Снова раздается пронзительный звонок. Эхо проносится по коридорам, отражаясь от уродливых бежевых стен и красных металлических шкафчиков. Звук вызывает настоящий шквал движения. Лавируя в потоках учеников, я пытаюсь отыскать нужный кабинет. Наконец останавливаюсь у двери и сверяюсь с расписанием, чтобы убедиться, что попала туда, куда надо. Повторно ошибаться мне не хочется. Вроде бы все правильно, самостоятельная работа. Последнее на сегодня занятие: слава богу, аллилуйя!
Переступив порог, представляюсь мужчине за кафедрой. Натыкаюсь взглядом на его живот, обтянутый тесной футболкой. У преподавателя — жесткий рот и неприятный прищур. Ежик волос чересчур короток, и сквозь него просвечивает череп. Учитель ставит галочку напротив моей фамилии и предлагает мне занять любое место.
Но выбрать его будет непросто, это я уже усвоила. Несмотря на обманчивую легкость, в «безобидном» классе территория разделена границами, которые предупреждают: всяким глупым новеньким здесь не рады. Я замираю в нерешительности.
— Ну, что еще? — рявкает мужчина, уставившись на меня, как на дурочку.
Я отмечаю, что в помещении красуются высокие квадратные столы и потрепанные табуреты. Миную одноклассников и слышу вздохи облегчения на всем пути. Бросив сумку, наконец-то усаживаюсь.
— Тут свободно? — спрашиваю я у длинноволосого парня, склонившегося над книгой.
— Абсолютно, — улыбается он, поднимая голову, и мое сердце едва не выпрыгивает из груди.
Неужели в классе находится тот самый юноша, Дэйс? Его я сперва увидела во сне, затем — в «Кроличьей норе» и на автозаправке, а потом — в пещере. Я не могу оторваться от его льдистых глаз и манящих губ, которые я целовала несколько раз. Правда, не в этой реальности.
С трудом успокаиваюсь, стараясь вести себя как обычно, но тайком кошусь на него. Волевой подбородок, высокий лоб, четко очерченные скулы, гладкая смуглая кожа — те же черты, что у Кейда.
— Ты ведь новенькая, да? — Он откладывает книжку, и его густые красивые волосы скользят по плечу.
Я собираю остатки воли в кулак, чтобы не дотронуться до них.
Киваю или думаю, что киваю. Я ни в чем сейчас не уверена, настолько он меня поразил. Пытаюсь понять: узнал ли он меня, удивлен ли встречей? Жаль, что Палома только что начала мою подготовку — нужно было обратить внимание на Дэйса, а не на его брата. Заставляю себя отвести взгляд и дергаюсь, больно стукнувшись ногой. Ощущаю странную нервозность. Почему я решила плюхнуться здесь, хотя и ясно: за другими столами мне не будут рады.
Дэйс прячет улыбку и возвращается к чтению. Я еще толком не пришла в себя, а он говорит:
— Думаю, ты видела моего доппельгангера, который болтается по школе, изображая из себя Короля Столовки? Или тебе нужен карандаш, но ты стесняешься попросить?
— Между прочим, еще никто не называл меня стеснительной, — лепечу я и проглатываю ком в горле.
Утверждение, пусть и во многом правдивое, в этот момент никак не соответствует истине.
— Ну да, дело в твоем близнеце, — небрежно и безразлично бросаю я, но голос выдает меня.
Я — как натянутая струна. Мне хочется вцепиться в ворот его рубашки и потребовать ответа на вопрос: не снились ли ему похожие сны? А он незлобиво усмехается:
— Мы с ним действительно близнецы, но нас легко различить. Во-первых, у него короткая стрижка, а во-вторых…
— Глаза, — брякаю я и краснею — судя по выражению его лица, он понятия не имеет, о чем я толкую. — Твои… добрее.
Теперь я мысленно ругаю себя. Почему я веду себя как идиотка и ставлю себя в неловкое положение перед ним, одноклассниками и учителем? Надо взять себя в руки, вспомнить, кто я и для какой цели рождена. А я должна сокрушить их род или, по крайней мере, уменьшить уровень ущерба, который они наносят. Но парень не реагирует на мою реплику, продолжая как ни в чем не бывало:
— И мы совершенно разные. Он очень общительный и постоянно окружен толпой подобострастных поклонников, следующих за ним повсюду, как фанаты за знаменитостью.
— А у тебя, значит, поклонников нет? — изумляюсь я.
Ведь Дэйс — гораздо более симпатичный, чем его брат. Встряхиваю головой, гоня эти мысли прочь. Насколько бы он милым ни казался и какой бы энергетикой ни обладал, он — из клана Рихтеров. Дэйс — настоящий Эль Койот. Он тот, за кем мне необходимо следить, держа уши на макушке.
А Дэйс внезапно склоняется ко мне.
— У меня? — переспрашивает он, смеясь, и пряди рассыпаются по плечам. — А ты и вправду совсем новенькая. Тогда добро пожаловать в Милагро! Наша школа не славится гостеприимством, так что позволь мне проявить дружелюбие.
— Твой брат тебя опередил, — заявляю я, глядя на него в упор.
Хотела бы я лучше понять Дэйса, я чувствую лишь ауру доброты и любви, поэтому просто отворачиваюсь.
— Надо же, у нас в семье, есть люди с хорошими манерами! — парирует он. — Ой, извини, забыл представиться: меня зовут Дэйс.
Я молчу. Он — Рихтер и давно должен знать о моем присутствии в городе. Палома твердила, что они ожидают знака с тех пор, как погиб Джанго.
— Кстати, могу просветить тебя насчет Милагро, — беспечно добавляет он. — Ты можешь корпеть над заданием или притвориться, что занята. Учитель у нас — Санчес, и он скоро уйдет, однако взгляни вон туда.
Он тычет пальцем в точку прямо над доской, и я замечаю всевидящее око видеокамеры.
— Если нарушишь правила, то будешь в черном списке, — поясняет Дэйс. — По расписанию у нас должна быть живопись. Поэтому я и записался на лекции. Но бюджет Милагро урезали, а искусство и его преподаватель попали под сокращение. В Очаровании народу наплевать на высокие материи — местных интересует только спорт. А вместо рисунка мы имеем «класс по свободным занятиям», сурового тренера-надсмотрщика и реалити-шоу. Впрочем, в твоей предыдущей школе наверняка было нечто подобное?
Я что-то бурчу в ответ. Я слишком потрясена его присутствием и заодно сердита на Палому. Мои пальцы невольно нащупывают ладанку, и я немного расслабляюсь, коснувшись пера Ворона и его каменной фигурки. Потом достаю книжку, которую никак не могу дочитать с самого Марокко, и погружаюсь в ее волшебный мир. Подчеркиваю запоминающиеся фразы и делаю заметки на полях, пока не звенит звонок. Уроки закончились. Я справилась и свободна!
А ведь были минуты, когда я едва не сдалась. Запихиваю книгу в сумку и мчусь к выходу, с удивлением обнаруживая Дэйса. Он придерживает для меня дверь. «Как мило с его стороны, особенно в такой мерзкий день», — думаю я и смягчаюсь. Случайно касаюсь его и чувствую, как у меня учащается пульс и моя кожа буквально воспламеняется.
— А как тебя зовут? — до боли знакомый голос Дэйса заставляет жаркую волну прокатиться по моему телу.
— Чокнутая поющая девчонка на лошади. Можно короче — Чокнутая, — выпаливаю я.
Он тянется ко мне, но, увидев укор на моем лице, отшатывается в сторону.
— Послушай, — продолжаю я. — У меня был плохой день. И мне предстоит еще триста восемь таких же, прежде чем я унесу отсюда ноги. Зови меня, как тебе удобнее. Все так делают. Не то чтобы это имело значение…
Мои щеки горят, глаза щиплет, я несу чушь, но не могу остановиться. Я самый бездарный в общении Искатель!
— Не давай им унизить себя, — серьезно и искренне говорит он. — А если что — меня нетрудно найти. Я — в классе, или в библиотеке, или ем ланч в Северном коридоре.
Бегло окидываю его взглядом: серая майка, джинсы, тяжеленные ботинки на толстой подошве… И прежде, чем он что-то скажет, убегаю, стараясь не игнорировать облако любви и доброты, окружившее меня.
По словам Паломы, погружение в чужую ауру поможет мне стать опытным Искателем, но если я не научусь контролировать свой дар в школе, то превращусь в ненормальную. Не то чтобы меня волновало мнение одноклассников: они не произвели на меня особого впечатления. Я толкаю двери и вылетаю на улицу.
Во дворе царит столпотворение. Прежде чем торопливо усесться в автобусы или в припаркованные автомобили, все обнимаются и прощаются, как будто расстаются навеки. Кое-кто отцепляет велосипеды. Пешком почти никто не передвигается. Зря я не согласилась, чтобы Чэй приехал за мной… Может, у меня есть талант шамана и моя магия растет, но, когда дело доходит до понимания правил средней школы, выгляжу я нелепо. Я способна преодолеть жестокий обряд инициации, но вот дожить до выпускного? Вряд ли. «Забавно», — проносится в моей голове, и я смеюсь. В ту же минуту раздается громкий хор:
— Пси-хо-пат-ка!
Опять знакомая компания — Лита с подружками. Она корчит презрительные рожи, другие угодливо хихикают. Но если девушки возненавидели меня, то парни с любопытством ко мне присматриваются. Однако они явно рискуют навлечь на себя гнев «королевы». Ладно, теперь мне предстоит новый раунд битвы с Литой и ее бандой, — вздыхаю я, но вдруг рядом со мной раздается возглас Кейда:
— Увы, в Милагро не любят новичков!
Я оборачиваюсь, а он подмигивает мне:
— Ступай к себе, отдохни. Утро вечера мудренее. А там видно будет, Дайра Сантос.
Внезапно он ухмыляется.
— Ты — Сантос, правильно? Не Лайонс?
Я ошеломлена. Встретив мое молчание самой умелой и сногсшибательной улыбкой, он уводит группу старшеклассниц, а я, оцепенев, обдумываю его слова. Разумеется, он осведомлен обо мне. А Паломе надо быть со мной пооткровенней!
Кейд скрывается на ученической парковке, а меня окликает девичий голосок:
— Эй, Дайра, тебя подвезти?
Сочиль! А почему она в курсе того, какое у меня имя? Что здесь вообще творится? И меня уже окрестили «психопаткой», и думаю, будут так называть и дальше.
— Ну, так как? Подвезти?
Сочиль терпеливо ждет, а я топчусь на месте. Я, конечно, не возражаю, чтобы меня подбросили до дома, но предложение Сочиль меня настораживает. У меня от нее бегут мурашки по коже.
— Я знаю, где ты живешь.
У меня что, нет выбора?
— Нам по дороге. Почти. Ты не волнуйся — я отличный водитель! — заявляет она. — Со зрением у меня проблемы, но остальные чувства с лихвой компенсируют недостаток. Кроме того, из пяти аварий меня признали виновной только в одной. По мне — неплохо!
Понятно, чего она добивается: пытается скрасить неловкость, связанную с ее инвалидностью, переводя все в шутку. Меня это глубоко трогает:
— Спасибо.
И Сочиль расцветает.
— У меня даже нет прав и разрешения управлять машиной, — вырывается у меня.
— Да, — кивает она. — Палома мне рассказала.
А я уже видела девочку с тростью! Именно ее Палома усаживала в пыльный седан. И случилось это как раз после нашей с Чэем прогулки верхом.
— Теперь понятно.
— Ты — ее внучка. Она очень волновалась из-за тебя и успела многое мне сообщить. А у тебя была гламурная жизнь, — произносит Сочиль и присвистывает: — Наверное, круто взрослеть на съемочной площадке?
Вопрос застигает меня врасплох. Большинство людей чрезмерно восторгаются Голливудом, он кажется им более эффектным, чем есть на самом деле. Поэтому самым правдивым ответом будет, если я скажу, что это — единственное, что я имела, и мне не с чем сравнивать. Но, не желая, чтобы Сочиль сорвалась с крючка, я спрашиваю:
— Но как ты догадалась, что это была я — утром в холле?
— Я читаю ауры, — охотно объясняет Сочиль. — Мне не нужно видеть человека, чтобы определить, в каком он расположении. Некоторые называют это интуитивным зрением или световосприятием слепых. Не хочу тебя обидеть, Дайра, но твой случай — классический! Синдром новичка! Твоя тревога была разлита в воздухе.
Она заразительно хохочет.
— Не буду отрицать, — говорю я. — Но откуда тебе известно, что Кейд настроен против меня?
Я тщательно изучаю ее лицо: любая информация о Кейде мне не повредит.
Сочиль хмурится и спешит к железным воротам, стуча перед собой тростью.
— Я читаю ауры, — повторяет она. — Поторопись, наш шофер заскучал.