Анджела вернулась в гостиницу около одиннадцати, а поскольку она решительно заявила, что расскажет Майлсу о том, что произошло, только если он сообщит про свои новые идеи, никакого разговора в этот вечер не вышло.

— Я не то чтобы любопытна, — сказала она, — но мне очень хочется раз и навсегда отучить тебя от скверной привычки упрямиться.

— Ну что ж, — ответил Бридон, — если ты предпочитаешь пускаться в такие вот ночные экспедиции и купать в пыли мое имя вкупе с моей машиной, нам говорить не о чем.

На том все и кончилось.

Утром, когда они спустились в столовую, Лейланд уже сидел за завтраком. По его словам, он встал в шесть и уже успел навести множество справок.

— Должен признать, — добавил он, — миссис Бридон не виновата, что вчера мы его упустили.

— Эта женщина небось, как всегда, гнала сломя голову? — спросил Бридон.

— Вовсе нет, — запротестовала Анджела, — я просто немножко ее раскочегарила.

— Судя по указателям, до Лоугилла восемь миль, — сказал Лейланд, — но на самом-то деле побольше. Миссис Бридон одолела это расстояние минут за двенадцать с хвостиком, а, заметьте, уклон там гораздо круче, чем на Пулфордской дороге. Однако нам не повезло, лондонский поезд — единственный экспресс, который останавливается в Лоугилле, — отошел буквально перед тем, как мы подъехали. И, конечно, одному Богу известно, отбыл ли на нем наш приятель. Машина, на которой он приехал, встретилась нам на шоссе, всего за несколько сот ярдов от станции, но у нас не было времени останавливаться.

— А что за машина?

— В том-то вся и дьявольщина… прошу прощения, миссис Бридон.

— Да, хреновина, что и говорить, — безмятежно поправила Анджела. — Машина была из здешнего гаража, и выехала она в тридцать пять девятого, прямо под носом у мистера Лейланда. Даже мистер Поултни с его сыщицкой прозорливостью и тот не догадался, что происходит.

— Понимаешь, — объяснил Лейланд, — нас хладнокровно, обдуманно обвели вокруг пальца. После обеда Бринкман позвонил в гараж и попросил владельца подъехать к поезду, который прибывает в Чилторп в восемь сорок. Назвался он Мерриком. Хозяин гаража, конечно, не спрашивал, откуда звонят: он часто ездит встречать пассажиров этого поезда и, разумеется, предположил, что и на сей раз кто-то приедет. А по дороге на станцию, над самым каньоном, такси остановил пешеход с чемоданчиком, который шагал в сторону Чилторпа, будто бы с поезда. Он спросил, за кем машина, не за мистером ли Мерриком, а потом сообщил, что очень торопится, так как хочет успеть в Лоугилле на экспресс. Хозяин, разумеется, не усмотрел в таком желании ничего подозрительного, да и времени оставалось в обрез, — словом, он поднатужился и домчал «мистера Меррика» к экспрессу. Только по возвращении в Чилторп до него дошло, что он наделал. Но увы! Никто нам теперь не скажет, остался ли Бринкман в Лоугилле или в самом деле сел на экспресс.

— Или уехал ночным поездом обратно в Пулфорд.

— Вот это нам удалось проверить совершенно точно: в Пулфорд он не возвращался. Что же до экспресса, то ясности нет, и для моих планов это катастрофа. Я предупредил Лондон, чтобы прибывающий поезд держали под наблюдением, и сообщил приметы Бринкмана, но толку наверняка никакого не будет. Через полчасика из Лондона телеграфируют, что поиски не дали результатов.

— А в пути экспресс нельзя было остановить?

— Я-то бы не прочь. Но поезд почтовый, вдобавок вагоны первого класса вечно битком набиты богачами. Будь поезд местный, хотя бы и вечером в субботу, я бы его задержал часика на два, вместе со всеми пассажирами, они потом разве что в газеты нажалуются. Если же остановить по случаю розыска преступника такой вот экспресс, а в итоге никого не найти, мигом посыплются запросы в палату общин. Да и положение у меня невыгодное, сам понимаешь. Я не мог доказать, что Бринкман убийца. По крайней мере сейчас не могу. Если б он удрал на моттрамовском автомобиле, я бы арестовал его за угон, но он на кражу не пошел. Счет у миссис Дэвис и тот оплатил.

— Ты хочешь сказать, что он попросил счет вчера после обеда, а мы и знать не знали?

— Нет, он поступил хитрее: дал буфетчице два шиллинга и уехал, оставив деньги на комоде.

— А как насчет его саквояжа?

— Саквояж не его, а Моттрама. Свои вещи он унес в чемоданчике. Если не считать того, что он назвался владельцу гаража чужим именем, уехал он вполне en regle. Тут сто раз подумаешь, останавливать ли поезд и брать ли этого человека под стражу. Ведь не исключено, что он скрывается где-то в Лоугилле.

В этот миг в столовой появился мистер Поултни. Старый джентльмен энергично потирал руки, с восторгом вспоминая вчерашние события; вы бы наверняка решили, что ему и завтракать незачем: он со вкусом обсасывал все, что пережил накануне.

— Какой день! — восклицал он. — Какой день! Я обыскал автомобиль и даже открыл без спросу часть его механизма. Меня подозревали в убийстве. Я караулил в гараже, на жутком сквозняке, потому что мне поручили схватить преступника. А в довершение всего я пошел к совершенно незнакомому человеку со словами: А вот и мы! Нет, жизнь уже ничем меня не удивит… Но где же мистер Эймс?

— Он доехал с нами до Лоугилла, — объяснила Анджела, — а там попрощался и ночным поездом вернулся в Пулфорд. Сказал, что должен срочно обсудить кое-что с епископом. Пижама и зубная щетка остались здесь, так что он, как и говорил, заедет за ними сегодня днем. Стало быть, вы его еще увидите.

— Удивительный человек! По натуре — хитрый судейский. Сразу распознал во мне склонность к размышлениям. Боже милостивый! Неужели миссис Дэвис угощает нас сосисками?

— Замечательно, правда? — сказала Анджела. — Должно быть, она почувствовала, что это надо отметить. И очень обрадовалась, что счет оплачен. По-моему, Бринки все же не самый противный из людей.

— Поверьте, — серьезно сказал Лейланд, — нет большего заблуждения, чем уверенность в том, что преступник начисто потерял все человеческое. Бринкман вполне мог убить своего хозяина, приготовиться к бегству на его машине с тысячей фунтов, которые принадлежат не ему, и тем не менее он же капитулировал перед перспективой, что честная женщина вроде миссис Дэвис останется после его визита в убытке. Все мы люди, и все мы разные.

— Но как странно, что он ни с того ни с сего кинулся в каньон! Конечно, место, как я слыхала, весьма любопытное, и Бринк был в восторге от тамошнего ландшафта, он сам говорил моему мужу. И все-таки не странно ли, что ему вздумалось напоследок бросить на сей пейзаж долгий тоскующий взгляд, а уж потом улизнуть в Южную Америку?

— Вполне возможно, что каньон чем-то его притягивал, — согласился Лейланд. — Но, по-моему, бринкмановские поступки куда разумнее, нежели вам кажется. Ведь, выбравшись из каньона, он хладнокровно направился в Чилторп, и, когда остановил машину, вид у него был совершенно естественный. Скажу больше: я почти уверен, что он знал о слежке. Эймс — человек толковый, но следил он за Бринкманом, по-видимому, кое-как, ну, и выдал себя. Хотя Бринкман небось думал, что его «пасет» Бридон.

— Потому что «пасли» небрежно, да? — спросила Анджела. — Майлс, что за манеры?! Хлеб за столом не бросают.

— Я имел в виду другое: он считал, что мистер Эймс сидит в кино, а вот Бридона он своими глазами видел в гостинице, у окна, которое выходит на улицу, и наверняка решил, что следит за ним тот, кто находится у окна.

— Это бы еще полбеды, — сказал Бридон. — Но, видишь ли, когда Анджела выходила из комнаты, она, по обыкновению, беспечно распахнула дверь, и три моих карты упорхнули на улицу. А я, вообразив, что Бринкман уже далеко — его нигде не было видно, — спустился вниз и подобрал карты, ведь мне казалось, я ничем не рискую. Ну а вдруг он наблюдал за мной и мое исчезновение как раз и навело его на мысль, что за ним следят? Мне очень жаль, что так вышло.

— Знаешь, по-моему, это дела не меняет. Он мужик крутой, хладнокровный. Решил небось, что ты сидишь у окна для отвода глаз, а вообще под наблюдением держат черный ход. Тут он, надо сказать, был недалек от истины.

— Что верно, то верно, — кивнул мистер Поултни. — На мой взгляд, в конюшне караулил джентльмен, у которого зрение просто как у рыси.

— И наш приятель обнаглел. Он принимал слежку в расчет, но это не имело для него значения, пока преследователь держался на значительном расстоянии, а значит, сам он наверняка мог в нужный момент нырнуть в такси и уехать. Если кто и напортачил, так это я, да как! Но поймите, я был твердо уверен, что он придет за моттрамовской машиной, которая явно была подготовлена к отъезду. Даже сейчас я не могу взять в толк, как это он так спокойно отказался от хозяйского лимузина. Ну разве только пронюхал, что в гараже засада, и потому можно в два счета погореть. Хотя без этой тысчонки он наверняка остался на мели.

— Мой муж, — ехидно заметила Анджела, — похоже, заранее знал, что Бринкман за машиной не явится.

— Да, кстати, — оживился Лейланд, — как насчет этого, а?

— К сожалению, додумался я поздновато. У меня даже в мыслях ничего такого не было, пока я не сказал это вслух, но, увы, время-то упустил. Впрочем, это всего лишь итог долгих размышлений, которые шли у меня в мозгу. Я старался проанализировать факты, и мне показалось, что наконец нашел вариант, учитывающий все их до единого. И хотя моя новая версия не исключает возможности, что Бринкман намеревался дать деру на машине, с тысячей фунтов, она все же рассматривает эту возможность наряду с другими.

— Ты что же, по-прежнему носишься со своей навязчивой идеей, с самоубийством?

— Я этого не говорил.

— Черт побери, туману тут, конечно, еще хоть отбавляй, но все ж таки ясно, что Бринкман — темная личность. А чем в таком случае мотивированы его поступки, как не тем, что он убийца?! С моей точки зрения невиновность не вяжется с неожиданным бегством под покровом сумерек и с вымышленным именем, которое называют, заказывая машину на станцию.

— Однако этого недостаточно, чтобы считать человека темной личностью и на таком основании отправить его на виселицу. Нужно отыскать мотив, который привел его к убийству, и способ, каким он сумел это убийство осуществить. Ты готов назвать их?

— Да, готов, — сказал Лейланд. — Всех подробностей я, конечно, наизусть не помню, но, как мне представляется, я готов рационально объяснить все обстоятельства. А суть сводится к тому, что Моттрам был убит.