разочарованный воин: Гарри Поттер ищет ответы на невысказанные вопросы», читала?

— Нет.

— Типа Гарри ужаснула информация ее книги, и теперь он «сбился с пути».

— По крайней мере, в этом есть доля правды, — мрачно заметила Гермиона.

* * *

Гарри появился вечером во вторник, свирепый, как афинский грифон.

— Тычут мне в лицо этими своими сводками! — бушевал герой магического мира в пустом классе маггловеденья на шестом этаже. — Шкала преступности у них упала! Новых нападений с прошлого года не зафиксировано! А то, что из Азкабана бегут все, кому не лень — это же ничего, в порядке вещей, норма!

— Вроде никто, кроме Люциуса Малфоя, не убегал, — осторожно напомнил Рон.

— Тебе мало?! — напустился на друга Гарри. — Спокойные все, как флобберчерви, мать вашу! А то, что этого Гриндельвальда из тюрьмы похитили — ничего, по боку. Он, говорят, сам сбежал и вообще к нашей ситуации никакого отношения не имеет! Это вообще не в их юрисдикции, видите ли! Пусть этим занимается Европейский комитет по злоупотреблениям Черной магией!

— Погоди, Гарри, откуда это похитили Грндельвальда? — прервал его Рон. — Я вообще считал, что Дамблдор его в сорок пятом прикончил.

— Нет, не прикончил, — немного спокойнее пояснил гриффиндорец. — Я справлялся в Ордене, так МакГонагалл мне всё, что знала по этому поводу, выложила. Короче, Гриндельвальд действительно мечтал поработить магглов. Установил террористический режим в части Европы, но до Англии так и не дошел. Под девизом «Ради общего блага» он убил множество волшебников, а для пощаженных несогласных выстроил тюрьму Нурменгард. Когда Дамблдор победил его, замок Нурменгард стали использовать как государственное учреждение, на манер Азкабана в Великобритании. И самого Грндельвальда заточили туда. Я хотел добиться свидания с ним и поговорить о Дамблдоре — и что же?! — Гарри обвел друзей пламенным взором. — Гриндельвальд был похищен! Несколько месяцев назад, при самых таинственных обстоятельствах! Но, разумеется, британскому Министерству магии до того дела нет! «Гриндельвальд никогда не представлял для Англии угрозы»! А того, что Волдеморт организовывает конгломерат Темных волшебников, они не понимают!

— Ой, Гарри, попридержи гиппогрифов! — замахала руками Гермиона. — Какой еще конгломерат?!

— Только не рассказывай мне, что побег самого сильно Черного мага начала столетия сейчас, когда самый сильный Черный маг конца столетия опять обрел силы, — совпадение!

— Ты что же считаешь, что Тот–Кого–Нельзя–Называть решил объединиться с Гриндельвальдом? — вытаращил глаза Рон. — Зачем ему конкуренты?

— Откуда мне знать? Может, он его освободил на каких‑то условиях, а если напарник начнет артачиться, он его…

— …ага, пошлет в Управление Кентавров, — иронически закончил Рон.

— Куда? — моргнул Гарри.

— Уволит, в смысле, — мрачно пояснила Гермиона. — Это было в учебнике Обмандера, есть такая поговорка.

— Не знаю, что там было у Обмандера, но так часто говорит папа, — прервал ее Рон. — Короче, Гарри, не верю я, что начавшего «артачиться» Гриндельвальда можно будет просто так взять и уволить.

— Знаю я, как «увольняет» Волдеморт, — парировал Гарри. — Он так кого только не «уволил».

— Гриндельвальд был величайшим Черным магом Европы начала века, — возразила Гермиона. — Глупо было бы давать ему возможность снова набрать сил! Это попросту опасно для самого же Тё… кхм, Волдеморта.

— Класс, вот бы они переубивали друг друга, — мечтательно заметил Рон.

— Держи карман шире! — буркнул Гарри. — В общем, «ввиду отсутствия видимых причин» администрации школы запрещено выдать мне меч Гриффиндора во временное пользование, чего мы пытались добиться. Если я смогу указать достойную причину, Министерство пересмотрит своё решение о временной передаче собственности. «Ввиду того, что нынешняя администрация школы «Хогвартс» потворствует истцу, артефакт будет передан в ее музей с условием открытого доступа для представителей Магического сообщества, после того, как для него будет создан и заколдован магический короб из сверхпрочного прозрачного материала, что позволит Министерству магии не беспокоиться о сохранности древнего магического артефакта», — процитировал Гарри. — Как вам это нравится, а?!

— По крайней мере, меч будет в школе и Ты–Знаешь–Кто не сможет до него добраться, — после паузы подбодрил Рон.

— Как будто он пытался! — буркнул Гарри.

— Всё лучше, чем у этого тупоумного Скримджера, — пожал плечами рыжий парень. — Ты еще что‑то узнал? В «Пророке» была статья Риты Скитер…

— От этой ведьмы я не узнал ничего! — опять обозлился незадачливый наследник. — Она сама из меня чуть душу не вытряхнула. Шальная бабенка! И на кой черт я к ней полез?

— Значит, никаких сдвигов? — уточнила Гермиона. — Вообще?

— Никаких, — мрачно кивнул Гарри. — Впрочем, я вам еще не рассказал про брата Дамблдора.

— Ты был у него? — оживился Рон.

— Да, на прошлой неделе. Мерзкий тип, — Гарри поморщился. — Сначала, правда, мне даже жаль его стало… Вся эта история с Арианой — правда. И всё даже пострашнее, чем у Риты Скитер.

— Чем же тебе тогда так не угодил этот Аберфорт? — спросила Гермиона.

— Всем! — рявкнул Гарри. — Он — трус и неудачник! Сидит там в своей грязной конуре и боится высовываться наружу. Убеждал, что мне нужно уехать из Англии на континент, а то и дальше, и забыть про Волдеморта. Всё время напоминал, что мне только семнадцать, да хаял брата! Мол, тот строил великие планы, ни в кнат не ставил чужие жизни…

Гарри выплевывал злые слова, и Гермиона слышала, как он сам себя пытается убедить в ложности сказанного Аберфортом Дамблдором. А вместо того перед его мысленным взором ясно всплывали фрагменты недавнего разговора, и его собственные горькие сомнения, нашедшие подтверждение в суровых словах старика.

Гарри так ясно видел перед своими глазами всё пережитое, что поднаторевшей в легилименции Гермионе не составило никакого труда следить за событиями не по словам парня, которые она больше не слушала, а по его собственным воспоминаниям:

Гарри Поттер разговаривал с Аберфортом в мрачной гостиной со старой мебелью, потертым ковром и запыленными мутными окнами. Над потухшим камином висела большая картина маслом — портрет светловолосой девочки, глядящей в пространство рассеянными ласковыми глазами. В пробивающемся через грязное стекло луче солнца клубилась пыль, в комнате пахло плесенью.

— …мой брат Альбус много чего хотел, — говорил Аберфорт, высокий сутуловатый бармен «Кабаньей Головы», — и, как правило, люди страдали ради исполнения его великих задач. Держись подальше от Того–Кого–Нельзя–Называть, Поттер, а по возможности и вовсе уезжай из страны. Забудь моего брата и его умные планы. Он ушел туда, где ему уже ничто не причинит огорчений, и ты ему ничего не должен.

— Вы не понимаете! — перебивает Гарри.

— Да? — спокойно переспрашивает Аберфорт. — Ты думаешь, я не понимал родного брата? Думаешь, ты знал Альбуса лучше, чем я?

— Вовсе нет, — отвечал ему Гарри. — Просто… он поручил мне одно дело.

— Да неужели? — откликнулся старик. — Хорошее дело, надеюсь? Приятное? Легкое? Такое, что его можно доверить еще не кончившему школу волшебства ребенку, и он с ним справится, не надрываясь?

— Я… Нет, оно не легкое… — бормочет Гарри. — Но я должен…

— Должен? Почему должен? Его ведь нет в живых, так? — резко перебивает Аберфорт. — Бросай это, парень, пока и с тобой не случилось того же! Спасайся!

— Не могу.

— Почему же?

— Я… — Гарри растерялся. Объяснить он не мог, поэтому перешел в наступление. — Но вы ведь и сами участвуете в борьбе, вы — член Ордена Феникса!

— Я им был, — поправил Аберфорт. — Орден Феникса давно толчет воду в ступе. Они колдуют лепреконское золото, парень! Что может Орден Феникса против Того–Кого–Нельзя–Называть сейчас, когда мой брат мёртв? В наше время лучше сидеть и не высовываться, больше шансов сохранить свою шкуру! А тебе здесь покоя не будет, Поттер. ЕМУ слишком хочется до тебя добраться. Поэтому уезжай за границу, спрячься, спасайся!

— Я не могу, — замотал головой Гарри. — У меня здесь дело…

— Поручи его кому‑нибудь другому!

— Нет. Это могу сделать только я, Дамблдор объяснил…

— Вот как? Он действительно объяснил тебе всё, он был честен с тобой? — крякнул старик.

Гарри всем сердцем хотелось ответить «да», но почему‑то это простое слово не желало сходить с его губ. Аберфорт, похоже, угадал его мысли.

— Я хорошо знал своего брата, Поттер. Он научился скрывать и утаивать еще на руках нашей матери. Утайки и ложь — мы выросли на этом, и Альбус… у него был врожденный талант.

Глаза старика скользнули к картине над каминной полкой. Гарри заметил теперь, что это единственный портрет в комнате. Ни фотографии Альбуса, ни еще чьего‑нибудь изображения здесь не было.

— Это ваша сестра? Ариана? — спросил Гарри, чтобы что‑то сказать.

— Да, — резко отрéзал Аберфорт. — Начитался Риты Скитер, приятель?

— Я слышал о ней от Элфиаса Дожа, — попытался выкрутиться тот.

— Старый дурак! — буркнул Аберфорт, пригубливая стакан, который держал в руках. — Всерьез верил, что мой братец весь так и лучился светом! Что ж, он не один такой, вот и ты всё еще этому веришь, судя по всему.

Гарри молчал. Ему не хотелось выказывать сомнения и неуверенность, терзавшие его в последние месяцы по поводу Дамблдора. Свой выбор он сделал, когда добрался до чаши Пуффендуй. Он решил идти дальше до конца.

Гарри встретил взгляд Аберфорта, так разительно схожий с взором его брата: ярко–синие глаза словно рентгеновскими лучами пронизывали собеседника, и Гарри казалось, что Аберфорт читает его мысли и презирает его же за них.

— Профессор Дамблдор доверял мне, — тихо сказал Гарри. — Он уважал меня и любил.

— Вот как? — откликнулся старик, кивая. — Забавно! Большинство из тех, кого мой брат очень любил, кончили хуже, чем если бы ему вовсе не было до них дела.

— Что вы хотите этим сказать?! — выдохнул Гарри.

— Не обращай внимания, — ответил старик.

— Но вы говорите очень серьезные вещи! — не отступался тот. — Вы имеете в виду вашу сестру?

Аберфорт уставился на него. Несколько секунд губы старика шевелились, словно он пережевывал слова, которые хотел проглотить. Потом старый волшебник заговорил:

— Когда моей сестре было шесть лет, на нее напали трое маггловских мальчишек. Они увидели, как она колдует — подглядели через садовую изгородь. Она ведь была ребенком и не умела еще это контролировать — ни один волшебник в этом возрасте не умеет. То, что они увидели, их, надо думать, испугало. Они перебрались через изгородь, а когда она не смогла показать им, в чем тут фокус, маленько увлеклись, пытаясь заставить маленькую ведьму прекратить свои странные дела.

Аберфорт поднялся на ноги: высокий, как и его брат, он стал вдруг страшен в своей ярости и безысходной боли.

— То, что они сделали, сломало ее: она никогда уже не оправилась. Ариана не хотела пользоваться волшебством, но не могла от него избавиться. Оно повернулось внутрь и сводило ее с ума, порой вырываясь помимо ее воли. Тогда она бывала странной… и опасной. Но по большей части она была ласковой, испуганной и покорной.

Мой отец погнался за подонками, погубившими сестру, и наказал их. Его заточили в Азкабан. Он так и не признался, что заставило его пойти на это — ведь если бы Министерство узнало, что сталось с Арианой, ее навсегда заперли бы в больнице святого Мунго. В ней бы увидели серьезную угрозу для Международного статута о секретности, поскольку она не владела собой, и волшебство невольно вырывалось из нее, когда она не могла больше сдерживаться.

Нам нужно было спасать и укрывать ее. Мы переехали и распустили слух, что Ариана больна. Мама ухаживала за ней и старалась, чтобы девочке жилось хорошо и спокойно.

Меня сестра любила больше всех, — при этих словах за морщинами и клочковатой бородой Аберфорта вдруг проступил чумазый подросток. — Не Альбуса — он, когда бывал дома, вечно сидел у себя в комнате, обложившись книгами да наградными дипломами и поддерживая переписку с «самыми знаменитыми волшебниками того времени». — Аберфорт фыркнул. — Ему некогда было с ней возиться. А я был ее любимцем. Я мог уговорить ее поесть, когда у мамы это не получалось. Я умел успокоить ее, когда на нее находили приступы ярости, а в безмятежном состоянии она помогала мне кормить коз.

А потом, когда ей было четырнадцать… понимаешь, меня не было дома. Будь я дома, я бы ее усмирил. На нее накатил очередной приступ ярости, а мама была уже не так молода, и… это был несчастный случай. Ариана сделала это не нарочно. Но мама погибла.

Гарри испытывал мучительную смесь жалости и отвращения. Он не хотел больше ничего слышать, но Аберфорт продолжал рассказ.

Гарри спросил себя — когда старик в последний раз говорил об этом, и говорил ли он об этом вообще когда‑нибудь. Но ответа не нашел.

— Так Альбусу не удалось отправиться в кругосветное путешествие с Элфиасом Дожем, — с ненавистью продолжал тем временем волшебник. — Они вместе приехали на мамины похороны, а потом Дож убрался, и Альбус остался дома главой семьи. Ха! — Аберфорт сплюнул в потухший камин. — Я бы за ней присмотрел, я ему так и сказал, наплевать мне на школу, я остался бы дома и справился со всем. Но он заявил, что я должен завершить образование, а он займет место матери. Конечно, это было крупное понижение для нашего вундеркинда — присматривать за полусумасшедшей сестрицей, которая, того гляди, разнесет весь дом! Да и наград за это не предусмотрено. Но месяц–другой он справлялся… пока не появился тот. — Лицо Аберфорта стало теперь по–настоящему страшным. — Гриндельвальд. Наконец‑то мой брат встретил равного собеседника, столь же блестяще одаренного, как он сам. И уход за Арианой отошел в сторону, пока они строили свои планы. Великие планы во благо всех волшебников! А что при этом недосмотрели за одной девчушкой, так что с того, раз Альбус трудился во имя общего блага?

Спустя несколько недель мне это надоело. Мне уже пора было возвращаться в Хогвартс, и тогда я сказал им, сказал тому и другому, прямо в лицо, вот как сейчас тебе! — Аберфорт взглянул на Гарри. В нем очень легко было увидеть того взъерошенного, злого подростка, бросавшего вызов старшему брату. — Я сказал им: кончайте всё это. Вы не можете увозить ее из дома, она не в том состоянии; вы не можете тащить ее за собой, куда бы вы там ни собрались, чтобы произносить умные речи и вербовать себе сторонников.

ЕМУ это не понравилось. — Отблеск огня отразился от линз очков Аберфорта, и они полыхнули белой слепой вспышкой. — Гриндельвальду это совсем не понравилось. Он рассердился. Он сказал мне, что я глупый мальчишка, пытающийся встать на пути у него и у моего блистательного брата… Неужели я не понимаю, что мою бедную сестру не придется больше прятать, когда они изменят мир, выведут волшебников из подполья и укажут магглам их настоящее место?

Потом он сказал еще кое‑что… и я выхватил свою палочку, а он — свою, и вот лучший друг моего брата применил ко мне заклятие Круциатус. Альбус попытался его остановить, мы все трое стали сражаться, и от вспышек огня и громовых ударов Ариана совсем обезумела. Она не могла этого выносить… — Краска сбежала с лица Аберфорта, как будто его смертельно ранили. — Она, наверное, хотела помочь, но сама не понимала, что делает. И я не знаю, кто из нас это был, это мог быть любой из троих — но она вдруг упала мертвой.

Голос его оборвался на последнем слове, и он опустился на ближайший стул. Гарри испытывал только отвращение: он хотел бы никогда не слышать этого, выкинуть из головы.

— Мне так… жаль, — выдавил гриффиндорец, едва разжимая губы.

— Ее не стало, — прохрипел Аберфорт. — Навсегда, — он утер нос рукавом и откашлялся. — Конечно, Гриндельвальд поспешил смыться. За ним уже тянулся кой–какой след из его родных мест, и он не хотел, чтобы на него повесили еще Ариану. А Альбус получил свободу, так ведь? Свободу от сестры, висевшей камнем у него на шее, свободу стать величайшим волшебником во всём…

— Он никогда уже не получил свободы! — резко оборвал Гарри.

— Как ты сказал? — переспросил старик.

— Никогда, — продолжал тот. — В ту ночь, когда ваш брат погиб, он выпил зелье, какой‑то ужасный эликсир. И стал стонать, споря с кем‑то, кого не было рядом. «Не тронь их, прошу тебя… Ударь лучше в меня». Ему казалось, что он снова там с вами и Гриндельвальдом, я знаю. Если бы вы видели его тогда, вы не говорили, что он освободился.

Аберфорт сосредоточенно рассматривал свои узловатые руки с набухшими венами. После долгой паузы он произнес:

— Откуда ты знаешь, Поттер, что мой брат не заботился больше об общем благе, чем о тебе? Откуда ты знаешь, что он не считал возможным пренебречь и тобой, как нашей сестренкой?

Сердце Гарри словно пронзила ледяная игла.

— Дамблдор бы никогда…

— Что? Не подверг бы тебя опасности? Тогда почему он не приказал тебе скрыться? — выпалил Аберфорт. — Почему не сказал: спасайся? Вот что надо делать, чтобы выжить. А не лезть на рожон, вынюхивая по закоулкам да ползая по подземельям и семейным кладбищам!

— Откуда вы знаете?! — подскочил Гарри. — Вы следили за мной?! Но как?!

Старик узловатым пальцем указал на каминную полку. Гарри перевел туда взгляд и увидел маленькое прямоугольное зеркало, стоявшее прямо под портретом девочки.

— Откуда это у вас? — спросил он, вставая и подходя к зеркалу Сириуса, двойнику того, что он разбил два года назад. Теперь осколок того зеркала Гарри постоянно носил на груди, в бездонном мешочке, который ему подарил Хагрид. Его, золотой снитч, оставленный Дамблдором по завещанию, и другие важные вещи. Сейчас парень запустил руку в мешочек и достал неровное стекло.

— Купил у Наземникуса Флетчера с год назад, — ответил на его вопрос Аберфорт. — Альбус объяснил мне, что это такое. Я старался приглядывать за тобой.

— Зачем?! Ведь вам плевать! — выкрикнул, выходя из себя, Гарри. — Вы — просто трус! Вам не понять, что иногда действительно нужно думать не только о своем спасении! Иногда нужно думать об общем благе! Мы на войне!

— Тебе семнадцать лет, парень! А война еще даже не начата.

— Я совершеннолетний, и я буду бороться дальше, даже если ВЫ собираетесь сидеть в этой норе! — крикнул Гарри, сжимая кулаки. — Ваш брат знал, как покончить с Волдемортом, он передал мне это знание! Черт! — Гарри вскинул левую руку, порезанную об осколок сквозного зеркала. Размахнувшись, он ударил стеклом об пол. — Получите! Не надо следить из щелей и качать головой! Это не ваше дело! А я буду бороться дальше, пока не одержу победу или не погибну. Не думайте, что я не знаю, чем это может кончиться! Я много лет это знаю! Мне противно даже смотреть на вас!

И, выкрикнув последние слова, Гарри Поттер трансгрессировал из трактира.

— …ему плевать, лишь бы спасти свою шкуру! — говорил Гарри своим друзьям в пустом классе профессора Эррфолк, стиснув зубы и не отрывая своего красноречивого взгляда от пола. — Ничтожество! Трус! Предатель!

Гермиона смотрела в сторону и молчала.

 

Глава XII: ЖАБА

Весть о рождении малыша Тедди стала поводом для последнего относительно масштабного празднества в преддверье грядущих ЖАБА. Гулять должны были у Хагрида узким кругом — Гарри, Рон, Гермиона да Джинни. Последняя уговорила еще и Невилла, чтобы как‑то разбавить обстановку. Это было непросто — парень всё еще злился на Гарри, не пожелавшего посвящать его в свои грандиозные планы.

В избушке лесничего, кроме самого хозяина, обнаружились профессора МакГонагалл, Спраут и Флитвик, да мадам Помфри с мадам Хуч. Это было неожиданно и странно — отмечать что‑то в обществе стольких преподавателей. Вспоминали год, когда Люпин профессорствовал в Хогвартсе, потом педагоги ударились в ностальгию о школьных периодах молодых родителей. Их истории вызывали улыбки и настраивали на лирический лад.

— А помните, как мисс Тонкс рассыпала семена визжащих поганок около третьей теплицы? — вспомнила профессор Спраут после шестого стакана огневиски. — Тогда было ветрено, и с марта вокруг замка стоял такой гомон, что приходилось накладывать чары на окна спален!

— Вам следует называть ее миссис Люпин, Помона, — с улыбкой заметила профессор МакГонагалл. — А эти поганки я еще долго не забуду. Снаружи — визг, а в помещении — постоянные стенания Аргуса по поводу оного визга.

— Полагаю, у Аргуса и Ирмы и сейчас найдется повод постенать, — хихикнула мадам Помфри.

— Поппи! — ахнула профессор МакГонагалл под громовой хохот остальных профессоров и сдавленное хихиканье студентов Гриффиндора.

— И вам, Помона, вскоре придется называть ее миссис Филч, — пискнул Флитвик, вновь разражаясь хохотом.

— Нашу Мисс Целомудренность, — поддакнула похожая на ястреба мадам Хуч. — А вас, Минерва, может быть, еще и в крестные позовут.

Преподаватели и Хагрид опять захохотали.

— Во имя Мерлина, Роланда! Здесь же студенты! — прошептала МакГонагалл, краснея.

— Студенты всегда бывают осведомлены больше, чем кто бы то ни было, — философски заметил крошка Флитвик.

Гермиона, карандашом рисовавшая на пожелтевшей салфетке сложную зашифрованную схему, толкнула Джинни в бок. Она только что прикинула, что малыш Люпина и Тонкс приходится ей двоюродным племянником. И только после этого осознала, что сама Тонкс — ее кузина.

— За это нужно выпить! — восторженно выдохнула Джинни. — Ты стала двоюродной тетей!

— Боюсь, Maman не порадовалась рождению внучатого племянника, — хмыкнула Гермиона, поднимая стакан.

— И кем же, благодаря тебе, приходится Тедди Люпин Темному Лорду? — хрюкнула, сдавливая смех, младшая Уизли. За долгое время, прошедшее после ее обличающей истерики, Джинни стала относиться к сложившейся ситуации куда более добродушно. Всё это перестало внушать ей ужас.

Сбывалось то, что предрекал Волдеморт.

Обе гриффиндорки склонились над схемой:

— Косвенно, тоже внучатым племянником выходит, — наконец задумчиво шепнула наследница Темного Лорда и взяла со стола свой бокал. — За внучатого племянника Лорда Волдеморта, — шепнула она Джинни.

— А не пора ли нашим старшекурсникам спать? — отметила вспышку веселья студентов мадам Помфри. — Завтра всё же занятия.

— Да я гляжу, как Филиус и Помона пьют — так и занятий у Гриффиндора завтра будет не особенно много, — разошлась напоследок и профессор МакГонагалл.

* * *

В последнем триместре года Гермиона целиком и полностью ушла в учебу. И не только она.

Оказалось, выполнить наставление Темного Лорда очень просто — кажется, отдавая дань привычке, она и без его настойчивых просьб беззаветно отдавалась бы сейчас зубрежке. За две недели до начала экзаменов Гермиона Грэйнджер совершенно затоптала Кадмину Беллатрису — да еще и привалила сверху горой учебников. Вырывая ее из этой бездны на непродолжительные любовные свидания, Генри шутил, что она — как волк–оборотень. Всё человеческое во время опасных предэкзаменационных месяцев полностью подавляется волчьей натурой Гермионы Грэйнджер. Эта звериная сущность хочет только одного — зубрить.

Гермиона сердилась, когда он подшучивал над ней, но, по правде говоря, она была сейчас счастлива. Почти. Ее безразмерное блаженство омрачали постоянная усталость, опасения насчет всех ее ЖАБА и Рональд Уизли.

В преддверии Выпускного бала последний стал совершенно невыносим. Потеряв вместе с Лавандой самый действенный, на его взгляд, способ «мести», способ, который, по его мнению, придавал ему авторитета, а вместе с этим еще и запасную партнершу для вечера, Рон стал домогаться наследницы Темного Лорда просто вызывающим образом.

Иногда Гермиона развлекалась, проникая в его мысли. О, подростковые мальчишеские фантазии! Девушке было и смешно, и неловко от того, что царило в его голове. Но после того как однажды она неловко подшутила, ляпнув то, чего никак не должна была знать, и с трудом выкрутилась из очень неприятной ситуации, юная гриффиндорка дала себе зарок не баловаться легилименцией с Роном.

— А ты не думала, что можешь сдать свои экзамены без всякой подготовки? — как‑то вечером спросил Генри, провожая ее до гостиной факультета. — Ты уже достигла такого уровня в искусстве чтения мыслей, что я готов поспорить — никому не удастся поймать тебя.

— Генри! — искренне возмутилась девушка. — Это — подлый обман!

— О, разумеется. Прости. Тебе нельзя позволить запятнать свое имя подлым обманом, — серьезно кивнул он.

— Я сейчас рассержусь на тебя, — без злобы пообещала гриффиндорка, но потом нахмурилась. — Все считают, что я знаю всё. А я, между прочим, сильно запустила историю магии, да и травологию тоже. Но стоит кому‑то сказать об этом, как слышишь в ответ один сплошной сарказм да издевки!

— Оно конечно.

— Генри! — сердито буркнула девушка, но внезапно остановилась. В голову лучшей ученицы Хогвартса пришла дерзкая мысль. — Стой, — сказала Гермиона, кивая на пустой класс. — Вот просто немедленно войди туда.

— Зачем? — удивился ее спутник.

— Вперед, не задавать вопросов, — у Гермионы забилось сердце и застучало в висках. Она окинула взглядом пустой темный коридор и шмыгнула в приоткрытую дверь следом за своим возлюбленным. — У бравого молодца еще остались силы?

— На что?.. Здесь?! А преподаватели, а привидения?! Кадмина! У тебя от переутомления… Сейчас же застегни мантию!

Гермиона не слушала, у нее буквально поджилки тряслись от вожделения опасности. Хотелось совершить глупость и получить свою дозу адреналина; грудь под одеждой знакомо жег янтарный кулон.

— У меня через неделю начнутся ЖАБА, — заявила молодая женщина, — я вообще не буду заходить к тебе. Погибну для внешнего мира.

— Если кто‑нибудь зайдет сюда, ты погибнешь куда буквальнее, чем имела в виду. И я вслед за тобой.

— Боишься? — игриво спросила гриффиндорка. — Давай, рассердись на меня. Я глупая, вздорная и безумная!

— Кадмина, послушай. Это несколько не мой стиль, перестань. Кадмина!

Но она совершенно не обращала на него внимания, задорным взглядом впившись в бездонные зеленые глаза и расстегивая пуговицы его рубашки.

— Неужели тебя не заводит это пьянящее чувство запретного и опасного?

— Ты меня с кем‑то путаешь, — холодно отрезал Генри.

— Ну же, разозлись на меня! — не унималась Гермиона. — Скажи мне какую‑то гадость и изнасилуй на этой вот школьной парте!

— Кадмина, — сквозь зубы выдавил профессор защиты от Темных искусств. Но она сбросила мантию и, одной рукой обняв его за шею, а вторую запуская под ремень брюк, стала привлекать мужчину к себе. При этом продолжая буравить его горящим пламенным взглядом.

Гермиона пыталась найти в его глазах отдающий сталью задор и грубую, порывистую страстность. Внезапно во взгляде молодого профессора действительно что‑то вспыхнуло, он с силой оттолкнул ее и повалил на жалобно хрустнувшую парту.

— НИКОГДА! СЛЫШИШЬ?! НИКОГДА! НЕ–СМЕЙ–СРАВНИВАТЬ–МЕНЯ–С-ЛЮЦИУСОМ–МАЛФОЕМ! — разъяренно выкрикнул он, очень сильно прижимая ее к деревянной поверхности и наваливаясь сверху. — Грубости захотелось? Если ты еще раз сейчас улыбнешься так, как только что, — между нами закончатся абсолютно все отношения, кроме учебных. Я не шучу, Кадмина.

— Что здесь происходит?!

Мир на секундочку застыл и полетел в пропасть. У Гермионы что‑то взорвалось в голове зверской болью. За ту минуту, пока она еще не разглядела в темной фигуре, выросшей в дверях облюбованного ими класса очертания профессора Вэйс, девушка, казалось, состарилась лет на десять. Руки потом тряслись до самой ночи.

Кажется, как человек Гермиона окончательно пала в глазах профессора трансфигурации. Кроме того, Генри жутко злился. Да она и сама сердилась на себя. Что же действительно нашло на нее? Джинни только хмурилась, когда Гермиона заговаривала о произошедшем.

Днем, накануне первого экзамена, наследница Темного Лорда пошла мириться и каяться, забросив свои учебники — Генри оценил эту жертву, и мир полностью восстановился. Им действительно стоило помириться перед таким сложным испытанием для отношений между мужчиной и женщиной, как выпускные экзамены у последней.

Гермиона вся ушла в сдачу ЖАБА. Собственно, все семикурсники ушли туда вместе с ней. Даже Гарри перестал говорить о Хоркруксах, даже Рон забыл о своей пламенной любви. До семнадцатого июня, дня последней ЖАБА по истории магии, школа Хогвартс погрузилась в лихорадочное оцепенение и удручающую тишину, в которой слышался только нескончаемый шелест учебников.

С заклинаниями и защитой от Темных искусств проблем почти ни у кого не возникло. Правда, Рон огорчил профессора Флитвика, не сумев отпереть заколдованный сундук на практической части экзамена, а Дин Томас даже провёл вечер вторника в больничном крыле с переломом ноги, поскользнувшись на слизи бандиманов, от которых должен был очистить небольшой деревянный сарай. Но в целом семикурсники Гриффиндора показали неплохие результаты. По крайней мере, никто не повторил подвига Ханны Эббот — пуффендуйка так испугалась барабашки, которого должна была поймать, что хлопнулась в глубокий обморок.

Впрочем, Гермиона не смеялась над этим, потешавшим всех происшествием. Она знала, что весь этот год Ханна была очень нервозной, а еще помнила, как в начале шестого курса девочка надолго пропала из школы после того, как ее мать обнаружили мертвой. Наследнице Темного Лорда не хотелось думать о том, кто и почему лишил жизни миссис Эббот, и было ли это так уж необходимо… Она старалась вообще об этом не размышлять.

Нумерологию и древние руны Гермиона сдавала в дни, ставшие для многих передышкой. Гарри отчаянно пытался подготовиться к грядущей ЖАБА по зельеварению, которая его особенно беспокоила. К середине первого семестра Слизнорт перестал сочувствовать постоянным фиаско мальчика, который выжил, и списывать их на волнение из‑за сложившейся в магическом мире обстановки. Профессор зельеварения теперь откровенно негодовал из‑за безалаберности своего некогда лучшего ученика.

ЖАБА должна была стать для них обоих тяжелым испытанием.

Рона куда больше беспокоила трансфигурация. Перемежая заклинания с проклятьями, он по нескольку часов каждый вечер измывался над своей остроконечной шляпой, превращая ее то в матерчатую ворсистую сахарницу, то в конусообразный сундучок с неработающими петлями.

А в вечер перед экзаменом Гермиона и Парвати с трудом откачали маленького совенка Сычика, которого их отчаявшийся однокурсник пытался превратить в хомяка.

Джинни Уизли, тоже сдававшая экзамены, пусть и не такие садистские, как ЖАБА, долго рассказывала о том, как Колин Криви сбросил ее подружку Эбби в озеро вместо того, чтобы просто разоружить на практической части экзамена по защите. Сама Джинни, как и Гермиона, справлялась пока со всем хорошо, только вот на травологии не сладила с мясистым корнем мандрагоры, вывихнувшим ей запястье и расколотившим в порыве бешенства свой и соседний горшки.

Без особых событий прошла сдача современного магического законодательства, наличие которого стало большим сюрпризом для Дина Томаса, свято верившего в то, что продолжает спать по вторникам и пятницам на истории магии.

К счастью многих семикурсников, экзамен по окклюменции предусмотрен не был, ибо афишировать в документах некомпетентность некоторых волшебников и ведьм в данной полезной премудрости считалось неэтичным.

Когда настала очередь ЖАБА по зельеварению, Гарри каким‑то чудом удалось сварить действующую Сыворотку Правды, хотя она и не была прозрачной, пахла довольно резко, а еще давала побочный эффект в виде сильной икоты. Впрочем, всё могло бы закончиться весьма удачно, если бы вечером после экзамена парень с ужасом не обнаружил, что написал в теоретической части рецепт не того настоя.

Рону несказанно повезло — попалось описание действия Оборотного Зелья, живо прочувствованное им на собственной шкуре. Практическая часть тоже не выдалась архисложной.

Гермиона справилась с зельеварением также блестяще, как справлялась и со всем остальным. Только на травологии Невилл Лонгботтом показал куда лучший результат.

Накануне последней ЖАБА по истории магии гриффиндорка почти не спала. Младшие курсы уже сдали свои экзамены и теперь блаженствовали, смущая семикурсников шумным весельем. Джинни, отличившаяся на зельеварении экзотическим Любовным отваром, пребывала в хорошем расположении духа, несмотря на то, что благородно согласилась заниматься с Гермионой вместо того, чтобы пользоваться своей законной свободой.

Она ушла в половине третьего, заявив лихорадочно перелистывающей «Историю Хогвартса» гриффиндорке, что профессор Бинс никогда не знал своего предмета лучше, чем сейчас знает его Гермиона. Та упорно отказывалась в это верить и, напившись Бодрящей Настойки, упрямо перечитывала принесенные из библиотеки талмуды и свои многоярдовые записи.

Всю последовавшую после экзамена часть нового дня, вплоть до поздней ночи, наследница Темного Лорда переживала, замучив всех, с кем могла заговорить. Результаты последней ЖАБА должны были вывесить только на следующее утро, и Гермиона умудрилась даже Хагриду пересказать всё то, что написала в своем ответе о Средневековой ассамблее европейских волшебников и молодых годах Влади́слава Дракулы.

После полного волнений дня девушка с трудом уснула и проспала время объявления результатов. Проснувшись в предпраздничный четверг только после обеда, она в полуистерическом состоянии вылетела из гостиной, едва успев одеться, и чуть не скатилась с Мраморной лестницы, пока неслась в холл к огромному стенду с результатами экзаменов.

* * *

— «Превосходно»! «Превосходно»!!!

Хотелось петь и танцевать. Казалось, всё кругом расцвело после того, как вывесили последние списки с оценками. Во всей школе сложно было отыскать хоть одно мрачное лицо. Последний экзамен сдан!

У нее «превосходно»!

Гермиона искренне не верила в то, что единственная возможная оценка будет ей поставлена, пока своими глазами не видела очередных результатов. За историю магии она беспокоилась больше всего. «Превосходно»!

Сияя счастьем, наследница Темного Лорда вприпрыжку бежала к подземельям, перелетая через ступеньки и глупо улыбаясь. Сейчас ничто не могло омрачить ее счастья.

Оказавшись в нужном коридоре, гриффиндорка без стука распахнула дверь кабинета профессора защиты от Темных искусств. Генри стоял к ней спиной. Великий Мерлин, ведь она же не была здесь с конца мая! Как же она соскучилась!

Девушка прыгнула на него сзади, обхватывая руками и ногами.

— «Превосходно»! — крикнула она. — Ах!

Спрыгнула на пол, и он повернулся, сияя улыбкой.

— У меня «превосходно» по истории магии! — Гермиона обняла его. — Это невероятно! — девушка жадно поцеловала знакомые губы. — «Превосходно»!

— Никто не сомневался, — промычал, отвечая ей, Генри.

— Я сомневалась!!! — Она поволокла его к дивану, взмахом палочки закрыв распахнутую дверь на засов. — Я счастлива! Я просто счастлива!!! Я свободна! Высший балл! Последнее «превосходно»! — Они упали на диван. — Я хочу тебя!

Она стала быстро срывать с него и себя одежду, продолжая сиять улыбкой, и не переставая говорить:

— О, как я волновалась! Я ужасно знала… Ай, к горгульям всё, не важно! Теперь! Я как ребенок, да? Но я совсем, совершенно СВОБОДНА! Для нас, для тебя. О, я люблю тебя!

Девушка вновь жадно его поцеловала.

В следующие полчаса им обоим было не до разговоров.

* * *

Гермиона устало растянулась на диване, укутавшись в бордовое покрывало, а Генри стал одеваться. Внутри у девушки всё плясало и пело. Чувства рвались наружу.

— Я счастлива. Я абсолютно счастлива! Я люблю тебя, — еще раз прошептала она. Ощущение свободы и счастья не проходило и только усиливалось.

Генри повернулся к ней. И посмотрел прямо в глаза.

«…Какие у него глаза! Зеленые и бездонные…»

Он присел на край дивана и склонился к девушке.

— Я люблю тебя, — в который раз повторила Гермиона. — Я очень тебя люблю.

— Кадмина, — он был совсем близко, обдавал ее лицо своим дыханием, — Кадмина, ты… — их взгляды встретились, и у нее внутри что‑то ёкнуло. — Ты выйдешь за меня замуж?

 

Глава XIII: Лилия на плече

Она застыла и впилась взглядом в его глаза. Это длилось почти целую минуту. Оба не двигались.

— Кадмина?

— Я… Я… Да. Да, я согласна! — Она села и опять прижалась к нему всем телом. — Генри… Я… Теперь я больше, чем просто абсолютно счастлива!!!

* * *

Темный Лорд, сам Темный Лорд дал свое согласие на этот брак. Мысли путались в голове Гермионы после того, как, отдав дань плотским утехам, они серьезно поговорили с Генри об их, теперь совместных, планах на будущее. Он уже обсуждал это с Темным Лордом. Он никогда не стал бы ронять в ее душу таких слов, если бы не получил «благословление» ее сурового родителя.

Гермиона пыталась собрать мысли — мысли непослушно разбегались. Вечером, завтра вечером — Выпускной бал. Утром — праздничный банкет, днем с платформы хогсмидовской станции отбывает поезд, увозя всех студентов, кроме выпускников и некоторых старшекурсников, остающихся в качестве пары для кого‑то из выпускающихся. Джинни, которой ее семикурсник из Когтеврана простил даже выигранный Кубок школы по квиддичу, оставалась на Выпускной бал с Гермионой.

Джинни будет их с Генри единственным гостем на этом балу, балу в честь их помолвки.

* * *

— О Великий Мерлин! Гермиона! Это невероятно!

Джинни сверкала глазами и сияла так, будто это ей сделали предложение.

— Я должна быть подружкой невесты! Гермиона! Это будет самая шикарная свадьба в мире! Гермиона! Ты только подумай! А профессор Саузвильт собирается работать тут дальше? Хотя Темный Лорд ведь проклял должность… А что он будет делать? А как вы объявите об этом? А где вы будете жить? А чем ты будешь заниматься? О, Гермиона! А кто чью фамилию возьмет? — наконец расхохоталась она. — Кадмина‑как–там–тебя–полностью?

— О Моргана! Ты так тараторишь — как все эти мысли помещаются в твоей голове?

— Совершенно не помещаются! Так и лезут наружу! О, как же ты сегодня уснешь, тебе же надо до завтра хорошо выспаться?! А я как усну? — добавила она потом, и расхохоталась еще больше. — А вы не объявите о помолвке официально? На балу? Ты же уже совершеннолетняя, вот это будет номер! Прикинь только: каков эффект!

— И прикидывать не буду. Наслаждайся своим привилегированным положением единственной осведомленной гостьи на балу, который школа Хогвартс, сама того не ведая, организовала в честь обручения наследницы Темного Лорда.

Теперь они уже обе расхохотались и долго еще не могли успокоиться. Гермиона вообще не могла успокоиться и потому несказанно обрадовалась, когда прилетевшая от Генри сова принесла аккуратный флакон бесцветной жидкости и записку. Приписав несколько строк, Гермиона отхлебнула половину порции снотворного и, отослав сову Джинни Уизли, провалилась в глубокий и сладкий сон.

* * *

Утро предпоследнего дня в школе Хогвартс Гермиона встретила, вспорхнув с кровати на крыльях счастья. Сегодня такой чудесный день!

Ее выпускной наряд — он должен был поразить всех в Хогвартсе: это было то самое одеяние, в котором Гермиона встречала Рождество, только немного переделанное, — уже висел на вешалке у кровати, вычищенный и выглаженный школьными эльфами. Гермиона умылась, облачилась в мантию и полетела в Большой зал. Ей хотелось видеть Генри, хотелось найти Джинни и поболтать с ней. Она чувствовала, что если не поговорит хоть с кем‑то — ее просто разорвет от счастья и восторга.

— Гермиона, нужно поговорить.

Входя вслед за Гарри и Роном в пустой класс — сколько же раз за последние семь лет такое бывало? — Гермиона почему‑то представила себя в образе ангелочка. Вот она порхала по замку — а вот плетется в класс: босые ноги шлепают по каменному полу, белый саван волочится, собирая пыль, крылья опали и нимб съехал на глаза.

— Завтра, едва взойдет солнце, завет, данный мною Дамблдору, будет исполнен, — торжественно начал Гарри. — Не раньше. Я уверен, пусть это и ребячество, что для него слова об окончании школы означали не только сдачу ЖАБА, — парень невольно поморщился, — но и соблюдение всех традиций этого замка. Мы обязаны выполнить волю директора, его последнее желание. Эта школа была его жизнью, он вложил в нее свою душу — и мы должны хранить ее святые традиции. Но потом — мы обязаны уже не только профессору Дамблдору, но и всему магическому миру — уничтожить Хоркруксы Волдеморта. Поможете ли вы мне, друзья?

— Что за вопросы?! — картинно возмутился Рон и нагло притянул к себе за талию опешившую от подобного нахальства Гермиону, — мы с Герм всегда рядом, правда, Герм?

— П–правда, — поморщилась Гермиона. — Рядом с Гарри. Отпусти меня, Рон.

— О, да что ты…

— Не начинайте сейчас! — возмутился Гарри. — Послушайте. Сегодня я уже должен вам об этом сказать, — он торжественно улыбнулся. — Я хочу заняться поисками Лаванды.

Гермиона вздрогнула.

— МакГонагалл сохранила часть ее вещей для Ордена Феникса, — продолжал гриффиндорец. — Я не говорил вам раньше, чтобы не расстраивать и… — он на секунду замялся, — ну, чтобы вы лишний раз не поругались. Так вот: есть надежда, что Лаванда жива! Орден проводил сложнейшие поисковые обряды, используя ее вещи — и куда же, как вы считаете, все они неизменно направили следствие?

— В поместье Малфоев! — ляпнула Гермиона и прикусила губу.

— А ты откуда знаешь?! — опешил Гарри.

«Кто из орденовцев треплется? Тонкс? — пронеслось в его голове. — Написала?»

— Мне написала Тонкс, — не нашла ничего лучше, чем озвучить его мысли Гермиона. — Но она только вскользь намекнула, ты же знаешь ее…

— Я так и думал! Ее бы исключить из Ордена за такое! Писать о подобных вещах! Да ведь Пожиратели Смерти могли схватить сову и перепрятать Лаванду!

— Мерлиновы подштанники, Гарри, да зачем?! Почему ты вообще думаешь, что она может быть еще…

— Да, я думаю, что она жива, — невозмутимо прервал ее Гарри, властно останавливая речь рукой. — Если уж она зачем‑то понадобилась им, и они ее похитили — а мы теперь уверены, что без Волдеморта тут не обошлось…

«Довольно косвенно, мой друг», — подумала Гермиона.

— Так вот, если она зачем‑то нужна им — то к чему было бы убивать ее? И если бы ее убили — зачем делать это в поместье Малфоев? Вот уж странное подобрано местечко! И уж тем более — зачем бы держать там потом ее тело? Нет, я считаю, что Лаванда жива. Но… Тонкс больше ни о чем не писала тебе, Гермиона?

— Больше ничего. Пожалуйста, не ругай ее, — осторожно добавила оплошавшая гриффиндорка, — не говори, что ты знаешь о письме. Она расстроится… Ты же понимаешь, она совсем недавно родила малыша, Гарри, нельзя ее огорчать.

— Хорошо, хорошо! — перебил ее мальчик, который выжил. «…из ума», — любила теперь добавлять про себя Гермиона. — Я не буду волновать твою Тонкс!

— Почему Орден не вызволил ее до сих пор?! — воскликнул молчавший до того Рон. — Почему позволяет держать Лаванду у Малфоев?!

— Потому что Гермиона перебивает меня и не дает объяснить! Орден много раз проводил обыск поместья. За ним неусыпно наблюдают. Самые опытные волшебники Ордена Феникса и самые лучшие мракоборцы Министерства ведут постоянную скрытую слежку. В поместье пусто. Нарцисса Малфой жила там до Рождества, а потом уехала за границу, в Италию. К каким‑то родичам. За этой женщиной я тоже намерен проследить — она должна быть связана с Волдемортом! Миссис Малфой прибыла домой на несколько дней после непродолжительного отсутствия, в январе, — потом уехала и с тех пор уже не появлялась. В замке обитает только домовой эльф. Ни один из тщательнейших обысков не дал результатов.

«… При всем уважении. Даже если ты и он встанете предо мной с волшебными палочками, а у меня палочки не будет — и вы оба — оба! — приложите все усилия для того, чтобы лишить меня жизни, — сейчас вы ничего не смогли бы мне сделать. Даже если больше не осталось бы Хоркруксов. Поверь мне. Не думай, что я преувеличиваю свои возможности…»

«…Самые опытные волшебники Ордена Феникса и самые лучшие мракоборцы Министерства ведут постоянную скрытую слежку… В замке обитает только домовой эльф. Ни один из тщательнейших обысков не дал результатов…»

— Чему ты улыбаешься, Гермиона? — спросил Рон.

— Я?.. Эм… Я… Подумала просто… Мы ведь отправимся туда, верно? — она посмотрела на Гарри. — В пустое поместье Малфоев — искать Лаванду? Просто я подумала, что было бы с Малфоем, если бы он узнал, что мы собираемся лазить по его дому. Может, отыщем его детские погремушки!

— Отыщем, отыщем! — подхватил Гарри. — Мы всё отыщем. Это, кстати, хорошая мысль. Нужно будет набрать личных вещей Драко и Люциуса Малфоев — и попробовать повторить тот ритуал, с помощью которого мы нашли и убили Снейпа, — горячо продолжил Гарри. — Я убил, — добавил он, помолчав.

Гермиона опять невольно улыбнулась. Интересно, как это будет выглядеть? Они проникнут в поместье — как всегда обитаемое: насколько ей известно, Темный Лорд постоянно пребывает там, — и станут, под скрытым наблюдением орденовцев и мракоборцев, ходить по комнатам и искать. А она, Гермиона, видимо, как и раньше сможет видеть своих родных — за их «простыми домашними занятиями».

Воображение услужливо нарисовало картинку: гостиная поместья, вечереет, пылает камин. В кресле, закинув ногу на ногу, сидит задумчивый Северус Снейп в своей классической черной мантии. На диване устроился, опершись на спинку и кожаный подлокотник, то и дело пригубливающий стакан с виски Волдеморт. У него на коленях покоится голова Беллатрисы. Она лежит на диване, закинув ноги на высокие подушки, и крутит в руках волшебную палочку. Во втором кресле сидит Люциус. Он тоже закинул ногу на ногу и тоже держит в одной руке стакан. На подлокотнике его кресла присела утомленная от бесконечных обходов дома Гермиона, Люциус по–хозяйски положил руку на ее бедро и задумчиво теребит пальцами кружево трусиков, выбившееся из‑за пояса джинсов. На полу устроились Гарри и Рон. Перед ними развернутое полотенце, на нем — колбаса, хлеб и соленые огурцы. Гарри говорит с набитым ртом:

«Нубно еще раз охмотреть подвал. Кохда‑то мистев Уиси нашел там тагник».

«Мы уже осматривали этот тайник», — возражает ему Рон.

«Но што мешает быть ташнику в ташнике?» — упрямится Гарри.

«Посоветуй им внимательнее обыскать левый дальний угол, Кадмина, — задумчиво протягивает Люциус. — Интересно поглядеть, как они справятся с установленной там ловушкой».

«Это не те ли чары, для которых я заказывал настой Дауэсса из Лапландии? — оживляется Снейп. — О да, посоветуйте им, Кадмина! Это может быть очень занятно».

«Мы должны обязательно найти здесь что‑то! — проглотив очередной кусок, заводится Гарри. — Гермиона, почему ты не ешь?»

Девушка порывается встать, но Люциус удерживает ее самым бесстыдным образом. Те, кто имеют власть увидеть его маневры, ничего «не замечают».

«Я не голодна, Гарри», — улыбается Гермиона.

«Я чувствую, мы чего‑то не замечаем в этом доме!..» — продолжает Гарри, в упор глядя на Волдеморта.

«Мальчик очень смышлен, милорд, — задумчиво отмечает Беллатриса. — Посмотрите, он на верном пути в своих измышлениях».

«…Что‑то незначительное, какую‑то мелочь, которая могла бы помочь найти Волдеморта! — запальчиво продолжает Гарри, блуждая взглядом по окружающим его врагам. — Или отца Малфоя!»

«Гляди, Белла, ты уже не волнуешь мистера Поттера. Твоя персона ему совершенно неинтересна», — весело замечает Темный Лорд.

«La garde meurt et ne se rend pas», — хмыкает Беллатриса и небрежно махает палочкой.

Большая бутыль тыквенного сока опрокидывается, и штаны сидящих на полу Гарри и Рона мигом намокают. Парни вскакивают и начинают ругаться.

«В мое время юные джентльмены не употребляли таких слов, — философски замечает Люциус Малфой. — Не правда ли, Северус, молодые люди очень скверно воспитаны?»

«О, что я могу сказать? Меня для них вообще не существует. Я убит и забыт, — Снейп картинно вздыхает. — Кадмина, не ходите с Поттером и Уизли искать в спальню Люциуса, — добавляет он, — кажется, я видел там ваши вещи».

«Вы, кстати, с мистером Поттером и мистером Уизли плохо исследовали внутренний двор, — добавляет Волдеморт. — Может быть, переместимся на свежий воздух и понаблюдаем наших гостей на природе? Кадмина, предложи своим спутникам еще раз осмотреть дворик. А я велю эльфихе подать туда чай…»

— Гермиона, о чем ты мечтаешь?! Ты вообще меня слушаешь?! — Гарри смерил ее суровым взглядом. — Осмотр поместья Малфоев первый в моем списке. Есть еще одно. Насколько я знаю, пропал Наземникус Флетчер. Это может быть никак не связано с Волдемортом — мошенник мог залечь на дно и сам. Но тем не менее я думаю поискать его. А потом займемся слежкой за Нарциссой Малфой. Она обязательно знает, где скрывается ее ненаглядный сынок, я в этом просто уверен!..

* * *

Праздничный завтрак в Большом зале прошел торжественно и, вместе с тем, очень грустно. Гермионе было не по себе от мысли, что она прощается со школой навсегда. Никогда уже не вернется… Это ее последний завтрак здесь. Последний…

Она оглянулась на преподавательский стол. Каким бы ни было ее отношение, какими бы ни были ее взгляды — она не могла стереть из памяти прошлого. Да и не хотела. Сейчас ее окружали такие знакомые, такие родные люди! Профессора, Хагрид, однокурсники. Старый замок. Незыблемый и надежный. Он сохранится даже в том мире, о котором грезит ее отец. Он устоит, останется оплотом добрых волшебников. Ничто не в состоянии изменить школы «Хогвартс». Никто не осмелится дерзнуть на это. Вечная и священная…

Гермиона почувствовала сильное жжение в глазах и часто заморгала, стараясь проглотить возникший в горле комок. После торжественной речи МакГонагалл многие семикурсницы плакали, да и у мужской части выпускников в ярких лучах летнего солнца блестели от слез глаза. Что ждет каждого из них там? Там, вне этих надежных стен, там, в большом мире? А что ждет там ее?

— Я пойду переодеваться! — Джинни Уизли оторвала Гермиону от сбивающих друг друга мыслей. — Прекрати кукситься! Ну, Гермиона! Всё же прекрасно! Уж тебя‑то, кажется, не должно пугать будущее, миссис Саузвильт!

— Заткнись! — прошипела Гермиона. — Кругом одни сплошные уши, что ты несешь?! — она встала и пошла с Джинни к выходу из Большого зала. Многие расходились — нужно было готовиться — кому к отъезду, кому — к вечернему балу. — Тем более не буду я «миссис Саузвильт». Наверное. Хотя…

— Саузвильт–Гонт–Блэк, — прыснула девушка.

— Вирджиния!

— Ладно–ладно. Слушай, пошли в гостиную — пора начинать собираться.

— Уже?!

— Да! Мне нужно принять ванну, сделать маску, одеться, соорудить прическу… Уже двенадцать дня, в десять начнется бал! А я встречаюсь с Терри часом раньше.

— Хочу побродить по замку, — запротестовала Гермиона, — попрощаться.

— Сентиментальничаешь? Ну–ну. Где ты будешь «бродить» в половине девятого? Надеюсь, уже по гостиной? Хочу, чтобы ты на меня посмотрела, пока еще можно будет что‑то изменить.

— Обещаю с восьми часов бродить только… м… Только по восточному коридору нашего этажа.

— Ты вообще не собираешься готовиться к балу?! — прищурилась Джинни.

— У меня всё готово, нужно лишь одеться. Справлюсь за полчаса.

— Странная ты девушка, Гермиона, — покачала головой Джинни. — Я вот не уверена, что и в шесть часов смогу уложиться… Ой, даже меньше! Кошмар! Всё, я побежала.

Гермиона проводила ее улыбкой. И действительно пошла бродить по замку — в полном смысле слова. Она ходила по подземельям, долго просидела в старом классе зельеварения — столько воспоминаний нахлынуло в этой мрачной аудитории! Гермиона подошла к шкафу, где когда‑то хранились ингредиенты. Приблизилась к преподавательскому столу. Каково было Северусу вмиг и навсегда проститься с этой школой? Школой, где он прожил так долго, с которой у него связано в миллион раз больше воспоминаний, чем сейчас у Гермионы? Ведь в ней — вся его жизнь…

Девушка не зашла к Генри — она поднялась в холл, заглянула в чулан под Мраморной лестницей, вышла на улицу. Спустилась к озеру, прогулялась до теплиц — но к избушке Хагрида не пошла. Не хотелось разговаривать.

Так мрачно, знакомо и печально качались кроны Запретного Леса…

В школу Гермиона вернулась через тайный ход. И вновь стала блуждать по коридорам — заходить в классы, вглядываться в окна. Один раз даже разрыдалась около старых рыцарских доспехов, распластавшись на каменном постаменте.

— Семикурсница? — участливо спросил рыцарь, попытавшись ласково погладить ее ржавой металлической перчаткой по голове.

— Ой, оставьте меня, — попросила Гермиона, устыдившись. — Просто… Просто грустно стало… Ходила тут, ходила…

— Что же вы не готовитесь к балу? — спросил рыцарь. — Уже почти восемь часов, а вы тут плачете о прошлом.

— Я быстро подготовлюсь, — уверила его Гермиона. — А пока действительно хочу, как вы выразились, проститься с прошлым. Уже восемь? О, простите, я с восьми обещала прощаться с восточным коридором последнего этажа.

— Странная вы девушка, — задумчиво заметил рыцарь, провожая ее взглядом пустых пыльных глазниц, — всё‑то у вас по расписанию: даже меланхолия…

Поплакать в коридоре восьмого этажа не довелось: едва поднявшись, Гермиона столкнулась с Роном. Вид у того был весьма решительный.

— Гермиона, надо поговорить. Сейчас.

— Надо — поговорим, — тяжело вздохнула она, сворачивая по обыкновению в пустой класс. Классы сейчас все были пустыми.

— Послушай, я хочу раз и навсегда определить наши с тобой отношения, — сказал без паузы Рон, как только за ними хлопнула дверь.

— Тебе они еще не ясны?

— Они не ясны тебе, Гермиона, — упрямо заметил рыжий парень, скрещивая руки на груди. — Ты — моя девушка. Нет, слушай. Ты — моя девушка. И ты сегодня будешь моей партнершей на Выпускном балу.

— И почему, позволь узнать, ты так считаешь? — развеселилась Гермиона, присаживаясь на парту.

— Слушай меня! — закипел Рон. — Ты довольно выставляла меня идиотом! Мы прощаемся со школой, и ты на этом балу будешь со мной! Это не обсуждается! Ты бегала за мной весь прошлый курс, ты раздавала мне авансы — а теперь воротишь нос? Не выйдет, Гермиона! Позволь напомнить тебе, что ты окончила школу и вступаешь во взрослую жизнь. Ты хочешь быть одна? Я, между прочим, чистокровный волшебник из древнего, известного рода.

— Печально известного, — съязвила Гермиона.

— Да как ты смеешь?! — покраснел Рон. — Ты что‑то поссорилась с головой, Гермиона! Весь этот год сама не своя. Переходный возраст, что ли?

— Рон, не хами. Я сама и своя. Именно своя. А не твоя, чтобы ты мог мною командовать! Если тебе угодно знать, я не буду с тобой встречаться, даже если придется выбирать между тобой и… и… — она уже почти перешла на крик.

— Ага, скажи еще Тем–Кого–Нельзя–Называть!

— С Темным Лордом я встречаться тоже не буду, — язвительно брякнула Гермиона. — Но из совершенно иных, чем ты полагаешь, побуждений!

— Охренеть, ты послушай себя! «С Темным Лордом я встречаться не буду»! Ты больная на голову! И выводишь меня. Но всё равно: ты будешь со мной!

— Слушай, Рон, мне это надоело! — закричала Гермиона. — Я тебя сейчас заколдую, не зли меня своим бредом! И вообще — отвали, мне пора одеваться!

— Сначала придется раздеться.

Всё произошло так быстро, что ни Гермиона, ни даже Рон не успели ничего подумать. Решение парня было молниеносным: если бы он задумался над ним — Гермиона прочитала бы его мысли и успела защититься. Но он махнул палочкой почти бессознательно, и неожиданно умело наложенные чары крепко привязали руки и ноги девушки к ножкам парты так, что она растянулась на гладкой столешнице, словно распятый грешник, больно стукнувшись лопатками о полированное дерево. Волшебная палочка выпала и покатилась по полу.

— Рон, ты сдурел?! — захлебнулась негодованием Гермиона.

— Ты слишком много о себе воображаешь, — сказал Рон, нависнув над ней. — Не смей разговаривать со мной как с мальчишкой! Я тебе сейчас покажу, какой я мальчишка! — он рванул на ней мантию. — Ты мне потом еще спасибо скажешь!

— Не смей меня трогать, ублюдок! Рон! Рон, ты рехнулся, отвали!

Гермиона безрезультатно пыталась отпихнуть его — она так рассвирепела, что совершенно утратила над собой контроль. Если бы удалось успокоиться, она смогла бы справиться с ним и без палочки, но сейчас была совершенно не в состоянии концентрироваться на чем‑либо.

— Рон, перестань! Рон, я выхожу замуж! Слышишь?! Мой жених похоронит тебя заживо!

— Ты бредишь, Гермиона, — хрипло сказал Рон, приспуская штаны.

— Помогите! — заверещала наследница Темного Лорда, отворачиваясь от его губ.

— Силенцио! — направил на нее палочку Рон.

И слов не стало. Гермиона только беспомощно открывала и закрывала рот, тщетно пытаясь освободиться. Рон грубо комкал ее одежду и лапал тело своими огромными ручищами. Вот он поцеловал ее в шею — и Гермиона вдруг с дрожью вспомнила сцену между Волдемортом и Нарциссой, свидетельницей которой она невольно стала. Она попыталась успокоиться и отпихнуть Рона, но не могла — и вдруг он сам перестал беспорядочно тискать ее тело и замер. Просто окаменел. Гермиона не сразу поняла, почему лицо Рона из красного внезапно стало пепельно–серым, а глаза полезли из орбит.

— Ч–ч‑что это? — хрипло прошептал он голосом, в котором непонимание смешалось с паническим ужасом. — Что это, Гермиона?

Связанная невидимыми путами девушка повернула голову налево, туда, куда вперились эти огромные помертвевшие глаза. На ее оголенном плече, перехваченный только тонкой бретелькой съехавшего лифчика, зловеще улыбался змеиным оскалом череп Черной Метки.

— Импедимента!

 

Глава XIV: Кто виноват, и что делать?

Рона отшвырнуло к противоположной стене, но он, казалось, этого и не заметил. Парень не сводил глаз с Гермионы.

— Рон, какого лешего тут происходит?! — В дверях класса, вскинув волшебную палочку, стояла Джинни Уизли в шикарном вечернем наряде. Она так и пылала гневом. Легкий взмах рукой — и освобожденная Гермиона села, молча потирая запястья и исподлобья косясь на приятеля. — Рон, ты спятил?!

— Г–г-гермиона… — Рон, казалось, вообще не замечал появления Джинни и столь грубой смены своей дислокации. — Г–г-гермиона, что это? — он с шепота перешел на крик. — Что это, Гермиона?!!

— Ронни! Ау! — помахала рукой младшая Уизли. — Ты головой нигде не ударился?

— Д–джинни… у–у нее Черная Метка! — бескровными губами прошептал Рон. — Черная Метка на плече! Джинни, это не Гермиона! Это Пожиратель Смерти! Нужно скорее бежать! К МакГонагалл!

Джинни, отошедшая было от двери, снова загородила проход.

— Что ты такое говоришь? — спросила она, бросая быстрый взгляд на Гермиону. Та уже пришла в себя настолько, что смогла без волшебной палочки снять проклятье Рона, но продолжала молчать, всё еще потирая запястья. — Это — Гермиона Грэйнджер. Какие еще Пожиратели Смерти?!

— Гермиона, что же ты молчишь?! — истерически выкрикнул Рон.

— Ты меня заколдовал, — напомнила ему Гермиона. — Наложил заклятие немоты — вот я и молчу.

Рон беззвучно закрыл и открыл рот. Потом попятился к сестре.

— Скорее. Скорее, уходим отсюда! Это не Гермиона. Нужно спешить к МакГонагалл!

— Рон, мы никуда не пойдем, — упрямо сказала Джинни. — Успокойся.

— Посмотри на ее плечо! Нет! Стой! Это Пожиратель Смерти, он опасен! Не подходи к нему! Что ты сделал с Гермионой?!

— Рон, — Джинни быстро приняла решение, — если ты прав, нам нужно спешить к Гарри. Немедленно. — Она посмотрела прямо в глаза Гермионы и постаралась как можно четче подумать: «Иди к профессору Саузвильту, я их задержу».

Гермиона чуть заметно кивнула, кутаясь в мантию, и брат с сестрой поспешно выскочили из класса.

* * *

— Успокойся и сядь!

Генри сам с трудом успокоился — его первой мыслью было пойти и убить Рональда Уизли голыми руками.

— Во… во–первых… Во–первых, нужно, чтобы твоя Джинни рассказала о том, что там у них происходит. Я сейчас же пошлю за ней.

— А дальше? — хмуро спросила Гермиона. — Когда мы узнаем, что они отправились к МакГонагалл или что они всюду ищут меня чтобы всё выяснить?

Генри вызвал школьного эльфа и послал его за Джинни. Когда домовик исчез, он покачал головой.

— Я не могу принимать таких решений, — молодой профессор кивнул на камин. — Когда мисс Уизли придет, отправимся к Темному Лорду.

— Прямо отсюда, через камин?! — опешила гриффиндорка. — Неужели это безопасно?!

— Безопасно, Кадмина, — устало сказал Генри. — На сей счет не переживай.

Джинни Уизли появилась через полчаса. Она запыхалась и выглядела озабоченной.

— Гарри и Рон ищут тебя по всему замку, — сообщила она, входя. — Здравствуйте, профессор Саузвильт. Я уговорила их, что нужно «убедиться в правоте Рона» и сначала поговорить с тобой, а только потом сообщать что‑либо МакГонагалл. Но если они вскоре не найдут тебя — я ни за что не ручаюсь. Можешь сделать Метку невидимой? Можешь сказать, что занималась, скажем, гипнозом, и это единственное, что пришло тебе в голову, чтобы остановить Рона? Это возможно?

— Это ерунда, — покачала головой Гермиона.

— Довольно разговаривать, — перебил Генри, бросая в камин зеленоватую пыль и ступая в огонь. — Мисс Уизли права, нам нельзя терять ни минуты. — Он высунул руку из камина и перевернул стоящие на нем песочные часы. — Ровно через десять минут обе пойдете за мной. — Генри опустил глаза в бушующее зеленое пламя. — Поместье Малфоев, кабинет.

— Он что, отправился к Темному Лорду?! — спросила Джинни, слегка присвистывая. Ее вечерний наряд немного растрепался, рыжие локоны прилипли к вспотевшему лбу. Гермиона кивнула. — Чертов придурок Рон! Он действительно пытался тебя трахнуть, или я чего‑то не понимаю?

— Всё понимаешь, — угрюмо сказала девушка. — Знаешь, я почувствовала злорадство, когда он увидел Метку. Я много бы чего порассказала ему. С огромным удовольствием! Посмотрела бы, как вытянется его харя. Брр! — Гермиона поежилась. — Подумать только, он чуть меня не изнасиловал! Рон! Меня!

— Да как это вообще пришло ему в голову?! — негодовала Джинни. — Так и в Демонов Безумия недолго поверить, — вспомнила она страшилки миссис Уизли. — Рон считает, что тебя похитили Пожиратели Смерти и заменили кем‑то, принявшим Оборотное Зелье, — почесав переносицу, поделилась она.

— И откуда же у меня тогда Черная Метка? — мрачно спросила Гермиона.

— Гарри сказал то же самое. И еще Гарри сказал, что ты вела себя несколько странно последнее время. Но Гарри думает, что на тебя могли наложить Империо. Только тогда уже Рон стал спрашивать, откуда в таком случае Метка. А потом появился эльф, и мне с трудом удалось отбиться от них — им не ясно, видите ли, какого лешего от меня могло понадобиться Саузвильту «в такой момент»…

— Пошли, Вирджиния, — оборвала ее Гермиона, — песок в часах закончился.

* * *

Темный Лорд сидел в высоком кресле, положив руки на подлокотники. Генри помог Гермионе и Джинни выбраться из камина и почтительно замер в стороне. Младшая Уизли поклонилась.

— Привет, — фамильярно сказала Гермиона. Ее подруга издала какой‑то сдавленный звук и промолчала, уставившись в пол. Темный Лорд ободряюще улыбнулся дочери.

— Вы молодец, Джиневра, — спокойно и с легкой торжественностью сказал он после недолгой паузы. — Можно даже сказать — вдвойне. Возможно, было бы лучше, появись вы раньше… А возможно, и нет, — задумчиво закончил он и посмотрел на Гермиону.

На этот раз молчание затянулось. Темный Лорд не отводил внимательного взгляда от глаз дочери, и та, в конце концов, потупилась.

— Что ж, — через какое‑то время произнес Волдеморт, — ты окончила школу, Кадмина. Ты выходишь замуж. Поздравляю вас, кстати. К сожалению, я не могу сейчас уделить внимание этому знаменательному событию. Мы наверстаем упущенное позже. Скажи мне, чем ты думаешь заниматься вообще?

— Я… Ну, ничего особенно не изменилось, я хочу заняться изучением древностей, — осторожно сказала Гермиона после небольшой паузы. — Мы с Генри думали потом уехать в какой‑нибудь древний храм на исследования… У меня даже есть несколько вариантов на примете. Я читала…

— Мы вернемся к этому позже, — мягко остановил ее Темный Лорд. — Вот и хорошо. В таком случае ты сможешь исполнить то, чего так сейчас желаешь.

— А чего я желаю? — растерянно спросила Гермиона.

— Ты хочешь наказать Рональда Уизли, — усмехнулся ее величественный родитель. — Ты хочешь опять увидеть тот же ужас в его глазах, хочешь бросать слова — одно за другим — и бить ими наотмашь. Ты хочешь увидеть то же выражение ужаса и отчаяния на лице Гарри Поттера. — Темный Лорд одну за другой облекал в слова ее неясные мысли, описывал смутные чувства. — Ощутить в полной мере свою власть, всё свое превосходство. Тебе так понравилось то, что ты увидела недавно на лице бывшего друга… Коротко говоря, ты хочешь рассказать молодым людям правду.

— Но как же? — удивилась Гермиона, отмечая про себя, как правильно он всё определил. — Они ведь донесут Ордену.

— И что? — усмехнулся Темный Лорд.

— Как же?..

— Ты выходишь замуж за Генриха — этого уже не поймут твои старые друзья. Сомнительно, чтобы ты хотела общаться с Гарри Поттером или Рональдом Уизли в дальнейшем. А помешать тебе выйти замуж и уехать из Великобритании никто не сможет. Без доказательств и при моих возможностях, — он усмехнулся. — Только попробуй попросить мистера Поттера, во имя старой дружбы, никому не объявлять свою блестящую новость до вашего или твоего отбытия из школы. Ему вряд ли поверят — но скажи, что тебя всё равно никто не сможет там задержать. И это, кстати, правда. В сущности, может быть, и хорошо, что так вышло. Ты начинаешь новую жизнь — значит, должна как‑то развязаться со старой. До того не было повода и настроения — а здесь смотри: ты вся так и пылаешь желанием выговориться. Полагаю, это сильно улучшит твое самочувствие… В сущности, с тобой сейчас всё абсолютно просто и ясно. А вот мисс Уизли нужно принять очень важное решение.

Джинни вздрогнула и подняла вопросительный взгляд.

— Вам, Джиневра, сейчас нужно определить ближайшие годы своей жизни, — тихо пояснил Темный Лорд, пристально глядя девушке в глаза. — Либо вы отправляетесь из кабинета Генриха в гостиную Гриффиндора и выслушиваете потом пылкий рассказ Гарри Поттера, ужасаетесь, хватаетесь за голову, а взамен за эти муки получаете возможность жить дальше, никем ни в чем не подозреваемая, окончить в следующем году школу, вращаться в том кругу, в котором живете, общаться со своей семьей. Либо…

Он замолчал. Джинни сглотнула и устремила блестящий взгляд в пол.

— Либо вы получаете возможность отвести душу, — после паузы продолжил Темный Лорд, — как Кадмина. И осуществить наконец то, ради чего вы, собственно, встали на мою сторону, — он улыбнулся немного зловеще, Джинни слегка покраснела и сжала кулаки — Гермиона видела, как она впилась ногтями в кожу. — Я не упрекаю вас, Джиневра. Каждый руководствуется своими идеями, преследует свои цели. Но вы должны понимать, что, сделав этот шаг, вы перечеркнете всю свою былую жизнь. Вы потеряете и место в обществе, и семью. Вероятнее всего, навсегда.

Джинни подняла взгляд. Гермиона молчала. Темный Лорд пристально смотрел на молодую девушку.

— Генрих, возвращайтесь с Кадминой в Хогвартс, — наконец сказал он. — Пошли кого‑то за ее вечерним нарядом, пусть подготовится к балу в твоем кабинете, а потом отправьте мистеру Поттеру и мистеру Уизли сообщение, что Гермиона Грэйнджер ждет их для разговора у тебя, внизу. Ты тоже открываешь свое инкогнито: и твоя задача сегодня — охранять Кадмину и помочь ей покинуть школу, если вдруг Гарри Поттер откажет ей в… хм, «последнем желании». Кадмина, можешь поведать мистеру Поттеру и о здравии Северуса, это его заинтересует. Идите. Я немного задержу вас, Джиневра, — обратился он к Джинни, — если вы не возражаете.

Прежде чем скрыться в зеленом пламени, Гермиона увидела, как ее подруга еще раз поклонилась.

* * *

Гермиона одевалась в полусне.

Они почти не говорили с Генри, девушка вообще, казалось, парила в каком‑то своем мире. Она отрешенно приняла принесенную школьным эльфом праздничную мантию, переоделась. Генри сначала пытался разговаривать — но она молчала в ответ. Она думала. В ее голове одна сцена сменялась другой.

Гермиона придумывала диалоги, свои и чужие реплики и то и дело замирала с улыбкой, согретая теплом янтарного кулона. Генри смотрел на нее со смесью понимания и удивления и, в конце концов, бросил попытки завязать разговор и к чему‑то подготовить ее и себя. Единственное, с чем он помог ей — так это с изменениями рукавов праздничной мантии. В рождественском варианте их там не было вовсе, для школьного Выпускного бала наряд переделали. Сейчас, умело взмахивая палочкой, профессор защиты от Темных искусств помог Гермионе сделать рукава мантии расклешенными, с длинными разрезами от самых плеч. Для полноты эффекта в самый нужный момент. Генри чувствовал, что для Гермионы сейчас важны зрелищность, напряженность, драматизм и некоторая наигранность, которая неизбежна в сцене подобного объяснения.

Джинни всё еще не возвратилась, когда в десять часов вечера Генри послал Гарри и Рону сову, доставленную послушным эльфом из совятни. В письме, написанном аккуратным почерком Гермионы, говорилось, что она хочет поговорить со своими друзьями в кабинете профессора Саузвильта прямо сейчас.

Ни Генри, ни сама Гермиона не знали, что подумали насчет этого сообщения молодые люди, какие бешеные мысли возникли в их головах, какие подозрения зародились.

Однако, несмотря ни на что, в четверть одиннадцатого из‑за двери кабинета раздался беспокойный стук.

* * *

Гермиона не волновалась. Вообще. Она вдруг почувствовала холодное спокойствие и решимость. Генри занял место в глубоком кресле, чуть позади и левее от нее, сама же девушка стояла, опершись о спинку кушетки, прямо напротив двери. Кабинет Генри был довольно большим, и перед ней до входа лежало внушительное свободное пространство. Гермиона легонько качнула палочкой и дверь отворилась.

Девушка сложила руки на груди, не выпуская своего оружия, и пристально смотрела на вошедших приятелей.

Они выглядели помятыми и растерянными. Никто из них не готовился к балу, и сейчас Гермиона в своем сногсшибательном наряде, холодная и спокойная, сильно выигрывала перед их нерешительной растерянностью. Гарри, лишь бегло окинув взглядом кабинет и бросив удивленный взгляд на Генри, заговорил быстро и сбивчиво:

— З–здравствуйте, профессор Саузвильт. Простите. Гермиона! Что это значит? Рон… Рон говорит ужасные вещи. Ты пропадаешь на целый день, а теперь хочешь поговорить, шлешь для этого сову и назначаешь встречу здесь, в… в присутствии преподавателя! — в его голосе были непонимание и обида. Гермионе показалось, что он, если и верил Рону до того, как вошел — сейчас разуверился во всем, тем рассказанном.

— Ты можешь говорить со мной при профессоре Саузвильте абсолютно обо всем, — спокойно начала девушка. — Я видела Джинни. Она сказала, что вы ищите меня. Зачем?

— Гарри, это не Гермиона! Профессор, профессор, мы видели…

— Помолчи, Рон! — перебил друга Гарри. — Гермиона, я хочу говорить с тобой наедине. Но сначала я хочу… Прости, пожалуйста… Я хочу посмотреть на твое левое плечо.

Гермиона усмехнулась. Она глядела на Гарри и Рона и улыбалась, чувствуя, как от ее усмешки волосы начинают шевелиться у них на головах; читая в их глазах путающиеся, сбивчивые мысли, предчувствуя и уже смакуя то, что последует дальше. Кулон Кандиды Когтевран на груди горячей звездой ласкал кожу.

То в ней, что некогда было Гермионой Грэйнджер, казалось, сейчас испарилось прочь без следа.

— Зачем, Гарри? — тихо спросила молодая ведьма, пристально посмотрев в его глаза. — Я и так могу сказать, что ты увидишь там Черную Метку.

Краем глаза она заметила, как Генри едва заметно усмехнулся. Рон и Гарри остолбенели, а у последнего вырвался стон. Они ожидали чего угодно — объяснений, в которые они поверят или не поверят, того, что перед ними не Гермиона, ожидали даже нападения — и держали наготове палочки. Но такого спокойного и обыденного признания факта…

— Но как же… Кто ты такая?! — вскричал Гарри. Рон потеряно молчал и смотрел на нее с нарастающим ужасом. — Где Гермиона? И где Джинни Уизли?

— Я не знаю, где Джинни, — немного солгала Гермиона, хотя собиралась говорить только правду — так веселее. — А я действительно та, кого ты знаешь как Гермиону Грэйнджер. Ту самую Гермиону Грэйнджер, твою лучшую подругу на протяжении долгих лет. И твою, Рон. Скажи мне, Гарри, если ты считаешь, что Гермиону похитили и заменили искусно подделанной копией, зачем же этой копии оставили предательскую лилию на плече?

— Какую еще лилию?! — визгливо выкрикнул Гарри и бросил на Рона сердитый взгляд.

— Ваша образованность просто поразительна, мистер Поттер, — подал голос Генри. От этого мальчики вздрогнули — они, кажется, вообще забыли о его присутствии. — «Мисс Грэйнджер», — профессор усмехнулся, произнося это имя, — говорит аллегорично.

— А вы тут вообще причем?! — грубо выкрикнул Рон, перебивая его. — Что вы вообще об этом знаете, почему сидите здесь?!

— Помнится, Рон, в наше с тобой последнее свидание — когда ты пытался меня изнасиловать, — она бросила быстрый взгляд на Гарри: рассказал ли Рон ему о том, каким образом добрался до ее оголенного плеча. Не рассказал — быстро поняла она и продолжила, — я сообщила тебе, что выхожу замуж. Ты, разумеется, забыл об этом. Так вот, я действительно выхожу замуж. Я выхожу замуж за Генри.

— Какого Ге…

— За профессора Саузвильта, если вам так угоднее, — холодно окончила она. В их головах взорвался рой новых мыслей — Гермиона невольно усмехнулась. Генри быстро сделали главным злодеем.

— Гермиона… Гермиона… Ты — Гермиона? — сбился на полуслове Гарри.

— Как же тебе это доказать? — сощурилась девушка. — Я знаю о тебе всё, ты можешь задать мне любой вопрос — но я не хочу играть в эту глупую игру. Мы не на допросе, я не буду ни в чем убеждать тебя. Да, я Гермиона. И еще, — она пристально посмотрела в глаза мальчика, который выжил, — Черная Метка на моем плече появилась до знакомства с профессором Саузвильтом. Не приписывай ему лишних лавров.

— Гермиона, что же ты такое говоришь?! — прошептал Гарри. — Я отказываюсь что‑либо понимать!

— А ты задавай вопросы, — посоветовала девушка. — У меня хорошее настроение, я решила сегодня откровенно ответить на них.

— П–почему… Как? Что это значит, Гермиона? Ты что, ты…

— Я теперь на стороне Темного Лорда, Гарри, — тихо сказала она.

Воцарилась долгая, звенящая тишина. Гарри и Рон попятились и вскинули палочки — сначала на Гермиону, а потом Рон перевел свою на Генри.

— Не делай глупостей, Гарри, — ласково посоветовала молодая гриффиндорка. — Начнешь буянить — и я перестану отвечать на вопросы. Лишишь себя понимания, а меня — удовольствия.

— Удовольствия?! Да что же ты такое говоришь?!

— Гермиона! — умоляюще пискнул Рон. — П–почему?

— Когда? — в свою очередь спросил Гарри внезапно оледеневшим голосом.

— О, ты так быстро меня возненавидел! — восхитилась девушка, прищуриваясь. — Даже не хочешь попытаться понять. Нужно отдать Рону должное, он, как друг, теперь котируется выше.

— Откуда ты знаешь, что я о тебе думаю и что думает Рон? — язвительно спросил Гарри Поттер.

— В отличие от тебя, я использую то, что мне дают. В этом году я много времени проводила в обществе Северуса — и научилась не только блокировать свои мысли для других, но и заглядывать в чужие.

— Снейп?! При чем здесь Снейп?! Снейп мертв!

Гермиона молчала и улыбалась.

— Снейп мертв! — выкрикнул Гарри ей в лицо. — Я сам его убил!

— Ты такой доверчивый, — вздохнула наследница Темного Лорда с напускным сожалением. — А роковые грабли Оборотного Зелья превращаются в твое личное проклятье.

— Это был не Снейп?! — Если б Гарри мог побледнеть сильнее, он бы сделал это сейчас. Глаза мальчика, который выжил, налились кровью. — Где он?! Отвечай!

— Так это он? — вдруг сдавленным и хриплым, полным отчаяния голосом спросил молчавший до того Рон.

— Нет, Ронни, это не «он», — опять усмехнулась девушка, прекрасно поняв смысл этого короткого вопроса и переводя взгляд на рыжего парня. — Он был удивлен, знаешь ли, даже больше вас. Правда, он и знает намного больше. Да и у вас пока есть шанс узнать много интересного, если будете задавать правильные вопро…

— ЭКСПЕЛЛИАРМУС! — выкрикнул Гарри, но Генри молниеносно взмахнул палочкой, отразив луч и, в свою очередь, без слов выбив оружие из рук обоих гриффиндорцев. Гермиона даже не пошевелилась.

— Неправильный вопрос, — тихо сказала она.

— Почему? — опять повторил Рон, не сводя с нее взгляда. — Почему, Гермиона?

— Молодец, Рон. Ты растешь в моих глазах. Я узнала этим летом много нового о своем происхождении, мальчики. И о некоторых аспектах жизни знакомых нам людей. Представьте себе, оказывается, восемнадцать лет назад у Беллатрисы Лестрейндж появилась дочь. Дочь Темного Лорда. О том, что ребенок — дитя Волдеморта, знали только родители, муж Беллы и ее сестра, Нарцисса. Моя тетя Нарцисса, Гарри, — добавила она, не сводя глаз с его лица. — Моя тетя Нарцисса отдала ребенка в маггловскую семью, когда случилась хэллоуинская катастрофа. Моя тетя Нарцисса этим летом вернула меня домой. Не по своей инициативе, конечно.

— Что ты несешь, Гермиона?! — зло перебил Гарри. — Не хочешь же ты сказать…

— Что я дочь Волдеморта? — прямо спросила она. — Хочу. И говорю тебе это, Гарри Джеймс Поттер.

* * *

— БРЕД! Гермиона, тебя обманули, тебя заколдовали!..

Она чувствовала, как ласковое, чуть щекочущее тепло янтарного кулона наполняет всё тело, будоражит кровь. Происходящее приносило почти физическое удовольствие, и Гермиона едва ли не светилась, отвечая своим друзьям.

— О, если меня обманули, пусть у меня будет приемный Papá. За то доверие, те знания, за всё то, чему он успел меня научить в это короткое время, — Гарри смотрел на нее с перекошенным лицом, в нем нарастало брезгливое отвращение. Рон приоткрыл рот, — я прощу ему эту ложь, — продолжала Гермиона. — Но только это правда.

— ЭТО БРЕД! — неистово выкрикнул Гарри. — У Волдеморта не может быть детей! Вообще не может! Он не может любить!

— Гарри, ты меня поражаешь. Я уже даже оставлю вопрос о том, что может и чего не может mon Pére. Лучше объясни мне, почему человек, пусть даже он действительно неспособен любить, не имеет, по–твоему, возможности завести ребенка? Ты что‑то пропустил в элементарной анатомии.

— Гермиона, подумай, о чем ты говоришь!

Она повела плечом и открыла Черную Метку, задумчиво глядя на опешившего Гарри. Рон вообще, казалось, сейчас отключится.

— Ты, Гарри, после сегодняшнего бала очень долго не увидишь меня, — медленно и низко прошипела она на парселтанге. Гарри вздрогнул и у него на лбу выступили крупные капли пота. — Тебе будет, о чем подумать, но ты уже не сможешь ничего узнать. — Гермиона опять перешла на английский язык. — Пользуйся, пока у меня хорошее настроение. Спрашивай.

— Где Джинни Уизли? Что ты с ней сделала, лживая тварь?!

— Не забывайтесь, мистер Поттер, — опять подал голос молчавший всё это время Генри — и опять Гарри с Роном вздрогнули. — Напоминаю, что вы в моем кабинете и ваши палочки у меня в руках. Я не позволю оскорблять Кадмину.

— Кого?! — рявкнул Рон.

— О, я же забыла представиться! — Гермиона сделала картинный реверанс. — Ведь Гермиона Грэйнджер, дочь Эльзы и Джеральда Грэйнджеров, больше как таковая не существует. Вы можете называть меня Кадминой. Кадминой Беллатрисой Гонт–Блэк.

— Б… Беллатрисой… — прошептал вдруг Гарри, из красного снова становясь белым. Гермионе показалось, что она услышала «щелчок» в его голове. — Блэк… Погоди…

— Ты, Гарри, как я погляжу, меня совсем не слушаешь, — с сожалением отметила молодая гриффиндорка. — Беллатриса Лестрейндж, урожденная Блэк, — моя мать.

— Она убийца! — с дикой яростью взревел парень.

— Ты совсем ее не знаешь, Гарри, — подняла уголки рта его собеседница. — Да и ты тоже убийца. И я…

— Ты?!

— Я. Можешь не искать Лаванду Браун в поместье Малфоев. Лаванды Браун больше не существует. Она слишком не вовремя решила проявить свою глупую ревность к тому, на кого я ничуть не претендовала. Это я убила Лаванду. И не нужно делать такое лицо.

* * *

— ТВАРЬ! — Гарри попытался броситься на нее — но Генри опять качнул палочкой — и парень ударился о невидимую стену. — Ты — тварь! Подколодная змея! Мразь! Предательница! Ты будешь гнить в Азкабане!

Гермиона расхохоталась.

— Ты преувеличиваешь свои возможности. Кстати, друг мой, если ты не хочешь до утра просидеть связанным в этом кабинете — то дашь мне, когда мы договорим, пойти на Выпускной бал — и не будешь никому ничего сообщать до тех пор, пока мы не разъедемся по домам. Потом — делай что хочешь.

— Как ты можешь говорить о бале сейчас?!

— Я, видишь ли, обещала Темному Лорду окончить школу. Выпускной бал входит в это обещание как логичное завершение образовательного процесса.

— Обещала… Темному Лорду… Где он?! Говори! Сейчас же!

— В поместье Малфоев, — невозмутимо ответила Гермиона.

— Лжешь, там пусто! За домом следят ночью и днем!

— Потому‑то я и говорю, что ты преувеличиваешь свои возможности, Гарри. Темный Лорд в поместье. Maman тоже там. До Пасхальных каникул там был Люциус, до Рождественских — Нарцисса и Драко Малфой. Я провела все каникулы и большую часть лета там же. И никто, никто из всех орденовцев и мракоборцев не заметил этого. О чем мы говорим с тобой, Гарри?

— Этого не может быть.

— Вероятно, мне стоит попросить Papá устроить прием и пригласить тебя в гости?

Понадобилось больше минуты для того, чтобы до Гарри дошел смысл сказанных ею слов и он понял, кого она назвала Papá. По щекам молчавшего Рона побежали крупные слезы.

— Ты… Ты… Где Джинни Уизли?! — сорвался на крик Гарри. Рон посмотрел на нее умоляющим взглядом.

— Полагаю, в Большом зале, на балу, — холодно ответила Гермиона. — И я планирую вскоре к ней присоединиться — праздник уже начался.

— Придется это отложить, Гермиона, — раздалось вдруг из камина, где полыхнуло и потухло зеленое пламя. — Я тоже решила внести свою скромную лепту в вашу занимательную беседу.

 

Глава XV: Крушение прошлого

Гермиона была удивлена. Но ее удивление не шло ни в какое сравнение с тем, как были ошеломлены Гарри и Рон. Только Генри продолжал невозмутимо сидеть в своем глубоком кресле и зорко наблюдать за молодыми людьми.

Джинни Уизли, в изящном праздничном платье и легкой мантии, со слегка небрежной прической и в наброшенном на плечи черном плаще Волдеморта, вышла из камина и остановилась, устремив на Гарри пристальный холодный взгляд. Высокие черные перчатки, дополнявшие наряд, девушка сняла и теперь держала в правой руке.

— Джинни! — крикнул мальчик, который выжил. — Ты ничего не знаешь! Уходи, пока они не схватили тебя! Гермиона стала…

— Это ты ничего не знаешь, Гарри, — перебила его девушка, делая несколько шагов и становясь около Гермионы.

Казалось, что‑то внезапно треснуло в натянутом воздухе и рухнуло, бесшумно, но с оглушительным грохотом. Взорвалось, а потом потухло. И теперь только пепел крупными хлопьями медленно опускался на пепелище…

— Нет, — прошептал Гарри и внезапно весь его пыл, весь жар, вся ненависть в его душе — всё пропало. Стало пусто и темно. — Нет, — безжизненно повторил он, — только не это.

Джинни молчала и смотрела на Гарри, не обращая внимания ни на кого вокруг. Смотрела и не могла понять — неужели она любила этого человека? Сейчас девушка испытывала к нему только ненависть. Острую. Она хотела причинять ему боль каждым своим словом, но отлично справлялась с этим, даже не раскрывая рта.

— Джинни, — тихо прошептал Рон, — Джинни, отойди от нее. Она — дочь Того–Кого–Нельзя–Называть. Она стала Пожирательницей Смерти!

Джинни молчала и, чуть прищурив глаза, смотрела на Гарри. Молча выпростала она руку из‑под черного плаща, медленно потянула тесемки; с меланхоличной задумчивостью инквизитора девушка перекинула левую руку через голову и неторопливо стянула с себя ткань. Она не отрывала взгляда от глаз своего экс–возлюбленного, завороженно следящего за Черной Меткой на ее предплечье.

Джинни опустила руку. Она молчала.

— Не может быть.

Рон застонал и подался назад. Он осел на пол у стены и схватился за голову руками.

— Прости меня, Рон, — подала голос Джинни. Ее звонкая речь эхом отдавалась от каменных стен кабинета. — Прости меня за то, что я сделала. Видит небо, я просто хотела быть с Гарри. — Она опустила руку и перевела взгляд на брата. — Я любила его. Я действительно любила его, Ронни. Я была готова ради него бороться, встать с ним плечом к плечу и сразить всех его врагов или погибнуть. Я была ему верной возлюбленной, братец, я отдала ему душу — а он попрал ее ногами. Он отвернулся от меня тогда, когда был для меня всем и когда всё, что я имела — принадлежало ему. Я страдала. Я ужасно страдала. Я сгорала от боли и бессилия. Но что бы я ни делала — он не замечал этого. Он думал только о Снейпе, только о Темном Лорде, только о своих Хоркруксах — о чем угодно, но не обо мне.

Я могла расшибиться в лепешку. Он не ревновал меня, когда я надеялась вызвать его ревность, он сказал: «Что ж, так даже лучше» и забыл. Тогда я попыталась вызвать его жалость. Но он не мог разглядеть моих страданий на фоне судеб мира, который почему‑то вознамерился спасти от того, кто на него не претендует. Я могла бы умереть — и он бы не слишком опечалился. Просто еще один досадный факт. Я могла бы выйти замуж, уехать или изуродовать себя — он и не заметил бы этого. Я просто для него ничто. Он украл мою душу, мое сердце — и забыл вернуть перед тем, как ушел волонтером на войну, которую никто не собирается вести, которая была заранее проиграна, в которой не соотносятся силы, не осознаются цели. Но он не думал о целях, как не думал обо мне, как не думал и не думает ни о чем, что его окружает. Он воин своих иллюзий. И в его мире нет места простым смертным вроде меня, — она сглотнула и заговорила громче. — Но было то одно, одно единственное, что могло напомнить ему о моем существовании. Привлечь его внимание. Я могла сделать только один шаг, чтобы меня опять заметили. И как бы ни был ужасен этот шаг, как бы он не пугал меня до того, как я осмелилась совершить его — я понимала, что я только так могу привлечь его внимание. И только так могу ему отомстить. Это была единственная боль, которую я имела власть причинить Гарри Поттеру, — голос Джинни сорвался на хриплый шепот. — А я теперь хочу причинять ему боль, братец. Любой ценой. Хочу отомстить.

Я хочу, чтобы меня простили ты, мама и папа, Фред и Джордж, Билл, Чарли и Перси. Все, кого я знаю и люблю, — теперь Джинни говорила глухо. — Все, с кем мне уже не по пути. Мне очень жаль, у меня болит душа — но Гарри Поттер вынудил меня стать Пожирательницей Смерти. И теперь моя душа и мое тело принадлежат милорду. Я больше ими не распоряжаюсь. Но я могу умереть за него с легким сердцем потому, что я воплотила единственное, что у меня осталось — свою мечту. Я отомстила Гарри Поттеру. За то, что он сломал мою жизнь. Мою молодую, прекрасную жизнь, растоптал мою душу и лишил меня будущего. Я буду преданно служить милорду, отдам остатки себя во имя его и во славу его. Потому что, в сравнении с Гарри Поттером, в Темном Лорде нет ни капли жестокости, — ее голос опять опустился до вдохновленного шепота. — Милорд понимает, знает, он верит в людей. Он знает людей. Знает меня. Я буду служить ему без отвращения, я буду служить ему преданно. Я благодарна ему за то, что он мне дал. А он дал мне шанс прожить мою жизнь, а не положить ее на алтарь Гарри Поттера и его иллюзий. — Джинни выпрямилась. — Темный Лорд спас мою жизнь, излечил меня от проказы, пожиравшей меня жгучим пламенем изнутри. Никто не видел, никто не замечал. А я готова была зачахнуть и рассыпаться прахом среди безликой толпы окружающих эгоистов. Я не могла спать, я не могла есть, я едва ли могла жить. Темный Лорд освободил меня. И он не только снял с меня цепи, он дал мне крылья, — она улыбнулась леденящей, зловещей усмешкой, и в карих глазах полыхнуло что‑то фанатичное и страстное. Вдруг, всего на один миг, всем выражением своего лица Джинни стала похожа на Беллатрису Лестрейндж. Гермиону дрожь пробрала от этого странного сходства. — И я за это прощаю ему всё, — продолжала девушка, не отводя глаз от Рона, который сидел на полу, обхватив голову руками и смотрел на нее сквозь сведенные судорогой пальцы, — всё, что он совершил и совершит, и преклоняю колено в почтении и преданности. И если ты, Гарри, — она впервые перевела свой холодный, немигающий взгляд с ошеломленного брата на Гарри, который смотрел на нее широкими от ужаса глазами, — если ты когда‑нибудь осмелишься поднять палочку на Моего Лорда, я убью тебя. Медленно. Изощренно. Мучительно. Я уничтожу тебя, если ты осмелишься бороться против Темного Лорда. И до последней капли крови буду защищать его. Потому что у милорда есть душа — на сколько бы частей она ни была разбита, даже та малая толика, которая хранится в самом надежном тайнике — в нем самом — выше и достойнее тебя во сто крат. Потому что милорд не причиняет зла тем, кого ценит или тем, кто ему не мешает. Чем я помешала тебе, Гарри. За что ты такое со мной сотворил?

Повисла пауза. Долгая, тяжелая пауза. Рон молчал и смотрел в пол. Гермиона тоже ошеломленно притихла. Она знала, что чувствует Джинни; знала, ради чего та перешла на темную сторону; знала — но вместе с тем ее слова поразили наследницу Темного Лорда до глубины души. Сердце сжалась от боли за эту девушку, ни в чем не повинную, молодую, прекрасную и так безжалостно распятую на мученическом кресте за чужие грехи, грехи, которые она была готова и хотела разделить и облегчить для их законного обладателя.

Генри тоже молчал и смотрел в пол. Гермионе казалось, что лучше бы им всем сейчас уйти и оставить Гарри с Джинни наедине. Парень не сводил с девушки полных слез и боли глаз.

— Джинни… Джинни… Я никогда не думал… О небо, Джинни…

— И это всё, что ты хочешь сказать мне? — ожесточенно сощурилась рыжая ведьма. — Значит, я не причинила тебе зла? Ты не ненавидел меня всем сердцем за неведомые грехи, ты не презирал меня, ты не старался уничтожить меня всеми самыми жестокими способами, какие только подарило человеку общество? Ты просто никогда не думал?..

— Джинни… Прости меня…

— Поздно, Гарри. Я не держу на тебя больше зла. Я отомстила. Теперь я принадлежу милорду.

— НЕТ, ДЖИННИ, НЕТ! — закричал парень, кидаясь к ее ногам на колени — Генри ловко и вовремя убрал невидимую защитную стену. — Прости меня, Джинни! Прости меня! Уйди от него! Он — чудовище! Он воспользовался твоей неопытностью, твоей болью! Он затуманил твой разум! Я спасу тебя! Только не говори так, не возвращайся к нему!

— Тебя патологически тянет кого‑то спасать, Гарри, — с горькой улыбкой сказала девушка. — Ты нашел во мне, наконец‑то, что‑то для себя интересное. Теперь меня можно спасать. — Она присела на корточки и посмотрела ему в глаза. — А меня не нужно спасать, Гарри. Меня не нужно было спасать, меня просто нужно было любить. Или отпустить с миром. Но ты так хотел меня спасать, что пришлось во имя этого пожертвовать моей жизнью, разрушить ее — и теперь ты можешь спасать меня. Только уже нечего спасать. Ты перестарался. Уже не стоит! — Она выпрямилась. — Я, может быть, сегодня впервые за долгое время была счастлива. Я сейчас счастлива, Гарри! От чего ты хочешь меня спасать? От счастья? От свободы?

— Это не свобода, Джинни! — взмолился он. — Тебя обманули!

— Да, меня обманули. Меня обманул некий паренек по имени Гарри Поттер. Он очень жестоко обманул меня…

— Джинни, Джинни! Милая Джинни! Послушай меня! Прости меня. Я сделаю всё, чтобы спасти тебя. Только помоги мне.

— Это я‑то должна помогать тебе? А что будет, когда ты меня спасешь? Я должна буду сидеть и мучаться угрызениями совести в твоей скромной лачужке, прятаться от мира, пока ты опять забудешь обо мне — ведь я буду уже спасена, а значит, потеряю для тебя всякий интерес, — и ждать, пока ты будешь слепо уничтожать всё, чего не понимаешь и понять не можешь?

— Джинни, не говори так! Я люблю тебя!

— МОЛЧИ! — внезапно сорвалась она. — НИКОГДА! НИКОГДА!!! — вопль Джинни эхом прокатился по каменным сводам и перешел в быстрый, пылающий шепот: — Никогда не говори мне о своей любви. Никогда и никому не говори о своей любви! Ты не умеешь любить. Ты умеешь только спасать. Прошу тебя на прощание, не убивай душу в какой‑нибудь другой глупенькой девочке. Не доводи ее до того, чтобы ее нужно было спасать. Просто не приближайся к людям! Ты — самое страшное чудовище! Это твое имя нельзя называть. Ты мальчик, который выжил, чтобы уничтожать. Если бы твоя мать знала это шестнадцать лет назад, она не заложила бы свою жизнь в основе надгробного памятника стольким людям. Стольким душам. Пойдемте, Гермиона, профессор Саузвильт. Мы уже на целый час опаздываем на Выпускной бал.

— Джинни!

— Прощай, Тот–Кого–Я-Не–Хочу–Называть! Ты всё же сделал в итоге для меня нечто очень хорошее. — Он поднял на нее заплаканное лицо, озаренное призраком надежды. — Ты привел меня к милорду. И сегодня я счастлива!

* * *

Гермиона была потрясена до глубины души. Она всегда уважала и любила Джинни, но она никогда не подозревала в ней такой глубины чувств, такого омута боли и такой спокойной и жестокой решимости. Они не проронили ни слова, пока поднимались из подземелий, где оставили Гарри и Рона, в праздничный Большой зал. Только Генри всю дорогу сжимал ее руку и выпустил только возле Мраморной лестницы.

Джинни шла впереди. Она надела свои высокие черные перчатки и у ближайшего зеркала, где Гермиона вернула рукава своей мантии в первоначальное состояние, поправила праздничный наряд. Теперь, в Большом зале, младшая Уизли искала глазами своего когтевранца, перед которым должна была извиниться за опоздание.

Гермионе пришлось отвечать на массу вопросов друзей о том, куда они пропали. К ней даже подошла взволнованная МакГонагалл и спросила, не стряслось ли чего и где Гарри с Роном.

— Гарри и Рон строят планы на будущее, — сообщила молодая девушка. — Возможно, они выйдут позднее. Вы же знаете Гарри.

— Да, конечно, — успокоенно кивнула МакГонагалл. — А я уже невесть что стала думать.

— Всё в порядке, профессор. Я… Я хотела сказать вам спасибо. За всё, что вы дали мне и этой школе. Я никогда вас не забуду. Как бы вы ни думали обо мне впоследствии, знайте, что я безмерно уважаю вас и безмерно вам благодарна.

— Что вы такое говорите, мисс Грэйнджер? — удивилась пожилая женщина. — Вы как будто прощаетесь.

— Но я действительно прощаюсь, — печально улыбнулась Гермиона. — С вами и со школой. Навсегда.

— Но мы с вами еще будем видеться!

— Не знаю, профессор… Сейчас жизнь так сложна и непредсказуема… Просто я хотела, чтобы вы знали — что бы ни случилось, я всегда буду помнить вас. И думать о вас с признательностью.

— О Великий Мерлин, моя девочка! Что такое задумал мистер Поттер, что вы ведете такие речи?!

— Не переживайте, профессор. Гарри здесь совершенно ни при чем. Просто я хочу после выпуска на время вернуться к родителям. А потом — отправиться путешествовать и изучать древности. Я не хочу проводить свою жизнь в бесконечной охоте на Темного Лорда. Простите меня за всё.

— Моя милая! Что вы! Мне не за что вас прощать! Я не виню вас! И я поговорю с мистером Поттером, наверное, это он напустил на вас меланхолию. Я совершенно согласна с вашим решением. Вы еще слишком молоды для того, чтобы воевать. И я безмерно поддерживаю вас.

— Это вам сейчас так кажется, профессор МакГонагалл, — горько усмехнулась девушка. — Но всё равно, спасибо. Я пойду. Хочу отдаться в этот вечер школе. В последний раз.

МакГонагалл проводила ее умиленным, полным слез взглядом. У нее болела душа за этого ребенка. За всех этих детей, за весь магический мир…

* * *

Гарри появился в Большом зале около трех часов ночи. Одного взгляда на него Гермионе было достаточно для того, чтобы понять — он мертвецки пьян. Рона не было видно. Гермиона издали следила за Гарри, боясь, что он устроит разборку прямо тут и могут начаться проблемы. Но опасалась она, в сущности, зря — Гарри был в том состоянии, в котором его словам никто бы не поверил, даже если бы он стал говорить куда менее невероятные вещи. Впрочем, он почти ничего и не говорил.

Джинни с отвращением отошла, когда он попытался приблизиться, и упорхнула в сад под руку с Терри Бутом. А около пяти часов и Гермиона с Генри тихонько затерялись в опустевшем, с отбытием основной массы учеников, замке. Девушка встретила рассвет в объятиях возлюбленного.

В девичьи спальни Гриффиндора она вернулась только к десяти утра — переодеться в дорогу и собрать багаж. Но последнее уже любезно сделали за нее школьные эльфы. Комната без вещей смотрелась сиротливо и грустно. Так пусто и печально.

К ней заглянула Джинни, она была бодра и весела. Никаких тревожных вестей от школьного начальства не поступило. Впрочем, Гарри с Роном не было в башне. Хотя теперь это было уже неважно.

Они ни о чем толком не поговорили — в комнате собиралась Парвати, в гостиной — последние однокурсники прощались с замком, который был их домом в течение семи лет. Подруги тоже задержались там — а потом медленно отправились к воротам школы.

Утро за высокими окнами было сырое и дождливое, погода с ночи сильно испортилась, на небе собрались серые тучи. Они с Джинни шли молча, то и дело их обгоняли шумные группки и отдельные студенты. У подножия Мраморной лестницы девушки попрощались с Филчем и в последний раз увидели Миссис Норрис.

Гермиона шла, словно в полусне.

Так странно. Так странно было осознавать, что она в последний раз сидела на той кровати с четырьмя столбиками, что ей не суждено уже пройти по этой лестнице, оказаться в своей спальне. Что эта спальня ей больше не принадлежит…

Когда они с Джинни выходили из гостиной Гриффиндора, камин тлел. Комнату убрали за ночь, впрочем, как всегда. Вот уже ничего не напоминало о том, что с ней вчера прощался очередной выпускной курс Гриффиндора. Прощался навсегда.

Гермиона отстала от подруги и заглянула ненадолго в Большой зал, прошлась рукой по длинным лавкам и столешницам. Сколько всего было здесь. Сколько пережито и забыто, пережито и запомнено навсегда.

За высокими окнами светило неуверенное, как‑то по–осеннему прохладное солнце. Девушка вздохнула. И направилась к выходу.

Пустые коридоры, залитые утренним светом, высокие окна, дремлющие картины и поскрипывающие доспехи. Глаза защипало, и в груди стало очень тесно. На–все–гда…

* * *

Она стояла возле вереницы карет, среди снующих старшекурсников, которые прощались, плакали; кто‑то просто говорил… Она стояла у карет, положив ладонь на холку мерно дышащего фестрала. Первого сентября они не показались ей такими красивыми и величественными. Наверно, ей было о чем подумать, кроме них.

Бока демона вздымались мерно, он немного покачивал головой им в такт. Вольный демон смерти… По преданию, одному из тысячи, когда‑то эти твари были впряжены в колесницу Танатоса. А потом разлетелись на волю… Вольный демон. Свободный, необузданный…. Свобода. Сейчас ты увезешь меня на свободу. Туда, навстречу дрожащей дымке тумана. На станцию… Поезд, дорога, слезы на щеках, платформа 9 и 3/4. Гермиона хотела проделать этот путь в последний раз.

— Прощай, — тихо сказала девушка алеющему в утренних лучах замку. Его пустым и таким родным окнам, окрестностям, старым, верным стенам. — Прощай.

Гермиона села в карету и облокотилась на спинку. Закрыла глаза. И вскоре демоны Танатоса увлекли ее навстречу свободе…