Кирибали шел в одиночестве, хотя Роб видел возле Садов Гёльбаши припаркованный полицейский автомобиль.
Детектив был сегодня в другом, не менее элегантном костюме — полотняном, кремового цвета. К нему надел типично британский галстук в голубую и зеленую полоску. Чем ближе подходил, тем шире делалась его змеиная улыбка.
— Доброе утро. Патрульные сообщили, что вы здесь. — Он, склонившись, поцеловал руку Кристине и придвинул свободный стул. Повернулся к застывшему в ожидании официанту, и выражение его лица сразу из светского, чуть ли не подобострастного сделалось повелительным. — Лукум!
Официант испуганно вздрогнул и кивнул. Кирибали вновь улыбнулся соседям по столу.
— Я заказал турецкие сласти! Вы обязательно должны попробовать их здесь, в Гёльбаши. Во всей Шанлыурфе не найдете лучше. Настоящие турецкие сласти — это вещь. Вы, конечно, знаете, как изобрели лукум?
Роб сказал, что не знает. Похоже, Кирибали обрадовался — он подался вперед и положил украшенные маникюром руки на стол.
— Началось все с того, что одному оттоманскому шейху надоели вечные свары между его женами. В гареме творилось невесть что. И шейх потребовал от придворного кондитера сделать сласти настолько вкусные, чтобы женщины забыли о соперничестве. — Кирибали откинулся на спинку стула и взглянул на официанта, ставившего на стол блюдо с густо засыпанным сахарной пудрой лукумом. — И, представьте, помогло. Попробовав сластей, жены успокоились, и в гареме воцарился мир. Одно было плохо — от очень калорийных лакомств наложницы так растолстели, что шейх не чувствовал к ним никакого влечения. И потому… шейх приказал кастрировать своего кондитера.
Кирибали громко рассмеялся, взял со стола блюдо и предложил Кристине угощаться.
Латрелл не впервые чувствовал в Кирибали странную двойственность. Полицейский казался очень обаятельным человеком, но присутствовало в нем и что-то пугающее. Сорочка слишком чистая, галстук слишком английский, речь слишком правильная, литературная. Однако он, несомненно, был умен. Роб задумался: насколько близко Кирибали может подойти к разгадке тайны убийства Брайтнера?
Сласти действительно оказались восхитительными.
А Кирибали вновь потчевал их разговором:
— Вы читали «Хроники Нарнии»?
Кристина кивнула.
— Могу поручиться, там самое известное литературное описание турецких сластей. В эпизоде, где Белая Колдунья угощает конфетами…
— «Лев, Колдунья и Платяной шкаф»?
— Совершенно верно! — обрадовался Кирибали и изящно отпил чая из своей чашки. — Я часто думаю, почему в Англии детская литература занимает такое важное место? Это, несомненно, особое свойство, я бы сказал, дар островной расы.
— Особое по сравнению с американцами?
— По сравнению с кем угодно, мистер Латрелл. Посудите сами. Кто писал самые знаменитые произведения для детей? Льюис Кэрролл, Беатрис Поттер, Роальд Даль. Толкин. Даже отвратительный Гарри Поттер и тот появился на свет в Англии.
По розовым кустам Гёльбаши пробежал долгожданный ветерок.
— Думаю, дело в том, что британцы не боятся пугать детей. А детям нравится, когда их пугают. Вы не находите, что среди самых знаменитых детских книг попадаются настоящие кошмары? Безумный шляпник со всеми признаками отравления ртутью. Нелюдимый производитель шоколада, эксплуатирующий негров-лилипутов…
Роб вскинул руку.
— Офицер Кирибали…
— Да?
— Скажите, вы ведь пришли сюда не только для беседы о литературе? У вас есть более серьезная причина?
Полицейский вытер женоподобные губы уголком чистой салфетки.
— Я хочу, чтобы вы уехали. Оба. Немедленно.
— Почему?! — негодующе воскликнула Кристина.
— Ради вашего же блага. Потому что вы ввязались в дела, о которых не имеете ни малейшего представления. Это… — Кирибали повел вокруг рукой; жест охватывал и цитадель, и две коринфские колонны наверху, и черные дыры пещер внизу. — Это очень, очень древнее место. Здесь чрезвычайно много секретов. Темных страхов, которые вы не в состоянии постичь. И чем чаще вы соприкасаетесь с ними, тем большей опасности подвергаетесь.
Кристина отрицательно покачала головой.
— Я не допущу, чтобы меня выгнали отсюда.
Кирибали нахмурился.
— Вы ведете себя очень неразумно. Вы привыкли к… «Старбакс», компьютерам, диван-кроватям. К жизни в комфорте. А здесь Древний Восток. Вам его не постичь.
— Но вы сами сказали, что хотите нас допросить…
— Вы не подозреваемые! — Детектив продолжал хмуриться. — И вы мне совершенно не нужны.
Кристину его слова нисколько не смутили.
— Простите, но я не собираюсь подчиняться приказам. Ни вашим, ни чьим-либо еще.
Кирибали повернулся к Робу.
— В таком случае, мне остается лишь воззвать к мужской логике. Как известно, женщины…
Кристина выпрямилась.
— Я хочу знать, что находится в подвале. В подвале музея!
Ее вспышка заставила детектива умолкнуть. На его лице появилось непривычно растерянное выражение. Впрочем, полицейский тут же помрачнел и посмотрел по сторонам с таким видом, будто ожидал, что к нему сейчас присоединится неведомый друг. Но терраса кафе опустела. Лишь в тенистом уголке курили кальян два толстяка в костюмах. Они безразлично смотрели на Роба и улыбались.
Кирибали резко поднялся. Вынул из великолепного кожаного бумажника несколько турецких лир и аккуратно положил на скатерть.
— Придется говорить напрямик. Вас заметили, когда вы незаконно проникли на раскопки в Гёбекли-тепе. На прошлой неделе.
У Роба по коже пробежал озноб от нехорошего предчувствия. Если Кирибали это известно, им могут грозить неприятности.
Турок между тем продолжал:
— У меня есть друзья в курдских деревнях.
— Мы просто искали… — попыталась объяснить Кристина.
— Дьявола вы там искали! На свою голову! Еврейке следовало бы соображать лучше.
Слово «еврейка» Кирибали произнес так, что Робу явственно послышалось змеиное шипение.
— Мое терпение… небезгранично. Если вы до завтра не уедете из Шанлыурфы, то окажетесь в турецкой тюрьме. Там вы сможете сделать удивительное открытие: не все мои коллеги по правоохранительной системе Республики Ататюрка разделяют гуманное отношение к вашему достоинству и здоровью.
Он еще раз улыбнулся — притворной, крайне лицемерной улыбкой — и удалился, задев на ходу несколько пышных роз; цветы закачались, осыпая алые лепестки.
С минуту Роб и Кристина сидели неподвижно. Роб всем существом ощущал надвигающиеся неприятности, чуть ли не слышал завывания полицейских сирен. Во что же такое они ввязались? С точки зрения журналиста — отличный материал, но стоит ли он реального риска? Невольно Роб вернулся мыслями в Ирак, вспомнил багдадскую террористку-смертницу. Он и теперь ясно видел ее лицо. Террористка была красивой, молодой, с длинными темными волосами и полными губами, покрытыми ярко-красной помадой. Террористка-смертница с накрашенными губами. Она улыбнулась ему, чуть ли не призывно улыбнулась, и потянулась к кнопке, чтобы убить всех вокруг.
Роба передернуло. Однако жуткое воспоминание породило новую решимость: ему надоели угрозы. Надоело бояться того, что его могут взять и выставить вон.
Кристина разделяла его чувства.
— Никуда я не поеду!
— Он нас арестует.
— За что? За езду по ночам?
— Мы проникли на раскопки.
— За такое в тюрьму не сажают. Сплошной блеф.
— Не уверен, — с сомнением проговорил Роб.
— Но ведь он совершенно никчемный тип, скажете нет? И все его угрозы — игра.
— Никчемный? Кирибали? — Роб покачал головой, уже без всяких сомнений. — Нет, здесь вы не правы. Я навел справки. Поспрашивал кое-кого. Его уважают и даже боятся. Говорят, он исключительно хороший стрелок. Нет, не хотелось бы мне обзавестись таким врагом.
— Но мы не можем уехать. По крайней мере, пока я не выясню еще кое-что!
— Вы имеете в виду подвал? В музее? Что там может быть?
К ним приблизился официант, по-видимому ожидавший, что они сейчас уйдут. Но Кристина заказала еще две чашки сладкого красного чая. И потом сказала:
— Последняя строка, записанная в блокноте. «Чайеню, черепа, cf Орра Келлер». Вы же помните, конечно, историю с черепами в Чайеню?
— Нет, — признался Роб. — Расскажите.
— Чайеню — тоже знаменитый археологический объект. Возрастом не сильно уступает Гёбекли. Он находится в сотне миль к северу отсюда. Это там впервые одомашнивали свиней.
Официант поставил на стол две чашки с двумя серебряными ложечками. У Роба мелькнула странная мысль: а нельзя ли отравиться чаем, если пить его слишком много?
— Чайеню раскапывает американская группа, — продолжала Кристина. — Несколько лет назад они нашли под одним из центральных помещений целую залежь черепов и расчлененных скелетов.
— Человеческих черепов?
Кристина кивнула.
— А также кости животных. Химики определили, что там обильно проливалась человеческая кровь. Участок теперь так и называют: камера черепов. Франц как зачарованный следил за происходящим в Чайеню.
— И что же там происходило?
— Находки определенно указывают на человеческие жертвоприношения. Хотя это мнение оспаривают. Курдам очень не хочется, чтобы их предков считали столь… кровожадными. Да и кому из нас хотелось бы? Но большинство ученых теперь убеждены, что кости в камере черепов остались именно после многочисленных ритуальных убийств. Жители Чайеню строили дома на фундаментах из костей своих жертв.
— Очень мило!
Кристина размешивала сахар в чашке.
— Следовательно, последние слова в блокноте нужно читать как «эдесский подвал».
— Простите?
— Так сотрудники музея Шанлыурфы называют хранилище самых малоизученных экспонатов, относящихся к доисламскому времени. Запасник называют эдесским подвалом.
Роб состроил гримасу.
— Простите, Кристина, но я все равно не понимаю.
— Шанлыурфа сменила много названий, — пояснила Кристина. — Крестоносцы называли ее Эдессой — так же, как и греки. У курдов она носила название Риха.
— У арабов — Аль-Руха. Город пророков. Еще одно название — Орра. По-видимому, греческая форма сирийского Урха. Так что Эдесса и Орра — одно и то же.
— А Келлер?
— Это вовсе не имя! — Кристина победоносно улыбнулась. — Это немецкое слово, обозначающее подвал, погреб. Франц написал его с заглавной буквы, потому что немцы вообще пишут так все существительные.
— Ммм… кажется, начинаю понимать…
— Так что когда он писал «Орра Келлер», то имел в виду «эдесский подвал». В музее Урфы!
Кристина откинулась на спинку стула. Роб наклонился к ней.
— Значит, он сообщал: в эдесском подвале что-то есть.
— Но мы пока не знаем, что именно.
— Но зачем было вносить это в записную книжку? Разве для того, чтобы самому не забыть… о чем-то важном. И еще… Что значит это «cf»?
— Дайте подумать… Ммм…
— Это латинское сокращение. Confer. Сравни. Принято в научной литературе. Cf. Он имеет в виду, что нужно сравнить знаменитые черепа из Чайеню с чем-то из музейного подвала. Но там нет или, вернее, не было ничего достойного внимания. Я лично изучила все запасники, когда приехала сюда в первый раз. Однако не забывайте, — она подняла палец, словно строгая учительница, — Франц копал в Гёбекли еще и тайно, по ночам.
— Причем как раз перед тем, как его убили.
Она раскраснелась от возбуждения и, возможно, даже гнева.
— И вы думаете, он прятал свои находки там? В запаснике доисламской эпохи?
— Идеальное место. Самое пыльное во всем музее. Самая дальняя часть подвала. Безопасно, закрыто и фактически забыто.
— Ладно, — отозвался Роб. — Но ведь это всего лишь безумная гипотеза. Бездоказательная.
— Возможно. Хотя…
Тут до Роба дошло.
— Вы специально сказали это Кирибали?
— А его реакцию вы сами видели! Я права. В подвалах что-то есть.
Чай уже совсем остыл. Роб одним глотком допил его и посмотрел на Кристину. В ней определенно имелись потаенные глубины. Хорошо скрытое коварство.
— Значит, вы хотите пойти и посмотреть?
Она кивнула.
— Да. Правда, подвал заперт. И дверь на кодовом замке.
— Еще один взлом? Не слишком ли опасно?
— Опасно, знаю.
Ветерок шелестел в кронах лаймов. За протокой у дальнего конца моста стояла женщина, с головы до пят закутанная в черное. На руках она держала младенца и целовала его пухлые розовые пальчики, один за другим.
— Кристина, зачем вам это? К чему заходить так далеко? Интуиция?
— Я хочу знать, как и почему он умер.
— Я тоже. Но ведь мне за такое платят. Работа. Я готовлю материал. А вы почему рискуете?
— Я… — Она вздохнула. — Я делаю это потому… потому что он сделал бы то же самое для меня.
Неясные подозрения Роба, похоже, подтверждались.
— Вы с Францем были…
— Любовниками? Да. — Француженка отвернулась, очевидно не желая выдавать свои чувства. — Несколько лет назад. Он ведь дал мне первый реальный шанс в археологии. В изумительном месте — в Гёбекли-тепе. Здесь не было никаких костей, и остеоархеолог ему совершенно не требовался. И все же он пригласил меня, потому что ему нравилось, как я работаю. А через несколько месяцев мы… влюбились друг в друга. Но вскоре все кончилось. Мне было не по себе. Слишком уж большая разница в возрасте.
— Значит, это вы прекратили ваши отношения?
— Да.
— Он продолжал любить вас?
Кристина кивнула, зардевшись.
— Думаю, что да. Он был таким благородным, таким деликатным. И никогда не допускал, чтобы наши отношения влияли надело. Он давно мог попросить меня уехать отсюда, но не просил. А ведь ему, вероятно, было не так легко переносить мое присутствие из-за чувств, которые он ко мне испытывал. Он был прекрасным археологом, а уж мужчиной — просто потрясающим. Одним из самых изумительных, каких мне доводилось встречать. Слава богу, после того как он женился, стало легче.
— Вы считаете себя в долгу перед ним?
— Совершенно верно.
Еще несколько минут они сидели молча. Солдаты кормили карпов в пруду. Роб проводил взглядом водовоза на осле, плетущегося по аллее. И вдруг журналисту пришла в голову одна мысль.
— Кажется, я знаю, как вы можете узнать код.
— Как?
— От музейных работников. Ваших приятелей.
— Вы имеете в виду Касама и Бешета? Курдов?
— Да. В первую очередь — Бешета.
— Но…
— Он по уши влюблен в вас.
Она вновь покраснела.
— Быть того не может.
— Еще как может. — Роб наклонился к ней. — Кристина, вы уж поверьте мне. Я знаю, как распознать тайную, безнадежную мужскую влюбленность. Достаточно того, как он смотрит на вас… прямо как спаниель. — Кристина выглядела чуть ли не оскорбленной. Роб усмехнулся. — Мне кажется, вы недооцениваете то воздействие, которое оказываете на мужчин.
— При чем здесь это?
— Идите к нему. Спросите код. Уверен, он сообщит его вам.
Женщина в чадре перестала целовать своего младенца. Официант чайханы пристально смотрел на европейцев, намекая без слов, что хорошо бы освободить столик для новых посетителей. Роб достал деньги и положил на скатерть.
— Итак, вы идете и узнаете код. А потом мы отправляемся в музей и смотрим, что там спрятано. Если ничего нет, мы уезжаем. Согласны?
Кристина кивнула:
— Согласна. — И добавила: — Но ведь завтра праздник.
— Тем лучше.
Оба одновременно поднялись. Но Кристина замешкалась и с тревожным видом посмотрела по сторонам.
— Ну, что еще? — осведомился Роб.
— Роберт, мне страшно. Что Франц мог найти настолько важное, что решил спрятать это в подвал, ничего не сказав нам? Настолько страшное, что считал — это нужно скрыть от всех? Настолько ужасное, что сравнимо с черепами Чайеню?