За дверью стоял полицейский. Он предъявил Дэвиду свою бляху и сообщил с акцентом, но, в общем, на отличном английском, что его зовут офицер Сарриа. На копе были щеголеватая фуражка и темный мундир, и рядом с ним стоял сослуживец. Второй полицейский был одет в черный однобортный костюм и ослепительно-белую рубашку. Он не улыбался. И на его лице красовались солнечные очки.

Сарриа втиснулся в комнату мимо Дэвида; полисмен посмотрел на Эми, сидевшую на краю кровати.

— Мисс Майерсон.

— Вы меня знаете?..

— Я гнался за вами обоими через всю Францию. Нам необходимо поговорить. Немедленно. Это мой коллега, — он жестом указал себе за спину. — Он тоже полицейский. Я намерен с вами побеседовать. Прямо сейчас.

Дэвид понял, что допроса не избежать. Он почувствовал себя в ловушке. Летящим под откос. Что-то ужасное должно было произойти, здесь, в стороне от чужих глаз. В уединении их комнаты, на верхнем этаже. Перед его глазами вспыхнула картина: кровь… пятна крови на стене ванной комнаты…

Он посмотрел на Эми; та едва заметно пожала плечами, как бы говоря: «А куда нам деваться?»

Он снова повернулся к полисмену.

— Ладно. Но… лучше внизу. На террасе. За гостиницей. Пожалуйста…

Сарриа нетерпеливо вздохнул.

— Да, ладно, внизу.

Они все вчетвером втиснулись в скрипучий гостиничный лифт и спустились на первый этаж. В вестибюле Дэвид заметил еще одного полицейского, стоявшего у входа в отель; его рация гудела. Отель охранялся.

Они пошли в другую сторону, на украшенную фресками террасу, к столику, стоявшему поодаль от других — почти у самого моря, пожалуй, даже ближе, чем бар. Столик скрывался за маленькими пихтами в горшках. Никто не увидел бы их там.

Эми взяла Дэвида за руку; ее ладонь вспотела. Полисмены уселись по обе стороны от пары. Дэвид чувствовал, что тоже покрывается потом. И даже подумал, не заболел ли он. Что, если они с Эми подхватили какую-то инфекцию? От тех трупов в подвале, превратившихся в жидкость? Зачем бы тела хранили так тщательно укрытыми от воздуха?

Слова «оспа» и «чума» разнесли вдребезги все его самообладание. Он пытался сосредоточиться на том, что происходило сейчас. Потому что полицейский уже говорил.

— Я родился как раз там, в Байонне, — между прочим сообщил Сарриа. Он посмотрел на Эми, потом на Дэвида. — Да, я баск. И как раз поэтому я знаю, что вы нуждаетесь в помощи.

— Да, но… в чем дело? — тусклым голосом спросила Эми. — Почему вы здесь, детектив?

— Мы искали мисс Бентайо. Она может быть очень важным свидетелем по делу об убийстве ее семьи. — Он мрачно кивнул. — Да-да. И мы знаем, что она сбежала в Биарриц, а из Биаррица — во Франкфурт.

— Так она теперь в Германии? — поспешил сказать Дэвид.

— А оттуда она улетела прямиком в Намибию, если верить записям аэрокомпании. — На лице полицейского отразилось раздражение. — И не вздумайте меня обманывать, месье Мартинес. Мы уже давно пытаемся раскрыть всю эту тайну. След хаоса и крови после тех убийств в Гюрсе ведет… ведет в тот самый дом в Кампани, где некто слышал два выстрела. А один старый священник из церкви Наваррена сообщил нам ваше имя. И после того нетрудно было выяснить дальнейшее. Та история с заметкой в газете и так далее… — Полицейский посмотрел на крошечную чашечку, принесенную официантом — изысканный café noir, — но не прикоснулся к напитку. — Возможно, вам приятно будет узнать, что с тем священником все в порядке. Думаю, он спас вам жизнь. Как раз вовремя захлопнул дверь.

Эми не выдержала и спросила:

— Но как вы нас отыскали? Здесь?!

— Я старший офицер жандармерии. И часть моей работы — знать как можно больше о баскских террористах.

Дэвид бросил на Эми быстрый взгляд; ее лицо было спокойным, светлые волосы слегка шевелил ветер. Но он ощутил бурю чувств, скрывавшихся под демонстративно бесстрастным выражением. Он хотел бы знать, думает ли она сейчас о Мигеле; он хотел бы знать, что именно она думает о Волке.

Сарриа покосился на своего коллегу и продолжил:

— У нас есть связи по всей Стране Басков. Полезные связи. Мы предположили, что вы можете отправиться в Биарриц, потому что именно сюда бежала Элоиза. Я попросил всех владельцев интернет-кафе наблюдать, не появится ли у них английская девушка. И дал ваше описание, мисс Майерсон. Ничего сложного.

Молчаливый полицейский рассматривал террасу и пляж за ней; он вел себя как телохранитель какого-нибудь президента, смотрящий то направо, то налево.

Сарриа решил добавить кое-какие подробности:

— Я также знал, конечно, что вас преследует Мигель Гаровильо. Один из самых опасных убийц ЭТА. Прославившийся своим садизмом. Мне бы хотелось лично арестовать его. Но он умен. Так же, как и жесток. — Сарриа перевел взгляд на Дэвида. — И у него есть очень, очень много весьма… значительных помощников. Важные люди стоят за ним.

— Что вы имеете в виду?

— Прежде чем я вам это скажу, вам нужно узнать еще кое-что. Из истории. Вы должны быть готовы.

Дэвид снова посмотрел на Эми; осеннее солнце ярко играло в ее волосах. Мартинес обернулся к загорелому французскому копу.

— Рассказывайте.

— Отлично, — полицейский сделал крошечный глоток café noir и спросил: — У вас ведь есть карта? Та карта, что упомянута в статье?

Дэвид ощутил дрожь тревоги.

— Да. Она здесь… Я всегда держу ее при себе. — Он ощупал карман пиджака, потом достал весьма потрепанную дорожную карту.

Офицер Сарриа взял ее и развернул; бумага выгорела от солнца, и синие звездочки выглядели слишком ярко. Полицейский кивнул и посмотрел на своего коллегу, потом снова сложил карту и опустил ее на стол.

— Я уже видел ее прежде.

— Что?

— Это карта вашего отца, мсье Мартинес. Я вернул ее вашему деду. После того убийства.

— Я знаю, что это карта отца, но я не понимаю…

Еще произнося это, Дэвид понял, что еще немного, и он сможет добраться до истины. И, запинаясь, спросил:

— Вы были… вы хотите сказать…

— Именно это я и хочу сказать, — офицер пристально смотрел на Дэвида. — Месье Мартинес, может быть, сейчас я и выгляжу стариком с седыми волосами, но когда-то я был молодым офицером. В Наваррене. В Гюрсе. Пятнадцать лет назад.

Реальность словно ударила Дэвида; боль потери стиснула его грудь.

— Как раз тогда, когда были убиты мои родители?

— Я с самого начала подозревал в их убийстве ЭТА. Там были все признаки, если можно так сказать, проведенной террористической акции. Испорченный автомобиль, отвратительный взрыв — все было таким же, как другие убийства, совершенные ЭТА, все, что мы расследовали в то время. И я подозревал, что в этом замешан молодой Мигель Гаровильо; у нас даже был свидетель.

— Так какого черта вы его не арестовали?

Сарриа нахмурился:

— Когда я находился в полицейском участке Наваррена, туда приехал один из старших офицеров всей той области.

— И кто это был?

— Неважно. А важно вот что: он приказал мне закрыть дело. Приказал прекратить расследование и пометить его как безнадежное. Хотя у нас были улики. Я очень разозлился тогда.

— Но зачем? Зачем им это делать?

Сарриа посмотрел на Эми.

— Первой моей мыслью было, что тут замешан ГАЛ.

Дэвид тоже посмотрел на Эми.

— Не понял… кто такой этот «галл»?

Эми пояснила:

— Это не человек, Дэвид. Это ГАЛ, — девушка побледнела от волнения. — Заглавная «Г», заглавная «А», заглавная «Л». ГАЛ. Это были отряды, созданные испанскими властями для того, чтобы похищать и казнить баскских радикалов. В восьмидесятых и девяностых годах. Их тайно поддерживали некоторые… элементы во французском правительстве.

— Совершенно верно, мисс Майерсон. — Сарриа коротко кивнул. — Это был очевидный ответ. И мой начальник сразу понял намек. Это сделал ГАЛ — и оставьте все это. Значит, в дело вовлечены власти, и нам дали понять, что ваши родители были баскскими террористами, мсье Мартинес. А следовательно, их смерть не была такой уж трагедией для французского государства.

Дэвид молча смотрел на полицейского, ожидая продолжения.

Сарриа вздохнул:

— Но мне это казалось бессмыслицей. Полной бессмыслицей. Насколько я мог понять, ваши родители никак не были связаны с террористами. Обычный американец и женщина-англичанка, путешествующие по здешним местам. И зачем бы известному баскскому радикалу, возможно самому жестокому из всех террористов ЭТА, Otsoko, Волку, сыну великого Хосе Гаровильо, — с какой бы стати ему вдруг начать работать на ГАЛ? Решил вдруг стать предателем ради именно этого случая?

Вопрос повис в воздухе, как соленый привкус моря, плескавшегося в сотне метров к западу от них.

— Ну, и… — тихо произнесла Эми, — и зачем бы?

— Вот в том-то и вопрос. Зачем были совершены три эти убийства?

Дэвид перебил его:

— Три убийства?

— Да. Конечно. — Сарриа вдруг помрачнел и нахмурился. — Вы… вы что же, не знали?

— Мне было тогда пятнадцать. Мне никто ничего не говорил. Я не знал чего?

— Результатов вскрытия. Ваша мать была на пятом месяце беременности, когда умерла. Она носила девочку…

За столом стало очень тихо. В душе Дэвида творилось нечто невообразимое. Всю свою жизнь он был единственным ребенком. Страстно мечтал иметь сестру или брата. А когда он осиротел, это одиночество, эта жажда иметь кого-то лишь усилилась. И теперь вот это. У него почти уже появилась сестренка…

Его болезненные воспоминания сами собой перешли от отчаяния к глубокой задумчивости. Возможно, именно поэтому мама и папа устроили себе эти странные каникулы во Франции? У них возникло желание исследовать свои корни? И возникло оно в результате так давно ожидаемой второй беременности?

Сарриа снова заговорил:

— Мне очень жаль, мсье Мартинес. Вы теперь понимаете: я здесь, чтобы помочь вам. Как только я увидел снимок в газете, сразу узнал вас. Вы очень похожи на своего отца. Я ведь видел его там, в машине… — Офицер на мгновение отвел взгляд, посмотрев на море, потом снова повернулся к Дэвиду. — Мне бы очень хотелось отправить Мигеля Гаровильо во французскую тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Но прежде чем я расскажу вам кое-что еще, мне нужно знать всю вашу историю.

Он передвинул свою крохотную кофейную чашку и оперся локтем на стол.

— Désolé. Вы можете не захотеть мне поверить. И я даже уверен, что вы мне не доверяете. Но я помню, как все это было, когда мы нашли ваших родителей. Уж поверьте, такие картины никогда не забываются. Поэтому мой вам совет: расскажите мне обо всем, прямо сейчас, и побыстрее… — Он немного помолчал, тяжело вздохнул. — К тому же, по правде говоря, разве у вас есть выбор?

Дэвид бросил на Эми долгий многозначительный взгляд, и их пальцы переплелись на столе. Эми сказала:

— Да, придется. Нам придется быть откровенными.

Конечно, она была права. Возможность выбора у них сжалась практически до нуля. Поэтому Дэвид кивнул, сделал глубокий вздох — и рассказал полицейскому всё, всю историю от начала и до конца. О связи местных событий с убийствами в Британии, Франции и Канаде. О журналисте из Англии. О дверях каготов. Об их с Эми сюрреалистическом путешествии по дороге, каждый дюйм которой был окрашен кровью.

К концу его монолога Сарриа снял фуражку и положил ее на белую бумажную скатерть. Но его взгляд ни разу не оторвался от Дэвида.

— Так, значит… Как я и думал. Les églises… La Societé… — Он говорил как бы сам с собой, глядя поверх голов Дэвида и Эми, словно искал ответа в небе над Биаррицем.

Потом он, наконец, вынырнул из своих мыслей и объяснил кое-что:

— Все дело в тех церквях. Мигель выслеживал вас не просто с помощью мобильных телефонов, мсье Мартинес. Дело в тех церквях. В дело замешаны священники Наваррена.

Эми тут же спросила:

— Что вы имеете в виду?

— Когда меня отстранили от расследования убийства семьи Мартинесов, когда это дело было закрыто… я… в общем, я предпринял собственное, частное расследование. Я покопался в прошлом тех, кто связал мне руки. Проверил, не связаны ли они как-то с ГАЛ, «эскадронами смерти». Конечно, такой связи не обнаружилось. Mais… — Он опять немного помолчал, потом продолжил: — Но имелась связь с церквями. Точнее, с Обществом Пия X.

На лице Эми отразилось неприкрытое удивление.

— Я слышала о них. Да. И… и… Хосе был связан с этим Обществом. У него было распятие, благословленное Пием X. Да… — Она стиснула руку Дэвида. — Тот священник, в Наваррене!

Дэвид вспомнил.

— Да, он упоминал об этом Обществе. Говорил, что его просили сообщить им… или кому-нибудь… о нас. И в некоторых церквях висел портрет этого человека. — Дэвид был в растерянности, он пытался осмыслить подсказанную ему идею. — Но кто они такие?

Сарриа разъяснил:

— Это большая группа, отколовшаяся от католической церкви, она имеет сильную поддержку на юге Франции. И в Стране Басков. Поддерживает традиции. Основатель этого течения — архиепископ Лефевр. Они связаны с Национальным фронтом, самым правым политическим крылом. Некоторые из их епископов отрицают холокост. И у них есть единомышленники во всем государстве. Они… — Офицер нахмурился. — Они также действуют за границей. В Баварии и Квебеке, в Южной Америке. У них есть друзья-политики в Польше, это Союз польских семей. И крепкая рука в Австрии. Предполагается, что у них около восьмисот тысяч членов. Собственные священники, свои семинарии, свои церкви.

Эми спросила:

— Вы уверены, что все это касается нас напрямую?

— Совершенно уверен. Куда бы я ни посмотрел, мадемуазель, я нахожу связь с Обществом. Un réseau, une conspiration! Мой собственный начальник был их решительным сторонником. Самое правое крыло.

Дэвид во все глаза смотрел на офицера, по-прежнему совершенно озадаченный.

— Но зачем, почему они все это делают?

Офицер неуверенно покачал головой.

— Мне лично кажется, что католическая церковь хочет… скрыть некое знание, некие сведения, обнаруженные во время войны. Возможно, связанные с Гюрсом. Ваши родители случайно открыли… ту самую тайну. Может быть, просто нечаянно, по ошибке. Accidentellement.

— Вы говорите, во все это замешано Общество, и тут же утверждаете, что это дело рук всей католической церкви?

Офицер пожал плечами:

— Это лишь моя… догадка, это правильное слово? Моя догадка. Я стал заниматься Обществом со времени самых первых убийств в Гюрсе. Несколько лет назад Общество Пия X было… excommunié… Папой Иоанном-Павлом II за отрицание решений Ватикана по ряду вопросов. И за их экстремистские взгляды. Но недавно появились кое-какие признаки того, что Папа готов возродить Общество… Были замечены попытки начала мирных переговоров. — Сарриа чуть заметно улыбнулся. — Только я думаю, что церковь попросила Общество кое-что сделать в обмен на устранение раскола.

— Покончить с этой тайной? Тайной Гюрса, да? Раз и навсегда?

Офицер вздохнул:

— Да. Кто может сделать это лучше, чем Общество? Они ведь знают историю во всех ее деталях, потому что их собственная история уходит корнями в Виши и во времена оккупации. Тогда все это началось. Реакционные французские священники служили в Гюрсе капелланами. Они пытали каготов, иудеев…

Картина событий, или хотя бы их части, начала проясняться перед Дэвидом. Он смотрел мимо темных деревьев в кадках на голубой Бискайский залив. И тихо сказал, как бы самому себе:

— Куда бы мы ни приехали, мы… мы натыкались на церкви. Наваррен, Савин, Люц. Дом Элоизы стоял прямо напротив церкви. Она ходила в церковь в Кампани…

— Именно так. Общество, скорее всего, просило помочь ему найти вас… Священники и монахини, церковные чиновники — они, возможно, узнавали вас, когда вы перебирались с места на место. Надо сказать, что рядовые церковные служители, скорее всего, даже не знали, зачем их просили это делать. Но они выполняли приказ, потому что всегда подчиняются начальству. Преданность имеет большое значение в этой части мира.

Эми задала новые вопросы:

— А потом все сведения о нас передавались в Общество, так? И Мигелю?

— Et voilà. Но что еще нам известно? Мне незачем объяснять вам это, ведь так? Личные мотивы Мигеля.

Полисмен сделал еще один крошечный глоток кофе, бросил короткий взгляд на море и опять сосредоточился на своих собеседниках.

— Гаровильо вырос как баскский радикал. Он безумно гордился своим басконским наследием. А потом… он однажды узнает от своего отца, что он вообще не баск, а кагот, презренный кагот. Мигель Гаровильо должен был быть раздавлен, уничтожен. Но потом он, должно быть, нашел решение. — Сарриа нахмурился. — Решил, что он сделает все, лишь бы сохранить свою тайну, убьет каждого, кто будет угрожать раскрыть унизительную правду о его отце… и о самом Мигеле. И это счастливым для него образом совпало с пожеланиями Общества. Возможно, они привлекли его как раз благодаря его тайне, а возможно, оба Гаровильо уже были членами Общества. И все встало на свои места.

Дэвид наконец тоже заговорил:

— И ему помогал кто-то из высшего руководства ЭТА, верно? Ему ведь нужны были все эти бомбы и вообще оружие, снаряжение… Для убийств.

— Vraiment. И однажды Мигель узнал, что ваши родители приехали во Францию и расспрашивают о каготах, и остановились поблизости от Гюрса. Они беседовали с людьми в том самом пивном баре, куда заходили и вы. Это должно было напугать Мигеля, насторожить его, он почуял опасность. И тогда Волк начал действовать.

Ветер донес с берега далекий звук детского смеха. По лицу Сарриа проскользнуло выражение глубокого чувства, искренней печали. Он добавил:

— Но вашей семье, мсье Мартинес, все это уже, конечно, не поможет. Мне очень жаль, что я не смог сделать большего. Я пытался. Прошу, простите меня.

Дэвид мягко кивнул. Но он думал совсем о другом: он не хотел прощать, он не искал раскаяния; ему нужны были ответы. Как можно больше ответов. К нему вернулась решительность, он жаждал мести за своих родителей. За свою нерожденную сестру. Но чтобы отомстить, он должен был увидеть всю картину целиком. Прежде чем Мигель уничтожит все свидетельства.

Дэвид произнес:

— Но офицер Сарриа, как насчет связи с Гюрсом? Что произошло там?

Сарриа пожал плечами.

— Этого я вам сказать не могу — просто потому, что не знаю. И, похоже, никто не знает. Но что я могу… — Он наклонился к центру стола, заговорил тихо и озабоченно: — Пока что я могу только защитить вас. Вы в очень большой опасности. Очень серьезной. Общество и его высокие политические покровители все еще хотят вашей смерти. Им необходимо, чтобы вы умерли.

— Ну и какого черта нам делать? — спросила Эми. Она скрестила руки на груди. — Куда нам деваться? В Британии тоже слишком опасно. И в Испании. Куда же?

— Куда угодно. Вы даже не представляете, какая это угроза… — Офицер многозначительно посмотрел на молодых людей. — Может, вот это вам немного поможет. Если вам нужны какие-то факты…

Он сунул руку в свой портфель и достал большой коричневый конверт. Открыв его, вынул пачку фотографий.

— Это снимки с места убийства в Гюрсе. Мадам Бентайо, бабушка Элоизы.

Дэвид взял несколько глянцевых снимков. Не слишком уверенно. Он должен был сейчас увидеть то, что увидела через окно бунгало Элоиза. То, что она не хотела, не могла рассказать: невыразимо страшное убийство ее бабушки.

Дэвид собрался с силами, потом посмотрел на самый большой снимок.

— Ох, Боже…

На фотографии было все место убийства целиком.

Тело мадам Бентайо лежало на полу кухни, и весь этот пол был залит ее кровью. Опознать женщину можно было только по одежде — и клетчатым шотландским шлепанцам; но лица, которое подтверждало бы личность, не осталось. Потому что голова у мадам Бентайо отсутствовала. И она, похоже, была не отрублена и не отрезана, а оторвана. Неровные края чудовищной раны, лоскуты и ленты кожи, нити вырванных вен — все выглядело так, словно кто-то начал отрезать голову, а потом просто с силой повернул ее и дернул, — то ли от злобной ярости, то ли от нетерпения… или от жажды крови. Дэвид постарался заглушить воображение… он не хотел представлять себе, как безумный террорист тянет голову живого человека до тех пор, пока не рвутся позвонки, мышцы…

И это было еще не все. Некто — наверное, Мигель… конечно же, Мигель… отрезал еще и руки: запястья старой женщины превратились в окровавленные обрубки, из них тоже свисали белые нитки вен и волокна мышц. Лужи крови, вытекшей из них, лежали на полу, как плоские красные перчатки.

А потом кисти оборванных рук были приколочены к двери. Несколько других фотоснимков показывали эти проткнутые ладони. Две отделенных от тела руки. Прибитые гвоздями. К двери кухни.

Эми закрыла лицо ладонями.

Ужас. Ужас-ужас-ужас…

Сарриа пробормотал:

— Конечно. Мне очень жаль. Но и это не всё…

Дэвид крепко выругался.

— Да как это может быть «не всё»? Неужели может быть что-то еще хуже?!

Офицер снова открыл конверт и достал из него последнюю фотографию. Это был крупный план одной из мертвых кистей. Сарриа концом авторучки показал в левую часть снимка.

Дэвид прищурился, всматриваясь. Это было похоже… некая полукруглая метка на плоти… Неглубокая, но отчетливая. Изогнутый ряд маленьких углублений в бледной плоти…

— Это что… — Дэвид с трудом подавил рвотный позыв. — Это… то, что мне показалось?..

— Qui. Укус человеческих зубов. След укуса. Это похоже на некую пробу… как будто кто-то просто поддался порыву и попробовал укусить человеческую плоть. Просто проверить, какова она на вкус.

Они замолкли. Волны ритмично плескались, набегая на берег. А потом второй полицейский наклонился к Дэвиду. И заговорил в первый раз за все это время:

— Allez. Бегите. Куда угодно. Пока он вас не нашел.