Звуки шагов и плеск волн дробились гулким эхом, отражаясь от сводов.
Мальчики брели вдоль подземной реки – впереди Филипп, следом Франц. Вели по шершавой стене туннеля рукой, чтобы не упасть. Под подошвами ботинок то и дело попадались камни, острые, будто драконьи зубы, – того и гляди, распорют башмак вместе с пяткой.
Уступ между рекой и стеной постепенно сужался.
Франц поглядел на серебристые волны, плещущие у самых ног. А не разольется ли река по всей ширине прохода? И что тогда делать – вплавь? Он когда-то слышал от мистера Бэрила, что подземные реки глубоки. А плавать он не умеет…
Вдобавок река холоднющая – Франц чувствовал это, когда до лица долетали брызги. Точь-в-точь капли ледяного дождя.
Видимо, там, под землей, царит невыносимый холод. И туда они идут?
А если Калике ошибся насчет айсидов?..
Воздух все холодел и холодел; вскоре изо рта начали вырываться облачка пара. Мальчики закутались в пледы, но это не очень-то помогло.
Филипп едва мог идти. Он часто останавливался, чтобы передохнуть, воздух хрипло вырывался из его груди, а иногда дыхание и вовсе прерывалось.
Франц судорожно думал, что же делать, но в голову ничего не приходило. Он хотел было позвать на помощь, но не стал. Что, если на голос придет кто-нибудь… нежелательный? Калике не говорил, что здесь живут одни лишь дружелюбные айсиды.
Раздался глухой стук.
Встрепенувшись, Франц поднял голову.
Филипп без сознания сползал по стене.
– Фил!
Франц бросил мешки и подбежал к брату.
– Филипп!
Мальчик упал на колени и, обхватив плечи близнеца, встряхнул его. Пощупал лоб. Холодный. Он весь совсем холодный. Сорвав с себя влажный плед, Франц закутал брата, взял его ослабевшие руки в свои, склонившись, задышал на окоченевшие пальцы. Нужно было снять мокрые брюки и рубашку, растереть тело, чтобы Филипп немного согрелся. Но как это сделать здесь, в ледяном подземелье, без огня и сухой одежды?
– Филипп… – в отчаянии заскулил Франц. – Филипп…
Даже если он повернет назад и вытащит младшего брата наружу – туда, где их ждет Эмпирей, – он не успеет. Близнецы зашли далеко, да и Франц ослаб. Очень ослаб. Он едва держался на ногах и от мороза весь одеревенел. Собственные пальцы едва разгибались, когда он тер шерстяным пледом руки Филиппа.
– Фил…
Франциск даже плакать не мог.
«Это конец».
Его пальцы разжались. Край пледа медленно, будто опавший лист, опустился на камни. Франц вдруг вспомнил, что в мешке были свечи. Они-то не могли промокнуть. Нащупал узел, потянул, чтобы открыть. Слишком туго. Тело не слушается. Мешок выпадает из рук. Глаза слипаются, все вокруг заволакивает противный туман.
Свечи…
– Не спи! Нужно согреться!
Но движения все медленнее и медленнее. Франц чувствовал себя мухой, которая попала в вязкую смолу. Он пытался выбраться из оцепенения, но, чем больше дергался, тем глубже его затягивала топкая слабость.
Руки безвольно опустились.
Лишь слезы бежали по щекам.
Перед глазами все расплывалось.
Из последних сил Франц разлепил губы и с облачком пара выдохнул:
– По…
Губы не слушались. Тяжело шевелиться. Трудно двигать языком. Тело отзывается с такой неохотой, будто вовсе не его.
– По… мо…
Два косматых облачка пара заклубились перед лицом и тут же растаяли.
– Помоги-и-те-е-е!
Издав отчаянный крик, Франц захлебнулся собственным воплем.
Эхо разлетелось по туннелю, раздробившись о скалы.
«…ите-е-е!…е-е!»
Тишина.
Франциск поджал под себя ноги и уткнулся носом в плед на коленях брата. Вот так. Совсем как в их спальне. Теперь, когда он сдался, немного лучше. Только спать хочется. Сильно.
«Не спи», – шептал голос в мыслях.
Филипп мог выдержать и не уснуть, но Франц всегда был слабее. Он не устоит. Нет, не устоит.
«Я немножко. Чуть-чуть».
Он всегда так говорил, когда тайком таскал сахар. Если немного – никто не заметит.
«Франц, поднимайся!»
«Не могу…» – признался мальчик. А тело отозвалось эхом, переиначив:
«Не хочу…»
Франциск не заметил, как провалился в пустоту. Он был между «здесь» и «там» – и, пожалуй, сам не ведал, кто он и где. Забыл. Обо всем забыл. Остался только белесый туман: будто облака тополиного пуха покачивались перед лицом, кружили, летали. Обрывки слов. Обрывки звуков.
Кто-то его тормошит.
Не может быть.
Снова – отголоски эха. Слова, обрывки фраз.
Мальчик чувствовал, что кто-то его трогает. Он ненадолго вынырнул из блаженного облака теплого пуха и увидел над собой покачивающийся темный свод. Жесткие ледяные пальцы щупали его живот, ребра. Франц хотел что-то сказать, но язык не ворочался.
– Ай-на… линго…
Странные звуки заполонили туннель.
Франц попытался вынырнуть из топи, но было так тяжело. Слишком тяжело. Твердые пальцы впились в бока. Больно. Тело поднялось в воздух и, будто покачиваясь на волнах реки, куда-то поплыло. Голова моталась из стороны в сторону. Пещера качалась. Сквозь приоткрытые веки Франциск замечал черные туннели, камни, снова камни… Что-то серебристое. Какие-то силуэты. В воздухе мелькали руки, острые и крючковатые, точно ветви кустарника.
– Линго… Наака-де! Наака!
И голоса эти, странные и незнакомые, будто крики чужеземных птиц, разлетались по пещерам…
«Что-то происходит», – вяло подумал Франц.
И вдруг вспомнил, кто он. Где. И зачем.
Но прежде чем подумать что-либо еще, окунулся в мутную воду дремоты и вновь обо всем забыл.
Очнулся Франциск от жжения в горле. По глотке в желудок, казалось, струился жидкий огонь. Мальчик распахнул глаза и, поперхнувшись, выплюнул пламенную жидкость.
– Най! Най!
В открытый рот снова полилась горькая обжигающая отрава.
– Нет! – закашлялся Франц. – Нет!
Он замолотил руками, пытаясь оттолкнуть чьи-то цепкие пальцы с флягой.
– Пей, линго! А то холодно быть! Оч-шень холодно!
Франциск кое-как отпихнул неизвестное существо и приподнялся на локте. Он лежал в пещере под ворохом тряпья и циновок, сплетенных из листьев и сухих цветов. Проморгавшись, Франц разглядел в шаге от себя странное существо.
Сухое и крючковатое, оно пучило огромные глаза и протягивало мальчику флягу – высушенный плод в форме бутыли с болтающейся на веревке пробкой.
– Пей, линго!
Франц замотал головой.
Существо нахмурилось и заворчало:
– Линго-то паака де.
К ним подошло еще одно такое же существо – худое и угловатое, будто вытесанное из белой кости. Конечности походили на ветви. На треугольной рогатой голове блестели два льдистобелых шара без век.
– Пей, линго. Это тепло дать. Ясно? Пей, иначе – бурзу.
Что такое «бурзу», Франциск не знал, но существо с каменным лицом закрыло себе глаза ладонями, и Франц понял, что это, кажется, «смерть».
Нерешительно взяв флягу, мальчик поднес ее ко рту. Из горлышка разило гарью.
– Давай!
Сидящий на корточках первый незнакомец подтолкнул дно фляги, и та уперлась в губы Франца.
– Паака де!
Звучало оскорбительно.
Франц сделал глоток, закашлялся.
– Н-не могу больше.
– Паака де, паака! – Существо покачало головой.
– Не «пака» я. П-просто слишком г-горячо.
Франциска трясло и знобило так, что зуб на зуб не попадал. Приходить в себя после обморока было тяжело, он такой слабости не ощущал даже после самой сильной простуды.
– Динго трястись. Динго холодно. Паака де, пей!
Франц глотнул снова, морщась и задыхаясь от огненного пойла. Еще чуть-чуть, и его точно вывернет.
– А ты думать чем? Чем думать?
Второе существо постучало по рогам. Раздался звук, будто ударяли по полому стволу дерева.
– Динго думать нечем! Нечем! Динго не ходить в Зимняя пещера! Нельзя! Ай-сииди ни шидзу де.
Франц встрепенулся и уставился на существо. Незнакомец неодобрительно зыркнул в ответ.
– Вы… ай… сиды?
Существа обменялись настороженными взглядами.
– Линго-то ооши де…
– Ши-Ко, Бурзу Приндзу ни…
– Ай-не!
Первый скривился и передернул плечами, затем бросил беглый неприязненный взгляд на Франциска.
«Бурзу Приндзу… Мертвый Принц?!»
– Нет! – вскричал Франциск. – Не отдавайте меня ему! Не отдавайте! Прошу вас!
Мальчик задрожал с головы до ног – согревшееся огненным варевом тело вновь пробил озноб.
– Линго-то Бурзу Приндзу знать? – строго, даже с опаской спросил второй айсид.
– Нет, – замотал головой Франц. – Нет. Он охотится за мной. И за моим братом.
Франциск оглянулся в поисках Филиппа. Тот лежал поодаль, укутанный мшистыми циновками и тряпьем. Еще один айсид вливал жидкий огонь в горло мальчика. Филипп булькал и слабо шевелил руками, пытаясь отвести флягу, а рогатое существо легонько хлопало мальчика по пальцам и шипело.
У Франца отлегло от сердца. Брат жив.
Их спасли.
Двое айсидов снова заспорили. Их голоса походили на скрежет трущихся друг о друга камней. Голос холодный, говорят так резко, будто словами дробят лед на куски. Тела их были цвета снега, отчего конечности походили на ветви кустарников, выбеленные инеем. Алебастровая кожа туго обтягивала тонкие выпирающие кости. А глаза – будто шары изо льда. Прозрачные, в голубых прожилках. Волос у айсидов не имелось, зато из макушки торчали костяные белые рога. В острых ушах висели серебряные кольца, кое-где утяжеленные блестящими бубенцами – точь-в-точь как в бороде Каликса.
– Эмпу-Рейо линго-тада хаармаши… Юксин демоните? Юксин?
«Что-то об Эмпирее…» – догадался Франциск.
Айсиды спорили; их треугольные лица, такие узкие и холодные, кривились от недовольства. Кажется, существа решали, что делать с братьями.
«А вдруг они отдадут нас Мертвому Принцу? – затрясся Франциск. – Только не это!»
Калике говорил, что айсиды – его друзья, но Мудрец предупреждал: многие жители Полуночи не станут помогать тем, кто пошел против воли Принца. Ведь он управляет всей страной невосходящего солнца, и ему служит ужасный Эмпирей… О котором айсиды сейчас говорят!
Франц приметил на поясах у существ костяные ножи. Плохо дело… Мальчик заерзал, выползая из-под циновок, но второй айсид гневно стрельнул льдистыми глазами:
– Динго сидеть! Динго не вставать, не шевелиться!
Айсиды продолжили спор и наконец, придя к какому-то заключению, свистнули третьему, который как раз закончил поить Филиппа.
– Яма те гомаа. – Первый айсид кивнул на темневшую в стене щель, мимо которой, шипя и клокоча, бежала речка.
Франц проследил за течением реки и заметил, что совсем недалеко туннель заканчивается и, кажется, там виднеется лес. Они совсем недалеко от выхода! Вырваться бы от этих айсидов… и тогда…
Но существа не дали додумать. Айсид сжал плечо Франциска и, встряхнув, поднял мальчика на ноги. Набросив на него плед и циновки, существо больно сжало цепкими пальцами локоть и потащило Франца к щели.
– Ку-куда мы идем? – заикнулся Франц.
Он обернулся: второй и третий айсид подняли Филиппа и повели следом. Брат спотыкался, его ноги заплетались. Тогда, посовещавшись, айсиды подхватили его под руки и понесли.
– Вопрос не надо задавать. Надо идти. Давай, линго.
Маленький отряд нырнул в узкий проход. Щель постепенно сжималась, казалось, вот-вот раздавит, и Францу даже пришлось наклониться, чтобы низкие своды не задевали макушку. Стало душно. Сердце заколотилось от страха замкнутого пространства, мальчик почувствовал дыхание темноты и затормозил. Но айсид пихнул в спину, поторапливая малопонятными, но, несомненно, колкими словами.
Впереди быстро светлело, и вот в скале обозначился вытянутый проем в форме пламени свечи.
До Франца донеслись голоса и, кажется, журчание.
По ту сторону кто-то был, и, судя по всему, их было много. В проходе то и дело мелькали силуэты. Франциск сглотнул горький жгучий комок. Во рту было неприятно, будто язык обожгло кипятком. Глотать больно. Однако он больше не мерз, лишь чувствовал ужасную слабость, да еще время от времени начиналась нервная дрожь, отчего стучали зубы.
Едва Франциск вынырнул из мрака узкого прохода, как застыл в изумлении.
Пещера оказалась широкой и просторной. Высоко в потолке темнели отверстия, сквозь которые струился лунный свет, точно кто-то прорубил окна в небо. И еще там, в окошках, мерцали звезды.
Пещера сверкала множеством кристаллов.
Тут и там из горной породы вырастали голубые осколки, похожие на вывороченные льдины. Кое-где кристаллы, наросшие друг на друга, собирались в целые гроздья, короны, маленькие дворцы со сверкающими башенками. Все разных оттенков синего: от бледно-василькового до почти черного с отливом. Их грани мерцали и переливались, отражая лунный свет, и по темной пещере плясали мириады бликов.
Тут и там среди кристаллических соцветий сидели айсиды.
Из трещин в земле вырывались струи голубой воды, и возле этих фонтанов – будто у костров – сидели существа. Они зачерпывали воду из родников и пили, передавая чаши по кругу.
Пещеру наполняло журчание и бульканье, эхо десятков голосов.
– Вперед!
Айсид подтолкнул Франца. Они спустились по вытесанным в скале ступеням и прошли мимо пирующих. Завидев пришельцев, айсиды уставились на них прозрачными светящимися глазами. Когда конвой проходил мимо рассевшихся вокруг источников групп, айсиды замолкали и провожали путников пристальными взглядами. Кто-то даже отодвигался в сторону, будто от прокаженных.
Франц слышал за спиной шепотки. Улавливал слово «лин-го», которым его уже называли стражники.
Наконец братьев подвели к самому большому источнику.
Шипя и клокоча, из раскола в земле вырывался высокий сверкающий фонтан. Айсиды сидели вокруг, закутавшись в плетеные циновки: вода била из глубинных недр земли и была до того ледяной, что даже стоящий в десятке шагов Франц почувствовал расползающийся от источника мороз.
Айсиды сидели двумя группами. Слева – рогатые, а справа – крылатые.
– Линго-тада весо шидзу ва наамаши, – проскрипел стражник за спиной Франца.
Айсиды переглянулись, зароптали.
– Шидзу ва? – произнес рогатый айсид, на груди которого красовалось массивное ожерелье из крупных искрящихся кристаллов.
Остальные существа носили украшения попроще, и Франц подумал, что этот айсид наверняка тут главный.
Кристально голубые глаза пробежались по лицу и одежде мальчишек цепко и властно.
– Хо, – кивнул стражник. – Шидзу ва.
Главный айсид склонил голову набок. Прищурился.
Его острые, длинные уши, похожие на белые листья, от мочки до верха были унизаны серебряными кольцами и бубенцами. Когда айсид качнул головой, металлические украшения издали певучий перезвон. Впрочем, его тут же перебил похожий на треск льда голос:
– Зачем линго в Зимняя пещера пойти?
Голубые глаза впились в лицо Франциска. Мальчик сглотнул, поежившись. Его еще водило из стороны в сторону, колени подгибались от слабости. Вдобавок из-за ледяного фонтана вернулся озноб.
– 3-за нами была погоня.
Вождь нахмурился.
– Кто погоня?
– Эмпирей.
– Ха-а-а! – заклокотал главный рогатый айсид и метнул дикий взгляд на крылатых, сидящих по другую сторону фонтана.
Все айсиды загомонили, перебивая друг друга, трескучие голоса сливались в единый каменный скрежет.
Франц беспокойно посмотрел на брата. Филипп же едва понимал, где он. Его взгляд никак не мог сфокусироваться, губы едва заметно зашевелились.
Вождь рогатых поднял руку, и все стихли.
– Зачем Эмпу-Рейо за линго гнаться? Динго сделать плохо? Динго нарушать закон?
– Нет! – Франциск замотал головой. – Мы н-ничего не н-нарушали! Это Калике сказал нам пойти сюда! Сказал, вы поможете…
– Кари-Казе? – переспросил айсид. – Линго знать Кари-Казе?
– Да. Я… и Калике… Он сидел на цепи там, на Мельнице, и…
Главный айсид отшатнулся в ужасе:
– Кари-Казе? Цепь? Это неправда быть! Неправда!
Он вновь повернулся к крылатым и зарокотал на ломаном английском, чтобы Франц все понял:
– Ай-не! Мальчик ложь говорить! Кари-Казе на цепь не сидеть! Не может на цепь сидеть! Неправда! Линго язык надо отрезать! За ложь отбирать!
– Нет! – ахнул Франциск. – Это правда! Я сказал правду! – Он чуть не заплакал. – Эмпирей поймал Каликса и посадил на цепь около Мельницы, но я освободил его…
И рогатые, и крылатые айсиды с недоверием уставились на мальчика. Вождь хмурился, возмущенно кривил губы. Наконец выплюнул:
– Хоруто не верить линго! Хоруто знает, линго история сочинить.
– Нет! Я не сочиняю! Он говорил, вы поможете… Поможете нам…
– Если ай-сииди линго помогать, Бурзу Приндзу ай-сииди убивать. Глаза и язык вырывать, со скалы бросать. Бурзу Приндзу пощады не знать. Нет, не знать! Зачем ай-сииди помогать линго, зачем?
– Вы… – Франц растерялся. – Калике сказал, вы его друзья!
– Друзья? – возмутился Хоруто. – Нет, не друзья! Ай-сииди-то Кари-Казе ни ичи де!
Он ударил себя в грудь, и кристальное ожерелье зазвенело.
«Ичи? Что это – ичи? Враги?»
Хоруто тем временем яростно затряс головой, и колечки с бубенцами, сверкая, зазвенели и забренчали.
– Ооро то ооро!
– Ооро то ооро! – отозвались все айсиды хором.
«Что все это значит? Почему Калике сказал идти к ним? Они же дикие! Не лучше хризалид! Лучше бы мы спрятались в лесу!»
Франциск, дрожа всем телом, обхватил плечи руками, чтобы удержать сползающие циновки, но они все же соскользнули и шлепнулись на камни.
Айсиды что-то громко скрипели, размахивая чашами и потрясая бубенцами.
И вдруг из толпы сидящих крылатых поднялся король.
Франц сразу это понял.
Король был высок, строен и, по-видимому, молод. На лбу мерцал, переливаясь темно-синими кристаллами, венец, с плеч ниспадал плащ, сплетенный из голубых цветов. Из-под плаща выглядывали крылья – прозрачные и жесткие, будто тоненькие пластинки льда. Лицо короля пересекал уродливый белый шрам, словно чей-то нож или, быть может, коготь разорвал кожу от подбородка до лба, лишив айсида глаза. Запястья и лодыжки короля охватывали кожаные шнурки, унизанные гроздьями серебряных бубенцов – крохотных, будто горошины, средних – с ноготок и совсем больших. Когда молодой вождь взмахнул рукой, по пещере разлетелся многоголосый звон.
Король что-то сказал Хоруто, и голос его прозвучал на удивление спокойно. Холод, которым веяло от слов, был мягче; и хоть в нем слышался треск, но все же какой-то мелодичный. Так бывает, лед в море поет, предчувствуя лютую стужу. Смертельна его песнь, но прекрасна.
Рогатый айсид нахмурился и покачал головой.
Король же спустился с возвышения и встал перед Францем и Филиппом.
Он был выше мальчиков, но все же ниже взрослого мужчины. Лицо, хоть и обезображенное увечьем, было гладким и даже в какой-то степени красивым. И глядел крылатый вождь не так сурово, как рогатый. Лишь обеспокоенно.
– Не бойся, чужеземец. Как тебя зовут?
Английский язык короля был чистым, голос струился, словно ледяной ручей. Холодно, но так красиво и певуче…
– Ф-Франциск.
– А твоего брата?
– Филипп.
– Вы на одно лицо, – прошептал молодой король. – Будто два цветка на одном дереве… Два плода одной ветви…
Вдруг айсид, удивленно хмыкнув, опустил взгляд.
Оказалось, что мальчиков робко обступали Цветы Памяти: пробиваться сквозь ледяной камень Стезе было тяжело, и выросло всего несколько Цветов, с совсем маленькими блеклыми лепестками.
Айсид медленно протянул руку и коснулся одного Цветка. Тот нежно обнял пальцы короля лепестками и что-то тихонько пропел грустным голосом.
– Цветы Памяти! – выдохнул король. – Вот оно как…
Он выпрямился и взглянул единственным голубым глазом на Франца.
Мальчик затаил дыхание.
Он не знал, что ожидать.
Этот айсид очень отличался от других. Он говорил на чистом английском и двигался так медленно и странно, будто сам был ожившим Цветком Памяти. В его голосе не чувствовалось тепла, однако же беседу он вел тихо и спокойно и голос был такой певучий и высокий…
– Я король айсидов маа, мальчик. На вашем языке имя мое звучит как Северин. А это, – он повел рукой на рогатого вождя, – король айсидов хоро. У него нет имени на вашем языке, на нашем же оно звучит как Хоруто. Мы с добротой относимся к чужакам. И если вдруг животные или птицы попадают в Зимние пещеры, у нас для таких случаев всегда хранится разгоняющий кровь напиток. Согрев пришельцев, мы отпускаем их обратно в лес… Сегодня наши стражники обходили восточные галереи и наткнулись на вас. Вы были на грани смерти от холода, и потому они доставили вас сюда, чтобы привести в чувство. Но вы не животные и не птицы, а линго и забрались слишком далеко вглубь скал, отчего стражники заволновались. Никакие животные никогда не заходили так далеко в туннели Зимних пещер. Что же там нужно было вам, линго?
Голос Северина был какой-то убаюкивающий, обволакивающий, и дрожь Франца слегка приутихла, а мысли наконец прояснились.
– Мы спасались от Эмпирея, – тихо ответил мальчик.
– Эмпире-ей, – протянул Северин, прищурив глаз. – Мы встречались.
Это прозвучало как-то странно и даже… тревожно.
– Значит, Эмпирей гнался за вами, а Калике велел идти сюда? Что ж, звучит складно… И вроде бы понятно…
«Складно?! Будто я выдумываю! Но это же правда! Почему мне не верят?»
– Но, понимаете ли, если Калике велел идти к нам… почему же его самого… тут нет?
Северин оглянулся, обводя пещеру единственным глазом, будто ожидал, что монстр сейчас выйдет из-за гигантских кристаллов, раскланяется и все объяснит.
Никто, разумеется, не вышел.
– Он остался там, снаружи… Я не вру, это правда! Эмпирей напал на Каликса! Они дрались! А потом…
Та вспышка.
Калике так и не пришел. Не догнал их. Может быть, он… Нет! Нет!
– Есть вещи, которые нам непонятны. Которые звучат очень странно в твоем рассказе, – отвечал Северин. – И мы не доверяем тому, кто не является айсидом. Мы хотим выяснить, кто вы и с какой целью пришли к нам, и если решим, что в вашем умысле нет зла, то…
Франциск устало закрыл глаза.
«Калике, зачем ты сказал сюда идти, зачем?!»
– Хоруто не верить линго! – рыкнул рогатый вождь. – И Северин не надо верить! Не надо так легко верить! Мы уже верить много-много раз. И потом, разве ты забывать свой шрам? Линго может плохо желать. Кари-Казе на цепь сажать? Не верить. Кари-Казе не такой. Он сила быть, хотя и сила лишиться. Нужно спросить линго хорошо. Лучше.
Несколько рогатых айсидов поднялись с мест и направились к близнецам. В их мерзлых, леденящих взглядах было что-то такое, отчего Франциск вжал голову в плечи. Северин устремил прозрачный глаз на близнецов. Нахмурился и хотел было что-то сказать, но тут…
– Ооро то ооро, айва ни ай-сииди… – раздался голос из темного прохода.
Айсиды изумленно зашептались, уставившись на щель в стене.
В проеме показался высокий силуэт.
Побросав чаши и отшвырнув в стороны циновки, все айсиды – и рогатые, и крылатые – вскочили со своих мест.
– Кари… – потрясенно прошептал Северин. – Кари-Казе…
Из щели показалась серебристая нога. Калике замер на пороге, держась рукой за стену. Поднял увенчанную тяжеленными рогами голову и устремил огромные глаза-луны на присутствующих. Отыскав взглядом мальчиков, протянул руку и указал на них острым когтем. Лицо его в этот миг было серьезным, почти строгим.
– Нама Бурзу Приндзу де! – воскликнул Калике. – Кари-то има!
По толпе пронеслось волнение, переходящее в священный трепет.
– Кари-то има, – дрогнувшим голосом повторил Калике. – Кари-то има, ай-сииди…
– Кари-Казе иимаши! Кари-Казе! – вскричал рогатый вождь Хоруто и, растолкав толпу, вырвался вперед.
Остановившись рядом с королем Северином, он восторженно вперился в Каликса, не веря своим глазам и тяжело дыша. Потом вождь обернулся, обвел толпу собратьев горящим взглядом, потянул Северина за рукав и торжественно опустился на колени. Молодой король, не мешкая, последовал его примеру. От главных айсидов движение распространилось дальше – будто волна, отходящая от брошенного в озеро камня. Один за другим айсиды опускали головы и преклонялись перед Ветром Полуночи.
– Да будет ночь, – выдохнул Калике.
– Да будет ночь! – откликнулся Северин, и народ подхватил возглас. – Ооро то ооро! Да будет ночь!
И серебряный гигант завершил:
– Вечна!
Калике кивнул на близнецов и с трудом пробормотал:
– Позаботьтесь о них…
Потом ноги его подкосились, и он рухнул на пол пещеры.
