Ночь с 15 на 16 сентября 2012 г.

Сборы заняли больше времени, чем рассчитывал Владик. Сначала Маринка с её мамой упаковали всё, что можно, включая купальники, лыжные ботинки, и прочие неимоверно важные шмотки. Владик просто не уследил за ними, общаясь с Максимычем на кухне. Пришлось разочаровать женщин, сообщив, что в несколько заходов вывозить вещи крайне рискованно, а «по минимуму» означает «как можно меньше», а не весь гардероб плюс бабушкино наследство, как им могло показаться. Переупаковка тоже заняла немалое время, хотя Владик с присоединившимся Максимычем поторапливали собирающихся дам, как умели.

Из квартиры они вышли ближе к ночи, зато почти налегке. Две относительно небольшие сумки несла Маринка, еще одну — её мама. Владимир Максимович от переноски сумок отказался под предлогом необходимости держать руки свободными. Мало ли какие больные по коридорам шастают.

Владик всучил Максимычу одну из своих гантельных булав, чтобы охранял во всеоружии, а не только свободными руками. Сам же повесил гатлинг за спину, и накинул сверху плащ, снова превратившись в горбуна-киборга. Оставшуюся булаву не стал затыкать за пояс, а нёс в руке, логично рассудив, что уж ему ночью в полутёмных коридорах вопросов никто задавать не станет.

Идя по проспект-коридору к лифтовой, они почти никого не встретили. Лишь спугнули поддатую парочку, прилипшую к стене. В полумраке Витьку показалось, что одна из ног дамы покоилась на плече её спутника, но разглядывать подробности он счел бестактным. А вот Максимыч, не страдавший чрезмерной культурностью, громко сообщил в пространство, что нормальные люди сначала девушку домой приводят, а уж потом развлекают. Парочка, видимо вняв голосу Маринкиного папы, быстро, но неровно направилась куда-то вглубь одного из боковых коридоров.

На лифтовой площадке в ожидании стояли несколько человек. Толстая тётка без устали тыкала в светящуюся оранжевым кнопку вызова. Головой бы ещё постучала. Владик подавил в себе желание сказать ей, что нажимай — не нажимай, а лифт быстрей не приедет. Видел он таких, только дай повод, хай поднимет на все окрестности. А привлекать к себе внимание Владику сейчас было вовсе без надобности.

Подъехавший лифт был почти пуст. Ожидающие быстро загрузились в кабину. Необычно большим было лишь количество сумок, чемоданов, и прочего багажа. Будто все внезапно, на ночь глядя, собрались в отпуск. Впрочем, всё почти так и было. Единственное, чего не хватало — хорошего отпускного настроения. На лицах пассажиров лифта Владик видел угрюмость, сосредоточенность и страх.

Все ехали на парковки, на минус второй — третий. То, что надо. Цифры в окошке равномерно сменяли друг-друга, отмечая пройденные этажи.

Лифт остановился на девятом. Раздался мелодичный сигнал. В проем между расходящимися дверями лифта спиной вперед ввалился мальчик лет пяти-шести от роду, не больше, и упал на пол. Владик посмотрел наружу.

На лифтовой площадке шла жестокая драка. Стоящий в луже крови мужчина отбивался от наседающих мертвецов кулаками, локтями, коленями. Разлетающиеся в стороны тёмно-красные брызги, и глубокая рана на бедре показывали, что мужик уже не жилец. У его ног лежало тело женщины с разорванным горлом.

Мужчина то ли сдерживал натиск, то ли отвлекал на себя мертвяков.

— Спасите Сережу!!! — проорал он, не оборачиваясь, — Уезжайте!!!

Вслед за мальцом в лифт сунулся мертвяк. Владик рефлекторно с размаху врезал тому по кумполу, и оттолкнул обмякшее тело ногой. Максимыч, не растерявшись, и на удивление, молча, схватил малыша за шиворот и втащил вглубь кабины лифта.

— Вам же сумочки не нужны, — вроде как задавая вопрос, но на самом деле утвердительно сказала толстая тетка.

Владик заметил несколько сумок, аккуратно стоявших сбоку от лифтовых дверей.

— Жми кнопку, быстро! — крикнул Владик тётке.

— А ты кто такой… — начала было она, но осеклась.

Владик резким движением выставил вперед висевший за спиной гатлинг. Шесть черных стволов взглянули тётке прямо в широкую морду, неся открытую и предельно понятную угрозу. Тётка глотнула воздуха, и стала часто нажимать на кнопку минус второго. Двери лифта начали закрываться. Медленнее, чем хотелось бы.

— Еще раз, мразь, пасть откроешь, пристрелю как свинью, — медленно выдавил Владик. — Если поняла, кивни.

Почему именно как свинью, Владик и сам не понял. Просто это было первое достаточное оскорбительное сравнение, показавшееся ему подходящим для этой вот.

Тётка кивнула. В её глазах читались злоба и страх. Вот же скотина алчная. Владик не считал себя очень уж правильным человеком. Но как можно опуститься до кражи сумок у погибающих людей, у него в голове не укладывалось. И спиной к ней он поворачиваться точно не станет.

Двери закрылись, лифт двинулся вниз.

— Владик… Что это? — ошарашено спросила Тамара Георгиевна.

До Владика внезапно дошло, что нужно было пальнуть мужику в голову. Оказать последнюю услугу. Успел бы, пока двери закрывались. Но уже поздно пить боржоми. Не возвращаться же, в самом деле. Пацана, вон, вытащили, уже хорошо. Кстати…

— Максимыч, — несколько фамильярно обратился Владик к потенциальному тестю, — Что там с мальчиком?

Все обернулись к спасенному ребенку. Тот стоял, и пустыми глазами смотрел на дверь.

— Похоже, шок. Лучше пока не трогать. — сам себе ответил Владик. — Это, Тамара Георгиевна, мы видели зараженных. Они очень опасны. Но, на наше счастье, медленные. Что с парнишкой делать будем?

— Что-что? — ожил Максимыч. — Пускай с нами на даче поживет, пока тут все не уляжется. Потом, глядишь, родню какую найдём. Не в детдом же сдавать. Да и вам с Мариной пора бы уже о детях подумать.

Ну ни фига ж себе поворот событий! Нет, Владик осознавал, что нужно будет обзаводиться семьей и детьми. Но вот так резко становиться почтенным отцом семейства Владик пока не был готов. Ладно, доедем на дачу — разберемся.

А Маринкины родители уже, по ходу, обзавелись новым ребенком. Тамара Георгиевна, присев на корточки перед мальчиком, что-то ему рассказывала. Максимыч аккуратно похлопывал по плечу. И Маринка тоже сюсюкалась с ним рядом. Испортят же малого, если вокруг него постоянно будут прыгать, и муси-пуси всякие устраивать. Хотя, ладно. Сегодня можно. Вечер у пацана тяжелый выдался, родителей потерял, как-никак.

Лифт остановился. Снова прозвенел сигнал, и двери раскрылись. На втором парковочном было относительно малолюдно и спокойно. У немногих автомобилей шли сборы и погрузка.

Владик дождался пока выйдут их попутчики, включая ту мерзкую тётку. Если уж он что-то решал, то выполнял свои решения неукоснительно, не важно, говорил он о них кому-нибудь или нет.

— Где там твоя машинка, Марин?

— Тут, рядом.

Она пошла между рядами машин, показывая дорогу. За ней быстрым шагом двигались потенциальные теща с тестем. Максимыч на одной руке нёс обнявшего его за шею молчаливого пацана. Владик шел замыкающим с гатлингом наперевес. Закидывать его назад, за спину, было не с руки. Плащ мешался. Всё равно ж снимать придется, в машину с ТГ через плечо просто не влезешь.

Старенькая, но ухоженная «Победа III» стояла там, где ей и положено. Максимыч, все еще держа на руках ребенка, открыл двери. Закинув сумки в багажник, женщины заняли заднее сиденье. Максимыч передал им мальчика, а сам сел за руль, и завел мотор.

— Подождите минутку!

Отойдя за машину, Владик сбросил мешающий плащ, тоже кинул его в багажник, и наконец-то снял гатлинг. До чего ж громоздкая штука. Но она и не предназначена для переноски на плечах. Их ведь на бронемашины устанавливают, наверное.

Владик сел на пассажирское сиденье рядом с Максимычем, поставив гатлинг между ног стволами вверх. Аккуратно положил под ноги гантельную булаву. Выдохнул.

— Владимир Максимович, поехали.

— Ага! Куда ехать-то???

— А, тут рядом. За Оптухой. В общем, покажу.

Максимыч угукнул, аккуратно вырулил на дорожку, и медленно покатил к спиральному выезду наверх.

Внезапно резкий звук заставил их вздрогнуть. Максимыч ударил по тормозам. Победа остановилась, клюнув тяжелым носом. Владика бросило было вперед, но ремень придержал его тушу.

Через пару секунд Владик понял, что это был за звук. Детский плач. Малыша, наконец «прорвало». Он ревел во всю мощь своих лёгких. Владик услышал, как Маринка с Тамарой Георгиевной захлопотали над пацаном, начали что-то ему говорить, вытирать сопли, и всё такое, что там обычно с детьми делают.

Максимыч оглянулся назад, покачал головой, завел машину, и продолжил прерванный путь.

Да уж, веселая намечается поездочка.

* * *

Чтобы понять, какой на самом деле является женщина, стоит посмотреть на её маму. Эту идею Коля подхватил от одного своего не очень близкого знакомого. Тот, определенно, знал, о чем говорил, так как будучи примерно одного с Колей возраста, состоял уже в четвертом браке.

Мама Оли выглядела очень неплохо для своих пятидесяти плюс-минус. Она сохранила хорошую фигуру, выглядела весьма ухоженной, а тонкие морщинки, расходящиеся из уголков глаз, выдавали в ней улыбчивого человека из тех, к которым сразу проникаешься симпатией.

Одеты Олины старики были как раз для «уличной активности»: джинсы, ветровки, кроссовки. Интеллигенты, но, похоже, с опытом. Не оторванные от реальности. Впрочем, после диктатуры почти не осталось плохо приспособленной к жизни интеллигенции.

Они явно во всём доверяли своей дочери, или имели хороший источник информации о том, что творится в городе. Когда Коля с девочками зашел в квартиру, Олины родители были уже собраны. Две небольшие сумки и штук пять клюшек для гольфа аккуратно стояли в коридоре.

Закончив обниматься с родителями, Оля быстренько представила всех друг другу. Родители попросили называть их просто Олегом и Настей. Ольга Олеговна??? Что-то они с именами явно намудрили по молодости.

На формальности не было времени. Разговор был предельно кратким и конкретным. Коля объяснил, что оставаться в городе крайне рискованно, но у них есть шанс успеть на последний рейс из Орла, если поторопиться. Нет, не общественным транспортом. Их друзья с автобусом ждут неподалеку. Едем недалеко, в деревню, переждать эпидемию. До автобуса передвигаемся как можно быстрее и тише, так как внутри высоток сейчас опаснее всего.

Внешний вид? А что не так? А, ну да, кольчуги. Обычный функционализм. Металл просто так не прокусишь. Нет, с собой запасных, к сожалению, нет. Так что, им лучше держаться чуть позади. И если все готовы, то пора идти.

Пропустив вперед Машу, Коля вышел из квартиры. Дождался пока выйдут Оля и её родители, запрут дверь. Коридор был так же темен и пуст, как и пятнадцать минут назад. Быстрым шагом они дошли до неширокого прохода, соединяющего жилой коридор с проспект-коридором.

У прохода Маша остановилась. Обернувшись, приложила палец к губам, потом вытянула руки вперед, скорчила рожу и покачалась влево-вправо, изображая мертвецов. Несмотря на серьезность ситуации, Коля заулыбался. Подойдя к проходу, он заглянул за угол.

В тусклом свете лампочек, посреди прохода кучковались человек десять зомби. Большая часть была занята поеданием лежащего на полу тела. Трое флегматично стояли, пялясь на стены, как будто там было на что смотреть. Когда хоть набежать успели? Ничего же не было слышно.

Маша осторожно вытянула «беретту» из набедренной кобуры. Коля придержал её руку, и показал пальцем на уходящий вдаль, плохо освещенный коридор. Проходы, соединяющие коридор жилой зоны с проспект-коридором были расположены через каждые двадцать метров. Смысла вступать в драку не было никакого. Маша пожала плечами, кивнула, но пистолет убирать не стала.

Коля, обернувшись назад, жестом показал вдаль коридора, и приложил палец к губам. Оля с родителями синхронно кивнули. Все трое одновременно, будто заранее репетировали. Коля зачарованно кивнул в ответ, потом потряс головой, и снова махнул рукой, призывая следовать за собой.

Он успел сделать буквально несколько шагов, только-только миновал проход, как внезапно раздались треск и шипение, особенно громкое в мертвенной тишине коридора. Прокашлявшись, рация хрипло заговорила человеческим голосом: «Николай, прием! Слышите меня?»

— Вот ты другого момента не мог найти!!! — психанув, заорал в рацию Коля. Соблюдать тишину уже не имело смысла, мертвяки их наверняка заметили.

Из распахнувшейся рядом двери одной из квартир тоже повалили мёртвые.

— Ах ты ж ё… — начал ругаться Коля, отступая.

Продолжение фразы заглушили два прогремевших почти одновременно выстрела. Это «включилась» Маша. Двое мёртвых рухнули в проходе.

На плечи Коле опустились тяжелые руки, обдало резким запахом тухлятины, и чего-то кислого. Мертвец из квартиры тянулся к его шее открытой вонючей окровавленной пастью. Ну уж нет! Уронив рацию, отработанным приемом Коля перехватил его руку, вырвался из захвата. Продолжая движение, почти развернул мертвяка, и резким ударом под колено сбил его с ног. Сорвал с пояса булаву, и со всего размаху опустил её на затылок мертвому мужику. С треском и влажным чавканьем череп раскололся, брызги черного и серого разлетелись в стороны. Мужик ткнулся мордой в пол и затих.

— Назад!!! — услышал Коля Машин крик.

Коля попятился назад, не выпуская из виду наступающую семейку мертвяков. Отойдя на пару шагов, развернулся, и, прихрамывая, быстро пробежал назад, за спиной Маши, хладнокровно державшей на прицеле мертвых из прохода. Раздался женский вскрик.

Прихрамывая??? Коля взглянул вниз. Его прошиб холодный пот, сердце будто ухнуло вниз, булава выпала из враз ослабевших пальцев. Коля тонко застонал. На левой ноге, вцепившись в икру зубами, висел совсем маленький, год-полтора, мёртвый ребенок.

Всё, блин, приехали!

* * *

Лёха зарулил на второй подземный уровень Карачевской высотки. На парковке пустовала примерно половина мест. Впрочем, тут всегда было так.

Карачевская высотка располагалась на пересечении Комсомольской улицы и Карачевского же шоссе, отчего и получила такое название. Она была недостаточно старой, чтобы хвастаться архитектурными изысками и выдающимся стилем, но в то же время недостаточно современной, чтобы привлекать жителей дизайнерскими и инженерными новинками. Зато цены на квартиры в Карачевке были ниже средних по городу. И это было решающим фактором для студентов, традиционно искавших самое недорогое жилье.

Лёха вышел из УАЗика, вытащил из кабины «моссберг», прикрыл полой плаща, и запер дверь. Парковка была почти безлюдна, лишь неподалеку от лифтов группа то ли студентов, то ли подрастающих воннаби-гангстеров, а может и то и другое вместе взятое, метелила ногами лежащее на земле тело. Судя по издаваемому телом стону, это был мертвяк.

— Пацаны, им в голову надо, чтобы совсем прикончить, — поделился Лёха приобретенным опытом, проходя мимо.

— Не учим, дядя! — нагло ответил один из юнцов, отрываясь от ритмичной работы ногами. Возможно, он бы и хотел еще что-то добавить, но взгляд его внезапно забегал, и пацан заткнулся.

Опаньки! Лёха поправил «моссберг», дабы дуло не слишком выпирало из-под плаща, ухмыльнулся, и вызвал лифт.

Леночка снимала двушку на первом этаже второго уровня — наименее престижном, и, потому, наиболее дешевом. Естественно, квартиру она снимала не одна, а с двумя такими же студентками. Лёха не очень представлял, как они там втроем уживались, да его это и не очень интересовало. Главное, что когда он приезжал к Леночке, её подруг дома не было.

Он вышел из лифта, прошел знакомым маршрутом по гудящим коридорам уровня, и нажал на кнопку звонка у потрепанной металлической двери. Тишина. Лёха нажал еще раз, и держал, пока за дверью сквозь трель не послышался нежный девичий голосок, нещадно матерившийся в адрес неких неизвестных Лёхе алкоголиков.

Дверь резко распахнулась.

— Чё надо?! — излишне громко спросило у Лёхи заспанное, взлохмаченное, но, несмотря на это довольно привлекательное юное существо, одетое в одну лишь футболку.

— Доброй ночи, — ответил Лёха. — Я извиняюсь, что поздно, но мне очень нужно поговорить с Леной.

— Лена спит! — существо попыталось закрыть дверь.

Лёха выставил вперед руку, дверь уперлась в его ладонь, и не сдвинулась больше ни на миллиметр, как ни упиралась и ни пыхтела взлохмаченная девчонка.

— Лап, я знаю, что Лена спит, — держа дверь, объяснил Лёха, — но это очень важно. Из-за пустяков я бы в такое время не заявился. Разбуди её, пожалуйста.

Давление на дверь ослабло.

— Ну хорошо, — буркнуло существо, — Только дай дверь закрою. Я тебя не знаю.

— Ладно. — Лёха сделал шаг назад.

Дверь с грохотом захлопнулась.

Лёха огляделся. Коридор был мрачен и почти пуст. Очередной бухой вусмерть студиозус, держась за стену, двигался в одному ему известном направлении. Со стороны проспект-коридора доносились звуки никогда не прекращающейся здесь пьянки.

Бизнес на первых уровнях Карачевки был естественно ориентирован на студентов, поэтому торговые помещения вдоль проспект-коридора занимали машинописные и копировальные бюро, торговцы книгами и канцтоварами, перемежающиеся через одного с дешевыми столовыми, и круглосуточными не менее дешевыми питейно-развлекательными заведениями.

Как подрастающее поколение умудрялось учиться в атмосфере вечного веселья, Лёха не знал, но Леночка не производила впечатления тупой девицы, и, вроде, нормально сдавала свои сессии. Впрочем, её учебные дела Лёху тоже мало интересовали.

В квартире послышались шаги, звук отпираемого замка.

— Привет! — сказала Леночка, открывая дверь — Ты чего так поздно?

— Привет, Лен! — входя, ответил Лёха. — Что делаешь? Поехали со мной на дачу.

— Ты с ума сошел? Ночь на дворе!

— Ну и отлично. Дороги свободные. Все равно, тебе завтра в школу не идти.

— Ну-у… — протянула Леночка. — А что там делать?

— Придумаем что-нибудь. Типа шашлыка.

— А твоя? Вдруг приедет?

— Хрена там кто приедет, Лен. Мы разошлись. Теперь уже совсем.

— Круто. Подождешь минут десять, я пока оденусь? Там на кухне кофе есть. В общем, сам всё знаешь.

— Угу.

Лёха снова убедился, что Леночка — хороший вариант. Молоденькая, веселая, легкая на подъем. А глазки у неё загорелись, когда услышала, что Лёха разошелся со своей. Значит действительно в нём заинтересована. И тоже, наверное, какой-то бабский хитрый план у неё есть.

Лёха пил дешевый растворимый кофе, поглядывая на часы. Несмотря на то, что по дороге он встретил немного мертвых, и спокойно добрался до Леночки, он торопился покинуть город.

Леночка зашла на кухню через пару минут, кофе не успел кончиться. Она успела не только одеться, но и подкраситься, и выглядела свежей и отдохнувшей, а не как человек, которого подняли с постели десять минут назад.

— Поехали?

— Поехали. — Лёха встал, поправил норовивший выскочить «моссберг». Заметил испуганный взгляд Леночки. — Не обращай внимания, в городе что-то неспокойно.

— Опять переворот? — Леночка была слишком молода, чтобы принимать участие в перипетиях 2004-го, но, видимо, что-то помнила из тех событий.

— Ну… Что-то в этом роде. — Лёха решил оставить подробности на потом. — Авто ждет, мадам!

— Вы хотели сказать «мадемуазель», — включилась в игру Леночка.

— Ага. Авто ждет, мадемуазель!

* * *

Неожиданный треск рации заставил Машу вздрогнуть. Она заметила, как стоявшие мёртвые дернулись в их сторону, привлеченные звуком. Рука с «береттой» рефлекторно приняла исходную позицию для стрельбы. На выдохе Маша спустила курок, и почти сразу же — еще раз. Два мертвеца с простреленными головами рухнули на пол. Краем глаза заметила атакующих Колю мертвых в жилом коридоре.

— Назад!!! — крикнула Маша своим спутникам.

Находясь прямо на перекрестке прохода и жилого коридора, теоретически, она могла вести бой на три стороны. На практике, с той стороны, откуда они пришли, угроз не ожидалось, поэтому схема намечающегося боя была еще проще.

Пропустив отступившего Колю, Маша сделала пару шагов назад, оказавшись в середине перекрестка. Вытащила второй пистолет. Опустила голову, глубоко вдохнула. Вскинула руки, и на выдохе спустила курки обеих «беретт». Мертвая женщина в ночной рубашке завалилась на спину. В её голове точно посередине лба образовались два небольших почти черных отверстия.

Маша вдохнула. «Включилась» в боевой режим, когда разум уступает место выработанным рефлексам, а все рефлексы подчинены лишь одной цели — уничтожить противника и выжить. На выдохе выстрелила с левой руки в проход, прикончив третьего из стоящих мертвых. Остальные только начали отрываться от своей трапезы, давая время заняться оставшимися в жилом коридоре. С такой скоростью у мертвецов не было шансов. Мишени в тире у Игоря двигались намного быстрее.

Выдох. Два мертвых подростка, получив по пуле в голову, опрокинулись на лежащие тела отца и матери. Маша повернулась в сторону прохода. На выдохе дважды выстрелила. Двое ближайших мертвых рухнули на пол. Остальные четверо замешкались, спотыкаясь о трупы под ногами. Выдох. Спустить курок правой, потом левой. Два падающих тела. Выдох. Снова выстрел с правой, потом с левой. Заваливаются последние двое.

— Что вы тут… — раздался звук вместе со скрипом открывающейся двери.

Рефлексы оказались быстрее разума. Тело сделало пол-оборота. Выдох. Выстрел с правой. Голова пожилой женщины дернулась, её отбросило внутрь квартиры. В полуоткрытую дверь, в ярком свете плафона в квартире, остались видны лишь ноги в домашних тапочках, и кровь с серыми волокнами, стекающая по висящей на стене одежде.

Маша вскрикнула. Всё как тогда. В прошлый раз.

Она отрабатывала круговой бой. Мишени выезжали в статистически наиболее вероятной последовательности, но с возможными отклонениями, добавляя к отработанным схемам умение изменять и комбинировать их «на ходу», рефлекторно, без участия разума. Она стреляла с двух рук, включившись в рваный ритм, рожденный не музыкой, а статистикой наиболее вероятных отклонений. Выезжающие мишени, мерцающий свет, полыхающие вспышки — всё было частью её смертельного, неровного, но от этого не менее красивого танца мастера ган-каты. И открывающаяся дверь стала точно такой же частью окружающей её обстановки, как нападающие мишени. Рефлекторно отреагировав, она послала пулю в голову входящего темного силуэта, развернулась, пальнула с двух рук в грудь приблизившейся мишени. Выдох. Почти сразу же выстрел следующей мишени в голову.

Открывающаяся дверь!!! Только развернувшись снова, Маша осознала, что открывающаяся дверь не являлась частью тренировки. Она в один прыжок пересекла полкомнаты, ударила по красной кнопке, останавливающей тренировку. Зажегся яркий свет, отключился звук, мишени уехали в свои ниши. На пороге комнаты лежал Игорь. Маленькое темно-красное, идеально круглое отверстие зияло в его переносице. Пустые глаза смотрели в потолок. Под головой расплывалось пятно крови.

Маша выронила пистолеты и закрыла лицо руками. Всё как в прошлый раз! Так не должно было случиться. Ни тогда, ни сейчас.

Маша расплакалась. Она вспомнила. Она — убийца.

* * *

Ребенок затих. Не совсем заткнулся, но хотя бы перестал орать, и стоит отдать ему должное, сделал это довольно быстро. В общем, молодец, ведет себя по-мужски.

Они успели лишь въехать на первый подземный, и сейчас Максимыч аккуратно пробирался сквозь пустой лабиринт проездов с односторонним движением, перекрестков, ответвлений, и автобусных остановок. Ему виднее, конечно, он тут постоянно ездит. Владик неоднократно умудрялся здесь заблудиться, и наматывать круги, проходя несколько раз одним и тем же маршрутом.

Сейчас перед ними шел новенький ярко-красный семьсот двенадцатый «Москвич», который хозяева уже умудрились «украсить» шторками с кистями под задним стеклом, ярко-красными же дисками и брызговиками. У некоторых людей очень особенное понятие красоты. Сам Владик предпочитал вообще ничего не менять во внешнем виде автомобиля. И в технической части тоже. То, что работает, трогать не надо. Проходи техобслуживание регулярно, и всё.

У выезда из высотки мигали огнями машины милиции и «скорой». «Москвич» остановился около милицейской «Победы». Толстый мужик в форме оторвал задницу от крыла, и наклонился над окошком «Москвича». Переговорил о чем-то, кивнул, взглянул в их сторону, и постучал по крыше «Москвича». Проезжай, мол.

Максимыч медленно рулил к выезду, расцвеченному всполохами мигалок. Владик внезапно вспомнил, что оставил плащ в багажнике, и почувствовал, что зря он это сделал. Он взглянул на Максимыча. Обернулся к Маринке с Тамарой Георгиевной и пацаном. О!

— Слышь, Серый, шапочка нужна? — спросил он у мальца.

Малыш поднял на него заплаканные непонимающие глаза.

— Я возьму ненадолго. — Владик быстро, но довольно осторожно снял панамку с удивленного мальчика, и повесил её на торчащие между ног стволы ТГ.

— Владик! — раздался сзади укоряющий Маринкин возглас.

— Я знаю, Марин. Я потом три шапки ему куплю: на зиму, на лето, и на осень… Ладно, хрен с ним, четыре! И на весну.

— Владик!!! — Маринка звучала всё более осуждающе.

— Что не так? — Владик намеки не понимал вообще, да и не та ситуация, чтобы в угадайки эти бабские играть.

— Ну тут же ребенок! А ты что говоришь?

— А, б… — Владик осекся, и хлопнул себя по лбу.

Максимыч тем временем затормозил, повинуясь взмаху жезла. Толстый милиционер с лейтенантскими погонами наклонился над окном, заглянул в салон. Максимыч открыл дверь.

— Лейтенант Добролюбов, — утомленным голосом представился милиционер, — доброй ночи!

— Доброй! — ответил Максимыч.

— Права, документы на машину есть с собой?

— Конечно. — Максимыч откинул солнцезащитный козырек, вытащил из кармашка документы и протянул лейтенанту.

Тот пробежал глазами, вернул назад. Снова заглянул в салон.

— Сигнал поступил, что вы оружие везете, граждане.

Вот скотина жирная! Ментам слила! Ну попадется она еще, земля круглая. Владик подавил поднимающуюся злость.

— Да ну, что вы! У нас тут женщины, дети. Какое оружие? — постарался он придать максимум искренности голосу.

— А это у вас что такое?

— Спортивные снаряды. Гантели там всякие, и всё такое, — ляпнул Владик самое очевидное, что пришло в голову, и показал лейтенанту находящуюся под рукой булаву. — Во!

Лейтенант, судя по взгляду, ни разу не поверил. Он тяжело вздохнул, устало взглянул Владику в глаза. Ну понятно, у парня своих проблем, по ходу, выше крыши, а лишние не нужны. Был сигнал, он отреагировал, информация не подтвердилась. Тем более, что, в отличие от Владика, Максимыча с женщинами и мальчиком вообще нельзя было заподозрить ни в чем противоправном.

— Понятно, — сказал милиционер. — Счастливого пути!.. И берегите себя, — неожиданно прибавил он.

— Постараемся. — Максимыч завел мотор. — Вам тоже удачи!

Но лейтенант уже отходил к своей «Победе».

Максимыч выехал на Московское шоссе, и прибавил газу. Дорога была довольно оживленной для ночи между выходными. На север, в сторону Москвы, шел редкий поток автомобилей. В основном, легковушки, груженые всяким скарбом. Не один Владик решил уехать из города пока не началось. Набрав скорость, «Победа» перестроилась в крайнюю левую полосу.

Максимыч включил радио. Повращал колесиком, настраиваясь на одну из местных музыкальных станций. К удивлению, вместо музыки, голос диктора зачитывал сообщение: «… Если Вы или кто-либо из Ваших родственников заражен, необходимо изолировать больного в отдельном помещении, с возможностью запереть его. После этого, сообщите о наличие зараженного по телефонам службы спасения, милиции, или „скорой помощи“, и ждите приезда медицинской бригады. Ни в коем случае не выпускайте зараженных их запертого помещения. Не покидайте своего жилища без крайней необходимости. Запритесь у себя дома, и ожидайте дальнейших сообщений. Повторяем, в Орле произошла вспышка атипичного бешенства. В город прибывает медицинская помощь, помощь служб гражданской обороны, развернуты мобильные госпитали. Ситуация находится под контролем. Если вы, или кто-либо из Ваших родственников…»

— Гляди-ка, по радио объявили. — удивился Максимыч. — Ну, сейчас начнется.

— Угу, — подтвердил Владик.

Он порадовался, что успел забрать Маринку с роднёй до объявления по радио. Услышав трансляцию, большая часть орловчан ломанется на трассы, и к гадалке не ходи. Естественно, начнется столпотворение и пробки. И если в толпе окажется хотя бы пара мертвяков, а они окажутся, их уже по всему городу навалом, то всё, аллес, шансы на выживание нулевые.

Неожиданно, Владику в голову пришла ценная мысль.

— Владимир Максимыч, а что у нас с бензином? — спросил он.

— Да с полбака будет.

— Давай-ка завернем на заправочку, зальемся по полной. Кстати, канистры есть?

— В багажнике болтается одна. На десять литров.

— И её тоже. На всякий случай.

Максимыч принял вправо, ушел в крайний ряд, и свернул на заправку, одну из двух стоящих на по обеим сторонам дороги на выезде из города. Он подрулил к свободной колонке. Владик снова порадовался, что вовремя выехали. На заправке почти не было машин. Зато у выезда стоял красный «Москвич» с характерными красными брызговиками и шторками на заднем стекле. Около него суетился мужичонка, протирал фары и ветровое стекло.

Владик недобро ухмыльнулся.

— Я на пару минут, — сообщил он сидящим сзади женщинам, и вышел из машины.

Гатлинг он решил с собой не брать. Много чести. А вот булава будет как нельзя кстати. Быстрым шагом подойдя к «Москвичу», он отвел булаву в сторону и со всего размаху обрушил её на задний фонарь машины. С громким треском во все стороны брызнули осколки красного и оранжевого пластика. Владик опустил булаву на второй задний фонарь, разнес его вдребезги, заодно помяв крыло.

Мужичонка заорал что-то невнятное, замахал руками. Владик пошел к нему. Тот отбежал вбок, так чтобы между ним и Владиком была машина. Владик не сильно из-за этого огорчился, и разбил обе передние фары «Москвича». Из машины выкатилась знакомая толстая тетка.

— Люди добрые, да что ж это делается!!! — возопила она во всю мощь своей глотки.

Немногие добрые люди, находящиеся поблизости, старательно делали вид, что не замечают происходящего.

Тётка, вопя, попёрла на Владика. Тот, не долго думая, присунул ей кулаком в рыло, отчего тётка села на задницу. Из разбитого носа хлестала кровь. Мужичок за машиной к воплям и размахиваниям руками добавил прыжки на месте, но выйти из-за «Москвича» явно боялся.

Владик запрыгнул на капот. Металл прогнулся под весом его туши, и Владик не отказал себе в удовольствии потоптаться на нем, чтоб уж изуродовать наверняка. Размахнувшись со всей силы, он ударил булавой в лобовуху. Стекло пошло трещинами. Еще один удар проделал в стекле изрядную дыру.

Владик взлетел на крышу, и стал на ней прыгать, как заправская горилла. Несчастный «Москвич», скрипя и скрежеща железом, подскакивал вверх-вниз. Спрыгнув со ставшей вогнутой крыши на землю, Владик прошелся по кругу, круша булавой боковые и заднее стекла «Москвича», оставляя вмятины и царапины на дверях и крыльях автомобиля. Апофеозом праздника вандализма стало использование шторки с заднего стекла в качестве носового платка.

На этом фантазия Владика иссякла, да и злость куда-то ушла. Он несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь успокоить колотящееся сердце, и неторопливо направился к Маринкиной «Победе».

Сев в машину, натолкнулся на испуганные и осуждающие взгляды.

— Извините, пожалуйста, — сказал Владик. — Расстроен был сильно.

Максимыч издал какой-то странный звук, и вырулил мимо изуродованного «Москвича» на дорогу.

* * *

Чего Оля совсем не ожидала, так это того, что оба её спутника одновременно «расклеятся». Маша сидела на полу, и плакала, закрыв лицо руками. Николай, который проломил голову укусившему его ребенку, тонко подвывал, облокотившись на стену, и глядя на укус на ноге. Родители не вполне владели ситуацией, и волей-неволей Оле пришлось взять командование в свои руки.

— Дай посмотрю, — сказала она, и разодрала Колину штанину.

На икре кровоточил неглубокий совсем свежий укус. Оля имела какие-то зачаточные представления о медицине, и первой помощи. Если вирус как яд, то он не сразу впитывается, а значит надо не дать ему разойтись по кровеносной системе по всем организму.

— Коля, сядь! — скомандовала она. — Сейчас жгут наложим.

— А смысл? — простонал Коля, садясь на пол. — Я уже труп.

— Может и нет.

Оля разодрала штанину почти до верха, и отрезала её катаной.

— Ма, па, я сейчас жгут буду накладывать, а вы подержите его, хорошо?

Родители поняли каждый по-своему. Мама присела рядом с Олей, ожидая, когда надо будет придерживать жгут. Папа положил руки Коле на плечи, на всякий случай, чтобы не дергался.

Оля протянула полосу ткани под ногой, чуть выше колена, завязала узлом, подсунула под него рукоятку Колиной булавы, и стала закручивать её, плотно перетягивая ногу. Коля заорал.

— Тише, тише, — папа крепко держал Николая.

Еще пара оборотов. Теперь закрепить булаву так, чтобы жгут не размотался. А теперь самое сложное.

Оля несколько раз глубоко вздохнула.

— Ма, па, я сейчас с ноги кусок срежу. Вы держите его, и будьте готовы перевязывать. Хорошо?

— Ты точно уверена? — переспросила мама.

— Не-а. Но вариантов нет.

— Да вы охренели все?! — внезапно задергался Коля.

Папа только крепче сжал руки на его плечах, а мама всем весом навалилась на окровавленную ногу, чтобы не дать ей дернуться.

Оля, держа обеими руками перед собой катану, встала в стойку, нацелилась, и нанесла быстрый, резкий, скользящий удар, срезав большую часть икры. Хлынула кровь. Мама, папа и Коля выпученными глазами смотрели на изуродованную ногу.

Через две долгих секунды Коля заорал.

Папа держал его, не давая особенно сильно дергаться, пока мама заматывала трясущуюся ногу полотенцем, вытащенным из сумки.

Оля огляделась. Колины крики могли привлечь мертвецов, бродящих по этажу. Она почему-то была уверена, что помимо уничтоженных ими зомби, здесь скрывается еще много таких же.

Что-то еще не давало ей покоя. Что-то важное, но забытое в сумасшествии последнего получаса. А Колю надо быстрее к доктору, пока не умер от потери крови. Доктор… Точно, отряд, связь, рация!!!

Оля снова огляделась, заметила черную коробку подле лежащей на полу семьи, подбежала, подняла её, смахнула рукавом пыль, нажала на кнопку.

— Алло! Вы меня слышите?

Тишина.

— Миша? Алло?

Рация молчала. Наверное, сломалась, упав на пол. Оля разочарованно отпустила кнопку.

— … тангенту, блин, отпусти, ну боже ж ты мой, ну неужели непонятно!!! — сквозь шипение полилась из динамика хриплая Ярикова ругань, — Миш, никого поумнее на работу нельзя было взять?

— Сам дурак!!! — обиженно крикнула Оля в рацию, нажав на черную кнопку.

— Ну надо же, додумалась!!! — весело проорала в ответ рация. — Что там у вас?

— У нас Коля ранен, можете автобус ко входу подогнать? — Оля быстро прикинула, к какому входу от них ближе всего, — Второй от вас по счету.

— Оль, вам долго? — спросила рация Мишиным голосом.

— Минут десять, я думаю.

— Тогда дуйте на стройку, на улице более-менее свободно. Перед поворотом только с нами свяжитесь, чтоб мы площадку у ворот расчистили. Здесь с автобусом еще с полчаса возиться.

— Хорошо, идем.

— До связи.

Идти до стройки с раненым Колей будет, конечно, непросто, но бросать друзей нельзя.

Теперь Маша. Она все ещё сидела на полу, но уже не плакала, а тихонько всхлипывала, вытирая руками слёзы. Оля подошла к ней, присела рядом на корточки.

— Маша, ты как?

— Никак, — сквозь всхлипы ответила Маша, — Я человека убила.

— Но ты же не нарочно.

— Я знаю. Ну и что? Ей как будто разница есть, нарочно, или нет.

— Маш, нельзя сейчас расклеиваться. Нам еще назад идти. Коля ранен. Мы без тебя никак.

— Все без меня никак. А со мной, как в русскую рулетку. Я — убийца, Оля. У-бий-ца! Понимаешь?

— Понимаю. Но ты хорошая. А без тебя у нас шансов намного меньше. Ты нам нужна! И всем плевать, кто ты. Мы же тебя любим!

— Правда?

— Конечно! Вставай, Маша. Пойдем.

Маша недоверчиво угукнула, снова вытерла руками лицо, и встала. Она подобрала пистолеты, что-то проверила, чем-то там щелкнула, вставила новые магазины, и сунула пистолеты в кобуры. Сняла шлем, и встряхнула головой, заставив пойти волной длинные светлые волосы. Снова надела шлем. Всхлипнула.

— Пойдем?

Оля оглянулась на родителей. Те были около сидящего в прострации Коли. Папа поймал её взгляд.

— Оль, если не торопясь, то мы его дотащим.

— Хорошо. — Оля снова взяла командование группой на себя. — Маша, мы с тобой впереди, мама и папа с Колей сзади. Дорогу я покажу. Только не быстро.

Маша кивнула.

Оля подобрала катану, приблизилась к Маше.

— Пошли.

Переступая через тела они пересекли проход, и вышли в полумрак проспект-коридора. Вопреки ожиданиям, Оля не увидела толпы мертвецов, сбегающихся на выстрелы. Проспект-коридор был пуст. На лифтовой площадке ничего не изменилось: тот же приглушенный свет, тишина и мусор под ногами.

Оля оглядывалась, стараясь держать в поле зрения все возможные направления, откуда потенциально могут напасть мертвые. Маша, к Олиному удивлению, выглядела более чем спокойно. Только тушь, размазанная вокруг глаз, напоминала о случившемся недавно взрыве эмоций. Оля толком не поняла, что случилось, и почему Маша упорно называет себя убийцей, но решила не вдаваться в подробности, и не лезть с расспросами, пока они все не доедут до деревни.

Гораздо больше её беспокоил Коля, повисший на плечах мамы и папы. Он был смертельно бледен, вроде бы в сознании, но в каком-то затуманенном. Передвигаясь, он пытался наступать на ногу с отрезанной большей частью мышцы, и если бы не поддерживающие его родители, наверняка бы падал на каждом шагу. Наверное, шок. Оля отгоняла от себя мысль, что будет, если инфекция все-таки распространится по Колиному организму. Конечно, парень периодически ведет себя как полный придурок, но во-первых, они все такие, а во-вторых, жалко же, он всё-таки хороший.

Кабина подъехавшего лифта была вся забрызгана кровью, вплоть до красных мазков на световых плафонах, но зато пуста. Олю передернуло.

— Заходите! — Маша махнула рукой Олиным родителям.

Те, таща на себе Николая, зашли в лифт. Оля за ними, и последней, спиной вперед, держа в поле зрения лифтовую, Маша.

Оля нажала на кнопку первого этажа. Её план был совсем прост: пройти по коридорам первого не к главному входу, а к одному из боковых, выходящих на Покровскую улицу ближе к стройке. Почему-то ей казалось, что так будет безопаснее.

Лифт остановился, прозвучал привычный сигнал, двери стали расходиться в стороны. В образующийся проем, клацая челюстями, всунулась голова мертвого. Стон мертвецов низким гулом ворвался в кабину лифта.

Маша выхватила «Беретту» и пальнула в упор в голову зомби. Того отбросило назад, из лифта.

— Закрывай!!!

Оля жала на кнопку закрывания дверей, створки начали сходиться, но очень медленно. В проем протиснулась рука, и стала слепо шарить по сторонам. Маша выстрелила в проем. Потом еще и ещё. Грохот выстрелов в небольшом почти закрытом пространстве бил по перепонкам. Рука скрылась, створки дверей сошлись вместе.

— Выйдем на втором и спустимся по лестнице в дальнем конце, — на ходу перекроила план Оля.

Лифт дернулся вверх, и, пройдя немного, остановился. Двери распахнулись.

— Вы вверх, вниз?

Молодая, очень приличного вида пара удивленно оглядывала выходящих из лифта. Мужчина в костюме-тройке, небрежно накинутом плаще, и шляпе держал под руку элегантно одетую даму примерно одного возраста с Олей. Два дорогих чемодана натуральной кожи стояли у ног мужчины.

— Мы выходим. — Оля чуть запнулась, встретившись взглядом с холеным мужчиной. — Не надо ехать вниз. Там на площадке очень много мертвецов. И на втором парковочном тоже.

— Кого? — иронично переспросила дама.

— Э… Зараженных. — Оля уже и забыла, что далеко не все жители города в курсе реальной ситуации.

Мужчина повернул голову, следя за вышедшей из лифта Машей. Его спутница дернула его руку.

— Очень хорошо, — произнесла она. — Нам как раз на первый парковочный.

Родители вывели из лифта Колю.

— Не надо. — Оля решила отговорить пару от самоубийственной затеи. — Внизу их очень много. А вдруг они вообще на всех нижних уровнях?

— Девушка, вы говорите чушь! — перебила её дама. — Не знаю, на каком маскараде вы были, но надо же и меру знать. Олежек, поехали!

Дама зашла в лифт. Её спутник со вздохом поднял чемоданы, и пошел вслед за ней.

— Стойте! — Оля хотела было предложить паре пойти с ними, но двери лифта уже закрылись.

— Оля, ты идешь? — привлек её внимание папин голос.

— А? Да, конечно…

Оля поравнялась с Машей. Размеренным неторопливым шагом они двинулись по проспект-коридору.

* * *

Выйдя в широкое ущелье проспект-коридора Лёха притормозил, чтоб оглядеться, и оценить обстановку. За последние полчаса ощущение алкогольного кутежа, никогда не покидавшее это место, сменилось настроением полного отвязного угара прощальной вечеринки перед концом света.

Проспект-коридор был наполнен криками, звуками музыки, звоном бьющихся стекол, и воем мертвых. Сквозняк поднимал с пола и гнал по коридору пыль, обрывки бумаги, пластиковые пакеты. По коридору, наступая на валяющийся на полу мусор, хаотично носились люди, и медленно ходили немногочисленные мертвецы.

Из дверей ближайшего клуба с воплями выскакивали чрезмерно активные, разгоряченные, а то и просто невменяемые посетители. Более-менее адекватные старались убраться подальше, остальные вели себя очень по-разному, в соответствии с одномоментными причудами своих затуманенных мозгов.

Чуть поодаль, у входа в пивную, группа молодых людей держала оборону от троих зомби. «Розочки» из разбитых бутылок никакого впечатления на мертвяков не производили, судя по изрезанным мордам зомби и продолжающейся атаке. Сбитые с ног мертвые поднимались, и снова шли ко входу в пивняк.

— Лена, держись за мной, — принял серьезный тон Лёха. Леночка кивнула.

Вытащив из-под плаща «моссберг», Лёха вышел в проспект-коридор, рассудив, что вооруженный мужик сейчас не самое захватывающее для обитателей высотки зрелище. Леночка шла рядом, приотстав на полшага.

Остановившись у пивняка, Лёха вскинул ружье, и выстрелил почти в упор в голову одного из мертвых. Тело рухнуло на землю.

— Пацаны, бейте им в голову. Или шеи сворачивайте. По-другому на них не действует.

Молодежь, не прекратившая драку при звуке выстрела, принялась бить двоих оставшихся мертвяков, на этот раз, целя в головы.

Лёха оставил им возможность самостоятельно разбираться со своими проблемами, и рванул дальше по коридору. Леночка, испуганно озираясь, шла вплотную за ним. Они быстро шагали, огибая медлительных зомби, обходя драки, и уворачиваясь от несущихся, ничего не соображающих от страха, алкоголя, а может и наркотиков, людей.

Не доходя до лифтовой площадки, Лёха понял, что пора искать обходные пути. В столпотворении у лифтов агрессивные живые долбили агрессивных мертвых, а те, в свою очередь, нападали на всё живое, до которого могли дотянуться. Вопли дерущихся разлетались дальше, чем брызги крови. Пол площадки был одной сплошной кровавой лужей.

— Лен, где тут у вас лестницы?

Леночка оглянулась по сторонам.

— Ближайшая там, — она показала пальцем в сторону одного из боковых проходов, — Спускается еще ниже парковочных.

— Хорошо, пошли.

Лёха быстрым шагом пересек проспект-коридор, нырнул в указанный Леночкой проход. И как будто попал в другую реальность. От ярко расписанных из баллончиков стен прохода отражались звуки буйства, творившегося в проспект-коридоре, но в остальном было спокойно, как на кладбище. То ли мертвяки сюда не добрались, то ли им здесь было неинтересно.

В жилом коридоре, параллельном проспект-коридору, они довольно быстро нашли выход на лестницу. Вообще, в высотках лестниц было понатыкано более чем достаточно, но использовались они мало, и, в основном, жителями нижних этажей.

Лёха поскакал вниз, перепрыгивая через ступеньку. Леночка, не отставая, бежала за ним. Миновав бесчисленное количество пролетов, они, запыхавшись, остановились перед дверью с надписью «2-й парковочный уровень». На парковке было примерно так же малолюдно и спокойно, как и в момент Лёхиного прибытия.

Их встречали четверо мертвяков, которых Лёха в последний раз видел вполне живыми. Вскинув ружьё, Лёха снес голову первому. Говорил же идиотам, в голову надо. Он выстрелил во второго. Нет, все — самые умные, старших не слушаем, мозгами не пользуемся. Приставив дуло «моссберга» ко лбу третьего, Лёха спустил курок. Четвертый приближался слишком медленно для того, чтобы тратить на него патроны. Сам виноват. Пускай теперь ходит мертвым.

Они с Леночкой добежали до джипа, быстро погрузились, и Лёха вдарил по газам, выезжая с парковки. Всё, теперь в деревню.

* * *

Полковник Воронцов стоял на мостике флагмана отдельного Липецкого авиаполка, авианесущего дирижабля «Александр Суворов». Все корабли полка, двенадцать дирижаблей, в боевом порядке шли на малой высоте к Орлу с крейсерской скоростью 160 км/ч.

В рубке стоял приглушенный деловитый звук разговоров, туда-сюда сновали члены экипажа, офицеры отдавали распоряжения и уточняли оперативную информацию по наличию личного состава, вооружению, боекомплектам, и прочим деталям. Вся активность была подчинена выполнению боевой, это в мирное-то время, и вне политических перипетий, задачи.

Во фронтальных иллюминаторах была видна проплывающая под ними земля, цепочки огней вдоль автодорог, и чуть более ярко освещенные улицы небольших поселков. Мирная картина резко контрастировала с текстом приказа, и тем делом, которое им предстояло совершить.

Воронцов знал, что со стороны Тулы к Орлу на всех парах несется железо Тульской Бронемашинной, получившей, наверное, даже более жесткий приказ, чем его полк. Но, приказ есть приказ, и его надо выполнять, несмотря на все свои сомнения и переживания.

Умение выполнять приказы было основной чертой профессиональных военных. Обсуждением занимались лишь политиканы и интеллигенты — те люди, которым в армии, а тем более в военно-воздушных силах не место. Впрочем, таким людям вообще непонятно где нужно находиться. К созидательной деятельности они не способны, никакой пользы обществу, и проку от их жизни — ноль.

Воронцов иногда даже жалел, что не поднял свой полк в 2004-м, а лишь отдал приказ о полной боевой готовности. Не факт, конечно, что его полк смог бы изменить ход истории, но если бы военные остались у власти, то страна бы продолжила свое развитие, без этих дурацких изменений курса.

А сейчас, пожалуйста! То, в угоду модернизаторам, вваливают миллиарды в космическую программу, то «зеленая» фракция проталкивает закон об охране лесов, вод и почв, на который уходят не меньшие средства, а то клика технократов вырывает кусок бюджета на развитие тяжпрома. И всё это под мудрым руководством социалистической партии. А в результате, ни одна из заявленных целей не достигнута, но средства, разумеется, освоены.

При военных такого быть не могло. Рациональные решения, адекватные поставленным задачам, и никаких глупых игр в демократию. Воронцов не понимал лишь одного. Как случилось, что народ не принял власть военных. У него было несколько мыслей на этот счет, и он даже обсуждал их с Женькой, предварительно убедившись, что их никто не слушает, но к однозначному выводу они так и не пришли.

Следует, конечно, отдать социалистам должное. При необходимости, они тоже могут принимать жесткие решения. Но адекватность этих решений часто была весьма сомнительной. Вот и сейчас, Воронцов сильно сомневался в необходимости мероприятий, обозначенных в приказе.

Однако он был военным. Его работа — выполнять приказы, какими бы они ни были.

— Товарищ полковник, боевые расчеты укомплектованы на девяносто пять процентов. Комплектность боезапаса — девяносто процентов. Запас топлива на двадцать часов. Ориентировочное время прибытия к месту выполнения задачи — сорок три минуты, — тихо отрапортовал подошедший Левченко.

— Хорошо, — ответил полковник.

Еще сорок три минуты. Сорок три минуты чистой совести.