Самолет летел в Стамбул. Роб потягивал через соломинку джин с тоником, читал распечатку электронного письма Стива и некоторые другие материалы относительно раскопок в Турции, найденные в Интернете.
Место, где велись раскопки, именовалось Гёбекли-тепе. Примерно с час Роб был уверен, что вторая часть названия читается как «тип», но затем ему повезло, в одной из распечаток он наткнулся на транскрипцию: нужно было говорить «тепе», с ударением на последнем слоге, и «Гёбекли». «Гёбекли… тепе», — произнес Роб про себя и сжевал крохотный соленый кренделек.
И продолжил чтение.
На первый взгляд это место казалось лишь одним из множества древних поселений, в последнее время раскопанных в курдском регионе Турции. Невали-чори, Чайёню, Карахан-тепе… Некоторые из них, похоже, были невероятно старыми. Восемь тысяч лет, а то и больше. Но были ли они действительно такими древними? На этот счет сам Роб ничего не мог сказать. А сколько лет или веков насчитывает Сфинкс? Стоунхендж? Пирамиды?
Джин с тоником закончился; Роб откинулся на спинку кресла и задумался о том, что ему не хватает образования. Почему он не знает ответов на вопросы такого сорта? Ясно — потому что не учился в университете. В отличие от коллег, имевших дипломы университетов Оксфорда, или Лондона, или Лос-Анджелеса, или Парижа, или Мюнхена, или Киото, или Остина, или какого-нибудь еще, Роб располагал исключительно собственными мозгами и способностью быстро усваивать информацию. Его образование завершилось, когда ему исполнилось восемнадцать. Невзирая на слезы и отчаяние одинокой матери, он отказался от приглашений нескольких колледжей и университетов и прямиком подался в журналистику. Но если по большому счету, у кого повернется язык ругать его за это? Роб кинул в рот кренделек. У него не было выбора. Мама выкручивалась одна, без всякой помощи: отец — грубая жестокая скотина — остался в Америке. Роб вырос среди бедняков в самом дальнем закоулке мрачного лондонского предместья. С младых ногтей он мечтал о деньгах и положении и желал достигнуть того и другого как можно скорее. Никогда не завидовал богатеньким сыночкам, способным ни за что ни про что пустить по ветру четыре года своей жизни, шататься по вечеринкам и лениво вступить на широкий карьерный путь. Он всегда чувствовал, что должен шевелиться. И как можно быстрее.
То же желание быстрого прогресса руководило и эмоциональной стороной его жизни. Когда в ней появилась Салли — умная, улыбчивая, пышущая здоровьем, — он жадно схватился за перспективу счастья и стабильности, которую она предвещала. Рождение дочери, последовавшее вскоре после скоропалительной женитьбы, он воспринял как сигнал того, что поступил очень правильно. И с большим запозданием осознал, что его построенная на стремительном движении карьера может войти в противоречие с покоем устоявшейся семейной жизни.
Кресла экономкласса в самолете компании «Эл Ал», как всегда, удобством не отличались. Роб откинулся назад, потер глаза… и попросил стюардессу принести еще джина с тоником. Одна порция для поднятия духа, другая — чтобы заглушить воспоминания.
Наклонившись, Роб достал из стоявшей у ног сумки книги, купленные в лучшем книжном магазине Тель-Авива; одна об археологии в Турции, а другая о древнем человеке. Ему предстояло три часа ждать самолета в Стамбуле, а потом лететь в Шанлыурфу, на дикий восток Анатолии. Всего полдня для быстрого усвоения информации.
Ко времени посадки в Стамбуле Роб уже был порядком пьян — и имел полное представление о современном состоянии археологических исследований в Анатолии. Самым важным объектом, похоже, было место под названием Чатал-Хёюк. Обнаруженное в 1950 году, оно оказалось одной из древнейших деревень, которые когда-либо раскапывали археологи по всему миру, — имело возраст десять тысяч лет или около того. Стены этого поселения были испещрены рисунками быков, леопардов и грифов. Особенно много грифов. Древнейшие религиозные символы, странные изображения.
Журналист просмотрел фотографии Чатал-Хёюка, быстро пролистал еще несколько страниц, а потом самолет приземлился в аэропорту Стамбула. Роб забрал с транспортера багаж и окунулся в толпу турецких бизнесменов. Остановился возле киоска, купил пухлую американскую газету со свежими материалами об исследованиях в Гёбекли-тепе и направился прямиком в зону вылета, откуда должна была производиться посадка на следующий самолет. Сидя там, прочитал еще кое-что об этих раскопках.
Новейшая история Гёбекли-тепе началась, как было написано в статье, в 1964 году, когда группа американских археологов прочесывала отдаленную провинцию на юго-востоке Турции. Археологи наткнулись на необычные холмы, покрытые множеством обломков обработанного кремня, — несомненный признак древней человеческой деятельности. Тем не менее американские ученые прошли дальше, не начав там раскопки. Как было сказано в статье: «Эти ребята, наверно, испытывают сейчас те же чувства, какие испытывал бы издатель, отвергший рукопись первой книги о Гарри Поттере».
Заставив себя не обращать внимания на похрапывание полной пожилой турчанки, крепко спавшей в соседнем кресле, Роб читал дальше.
Через три десятка лет после досадного промаха американцев местный пастух, пригнавший туда стадо овец, заметил в пыли нечто странное: множество поблескивающих в солнечном свете камней необычной формы. Это и были камни Гёбекли-тепе.
«Тепе, — в очередной раз повторил про себя Роб. — Тепе».
Он поднял голову, отыскал взглядом автомат, подошел к нему, купил диетическую колу, не спеша вернулся на свое место и продолжил чтение.
О повторном открытии узнали музейные работники из Шанлыурфы, города, находившегося в пятидесяти километрах. Руководство музея связалось с соответствующим министром правительства, который, в свою очередь, вошел в контакт со стамбульским отделением Германского археологического института. И наконец, в 1994 году «опытный немецкий археолог Франц Брайтнер» по предложению турецких властей взялся за раскопки.
Роб пробежал статью до конца. Чтоб было удобнее читать, сложил газету пополам. Статью сопровождала фотография Брайтнера. И подписью к ней шла цитата из высказываний ученого: «Я был заинтригован. Это место до сих пор остается центром эмоционального притяжения для жителей округи. Одинокое дерево на вершине самого высокого холма считается священным. Я подумал, что мы вполне можем стоять на пороге чего-то выдающегося».
Вдохновленный этим озарением, Брайтнер решил присмотреться к объекту. «В первую же минуту я понял, что если немедленно не убегу отсюда, то останусь здесь на всю жизнь».
Роб вгляделся в фотографию Брайтнера. Немецкий ученый больше всего походил на кота, дорвавшегося до вожделенной банки со сливками.
— Начинается посадка в самолет компании «Турецкие авиалинии», отправляющийся рейсом ТА шестьсот двадцать восемь в Шанлыурфу…
Роб приготовил паспорт, билет и вскоре сидел в самолете. Половина мест пустовала. Судя по всему, не так уж много желающих попасть в Шанлыурфу, на пыльный мятежный восток Анатолии.
Во время полета Роб продолжал читать книги и распечатки об археологической истории Гёбекли. Диковинные камни, обнаруженные чабаном, оказались продолговатыми плоскими вершинами мегалитов, исполинских сооружений из бледно-желтых глыб, многие из которых были украшены затейливой тонкой резьбой, изображавшей грифов, коршунов и чудовищных насекомых. Часто попадались извивающиеся змеи. Сами же камни, по мнению специалистов, символизировали людей — по бокам торчали бесформенные «руки».
На сегодня удалось откопать сорок три камня. Они стояли, образуя круги по пять — десять метров диаметром. Вокруг этих колец располагались каменные же скамейки и стены из сырцового кирпича.
Роб задумался о том, что ему удалось узнать. Все это действительно казалось интересным, но сильнее всего изумлял возраст находок. Гёбекли-тепе оказался немыслимо древним. По словам Брайтнера, комплекс был воздвигнут самое меньшее десять, если не одиннадцать, тысяч лет назад. То есть за восемь — девять тысяч лет до Рождества Христова.
Одиннадцать тысяч лет? В такое трудно поверить. Роб снова раскрыл книгу по истории, чтобы провести сравнение с возрастом других знаменитых мест. Стоунхендж был создан примерно за две тысячи лет до нашей эры. Сфинкс, вероятно, за три. До обнаружения и датировки Гёбекли-тепе древнейшим в мире считался мегалитический комплекс, найденный на Мальте, — тот, согласно датировке, возник за три с половиной тысячи лет до нашей эры.
Из этого следовало, что Гёбекли-тепе был на пять тысяч лет старше любого подобного сооружения. Роб направлялся к одной из старейших построек, созданных руками человека. Возможно, к старейшей из них.
Он почувствовал, как зашевелились незримые антенны-усики, всегда безошибочно указывающие путь к стоящему сюжету. «В Турции найдено древнейшее сооружение в мире?» Ммм… Может, и не на первую полосу, но для третьей вполне сгодится. Шумная сенсация. Больше того, несмотря на статью в газете, складывалось впечатление, что никто из западных журналистов пока еще не удосужился побывать в Гёбекли. Все статьи в западных СМИ основывались на сведениях, полученных из вторых или третьих рук, через турецкие агентства новостей. Значит, Роб окажется на месте первым.
Путешествие наконец-то завершилось. Самолет заложил вираж, пошел на снижение, пробежал, подпрыгивая, по полосе аэропорта Шанлыурфы и остановился. Стояла темная ясная ночь. Настолько ясная, что через иллюминаторы казалась прохладной. Но когда дверь открылась и подкатили трап, Роб почувствовал, как в самолет хлынул обжигающий воздух. Как будто кто-то взял да открыл громадную печь. Очень жаркое место. Край Синайской пустыни.
Аэропорт оказался крохотным. Робу нравились подобные маленькие воздушные пристани. В них отсутствовала безликость современных монстров и, напротив, всегда имелось что-то свое, особенное. А в аэропорту Шанлыурфы этого «особенного» хватало с избытком. Прямо в зале прилета прибывшие получили багаж из рук толстого бородача, облаченного в помятую грязную куртку, а паспортный контроль был представлен одним — единственным парнем, с полусонным видом сидевшим за шатким столиком.
Перед аэропортом на автостоянке пыльный горячий ветер трепал листья и без него взлохмаченных пальм. На площадке, предназначенной для такси, стояло несколько машин, из которых на приезжего смотрели водители. Роб тоже осмотрел их и принял решение.
— Шанлыурфа, — обратился он к тому, что помоложе.
Мужчина с лицом, заросшим многодневной щетиной, улыбнулся. Его рубашка из грубой хлопчатобумажной ткани выглядела поношенной, но чистой. Он казался дружелюбнее остальных таксистов, которые зевали и сплевывали из окон своих машин. Больше того, этот парень, как выяснилось, говорил по-английски. После краткого обсуждения цены и того, в какой отель ехать, водитель взял сумки Роба, кинул их в багажник, уселся за руль и сообщил:
— Урфа! Не Шанлыурфа. Урфа!
Роб сел на заднее сиденье. Он сильно устал за день. Путешествие из Тель-Авива оказалось долгим, очень долгим. Завтра он пойдет и осмотрит эти сногсшибательные раскопки. Но сейчас он хотел только спать. Однако таксист был решительно настроен на разговор.
— Желаете пива? Я знаю отличное место.
Роб мысленно застонал. За окнами проносилась темная пустая равнина.
— Спасибо, нет.
— А женщину? Я знаю отличных женщин!
— Э-э, нет.
— Тогда ковер. Вам обязательно нужен ковер. Мой брат…
Роб вздохнул и глянул в зеркало заднего обзора. И обнаружил, что водитель улыбается. Он просто шутил.
— Очень смешно.
Таксист расхохотался.
— Проклятые ковры!
А потом, не отрывая взгляда от дороги, полуобернулся и протянул руку. Роб пожал ее.
— Меня зовут Радеван, — представился таксист. — А вас?
— Роберт. Роб Латрелл.
— Привет, мистер Роберт Латрелл.
Роб рассмеялся и тоже сказал: «Привет». Они уже въехали на окраину города. Вдоль освещенной редкими фонарями изрядно замусоренной улицы тянулись магазины автомобильных шин. В душном мраке сияла алыми огнями заправочная станция. Потом пошли кварталы бетонных домов. Во всем ощущалась сильная жара. Тем не менее у женщин, которых Робу удалось разглядеть издали в освещенных окнах кухонь, головы были обвязаны платками.
— Вам нужен шофер? — спросил Радеван. — Вы по делам здесь?
Роб задумался. Почему бы и нет? Приветливый парень, с чувством юмора.
— А ведь верно. Мне нужен шофер и переводчик.
— На завтра?
— Может, и больше.
Радеван радостно хлопнул ладонью по баранке, а другой рукой прикурил сигарету. За руль он, собственно, не держался. Роб уже подумал, что сейчас они слетят с дороги и врежутся в стену освещенной неоновыми огнями маленькой мечети, но Радеван в последний момент взялся за баранку, и они покатили дальше. Водитель попыхивал вонючей сигаретой и болтал.
— Я смогу вам помочь. Я хороший переводчик. Говорю по-курдски, по-английски, по-турецки, по-японски, по-немецки.
— Вы говорите по-немецки?
— Nein.
Роб снова рассмеялся. Похвальба Радевана ему понравилась. Не в последнюю очередь потому, что они пролетели десять миль за десять минут, ни во что не врезавшись, и уже находились в центре города. Тут и там виднелись забегаловки, где днем торговали кебабами — по ночному времени их окна прикрывали ставни, — и круглосуточные лавки с восточными сластями. Пешеход в костюме и пешеход в арабском одеянии. Двое подростков на мопедах. Несколько молодых женщин в джинсах, с яркими пестрыми платками на головах, смеющихся какой-то шутке. Машины сигналили на перекрестке. Отель Роба находился в самом центре города.
Радеван посмотрел на Роба в зеркальце.
— Мистер Роб, вы англичанин?
— Типа того… — неопределенно ответил Роб.
Ему совершенно не хотелось вдаваться в долгий разговор о своем происхождении, по крайней мере сейчас. Слишком уж он устал.
Радеван ухмыльнулся.
— Я люблю англичан! — Он потер большим пальцем указательный, словно прося денег. — Они богатые. Англичане очень богатые!
Роб пожал плечами.
— Ну, попадаются, конечно…
Радеван не пожелал сдаться.
— Доллары и евро! Доллары и фунты! — Новая ухмылка. — Ладно, я подхвачу вас завтра. Куда ехать?
— В Гёбекли-тепе. Знаете такое место?
Молчание.
— Знаете Гёбекли-тепе? — повторил Роб.
Радеван не отвечал. Почти сразу же машина остановилась.
— Ваш отель, — сухо сообщил водитель.
Улыбки на его лице как не бывало.
— Э-э… вы заехать меня завтра? — осведомился Роб, невольно перейдя на пиджин-инглиш. — А, Радеван?
Тот кивнул, помог Робу перенести вещи к двери отеля, шагнул к своей машине, но вдруг остановился.
— Вы сказали… Вы сказали, что хотите в Гёбекли-тепе?
— Да.
Радеван нахмурился.
— Гёбекли-тепе — плохое место, мистер Роб.
Роб стоял у двери отеля. Возникло чувство, будто он очутился в скверном варианте фильма «Дракула».
— Эй, Радеван, это же всего лишь раскопки. Вы сможете отвезти меня туда или нет?
Радеван сплюнул на дорогу, уселся на водительское сиденье, захлопнул дверцу и высунулся в окно.
— Завтра в девять утра.
Громко взвизгнули покрышки, и машина исчезла в лабиринте улочек Шанлыурфы.
На следующее утро, после завтрака, состоявшего из очень круто сваренных яиц, овечьего сыра и трех фиников, Роб уселся в машину. Они направились к выезду из города. По пути Роб спросил Радевана, почему он так отреагировал на слова о Гёбекли.
В первый момент водитель вновь помрачнел, пожал плечами и что-то пробормотал. Но когда машин на дороге поубавилось и по сторонам потянулись бескрайние поля, пересеченные оросительными каналами, он раскрылся, как окружающий пейзаж.
— Там нехорошо.
— Расскажите, в чем дело.
— Гёбекли-тепе, может быть, содержит большое богатство. Такое, что весь курдский народ разбогатеет.
— Но?..
Радеван яростно затянулся третьей сигаретой.
— Посмотрите на эти места, на этот народ.
Роб послушно посмотрел в окно. Они въехали в деревушку из глинобитных домиков, перед которыми тянулись открытые дренажные канавы; среди куч мусора играли чумазые ребятишки, махавшие вслед машине. За деревней раскинулось хлопковое поле, где на обжигающей жаре работали женщины в выгоревших платках цвета лаванды. Роб вопросительно взглянул на водителя.
— Курды очень бедные! — громко, с возмущением заявил Радеван. — Взять хотя бы меня. Я таксист, хотя говорю на многих языках. И все равно я таксист.
Роб кивнул. Он знал, что курдам живется очень плохо. И что они давно уже борются за независимость.
— Турецкое правительство держит нас в нищете.
— Да, верно, — согласился Роб. — Но я не понимаю, как политика связана с Гёбекли-тепе.
Радеван выкинул окурок в окно. Они вновь выехали на открытый простор; видавшая виды «тойота» загромыхала по разъезженной грунтовой дороге. Вдали вздымались, дрожа в знойной дымке, синие силуэты гор.
— Гёбекли-тепе может быть чем-то вроде пирамид или… или Стоунхенджа. Но его держат в секрете. Сюда бы приезжало много туристов, они платили бы курдам деньги, но нет. Турецкое правительство сказало: нет. Оно даже не построило туда дорогу, даже не поставило указателей. Будто это тайна какая-то. — Он закашлялся, сплюнул за окно и поднял стекло, спасаясь от окутывавшей машину пыли. — Гёбекли-тепе — дурное место, — повторил он снова и умолк.
Роб не нашел слов. Впереди бесконечной грядой тянулись в сторону Сирии невысокие желто-коричневые холмы. Он разглядел еще одну курдскую деревушку; над ржавыми железными крышами, словно сторожевая вышка в концлагере, вздымался изящный коричневый минарет. Робу хотелось возразить, мол, своим положением курды в какой-то степени обязаны собственным традициям, самоизоляции, своей религии. Но решил, что вряд ли Радеван в настроении его выслушивать.
Дальше они ехали молча. Дорога становилась все хуже и хуже, а тянувшаяся вдоль нее полупустыня все неприветливее. В конце концов машина вновь свернула, и Роб, подняв глаза, увидел одинокое тутовое дерево на фоне безоблачного неба. Радеван сказал: «Гёбекли» — и резко остановил машину. Потом обернулся и улыбнулся; к нему неожиданно возвратилось хорошее настроение. После чего вышел из машины и, точно личный шофер, открыл для Роба заднюю дверь. Тот смутился. Он вовсе не желал обзаводиться личным шофером.
Радеван вернулся в машину и извлек газету с большим портретом футболиста на первой полосе. Было ясно, что он настроен ждать. Роб сказал: «Пока» — и добавил: «Через три часа?» Радеван только улыбнулся.
Повернувшись, Роб пошел вверх по склону холма и вскоре оказался на вершине. За спиной на тридцать километров тянулась долина с тонущими в пыли деревушками, безжизненной пустыней и хлопковыми полями с чахлой порослью. А впереди открылось потрясающее зрелище. Посреди сухой равнины возвышались семь холмов. На самом большом из них копошилось множество землекопов и археологов. Они поднимали ведра с камнями и внимательно изучали свою добычу. Были там и палатки, и бульдозеры, и теодолиты.
Ощущая себя непрошеным гостем, Роб продолжил путь. Некоторые землекопы отложили лопаты и, разогнувшись, провожали его взглядами. И когда он почувствовал себя совсем уж неловко, к нему приблизился самый настоящий европеец лет пятидесяти с чем-то. Роб узнал Франца Брайтнера.
— Willkommen, — приветливо сказал немец таким тоном, будто был уже знаком с Робом. — Вы ведь журналист из Англии?
— Да.
— Вам очень повезло.