11 октября 1952 — 12 февраля 1953

Это было в субботу 11 октября 1952 года. Во второй половине дня должно было состояться крещение моего первого сына. Утром, как обычно, я был занят на преподавательской работе; когда пришел домой к обеду, жена сообщила, что звонил из Лондона Джон Хант. Я никогда не забуду этот день из-за охватившего меня чувства нереальности. Я догадывался о значении этого звонка.

Прошло три дня, пока нам удалось наконец связаться. Мне пришлось для этого выйти из класса, где я вел урок. «Пожалуйста, займитесь немного неправильными глаголами на странице 96»,— сказал я для проформы. По междугородному телефону я услышал голос Джона: «Не смогли бы вы приехать в Лондон, Уилф, мне хотелось бы обсудить с вами кое-что по Эвересту. И во-вторых, не сможете ли вы освободиться сами для участия в экспедиции?»

Итак, как я и подозревал, это произошло, и, возможно, на меня это произвело большее впечатление, чем на других членов экспедиции. Я не ожидал ничего подобного и считал, что распрощался с высочайшими вершинами Гималаев, собирался летом посетить Италию и закончить книгу о некоторых итальянских путешественниках XIX века. Кроме того, я не был уверен в своей спортивной форме. Однако теперь в мои планы вторглось нечто совершенно новое. Конечно, я свободен в выборе, да, но какой же может быть ответ, помимо согласия?

Я ответил Джону, что вряд ли кто-либо, кроме него, смог бы убедить меня, что я «свободен» от всяких обязательств и смогу принять участие в экспедиции на Эверест. Однако, когда официальное письмо от секретаря Гималайского Комитета Базиля Гудфеллоу легло ко мне на стол, мы оба с женой почувствовали в эту минуту, что это скорее неизбежный, чем счастливый случай, обстоятельство, влекущее в неизвестное, к новой жизни. Я должен ехать, потому что... потому что я должен. Так же как Эверест должен быть побежден.

Таким образом, все казалось мне несколько нереальным, когда я 17 ноября входил в одну из комнат Королевского Географического Общества и подходил к большому, покрытому сукном столу, по краям которого были разложены листы с повесткой дня и остро очинённые карандаши. В комнате толпился народ. Мы были представлены друг другу (некоторые из присутствовавших успели подружиться ещё во время экспедиции на Чо-Ойу) и заняли свои места. В последующие два часа в комнате царили мир и табачный дым. Два часа Джон Хант руководил обсуждением вопросов, касающихся организации экспедиции, снаряжения, денежных средств, диеты, дюралевых лестниц, радиостанции и множества других вещей. Мы были заняты, как на коллегии министерства.

Время от времени я отвлекался, чтобы разглядеть развешенные на стене фотоснимки вершины. Это было нужно мне, чтобы поверить, что мы, обыкновенные люди, одетые сейчас в обычные костюмы, доберемся когда-нибудь до тех мест, где швейцарцы, возможно, уже сейчас ползут по головокружительным скалам. И мне было страшновато сталкиваться впервые с людьми, с которыми вскоре предстояло прожить пять месяцев в тесных палатках в самых различных условиях. Моего воображения не хватало, когда я пытался представить себе швейцарцев, этих людей со стальными нервами и мышцами, лежащими скорчившись под ударами ветра, с немеющими от холода руками и ногами. Я взглянул на свои руки, торчащие из свитера,— совершенно обычные руки, которые мерзнут уже при лондонской ноябрьской прохладе. Мне было интересно, может ли какое-либо медицинское исследование действительно определить мою пригодность к высотным восхождениям? Ибо осматривающий нас лорд Ходэр с доброжелательностью сообщил мне, что он не видит причины для моего «отвода». А может быть, просто считается, что духовное начало в состоянии преодолеть все не отмеченные медицинским диагнозом трудности? Да, по-видимому, это так. Я плохо переношу холод, но на Эвересте я не должен его чувствовать.

Мои размышления прервал голос Джона Ханта: «Сможете ли Вы помочь при отправке грузов?» Я ловко скосил глаза на повестку дня. Мы дошли до раздела «Обязанности в горах». «Да, охотно»,— ответил я.

С литературной стороной все в порядке. Я с этим справлюсь. А что ещё? Каждый имел по крайней мере две обязанности. Я необдуманно вызвался помогать в упаковке. Кто-нибудь, наверное, имел какие-то соображения по этому вопросу. А относится ли ко мне снаряжение? Увы, думал я, как мало они меня знают. Я представил себе возможное выражение лица Тома Бурдиллона, когда он в безоблачный день среди трещин вдруг обнаружит, что моя рассеянная особа забыла упаковать глетчерную мазь.

Мы перешли в другую комнату, где с нас были сняты мерки для обуви, кислородных масок и одежды. Затем был чай, предложенный женой Джона — Джой Хант. Она отлично управляла вверенной ей областью — кулинарией.

 

Подготовка и упаковка

На этом этапе никто ещё не знал, чем кончилась швейцарская осенняя попытка восхождения на Эверест. Бремя этой неопределённости тяжелее всего сказывалось на Джоне, однако оно затрагивало и всех нас. Мы не могли без волнения читать сообщения, напечатанные во многих газетах, о том, что швейцарцы заночевали в пятидесяти метрах от вершины, хотя разум отказывался верить этому. А что, если они добьются успеха? Некоторые из нас склонялись к тому, чтобы предпринять тогда попытку второго восхождения, считая, что мы должны действовать независимо. Такое рассуждение казалось мне нелогичным, ибо тогда мы не должны были бы использовать опыт швейцарцев. Другие считали, что следовало бы в этом случае выбрать другой объект. Однако, если экспедиция должна направиться к другой вершине, как это правильно решил Гималайский комитет, трудно будет обеспечить финансирование. Слово «Эверест» завораживает. Возвратясь как-то вечером домой, я прочел в газете заголовок «Его мечтой был Эверест». Какой-то подросток утонул в Эвоне, и было сочтено, что в заголовке отражена вся стоящая внимания информация о нём.

Кангченджанга, которая по предложению Джона была принята Комитетом на случай, если швейцарцам будет сопутствовать успех на Эвересте, не обладала таким же волшебным действием, и поэтому нельзя было надеяться на поступление достаточных средств от газет и из частных источников. Ожидание было весьма тягостным: всё, что я смог придумать для себя,— это путешествовать вокруг дома с рюкзаком, набитым кирпичами, в качестве подготовки к перетаскиванию кислородных аппаратов.

Конец недели, начиная с 6 декабря, Джок Хант, Чарлз Уайли, Грегори и Пью провели в Швейцарии, на перевале Юнгфрауиох (3478 м), испытывая оборудование, образцы которого были предоставлены различными фирмами: палатки, спальные мешки, белье, обувь. Большие рюкзаки для шерпов с надписью «Английская экспедиция на Эверест 1953 г.» могли бы дать повод к вежливым усмешкам, если бы в то время пришла весть о победе швейцарцев. Но мы узнали об их отступлении, и всё было, следовательно, в порядке. 10 декабря фирмам было сообщено, что они могут приступить к изготовлению снаряжения, причем срок поставки был оговорен немногим более месяца. Теплоход отчаливал 12 февраля, и упаковка снаряжения должна была начаться в Уэппинге в середине января.

15 декабря ответственный за продовольствие Чарлз Эванс и я впервые встретились со Стюартом Вейном, руководившим упаковкой снаряжения. Мы сидели в маленькой конторе на верхнем этаже, рядом с большим помещением, где должны были производиться работы по упаковке. Восхитительные запахи доходили до нас снизу, из склада. Вскоре грузы начнут прибывать из различных районов Англии, из Франции и Швейцарии. Они должны быть рассортированы и упакованы по трем категориям: грузы, подлежащие распаковке в Катманду, помечены черной полосой; в Базовом лагере — красными и желтыми полосами и, наконец, в Передовом Базовом лагере (6460 м) — без полосы. Имелась в виду и четвертая категория — грузы, которые будут распакованы на Южном Седле. Но кто мог себе тогда представить, что именно понадобится «им» для завершающей атаки? С общего согласия четвёртая категория была отставлена.

Затем мы принялись сортировать остальное по секциям, насколько это позволяла проведённая нами неполная и неточная инвентаризация: альпинистское снаряжение, нагревательные приборы, лестницы для преодоления трещин, различные детали, конструкции, палатки, радиостанции, медицинское и физиологическое оборудование, фотооборудование и материалы, продукты питания, кислород и все прочее. Кроме того, возникало множество вопросов: сколько палаток понадобится во время подходов? Сколько пар рукавиц ниже Передового Базового лагеря? Сколько верёвок для организации перил? На некоторые вопросы можно было ответить на основании опыта экспедиции на Чо-Ойу и швейцарских попыток восхождения на Эверест. Об ответах на остальные вопросы приходилось только догадываться. Каждый из нас трудился в порученной ему области; не отставали и помощники. Как до, так и после нашего отъезда неутомимо работал Эмлин Джонс. К моему великому счастью, снаряжение привели в порядок в основном Джек Тэнер, Джон Джексон, Хемиш Никол и Энтони Рауликсон. Том Бурдиллон был целиком занят кислородом, Джордж Бенд изучал радиостанции, Майкл Уэстмекотт копался в палатках, Грифф Пью — в продуктах и т. д. Считалось, что каждый составит какой-то окончательный список, однако эти списки были только черновыми.

Во время поездки в Уэльс, в начале января, мы с Чарлзом Эвансом проработали вечер над внесением дальнейших уточнений, составляя список грузов, упакованных по весу: 25 килограммов вплоть до Базового лагеря и 18 килограммов для Передового Базового лагеря. Должен сказать, что это было сделано по инициативе Чарлза; я в основном лишь слушал его, восхищаясь его квалификацией и пытаясь вставлять замечания, которые, надеялся, не слишком выдавали мою неопытность. Возьмем для примера груз из секции «Альпинистское снаряжение», состоящий из 13 наименований, и мы увидим, как ящик в конце концов превращается в груз для носильщика:

№ 5: Фанерный ящик с водонепроницаемой обшивкой, содержащий:

11 банок со средством от солнечных ожогов «Скрин» — 3140 граммов;

2 банки с таким же средством — 113 граммов;

Листки с инструкцией по применению вышеуказанного средства;

155 метров нейлонового шнура;

14 ледниковых фонарей (со свечами);

8 компасов;

2 катушки лейкопластыря;

61 свечу для фонарей (на два часа горения);

2 бинокля военного образца;

2 барометра-анероида в кожаных футлярах;

3 компаса в кожаных футлярах;

1 теодолит в кожаном футляре;

2 альтиметра;

Общий вес — 28,3 килограмма.

В тревоге и волнении, с карандашом в руках мы производили бесконечные расчёты. В спокойном морозном воздухе Сноудона я смотрел вверх, на горы, покрытые снегом и бледно мерцающие в свете звезд, и снова думал о бурях и холоде, неизмеримо большем холоде, чем тот, искажавший и смягчавший знакомые очертания, от которого я сейчас дрожал. Сравнивать крошечный Сноудон с Эверестом кажется абсурдным, однако можно рассматривать Сноудон как некогда великого и ныне впавшего в ничтожество предка. Когда вершина Эвереста только начинала появляться из моря, Сноудон гордо возвышался на пьедестале, от которого теперь остались лишь жалкие крохи. И сейчас он лежит, погруженный в грезы об этом прошлом, наблюдая за ничтожными существами, собирающимися карабкаться на склоны его гигантского потомка. Тут я вспомнил, что пора ехать.

Вскоре я встретил Чарлза. Это снова произошло во мраке лондонского января. Мы влезли вместе в тесное, сырое метро, идущее в Уэппинг. Осмотрели грузы, уже собранные в обширном помещении четвертого этажа. Откуда нам знать, сколько именно должно было весить каждое место? Имело ли значение то, что некоторые детали, например рукавицы, упакованы в различные ящики? Какие ящики, подобно ящику с нагревательными приборами, должны в будущем открываться и закрываться, а какие могут быть забиты? Сколько спальных мешков понадобится каждому на ледопаде? Должна ли винтовка перевозиться отдельно и как быть с двухдюймовым минометом? Это могучее оружие ввиду ужаса, который оно вызывало в Управлении британских железных дорог, было изолировано и отдыхало, как ему полагалось, в Вулвичском арсенале.

Тем временем припасы начали прибывать. Многие фирмы с щедростью предоставляли их даром, однако это создавало таможенные затруднения. О боже! Каково быть организатором! Взглянув на список вещей, на сваленные в кучу на полу ящики, я пришел в восхищение от способностей Стюарта Вейна. Он был, по-видимому, совершенно уверен, что ему удастся распихать свое хозяйство по соответствующим ящикам. Мне же казалось, что этому хозяйству суждено всегда валяться разбросанным по пыльному полу.

 

Испытание кислородных аппаратов в Уэльсе

Затем имела место интересная интермедия: испытание кислородных приборов в Северном Уэльсе. Мы встретились в Хилайге, в горном приюте альпинистского клуба, утром 18 января и при блестящей погоде потратили этот день и следующий за ним, испытывая различные кислородные аппараты. Том Бурдиллон и Джордж Бенд в необычайно теплое утро мучились, пробуя в Сноудоне аппараты с замкнутой циркуляцией. Я не хотел бы раньше времени вдаваться в описание этих систем. Вкратце для людей, мало знакомых с техникой, можно сказать, что принципиальное отличие аппаратов, по-видимому, состоит в том, что в обычном аппарате с открытой циркуляцией (применявшемся в предшествующих экспедициях) выдыхаемый воздух теряется, в то время как в аппарате Тома с замкнутой циркуляцией он направляется в сосуд с натронной известью и здесь благодаря одному из чудес науки возвращается к Вам в виде кислорода. Маска должна облегать лицо весьма плотно. Это не всегда приятно, особенно в жаркий день.

Вечером приют Хилайг преобразился. Станки для рюкзаков загромождали пол, баллоны, электрофонарики и лампочки «боролись за место под солнцем» с большим чайником.

20-го мы примеряли нашу одежду и восхищались видом своих персон, облачённых в шикарные кожаные рукавицы. 27-го, перед приемом в Королевском Географическом обществе, прибыло много гостей для осмотра снаряжения. У искусно расставленных ящиков и пакетов не было и следа перенесенных ими тяжелых испытаний. Весьма легкие и изящные вещи: зеленые одеяла на гагачьем пуху, груда чрезвычайно легких алюминиевых тарелок и кастрюль, разноцветные флажки и секции дюралевой лестницы, небрежно прислоненные к стене. При мысли о том, что все это — результат работы тысяч людей в трех разных странах — предназначено нам, я почувствовал свое ничтожество.

Затем фотографировали нашу провизию, ряды темных ящиков, содержимое которых создавало в уме фантастическую картину колоссального количества аппетитных вещей, идущих на усладу многих голодных альпинистов. Когда я впервые попал на этот этаж, то подумал, что мне предстоит питаться исключительно зеленым горошком, ибо громадная партия его занимала, казалось, все помещение. В действительности оказалось, что наши ящики стоят более скромно в стороне, в одном углу. Здесь были рационы армейского типа для походов, ящики с напитками и случайная бутылка с острой приправой, высовывающаяся из ящика «люкс». Всё это было проверено и одобрено нашими друзьями.

Дело в том, что для меня чувству нереальности в значительной мере содействовало оказываемое нам всеобщее внимание. Никто сказавший «да» экспедиции на Эверест не может представить себя в роли диктора, артиста телевидения, даже звезды экрана. Однако в определенном смысле мы исполняли все эти роли. И эта «слава», как назвали бы её французы, продолжала идти за нами, хотя, казалось, не имела ничего общего с работой, заключающейся в перестановке ног на гранитных скалах. Более того, в каждом из нас живёт бесёнок, которому нравятся подобные удачи, который шепчет: «Наслаждайся кратким мигом счастья, пока светит солнце, пока не накроют тебя грозовые тучи».

Наша работа все же продолжалась непрерывно, несмотря на упомянутые отвлечения и терроризирующие маневры прессы, гоняющейся за интервью (будучи связанными контрактом с «Таймсом», мы пребывали в настоящем страхе — невольно нарушить его и потерять право на его щедрую финансовую поддержку). В середине января каждый из нас заканчивал порученные ему дела. Наступила торжественная минута, когда мы увидели, как последние наборы входили в предназначенные им ящики или мешки и направлялись на взвешивание. Каждое место было готово к отправке на теплоходе «Стреседен».

Кроме физической подготовки приходилось также многое планировать и обдумывать. Недаром Джон трудился четыре года, разрабатывая различные планы. Его труд в качестве руководителя и труд Чарлза Уайли в качестве организационного секретаря составляли ядро всей работы, и было бы слишком сложно перечислить, что они сделали. На их долю в эти дни пришлись наибольшая ответственность и самые тяжелые обязанности. Однако помимо академических теорий приходилось хладнокровно учитывать усилия, которые потребуются для восходителей; изучать фотографии стены Лхоцзе, чтобы решить, возможно ли организовать на ней два лагеря; определить, сколько грузов, переносимых сколькими носильщиками, потребуется для скольких ночей на Южном Седле — месте, которое в прошлом году швейцарские альпинисты охарактеризовали как «пахнущее смертью». И наконец, нужно было, чтобы Джон и Чарлз Эванс сами совершили кратковременную поездку в Швейцарию. В Цюрихе швейцарцы любезно поделились своим опытом, показали фотоснимки и высказали свои соображения. То, что восхождение на Эверест совершается на плечах предшествующих восходителей, полностью соответствует истине, и поэтому Джон был полон решимости поступить столь же благородно с французами, которые в случае нашей неудачи собирались штурмовать вершину на следующий год.

Последние дни напоминали настоящее столпотворение. В это время мы приступили к устройству своих личных дел, прежде всего надо было позаботиться о семье. Затем поступило неприятное известие, что у Джона обнаружили полостную инфекцию и ему придется перенести небольшую операцию, в связи с чем он присоединится к основной партии несколько позднее. Чарлз Уайли, Майк Уорд, Джордж Бенд, Майкл Уэстмекотт, Том Стобарт (кинофотооператор) и я должны были плыть морем. Мне было поручено управлять перевозкой багажа по Индии. Чарлз Эванс и Грег улетали на «Комете» в качестве передового отряда; Том Бурдиллон, занятый в последнюю минуту кислородной аппаратурой, должен был лететь позднее, так же как Джон и Грифф Пью (физиолог). Эд Хиллари собирался лететь прямо из Новой Зеландии, потратив последние дни на прощание со своими пчёлами. Наконец, Джордж Лоу хотел присоединиться к нам в Бомбее, куда его теплоход приходил неделей раньше нашего.

Пришлось и мне готовиться к поездке. Сколько зубной пасты понадобится на пять месяцев? Как скоро моя семья переедет из Хиндхида в Хисуэлл? К этому времени я прекратил свою педагогическую работу; для меня было большим облегчением, что я не был более обязан писать на классной доске какие-то символы, которые в этот момент ничего для меня не означали. Посещение зубного врача, прививки, барокамера в Фернбороу, дикторы, телевидение, друзья, вплоть до прослушивания курса по починке обуви,— всё это с поразительной внезапностью осталось позади. Так или иначе я чувствовал себя вполне «нормально» доведенным примерно до полусмерти, когда во второй половине 12 февраля мы поднялись на борт «Стреседена», повернувшись в последний момент лицом к журналистам и телекамерам, сказали «прощай» и обратили наши взоры к открытому морю.