Франциск слышал, как быстро и гулко колотится его сердце. Он сглотнул вставший в горле комок. Не помогло. Из глубины живота подкатил второй, а когда мальчик сглотнул и его, поднялся третий. И Франц понял, что страх не исчезнет.

Его колени подрагивали, когда он вслушивался в мертвую тишину. Там, в неизвестном зале, выложенном темно-красной узорчатой плиткой, было тихо.

Слишком тихо.

А когда бывает чересчур тихо, это не просто тишина.

Это чье-то молчание.

– Пошел.

Темноглазый стражник стукнул древком копья по плечу Франциска. Но голос хризалиды теперь звучал гораздо тише. Чтобы не спугнуть чью-то тишину?

Близнецы вошли в большую, окутанную багровыми сумерками пещеру. Стены уходили далеко по правую и левую руку и лишь смутно угадывались во тьме. Каменные колонны тускло и влажно блестели в сиянии светильников. Напротив входа, у дальней стены виднелось возвышение с троном, к которому вели ступени. Трон был багрово-красный и походил на зуб, вырванный из каменной полости пещеры. Подлокотники все в щербинах и сколах, высокую спинку венчал частокол острых камней.

У подножия трона стоял какой-то предмет, в половину человеческого роста, покрытый кроваво-красным бархатом.

В центре пещеры, на пути от входа к трону, в полу тускло поблескивал золотистый металлический люк, напоминающий канализационный, только украшенный странными символами и письменами.

Стражники были явно удивлены, что Хранителя Лжи нет в его пещере. Они замерли по обе стороны от ребят, вскинув копья, и уставились на трон.

С него смотрела пустота.

Чем больше Франциск глядел на трон, тем глубже страх проникал в сердце. От этого молчания – невыносимого молчания – и сгустившегося в краях пещеры мрака, от пугающей пустоты мир расплывался перед глазами, и Францу чудилось, что он проваливается в глубокий колодец. Тонет в черной бездне.

Воздух сдавливал горло.

Тьма дышала в затылок Францу, и ему казалось, так пройдет целая вечность. Он хотел уже шагнуть к Филиппу и взять его за руку, но тут издалека донесся негромкий звук. Это напомнило мальчику шуршание насекомого, которое сбежало из банки, заползло под обои и теперь копошится там, скребет лапками, ворочается чешуйчатым телом.

Хризалиды, казалось, затаили дыхание, и пещера погрузилось в еще более гулкое безмолвие, в котором слышалось лишь далекое, медленно приближающееся поскрипывание.

Франциск повертел головой, пытаясь определить источник звука. В дальнем углу, при свете висящих на колоннах светильников, в стене обозначилось круглое отверстие, полное тьмы. Из него и доносились приближающиеся шуршащие шаги. От этих звуков, разлетающихся долгим гулким эхом, волоски на руках Франца встали дыбом.

Вскоре на полу выросла огромная тень, медленно переступавшая длинными угловатыми ногами, над которыми колыхалось горизонтально вытянутое тело. А еще через секунду из туннеля показалась длинная, узкая конечность, покрытая твердым хитином. Она опустилась на плитку, скребанув по ней мощными костяными выростами, которые покрывали ногу гигантского насекомого, точно зубцы – пилу. Следом за первой конечностью показалась вторая. Потом – длинные усы.

Из туннеля выползало гигантское – выше человека – насекомое. Его треугольная башка, чуть не зацепившая сталактиты, с выпуклыми, как шары, глазами, была просто громадной.

Франциск похолодел, поняв, что это за существо.

В пещеру вползал исполинский богомол.

Шагая на шести длинных зубчатых лапах – по три с каждой стороны тела, – богомол тянул из туннеля бледно-зеленое, точно больная листва, брюхо. Толстый живот, провисающий до самой земли, покрывала хитиновая чешуя. За спиной виднелись жесткие крылья.

Ударами древка темноглазый стражник заставил мальчиков встать на колени. Сами же хризалиды преклонили одно колено.

Жвалы гигантского богомола задвигались, и раздался скрежещущий, но вполне различимый голос:

– Да будет ночь-с-с-с…

Громкий свист пронесся по пещере, отлетая эхом от стен. Пламя в светильниках всколыхнулось. Тени задрожали.

– Повторите! – прорычал стражник братьям, и хозяину пещеры ответил нестройный хор трех голосов:

– Да будет ночь…

– А-а-ахс, – проскрипел Богомол, уставившись на голубоглазого хризалиду. Лишенный языка, тот не мог поздороваться, и, изобразив вполне искреннее мучение, глухо ударился лбом об пол. Богомол казался удовлетворенным – Франц и сам не знал, как смог это понять, ведь на хитиновых «лицах» насекомых не отражаются эмоции.

Впрочем, этот Богомол был иным.

Разумным.

И очень опасным.

Подтягивая жирное бледное пузо, Богомол двинулся вперед, и падающая от него тень накрыла мальчиков и хризалид целиком.

– Я вас-с с-слушаю.

Темноглазый стражник встал и прижал руку к своему часто пульсирующему сердцу:

– О Хранитель Лжи, да будет тень ваша бесконечна! Эти двое лживых людишек явились к королю Лиану, требуя, чтобы их проводили к вам…

Странно было видеть, как со злобного стражника слетела вся спесь и он мигом превратился в угодливого лакея. Казалось, если Богомол позволит, хризалида бросится целовать его уродливые хитиновые лапы.

– Ах-х-хс, – проскрежетал Богомол, вперив бледные глазищи в мальчишек. – Я з-з-знал, что они придут. Они вс-сегда приходят с-сюда… – В его голосе слышалась то ли насмешка, то ли возмущение. А может, предвкушение. – С-с-стало быть, вы пришли с-с-сюда по Стезе, маленькие лгуны?

Франциск затрясся, а Филипп, смертельно бледный, неотрывно смотрел остекленевшими глазами на чудовищного Богомола и, казалось, был готов упасть в обморок.

Хранитель Лжи неторопливо пополз к своему трону, подтягивая за собой мерзкое бледное брюхо.

– Ес-сли вы пришли с-снять первую печать, – проскрежетал он жвалами, – то наверняка знаете, что будет с-с-с вами, когда вы не сможете пройти ис-спытание!

Темноглазый стражник широко оскалился и высунул липкий язык, с насмешкой глядя то на Франциска, то на Филиппа.

Богомол остановился у трона. Развернул башку и глянул на близнецов.

– Ну-с, я жду ответа, маленькие лжец-сы.

– Отвечай!

Стражник стукнул Франца древком.

– Нет, – выдохнул Франц.

Стражник возмущенно заклекотал, прошипел:

– Нет, Хранитель! – и подкрепил эти слова таким тычком в спину мальчика, что тот чуть не упал.

– Н-нет, Хранитель, – ответил Франц чуть громче.

Богомол раздвинул ужасающие жвалы – расплылся в хищной улыбке.

– Вы заключили договор с Кризалис-с-сом, маленькие глупые лжец-сы. Да будет так. Но вы не пройдете дальше. О нет, не пройдете! Ваши кос-сточки побелеют и покроютс-ся трещинами, после того как пролежат на этих камнях с-сотню лет. А потом рассыплютс-ся прахом, и Эмпирей разнес-сет его по вс-сей Полуночи. Вот что вас ждет, маленькие лжец-сы…

Франциск содрогнулся и обхватил себя руками.

– Мертвый Принц-с давным-давно с-сделал меня с-стражем первой печати. Он знает: мимо меня не прос-с-скользнет ни один жалкий живой человечишка. Ибо из всех с-существ мира самое лживое – человек. Я вижу вас-с-с насквозь, и пус-сть вы еще личинки, даже не успев превратитьс-ся в имаго, вы уже нахватались лжи. Позволили неправде опутать свои сердца. Вы лгали. Вы много, много лгали, маленькие глупц-сы, и ложь успела вс-с-спухнуть в вашем нутре черными бобами. Она пус-стила в вас-с корни, оплела ваши маленькие с-сердца, а вы что делаете? Продолжаете удобрять побеги лжи каждый день и каждую ночь-с.

Богомол поднял переднюю ногу, чуть помедлил, а потом провел острым шипом по глиняной плитке. Раздался леденящий душу скрип. Франца пробил холодный пот, а Филипп съежился и вжал голову в плечи.

Слова Богомола, казалось, проникли в самое сердце Франца, и действительно на какой-то миг ему показалось, что они лишь маленькие, насквозь испорченные дети. Все моменты, когда мальчик врал кому бы то ни было, возникли в его памяти ясно и живо, будто это было лишь мгновение назад.

– Пус-сть вы маленькие личинки, я должен с-судить каждого, кто позволил опутать себя плетями лжи. Каждому да воздастся награда за правду и наказание за обман. Я – Хранитель Лжи! Тот, кто вершит правос-с-судие!

Темноглазый хризалида восторженно пискнул, упал на колени, чуть не выронив копье, и закричал:

– Да будет ночь! Да будет Истина! Да будут чисты наши сердца!

Богомол довольно задвигал жвалами.

– Чтобы открыть печать, вы должны пройти мое ис-с-спытание. Пройдете – я позволю вам с-следовать дальше по С-Стезе. А ес-сли нет…

Богомол шагнул к высокому предмету, накрытому алой тканью, подцепил уголок накидки крючковатой конечностью и потянул. Под накидкой оказались гигантские песочные часы. Блестело золото, блестело стекло, блестело множество глаз в нижней половине часов, а на самом дне багрово поблескивала кровь.

– Вот оно, мое подношение на Лжедень, – проскрежетал Богомол. – Я храню их ложь здесь, а сердца… Сердца их уже познали Истину. Ес-сли не пройдете ис-спытание, я заберу ваши глаза, маленькие лжец-сы!

«Нет!» – вскрикнул про себя Франциск. В голове потемнело, мальчик задыхался от ужаса, ему казалось, сердце сейчас выскочит из груди, и он не мог оторвать взгляда от ужасных песочных часов.

– Подойдите с-с-сюда! – приказал Хранитель Лжи.

Франц не сразу понял, что ему сказали. Темноглазый стражник схватил его за шиворот, приподнял и пинком направил к Богомолу, а затем потащил на середину пещеры Филиппа. Теперь Хранитель Лжи возвышался прямо над мальчиками, глядя с постамента, исполинский и кошмарный.

– Итак, тому, кто прис-ступит к испытанию, придется хорошенько потрудитьс-с-ся, да… А второй ос-с-станется у меня, пока первый ищет ответ. Интересно, кто будет проявлять с-силу ума, а кто вс-станет на жертвенник?

«На жертвенник…» – повторило эхо в голове Франциска. Он взглянул на брата – близнец стоял бледный, пошатывающийся от страха и от усталости. Франц разлепил сухие губы, собираясь с силами, чтобы вызваться, но…

– Я встану.

Филипп сказал это, даже не повернув головы, будто Франца не существовало.

Богомол затрясся, из жвал вылетел скрежет вперемешку с хохотом.

– А ты, оказывается, еще и трус-с-сливый лжец-с, – сказал он Францу. – Вот кто ты, личинка человека. Это говорю тебе я – тот, кто ведает правду.

Франциск почувствовал, как земля уходит из-под ног.

«Нет! Эта тварь сама лжет! Я хотел! И вовсе не боялся! Я бы…»

И все-таки в глубине души мальчик понимал: это правда. Он боялся. Даже ради спасения брата он боялся встать на жертвенник, хотя любил Филиппа – единственного из всех на целом свете.

Всех других.

Исключая себя.

– Я встану на жертвенник, – повторил Филипп.

Он всегда был таким. Всегда – хоть и младший, хоть и второй, хоть и слабый. Но внутри – сильный. Именно Филипп забирал боль Франциска. Не наоборот. Франц не умел. А Филипп – да. Только он мог принять ужасную правду, сказанную доктором. Принять как есть. И волновался Филипп не о себе, а о том, чтобы старший брат пережил горе.

Франциску стало тошно и больно.

– Нет, маленький лжец-с, – усмехнулся Богомол. – В Пещере Правды никогда не будет по-вашему, ибо вы не ведаете истины. Вашу судьбу решит закон. Достань лунар!

Богомол кивнул темноглазому стражнику, и тот с рвением бросился к нему – наконец-то он был полезен любимому хозяину! Хризалида подлетел к накидке, покопался в ней и вытащил блестящую монету.

– Вот он! – хихикнул он. – Вот!

Одна сторона монеты была золотой, с изображением полной луны, а обратная – серебряной, с рогатым месяцем.

– Итак, с-старший брат – золото, младший – с-с-серебро.

Стражник подбросил лунар, и монета, яростно засверкав, прокрутилась в воздухе и упала на пол.

Золото.

Полная луна.

Франциск.

– Так желает Истина, – просвистел Богомол.

Францу показалось, что Богомол знал – будет именно так.

– С-с-сюда, с-старший лжец-с.

Одна из ног выдвинулась, скрипнув по полу, и указала Францу, куда идти. Темно-красная плитка по всему залу была покрыта рисунками: кольцо, из которого отходила длинная линия, оканчивающаяся тем или иным знаком. Франц видел на концах линий крылья, цветы, сердца, месяцы… Богомол же указывал на большое изображение песочных часов, заключенных в круг.

Когда Франц на подгибающихся ногах подошел ближе, Богомол вытянул зубчатую уродливую лапищу и подтолкнул мальчика на жертвенник.

Франц задохнулся окутавшей его тьмой. Стало тяжело дышать. Страх сдавил горло. Ужас накрыл с головой, и мальчик на секунду потерял над собой контроль. Перед глазами вдруг возникла темная дверь, но тут же исчезла. Он вновь стоял в зале, гигантская лапа Богомола лежала на его плече, и мальчик чувствовал впивающиеся в кожу жесткие зубцы – каждый длиной с мизинец.

– Время ис-с-спытания!

Лапа перестала нажимать на плечо Франца: Богомол указал на золотой люк.

– Иди туда, младший лжец-с.

Франц поднял голову и наконец встретился взглядом с Филиппом. Потом младший близнец отвел глаза и, шатаясь, подошел к указанному месту.

– Перед тобой печать, закрытая з-з-замком-с.

Вдруг громко щелкнуло.

В щите отодвинулась пластина, открывая черное отверстие-скважину.

– Ты должен отгадать з-загадку, найти верный ключ и ус-с-спеть открыть замок. А ес-сли ошибешьс-ся, я вырву у твоего брата глаз-з-з-а.

Франциск обмер. Ледяная тьма окатила его с головы до ног, паника сдавила горло.

Темноглазый стражник потирал ладони, второй же – немой – тревожно поглядывал то на одного брата, то на другого.

– Итак, час-с-с настал!

По залу метнулась тень, всколыхнув пламя светильников. Богомол вскинул над Францем лапу с жуткими песочными часами, и глаза в них заколыхались.

– У тебя вс-сего минута. Готов?

Филипп, оцепеневший, с широко распахнутыми от страха глазами, ничего не мог ответить. Но этого и не требовалось. Рисунки на глиняных плитках засветились, вдруг полезли вверх и в стороны, выпячивая тускло блестящие бока. Длинные ключи – а это были именно они, догадался Франц – становились объемными прямо на глазах.

Франц уставился на те, которые выросли из пола возле жертвенника.

Ключи были металлическими, длиной в две ладони. С одной стороны стержень венчало кольцо, а с другой была бородка в виде звезды, кометы, креста, мотылька…

– Пос-смотри вокруг с-себя, маленький лжец-с. Тебе нужно выбрать единс-ственно верный из этого множес-с-ства…

Ключи росли, тихонько позвякивая и дзинькая, когда наконец выпрыгивали из пола целиком. Скоро вокруг Богомола и Филиппа весь пол был усыпан длинными поблескивающими ключами.

В зале повисла тревожная тишина.

– А теперь – загадка!

Мой вопрос-с: кто он? Время пошло!

Хранитель Лжи перевернул свои ужасные часы. Наполнявшие стеклянную половину глаза посыпались вниз, к узкому отверстию, по стенкам заструилась кровь, капая на дно…

И вдруг туда упал первый глаз. Раздался мерзкий хлюпающий звук, и Франциск вздрогнул от отвращения и ужаса.

– С-скорей, – прошелестел Богомол. – Время идет, младший лжец-с… Время твоего близнец-с-са!

Филипп стоял возле печати. Лицо – белое как полотно. Распахнутые глаза смотрели в пустоту. Он отчаянно, ожесточенно думал.

«Давай, Филипп! Давай!» – взмолился Франциск.

«Ему подвластно нечто, что обгоняет птицу, и ветер, и зарницы…»

Ветер.

Перед глазами встал Калике – монстр с лунными глазами, рогами и крыльями за спиной. Калике – ветер. Что же быстрее его? Быстрее ветра? И кто его хозяин? Хозяином Каликса был Мертвый Принц…

Но…

Ответ явно не «ветер».

Что же это, что?!

– Время уходитс-с-с…

Уже почти половина глаз ссыпалась на дно часов. Филипп вдруг вздрогнул, упал на колени, схватил один ключ, отбросил с громким звоном, поднял другой. Он искал ответ среди множества ключей с бородками в виде звезды, восьмерки, паука, шляпы, руки…

У Франциска все поплыло перед глазами, пол зашатался, светильники смешались в одно золотистое неверное сияние… И среди этого сияния мелькнул проблеск чего-то ярко-голубого.

Франциск моргнул.

Туман рассеялся.

Немой стражник пристально смотрел на мальчика ярко-голубыми глазами.

Филипп ползал по полу, шумно дыша. Его пальцы натыкались на острые грани бородок, он вскрикивал от боли, но продолжал искать ответ на вопрос…

А Франц, кажется, уже знал.

Кровавый рисунок на его руке.

Филипп схватил какой-то ключ, бросился к печати, но вдруг остановился, будто налетел на невидимую стену. Младший брат не был уверен, что ему повезет. А если он ошибется…

«Что это значит?! – судорожно соображал Франц. – Елка? Дерево? Но при чем тут ветер, хозяин и…»

И вдруг Франц понял. Нет, это не дерево! Ведь у «елочки» не было главного – ствола. Короткая черта, от середины которой отходили две черточки, а от нижнего конца еще две.

Это походило скорее на звезду с опущенными лучами.

Или…

– ЧЕЛОВЕК! – заорал Франциск. – ФИЛИПП, ЭТО ЧЕЛОВЕК!

Богомол зашипел, и мальчик взвыл от боли, когда цепкая лапа с размаху опустилась на его плечо. Глаза младшего брата вспыхнули пониманием и голубыми огоньками. Он ринулся к одному из ключей, которые только что отшвыривал прочь, схватил его и, спотыкаясь, бросился к люку.

Время в часах заканчивалось.

– Давай, Фи-и-ил!

Трясущимися руками Филипп вставил тяжелый ключ в скважину, и тот вошел четко, провалившись по самый стержень.

– Поворачивай!

Всего несколько глаз.

Вот упал один.

Другой.

– Давай, Филипп! Давай! – истошно орал Франциск, пока брат, налегая всем телом, пытался провернуть гигантский ключ в скважине. – Давай же!

Сквозь узкое горлышко проскользнул еще один глаз. И когда он с жутким хлюпом упал в кучу других, раздался щелчок.

Сначала Франц не понял, действительно ли услышал тот самый звук.

Его трясло и мутило, лапы Богомола сдавливали грудь, будто железный обруч – разбухшую от дождя бочку.

Франц задыхался.

От ужаса.

Больной цепкой хватки.

Надежды.

– С-с-с-с… – просвистел Богомол.

Что это значило?

Филипп стоял к ним спиной. Сквозь навернувшиеся слезы Франциск видел, что его рубашка порвалась на локте и белая ткань постепенно становилась красной.

Плечи брата подрагивали.

Он смотрел на печать.

Получилось?

Раздался металлический лязг: печать дрогнула и приподнялась над полом. Что-то щелкнуло, и люк… приоткрылся!

– С-с-стой! – просвистел Богомол.

Лапы разжались. Франц вдруг вдохнул свободно.

Брат угадал верно!

Они открыли печать!

Франциск встретился взглядом с голубоглазым хризалидой, и в этом взгляде горела отчаянная радость. Хризалида же смотрел сдержанно, не выдавая эмоций. А вот второй стражник не мог унять разочарования: он кривил губы и перебирал когтистыми лапами по копью. Не хотел признавать, что дети обхитрили самого Хранителя Лжи – мудрейшего из мудрейших!

И Франциск понял: он свободен.

Свободен!

Мальчик рванулся к брату, но тут раздался скрежет Богомола:

– Что ж-ж-ж, ты отгадал верно, маленький лжец-с.

Франц споткнулся и замер в паре шагов от Филиппа.

– А теперь объяс-сни, что значит моя загадка. Как ты догадалс-с-ся?

Игра еще не закончилась.

Холод и мгла вновь охватили Франца – ведь он не знал, почему ответ на эту загадку – «человек». Он просто увидел подсказку и догадался.

Мальчик не удержался и глянул на хризалиду. Голубые глаза стража остекленели от страха.

Нельзя его выдавать.

Нельзя!

Почему же ответ на загадку – человек?

«Думай! – судорожно вскричал про себя Франц. – Думай!»

– Слуги хозяина – это мысли, – вдруг тихо заговорил Филипп. – Потому что мысль быстрее всего на свете. Она обгоняет даже ветер. Поэтому человек одновременно очень медленный и очень быстрый. А мысли человека – это он сам.

Богомол замер. Надулся так, что казалось, еще чуть-чуть, и его брюхо треснет от напряжения. И уставился на Франца.

– Вс-се верно, да… Но пос-с-смотри мне в глаза, с-старший лжец-с.

Голос чудовища вдруг стал спокойным и холодным. Франц повиновался, хоть и изнемогал от страха.

– У тебя, человечес-ская личинка, еще не вс-с-се потеряно… Да, не вс-се…

Отчего-то монстр погрустнел. Его жвалы опустились, рот перестал расплываться в довольной ухмылке. Голос зазвучал иначе – глубоко, проникая в самое сердце. Франц почувствовал, как что-то странное обволакивает его сознание – что-то, чего он прежде не знал. Чья-то воля.

Воля Хранителя Лжи.

– Для тебя еще ес-с-сть спасение, дитя, если ты признаешь-с-с-ся в том, кто ты такой.

И в мыслях Франца прозвучал свист, слышимый лишь ему одному: «Маленький лжец-с». В свисте не было гнева, это был… это был просто факт.

Свист был не злым.

Предопределенным, будто сама вечность. И холодным.

Но гнева – нет, гнева в нем не было.

– Я дам тебе шанс-с-с. Пос-с-следний шанс. Выбор.

– К-какой?

– Ты можешь отказатьс-ся от печати. За это я скажу тебе одну правду. Вос-схитительную правду. Так печать или правда?

Франц вспомнил, как другой голос, звонкий и слегка печальный, говорил: «Он коварен и не пропустит вас к печати просто так…»

Богомол использовал последний шанс, пытаясь опутать разум мальчика своей злокозненной волей.

«Правда? От него? Это чудовище не ведает правды, не ведает добра!»

– Печать! – крикнул Франц.

По лицу Богомола скользнуло разочарование.

– Да будет так… именем Кризалис-са.

Франц двинулся к люку, и вдруг Хозяин Лжи скомандовал:

– Ты! Принеси ключ.

Темноглазый хризалида бросился к люку, но Богомол мотнул головой:

– Нет, не ты.

Франц почувствовал, как по спине пробежал холодок. Голубоглазый стражник медленно подошел к открытому люку и вытянул ключ из скважины.

– Принес-с-си сюда.

Хризалида, сутулясь и горбясь, покорно поспешил к хозяину.

Филипп приподнял крышку люка тонкими бледными руками, и Франц невольно бросил взгляд внутрь. Там, утопая в черном, будто полночное небо, бархате, лежал совсем крошечный, не в пример раскиданным вокруг громадинам, ключик.

Тусклый, рыжий от ржавчины.

Очень похожий на тот, который Франц носил несколько лет на шее.

– Как с-странно…

Франц вздрогнул и обернулся.

Голубоглазый стражник стоял перед Богомолом на коленях, а Хранитель Лжи, зажав в крючковатых передних лапах ключ, обнюхивал бородку.

– С-с-странный запах, с-с-странный…

Гигантские глаза Хранителя Лжи яростно блеснули, а крылья с шумом встопорщились, породив волну эха.

– Вос-с-ск! Кто-то залил рас-сплавленный вос-с-ск в с-скважину, а потом вытащил с-слепок и узнал, какой ключ подойдет! Значит, меня обманул тот, кто мне с-с-служит. Вот какова Ложь. Она с-с-сорняк, чьи с-семена заносит даже в с-самое с-святое мес-сто…

Богомол выпустил ключ из лап, и он с лязгом упал на пол.

На мгновение повисла мертвая тишина.

И вдруг – резкое движение хитиновых лап и громкий, душераздирающий крик. Лишенный языка хризалида забился, раскинув руки в стороны.

Богомол же протянул уродливую бледную лапу к часам. Откинул золотую крышку. На кучу из глаз упал окровавленный белый шарик…

Хризалида упал на колени, прижав к лицу руки, и сквозь его пальцы по щекам и подбородку стекали алые ручейки.

Богомол снова протянул лапы к слуге.

– НЕ-Е-Е-Е-ЕТ! – закричал Франц. – Нет! Пожалуйста! Не на-а-адо!

Он не мог этого выносить. Не мог. Ему казалось, эта ужасная, раздирающая сердце боль хризалиды – это его боль. Он рванулся к Богомолу, но Филипп неожиданно крепко обхватил брата холодными руками.

– Пощадите! Прошу вас! Не делайте этого!

Франц уже жалел, что согласился и открыл печать. Может, если бы он выбрал правду, Богомол отпустил бы стражника…

Но как же тогда они вернутся домой?!

– Пощадите! – взмолился мальчик. – Прошу вас! Он не виноват! Не виноват!

– Нет, дитя, – сухо ответил Богомол, опять протягивая лапы к несчастному хризалиде. – Нет.

И вновь – крик.

Истошный, безумный.

– За ложь каждый рас-сплачивается с-сам. С-с-сам! И запомни, личинка, прежде чем с-станешь имаго, запомни хорошенько: нет ничего хуже лжи с-самому с-себе. Именно за это расплачивается мой с-слуга. Не я виноват в его горе. А он с-сам. С-самообман, маленький лжец-с, ведет тебя в черную бездну!