Они сидели в ресторане поблизости от мясного рынка в Смитфилде.
— Я надеялся, что вы мне объясните… расскажете о Семени Змея.
Эмма Вайнард улыбнулась. Потом повернулась к подошедшему официанту и попросила принести еще воды, давая Саймону возможность оценить мисс Эмму Вайнард, профессора церковной истории из Королевского колледжа в Лондоне.
Она была хорошенькой, элегантной и представительной: в свои сорок с небольшим явно умела быть сдержанной в отношении драгоценностей, носила очень дорогую обувь и ценила модные рестораны. Именно она предложила встретиться здесь, потому что, как она сказала по телефону, «было бы мило пообедать там, поскольку я сейчас занимаюсь исследованиями в Гайдхолле».
— Семя Змея, да… — Она снова улыбнулась. — Это весьма противоречивое учение. Оно утверждает, что тот змей, в саду Эдема, имел связь… а, вот и мой заказ принесли. Быстро они тут.
Эмма отклонилась немного назад, позволяя поставить перед собой тарелку.
Саймон невольно уставился на поданное ей блюдо. Это было нечто похожее на мелко нарезанные резиновые трубки… или кишки, украшенные букетиком петрушки.
Эмма взяла вилку и продолжила:
— Эта доктрина утверждает, что в Эдеме змей совокупился с Евой и что результатом этого скотоложства стал Каин.
— То есть змей и Ева занимались сексом?!
— Да. То есть, конечно, это сам Сатана в облике змея овладел Евой. И, следовательно, Каин — сын самого дьявола, а все его потомство нечисто.
— Так… ладно. — Журналист просто не знал, что на это сказать. Его смущенное молчание прервал телефонный звонок; он посмотрел на дисплей. Ему звонил Фазакерли. Что могло понадобиться старому профессору? Наверняка ничего важного. Журналист сбросил звонок, предложив звонившему оставить голосовое сообщение, и тут же снова обратил внимание на собеседницу. — Простите… — Он гадал, как ему продолжить разговор; потом снова посмотрел на ее тарелку. — Что это вы такое едите?
— Это требуха, — ответила Эмма. — Жареные кишки. Очень соленые, но вкусные.
— Кишки?
— Ну да, — профессор улыбнулась. — Здешний шеф-повар, Фергюс Хендерсон, славится тем, что ищет рецепты старинной английской кухни. Мясные блюда. Он широко известен. И, конечно, не зря этот ресторан устроился рядом со Смитфилдским мясным рынком. Он тут стоит с XIII века. Вы не против, если я продолжу есть? Это блюдо теряет вкус, когда остынет. А ваше вот-вот подадут.
— Да ради бога…
Саймон подождал, пока женщина положит в рот очередную порцию кишок, и снова принялся задавать вопросы:
— И кто же верит в это Семя Змея?
— Небольшие группы чудаков, мелкие секты, представители разрозненных культов. — Она некоторое время задумчиво жевала, потом добавила: — Считается, что эта теория имеет некоторые подтверждения в Библии.
— То есть?
— На то, что Ева согрешила с Сатаной и родила от него Каина, есть разнообразные намеки, разбросанные по Библии. Например, в Новом Завете, в первом послании Иоанна, глава третья, сказано: «…не так, как Каин, который был от лукавого и убил брата своего». Та же мысль о змее присутствует в некоторых ранних текстах гностиков. — Профессор Вайнард сунула в рот новую порцию кишок и принялась жевать. Потом добавила: — Это тексты вроде Евангелия от Филиппа. Однако эта идея была позже отвергнута как ересь отцом церкви Иустином, и позже — основным направлением христианской теологии.
Саймон оценил ее слова. Каин, который был от лукавого… Журналист подумал о двух братьях, двух сыновьях Адама и Евы: Каине и Авеле. Как он сам и Тим… Только кто из них двоих был Каином?
Он ощутил приступ грусти и сильное желание выпить. И потому уставился на Эмму Вайнард. Сосредоточился.
— Но это все отброшено, так? Серьезные христиане в это не верят?
Снова появился официант. На этот раз он принес тарелку с костью. Просто костью. Вроде жареной коленной чашечки.
Саймон, будучи новичком в этом странном ресторане, позволил профессору Эмме Вайнард сделать заказ за него. Но он никак не ожидал получить мосол.
Эмма осторожно показала на кость своим ножом.
— Едят то, что внутри.
— Э-э… не понял?
— Это жареный костный мозг, мистер Куинн. Вам именно потому подали маленькую вилку — чтобы извлечь мозг из кости. А потом намазать его вот на этот жареный хлеб. Это деликатес.
Журналист взял маленькую вилку и снова положил ее на стол.
— Зовите меня просто Саймоном. — Он снова посмотрел на коленный сустав на своей тарелке. — Сейчас я ее…
— Забавно. — Эмма радостно подхватывала вилкой серовато-коричневые кишки. — Мне продолжить теологические истории?
— Да, прошу вас.
— Важность идеи Семени Змея вот в чем: возможно, ее принимают лишь крошечные протестантские секты, вроде Подлинных Христиан в Америке или иудаистских Мидрашей, но она связана с одним из толкований Пятикнижия, имеющим огромное значение.
— Виноват… вы на английском говорите?
Профессор улыбнулась.
— Я хочу сказать — это связано с неким весьма спорным толкованием текстов Библии, причинившим много боли и страданий в течение веков.
— А конкретнее?
— Проблема В жене Каина. И так далее.
— А…
Кажется, они подбирались к главному. Но Саймону просто необходимо было что-нибудь положить в рот, потому что он весь день ничего не ел. Поэтому Куинн снова взял крошечную вилку и воткнул ее в серединку круглой кости, на удивление мягкую. Из кости показался маленький, странный, колышущийся шарик чего-то желеобразного. Жареный костный мозг. Выглядел он отвратительно, однако запах был приятным. Саймон положил шарик на ломтик жареного хлеба, глубоко вздохнул — и сунул хлеб в рот.
Несмотря на мерзкую внешность, мозг обладал нежным вкусом.
— Вот видите! — сказала Эмма Вайнард. — Не так уж и плохо, в конце концов.
— Да, пожалуй… Расскажите еще об этой ереси.
Эмма уже покончила с кишками. Она отложила вилку и нож, выпила немного воды и наклонилась вперед.
— Рассказывать недолго, вы как раз успеете справиться с вашей костью. Первое, что нужно знать: в Книге Бытия имеются непонятные намеки на то, что Адам и Ева не были единственными людьми в период сотворения мира.
Саймон перестал жевать, едва не подавившись костным мозгом.
— Что-что?
— Да. В Пятикнижии имеются довольно странные и загадочные намеки на то, что существовали и некие другие люди — неадамиты, они были на земле уже до Адама и Евы. Например, в Книге Бытия говорится, что Бог как бы «пометил» Каина, чтобы никто, встретив, не убил его. Вопрос вот в чем: а кто мог его встретить и убить? Ведь теоретически в тот момент только и было людей, что Адам, Ева и их сыновья. И кого бы бояться Каину?
Саймон откинулся на спинку стула и посмотрел на сумку с ноутбуком, стоявшую рядом с ним на полу. Он подумал, не следует ли ему прямо сейчас сделать кое-какие записи. Информация и в самом деле была уж очень интригующей; и это даже волновало, эта библейская идея о каком-то другом человечестве, о людях, уже существовавших к тому времени, но где-то вдали, как некое племя бледных теней.
— Это и в самом деле очень странно, — сказал он. — Продолжайте.
Но элегантная мисс Вайнард отвлеклась; она снова чуть отодвинулась от стола, пока официант убирал ее закуску и ставил на стол новую тарелку. Лицо профессора просияло.
— Свиные щеки с каролинскими бобами, одно из моих любимых блюд.
А официант уже и перед Саймоном ставил новую тарелку. На ней лежало что-то красное и горячее, похожее на нечто… на результат аборта.
— О!..
— Я заказала вам кровяную запеканку.
— Очень мило…
Телефон Саймона снова зазвонил, и журналиста это рассердило. Он посмотрел на дисплей — Фазакерли. Да что это случилось со старым профессором? Саймон вспомнил желтозубую улыбку старика, его любопытные метафоры и рассуждения о дарвиновской борьбе видов, и опять сбросил звонок, не ответив. И вообще выключил телефон.
Эмма с едва заметным раздражением посмотрела на наручные часы.
— Что, продолжать?
— Да, прошу вас. Извините, что постоянно мешают.
— Принимается. Итак, перейдем к проклятию Каина. Если вкратце, то тут вообще нечто странное. Это Книга Бытия, девятая глава. Там говорится, что Ной, отец Хама, проклял Хама и его сына Каина за то, что Хам увидел своего отца обнаженным, и сказал, что быть им рабами.
— Но это же совсем другой Каин, не так ли?
— Да. И в том-то и сложность. Это другой Каин — сын Хама, внук Ноя. Он также известен как Ханаан, прародитель ханаанитов…
Саймон пытался проглотить кусок кровяной запеканки, но ему это не удалось. Он отодвинул тарелку, с трудом справившись с тошнотой, и попросил Эмму продолжать. Та была только рада.
— И о чем говорит нам эта странная история? Ну, прежде всего проклятие Каина использовалось религией абрахамитов для узаконивания расизма и сионизма, и в особенности — для оправдания порабощения черных африканцев. Потому что негры считались потомками Хама и Каина.
— Каким образом? Я что-то совсем запутался. Снова. — Саймон пожал плечами. — Что, разве Каин был африканцем?
Профессор улыбнулась.
— На самом деле все просто. В Библии напрямую говорится, что Хам и его сын Каин вечно должны быть рабами за свои грехи, за то, что совершили неслыханное — посмотрели на пьяного голого Ноя, так некстати заснувшего. Только и всего. Но ранние иудейские и христианские теологи утверждали, что Иегова пошел дальше — и пометил Каина чернотой. В Вавилонском Талмуде, например, категорически заявлено: «Каин был поражен через свою кожу», то есть стал черным. Зохар, наиболее важная книга Каббалы, содержит сходное утверждение: «Сын Хама Каин почернел в своем естестве». И следовательно, африканцы — потомки Каина.
— Но это ведь в основном иудаистские теории?
— О нет. Нет-нет. Отцы христианской церкви от них не отставали. В одном из трудов восточного христианства, «Пещере сокровищ», это четвертый век, прямо устанавливается связь между рабством и чернокожими людьми. — Эмма проглотила большой кусок свиной щеки и пояснила: — А почему все это вызывает такую суету? Возможно, африканцев уже порабощали к тому времени, и применить тут идею проклятия Каина было бы весьма полезно, поскольку это давало бы отличное оправдание к тому, чтобы закрепить униженное положение чернокожих. И в течение самого темного периода Средневековья многие ученые-схоласты связывали воедино Каина, черную кожу и рабство.
— И эту же доктрину люди использовали в период… колонизации?
— Именно так! — Эмма положила на тарелку вилку и нож. — Испанские конкистадоры, британские империалисты, французы и португальцы, многие американские работорговцы — все они ухватились за эти псевдобиблейские тексты, чтобы придать видимость законности чудовищной торговле живым товаром. Идея, собственно, состояла в том, что Бог либо намеренно сотворил некую низшую расу одновременно с Адамом, либо он также намеренно создал касту чернокожих рабов, прокляв Каина. Следовательно, с рабством все в порядке.
Она промокнула губы салфеткой и продолжила:
— И эта теория до сих пор не потеряла силу. Мормоны отказались от нее только в 1977 году.
Наступил подходящий момент для того, чтобы поговорить на главную для Саймона тему.
— Эмма, а вы ведь говорили обо всем этом с одним парнем по имени Ангус Нэрн, да? Несколько месяцев назад.
Профессор Вайнард резко выпрямилась.
— Да. Говорила. Но… а вы откуда знаете? — Ее постоянная улыбка угасла. — Я думала, вы просто ведете журналистское исследование корней расизма?
— Да, это так. Но… есть и еще кое-что. И мне необходимо знать: чего хотел от вас Нэрн?
Профессор нахмурилась.
— Ладно. Да… Мы с Ангусом довольно близко знакомы. Он весьма эксцентричен… но все-таки обаятельный молодой человек. Очень талантливый ученый. Шотландский пресвитерианин.
— Понятно.
— Но я уже очень давно ничего о нем не слышала. Впрочем, я так погрузилась в работу…
— Так о чем вы с ним говорили?
— О многом. Его интересовали некоторые весьма странные вещи. Как связана история проклятия Каина с инквизицией, с басками и каготами.
— Каготами?
— Да, это такое племя французских париев, неприкасаемых.
— Никогда о них не слышал.
— А о них большинство людей никогда не слышали. Они были как раз одной из групп жертв этой экстремистской теологической теории проклятия Каина. Некоторые католические священники считали их сыновьями Каина, бла-бла-бла, а потому и преследовали их. Во французском католицизме есть в высшей степени расистское течение, иной раз антисемитское, и оно существует по сей день.
— То есть?..
— Помните французского архиепископа Лефевра? Он был отлучен от церкви за свои крайне ортодоксальные взгляды, противоречащие Ватикану, ну, и так далее. Кое-кто из его последователей открыто поддерживал холокост. Это направление католицизма было связано с марионеточным профашистским режимом Виши во Франции. А некоторые французские священники-ренегаты открыто сотрудничали с нацистами.
— Как именно, в чем это выражалось?
— Прежде всего, они служили капелланами в концентрационных лагерях. — Эмма снова посмотрела на часы. — Боюсь, мне действительно скоро пора будет идти…
Саймон кивнул.
— Но еще на парочку вопросов ответите?
— Постараюсь. Только давайте побыстрее.
— Что еще вы обсуждали с Нэрном?
— О… многое, очень многое. Мы даже вместе ужинали пару раз, — на лице профессора на мгновение вспыхнуло выражение задумчивой тоски. — Его, кстати, чрезвычайно интересовало, что случилось с результатами медицинских исследований каготов.
— Простите? Какие исследования?
— В 1610 году, в период наиболее сильного преследования каготов, король Наварры приказал своим придворным медикам изучить анатомические особенности каготов. — Эмма Вайнард взмахом пальцев обозначила кавычки, цитируя: — «Их отличия от других людей». Результаты этих исследований остались неизвестными. Но известно, что вскоре после этого высшие церковные иерархи начали эмансипировать каготов, чтобы остановить преследования, хотя им понадобились века для того, чтобы искоренить фанатическую неприязнь к каготам у младшего духовенства и крестьян. То же самое относится и к баскам.
— То есть?
— Басков ведь тоже постоянно преследовали, считая народом колдунов. Ирония тут в том, что сожжение басков было прекращено испанской инквизицией. Некий инквизитор по имени де Салазар изгонял и преследовал охотников на ведьм. Он лишил положения французского охотника на ведьм де Ланкре, одержимого проклятием Каина. — Эмма мягко улыбнулась. — Это, кажется, противоречит общепринятому мнению о Риме и инквизиции как яростных преследователей еретиков и разных меньшинств — но в действительности католическая элита стремилась к добру, и именно благодаря ей в итоге смогли выжить и баски, и каготы.
— А что случилось с результатами обследования каготов?
— Вот как раз это и интересовало Нэрна больше всего. — Эмма Вайнард взяла сумочку, готовясь уйти. — Я ему сказала, что инквизиторы особо охраняли все свои тайные документы относительно басков и каготов, это был высший уровень секретности.
— Тогда, полагаю… эти документы отсылались в Рим, в Ватиканскую библиотеку?
— И да и нет. Не забывайте, что инквизицией руководили доминиканцы, черные монахи, или псы Господа, как их называли за их фанатизм и садизм. Это средневековый каламбур, основанный на названии их ордена. Domine Cani на латыни — Dogs of God на английском.
— Мне нравится этот средневековый каламбур.
— Доминиканцы были самыми яростными сжигателями ведьм в Средние века. Две таких «собаки Господа» сочинили Malleus malleficarum, «Молот ведьм», ставший буквально библией охотников на ведьм. Боже, уже почти три часа!
Женщина уже поднималась с места. Саймон встал и пожал руку мисс Вайнард, пока она элегантно приносила извинения:
— Мне очень жаль, что приходится убегать. Но нужная мне библиотека закрывается в четыре. Однако я могу еще ответить на ваш последний вопрос — вы ведь хотите знать, что случилось со всеми теми соблазнительными архивами?
— Очень хочу.
— Отлично. Некоторые из самых реакционных доминиканцев в особенности цеплялись за проклятие Каина. Они и по сей день в него верят и отказываются бросить материалы, которые, как им кажется, подтверждают их точку зрения. Но в то же время Папа Римский не хотел раскола — Папы никогда не хотят раскола! — так что в итоге был достигнут некий компромисс.
— Продолжайте…
— Документы, относящиеся к каготам и баскам, были сохранены, но в великой тайне. Их держали в Ангеликуме, доминиканском университете в Риме. И многие века они пребывали там в полной сохранности. Но потом, после войны, после нацистов, кто-то счел, что это место недостаточно надежно для столь… провокационных документов. Вы и сами понимаете, что это действительно проблема, — она снова осторожно улыбнулась. — И что же случилось? По слухам, архив переправили в какое-то другое место, еще более надежное. Но это всего лишь слухи. Так что ответ на ваш вопрос представляет вот такую любопытную истину: никто этого не знает наверняка! Ученые десятилетиями спекулировали на этой теме. Рассуждали, что же случилось с документами о басках и каготах. Это теперь настоящая теологическая головоломка.
— А вы сами что думаете?
— Я? Я подозреваю, что эти архивы были просто уничтожены и что вся эта болтовня о конспирации — просто фантазии. Именно это я и сказала Ангусу Нэрну, к его великому разочарованию. Но так уж обстоит дело. А теперь я должна вас покинуть, пока у меня весь день не пропал понапрасну.
— Ох… большое вам спасибо! — Саймон чувствовал себя пресыщенным; он все еще переваривал странный обед и еще более странную информацию. — Еще раз спасибо. Все это невероятно полезно и интересно. Просветляюще.
Профессор небрежно бросила, что благодарить тут не за что. Ее улыбающееся лицо исчезло, когда леди спустилась вниз по винтовой лестнице. Оплатив счет и спрятав в карман чек, Саймон через минуту-другую тоже покинул ресторан.
На улице он поймал такси, чувствуя себя довольным проделанной работой. Теперь Куинн вполне мог позволить себе отправиться домой. Он развалился в большом лондонском такси и закурил толстую воображаемую сигару.
Но тут он вспомнил. Фазакерли. И пока такси катило мимо часовых мастерских и стеклянных стен квартир на Клеркен-уэлл, журналист достал из кармана телефон и прослушал голосовые сообщения.
Первое сообщение было длинным, несвязным и непоследовательным. Профессор сказал, что он сидит в своем кабинете в последний раз и что у него есть кое-какие новые теории, которые, как ему кажется, могут заинтересовать Саймона. Он что-то бормотал насчет «церковных оппонентов» его исследований. Даже упомянул Папу Римского. Он извинялся за то, что говорит так долго, «как старый болтливый холостяк, любящий морализировать»; послание действительно было настолько длинным, что последние слова затихли, не уместившись в выделенное время.
Саймон начал слушать второе сообщение.
Но это вообще не было сообщением. По крайней мере, это не было сознательным вызовом как таковым. Ясно было, что звонок сделан случайно, когда по ошибке нажали кнопку повтора вызова, то ли сев на трубку, то ли как-то задев ее.
Фазакерли по ошибке позвонил Саймону во второй раз. И аппарат записал чей-то крик — крик невыносимой боли. Возможно, наверняка, как ни чудовищно… но кто-то умирал.
Это казалось абсурдным. Саймон откинулся назад, на его лбу выступили капли пота, как липкие и холодные капли росы… невозможно было слушать эту чудовищную запись.
Начало «послания» представляло собой нечто вроде низкого, стонущего вздоха. А на заднем плане слышалось какое-то гудение. Похожее на гудение бензопилы где-то в лесу. Лесорубы за работой. Стон был искренним и отчаянным, в нем смешивались страх и боль; потом дыхание ускорилось, стало отчаянным… А потом его сменило бульканье, прерывистое бульканье, как будто кого-то энергично рвало и человек не мог дышать. И все это время слышалось все то же пугающее гудение.
Самым страшным во всей этой невыносимой записи было одно-единственное различимое слово — «хватит…», произнесенное между бульканьем, и потом — последний ужасающий хриплый вздох. Но этого слова было достаточно для того, чтобы узнать Фазакерли.
— Стойте! — закричал Саймон, колотя в стекло, отделявшее его от водителя такси.
Они были в каких-нибудь двухстах ярдах от лабораторий «Карты генов».
Водитель резко остановил машину и удивленно обернулся к Саймону.
Куинн отдал ему двадцать фунтов, выскочил из такси и помчался по элегантной Гордон-сквер. Нашел старую облупившуюся дверь — она была приоткрыта. Саймон побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Он был в отчаянии.
Но вот журналист добрался до лаборатории и офисов «Карты генов». Аппараты все так же стояли вокруг, холодные и никому не нужные. Гидравлический резак и центрифуга помалкивали. Все выглядело обычно, то есть точно так же, как в прошлый раз. Пыльная аппаратура. Пустые письменные столы. Заброшенные комнаты. Открытые двери. На одном из столов — забытая кем-то из ученых яйцеобразная кукла с кучерявыми волосами и широкой ухмылкой.
Но где же Фазакерли? Может, все эти звуки ничего не значили? Может быть, Саймон просто неправильно понял это жуткое второе сообщение?
Панический страх вернулся, когда Саймон услышал гудение. Это было то же самое гудение, что записал его телефон. Как звук пилы, доносящийся сквозь бесконечный голый лес, заваленный снегом… Кто-то там заготавливал дрова, далеко, в черно-белом пространстве…
Саймон приостановился. Там. Звук исходил из дальнего угла лаборатории. Работал один из тех аппаратов, которые Фазакерли показывал Саймону во время их небрежного осмотра помещений. Микроволновая печь промышленных размеров, которую использовали для стерилизации, и гистологии, и…
Саймон рванулся вперед. Огромный, как шкаф, аппарат был включен. Он что-то приготовлял, хлопотливо подогревал, как счастливая домохозяйка, напевающая себе под нос. В печи что-то лежало…
Конечно, Саймон знал, что именно там лежит, и, конечно же, он не хотел этого знать. Он отвернулся, потом снова посмотрел на печь, подавляя желание бегом броситься вон, на улицу, чтобы заглушить этот омерзительный, чудовищный страх.
К темноватому стеклу дверцы просторной печи прижималось лицо. Запеченное, покрытое влагой старое лицо, из белых сморщенных ноздрей которого свисали тошнотворные нити. Сварившееся, но не зарумянившееся. Кожа была бесцветной, местами розоватой, один выскочивший из орбиты глаз висел на тонком нерве…
Гудение затихло. Микроволновка дала свисток и отключилась.