Someone to Save You ~ OneRepublic

Мэдден 

Первый звонок я делаю маме, она узнает имя невролога с самой лучшей репутацией в городе, хотя и приходится ответить на кучу вопросов, зачем мне это понадобилось. Блейк должна получить наилучшее лечение и уход, и это моя первостепенная задача, к тому же я совсем не против того, чтобы рассказать о ней родителям, в действительности я хочу, чтобы они знали о ней.

— Привет, Мэдден, — радостно отвечает мама. — Надеюсь, ты смог сегодня днем дома отдохнуть.

— Привет, мам. На самом деле я звоню, потому что мне кое с чем нужна твоя помощь, — отвечаю я. — Узнай мне, пожалуйста, фамилию очень хорошего местного невролога.

— О, нет! Ты здоров? Что случилось? — пронзительно кричит она в трубку.

— Успокойся, ма. Со мной все в порядке. Девушка, с которой я встречаюсь, Блейк, упала и поранилась.

— Блейк? Встречаешься? Это женщина? — последний вопрос она задала несколько смущенно.

Я начинаю ходить туда-сюда по коридору рядом с палатой Блейк. Я не хочу оставлять ее надолго одну.

— Да, мама, это женщина! Ну, правда! Она ударилась головой. Мы в больнице «Уэст-Хиллз» в Вудленд-Хиллзе, по заключению здешних врачей у нее достаточно серьезное сотрясение мозга. Мы можем обсудить детали позже, и, с учетом того, что ей становится лучше, ты вполне можешь познакомиться с ней на моем дне рождения. Но прежде всего мне достаточно быстро нужна фамилия врача.

— Хорошо, хорошо! Я отправлю тебе сообщение с номером и фамилией доктора, который наблюдает папу.

— Отлично. Спасибо, мама. Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, сынок. Надеюсь, она быстро поправится.

Повесив трубку, я тут же звоню мистеру Томпсону, чтобы сообщить ему, что на следующей неделе Блейк не выйдет на работу. Я рассказываю ему сокращенную и слегка видоизмененную версию того, что случилось, и уверен, что ему интересно, почему, черт побери, именно я нахожусь с ней в больнице. Но командный голос — лучшее средство от любых вопросов, поэтому он просто благодарит меня за информацию, просит держать его в курсе и желает ей скорейшего выздоровления.

Мой последний звонок предназначен Кэролайн. Опять я кратко рассказываю о том, что случилось, объясняя, что определенно не появлюсь в офисе завтра, а в зависимости от состояния Блейк, и в остальные дни. Мне нужно, чтобы она на всякий случай перенесла с этой недели все встречи и пересылала все важные сообщения мне на электронную почту, которую я буду регулярно проверять. Я также прошу держать меня в курсе обо всех появлениях и передвижениях Истона, и предупредить, если он будет пытаться принять какие-либо самостоятельные решения во время моего отсутствия. Она тоже желает Блейк побыстрее выздоравливать и заверяет, что позаботится об офисе.

Сообщение от мамы с контактной информацией невролога приходит как раз в тот момент, когда я заканчиваю разговор с Кэролайн, поэтому я нахожу Мел на сестринском посту и даю ей имя и номер телефона. Поспешив обратно к Блейк, я обнаруживаю ее крепко спящей на больничной кровати. Вид ее маленького, хрупкого тела, беспомощно лежащего на полу в ее спальне сегодня днем, всколыхнул во мне что-то, что я не могу объяснить, заставив понять, что это больше, чем влечение, больше, чем необходимость заботиться о ней, больше, чем желание погрузиться в нее. Когда я пришел домой, а ее там не было, я забеспокоился, но знал, что, в конце концов, мне удастся напасть на ее след, и мы выясним причины того, что заставило ее сбежать. Но после первоначального облегчения, наступившего, когда я услышал ее голос, я пришел в ужас, увидев ее в таком состоянии, не зная, что произошло и все ли с ней в порядке.

За те несколько недель, что мы знакомы, она разбила себе губу, расцарапала ребра, прикусила язык, а теперь еще и растянула лодыжку и получила сотрясение мозга, и все это из-за демонов, живущих у нее в голове. Уверен, что неудачная беременность как-то с этим связана, и хотя я был удивлен ее признанием, оно не изменило моего к ней отношения. Я сдерживался и до сих пор не задавал ей слишком много вопросов, желая, чтобы она доверяла мне и поделилась своим прошлым тогда, когда будет готова, но я больше не могу молчать. Как только она выздоровеет, мы должны будем серьезно поговорить о том, кто или что заставляет ее делать с собой все эти вещи. Я отказываюсь просто сидеть и смотреть на то, как она медленно себя уничтожает. Мне нужно присутствие Блейк в моей жизни, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить ее в ней.

— Блейк, проснись, — мягко говорю я, нежно тряся ее за плечо. — Ну же, Блейк, доктор сказал, что тебе еще нельзя спать.

Она на мгновение шевелится, но продолжает спать. Склоняясь над ней, я целую ее закрытые веки, затем кончик носа и, наконец, пухлые губы.

— Просыпайся, сладкая девочка. Тебя скоро переведут в другую палату, и, кроме того, тебе необходимо поесть.

Ее ресницы трепещут, когда она постепенно открывает свои потрясающие голубые глаза.

— Узнаю свою девочку. Мне нужно, чтобы ты не засыпала, пока тебя не переведут, и ты не поешь, хорошо?

Она слабо улыбается и кивает.

— Ты все еще здесь, — шепчет она.

Я убираю ей волосы со лба, а после нежно глажу большим пальцем по щеке.

— Конечно же, я здесь. Я уже говорил тебе, что никуда не уйду.

— Почему?

— Блейк, ты для меня особенная, я не могу это объяснить. Я не собираюсь бросать тебя, я помогу тебе все исправить. Однажды мы во всем разберемся, но пока нам нужно сосредоточиться на твоем скорейшем выздоровлении. И лучшее, что ты можешь сделать — это дать своей голове отдохнуть и ни о чем больше не беспокоиться. Я сам обо всем позабочусь.

Она нервно жует свою нижнюю губу.

— Мне надо позвонить мистеру Томп…

— Я уже все решил, — обрываю я ее. — Пожалуйста, перестань волноваться и послушай меня. Я все беру на себя.

— Хорошо, я доверяю тебе, — шепчет она, заставляя меня таять в душе. Я ее не подведу. 

*** 

В конце концов Блейк переезжает из приемного покоя в другую палату, и, как только она там обустраивается, я быстренько бегу за нормальной, не больничной едой для нас, а также захожу в ее квартиру собрать для нее туалетные принадлежности и пару пижам. Она уже не меньше десятка раз спросила, может ли она принять душ, а медсестра сообщила, что если у нее есть своя одежда для сна, то ей не нужно надевать больничную сорочку.

Немного странно оказаться в ее личном пространстве одному, особенно учитывая то, что я был здесь лишь единожды сегодня утром и не успел обратить внимания ни на что вокруг. Переступая через порог, я замечаю, что она слегка украсила гостиную, повесив на стену несколько картин, а на окна яркие гардины. Все вокруг безукоризненно чисто, новая мебель, и все это напоминает мне какой-то демонстрационный образец — дом, в котором никто не живет. Я захожу в спальню, в воздухе тяжелым облаком висит едкий запах рвоты, исходящий с того места, где ее стошнило. Я никогда в жизни не убирал ни за кем рвоту, но ведь все когда-то бывает в первый раз?

Я нахожу на кухне под раковиной моющие средства, из бельевого шкафа в ванной беру пару полотенец и приступаю к работе. К счастью, у нее на полу постелен ламинат, а не ковровое покрытие, поэтому мне удается быстро все почисть, и при этом меня самого не вырвало. Не зная, что делать с испачканными полотенцами, решаю их выбросить, я могу купить ей новые. Затем я переключаюсь на свою первоначальную миссию — собрать ее туалетные принадлежности и одежду. Я нахожу в шкафу небольшую хозяйственную сумку и скидываю в нее все, что нахожу в ванной: шампунь, кондиционер, гель для душа и бритву, а потом возвращаюсь в спальню и ищу в ящиках пару пижам и нижнее белье. Я чувствую себя немного маньяком, копаясь в ее ящике с трусиками, но когда в глубине натыкаюсь на желтый конверт, то забываю о шелке и кружеве вокруг него, и мое внимание сосредотачивается исключительно на этом маленьком прямоугольнике.

Куча мыслей мелькает у меня в голове, пока я взвешиваю, открыть конверт или нет. Судя по виду, там внутри находятся какие-то бумаги или фотографии, ничего тяжелого. Но, что бы это ни было, это, должно быть, очень важно для нее, раз она это хранит. Если я решу открыть конверт, то не смогу не взглянуть на то, что там находится, но также я не смогу и рассказать Блейк о том, что знаю, что в нем. Правильно было бы положить его обратно в ящик и уйти, но, принимая во внимание тайны, окружающие ее, любопытство берет верх. Надеюсь, что благодаря этому я хотя бы немного пойму, что терзает ее память.

Мне в руки падает стопка фотографий, и я сажусь на кровать, чтобы их посмотреть. На первой изображена женщина лет тридцати с двумя подростками-погодками — мальчиком и девочкой. Присмотревшись поближе, я узнаю яркие голубые глаза Блейк, глядящие на меня с юного девичьего лица. Несмотря на длинные кудрявые каштановые волосы, это определенно она, а, судя по похожим чертам лица, я полагаю, что этот мальчик — ее брат, а женщина — ее мать. На следующей фотографии я вижу Блейк и того же парнишку на лодке, корчащих рожи в камеру. Я широко улыбаюсь при виде фотографии Блейк-подростка, она всегда была потрясающе красива, и мне становится интересно, почему она так кардинально поменяла цвет волос. Я быстро просматриваю остальные фотографии: там есть несколько с ней и ее мамой и несколько с другими девочками, вероятно, ее подругами.

На последнем фото Блейк сильнее всего похожа на себя сегодняшнюю. Похоже, оно сделано позже всех по времени, возможно, когда она уже вышла из подросткового возраста, и выражение ее лица на нем — чистое блаженство. Ее глаза полны очарования, а улыбка сияет ярче, чем тысячеваттная лампочка. Я не могу оторвать от нее глаз. Перевернув карточку, я вижу дату, написанную в левом нижнем углу, судя по ней, фотографии пять с половиной лет, значит, Блейк в это время было лет семнадцать. Я часто забываю о разнице в возрасте между мной и Блейк; она гораздо более зрелый человек, чем любой другой в двадцать два года, и заставляет меня чувствовать себя моложе, чем должен тот, кому за тридцать. Но понимая, что каких-то лет пять назад она еще была живой, беспечной девчонкой, я не могу не задумываться о том, что такого произошло с ней за это время.

Я кладу все фотографии обратно в конверт и прячу его точно на то же место в ящике, где я его нашел… все, кроме последней. Я беру ее себе, как напоминание о том, какой она должна быть, напоминание о беззаботной девушке, которой я хочу помочь ей опять стать. Моя Блейк заслуживает счастья, и я твердо намерен дать ей его. 

*** 

Рано утром в понедельник я ненадолго уезжаю из больницы, чтобы оказаться на работе, пока никто не пришел. Я хочу забрать из офиса свой ноутбук и спрятать фотографию Блейк поглубже в ящик моего стола, где, я знаю, никто не сможет ее найти. По пути обратно в больницу я заезжаю домой, принять душ, переодеться и бросить в сумку кое-какие свои вещи. Остаток этого дня и весь следующий я не отхожу от нее, большую часть времени наблюдая за тем, как она спит. Пытаясь во время лечения ограничить ее мозговую активность, ей вводят через капельницу обезболивающие и несильные седативные препараты. Во вторник в обед мистер Томпсон и Джей приходят навестить ее, но она не может пока долго бодрствовать.

В среду после обеда ей опять делают компьютерную томографию и видят, что отек значительно спал, и нигде в мозге нет кровотечения. Невролог соглашается отпустить ее под мою ответственность до следующего понедельника. Блейк пытается спорить, утверждая, что может сама позаботиться о себе у себя дома, но ничто на свете не заставит меня оставить ее в данный момент одну. К счастью, врач угрожает оставить ее в больнице, если она не согласится.

В среду вечером Сара помогает мне устроить Блейк в моей комнате, а затем исчезает на кухне, чтобы приготовить нам обоим «человеческий», как она выражается, ужин. По мере того, как из организма Блейк постепенно выходят лекарства, она становится все более активной, и, съев запеченного цыпленка с рисом, ей уже не сидится.

— Мне нужно выбраться из этой кровати, — ворчит она.

— И что ты собираешься делать, выбравшись из нее? — поддразнивая, интересуюсь я.

— Я не знаю: потянуться, пройтись тут, принять ванну… что угодно, только больше не лежать.

Она морщит нос и озорно хрюкает.

Я смеюсь глубоким грудным смехом, потому что нахожу ее ворчание восхитительным, и я счастлив от того, что ей лучше.

— Не уверен насчет растяжки и прогулок, но если тебе хочется принять ванну, я думаю, это возможно. Но сначала нужно принять лекарства.

Она вскидывает голову и слабо улыбается.

— Договорились. Я так устала от больничного душа, что была готова вопить, если бы мне пришлось еще раз туда зайти.

Я хватаю с тумбочки пузырек и высыпаю прописанную дозу препаратов. Она глотает одним махом две таблетки, а потом ждет, когда я отнесу ее в ванную. Опухоль с лодыжки все еще не спала, нога сильно болит, и я ни в коем случае не допущу, чтобы Блейк опять упала и получила еще одно сотрясение.

— Позволь мне сначала раздеть тебя здесь, на кровати. Это будет проще, чем в ванной, — предлагаю я, прежде чем снять с нее через голову футболку и стянуть вниз пижамные штаны и трусики.

Мои глаза оглядывают ее обнаженное тело, и я мгновенно становлюсь твердым. Мне нравится, что она уже чувствует себя рядом со мной достаточно комфортно, не стесняется и не пытается прикрыться. Глядя на мою очевидную эрекцию, она нервно хихикает.

— Доктор сказал что-нибудь про эмм…

Блейк останавливается, не желая произносить слово.

Я наклоняю голову набок и смотрю на нее, будто не понимая, что она имеет в виду.

— Сказал что-нибудь про что?

Ее взгляд перемещается от моих натянутых боксеров к лицу и обратно.

— Об этом.

— Нет, Блейк, мы с доктором не обсуждали мой член.

Она шлепает меня по плечу и фыркает.

— Не придуривайся, Мэдден. Врач сказал, сколько нам нужно подождать с сексом? — сощурив глаза, она сердито смотрит на меня. — Ну вот, теперь ты счастлив?

— Я счастлив, потому что с тобой все в порядке, и ты здесь, рядом со мной. И, да, врач сказал, никакого секса, пока он не осмотрит тебя в понедельник.

Я наклоняюсь и прижимаю губы к ее губам, стирая с них недовольство.

— Поверь мне, что после прошлой субботы я больше всего на свете хочу чувствовать тебя крепко прижатой к моему телу, но я не желаю ради чего бы то ни было подвергать риску твое выздоровление. У нас будет еще много возможностей для того, чтобы исправить это в будущем.

Взяв ее на руки, я широкими шагами иду в ванную комнату и опускаю ее ванну. Я включаю теплую воду и смотрю, как расслабляется ее тело.

— Что ты имеешь в виду под «исправить»? Тебе что, не понравилось? — нерешительно спрашивает она, вглядываясь в мое лицо.

Я встаю на колени рядом с ней и смотрю ей прямо в глаза.

— Блейк, слово «нравится» даже близко не подходит, чтобы описать, что я чувствую. Это было невероятно, потрясающе, незабываемо, но это не значит, что нет еще чертовой кучи вещей, которые я бы хотел с тобой проделать. Это была только вершина айсберга.

— Правда? — пищит она. — Не думаю, что физически смогу почувствовать себя лучше, чем тогда.

— Сможешь, — отвечаю я, и мой член подпрыгивает вверх от одной только мысли о некоторых из этих штук, — и я обещаю тебе, что собираюсь заставить твое тело и разум почувствовать то, о чем ты даже не подозревала.

Ее глаза широко открываются в замешательстве.

— Я уже говорил тебе раньше, что никогда не причиню тебе боли, — заверяю я ее, прежде чем она успевает спросить.

«Ты уже достаточно причинила ее себе сама», — хочется продолжить мне, но я сдерживаюсь. Я хочу, если это в моих силах, чтобы ее мысли подольше оставались как можно дальше от негатива и ненависти к самой себе.

— Но всему свое время, сладкая девочка. А теперь откинь назад голову и дай мне помыть тебе волосы.

Менее чем через час Блейк, вымытая с ног до головы, свернулась калачиком в моих руках, как маленький котенок и, похоже, уснула. Нехватка нормального сна за последние несколько ночей в больнице на раскладной кровати дает о себе знать, поэтому я целую ее в лоб, прежде чем положить на мягкую подушку рядом с ней свою голову. Только одно слово крутится сейчас в ней, и это слово «моя». 

*** 

Кэролайн подскакивает ко мне со стопкой документов в ту же минуту, когда я в четверг утром захожу в свою приемную, и смущение на ее лице говорит о том, что у нее для меня плохие новости. Вообще-то, я не хотел приходить, но Блейк настаивала на том, чтобы я хотя бы ненадолго заехал, потому что глубоко переживала за то, что из-за ее болезни я отсутствовал на работе. Сара пообещала, что хорошо о ней позаботится, и проследит, чтобы она вовремя поела, отдохнула и приняла лекарства.

— Доброе утро, Кэр. Извини за опоздание, — приветствую я ее с натянутой улыбкой.

— Да, но все в порядке, — хмуро отвечает она. — Мисс Листер ждет вас в вашем кабинете. Она все равно не понимает, когда я говорю ей не входить, пока вас там нет.

Я забираю у нее из рук бумаги, в душе сожалея о том, что заранее предупредил о своем приходе.

— Спасибо. Я позабочусь о ней.

Зайдя в кабинет, я нигде не вижу Эмерсон, но как только закрываю за собой дверь, замечаю ее стоящую, прислонившись к стене, абсолютно голой, за исключением туфель на высоченных каблуках.

— С возращением, Мэдден, — говорит она, растягивая слова, и делает шаг ко мне. — Я так долго ждала, что пришлось начать без тебя.

Проведя своими мокрыми, липкими пальцами по моим губам, она самодовольно ухмыляется своей маленькой игре.

Оттолкнув ее, я вытираю рукавом рот и сердито смотрю на нее.

— Какого черта ты делаешь? Прикройся, Эмерсон, — в бешенстве требую я.

— Шшш! А то эта старая грымза, твоя секретарша, тебя услышит, — мямлит она. — В чем дело?

— Сколько раз я должен повторять тебе, что мне неинтересно? Если тебе так хочется, иди трахай Истона или еще кого-нибудь. Только оставь меня в покое.

Она выпячивает нижнюю губу в намеренно преувеличенной обиде.

— Еще совсем недавно ты так не говорил. Это из-за той маленькой жалкой дряни, которую ты привел с собой на вечер? Блейк, так, кажется, ее звали? Пожалуйста, только не говори мне, что ты встречаешься с ребенком, Мэдден.

Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не ударить ее и не выбить из нее это дерьмо. По натуре я не жестокий человек, но, когда слышу, как она плохо говорит о Блейк, у меня перед глазами начинают мелькать красные точки. С силой хватая ее за запястья, я прищуриваюсь и рычу:

— Одевайся. Вон из моего кабинета. И никогда не смей говорить о ней ни одного гребаного плохого слова. Это ясно?

Слезы выступают у нее на глазах, когда она вырывает руки из моей хватки.

— Предельно.

Пройдя туда, где висит на стуле ее платье, она торопливо надевает его и идет к выходу. Как раз перед тем, как повернуть ручку, Эмерсон выкрикивает через плечо:

— Возможно, ты захочешь позвонить своему брату. Он пропал сразу после того, как в воскресенье ушел от родителей.