Пия включила сигнал поворота и свернула на дорогу, которая вела через лес к усадьбе Боденштайнов. Ей требовались подписи шефа, чтобы она могла передать дела Хиртрайтера и Гроссмана в прокуратуру. На этом работа К-2 завершалась. Фридерике Францен, заключенная в следственный изолятор, несколько дней упорно молчала, а потом наконец сделала признание — по совету своего адвоката, которая надеялась доказать во время судебного процесса, что одно убийство было совершено по неосторожности, а второе — в состоянии внезапно возникшего душевного волнения. Тейссен и Радемахер были уличены коллегами из другого отдела в мошенничестве и подкупе. Несколько дней назад, к удивлению Пии, ей позвонил Марк Тейссен, чтобы поблагодарить ее. Прокуратура предъявила ему обвинение в причинении тяжких телесных повреждений и захвате заложников, с ним работали психологи, но в целом все у него было более или менее благополучно. Тейссену предстояло выступать свидетелем на судебном процессе против Рики по делу об убийстве Гроссмана, что его отнюдь не радовало.
Едва Пия въехала на парковочную площадку усадьбы, как у нее зазвонил мобильный телефон. Это была Фрауке Хиртрайтер, пребывавшая в прекрасном расположении духа и желавшая поболтать. Благодаря наследству отца, она приобрела «Рай для животных» и теперь могла создать для себя жизненное пространство.
— Вы, кажется, проявляли как-то интерес к Рабенхофу, — сказала она наконец. — Это серьезно?
— Абсолютно. Вы действительно хотите продать усадьбу?
— А что мне с ней делать? Она для меня слишком велика и к тому же отнюдь не вызывает приятных воспоминаний.
— Мы с другом ищем усадьбу где-нибудь здесь, поблизости, — сказала Пия. — Если вы не хотите за нее миллионы…
— Ерунда. Усадьба не стоит никаких миллионов, точно так же, как и луг. — Фрауке рассмеялась. — И парка ветротурбин теперь уже точно не будет. Так что, если хотите, можете приехать и все посмотреть. Я буду в усадьбе сегодня вечером около семи.
Они поговорили еще немного, и сразу после завершения беседы Пия набрала номер Кристофа. Уже на протяжении нескольких дней она расхваливала ему Рабенхоф, и теперь ей не стоило бы большого труда уговорить его поехать посмотреть усадьбу.
Все складывало удачно. На уик-энд они были приглашены к Хеннингу и Мирьям. Они действительно сочетались браком в Англии и теперь хотели отметить это событие.
Возможно, при других обстоятельствах Пия испытала бы ревность, все-таки в глубине души у нее сохранилось чувство к бывшему мужу. Но у них с Кристофом тоже был припасен сюрприз. Некоторое время она с мечтательной улыбкой рассматривала кольцо на своем пальце, затем вышла из авто. Из-за угла вынырнул трактор с круглым брикетом прессованного сена на вилах переднего погрузчика. В трактористе Пия узнала отца Боденштайна и помахала ему рукой. Он остановился рядом с ней, заглушил двигатель и выпрыгнул из кабины.
— Добрый день, госпожа Кирххоф. — Граф с улыбкой протянул ей руку. — Как хорошо, что вы заехали к нам.
— Добрый день, господин фон Боденштайн. — Пия улыбнулась в ответ. — Я, собственно, к Оливеру. Он дома?
— Думаю, они с Софией поднялись в замок, — ответил Генрих. — Если хотите, можете подняться за ними.
— Да, с удовольствием.
Он подождал, пока она доставала из салона автомобиля документы, и они двинулись вверх по асфальтированной дороге, которая вела к ресторану в замке.
— Я все еще испытываю потрясение по поводу того, что Рики застрелила Людвига, — заговорил он после короткой паузы. — Трудно представить, что она способна на такую жестокость. И у меня никак не укладывается в голове, как она могла убить Телля, при ее-то любви к животным.
— Мне кажется, она могла сделать это непредумышленно, — сказала Пия. — Хиртрайтер кричал на нее и оскорблял ее во время заседания правления комитета, и, возможно, она, разъярившись, захотела, чтобы он перед ней извинился.
— Да, похоже, — согласился отец Боденштайна, кивнув головой. — Людвиг в тот вечер был очень агрессивен. Он совершенно потерял контроль над собой.
— Ну да, — продолжала Пия. — Слово за слово, Хиртрайтер начал оскорблять ее и вообще вел себя с ней грубо. А потом сказал ей, что ему известно от Ральфа Глокнера о ее сговоре с Тейссеном. О том, что тот обещал заплатить ей, если она будет саботировать работу общественного инициативного комитета.
Старый граф остановился и с изумлением воззрился на Пию.
— Рики, — пробормотал он. — И Керстин тоже говорила…
— Кто и что говорил? — спросила Пия.
— Тогда, в концертном зале, — сказал Генрих фон Боденштайн. — Керстин определенно хотела мне что-то рассказать о Рики. Санитары положили ее на носилки и унесли, и поэтому она не успела сказать о том, что видела.
— Рики воспользовалась хаосом, чтобы похитить листы с подписями. Она созналась в этом.
— Но зачем? Она столько сделала для комитета!
— Тейссен пообещал ей пятьсот тысяч евро, если она пустит под откос работу комитета. Она собиралась уехать в Америку, чтобы начать новую жизнь.
— Деньги. — Боденштайн тяжело вздохнул. — Всегда одно и то же.
По дороге к замку Пия рассказала ему конец этой страшной истории.
Госпожа Францен поняла, что целиком и полностью находится во власти Людвига Хиртрайтера. Она толкнула старика, который, будучи изрядно пьяным, нетвердо держался на ногах. Пошатнувшись, он выронил ружье. Рики подняла его, в отчаянии навела на Людвига и попыталась вырвать у него обещание хранить молчание. Но это, разумеется, не подействовало. Хиртрайтер лишь высмеял ее. Тогда она выстрелила ему сначала в нижнюю часть тела, а затем в лицо. После этого, будучи вне себя от злости из-за старика, из-за самой себя и из-за всей ситуации, полностью вышедшей из-под ее контроля, она била мертвое тело прикладом и ногами до тех пор, пока не пришла в себя.
Некоторое время они шли молча. За воротами начался пандус, и под их подошвами заскрежетал гравий.
— А Телль? Зачем она застрелила собаку? — глухо спросил граф фон Боденштайн.
— Якобы она напала на нее, — ответила Пия. — Защищая хозяина.
— Как это все бессмысленно, — грустно произнес граф.
— Дедушка! — раздался вдруг звонкий голос. — Дедушка! Где твой трактор?
Лицо Генриха фон Боденштайна просветлело, когда он увидел маленькую девочку, сбежавшую вниз по ступенькам с развевающимися волосами и горящими глазами.
— Вся в меня, — сказал он и подмигнул Пии. — Больше всего любит сидеть на тракторе или на лошади.
Он протянул руки, поймал в объятия Софию и сказал:
— Пойдем, покатаемся на тракторе. Твоя мама тоже придет.
Пия посмотрела на них с улыбкой и повернулась.
Боденштайн стоял на вершине лестницы. Выглядел он неважно. В его темной шевелюре пробивались седые пряди, которые она прежде не замечала. На подбородке проступала синеватая щетина. Он был без галстука. История с Анникой Зоммерфельд обошлась ему слишком дорого. До сих пор Кирххоф не решалась говорить с ним на эту щекотливую тему. Ей удалось узнать, что автомобиль брата Боденштайна был найден на парковочной площадке мюнхенского аэропорта. Анника Зоммерфельд исчезла без следа.
— Привет, — обратилась она к шефу. — У тебя есть немного времени? Мне нужны твои подписи.
— Да, конечно. — Он кивнул. — Пойдем на террасу.
Пия проследовала за ним через ресторан, еще закрытый для посетителей, на террасу, села за столик и положила перед собой документы. Боденштайн не стал садиться, взошел на балюстраду и встал, скрестив руки на груди. Некоторое время они молчали. Пия внимательно смотрела на него и ждала, когда он заговорит.
— Мне нужно было прислушаться к тебе, — произнес он, наконец. — Интуиция редко тебя подводила.
Этот комплимент не доставил ей никакого удовольствия. Хотя Анника ей и не нравилась, она желала своему шефу счастья.
— В данном случае я хотела бы ошибиться, — сказала она.
— Как бы то ни было, я свалял дурака и должен благодарить госпожу Энгель за то, что она оставила это без последствий для меня в профессиональном плане. — Оливер бросил взгляд вниз, на газон. — Я разговаривал с Теодоракисом. Он кое-что разузнал об Аннике и, помимо всего прочего, заглянул в ее сумку. Она возила с собой больше ста тысяч евро наличными. Откуда у нее было столько денег?
— Из сейфа Айзенхута в институте, — сухо сказала Пия. — Кроме того, она присвоила средства со счетов института.
Боденштайн вздохнул.
— По ее словам, ей пришлось в такой спешке бежать из Берлина, что она не смогла захватить с собой ноутбук, айфон и личные документы. Я всему верил. Как я мог быть таким глупцом?
— Это не глупость. Ты просто влюбился в нее, — заметила Пия. — Этот инцидент в концертном зале произвел на тебя слишком сильное впечатление. В таком состоянии человек теряет способность мыслить рационально.
— Что же все-таки она от меня утаила? Два убийства? — глухо спросил Боденштайн. Он повернулся к ней, и Пия содрогнулась, увидев его искаженное мукой лицо. — Я днем и ночью думаю об этом. Она подожгла дом Айзенхута, по ее вине его жена впала в кому, из которой уже никогда не выйдет. Дело было вовсе не в разоблачении лжи. Этот О’Салливан был ей глубоко безразличен. Ею двигала исключительно месть, поскольку Айзенхут женился на другой.
Боденштайн замолчал. Пии было больно видеть его в таком подавленном состоянии. Но что она могла сказать ему?
— Пия. — Он наконец поднял голову и тяжело вздохнул. — Ты первая, кому я это говорю. Мне нелегко далось это решение, но я все же буду просить о переводе в К-2 в Берлин.
— Что? —Пия недоверчиво уставилась на него. — Ты это серьезно?
— Да. Как мне ни жаль.
Пия не могла оставить это просто так. Она вскочила со стула и подошла к нему.
— Я знаю, почему ты хочешь перевестись именно в Берлин. Надеешься разузнать что-нибудь о ней. Но тебе там не будет лучше, и ты не сможешь начать новую жизнь.
— Я должен попробовать. — Он посмотрел на нее, и в его взгляде сквозила горечь. — Мой брак рухнул, я живу с родителями и гожусь только на роль няньки Софии. Даже на работе проблемы. Что меня здесь держит?
Пия смотрела на него, уперев руки в бока и сощурив глаза.
— Ты упиваешься жалостью к себе вместо того, чтобы взять себя в руки, — поставила она ему диагноз. — Может, это и прозвучит банально, но после дождя всегда появляется солнце. Я сама являюсь наглядным примером того, что после развода жизнь не кончается, разве нет?
В кармане брюк Боденштайна зазвонил мобильный телефон. Не спуская глаз с Пии, он достал его и нажал кнопку. С минуту слушал, после чего сказал:
— Мы выезжаем.
— Что случилось? — спросила Пия.
— Труп, — ответил Боденштайн. — В перелеске между Лидербахом и Хофхаймом.
В этот момент облака вдруг прорезал луч солнца и осветил террасу. Пия от неожиданности зажмурилась.
— Ты, как всегда, права, — сказал Оливер.
— Что ты имеешь в виду?
— После дождя всегда появляется солнце. — Он усмехнулся почти той же усмешкой, к которой так привыкла Пия. — Я буду скучать по тебе в Берлине.
— Ну, конечно, — сухо произнесла Пия. — Ты пока еще не в Берлине.