Ночь с 15 на 16 сентября 2012 г.

Владик стоял около загнанной во двор “Победы”, и размышлял над крайне интересным вопросом: как бы из подручных средств устроить систему сигнализации. Пусть со стороны это покажется ненормальным, но когда на ровном месте мертвые начинают нападать на живых лучше перестраховаться.

На дачу они приехали от силы полчаса назад. За это время Максимыч умудрился наладить старенький телевизор, а женщины уложили Сережу спать, и сейчас разбирали вещи. Сам Владик поднял ТГ наверх, на чердак, и насколько смог прочно приладил его около окошка. Предосторожности, как он уже заметил, по нынешним временам не лишние.

Максимыч вышел на крыльцо, закурил:

– Что делать будем, солдат?

– Не зли, Максимыч! – излишне резко отреагировал Владик. Какой он нахрен солдат? Просто обычный человек, живет, зарабатывает деньги, ходит в спортзал, к чему-то стремится. В общем, как все нормальные люди.

Хотя, для Максимыча “солдат” может и не стеб вовсе.

Он-то застал и службу по призыву, и времена, когда армия была в почете, а не рвалась к власти.

– Я вот что думаю, – чуть спокойнее начал Владик, – надо настрогать колышков, повтыкать их вдоль забора в шахматном порядке, и натянуть между ними веревки… Нет, проволоку, у меня как раз моток в сарае есть. На проволоку еще всяких погремушек повесить. Там и живой навернется, не то, что мертвяк. И мы услышим.

– Дельно, – согласился Максимыч. – Только погремушки погремушками, а дежурство все равно надо устраивать, мало ли что…

Владик, в свою очередь оценил предусмотрительность Максимыча. Он собрался было уже идти в сарай, взять доски, топор и проволоку, но неожиданный звук заставил его остановиться.

– Максимыч, ты слышал?

– Ага.

Сначала доносился только низкий рокот двигателя, немного позже к нему прибавился равномерный топот. Перекресток двух улиц дачного поселка осветился ярким светом, потом луч света запрыгал по домикам. На перекресток вышел его источник, высотой чуть ниже фонарных столбов. Крутнулся вокруг своей оси.

По глазам ударил яркий, слепящий свет. Владик прикрыл глаза рукой. Судя по хлопнувшей двери, Максимыч поспешил убраться в дом.

Слепя прожектором, шагоход приблизился к Владикову участку, встал у забора. С высоким шипящим звуком поднялась верхняя часть капсулы, как будто открылась раковина моллюска.

– Доброй ночи! – поприветствовал Владика мужской голос. – Командир второго отделения младший лейтенант Семенов Андрей Петрович, Тульская Бронемашинная.

– Лампочку притушите, Андрей Петрович, разговаривать невозможно! – нервно ответил Владик, прикрывая глаза рукой.

Прожектор погас. Владик часто заморгал, потом потер глаза. Перед глазами прыгали разноцветные “зайчики”.

– Ослепили напрочь! Вон же, фонарь висит. – Владик ткнул пальцем вверх, указывая на тусклую лампочку на столбе

Зрение потихоньку стало возвращаться. Он уже мог различить красную звезду с белой полосой по краям на оливковом борту шагохода, и цифры “26” рядом с ней. По бокам кабины торчали два расчехленных ТГ, один в один как у него на чердаке. Так вот на что эти зверюги устанавливались!

– Товарищ дачник, – продолжил разговор Семенов. Он сидел повыше, на месте стрелка, – вы как давно здесь находитесь?

– Со вчерашнего… Ну, то есть, уже с позавчерашнего вечера, – соврал Владик. По-хорошему, стоило выяснить, на каком основании этот младший лейтенант вообще вопросы задает, но нацеленные на него гатлинги наводили на мысль, что перегибать палку не стоит. – С пятницы, в общем.

– Ничего подозрительного не замечали? – не унимался любопытный военный.

– Вас, – лаконично ответил Владик. – Здесь такого сроду не было.

– А если серьезно?

– Да блин, тут одни дачи кругом! Пенсионеры, огороды, бани и шашлыки! – психанул Владик. – Тут вообще ничего никогда не происходит! Потому и приезжаем. Местные про вас теперь внукам рассказывать будут.

Семенов хрюкнул.

– Я смотрю, у вас тут просто пастораль какая-то!

– Что у нас? – уточнил Владик. Что такое пастораль он не знал, но уловил иронию в словах младлея.

– Тишь да гладь, говорю, – объяснил Семенов.

– Так бы и сказал.

– А я так и сказал. В общем, не важно, проехали. А теперь к делу, товарищ дачник. Вы новости смотрели?

– Нет, – снова соврал Владик, – а что?

– Такое дело… Город Орел закрывается на карантин, там эпидемия сейчас. Данный дачный поселок находится на границе санитарной зоны. Так что мы патрулировать тут будем. А вы, если заметите каких-то незнакомых лиц, запирайте двери, окна, и сразу связывайтесь с нами. Больные агрессивны, и очень заразны… Или лучше сразу уезжайте еще куда-нибудь. В Орел теперь неизвестно когда можно будет вернуться.

– Ну и как нам с вами связываться? Голубиной почтой? – Владик осекся. – Что значит “неизвестно когда”?

– Значит, что мы сами не знаем, как долго карантин продлится. Официальное объявление распространим завтра, а сейчас просто поосторожнее. А лучше бы вам вообще уехать.

– Блин… – Владик не ожидал от военных такой откровенности, и искренне недоумевал, почему они так настойчиво пытаются его выпроводить из его владений. – Ну, сейчас мы все равно никуда не дернемся, а завтра посмотрим.

– Да, вы уж тут определяйтесь. А мы завтра еще наведаемся. Счастливо оставаться!

Младлей козырнул. С неприятным шипением верхняя часть кабины опустилась, скрывая вояк от глаз Владика. Шагоход повернулся, и потопал дальше по улице, шаря по сторонам ярким лучом прожектора.

– Вот только их не хватало, – буркнул Владик. Он развернулся, и пошел в дом.

В прихожей встретил Максимыча, спускавшегося по лестнице.

– И чего они хотели?

– Странные они какие-то. На полном серьезе говорили, что, мол, уезжать нам отсюда надо. Щасса я прям брошу все, и поеду неизвестно куда.

– Может и правы. Здесь чем жить? Уже ничего не посадишь, сентябрь. Зима наступит, что жрать будем?

– Максимыч, не гунди. Во-первых, тут полон поселок садов-огородов. Если за завтра соседи не появятся, значит ждать нам их, пока карантин не снимут. А здесь по погребам всякой картошки да солений тоннами, будто сам не знаешь. Ну, позаимствуем немного. Весной возместим, если что. В смысле, если будет кому. – Максимыч попытался было что-то сказать, но Владик поднял палец, обозначая, что он еще не закончил. – А во- вторых, куда ехать-то??? Здесь все свое, а больше никто меня нигде не ждет. Ну, кроме Лёхи на его даче. Так у него, наверное, своих ртов достаточно, помимо нас. Так что сидим здесь и смотрим, чем все это закончится. Вообще, завтра надо бы поселок обойти, понять, кто сейчас живет, а какие дома пустуют. На будущее пригодится, да и вообще, с соседями дружить надо.

– Это да, – согласился с последним утверждением Максимыч. – Ладно, пошли спать что ли?

– Ты иди, – ответил Владик, – а я наверху покараулю. Сигнализацию-то не сделали. Я тебя под утро разбужу.

– Вот ты ж командир стал, – как-то неоднозначно выразился Максимыч.

Владик угукнул, и пошел вверх по лестнице. Командир, так командир. Его дом, его земля, ему и командовать. Пускай все уже поспят, а он спокойно в тишине прикинет, что делать дальше, и как жизнь налаживать.

***

Миша слишком резко затормозил, его бросило на руль, в салоне кто-то повалился, раздались недовольные голоса.

– Блин! Только этого не хватало!!! – воскликнул Миша.

– Что там? – услышал он вопрос Витька за спиной.

– Вон… Сам смотри.

В свете фар, выстроившись почти правильным квадратом, закрывшись щитами со всех сторон, стояло под пятьдесят одинаково крупных неподвижных фигур. Глянцево-черные лицевые щитки шлемов отражали падающий свет фонарей, лишая фигуры каких бы то ни было индивидуальных черт. В середине квадрата, закрытые со всех сторон безликой черной массой, выделялись двое людей в белых халатах.

Еще одна черная фигура стояла между строем и автобусом, склонив голову чуть набок. Миша счел это проявлением интереса. Вопрос только в том, ЧТО это за интерес.

Похожи на какой-то специальный милицейский отряд.

Вояки так не одевались, да и щитов в жизни не носили, а эти как на разгон демонстрации собрались. К тому же, из оружия в руках черных Миша заметил только дубинки. Ни знаков различия, ни каких-либо других символов на бойцах не было.

Сбоку лязгнуло. Миша повернул голову. Между местом водителя и передней дверью стоял Витек. В руках он держал наведенный на строй черных гатлинг.

– Обожди-ка, – сказал Миша, глядя на переднего черного.

Тот стащил с головы шлем, кинул его назад так, что его поймал один из бойцов внутри строя, и двинулся к автобусу, вытянув руки ладонями вверх. Мол, смотрите, у меня ничего нет.

Витек, пятясь, отошел от двери, но гатлинг не опустил. В глубине автобуса послышалась какая-то возня, тихая ругань, шаги нескольких человек, быстро идущих в конец салона.

Машин голос: “Ты в тех вон целься, а одиночного мне оставь”, невнятное бурчание Витька.

Переговорщик, тем временем, остановился около двери, пару раз легонько стукнул, и громко, на удивление весело поинтересовался:

– Есть кто дома, добрые люди?

– А то! – ответил Миша, нажимая кнопку открывания двери, и косясь на неподвижный строй перед автобусом. Мало ли какой там у них план.

Мужик легко взлетел по ступенькам, и остановился. На вид лет сорок плюс-минус. Судя по задубелой, неровной морде со старыми шрамами, побывал не в одной драке. И, похоже, из большинства выходил победителем. Вон, сколько оптимизма на лице написано, как будто не в зараженном городе среди злобных мертвецов встретились, а на курорте с девочками.

– И снова здравствуйте! – поприветствовал он всех. – Куда путь держите?

– Здравствуйте! Дела у нас срочные, и весьма важные, – ответил Миша, подхватив манеру речи гостя.

Он никак не мог определиться со своим отношением к милиции. Если с военными и сопротивленцами все было более- менее понятно, то милиция вызывала у него самые противоречивые чувства. Начать с того, что во время диктатуры “черных полковников” одни милиционеры занимались репрессиями наравне с военными, и поднимали неплохие деньги на имуществе репрессированных, другие зарабатывали на мирных гражданах и всяких полулегальных делах, а третьи занимались своим прямым делом – борьбой с преступностью. В заварухе четвертого органы правопорядка разделились ровнехонько напополам: половина поддержала военных, а вторая сражалась на стороне сопротивления. С приходом новых социалистов милицию изрядно прошерстили, личный состав был обновлен наполовину. Были даже показательные процессы над некоторыми приспешниками хунты. Но оставалась еще вторая половина, и кто из них был “оборотнем”, а кто честным сотрудником знали лишь они сами.

Поди пойми, что делал конкретно этот “дядька Черномор” до прихода новых социалистов. И что у него на уме – тот еще вопрос.

– Сегодня день такой, наверное, – предположил переговорщик. – Все торопятся, спешат…

Миша снова вспомнил про худший день года.

– Ну да хватит лирики, – приняв серьезный тон, продолжил мужик. – Я командир Подольского отряда милиции специального назначения, лейтенант Гуляев Василий

Дмитриевич. А там, – он ткнул пальцем в окно, – мой отряд. Насколько я понимаю, вы тоже из города уезжаете?

– Как видите.

– Подвезёте нас? Ну, хотя бы до черты города. А лучше куда-нибудь километров за пятьдесят. В идеале, конечно, до Подольска, но я понимаю, что на это рассчитывать сложно. Место, я смотрю, у вас есть.

Да очуметь! Спецназ подвезти просит. Мир съехал с катушек, теперь точно.

– Товарищ лейтенант, вопрос, конечно, не вполне к делу относится, но разве у вас не должно быть своего транспорта?

– Хм… Мы считали, что да. Но вот с час-полтора назад, выяснилось, что нет. Почему-то никто нас эвакуировать не стал… Вообще, это как бы наше внутреннее, и мы сами с этим разберемся… Так что решили, добрые люди? И, кстати, как звать- то вас?

– Миша… И это, Василий Дмитриевич, вы же понимаете, что если вы решите тут внутри применить силу, то вам этот автобус крайне дорого обойдется?

Лейтенант поднял бровь. Миша кивнул вглубь салона:

– Тот, который с гатлингом – Витек. Там дальше в плаще Ярик, тот еще отморозок, вон на перчатки его гляньте, головы мертвякам раскраивает на раз.

Лейтенант кивнул Витьку и Ярику, задержал взгляд на Маше. Та встретилась с ним взглядом, и нарочито медленно, так, чтобы наверняка заметил, убрала “беретту” в кобуру.

– Девочек не обижай, – понизив голос сказал Миша. – Они, знаешь, тоже не промах. Темненькая, вон, пол-ноги отрубила парню, которого Док на заднем сиденье лечит. Просто потому, что сказал что-то не то… А светленькую я сам боюсь.

– Слушай, не пугай. Моим парням сейчас не до романтики все равно. Вывезете из города куда-нибудь, где транспорт ходит, и разойдемся как приличные люди. Я обещаю. И за своих я ручаюсь. Все серьезные, дисциплина железная. Зараженных тоже нет.

– Ладно, грузитесь. Только быстрее. – Миша сомневался в правильности своего решения, но не бросать же пятьдесят живых людей на съедение мертвецам.

Лейтенант выскочил из автобуса, махнул рукой, что-то прокричал. Спецназ двинулся к автобусу сплоченным строем, и лишь у двери от квадрата стали отделяться безликие фигуры и по одному быстро входить в салон. Вся погрузка заняла от силы две минуты.

Последним в автобус вскочил лейтенант.

– Готово! – отрапортовал он, садясь на откидное место рядом с водительским сиденьем. – Едем?

– Поехали! – Миша воткнул передачу, и нажал на газ.

Мощный движок заурчал громче, и автобус медленно вырулил на Московскую.

***

Команда Гак-клуба расположилась в самом конце салона автобуса.

Маша сидела рядом с Витьком и мрачно вертела в руках пустой магазин. Идея брать с собой отряд милиции, или кто они там, ей совсем не нравилась. Но раз Миша решил, то пусть так и будет. Да и не оставлять же людей в этом рассаднике.

Несколько десятков здоровенных безликих мужиков с дубинами и щитами заняли все сидячие места перед ними, и еще пара осталась стоять в проходе. Их главный, что характерно – единственный, снявший шлем, о чем-то переговаривался с Мишей, сидя рядом с водительским местом.

Сзади неё Степаныч что-то тихо обсуждал с незнакомым мужиком в одежде строителя. Еще один выживший. На последнем ряду Док и Катюша занимались Колей. “Мистер Сексуальные Девиации” Ярик сидел по другую сторону прохода, отстраненно смотря в окно. За ним расположились Олины родители. Сама Оля попыталась было помочь Доку, однако тому сейчас явно было не до неё, и Оля потерянно стояла посреди прохода.

– Оль, садись, они там сами справятся, – почему-то приглушив голос, сказала ей Маша, и, повернувшись к Витьку, – Человек-качок, уступи место девушке. Вон, к рыцарю иди, вам там веселее вдвоем будет.

– Ээ… Ну, ладно… – протянул Витек.

Лязгнув железом, он встал. Протиснулся мимо Маши, аккуратно, даже нежно держа гатлинг стволами вниз. Уселся рядом с Яриком.

– Прикинь, засада, – обрисовал вкратце свое отношение к сложившейся ситуации.

– Да вообще, – согласился с ним Ярик.

Оля села на место Витька.

– Оль, теперь все хорошо уже. – Похоже, они поменялись ролями, и наступила Машина очередь приводить в чувство подругу. – Родителей ты забрала, все целы. Стоп… А где Юля?

– Нету больше Юли, – послышался тихий голос Степаныча с заднего сиденья. – Током убило.

– Как??? – одновременно спросили Маша с Олей.

– Да как-то так. Случайно. Электричеством, – не сказать, чтобы прояснил ситуацию Степаныч.

Все притихли. Маша пыталась как-то осознать смерть Юли, вдвойне странную, если разобраться. И в обычных то условиях люди редко гибнут от удара током, а уж посреди эпидемии оживших мертвецов это просто уникальный случай. Надо быть или полной дурой, или попасть в крайне необычное стечение обстоятельств, чтоб вот так умереть.

Хотя, с Юлей это точно первый вариант. Конечно, нехорошо так о мертвых говорить. Так она и не говорит, а лишь думает.

Пока Маша осмысливала нелепую гибель знакомой, мимо неё прошуршали двое людей в белых халатах, которые были со спецназом. Она обернулась. Врачи что-то оживленно обсуждали с Доком. Послышался удивленный и негодующий возглас: “Укушен!”.

Укушен! Слово пронеслось по рядам во внезапно наступившей тишине, заставив обернуться всех пассажиров сумасшедшего рейса.

Один из сидевших поблизости безликих сорвался с места, и уверенно направился к импровизированному лазарету.

Резко дернул рукой, расправляя железную дубинку.

Очевидная догадка не оставляла Маше времени на раздумья. Она одним движением выпрыгнула в проход, и встала, перегородив дорогу черной фигуре, сжимая в руках неизвестно как там оказавшиеся “беретты”. Оружие Маша выхватывала уже рефлекторно, сама этого не осознавая.

– Не вздумай, – негромко и твердо произнесла она.

Черный не останавливаясь, поднял руку, намереваясь отодвинуть Машу с дороги. Этого ему делать не стоило.

Поднырнув под мощную руку с дубинкой, Маша оказалась вплотную к безликому, и, выпрямляясь, нанесла удар рукояткой “Беретты” по зеркально-черному щитку шлема. Искаженное Машино отражение распалось на множество отражений в каждом из кусочков пошедшего трещинами стекла. В ту же секунду Маша обрушила удар второй рукой на шлем спецназовца. Черные осколки вперемешку с красными каплями брызнули в стороны из-под рукоятки пистолета. Фигура отшатнулась назад. Под шлемом показалось залитое кровью молодое лицо.

– Не вздумай, – повторила Маша, наставив обе “Беретты” на спецназовца.

Схватка длилась от силы три секунды, однако за это время обстановка накалилась до предела. Вскочившие спецназовцы схватились кто за дубинки, кто за пистолеты, и уже вступили бы в драку, но чуть позади себя Маша услышала металлический лязг, тонкий вой двигателя, закручивающего стволы гатлинга, и громкий Витьков окрик:

– Стоять, на!!! Тебе сказали “не вздумай”, чего непонятного?!

Ни один из спецназовцев не ответил. Две группы стояли друг напротив друга, не решаясь предпринять что-либо. Исход возможной схватки многочисленных профессионалов с тяжело вооруженной небольшой группой гражданских был непредсказуем. Даже собственные шансы Маша оценила в 50/50, слишком уж много противников, и очень тесное пространство.

А черные тоже не дураки, против гатлинга переть не торопятся.

Автобус заметно ускорился. Похоже, Миша начал приводить в действие собственный “план Б”, видит же в зеркале, что в салоне творится. Резкий удар по тормозам может, как минимум, лишить всех равновесия, а то и с ног сбить, особенно, если не ожидаешь.

Боковым зрением Маша выхватила проносящиеся за окнами магазинчики и кафе супербазара завода Медведева.

Снова сосредоточилась на противнике.

– Отставить, вашу мать!!! – раздался громоподобный рык из головы автобуса. – По местам все расселись, быстро! Как дети малые, честное слово!

Командир черных прошел сквозь толпу своих подчиненных, будто их и не было вовсе, настолько быстро они уступали ему дорогу. Остановился перед Машей.

– Что у вас тут?

– Пациент был укушен, – послышался позади голос одного из медиков, видимо.

– Да и хрен бы с ним, – моментально разрешил проблему главный, – Что за драка???

– Я ж его это… – подал голос Машин неудачливый противник, – Хотел чтобы… А она…

– Что хотел??? – повернулся главный к спецназовцу. – У тебя приказ был?

– Нет…

– Так какого ж лысого ты в драку лезешь без приказа??? Ты, блин, понимаешь, что из-за тебя сейчас все могли погибнуть??? Вас, блин, сколько учить-то можно??? Да я б тоже не стал вас из этой жопы вытаскивать, если б знал, что начнете творить почем зря! На хрена соляру жечь, да ресурс вертушек вырабатывать, чтоб таких гоблинов возить??? – командир перевел дух. – На место сядь!!! Потом решим, сколько тебе нарядов давать. Нос ему пластырем что ли залепите кто-нибудь, чтоб все тут не засрал.

Главный снова повернулся к Маше. Очень внимательно посмотрел на неё. Видно, что прям распирает его от любопытства, но вопрос задал почти нейтральный:

– Что ж не сказали-то???

– Вы на Колю посмотрите сами. – Маша не хотела пускаться в долгие объяснения, но выбора, похоже, не было, – Глаза у него нормальные. Сам живой, хотя прошел почти час. И место укуса ему сразу срезали. Не заражен он.

– Понятно. Разрешите? – спросил он, проходя мимо Маши к задним сиденьям.

Перед последним рядом было уже не протолкнуться: трое медиков так и стояли кружком, как во время прерванного спора, плюс Катюша, находящаяся рядом с больным.

Неожиданно легко сдвинув людей в белых халатах, главный подошел к Коле, наклонился над ним.

– Как самочувствие, гражданин?

– Ух ты, черный врач! – немного странно ответил Коля. – Доктор Смерть??? – изумился он.

– Не, он пока занят, не подошел еще, – успокоил Колю командир. Потом повернулся к врачам: – Чем это вы его так?

– Какой был анестетик, такой и вколол, – ответил Док. – Подумаешь, небольшая спутанность сознания. Ну, может, чутка галлюциногенного эффекта. Ничего же страшного.

– Ага. Вы уверены, что он тут не перезаражает всех?

– Насколько вообще можно быть в чем-то уверенным в сложившихся обстоятельствах. Пациент жив. Ни одного признака зомбизма у него не наблюдается.

– Чего?

– Я решил это назвать зомбизмом. Болезнь Лошадкина будет звучать смешно.

В подтверждение его слов с заднего сиденья раздался взрыв хохота.

– Болезнь Лошадкина! – угорал Коля, – Док – Лошадкин! Ха-ха! Лошадкин доктор!!! Бга-га-га!!! Стоп! Это выходит… Выходит, я – лошадка???

Коля затих и задумался.

– А по мне, хоть как называйте, – командир спецназа вернулся к прерванной беседе, – Лишь бы на людей не бросался.

– Да не бросится он, – устало повторил Док. – Я вообще хочу ему сейчас общую анестезию, и провести ампутацию. Если оставить, нормально он ходить все равно уже не сможет, а вот риск инфекции и последующей гангрены сильно возрастает.

– Голову себе ампутируй, коновал! – снова ввязался в разговор Коля. – Как я приседать буду? Это моя нога, а не твоя, и не лошадиная!!!

– Вы прям здесь его резать собираетесь? На ходу???

– Нежелательно, конечно. Но когда мы теперь доберемся до ближайшей работающей больницы – вообще неизвестно. А чем быстрее проведем операцию, тем меньше риск. Но, замечу, реакция на препараты у пациента весьма странная. От такой дозы нормальный человек давно бы отключился, а он только “поплыл”…

– Понятно, – командир черных, казалось, даже не удивился, – Помощь нужна?

– Да чем вы можете помочь? Нас тут, к счастью, трое врачей, на простую ампутацию более чем достаточно.

Машу передернуло. Ужас какой! Они действительно собираются Коле отрезать ногу? На заднем сиденье автобуса, на полному ходу? Да это полное безумие. Но им, докторам, виднее. Коле еще повезло. Если б не Оля с её катаной, ходил бы сейчас по Покровской высотке мёртвым.

Командир протиснулся мимо Маши, и вернулся в голову салона, заняв позицию рядом с водительским местом. Док о чем- то тихо совещался с двумя врачами, очевидно, обсуждая предстоящую операцию. Поуспокоившиеся бойцы отряда милиции кто смотрел в окна, кто тихо переговаривался между собой.

Один из них снова поднялся с места и направился в конец салона. Точнее, тот же самый, инициативный, с разбитым шлемом и носом. Маша потянулась за “береттой”. Сломанный нос на этот раз не пытался добраться до Коли, и оружия не вынимал, наоборот, шел, специально показывая открытые ладони.

Спецназовец остановился около Маши.

– Ты это… Слушай… Извини, в общем… – глухо, в нос,

проговорил он. – Я ж не знал. Я видел, что они там творили, ну и это… Не хотел, чтоб тут такое…

– А чуть остановиться и подумать тебе религия не позволяет? – Маша расслабилась, решив добить наглеца не физически, так морально.

– Чего?

Да уж! Еще один “мистер интеллект”. И как такого морально добивать?

– Да ничего. Считай, что извинения приняты.

– Спасибо. И это… Слушай… – боец замялся.

– Говори, не стесняйся, что уж тут, – подбодрила его Маша.

– Можешь научить, как ты это… Ну, в общем, такому же боевому искусству.

Зато знает, чего хочет. И ориентируется быстро. Да и на лицо ничего так, если кровь смыть и нос вправить. Маша вздохнула.

– Нет, я не учитель ни разу. Да и ни к чему тебе эти навыки.

– Ну, ладно, – разочарованно протянул спецназовец, развернулся и потопал назад.

– Эй! – окликнула его Маша.

Боец обернулся.

– Как звать-то тебя?

– Вован.

– Вован съешь банан, – совсем по-детски срифмовала Маша. – А меня Маша.

Её новый знакомый топтался на месте, не зная, видимо, идти ли ему назад, или продолжить беседу, и Маша облегчила ему задачу:

– Всё. Познакомились. Иди уже!

Вован, вздохнув, двинулся дальше.

Автобус уже миновал Сталепрокатную высотку, и чуть ускорившись, ехал по Московскому шоссе в довольно оживленном для столь позднего часа потоке автомобилей.

– Уважаемые пассажиры! – раздался в динамиках повеселевший Мишин голос, – Нашему рейсу сказочно повезло, мы покидаем город Орел. Следующая остановка… Твою ж мать!!!

Маша чуть не подпрыгнула от неожиданности, и снова осознала, что её рука уже держит рукоятку “беретты” в наплечной кобуре. К счастью, не успела вытащить. Но рефлексы надо как-то научиться контролировать. И вообще пора определяться, что делать дальше. Не в деревне же жить, в самом деле.

Короткий, немного жалобный вскрик вырвал Машу из только начинающихся раздумий. Она сорвалась с места, и одним прыжком оказалась рядом с родителями Оли. За окном, справа, куда указывала Олина мама, взметались ввысь клубы ярко оранжевого пламени, опадали, и взмывали снова, уже ближе.

***

На берегу Яузы, обнесенная со всех сторон трехметровым бетонным забором, неприступным бастионом возвышалась серая высотка МГТУ имени Николая Эрнестовича Баумана. Собственно, забор не был спланированной частью архитектурного ансамбля. Его поставили во времена “черных полковников” под предлогом защиты от террористической угрозы, выкроив средства из и без того скудного бюджета на образование. На самом деле, проект был “продавлен” сопротивленцами в руководстве университета, которые прогнозировали все возможные варианты развития событий, и готовились к худшим. К счастью, бауманке так и не пришлось держать оборону, бои четвертого года обошли её стороной. А стена так и осталась стоять, делая университет еще более закрытым и таинственным, чем он был на самом деле.

Новенькая “Победа” последнего, только-только поставленного на конвейер, пятого поколения затормозила у серой железной двери, не бросавшейся в глаза на фоне серого бетона стены. Из “Победы” вышел ничем не примечательный мужчина в черном костюме. С собой мужчина нес такой же непримечательный чемоданчик.

Набрав шестнадцатизначный код на неожиданно сложном для такой двери замке, мужчина попал в тесный коридор, расположенный прямо в стене. Коридор уходил вниз, поворачивая в сторону основного здания МГТУ и постепенно расширяясь.

Редкие лампочки освещали тусклым светом пыльный пол и выкрашенные салатовой краской стены. Мужчина уверенно двигался в подземелье, минуя боковые двери, и ответвления от основного коридора. Звук шагов гулко отражался от бетона, расходился в разные стороны, и затухающим эхом возвращался обратно.

Постепенно освещение становилось ярче, все чаще стали попадаться ответвления и проходы, все больше металлических дверей скрывали за собой что-то в стенах. На пересечении с таким же широким коридором мужчина повернул налево, и через сотню метров нырнул в узкий боковой ход, оканчивавшийся еще одной дверью, точь-в-точь, как первая дверь в стене.

Мужчина набрал другие шестнадцать цифр, зашел внутрь, и остановился, прикрыв рукой глаза от неожиданно яркого света. Выждав с полминуты, пока зрение не адаптируется, мужчина двинулся вперед, к стеклянной стене, на которой крупно, красной краской под трафарет был нарисован знак биологической опасности.

Одна из самых секретных лабораторий бауманки.

Казалось бы, откуда в техническом университете взяться специалистам-биологам, но слово “Технический” давно уже не отражало широту направлений, которые исследовались в МГТУ, и по которым обучали многочисленных студентов.

Открыв герметичную дверь, мужчина попал в шлюз, образованный перегораживавшими коридор двумя стенами из стекла. С треском загорелась красная лампа. “Внимание! Закройте глаза!” – раздался мелодичный женский голос из скрытых в стенах динамиков.

Мужчина крепко зажмурился. Ярчайшая вспышка полыхнула, и ослепила его даже сквозь сомкнутые веки. С шипением из отверстий в потолке и стенах пошел пар с резким химическим запахом, заглушаемым хвойным ароматизатором.

Это была одна из нескольких причин, по которым мужчина очень не любил посещать лабораторию. Ходишь потом, воняешь елкой, вместо приличной туалетной воды. Ну и всегда существовал риск, что вместо дезинфицирующей смеси, в шлюз могли подать отравляющий газ. Последняя линия обороны, как-никак.

Включившиеся вентиляторы с ровным гулом разогнали остатки пара. С шипением открылась дверь на противоположной стороне шлюза.

Мужчина вышел, и почти сразу же остановился перед еще одной дверью. Набрал третью комбинацию из шестнадцати цифр, и оказался, наконец, в лаборатории, больше напоминавшей больничный коридор. Правда двери в “палаты” по обе стороны коридора были герметичные, а от знаков биологической опасности и карантина рябило в глазах. Пройдя вдоль всего коридора, мужчина остановился у массивной двери в его торце и нажал кнопку звонка.

С тихим жужжанием установленная над дверью камера сфокусировалась на лице мужчины, после чего раздался щелчок открываемого замка. Мужчина толкнул дверь, и вошел в лабораторию.

– Ну, наконец-то! Сколько тебя можно ждать? Мы уже собирались объявлять по стране поиск. Ты что в Орле натворил? – с порога накинулся на него невысокий толстяк в белом халате.

На голове толстяка торчала во все стороны густая копна русых волос, что придавало ему несколько сумасшедший вид.

– Ничего. Встретился с Толмачевым, забрал образец, проверил, отдал деньги. Всё, потом сюда. Под Тулой, правда, колесо пробил, провозился долго с заменой.

– Ты что, радио не слушаешь??? В Орле карантин!!! Они там несут что-то про новый вид бешенства, но я-то знаю!!!

– Я тут ни при чем. Моя задача была забрать образцы, и привезти сюда. Вот, – мужчина в черном костюме протянул обитателю лаборатории чемоданчик.

Толстяк выхватил чемоданчик из рук Черного костюма, аккуратно положил его в стоящий у стены прозрачный бокс с закрепленными перчатками, закрыл крышку бокса и нажал несколько кнопок. Снова послышался гул вентиляторов.

Подкатив к боксу стул на колесиках, толстяк продел руки в перчатки, и открыл чемоданчик.

– Ты мне что привез??? – закричал он. – Что это такое???

Мужчина в черном костюме подошел к боксу. В открытом чемоданчике, на слое темного поролона лежал обычный пузырек из-под витаминов. Большую часть белой наклейки занимала ярко-красная надпись “Х-тровит”. Сквозь темно-коричневое стекло пузырька виднелся порошок, заполнявший пузырек примерно наполовину.

– А что не так? – взглянув через стекло на содержимое чемоданчика, спросил мужчина в костюме. – Как дали, так и привез. Вы сам порошок проверьте.

Бурча что-то себе под нос, толстяк отвинтил крышку пузырька, быстро и аккуратно подхватил несколько гранул специальной лопаточкой и пересыпал их в мензурку. Завинтил крышку, и вернул пузырек обратно, на поролон чемоданчика.

Потом добавил в мензурку с образцом порошка пару капель прозрачной жидкости, и взболтал. Жидкость приобрела ярко- синий цвет.

– Ну? – полувопросительно, полуутвердительно сказал мужчина в черном костюме, – Что я говорил?

– А, да, – рассеяно согласился толстяк, заворожено глядя на синюю жидкость. Потом аккуратно установил мензурку на подставку, и вытащил руки из перчаток. – А где сам Толмачев?

– Понятия не имею. Забрал чемоданы с баблом, сказал спасибо, и отправился восвояси. А я к вам. У меня задачи следить за ним не было.

– Ну ладно, ладно. Я должен же спросить. Может быть, ты знаешь, или он обмолвился.

– Нет, к сожалению, не знаю… – мужчина в черном костюме помолчал, и, видя, что его визави не торопится продолжить разговор, спросил, – Я могу получить свой гонорар?

– А? Ну да, разумеется!

Толстяк подошел к столу, выдвинул верхний ящик, вынул оттуда папку коричневой кожи на застежке-молнии. Положив на стол папку, расстегнул молнию, и дал мужчине посмотреть на шесть запечатанных пачек сотенных купюр.

– Шестьдесят тысяч, как договаривались, – утвердительно сказал толстяк, и снова принял командный тон, – Завтра к девяти утра явишься к координатору. Нам потребуется отчет обо всём, абсолютно всём, что ты видел в Орле. Вспоминай любые, даже самые незначительные детали.

– Хорошо, – мужчина в черном костюме встал, – Я могу идти?

– Да, конечно. Завтра в девять к координатору.

– ОК. – костюм закрыл папку и сунул её под мышку, – До свидания.

– До завтра! – толстяк пожал мужчине руку, и отвернулся к боксу, давая понять, что аудиенция окончена.

Обратный путь был проще в том плане, что никакая дезинфекция не требовалась. Но вот коды надо было вводить на выход так же, как и на вход.

Миновав все коридоры и двери, мужчина в черном костюме вышел на воздух, вынул из кармана пачку “Севера”, закурил. После пары глубоких затяжек открыл багажник “Победы” и швырнул туда папку. Её коричневый цвет, совершенно не гармонировавший со стилем мужчины в костюме, оскорблял его эстетические чувства. А шестьдесят тысяч были сущей мелочью, в сравнении с тремя миллионами в неприметном толстом черном чемоданчике, мирно лежащем в багажнике.

Отчет завтра в девять? Ну да, конечно. Завтра в девять он уже будет там, где море, пальмы, бананы и горячие южные женщины. Точнее даже не он. Будет респектабельный сеньор откуда-то из Северной Европы, решивший, что средиземноморский климат и кухня как нельзя лучше подходят для постоянного проживания.

Мужчина щелчком отбросил окурок на проезжую часть, захлопнул крышку багажника, сел в “Победу” и аккуратно отъехал от тротуара.

***

Полк завершал формирование огненного кольца вокруг Орла. В реальности кольцо, конечно, больше напоминало овал, или веретено, но, вне зависимости от формы, свою функцию выполняло исправно, блокируя все возможные выходы из зараженного города.

Шесть судов с востока и шесть судов с запада шли навстречу друг другу, чтобы замкнуть кольцо в районе Московского шоссе – трассы, ведущей на север, на Москву.

Внизу, под толстыми телами дирижаблей тянулась непреодолимая ни для кого огненная полоса, шириной в пятьдесят метров.

На экраны перед командирским креслом транслировались картинки с носовых и кормовых камер. Собственно, кормовая камера показывала широкую огненную дорогу, остававшуюся за ними. А в поле зрения носовой показалась трасса – последняя, еще не перекрытая.

По шести полосам на север мчались легковушки, промелькнула пара грузовиков, и, чуть медленнее, тяжелый, похоже, набитый под завязку желтый автобус. Повезло вам, кто бы там ни был, на пару минут позже, и все, попали бы под раздачу.

– “Константин Рокоссовский” докладывает, точка встречи в пределах прямой видимости, – доложил офицер связи. Воронцов кивнул. Всё по плану.

– Товарищ старший лейтенант, установите связь с генштабом, приоритет и секретность максимальные.

– Так точно, – старлей рысью помчался выполнять приказ.

Из генштаба так никаких указаний не поступало, и Воронцов решил сам выйти на связь, хотя понимал и мизерность шансов, и риск для карьеры.

Спустя несколько минут его полк соединился над точкой сбора. То, что совсем недавно назад было автострадой, сейчас превратилось в пылающий ад. По обеим сторонам огненной полосы плавился асфальт, занимались деревья, автомобили и люди, на свою беду оказавшиеся в опасной близости к кольцу. Воронцов отвернулся от экранов, и прошел в отдельную, звукоизолированную рубку, предназначенную для секретной связи.

– Полковник Воронцов на проводе, товарищ главнокомандующий, – сказал он своему собеседнику на том конце. – Формирование изолирующего кольца завершено. Есть ли какие-то коррективы к полученному приказу?

– Нет. Корректив нет, – ответил ему тихий голос, – Выполняйте приказ.

– Так точно.

– Держитесь там, товарищи, – неожиданно добавил тихий голос. Вот что значит штатский на высшей государственной должности. Нормальный командир не позволил бы себе выказывать слабость перед подчиненными, тем более в таких условиях.

Воронцов вышел из рубки связи. Ожидавший его старлей-связист вытянулся по струнке.

– Товарищ старший лейтенант, приказ командирам судов – вскрыть конверты. Передавайте.

– Так точно, – лейтенант сорвался с места.

Вот теперь всё.

– Приготовиться к перестроению! – скомандовал Воронцов. – Порядок – клин. Флагман на острие. Направление – восток, далее вдоль периметра

На мостике стало чуть оживленнее. Приказ разнесся по кораблю, по всем судам полка, означая, что боевая задача еще не выполнена, а наоборот, самая работа только начинается. В темном небе двенадцать судов начали строиться журавлиным клином за “Александром Суворовым” по сто раз отработанному и теоретически, и на практике порядку.

– Средний вперед, – скомандовал Воронцов. – Начать бомбардировку.

Клин шириной в километр двинулся вдоль внутренней границы периметра, сбрасывая заряженные Напалмом-LT бомбы на умирающие, бьющиеся в панике и агонии окраины города.

На экранах показалось изображение первой высотки, попавшее в зону видимости носовой камеры. Воронцов сверился с детальной картой города. Высотка Сталепрокатного завода. Одна из самых больших в Орле. Высоты хватает, сверху накроет, но для разрушения потребуются не только “зажигалки” но и “бункер бастеры”. Впрочем, тут уже оружейники сами разберутся, не хватало ему еще вдаваться в эти детали.

Бомбы падали на город, оставляя за собой широкую полосу огня. Взрывные волны несли разрушение всему в радиусе пятидесяти метров, и в чуть большем радиусе волна раскаленного воздуха выжигала все, что могло гореть. А за ней шли волны от бомб, сбрасываемых следующим дирижаблем, не оставляя шансов ни живым, ни мертвым.

Западная сторона Сталепрокатной высотки занялась огнем. Башня причального шпиля с неизвестно как оказавшимися на ней людьми накренилась, и стала медленно заваливаться в сторону падающих бомб, на уже горящую, разрушающуюся часть здания. Крошечные фигурки людей срывались со шпиля вниз, и вспыхивали, не успевая долететь до жадных языков пламени.

Боковым зрением Воронцов заметил ломающийся строй на прозрачной пластиковой панели. Это третий, “Климент Ворошилов”. Полковник вытянул микрофон из подлокотника сиденья, надел наушник, нажал несколько кнопок.

– “Ворошилов”, это “Суворов”. Что там у тебя?

В наушнике раздался треск, потом искаженный помехами голос:

– Слышу тебя “Суворов”. Предлагаю игнорировать полученный приказ.

Полковник дернулся. Не ожидал он такого от капитанов своих судов.

– “Ворошилов”, с вами говорит командир полка, полковник Воронцов. Кто на связи?

– Второй помощник капитана, лейтенант Кошкин.

Теперь понятно, с секондами и остальными Воронцов, в лучшем случае, был знаком поверхностно. Но вот как капитан “Ворошилова” со старпомом проморгали этого пацифиста?

– Где капитан?

– Товарищ полковник, капитан и старший помощник под арестом. Мы отказываемся уничтожать мирных граждан. Мы предлагаем вам игнорировать полученный приказ и присоединиться к нам.

– Лейтенант, вы понимаете, что это бунт, и вы понимаете, какое наказание вам грозит. Предлагаю немедленно освободить капитана и старшего помощника, и сдаться. В этом случае я гарантирую вам максимально смягченное наказание, с учетом особенностей полученного приказа. Лично буду вас защищать перед трибуналом.

– Нет, товарищ полковник. Я не пойду на сделку с совестью.

– Лейтенант, опомнись, твои “мирные граждане” представляют собой самую страшную биологическую опасность из всех, которые были вообще на планете. Мы ликвидируем очаг заражения, а не принуждаем к миру мятежные республики.

Вот это он зря, наверное, сказал. Участие воздушного флота в операциях по наведению конституционного порядка в нескольких окраинных республиках РСФ, внезапно решивших отделиться, было столь же позорным, сколь и эффективным. После уничтожения нескольких крупных городов со всеми руководителями, администрациями, мирными и не очень жителями, сопротивляться, в общем-то, было уже некому.

Оставалось лишь отрапортовать об успешном подавлении бунтов, и заселить территории лояльным к власти населением.

– Товарищ полковник, нам отступать-то уже некуда.

– Ты идиот, лейтенант. Подумай о людях у себя на борту. У всех семьи, все хотят вернуться домой. Ты отнимаешь у них эту возможность. Навсегда. Последний раз предлагаю, освободи капитана, старпома, и сдавайся.

– Нет, полковник. Простите, но нет.

Смысла в продолжении разговора не было. Воронцов щелкнул тумблерами в подлокотнике, включая трансляцию на все капитанские мостики.

– Внимание! Говорит командир отдельного Липецкого авиаполка, капитан авианесущего дирижабля “Александр Суворов” полковник Воронцов. На судне “Климент Ворошилов” поднят бунт. Бунтовщики отказываются сдаваться. Всем судам, приказываю уничтожить дирижабль “Климент Ворошилов”.

– “Михаил Тухачевский” принял.

– “Василий Блюхер” принял.

– “Константин Рокоссовский” принял.

Не успели еще отрапортовать все десять, как в перекличку воткнулся незнакомый голос:

– Товарищ полковник, командир самолетного звена майор Арутюнян, разрешите доложить?

– Докладывайте!

– Возвращаясь из разведывательного полета звено

приняло приказ. Имеющимся вооружением уничтожили верхние ракетные расчеты “Ворошилова”.

– Хорошо, майор, быстро среагировали. Вы где сейчас находитесь?

– Возвращаемся на “Суворов”, горючка на исходе.

– Понятно. Дозаправитесь, и снова в воздух. Цель “Ворошилов”, на месте действуйте по обстоятельствам.

– Принял.

У дирижаблей было множество преимуществ и один фатальный недостаток – размер. Они были легкой целью для ПВО. Поэтому, помимо бомбового запаса, дирижабли несли на себе ракетное вооружение, способное дотянуться до расчетов противника на земле, будучи еще вне зоны досягаемости зенитных орудий. Еще в вооружение входили антиракеты, перехватывавшие, или уводившие в сторону ракеты противника.

Дирижабль без ракет был беззащитен. Уничтожение верхних ракетных расчетов “Ворошилова” звеном Арутюняна, лишило бунтовщиков и без того немногочисленных шансов на выживание.

Воронцов снова вызвал мостик “Ворошилова”:

– Лейтенант Кошкин, ваши ракетные расчеты уничтожены. В последний раз предлагаю вам сдаться.

– Нет, полковник. Невозмо…

Несколько выстрелов прервали речь Кошкина. Сквозь треск радиопомех с мостика “Ворошилова” доносились нечленораздельные крики, грохот, снова выстрелы.

Воронцов снова переключился на общий канал.

– Прекратить атаку!

Носовая камера давно уже транслировала изображение “Ворошилова” на один из экранов. Дирижабль начало разворачивать, одновременно уводя носом вниз.

Полковник переключился на мостик “Ворошилова”.

– “Ворошилов”, это “Суворов”, прием! “Ворошилов” ответьте!

– “Суворов”, это “Ворошилов”, слышу вас, – голос в наушнике звучал глухо, а дыхание говорившего, наоборот, громко и тяжело.

– “Ворошилов”, что там у вас происходит?

– У нас там была перестрелка… Кто-то освободил капитана и старпома. Они напали на мостик, теперь тут все мертвы. Все мертвы! Все!!! – голос сорвался в истерику, потом закашлялся.

На экране перед Воронцовым нос дирижабля все сильнее и сильнее уходил вниз. Судном никто не управлял.

– “Ворошилов”, выравнивайся быстро!

– Я не умею!

– Сынок, ты кто?

– Младший сержант Петров, аналитик-прогнозист.

О, господи! Что хоть этот пацан у них на мостике делал?

– Слушай Петров, быстро вызывай третьего помощника, или кто там сейчас за старшего, пускай выравнивают судно. Быстро!

– Сейчас!

Несколько томительных секунд. Нос “Ворошилова” уходит все ниже.

– Они не отвечают!!!

– Хорошо. Сержант, тогда делай, как я скажу. Видишь на пульте четыре рычага в ряд? Сейчас подходишь к ним…

– Не могу.

– Что значит не могу?

– Я ног не чувствую… Меня сбило чем-то, когда тут началось…

– Тогда ползи, сержант, быстрее!!!

Но было уже поздно, нос “Ворошилова” на экране накренился больше, чем на 45 градусов, и дирижабль, ускоряясь, пошел вниз, прямиком на восточную сторону Сталепрокатной высотки.

Щелкнув переключателем, выйдя на канал общей связи Воронцов прокричал:

– Всем судам, экстренный набор высоты!!!

“Александр Суворов” дернулся, и медленно, намного медленнее, чем хотелось бы пошел вверх.

Оба экрана тем временем показывали гибель “Ворошилова”. Вот судно приближается к центральной части высотки, половина которой охвачена огнем. Нос дирижабля встречается со стеной, сминается, все сильнее и сильнее. Теперь уже кабина разбивается о стену. Хвост судна резко уходит вниз, и “Ворошилов” накрывает брюхом гигантское здание.

Грохот мощного взрыва оглушил всех на мостике “Александра Суворова”, и почти сразу же судно подбросило, затрясло. Сильнейшим ударом Воронцова выбросило из кресла.

Он приземлился на пол, перекатился, встал на четвереньки, потом поднялся, балансируя на ходуном ходящем полу мостика.

Большая часть офицеров также поднималась с пола, снова занимая места. Постепенно колебания затихли.

– Все целы?

Один из экранов пошел трещинами, на второй чудом уцелевшая камера транслировала картинку происходящего внизу. От “Ворошилова” не осталось ровным счетом ничего. На месте Сталепрокатной высотки раскинулось море пламени, с торчащими тут и там плавящимися остатками строительных конструкций. Сдетонировавший боезапас дирижабля стер высотку, и её окрестности до основания.

Воронцов поднял с поля наушник, сел в кресло, воткнул провод наушника в специальное гнездо, щелкнул несколькими тумблерами, включая связь с мостиками всех судов, и взял в руки микрофон.

– Всем судам! Приготовиться к перестроению! Порядок – клин. Флагман на острие. Направление – юго-восток, далее вдоль периметра.