По дороге в Шанлыурфу они разговаривали о документе из кожаной коробки и об упомянутой в нем Книге Еноха. Перекрывая грохот машины, Кристина делилась соображениями.
— Книга Еноха — апокриф.
— Что это означает?
— Это означает, что она, не являясь частью канонической Библии, рассматривалась как истинно священная некоторыми древними ответвлениями христианства, такими, скажем, как Эфиопская церковь.
— И что с того?..
— Книге Еноха примерно две тысячи двести лет. Скорее всего, она была написана израильтянами, хотя это лишь предположение. — Кристина безотрывно смотрела на разворачивающуюся перед ними пустыню. — Она была найдена вместе с документами, известными как «Свитки Мертвого моря». Книга Еноха описывает времена, когда пять падших ангелов — пять дьяволов или пять стражей — и их приспешники сошли к древним людям. Якобы они были близки к Богу, но не могли противиться женской красоте. Красоте дочерей Евы. Падшие ангелы вступали в связь с женщинами, а взамен пообещали мужчинам открыть секреты письма и строительства, искусства живописи и резьбы. Также эти… демоны научили женщин «целовать фаллос».
Роб повернулся к Кристине и сумел выдавить улыбку; она улыбнулась в ответ.
— Это точная фраза из Книги Еноха. — Кристина отпила немного воды из бутылки и икнула. — Вода теплая.
— Продолжай, — сказал Роб. — Что там дальше?
— Союзы демонов с человеческими женщинами создали расу злых, неистовых исполинов, так называемых нефилимов, согласно все той же Книге.
Латрелл смотрел на утопающую в сумерках дорогу. Он хотел понять, о чем говорит Кристина. Очень хотел, старался изо всех сил. Даже попросил ее повторить… но потом сдался. Все его мысли были только о Лиззи. Он думал о том, нужно ли связаться с Клонкерри. Нет, это глупо; они должны ошеломить его, внезапно сообщить, что разгадали тайну — если разгадают ее. Только так мог сработать их план.
Однако журналист устал, обгорел на солнце, был исполнен страха и все еще находился под воздействием особого, сверхъестественного обаяния пустыни. Чувствовал близость древних камней Гёбекли. На память пришла резная фигура привязанной к столбу крылатой женщины, окруженной дикими вепрями с торчащими пенисами, готовыми изнасиловать ее. Он вспомнил о младенцах, кричащих в древних горшках-гробах.
И снова возвращались мысли о Лиззи и Клонкерри, и снова он пытался выкинуть их из головы.
Поездка завершилась в тревожном молчании. Курды пробормотали слова прощания и отправились поесть и выпить; Роб и Кристина устало припарковали машины и побрели в отель «Харран». Латрелл нес Черную Книгу, прижимая ее к груди дрожащими от утомления руками.
Однако не было времени расслабляться. Журналист безумно устал, но был полон лихорадочной решимости и хотел обсудить сделанные в пустыне записи. Едва они оказались в своем номере — Кристина не успела даже принять душ, — он засыпал ее вопросами.
— Чего я не понимаю, так это предназначения этих кувшинов. Кувшинов с младенцами.
Археолог подняла на него взгляд. Ее карие глаза были прекрасны, но покраснели от усталости; тем не менее Роб не отступал.
— Ты имеешь в виду… сам факт существования кувшинов. Это тебя смущает?
— Да. Ведь культура в окрестностях Гёбекли-тепе… как это говорил Брайтнер?.. не знала гончарного производства. А потом вдруг появляется некий благодетель и учит местный люд делать кувшины, задолго до того, как гончарное ремесло проникло к другим народам региона.
— Раньше, чем оно вообще появилось на земле.
— Да, действительно… — Кристина помолчала. — Если не считать одного места, где гончарное производство возникло раньше, чем в Гёбекли.
— И где же это?
— В Японии. Культура Дзёмон.
— Что?
— Очень ранняя культура. Первобытные японцы. Айны, которые все еще живут в северной Японии, возможно, связаны… — Кристина встала, подошла к мини-бару, достала бутылку холодной воды и осушила жадными глотками, после чего снова улеглась на кровать и продолжила объяснения. — Дзёмон возникла буквально из ниоткуда. Возможно, эти древние японцы первыми стали выращивать рис. А потом научились изготавливать глиняную посуду.
— И как давно?
— Шестнадцать тысяч лет назад.
— Шестнадцать тысяч лет назад? То есть больше чем за три тысячи лет до Гёбекли?
— Да. И некоторые считают, что восточноазиатская культура Дзёмон переняла все от какой-то еще более ранней культуры. Типа амурских монголоидов. Амур — река на севере Монголии, где обнаружены самые ранние признаки гончарного производства. Вот что самое непонятное. Они пришли и ушли, эти странные северные люди. Охотники-собиратели, которые вдруг совершили резкий, иррациональный технологический скачок.
— В каком смысле иррациональный?
— Сибирь, внутренняя Монголия, крайний север Японии — не самые перспективные территории для возникновения ранней цивилизации. Суровый климат, солнечной энергии и пахотных земель недостаточно для получения высоких урожаев. Зимой бассейн Амура — одно из самых холодных мест на планете. — Она перевела взгляд на голый потолок. — Иногда я задаюсь вопросом: может, существовала протокультура еще дальше к северу? В Сибири, например? Оказавшая влияние на все племена, прежде чем исчезнуть? Потому что иначе все слишком странно…
Роб покачал головой. Он сидел, положив блокнот на колени, с ручкой в руке.
— Но, может, эти культуры не исчезли?
— Не поняла?
— Черепа явно азиатские. Монголоидные. Что, если восточные культуры не погибли, а просто переместились на… запад. Могла существовать какая-то связь между высокоразвитыми азиатскими народами и Гёбекли?
Кристина кивнула и широко зевнула.
— Да, пожалуй, могла. Роб, я безумно устала!
Журналист мысленно выбранил себя. Они не спали уже двадцать четыре часа и сделали все, что смогли. Латрелл извинился и лег рядом с ней.
— Робби, мы спасем ее, — пробормотала Кристина, обнимая его. — Обещаю.
Латрелл закрыл глаза.
На следующее утро Роба разбудил ужасный грохот. Несколько мгновений снилось, что это Клонкерри зверски избивает его, но, проснувшись, журналист сообразил: это самый настоящий барабанный бой. По темным улицам Шанлыурфы ходили люди и били в большие барабаны, пробуждая жителей для предрассветной трапезы. Традиционный ритуал Рамадана.
Латрелл вздохнул и взглянул на наручные часы, лежащие на прикроватном столике. Было всего четыре утра. Он смотрел на потолок, слушая грохот; Кристина мягко посапывала рядом.
Два часа спустя она его разбудила. Роб зашевелился, чувствуя ужасную вялость. Встал и принял холодный душ.
Радеван и его друзья ждали снаружи. Они помогли уложить Черную Книгу в багажник. По дороге в Долину Убийств Роб съел яйцо вкрутую и кусочек лаваша. Времени на завтрак в отеле не было.
Курды сегодня копали особенно энергично, с таким видом, будто знали, что работа подходит к концу. Это и правда последний день. Завтра утром время истечет. Внутри у Роба все свело.
В одиннадцать он поднялся на холм рядом с долиной и посмотрел на серебристую гладь «Большого анатолийского проекта». До воды оставалось не более мили; казалось, она растекается все быстрее, перехлестывая через холмы и заполняя долины. Дамба, надо полагать, защитит работающих, но все равно половодье выглядит грозно. Наверху рукотворной преграды стояла маленькая пастушья хижина — словно часовой на посту.
Журналист сел на валун и записал еще кое-что, нанизывая драгоценные жемчужины фактов на нитку сюжета. Внезапно на ум пришла цитата и показалась очень уместной. Он вспомнил, как отец в мормонской церкви произносил ее нараспев. Это было Бытие, глава шестая: «Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал».
Еще около получаса он писал, зачеркивал и писал снова. Медленно, но верно он подбирал и увязывал между собой все нити; повествование почти подходило к концу. Роб захлопнул блокнот, спустился по склону холма и обнаружил лежащую на земле Кристину. Казалось, она спит, но это было не так. Она пристально вглядывалась во что-то в пыли.
— Я ищу аномалии, — объяснила археолог. — И кое-что нашла. Вот! — Она встала, хлопнула в ладоши, и молодые курды обернулись. — Джентльмены, совсем скоро вернетесь к своим семьям и забудете о безумной француженке. Но сейчас от вас требуется последнее усилие. Прошу за мной.
Радеван и его друзья подхватили лопаты и вслед за Кристиной прошли на другой край долины.
— Копайте здесь. И не слишком глубоко, но пошире.
Роб взял инструмент и присоединился к рабочим. Ему нравилось копать с курдами — лучше делать хоть что-то, чем изводить себя мыслями о тщете всех усилий. И о Лиззи. Пока они копали, Роб расспрашивал Кристину о далеких предках человека. Она рассказала, как работала в Моула-Гуэрси на берегу Роны. Когда-то там обитали неандертальцы. Типа.
— Как, по-твоему, они скрещивались с Homo sapiens?
— Возможно.
— Вроде существует теория, будто неандертальцы просто вымерли?
— Существует. Но есть и свидетельства того, что они могли скрещиваться с людьми. — Кристина стерла рукавом пот с лица. — Даже вероятно, что неандертальцы насильно вторгались в генофонд человечества. Они вымирали, не выдерживая конкурентной борьбы за пищу и тому подобное, но при этом, возможно, очень хотели сохранить сам вид. И они были крупнее Homo sapiens, хотя и тупее, наверное…
В воздухе кружила птица. Снова гриф. Роб задал очередной вопрос.
— Если они скрещивались, возможно ли, что это повлияло на поведение людей? На человеческую культуру?
— Да. Одно из подтверждений этому поедание себе подобных. Триста тысяч лет до нашей эры у людей не было организованного каннибализма, во всяком случае, археологическими находками это не опровергнуто. А вот неандертальцы определенно были каннибалами. Получается… — Она задумалась, склонив набок голову. — Получается, что неандертальцы передали нашему виду некоторые свои особенности.
По небу пронесся самолет турецких военно-воздушных сил. Кристина снова заговорила.
— Утром я все раздумывала об этих крупных гоминидах. О костях, которые мы нашли.
— И что?
— Твоя идея о возможной связи с Центральной Азией… небезосновательна.
— А именно?
— Самый крупный гоминид был найден в Центральной Азии. Гигантопитек. Обезьяноподобный человек около девяти футов ростом. Типа… йети…
— Серьезно?
Она кивнула.
— Они жили около трехсот тысяч лет назад. А может, и позже, так долго, что у Homo sapiens сохранились воспоминания о них. Об огромных человекообезьянах. — Она покачала головой. — Но конечно, это слишком фантастическое допущение. Более вероятно, что гигантопитеки вымерли, не выдержав конкуренции с нашими прямыми предками. Точно не выяснено, что именно случилось. Хотя…
Она замолчала и склонилась над своей лопатой, словно фермер на поле.
В сознании Роба вспыхнуло решение… такое очевидное. Он достал блокнот и взволнованно записал его.
— Может, то, что ты имеешь в виду, это третье объяснение? Может, гигантопитеки эволюционировали, но в гораздо более серьезного конкурента для Homo sapiens? Такое возможно?
Кристина кивнула.
— Да. Возможно. Но все эти объяснения голословны.
— Хорошо, давай просто предположим, что именно так все и произошло, — продолжал Роб. — Тогда новый гоминид… ну, он должен был стать очень крупным, агрессивным и высоко интеллектуальным, так? Эволюционировать таким образом, чтобы справиться с тяжелыми, жесткими условиями. Чтобы стать победителем в борьбе за ресурсы.
— Да. Согласна.
— И этот крупный, агрессивный гоминид должен был испытывать инстинктивный страх перед природой, бесконечными убийственными зимами и жестоким, суровым богом, которого ему очень хотелось умилостивить.
Кристина пожала плечами, словно не совсем понимала, к чему все рассуждения. Однако ответить она не успела — их окликнул Радеван. Когда Роб добрался до места, Кристина уже стояла на четвереньках, помогая очищать то, что отрыли рабочие.
Это оказались три больших грязных кувшина.
И на всех был изображен санджак.
Роб мгновенно понял, каково содержимое кувшинов. Кристина рукояткой лопатки уже вскрыла один. Тот развалился, и нечто мерзкое, зловонное упало на песок: наполовину мумифицированный, наполовину разжиженный труп ребенка. Лицо было в худшем состоянии, чем у того, которого они видели в подвале музея, однако и на нем застыл крик ужаса и боли. Еще одно жертвоприношение. Еще один младенец, заживо погребенный в кувшине.
Латрелл изо всех сил старался не думать о Лиззи.
Некоторые курды заметили кувшин и останки полуразложившегося ребенка. Тыча в находку пальцами, они жарко заспорили, однако Кристина попросила вернуться к работе. Но теперь они уже просто кричали.
К Робу подошел Мамтаз.
— Они говорят, здесь опасно. Это место проклято. Они видят ребенка и говорят, что должны уйти. Совсем скоро здесь будет вода.
Кристина принялась умолять по-английски и по-курдски.
Мужчины в ответ пробормотали что-то Мамтазу; он перевел.
— Говорят, вода приближается. Она похоронит тела, и это хорошо. Они говорят, что уходят!
Женщина снова попыталась их удержать. Спор продолжился. Некоторые курды копали, другие стояли и спорили. Солнце поднималось все выше, пекло яростнее. Лопаты валялись на земле, сверкая в немилосердных лучах. Солнце высушило жидкость на маленьком трупе, этом жалком комочке плоти. Роб испытывал сильнейшее желание закопать его, скрыть от взгляда жуткое зрелище, в котором определенно было нечто неприличное. Он знал, что близок к разгадке, но одновременно ощущал, что чудовищное напряжение последних дней не может не сказаться и вот-вот могут сдать нервы.
А затем стало еще хуже. Некоторые курды, во главе с Мамтазом, приняли решение: они отказываются работать. Несмотря на все мольбы Кристины, трое мужчин поднялись по склону и сели во второй лендровер.
Когда они уходили, Мамтаз бросил на Роба странный задумчивый взгляд. Потом машина тронулась с места, набрала скорость и исчезла в облаке пыли.
Однако четыре курда остались, в том числе и Радеван. И, прибегнув к остаткам своего очарования — а также к остаткам долларов Роба, — Кристина убедила их довести дело до конца. Все подобрали лопаты и копали еще пять часов по краям долины, легко переворачивая сухую желтую почву и переходя дальше.
Они нашли фрагменты почти тридцати скелетов, лежащих рядом с кувшинами. Но это были не обычные скелеты; здесь перемешались останки крупных гоминидов с останками мелких охотников-собирателей и помесей.
Все кости были свалены вместе совершенно беспорядочно. И на всех можно было различить признаки насильственной смерти. Ужасные трещины на черепах, дыры от копья в тазовых костях. Сломанные руки, сломанные бедра, разбитые головы.
Долина Убийств получила это название неспроста.
Кристина и Роб переглянулись.
— Думаю, мы получили, что хотели?
Археолог кивнула с серьезным видом.
Латрелл достал из кармана мобильник. Состояние у него было почти эйфорическое; легкие и сердце распирало от возбуждения. Он решил задачу, расшифровал великую тайну, ради сокрытия которой Клонкерри появился на свет. Тайну Бытия. И это означает, что теперь наконец-то он обладает властью над преступником и сумеет вернуть себе дочь.
С ощущением тревоги — но и надежды, впервые за полные горечи недели, — он набрал номер, чтобы связаться с Клонкерри. Как вдруг услышал:
— Эй, привет!
Роб резко обернулся. На вершине холма стоял человек. Солнце за его спиной было таким ярким, что Роб видел лишь темный силуэт и не мог различить, кто это.
Он сощурился, притенил ладонью глаза.
— Ну что, не узнаешь? Неужели я прибавил в весе? Какая досада.
В жилах у Роба застыла кровь.
Над ними с пистолетом в руке возвышался Джейми Клонкерри. С пистолетом, нацеленным на Роба. Рядом с убийцей стояли двое крупных мужчин, курды с черными усами, также вооруженные. И эти головорезы держали между собой стянутую ремнями девочку.
Лиззи! Живая, но перепуганная насмерть и с кляпом во рту.
Роб посмотрел на Радевана и его друзей в надежде на помощь.
Клонкерри хихикнул.
— Мистер Робби, на вашем месте я бы не рассчитывал на поддержку.
Он сделал вялый жест, подавая сигнал Радевану.
Тот послушно кивнул, повернулся к Робу и Кристине и потер большой палец об указательный.
— У англичанина много денег. Доллары и евро, доллары и евро…
Он дал знак своим друзьям, курды побросали лопаты и пошли прочь с равнодушным видом, предоставляя Роба и Кристину их судьбе.
Латрелл смотрел — разинув рот, с ощущением полной опустошенности и поражения, — как курды спокойно взобрались на холм и направились к последнему лендроверу. Радеван открыл багажник и достал оттуда коробку с Черной Книгой. Отнес ее к Клонкерри и поставил на песок рядом с Лиззи. Преступник улыбнулся и кивнул. Радеван вернулся к своим, сел за руль, и автомобиль умчался, вздымая пыль и увозя дробовики и пистолет.
Роб и Кристина остались одни на дне долине, совершенно беззащитные.
Над ними стоял вооруженный Клонкерри с двумя курдами. Машина, которую убийца оставил в нескольких сотнях ярдов, горела на солнце серебром. От нее он шел пешком — чтобы застать свои жертвы врасплох. И это удалось.
Они оказались в ловушке. Лиззи, связанная, с кляпом во рту, стояла на коленях на песке и смотрела на отца ничего не понимающими глазами.
Латрелл, однако, знал, что не может спасти ее. Знал, что произойдет дальше. Не геройское освобождение, нет. Клонкерри намеревался убить Лиззи прямо у него на глазах. Принести в жертву первого ребенка Роба в пустыне, где в небе кружили вороны и грифы. Не пройдет и нескольких минут, как дочь будет убита с особой жестокостью на глазах у беспомощного отца.