— Ника ушла! Просто взяла и сбежала, глупая корова!

Ничего не понимая, Янис щурился от яркого солнечного света. Разъяренная Рики стояла возле его кровати и размахивала листом бумаги.

— Что случилось? — сонно пробормотал он.

— Она ушла! Собрала свои шмотки и оставила на кухонном столе вот это! — Рики была вне себя от злости. — Ей прекрасно известно, что Фрауке пропала. Как я теперь одна управлюсь в магазине?

Янису потребовалось несколько секунд, чтобы окончательно проснуться и осознать, что произошло.

— Ну и радуйся, — сказал он.

— Я не могу радоваться! — раздраженно возразила Рики. — Мне теперь одной придется заниматься магазином и хозяйством. Где я так быстро найду им замену? Ты мне хоть чем-нибудь поможешь?

Она выбежала из комнаты. Янис вздохнул и потер глаза. Вчера вечером ему стоило большого труда успокоить Рики. После устроенной Никой сцены она прониклась подозрением и пожелала узнать, что он обещал ее подруге. Ему удалось сочинить экспромтом историю, которая ее более или менее удовлетворила. Однако дело приняло угрожающий оборот, и не в последнюю очередь благодаря Марку…

Янис поднял лист бумаги, брошенный Рики на пол рядом с его кроватью, и прочитал:

Дорогая Рики, к сожалению, я вынуждена уехать. Спасибо тебе за помощь и кров. Возможно, впоследствии я все тебе объясню. Береги себя. Ника.

Он сбросил одеяло, поднялся с кровати и пошел, как был, в майке и трусах, к почтовому ящику за газетой, в надежде найти там сообщение о вчерашнем вечере. Пройдя в кухню и положив газету на стол, налил себе кофе и сел на стул. Дверь террасы была распахнута. Рики кормила в саду животных. Собаки сидели на террасе и внимательно наблюдали за ней. Янис быстро пролистал местные новости.

Он прекрасно понимал, что Ника уехала из-за него. Она просила не называть ее имени, а он все-таки назвал его, поскольку не придал этой просьбе особого значения. Однако, по всей видимости, у нее были основания для опасений. Янис заметил, как у знаменитого климатолога окаменело лицо при упоминании Анники Зоммерфельд .Тейссен же, напротив, совершенно потерял над собой контроль и вел себя в присутствии двухсот человек и представителей прессы подобно обезьяне.

Янис ухмыльнулся. Перевернув очередную страницу, он с радостью увидел фотографию, на которой были изображены Айзенхут, Тейссен и два члена Экономического клуба. Он принялся жадно читать статью, но очень скоро испытал разочарование, которое с каждой строчкой только усиливалось. Автор ни единым словом не упомянул о его выступлении и истерике Тейссена. Проклятье! Может быть, эти писаки были подкуплены Тейссеном и компанией из Экономического клуба? Раз пресса проигнорировала его демарш, значит, все старания пошли насмарку!

В кухню вошла Рики.

— «Ди Таунусцайтунг» ни слова не написала обо мне, — пожаловался он ей. — Это черт знает что! Я позвоню в редакцию и поинтересуюсь, не Тейссен ли запретил им делать это!

— Ты не представляешь, насколько мне это безразлично, — резко ответила Рики. — Фрауке разыскивает полиция, а теперь еще и Ника исчезла! Я не знаю, что мне делать, а у тебя на уме только твоя дурацкая месть. — Она с грохотом швырнула миску в посудомоечную машину. — Ты поможешь мне сегодня в магазине? Иначе его не стоит и открывать.

— Ну, так и не открывай, — пробормотал Янис и встал из-за стола.

Ее проблемы ничуть его не интересовали. Может быть, во «Франкфуртер рундшау» или «Франкфуртер альгемайне цайтунг» есть сообщение о нем? По субботам киоск на Висбаденерштрассе открывался в девять — стало быть, через полтора часа. Кроме того, он надеялся узнать, куда делась Ника. Нужно было обязательно разыскать ее, чтобы уговорить вернуться и помочь ему. Как выяснилось вчера, она была его самым грозным оружием в борьбе против Тейссена. В следующий раз он не будет полагаться на коррумпированную прессу.

Прежде чем идти за газетами, Янис выложит в Интернете сфальсифицированные результаты экспертиз, сопроводив их именем Ники. Он знал, каким образом из аферы Тейссена и Айзенхута можно раздуть скандал, который со скоростью степного пожара распространится в среде климатологических скептиков по всему миру.

Они проговорили всю ночь напролет. Ее история поразила его своей невероятностью и неправдоподобностью. Он поверил ей только после того, как она представила убедительные доказательства того, что все это правда. Теперь Боденштайн ломал голову над тем, как помочь ей, и может ли он помочь ей вообще. В ее распоряжении имелись документы, из-за которых лишились жизни уже три человека. А вдруг станет известно, что он, начальник К-2 в Хофхайме, прячет ее в своем доме? Дело было явно не его уровня. Речь шла отнюдь не о коррупции или мошенничестве в маленьком городке, все было гораздо серьезнее. Но Анника ни в чем не виновата. Она оказалась между двух огней, и ее жизни угрожала смертельная опасность, пока эти документы находились у нее.

— Ты можешь отдать бумаги Айзенхуту, — нарушил молчание Боденштайн. — Тогда ему будет больше незачем преследовать тебя.

— К сожалению, так просто не получится. Сьеран положил их на хранение в ячейку одного швейцарского банка. Хотя у меня есть ключ и свидетельство, я не смогу добраться до Швейцарии.

— Почему?

— Спешно покидая Берлин, я оставила там паспорт, удостоверение личности и все остальное. — Она вздохнула. — Иногда все это представляется мне безумным кошмаром. Во что превратилась моя жизнь!

Ее отчаяние вызвало у Боденштайна приступ жалости.

— В последнее время я все чаще и чаще задумывалась, не обратиться ли мне в полицию, — продолжала она. — Просто прийти и рассказать всю правду. Они должны мне поверить!

«Да, — заговорил в Боденштайне полицейский, — обратись! Ты ни в чем не виновна. Правда обязательно выяснится». Однако он без колебаний отмел в сторону все соображения, из-за которых много лет назад бросил учебу на юридическом факультете, чтобы пойти на службу в полицию.

— Боюсь, что ты ошибаешься, — сухо произнес он. — Если Айзенхут действительно имеет хорошие связи в министерстве внутренних дел и если к убийству этого журналиста причастны его знакомые, один лишь факт обладания этими документами послужит для них мотивом твоего устранения. Если ты обратишься в полицию, у тебя не будет ни единого шанса.

Они сидели за столом в маленькой кухне кучерского домика. Доверие, установившееся между ними ночью, при свете утренней зари уступило место смущению. Анника выглядела совершенно обессиленной. Но страх исчез из ее глаз, и время от времени на ее лице появлялась несмелая улыбка.

— Ты советуешь мне скрываться и дальше? — спросила она.

— По крайней мере, в ближайшее время, — ответил Оливер.

Вчера ночью он предложил ей перебраться из квартиры родителей к нему. К счастью, Анника не истолковала это предложение превратно и не нашла в нем ничего предосудительного, а сразу согласилась и последовала за ним через двор к стоявшему в небольшом отдалении кучерскому домику. Из его окна был хорошо виден передний двор. Один из конюхов вел двух лошадей на огороженный выгон, и их копыта цокали по асфальту, еще не высохшему после грозы. Небо сияло голубизной и сулило прекрасный день.

— Как же мне быть? — Анника тяжело вздохнула. — Я не могу впутывать тебя в это дело.

— Уже впутала, рассказав мне об этом. Я попробую помочь тебе.

Они смотрели друг на друга. Доктор Анника Зоммерфельд. Так звали ее в действительности. Она была не уборщицей и не продавщицей, а известной ученой, которая столкнулась с серьезными трудностями. Не было ли ошибкой то, что он принял на веру ее фантастическую историю? И чем он мог ей помочь? Не затуманила ли симпатия к ней его трезвый, объективный взгляд на вещи? А что, если она просто хорошая актриса и хочет использовать его в своих целях? Но разве можно сыграть этот страх, это отчаяние?

— Сейчас я спрашиваю себя, как можно было быть такой наивной, — сказала Анника. — Всю свою жизнь я не мыслила для себя другого занятия, кроме науки. Дирк предоставил мне эту замечательную возможность. Никогда не поверила бы, что он способен на такое…

— Ты доверяла ему, — сказал Боденштайн. — И любила его.

— Да, что правда, то правда. — В ее голосе вдруг прозвучала горечь. — Я все эти годы работала, а он присваивал результаты моего труда. Его новая книга… это, по сути дела, моя доцентура.

Анника бросила на него взгляд, исполненный такой душевной муки, что ему стало страшно.

— У меня больше нет будущего, — сказала она подавленно. — Он украл у меня все. Мое имя полностью скомпрометировано. Собственно говоря, мне безразлично, что сейчас происходит.

— Ты не должна говорить так. — Оливер крепко сжал ее руку. — Выход всегда есть. И мы должны найти его.

— Нет, ты ничего не должен. Это моя проблема. Мне не нужно было вчера приходить сюда.

За всю ночь она ни разу не заплакала, но сейчас на глаза ее навернулись слезы.

— Я совершила ошибку, — прошептала Анника. — Катастрофическую ошибку. И теперь должна за нее расплачиваться.

Она опустила голову и начала всхлипывать. Боденштайн смотрел на нее. Его захлестнула волна нежности, заставившая быстрее биться сердце. Сам не понимая, что его подвигло на это, он отважился на отчаянный шаг и ступил, подобно канатоходцу, на тонкую, хрупкую проволоку, называемую доверием, без всякой страховки.

— Ты не одна, Анника. Я помогу тебе.

Впервые в своей жизни Оливер решился на безумство. Он был влюблен.

Янис едва дождался, когда разъяренная Рики покинет дом, после того, как она еще некоторое время поносила его, назвав напоследок отъявленным эгоистом, и, быстро одевшись, вывел из гаража велосипед. До киоска он решил проехать через лес к поместью графа фон Боденштайна, поскольку вспомнил, что видел Нику вместе с сыном Генриха, полицейским, у супермаркета. Наверняка у него она и нашла пристанище.

Каким-то образом ее нужно было убедить вернуться. По меньшей мере, на несколько дней. Он попросит у нее прощения, в случае необходимости признает свою ошибку и покается — это действует на женщин безотказно.

Янис был настолько занят своими мыслями, что не заметил белый трейлер, припаркованный через два дома у тротуара, который двинулся, как только он появился на улице. Воздух был прохладен и чист. Гроза унесла с собой удушающий зной. Лучшую погоду для небольшой поездки на велосипеде и последующей прогулки с Никой трудно было представить. Если в газетах ничего нет, ей не за что на него злиться. Похоже, у нее самая настоящая мания преследования.

Янис оседлал велосипед, нажал на педали и покатил вверх по улице, обсаженной цветами, быстро набрав скорость. Из-за встречного ветра у него начали слезиться глаза. Боковым зрением он увидел, что сзади к нему вплотную приблизился автомобиль. Дорога была достаточно широкой — почему этот глупец не обгонял его?

Янис обернулся и пришел в ужас, увидев, что бампер трейлера едва не касается его ноги. Неожиданно он ощутил сильный удар. Рефлекторно повернув руль вправо, налетел передним колесом на бордюр и на полном ходу вылетел из седла. Очки отлетели в сторону. Вначале он ударился об асфальт правым плечом, затем головой. Из глаз посыпались искры. Его ладони и локти были ободраны. Руль больно уткнулся в бедро. Отвалившееся колесо покатилось назад, под горку, и нырнуло под припаркованный у обочины автомобиль.

Трейлер остановился, сдал немного назад и потом двинулся прямо на него! Проклятье, неужели этот идиот не видит, что он здесь лежит? Янис отчаянно пытался отползти с проезжей части. Его охватила паника, он хотел позвать на помощь, но не мог выкрикнуть ни слова, словно лишился дара речи. Не веря своим глазам, он смотрел, как заднее колесо трейлера переезжает его ногу. Раздался страшный хруст, но он не ощутил боли. Всем его существом безраздельно владел ужас.

Вдруг перед его глазами появились две пары ног в брюках и черных сверкающих туфлях.

— На помощь! — простонал он, плохо осознавая происходящее. — Помогите мне!

Однако, вместо того чтобы оказать ему помощь, один из подошедших к нему мужчин схватил его за горло рукой в перчатке и сильно прижал голову к влажному асфальту. Без очков Янис различал лишь расплывчатые очертания лица в темных очках.

— Где находится Анника Зоммерфельд? — прорычал мужчина. — Отвечай! Или, может быть, тебе переехать и вторую ногу?

— Я… я… я не знаю, — прохрипел Янис. Ему казалось, что у него вот-вот выскочат из головы глаза. Это был вовсе не несчастный случай! Ника не преувеличивала — эти люди охотятся на нее. — Отпустите… отпустите меня, мне нечем дышать!

Рука в перчатке еще сильнее сжала его горло. Без всякого предупреждения на его лицо обрушился кулак. Во второй раз за три дня его носовая перегородка была сломана. Из разбитого носа хлынула кровь. Яниса охватил животный страх, какого он еще никогда не испытывал. Эти типы хладнокровно, средь бела дня, переехали его и, судя по всему, не спешили убираться восвояси.

— Твой ответ нас не устраивает. Итак, где она?

— Я… я… не знаю, — жалобно проскулил он. — Пожалуйста, не трогайте меня.

Второй удар пришелся по зубам, часть из которых оказалась выбита. Поскольку он лежал, совершенно беспомощный, под сокрушительными ударами, страх вытеснил из его сознания все здравые мысли.

— Горячий привет от профессора Айзенхута. Мы еще увидимся, — прошипел мужчина и нанес ему на прощание удар ногой по ребрам, прежде чем исчезнуть из его поля зрения.

Хлопнула дверца, и трейлер-призрак исчез. Янис с трудом повернулся на бок, схватился руками за горло и, давясь, закашлялся. Где очки? Мобильный телефон? Он перевернулся на живот и пополз вперед. Послышался шум автомобильного двигателя. Янис с ужасом увидел бампер и из последних сил откатился в сторону.

Пия беспокойно мерила шагами парковочную площадку перед зданием управления уголовной полиции Хофхайма, прижимая к уху трубку мобильного телефона. Звонок от доктора Николя Энгель полчаса назад безнадежно испортил ей утро.

Она уже вымыла голову и выловила ужасающее количество прядей волос из сита сливного отверстия ванны, когда в ванную вошел Кристоф с ее мобильным в руке. Все еще находившаяся под сильным впечатлением от страшной перспективы облысения, Пия приняла на себя мощный залп бортовых орудий Энгель, крайне раздраженной неэффективностью работы Боденштайна. Можно подумать, она несет ответственность за то, что ее шеф отключил свой проклятый мобильник, чтобы его не беспокоили! Это окончательно вывело Пию из равновесия.

Боденштайн все еще был недоступен. Вчера вечером он наговорил ей на голосовую почту сообщение с просьбой срочно позвонить ему в любое время, а когда она позвонила, ответа не было. Что с ним могло случиться? Даже в период депрессии, вызванной неверностью Козимы, он не позволял себе ничего подобного.

У Пии возникло ощущение, будто она стоит одна в широком длинном коридоре. Вчера после вечернего совещания сотрудники К-2 моментально разбежались по домам. Она же поехала в «ВиндПро». Ей не давало покоя воспоминание Боденштайна по поводу того, что несколько дней назад он видел там мужчину с конским хвостом.

На парковочной площадке Пия перехватила отправлявшегося на уик-энд начальника отдела кадров, который с готовностью ответил на ее вопросы. Боденштайн был прав. Подходивший под описание человек был известен в «ВиндПро». Звали его Ральф Глокнер, и был он отнюдь не киллером, а руководителем строительных работ по созданию парка ветрогенераторов в Таунусе. Проживал он в отеле «У золотого льва», расположенном в районе Мюнстер города Келькхайм. Пия тут же помчалась туда, но оказалось, что Глокнер двумя часами ранее уехал и должен был вернуться только в понедельник вечером. Тем не менее владелец отеля сообщил ей чрезвычайно интересную информацию. Во вторник Глокнер ужинал с одним мужчиной в отеле ресторана. Около половины девятого они уехали в автомобиле Глокнера и вернулись только в начале первого ночи. Описание второго мужчины было весьма приблизительным, но владелец отеля вспомнил, что за время ужина спутник Глокнера, по крайней мере, три раза выходил курить на улицу. Энно Радемахер дымил как паровоз. Не он ли уехал вместе с Глокнером из отеля в ночь убийства?

Как ей хотелось поговорить с Боденштайном! Может, попытаться разузнать через Тейссена номер мобильного телефона Глокнера или же разумнее объявить его в розыск, чтобы не спугнуть раньше времени? И о местонахождении Фрауке Хиртрайтер по-прежнему ничего не было известно… Позвонив в криминалистическую лабораторию, Пия выяснила, что Людвиг Хиртрайтер действительно был застрелен из ружья, найденного ею и Крёгером в квартире Фрауке.

Кроме того, алиби Теодоракиса на ночь вторника оказалось несостоятельным, и он вернулся в разряд подозреваемых. Да, Янис ездил к своим родителям, но приехал к ним на два часа позже, нежели утверждал.

Пия подверглась двадцатиминутному натиску со стороны адвоката Грегора Хиртрайтера, убеждавшего ее в том, что доказательств вины его клиента недостаточно для того, чтобы держать его под арестом.

Поток ее мыслей прервала Энгель, появившаяся в сопровождении трех типов в костюмах и в убийственно плохом настроении.

— Где Боденштайн? — бросила она ей, даже не поздоровавшись.

Пия уже хотела было ответить ей в том же духе, что она не нянька своему шефу, но в последний момент сдержалась. В ту самую минуту, когда она размышляла, не послать ли полицейских в имение его родителей, на парковочную площадку въехал служебный автомобиль Боденштайна. Пия тут же направилась к нему.

— Где ты пропадаешь? — спросила она, едва он успел открыть дверцу. Ей было хорошо известно, как он не любит, когда на него набрасываются таким вот образом, но сегодня ее это ничуть не заботило. — Почему твой мобильник выключен?

— Доброе утро, — сказал в ответ Оливер, с трудом вылезая из тесного «Опеля». — Аккумулятор окончательно сел. А что случилось?

Он выглядел так, будто за всю ночь не сомкнул глаз. У Пии отпала всякая нужда спрашивать во второй раз о причине его странного поведения. То, что он вчера трусливо ушел от ее прямого вопроса, глубоко оскорбило ее, и она не желала больше терпеть подобное. Если он вдруг перестал доверять ей, значит, им не следует дальше работать вместе.

— Да тут творится черт знает что! У Энгель в кабинете сидят три типа, которые хотят с тобой поговорить.

— В самом деле? О чем?

— Откуда мне знать? Но на твоем месте я бы больше не тянула время.

Они вместе вошли в здание. По дороге на второй этаж Пия стала рассказывать ему последние новости, но очень скоро заметила, что коллега ее не слушает.

— Оливер! — Пия остановилась посреди лестницы и схватила его за руку. — Мы нашли орудие убийства! Радемахер кое-что от нас утаил! Алиби Теодоракиса развалилось! У нас работы по горло, а ты меня даже не слушаешь! Что я должна делать?

Боденштайн повернулся к ней. Лицо его застыло, словно окаменело, но выражение глаз он не мог контролировать столь же успешно, как мимику. Они отражали смесь озабоченности, возбуждения и душевных страданий, чего прежде Пия в них никогда не замечала. Она испуганно отпустила его руку.

— Мне очень жаль, Пия. В самом деле. — Он глубоко вздохнул и провел рукой по волосам. — Я тебе все объясню. Это…

Дверь кабинета доктора Николя Энгель распахнулась, и в коридор вышла советник уголовной полиции. Ее лицо не предвещало ничего хорошего.

— Послушай-ка, тебе что, трудно позвонить? — с яростью накинулась она на Боденштайна. — Я сижу здесь уже битый час с этими…

Только сейчас она заметила Пию, стоявшую двумя ступеньками ниже Боденштайна, и, запнувшись на полуслове, резко повернулась и скрылась в кабинете. Боденштайн последовал за ней. Дверь захлопнулась за ним с громким стуком, который отдался гулким эхом в пустынном по случаю субботы коридоре.

Обычно они обращались друг к другу на «вы», но Пия, единственная во всем комиссариате, знала, что эта ритуальная вежливость не более чем театр. Боденштайн и Энгель в молодости некоторое время состояли в близких отношениях, пока на горизонте не появилась Козима, которой Энгель, недолго думая, уступила жениха, после чего сама в течение года вышла замуж. Кроме того, Пия имела подозрение, что прошедшей зимой, вскоре после того, как рухнул брак Боденштайна, они провели вместе, по меньшей мере, одну ночь. Никаких доказательств этому не существовало, и Боденштайн скорее откусил бы собственный язык, чем рассказал бы об этом Пии, но с того дня тон общения между ним и Энгель изменился.

Пия преодолела последние три ступеньки и направилась по коридору налево, к кабинетам К-2, в недоумении покачивая головой. Еще несколько дней назад она считала, что довольно хорошо знает своего шефа. Теперь же она отнюдь не была уверена в этом.

Боль пульсировала позади глаз — вполне терпимая, но словно служившая постоянным напоминанием о том, что мир далек от гармонии. Его переполняла ненависть к Нике. Она все испортила, все, все, все! С ее появлением все изменилось. Она соблазнила Яниса, несмотря на то, что Рики ее лучшая подруга. Это уже было слишком. Она только на вид скромная и невинная, а в действительности совсем другая. А Янис оказался слабаком. Этот лжец все время использовал его. Марк ненавидел его точно так же, как и Нику.

Он рассматривал свое отражение в зеркале ванной. От левого виска к скуле тянулся кровоподтек. Рваная рана над бровью покрылась коростой. Марк расцарапал ее ногтями, чтобы снова пошла кровь. После того, как заструился тоненький ручеек, боль утихла.

Сегодня нужно непременно прояснить ситуацию и рассказать Рики о том, что он вчера видел и слышал. Это его дружеский долг. Иначе он станет сообщником. Рики должна знать, что за грязные свиньи эти Ника и Янис. Вероятно, Янис уже давно трахал эту шлюху. Наверняка. А если и нет, то скоро начал бы — она ему явно нравилась. А Рики еще так унижалась перед этим подлецом…

Вспомнив ту отвратительную сцену, Марк поморщился. Ему никак не удавалось избавиться от этого воспоминания. Что было еще хуже, он не мог противостоять искушению еще раз испытать те самые ощущения, и порой не знал, кого ненавидит больше — Нику, Яниса или себя. От мыслей и переживаний у него раскалывалась голова. Он не хотел думать о теле Рики, ее красном бюстгальтере, ее искаженном вожделением лице, какое у нее было в тот момент, когда Янис совокуплялся с ней на террасе.

Все должно быть опять как прежде! Красиво, по-товарищески и невинно. Он хотел всего лишь быть их другом, а вместо этого его неотступно преследовали эти грязные, гнусные, мерзкие мысли! Единственным, что могло на время отогнать их, были боль и кровь. Острая боль и красная кровь.

Марк нашел в ящике шкафа под раковиной бритвенное лезвие, которым его сестра брила ноги. С его помощью он мог увеличить рану, чтобы вызвать боль, напоминавшую ему о Мише. Ему всегда было нестерпимо больно, и в большинстве случаев он плакал, но Миша утешал его и гладил, а потом готовил ему какао. Это было замечательно, и он быстро забывал о боли.

Стук в дверь заставил Марка испуганно вздрогнуть. Он зажал лезвие в кулаке. В ванную вошла мать.

— Боже мой, Марк! Что случилось? — ошеломленно спросила она, увидев на его лице кровь.

— Я поскользнулся, принимая душ, ничего страшного. — С каждым разом ложь давалась ему все легче. — Мне просто не удалось найти пластырь.

— Садись сюда. — Мать опустила крышку унитаза. Марк подчинился. Она принялась рыться в шкафу с зеркалом, пока не нашла то, что искала.

— У тебя опять болит голова? — Она внимательно посмотрела на него и прислонила ладонь к его щеке. Марк непроизвольно отвернул голову в сторону.

— Немножко.

— Нужно сходить к врачу, — сказала мать.

Она наклонилась над ним и стала заклеивать пластырем рану, сосредоточенно высунув язык. Он видел прямо перед собой ее шею, синие сонные артерии, пульсирующие под белой кожей. Было бы достаточно одного глубокого пореза. Кровь брызнула бы фонтаном на белую кафельную плитку, на пол, на его руки. Мысль была заманчивой. Волнующей. Успокаивающей.

Мать выпрямилась и окинула критическим взглядом свою работу. Марк неотрывно смотрел на ее шею, словно вампир, и, постепенно переместив в кулаке лезвие, зажал его между большим и указательным пальцами.

— Ложись в постель, — сочувственно посоветовала мать. — Ты мог получить сотрясение мозга. Может быть, тебя следует прямо сейчас отвезти в больницу.

Не ответив, он поднялся с крышки унитаза. У него пересохло во рту. Он вздохнул. Это можно было очень легко сделать.

— Мама!

Она обернулась, стоя в дверях, и вопросительно посмотрела на него. Внизу хлопнула дверь, послышались голоса. Вернулась с пробежки сестра. Марк выдавил из себя улыбку и судорожно сглотнул.

— Спасибо, мама, — сказал он.

Он с трудом открыл глаза и увидел расплывчатые очертания, в которых не сразу распознал влажный черный собачий нос. Откуда-то издали до его слуха доносились голоса и звук сирены. Что случилось? Где он находится?

— Не двигайтесь! — раздался истеричный женский голос. — «Скорая помощь» уже здесь!

«Скорая помощь»? Зачем? Янис попытался поднять голову и застонал. Над ним склонился мужчина. Его лицо казалось далеким и в то же время угрожающе большим.

— Вы меня слышите? Можете говорить?

Я слышу, подумал Янис, значит, я жив.

— Вы чувствуете боль?

Нет. Да. Не знаю.

Он повел глазами и увидел женщину с бордер-колли на поводке, которая ожесточенно чесала ухо. Правда, женщина почему-то стояла на голове. Его рот был наполнен теплой жидкостью. Он попытался проглотить ее, но у него ничего не получилось.

— Как вас зовут? Вы можете назвать свое имя?

Вокруг него сновали люди в белых халатах и красных жилетах. Он почувствовал прикосновение к своему телу чужих рук, и это было ему неприятно. Ему хотелось сбросить их с себя, но они были неумолимы.

— Очки, — пробормотал Янис. Без них он был слеп как крот.

Он хотел попросить мужчину поискать очки, но в этот момент его тело пронзила такая боль, что он едва не потерял сознание. Теплая жидкость потекла из уголка его рта по щеке. Что делают эти идиоты? Почему они никак не оставят его в покое?

На несколько мгновений он ощутил себя невесомым и увидел над собой голубое небо, по которому деловито плыли маленькие белые облака. Громко щебетали птицы. Чудесный день для небольшой поездки на велосипеде и последующей прогулки с Никой.

Ника, Ника… Ведь с ней что-то произошло, но что? Он не мог вспомнить. Почему он лежит здесь, на улице? Янис почувствовал болезненный укол в сгибе локтя и услышал металлический скрежет, происхождение которого ускользало от его понимания. Какие-то щелчки. Какие-то толчки и перемещения. Голубое небо исчезло, и вместо него он увидел белый потолок.

Он провел языком по пересохшим губам. Странное ощущение. Как будто… что за дерьмо? Что-то случилось с зубами. Они отсутствовали! У него больше не было зубов!

На него обрушились воспоминания, а вместе с ними подкрался всепоглощающий страх. Трейлер, падение с велосипеда, люди в темных очках! Они просто сбили его и переехали ему ногу! И теперь он лежит в машине «Скорой помощи»! Янис в ужасе судорожно глотнул воздух и закашлялся.

— Спокойно, — сказал кто-то, и он почувствовал, как ему в нос сунули трубку. Проклятье, больно! Могли бы быть и чуть аккуратнее!

— Нужно позвонить в полицию! — едва слышно прошепелявил он. — За этим стоит Тейссен! Они хотели меня убить!

Когда Боденштайн вошел в кабинет советника уголовной полиции доктора Николя Энгель, двое из находившихся там господ повернули головы в его сторону, третий же со стоическим выражением лица продолжал смотреть в окно.

— Доброе утро, Хейко. Давно не виделись, — произнес Боденштайн, прежде чем его начальница успела что-либо сказать. — Фрау доктор Энгель. Господа.

Человек в коричневой «тройке» не разделил радость встречи, проявленную Боденштайном, и не удостоил его ни улыбкой, ни рукопожатием. Он откинулся на спинку стула и устремил на него пренебрежительный взгляд. Боденштайн тоже смотрел на него серьезно, без улыбки. С Хейко Шторхом они вместе учились в высшей полицейской школе в течение трех лет, но друзьями так и не стали. То время, что они не виделись, не прошло для Шторха бесследно. Раньше он был невысоким и мускулистым, теперь же мускулы превратились в жир, а волосы, обрамлявшие толстое красное лицо, поседели и сделались белоснежными. Костюм совершенно не шел ему и к тому же был слишком тесен.

— Господин фон Боденштайн. — В отличие от всего остального, его заносчивый тон и гнусавый голос совсем не изменились. Еще в годы учебы частица «фон» перед фамилией Боденштайна вызывала у него раздражение. — Мой коллега Херродер.

— А это профессор Дирк Айзенхут, — представила доктор Энгель третьего посетителя, который тут же повернулся к нему.

У Боденштайна мгновенно участилось сердцебиение. Он никак не рассчитывал так скоро встретиться с человеком, о котором впервые услышал лишь прошедшей ночью.

Айзенхут был таким же крупным, как и он сам. Около пятидесяти пяти. Серьезное, резко очерченное лицо, впалые щеки, глубоко посаженные синие глаза, внимательно изучавшие Боденштайна. Так выглядел человек, которого Анника когда-то любила и от которого теперь была вынуждена скрываться.

— У нас срочное дело. — Шторх откашлялся. — Мы разыскиваем женщину, которая, по нашим сведениям, входит в состав общественного инициативного комитета. Насколько нам известно, вы и ваши люди проводите расследование в отношении некоторых членов этого комитета. Ее зовут Анника Зоммерфельд.

— Так. — Боденштайн постарался не выдать своего удивления и сохранить невозмутимое выражение лица. Мысли путались у него в голове. Как такое возможно? Как случилось, что два высокопоставленных сотрудника Федерального ведомства уголовной полиции именно здесь и сейчас интересуются Анникой? Хейко Шторх возглавлял отдел конституционной безопасности, который обычно занимается расследованиями и розыском на международном уровне. Единственное объяснение состояло в том, что после того, как Теодоракис вчера вечером после лекции упомянул имя Анники, профессор Айзенхут привел в действие свои связи — действительно, весьма солидные. Во всяком случае, присутствие здесь этих трех господ служило доказательством того, что Анника сказала ему правду.

— Господин главный комиссар, — нетерпеливо произнесла доктор Энгель.

— Я просто перебирал в памяти имена, известные мне в связи с делами Гроссмана и Хиртрайтера, — нашелся Боденштайн. — Имя Аннета Зоммерфельд мне ни о чем не говорит.

— Анника. Анника Зоммерфельд, — поправил его Шторх. — Она одна из ведущих климатологов Германии и еще недавно работала в Немецком институте климатологии в качестве ассистентки господина профессора Айзенхута.

Его коллега, до сих пор сидевший с безучастным видом, положил на стол портфель, открыл замок, вытащил конверт и небрежным движением подвинул его в сторону Боденштайна.

— Что это?

— Ее фотографии, — лаконично ответил Херродер.

Это был стройный загорелый мужчина. Заостренное лицо, выдающийся подбородок, черные, словно кнопки, глаза и агрессивное выражение придавали ему сходство с доберманом.

— Взгляните на них. Может быть, она известна вам под другим именем.

Оливер взял конверт, достал фотографии и просмотрел их. Анника. Анника с мобильным телефоном у уха. В компании рыжеволосого мужчины. Анника и рыжеволосый мужчина в автомобиле. На тротуаре оживленной улицы какого-то крупного города. За стойкой бара. На фотографиях она выглядела моложе, ее лицо было полнее, чем сейчас. Последние месяцы явно не пошли ей на пользу.

— По какому поводу она разыскивается? — осведомился Боденштайн. Четыре пары глаз воззрились на него, но, благодаря его железной выдержке, они видели лишь неподвижное лицо. И то, что у него участился пульс и повлажнели от холодного пота ладони, тоже осталось для них тайной.

— Мы подозреваем госпожу Зоммерфельд в убийстве человека, изображенного вместе с ней на фотографиях. Его зовут Сьеран О’Салливан. Он был свободным журналистом и писал на экономические темы для английских и американских газет.

Боденштайн подумал, что ослышался. Анника убила О’Салливана? По какой причине?

— Кроме того, она может быть причастна к убийству сообщника О’Салливана в Швейцарии.

Боже милостивый! Боденштайну стоило больших усилий скрыть охватившее его волнение.

— Почему вы следили за этой женщиной? — Он с видимым безразличием положил фотографии обратно на стол. Такого вопроса Шторх и Доберман явно не ожидали.

— Наблюдение велось не за госпожой Зоммерфельд, а за О’Салливаном. И вели его не мы, а сотрудники отдела конституционной безопасности. Но случилось так, что вначале мы вышли на нее, — ответил Шторх. — О’Салливан принадлежал к международной группе климатологических скептиков. Тщательно отслеживались его контакты с госпожой Зоммерфельд, сотрудницей Немецкого климатологического института, тесно связанного с федеральным правительством и ООН.

Слова Шторха звучали убедительно. Почему Анника скрыла от него, что ее подозревают в убийстве двух человек? Она рассказала ему совершенно другую историю!

— О’Салливан написал множество статей, в которых подвергалась острой критике климатологическая политика федерального правительства, пользующегося консультационными услугами Немецкого климатологического института. Наряду с этим он опубликовал книгу, посвященную данной тематике. Предположительно, по заданию своей организации он связался с госпожой Зоммерфельд с целью получения от нее важной секретной информации.

Боденштайна это не интересовало.

— Когда и где был убит этот человек?

— Вечером тридцатого декабря прошлого года, — ответил Шторх. — Его тело было обнаружено в номере берлинского отеля. Орудие убийства впоследствии было найдено в квартире госпожи Зоммерфельд. К сожалению, ей удалось скрыться.

У Боденштайна похолодело внутри. Все это в корне отличалось от того, что рассказала ему Анника. Какая же из этих версий соответствует действительности?

— Каким образом был убит этот человек? — спросил он.

— Свыше сорока ножевых ранений, — ответил Доберман. — Госпожа Зоммерфельд во второй половине дня тридцатого декабря была выпущена из психиатрической больницы. Она попала туда после того, как совершила нападение на профессора Айзенхута двадцать четвертого декабря.

В этой части история совпадала с тем, что рассказала ему Анника — правда, в ее версии нападение отсутствовало. По сей день она ничего не помнила о событиях сочельника 2008 года. Боденштайн бросил на Айзенхута испытующий взгляд.

— Мне даже сейчас трудно в это поверить, ведь на протяжении более чем двенадцати лет она была моей ближайшей сотрудницей, — сказал тот негромким голосом. — Мне казалось, что я хорошо ее знаю, но, как выяснилось, я ошибался.

Его лицо оставалось неподвижным, но по глазам можно было догадаться, как трудно ему сохранять видимость внутреннего спокойствия. Если Анника говорила правду, для него в этой игре на кону стояло очень многое. Неужели настолько многое, что ради этого можно было убить человека?

— В ходе расследования выяснилось, что незадолго до Рождества в Цюрихе был заколот американский гражданин, — продолжал Доберман. — Тоже в номере отеля. Этот человек принадлежал к той же группе воинствующих климатологических скептиков, что и О’Салливан. И госпожа Зоммерфельд как раз в это время находилась в Цюрихе.

— Почему отдел конституционной безопасности заинтересовался этими случаями? — спросил Боденштайн. — Они скорее относятся к компетенции полиции.

Шторх и Херродер обменялись взглядом.

— Для этого есть основания. — Вдаваться в подробности Хейко Шторх был, по всей очевидности, не готов. — Наш разговор строго конфиденциален — надеюсь, мне не нужно напоминать вам об этом.

— Не нужно, — ответил Боденштайн. — Правда, боюсь, вряд ли я смогу вам чем-нибудь помочь. Но мы будем держать ухо востро.

—  Выбудете держать ухо востро, и никто иной, — резко поправил его Шторх. — Это дело высшей степени секретности. Больше знать вам ничего не нужно, Боденштайн. Если вам станет известно местонахождение этой женщины, сообщите нам.

Оливер молча кивнул. Что за чертовщина? Почему руководство отдела конституционной безопасности так старается скрыть это дело от глаз и ушей общественности? Какое отношение имеет к этому Айзенхут? Но главный вопрос заключался в том, кто в действительности убил Сьерана О’Салливана и почему.

Здания региональной уголовной инспекции словно вымерли. Только в К-2 царило оживление. Информация из криминалистической лаборатории Земельного ведомства уголовной полиции, небольшими порциями поступавшая по электронной почте и факсу, ложилась на письменной стол Остерманна.

— Пия! — крикнул он через открытую дверь. — Удача! Представь себе, ДНК из дела Гроссмана имеется в базе данных!

Пия вскочила со стула, будто ее ударило током, и поспешила в его кабинет. Может быть, после всех тупиков, в которых она оказывалась, расследование наконец сдвинется с мертвой точки?

— Ну что? Ты уже знаешь имя?

— Один момент. — Его пальцы быстро пробежали по клавишам, и он, сощурив глаза, сосредоточенно вгляделся в экран монитора. — На рваной перчатке, к сожалению, ничего не оказалось, зато на теле Гроссмана были обнаружены волосы и частички кожи, ему не принадлежащие. — Он поднял голову и улыбнулся. — Иоаннис Ставрос Теодоракис.

В течение нескольких мгновений Пия боролась с охватившими ее чувствами, чтобы иметь возможность ясно мыслить. Она опустилась на стул, стоявший рядом со столом Кая, и сжала ладони в кулаки.

— Я знала это с самого начала, — мрачно произнесла она. — Ну, теперь мы поговорим с этим лжецом по-другому!

Остерманн взял телефонную трубку.

— Я позабочусь о санкции на арест.

— Да, хорошо. И еще нужна санкция на обыск в его доме. Возможно, нам удастся найти там ботинки, оставившие следы в здании «ВиндПро». Тогда мы прижмем его окончательно.

— Я ее получу.

— И еще. Ты сможешь пригласить сюда Радемахера? Во вторник вечером он куда-то ездил и умолчал об этом…

У Пии зазвонил мобильный телефон. Она достала его из кармана брюк и ответила.

— Это я, — прозвучал в трубке дрожащий женский голос. — Вы просили меня позвонить вам, если я что-нибудь замечу.

Вот ведь люди! Считают, что их все обязаны узнавать по голосу!

— Кто это? — с раздражением спросила Пия.

— Ингрид Мейер цу Швабедиссен. Из Кенигштайна, с Кирхштрассе.

Пию осенило. Женщина с чесночным запахом, владелица дома, в котором располагается зоомагазин.

— Появилась госпожа Хиртрайтер. Она поднялась по лестнице и сейчас находится в своей квартире.

Пия вскочила со стула, напугав Кая так, что он выронил трубку.

— Что я должна делать? — прошептала в трубку домовладелица.

— Ничего. Пожалуйста, ничего не предпринимайте, — настоятельно произнесла Пия. Кай с любопытством смотрел на нее. — Оставайтесь там, где вы есть. Я сейчас направлю к вам своих коллег.

— Хорошо. — В голосе женщины послышалось легкое разочарование. — Госпожа комиссар!

— Да? — Мысленно Пия была уже далеко.

— Мне причитается какое-нибудь вознаграждение? Ведь я сообщила вам важную информацию.

Невероятно. Люди всегда думают только о деньгах.

— Этого я не знаю, — холодно ответила Пия. — Спасибо за то, что позвонили, госпожа…

Имя женщины вылетело у нее из головы. Прервав разговор, Кирххоф велела Каю послать два автомобиля в Кенигштайн на Кирхштрассе. В этот момент в дверях появился Боденштайн.

— Объявилась Фрауке Хиртрайтер, — сообщила ему Пия взволнованным голосом. — И в это же время приходит известие о том, что на теле Гроссмана обнаружены следы ДНК Теодоракиса!

Она поспешила в свой кабинет и достала из ящика стола служебный пистолет. Оливер прошел за ней и закрыл за собой дверь.

— Что у тебя? — Она мельком взглянула на него, роясь в корзине для бумаг в поисках санкции на арест Фрауке Хиртрайтер.

— Я зайду попозже. Кое-что произошло. Мне нужно ненадолго съездить домой, но я быстро вернусь.

Что-то в его тоне побудило Пию поднять голову.

— Ты это серьезно? Нам скоро предстоит…

— Возьми с собой Крёгера. Он в своем кабинете, — бесцеремонно перебил ее Боденштайн, что обычно ему не было свойственно. — Позвонишь мне, скажешь, где находишься, и я туда подъеду.

Он уже взялся за ручку двери, когда Пия вытащила из папки санкцию на арест.

— Думаю, твой аккумулятор разрядился, — резко бросила она ему, после чего схватила рюкзак и вышла из кабинета, не удостоив шефа взглядом. — Тогда увидимся позже. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Она не берет трубку, — сказал Марк с волнением в голосе. — И Ника до сих пор не появилась. Я жду здесь уже около часа.

— Да, действительно, странно. — Фрауке достала связку ключей и открыла заднюю дверь магазина. Марк протиснулся вперед, заглянул в кладовую, в офис и затем прошелся по помещению магазина.

Ничего. Никаких следов Рики. Чтобы в субботний полдень магазин был закрыт — такого на его памяти еще не было. Где Ника? Почему Рики не отвечает ни по мобильнику, ни по домашнему телефону? И в приюте для животных никого нет. Может быть, она по случаю хорошей погоды приехала пораньше, чтобы покататься на лошади, и упала с нее? Или поссорилась с Янисом из-за этой стервы Ники? Перед мысленным взором Марка проносились разные сцены, одна страшнее другой. Он вернулся в офис. Тем временем Фрауке включила компьютер и теперь возилась с кофеваркой. Сильно озабоченной она не выглядела.

— Наверняка произошло что-то нехорошее, — угрюмо пробормотал Марк. — Возможно, Рики узнала, что…

— Что узнала? — спросила Фрауке, сразу проникшись любопытством.

Марк колебался. Болтливая Фрауке едва ли была тем человеком, которому можно довериться, но ему требовалось поговорить с кем-нибудь, чтобы облегчить душу, снять с нее страшную тяжесть.

— Вчера вечером я случайно увидел, как Янис и Ника… тискались, — нерешительно произнес он, избегая встречаться взглядом с Фрауке. — В кухне дома у Рики.

— Подумаешь! Когда-нибудь это должно было произойти, — весело отозвалась Фрауке. В ее голосе прозвучали презрительные нотки. — Озабоченный Янис и две женщины в доме. Ничем хорошим это кончиться не могло. Рики сама виновата.

— В чем же она виновата? — Как всегда, Марк чувствовал себя обязанным защищать Рики от малейшей критики.

— Я знаю, что ты боготворишь Рики, — сказала Фрауке. — Но она вовсе не так идеальна, какой тебе кажется.

— Что… что ты имеешь в виду? — Ему вдруг вспомнилась отвратительная картина, которую он наблюдал в четверг вечером.

— Если врать так, как это делает Рики, неизбежно потеряешь всякое самоуважение, — заявила Фрауке и со вздохом опустилась на стул.

— Рики не врет! Мне она никогда не врала!

— В самом деле? — Фрауке злорадно ухмыльнулась, заметив смятение Марка. Тот судорожно сглотнул и промолчал. Ему на память пришла эсэмэска, в которой Рики сообщала, что плохо себя чувствует. Спустя час он видел, как она, пребывая в добром здравии, ссорится с Янисом, а потом совокупляется с ним.

— Да, одни способны на это, другие нет, — продолжала Фрауке. — Я всегда была слишком глупой и слишком честной. Но рано или поздно правда открывается. У лжи ноги коротки.

— Почему ты так говоришь? — Возмущения у Марка явно поубавилось. — Мне казалось, ты любишь Рики.

— Я ее и люблю. Но я всего лишь ее коллега, а не подруга. Но на месте Яниса я почувствовала бы, что меня обманывают самым бессовестным образом. — Фрауке презрительно фыркнула. — Никакая она не богатая наследница! И еще учеба в элитном университете в Америке… Ха! Три семестра на факультете маркетинга заочно! Из-за обмана от нее сбежал ее последний парень, но и после этого она не поумнела. Наверное, ее уже ничто не исправит. Так что она не совсем та, за кого себя выдает.

— Я… я не понимаю, о чем ты, — сказал Марк, совершенно сбитый с толку.

— Рики несколько приукрасила свою биографию, поскольку та казалась ей не слишком впечатляющей. — Фрауке пожала плечами. — Этим занимаются гораздо больше людей, нежели принято считать. Большинство из них отдают себе отчет в том, что они лгут, но Рики сама верит своим сказкам.

— Значит, она не изучала космическую технику в Стэнфорде? — прошептал Марк недоверчиво.

Фрауке вытаращила глаза и расхохоталась.

— Космическую технику? В Стэнфорде? — Она смеялась, не в силах остановиться, пока по ее лунообразному лицу не потекли слезы. — Боже милостивый! Она тебе сказала такое? И ты ей поверил? — Задыхаясь от смеха, она оперлась рукой о стол. — Это примерно то же самое, как если бы я утверждала, что являюсь примой балета Большого театра!

Марк вышел из себя.

— Перестань смеяться! — крикнул он. — Ты просто завидуешь Рики, потому что сама толстая и страшная!

Он пожалел, что доверился Фрауке. Схватив свой шлем, Марк, разъяренный, выскочил во двор. Черт бы подрал эту глупую корову! Он найдет Рики и без ее помощи.

Пия включила сигнал левого поворота и повернула на Кирхштрассе. Соблазненные прекрасной летней погодой, люди целыми семьями в массовом порядке покинули свои дома и заполнили торговую улицу маленького таунусского городка. Поскольку не было видно ни одной парковочной площадки, она направила служебный автомобиль во двор за «Раем для животных». Неожиданно прямо перед ней возник человек на мотороллере.

— Осторожно! — Она с такой силой нажала на тормоз, что сидевшего рядом с ней Крёгера швырнуло вперед, и ремень безопасности немилосердно сдавил ему грудь. Сидевший на мотороллере юноша резко повернул руль, добавил газа и промчался мимо автомобиля, царапнув по крылу.

— Вот идиот! — выругалась Пия, больше напуганная, чем рассерженная. Крёгер выпрыгнул из автомобиля и выбежал на улицу. Пия бросила взгляд на крыло, украшенное толстой царапиной красного цвета. Теперь придется писать объяснительную!

— Удрал, — объявил Крёгер. — Но я запомнил его номер и сделаю запрос на задержание через ZEVIS.

Пия кивнула и огляделась. Где же коллеги, которых направил сюда Кай? Они уже давно должны были быть здесь! Перед тремя гаражами стояли красный внедорожник и серебристый «Мерседес» Людвига Хиртрайтера. У нее забилось сердце. Фрауке еще была здесь. Если повезет, она, Пия, очень скоро распутает это дело. Возможно, даже получит благодарность.

Дверь дома открылась, и на пороге появилась домовладелица. Увидев Пию, она стала красться вдоль стены. На ее морщинистом лице, обрамленном белоснежными волосами, появилось выражение крайнего возбуждения.

— Госпожа комиссар! — произнесла она громким полушепотом и замахала руками. — Она сейчас находится в магазине! На первом этаже!

— Возвращайтесь к себе, — коротко сказала Пия. — Я зайду к вам позже.

Госпожа Мейер цу Как-Ее-Там кивнула и послушно скрылась в доме. Тем временем Крёгер закончил говороить по телефону.

— Что будем делать? — спросил он.

— Коллег ждать не будем, — решила она. — Кто знает, когда они приедут. Пошли.

Крёгер поднялся по ступенькам невысокой лестницы и постучал в серую металлическую дверь с надписью «Рай для животных — Доставка». В замке заскрежетал ключ. Пия и Крёгер переглянулись. Дверь открылась, и они увидели Фрауке Хиртрайтер.

— А-а, добрый день, — произнесла она беспечным тоном, переводя взгляд с Пии на Крёгера. — Чем могу быть вам полезной?

— Добрый день, госпожа Хиртрайтер, — сказала Пия, и напряжение, которое она испытывала все это время, спало. — У нас имеется санкция на ваш арест.

— Что? В чем дело? — Ее лицо вытянулось от удивления. Либо она была прекрасной актрисой, либо действительно не имела понятия, что уже два дня ее разыскивают по всей Германии.

Пия вынула из кармана джинсового жилета розовый листок, развернула его и протянула Фрауке.

— Просим вас проехать с нами, — сказала она. — Вы подозреваетесь в убийстве вашего отца.

Ее темный «комби» стоял прямо перед воротами сада. Марк нажал на тормоз и остановился. Толкнув мотороллер в заросли крапивы, он сорвал с себя шлем и положил его на заднее сиденье. При виде его собаки в транспортных ящиках радостно залаяли. Ключ зажигания торчал в приборной панели, сумка Рики лежала на переднем пассажирском сиденье. Было очевидно, что она совсем недавно зашла в дом и скоро должна вернуться. Рики никогда не оставляла надолго собак в автомобиле, и особенно в солнечную погоду, поскольку «Ауди» быстро нагревался. Марк открыл грузовой люк, чтобы собаки хотя бы могли дышать свежим воздухом.

Перепрыгнув через низкие ворота, что он проделывал довольно часто, он пересек лужайку быстрым шагом. Его взгляд скользнул по клеткам для животных, стоявшим в тени кедра. Стол и стулья были придвинуты ближе к стене дома. На них лежали аккуратно сложенные стопки полосатых желтых и белых подстилок для сидений. Когда Марк увидел гриль, в его душе снова поднялась волна злости на Яниса, о котором он совершенно забыл в своей тревоге за Рики. Он не знал, на кого больше злится — на Яниса, который его обманывал и использовал, или на Нику, которая своим появлением все испортила. Резкая боль пронзила его голову, лицо исказила гримаса, и он прижал ладони ко лбу. Нет, не сейчас! Сейчас головная боль ему была совсем не нужна! Сначала он должен узнать, что случилось с Рики.

Марк проник внутрь дома через приоткрытую дверь террасы.

— Рики! — позвал он и нерешительно вошел в кухню.

В раковине мойки высилась гора немытых тарелок и бокалов. Посудомоечная машина была открыта. На плите стояли кастрюли и электрический вертел, на столе — открытая бутылка шампанского. Он еще раз позвал Рики и прислушался. Ни звука, если не считать биение его сердца. Боковым зрением Марк заметил какое-то движение и в страхе повернул голову. Рыжая кошка вошла в кухню через дверь, ведущую в спальню и ванную.

— А-а, это ты, — прошептал он. — Что здесь происходит? Где Рики?

Кошка подошла к нему и понюхала его ноги. Он наклонился и погладил ее по шелковистой шерсти. Она заурчала, выгнула спину, затем мяукнула и исчезла с быстротой молнии. Может быть, хотела, чтобы он следовал за ней? Марк сделал глубокий вдох, шагнул в узкий коридор и заглянул в спальню. Постель была не убрана, на полу в беспорядке валялись несколько платьев. Он задрожал всем телом, однако, тем не менее, прошел дальше и толкнул дверь ванной. Кошка запрыгнула на выложенный плиткой приступок ванны и восседала там, словно египетская статуэтка, глядя на него своими большими глазами янтарного цвета.

Марк сделал шаг вперед и замер на месте. Кровь застыла у него в жилах, когда он увидел, чтостерегла кошка в ванной.

Во двор въехал полицейский автомобиль и припарковался позади служебного автомобиля Пии. Из него неторопливо вышли два сотрудника полиции и огляделись. Кирххоф рвала и метала.

— Где вас носит? — набросилась она на них. — Мы ждем здесь уже больше получаса, черт возьми!

— Из Гласхюттена поступил вызов на кражу в магазине, и поэтому пришлось немного задержаться, — ответил один из полицейских. — У нас всего два автомобиля.

— Ладно, теперь это уже не имеет значения. — Пия покачала головой.

Фрауке Хиртрайтер уже сидела на заднем сиденье ее служебного автомобиля. Она не оказала сопротивления, лишь пожала плечами и вернула Пии листок с санкцией на ее арест, после чего безропотно позволила надеть на себя наручники.

— Мне только нужно выключить кофеварку и забрать свою сумку, — сказала она.

Это Пия взяла на себя. Она выключила кофеварку, забрала из офиса сумку Фрауке и закрыла заднюю дверь магазина.

— Мы используем вас и второй автомобиль еще для одного задержания, в Шнайдхайне, — сказала Пия коллегам из Кенигштайна и дала им адрес Теодоракиса. — А пока отвезите госпожу Хиртрайтер в свой участок и поместите ее в камеру.

Она исключала вероятность того, что арестованная отважится скрыться во второй раз, но, тем не менее лучше перестраховаться. Еще один прокол — и Энгель снимет с нее голову. Фрауке с трудом вылезла из салона и пересела в полицейский автомобиль, который после этого выехал со двора.

Крёгер расхаживал взад и вперед, разговаривая по телефону, а Пия вдруг увидела домовладелицу, которая ждала ее, выглядывая из-за двери.

— Неужели она действительно убила своего отца? — поинтересовалась старая женщина с нескрываемым любопытством. Убийца в собственном доме — с такой сенсацией она станет неоспоримой звездой среди соседей, по крайней мере на некоторое время.

— Это нам пока неизвестно, — ответила Пия, к ее немалому разочарованию. — Большое спасибо за ваш звонок, госпожа… Мейер. Вы оказали нам огромную помощь. И если вы еще что-нибудь увидите или услышите, незамедлительно сообщите мне, хорошо?

Женщина лучилась счастьем. Ее серые будни украсило столь увлекательное приключение!

— Да, конечно. Непременно. — Она с готовностью закивала головой.

Пия выдавила из себя улыбку и пошла к своему автомобилю. Крёгер последовал за ней.

— Ну, что? — Она села на водительское сиденье и пристегнулась ремнем безопасности. — Выяснил ты что-нибудь о владельце мотороллера?

— Да, и это довольно интересная информация, — ответил Кристиан Крёгер, усаживаясь в автомобилбь. — Представь себе: мотороллер этого парня зарегистрирован на имя нашего покойника.

— Что-что? — Пия в изумлении уставилась на коллегу. — Хиртрайтера?

— Нет. — Крёгер пристегнулся ремнем безопасности. — Рольфа Гроссмана.

Оба полицейских автомобиля стояли на улице. Один из полицейских, который хорошо знал местность, предложил послать одну машину на проселочную дорогу, на тот случай, если Теодоракис попытается бежать через сад. Пия согласилась и поехала к дому, где проживали Теодоракис и его подруга. Безвкусное здание из шестидесятых, как и почти все дома в округе. Между тем Крёгер запросил у своего начальства подкрепление, чтобы сразу после ареста Теодоракиса произвести тщательный обыск в его жилище. Санкцию можно было оформить потом.

Перед гаражом соседнего дома отец семейства и два его сына-подростка мыли автомобиль, а рядом, в палисаднике, дед косил уже и без того аккуратно постриженную траву. Настоящая обывательская идиллия городского предместья. Когда автомобили остановились, один за другим, старик в палисаднике отложил в сторону газонокосилку и заковылял к ограде.

— Сегодня у них и так народу было, как в голубятне, — сказал он, не дожидаясь вопросов, — и опять полиция…

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Пия.

— Ну да, час назад здесь уже была полиция. С обыском.

— В самом деле? — изумилась Пия. — Полиция?

— Да, они были в гражданском. Естественно, я спросил их. Мне, как соседу, было интересно, с какой стати незнакомые люди выносят из дома ящики и мешки для мусора. — Он порылся в кармане вельветовых брюк, достал носовой платок и вытер бусинки пота, выступившие на покрасневшей лысине.

— Так. А господин Теодоракис и госпожа Францен? Что они говорили при этом?

— Я их не видел. Он, должно быть, дома. Во всяком случае, его ржавая колымага на месте. — Он пренебрежительно махнул головой в сторону черного «БМВ» третьей модели. — Этот молодой человек всегда очень вежлив, но нам сразу показалось, что с ним что-то не так.

Старик перегнулся через ограду и заговорил вполголоса заговорщическим тоном:

— У моей жены острое чутье, и она считает, что, возможно, он террорист… законспирированный. Вроде тех, что захватили самолеты в Америке. Он немного смахивает на араба, не правда ли?

Пия заметила, что Крёгер с трудом сдерживает улыбку. Но что же все-таки здесь происходило час назад? Старику наверняка рассказали какую-нибудь небылицу.

Из его дома вышла местная специалистка по терроризму в шортах-бермудах в клетку и рубашке-поло и с любопытством воззрилась на них. Они привлекли внимание также и отца семейства с сыновьями.

Крёгер извлек пистолет.

— Шли бы вы лучше домой, — посоветовал он старику с серьезным выражением лица. — Если террорист будет сопротивляться при задержании, может начаться стрельба.

Старик в страхе отпрянул назад и поспешил ретироваться. Пия хихикнула.

Крёгер подмигнул ей и, ухмыльнувшись, убрал пистолет в кобуру.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я просто не мог удержаться.

На небе не было ни единого облака. Солнце палило немилосердно. Очевидно, старик распространил страшное известие среди соседей, ибо вся хозяйственная деятельность вокруг внезапно замерла. Улица словно вымерла. Свежевымытый автомобиль сох под солнечными лучами, рядом лежал небрежно брошенный шланг и стояло ведро. По крайней мере, шутка Крёгера разогнала всех потенциальных зевак. У Пии зазвонил мобильный телефон.

— Мы в саду, — сообщал один из сотрудников полиции. — У ворот стоит автомобиль с двумя собаками внутри. Все спокойно.

— Хорошо. — ответила Пия. — Оставайтесь там, будете обеспечивать прикрытие. Мы идем в дом.

В сопровождении Крёгера и полицейского она прошла через палисадник и поднялась по лестнице. Входная дверь была открыта. Пия слегка толкнула ее, вошла внутрь, где царил полумрак, и оказалась в просторной прихожей, откуда можно было сразу попасть в кухню. Справа находились дверь и лестница на второй этаж. Слева узкий коридор вел в залитую солнцем жилую комнату с окнами до пола и открытым камином.

— Есть кто-нибудь в доме? — крикнула Пия, напряженно вслушиваясь в тишину. — Полиция!

Она сделал несколько шагов вперед. Крёгер не отставал от нее. Старик-сосед что-то говорил об обыске. Дверь действительно была не заперта. Что же здесь все-таки произошло? По затылку Пии пробежали мурашки.

— Господин Теодоракис! Госпожа Францен! — Ее нервы были на пределе.

С Крёгером у них было полное взаимопонимание. По его кивку Кирххоф достала пистолет и сняла его с предохранителя. Она далеко не впервые входила в чужое жилище, не зная, что ее там ожидает, но каждый раз все было по-новому. Она не пользовалась бронежилетом. Ей невольно подумалось о Кристофе и о том, как не нравится ему этот аспект ее работы. Она попыталась отогнать эти мысли, но из-за напряжения ею овладело другое чувство, совершенно неуместное в данной ситуации: страх.

— Ну что? — прошептал Крёгер, похоже, заметивший ее нерешительность. — Может быть, я пойду вперед?

— Нет. — Она решительно вошла в коридор.

Слева находилась спальня, справа… У нее перехватило дыхание, а сердце заколотилось из-за мощного притока адреналина. На полу из белой кафельной плитки перед ванной стоял на коленях молодой человек. Когда в дверях появилась Пия, он испуганно посмотрел вверх, держа при этом кухонный нож. Его руки и светлая тенниска были залиты кровью. Ему было от силы шестнадцать-семнадцать лет. Уже не ребенок, но еще и не взрослый. Несформировавшиеся, нежные черты лица, наполовину скрытые занавесом из светло-русых волос.

— Положи нож на пол! — скомандовала Пия решительным тоном и направила на него пистолет.

Юноша пристально смотрел на нее в течение нескольких секунд, затем вскочил на ноги, выронив нож. Тот со стуком упал на кафельную плитку. Пия не была готова к нападению и отшатнулась назад, к Крёгеру, ударившись головой о дверной косяк. Ее коллега тоже был застигнут врасплох и не успел вовремя среагировать. Юноша выскользнул у него из рук, молниеносно прошмыгнул мимо стоявшего в прихожей полицейского и выбежал через открытую дверь кухни в сад.

— Проклятье! — выругался Крёгер. — Такого со мной еще не случалось.

— Коллеги его скоро поймают.

Пия потерла ладонью болезненную шишку на голове, вложила пистолет в кобуру и огляделась. Крёгер исчез, она стояла в ванной одна. Ее взгляд уперся в окровавленный нож.

— Да, здорово, — пробормотала она и глубоко вздохнула. — Кажется, я опять вытащила красную карточку.

Немного поколебавшись, она собралась с духом и заглянула в ванну.

На покрытом сеном полу было тепло и душно, но тем не менее Марк дрожал всем телом. Он прополз в самый конец конюшни и теперь лежал на тюке соломы и плакал, закрыв ладонями лицо. Рики! Она лежала в ванне такая бледная и окоченевшая! Он никогда не забудет эту картину. Полицейские наверняка подумали, что это он убил ее, тогда как он хотел всего лишь помочь ей освободиться с помощью ножа! Марк съежился. В доме Рики произошло что-то ужасное! По всей вероятности, это сделал с ней Янис, чтобы избавиться от нее и спокойно забавляться с Никой! Или Рики застигла их вдвоем, началась ссора, они напали на нее… и убили. Поэтому-то Ника и не появилась сегодня в магазине! Марк безуспешно пытался унять дрожь. Ему чудом удалось ускользнуть от полицейских. Даже в саду двое находились в засаде. Но почему? Что им там было нужно? Резкая боль в голове лишила его способности мыслить.

Марк зажмурился. От пыли у него чесались глаза. Огнем горели царапины на теле, полученные во время бегства сквозь кусты боярышника. Порез на пальце оказался глубже, чем он думал, и теперь довольно сильно кровоточил. Марк перевернулся на спину, поднял руку над головой и зажал рану. Кровь текла по запястью и предплечью и капала на лицо. Это было хорошо. Постепенно его дыхание выровнялось, он немного успокоился. На смену сильной головной боли пришла тупая пульсация.

Пока он не узнает, что случилось с Рики, ему не будет покоя. Поднявшись на четвереньки, Марк пополз к фронтону, преодолевая тюки с сеном. Там имелось небольшое окно, выходившее на улицу. Внезапно его колено наткнулось на что-то твердое.

Он ойкнул от боли, остановился и принялся ощупывать предмет обеими руками, поскольку в конюшне стоял полумрак, и было плохо видно. Предмет был продолговатым и торчал между двух тюков. Марк схватился за него и тянул его вверх до тех пор, пока тот не выскочил и не ударился с лязганьем о низкую потолочную балку. У Марка перехватило дыхание. В руках он держал ружье!

Она была готова к худшему. Однако вместо зверски расчлененного трупа увидела мумию. Кто-то обмотал тело лежавшей в ванне Фридерике Францен матерчатой клейкой лентой до самого рта. Глаза ее были закрыты.

Пия склонилась над ней и пощупала ее сонную артерию. Пульс был слабым, но равномерным. Она вздохнула с облегчением, подняла с пола нож и принялась резать ленту, что оказалось делом весьма нелегким по причине ее дьявольской клейкости. Ей пришло в голову, что обыск в доме производили явно не ее коллеги, поскольку они не имеют обыкновения перепеленывать хозяев жилища. Хотя порой у них и чесались руки сделать это.

В доме зазвучали голоса. В дверях появился Крёгер.

— Парень от нас сбежал. Но его мотороллер стоит у дороги. Этот тот самый, который поцарапал твой автомобиль. А это кто?

Слегка растрепанный и вспотевший, он, невзирая ни на что, не утратил хладнокровия, которым всегда славился.

— Хозяйка дома, — процедила Пия сквозь зубы. Она злилась на себя из-за того, что у нее тряслись руки. Клейкая лента так плотно прилегала к телу, что она боялась поранить женщину ножом.

— Тебе помочь? — спросил Крёгер.

— Сама справлюсь, — проворчала Пия.

— Нужно сначала вытащить ее из ванны, иначе ничего не получится. — Он вынул из ее руки нож.

Пыхтя от напряжения, они подняли все еще находившуюся без сознания женщину на край ванны и затем аккуратно уложили ее на пол.

Пия провела предплечьем по влажному от пота лбу. От довольно долгого стояния в согнутой позе у нее болела спина. Крёгер сосредоточенно орудовал ножом вокруг лица Фридерике Францен. Он осторожно отлепил кусок ленты, закрывавший ее рот.

— Смотри, мумия приходит в себя. — Крёгер передал нож Пии и похлопал госпожу Францен по щекам. — Эй! Вы меня слышите?

Голова женщины безвольно болталась из стороны в сторону. Наконец она открыла глаза.

— Что такое… где я? — пролепетала она с выражением недоумения на лице. — Кто вы?

— Кирххоф, уголовная полиция Хофхайма, — ответила Пия. — Мы с вами встречались.

Женщина смотрела на нее несколько секунд затуманенным взглядом, пока к ней не вернулась ясность видения, после чего ее глаза расширились от ужаса. Она хотела подняться, но ее руки все еще были плотно примотаны к туловищу.

— Потерпите еще немного, — сказал Крёгер и заработал быстрее.

Когда ее руки оказались свободными, Крёгер и Пия помогли ей встать на ноги. Она слегка покачивалась.

— Лучше сядьте, — предложила Пия. — Что, собственно, с вами произошло?

— На меня… напали, — невнятно и как будто с некоторым удивлением произнесла женщина. Она положила руку на лоб и встряхнула головой. — Я вышла из дома и вдруг вспомнила, что забыла в кухне свою сумку. И вдруг… увидела двух мужчин. Они… они прыснули мне чем-то в лицо и… и…

Будучи не в состоянии продолжать, она заплакала. По ее щекам вперемешку со слезами текла тушь для ресниц. Пия протянула ей коробку с салфетками «Клинекс-Тюхерн», которая стояла на ящике рядом с раковиной.

— Вы узнали кого-нибудь из них? — сочувственно спросила она.

Всхлипывая, госпожа Францен покачала головой и провела кулаком по перепачканному лицу.

— Нет… они были в масках. И не произнесли ни слова. — Она вытащила из коробки салфетку и громко высморкалась.

До сих пор Фридерике Францен не вызывала особой симпатии у Пии, но сейчас ей было искренне жаль ее. Она по собственному опыту знала, что нет ничего более страшного, чем подвергнуться нападению в собственном доме. Пия села рядом с ней и положила ей руку на плечо, стараясь ее утешить.

— Где ваш друг? — спросила она, умалчивая о том, что они, собственно, явились для того, чтобы арестовать его. — Вы можете позвонить ему, чтобы он приехал?

Женщина лишь пожала плечами. В дверях возникла фигура полицейского.

— Мы осмотрели дом, — сообщил он. — Никого нет. Но вам, вероятно, следует заглянуть на чердак.

— На чердак? — удивилась Пия. — Зачем?

— Там рабочий кабинет Яниса, — произнесла госпожа Францен дрожащим голосом.

— Возможно, там былрабочий кабинет, — сказал полицейский. — От него мало что осталось.