Выражение лица Мигеля было предельно понятным: он устал, но чувствовал себя насыщенным, победившим. Дэвид вдруг понял, что это же самое выражение было на лице террориста после совокупления с Эми в пещере ведьм в Сугаррамурди.
— Погоди. Погоди-погоди… я спать хочу, — сказал Мигель. Его дыхание вырывалось в холодный воздух облачками пара. — Мы можем подождать. Bukatu dut! Американец согреет нас утром.
Ангус во все глаза смотрел на террориста.
Мигель отдавал приказы своим людям; Ангуса, Эми и Дэвида крепко привязали к акации, спинами к стволу, и приставили к ним стража. А потом террорист как-то сразу заснул, так быстро, как будто потерял сознание. Он теперь лежал как мертвый, на куске брезента возле умирающего огня, и его продолжало чуть-чуть согревать еще не остывшие угли жертвенного костра.
— Клейне — Левин, — тихо и невыразительно произнес Ангус.
Дэвид шепотом спросил ученого, привязанного к дереву рядом с ним:
— Что ты сказал?
— Синдром Клейне-Левина, вот чем можно охарактеризовать состояние Мигеля. Внезапный сон, лицевой тик. Склонность к насилию. Думаю, это синдром Клейне — Левина.
— И что?
— Да просто… интересно.
Некоторое время они молчали. Потом заговорила Эми. Ее голос дрожал от обуревавших девушку чувств.
— Ангус… как бы то ни было… мы должны, должны что-то сделать. Просто хоть что-нибудь…
Нэрн кивнул.
— Понимаю. Но… что именно? Что мы можем сделать?
Никто ему не ответил.
Эта была холодная и нелепая ночь, полная страданий. Дэвид не мог заснуть. Его мысли постоянно устремлялись в один и тот же черный туннель ужаса: его сожгут утром… на рассвете. Он будет страдать так же, как Альфонс. Он очень надеялся, что к нему смерть придет быстрее.
Только он один оказался не в силах заснуть. Ангус и Эми сначала шептали ему разные слова, стараясь немного успокоить, но потом усталость навалилась на них, и они задремали, повесив головы.
А Дэвид так и сидел без сна. Смотрел в черноту пустыни. Его заедали москиты. Мошки мельтешили перед его лицом, как крошечные перепуганные призраки. Но даже они разлетелись, когда стало еще холоднее.
Но потом, в осторожном сером свете приближавшегося утра, что-то зашевелилось. Какой-то человек поднялся… Дэвид присмотрелся.
Это был Мигель. Он осторожно подкрался к почти остывшим углям костра. Все его подельники спали, кроме стража. Мигель сменил его на посту. А когда тот отошел и лег, Мигель тихо-тихо подобрался к едва-едва дымящейся горке углей.
Террорист из ЭТА посмотрел налево, направо, чтобы убедиться: на него никто не смотрит. Дэвид находился в тени под деревом, вдали от фонарей. Мигелю явно и в голову не могло прийти, что Дэвид может за ним наблюдать.
Но за чем он наблюдал? Чем там занимался Гаровильо? Во всей этой ночной сцене было что-то и непонятное и пугающее.
Сын Хосе Гаровильо шагнул прямо в теплые угли догоревшего костра и положил руку на тело Альфонса. И потащил к себе. Он тащил из кучи мертвую обгоревшую плоть…
Мигель вытащил наружу ногу. Бедро несчастного намибийского юноши. Нога легко отделилась от тазовой кости. Как будто в руках Мигеля оказался перепревший под крышкой куриный окорочок. Мигель опустил жареную ногу на песок. А потом сунул руку в карман, достал и раскрыл большой острый нож. Он уже истекал слюной, серебристая струйка на его подбородке поблескивала в лунном свете; Дэвид видел, как террорист погрузил нож в ногу, вырезая кусок из обгоревшего, зажаренного человеческого тела.
Потом Мигель еще раз посмотрел направо, налево — ночной Волк охранял свою добычу. А потом, насадив кусок человеческой плоти на острие ножа, жадно поднес его ко рту, к слюнявой волчьей пасти.
Otsoko.
У Дэвида судорожно сжался желудок в рвотном позыве.
Мигель мгновенно обернулся в сторону тихого звука. Террорист увидел Дэвида. Увидел, что его заметили.
Его лицо исказилось — невыразимый стыд и чувство вины отразились в его глазах. Террорист уронил нож в пыль, как будто никогда и не держал его в руках. Резко поднявшись на ноги, он грубым пинком отправил плоть и кости обратно в покрытые золой угли костра. А потом стер с подбородка слюну и ухмыльнулся, глядя на Дэвида. Молча. Но его ухмылка выглядела неубедительно; стыд все еще горел в его взгляде. Бесконечный стыд.
Мигель ушел в тень, волоча за собой свое одеяло. И снова заснул.
Дэвид продолжал смотреть в его сторону. Его взгляд как будто остановился от ужаса всего увиденного.
А потом он, бодрствуя в одиночестве, долго смотрел в небо. Рассвет понемногу пробуждал древнюю землю к жизни. Он окрасил горизонт сначала зелеными и холодными синими тонами, потом бледными абрикосовыми полосами… Поперек дна каньона начали протягиваться пока еще неуверенные тени. Тонкие молодые деревья кланялись, как придворные, в свежеющем утреннем ветре. Все в лагере спали, кроме Дэвида.
Вдруг он заметил большую кошку в нескольких сотнях метров от лагеря, в пересохшей речной долине, и прищурился, наблюдая за ней; кошка была рыжевато-коричневой, грациозной, с кисточками на ушах и длинным подвижным хвостом, и она крадучись пробиралась между верблюжьими колючками. Каракал, степная рысь…
А далеко в глубине каньона Дэвид различил огромные черные тени. Пустынные слоны. Они совершали свой невероятный переход через пересохшие земли Намибии в поисках воды.
Дэвиду хотелось кричать. Потому что он должен был вот-вот умереть. А мир вокруг был так прекрасен! До жестокости прекрасен. Мир был диким, угрожающим — и прекрасным. Каждый жук, эбонитово-черный на золотистом песке, каждый звук, издаваемый пустынной птицей, спрятавшейся в ветвях акации, — все было прекрасно. А он должен был умереть.
Над лагерем разнесся голос Мигеля:
— Эй, к делу! Черт знает как холодно. Надо нам его сжечь. Вставайте! Egun on denoi! Просыпайтесь!
И лагерь как-то вдруг наполнился людьми. Дрожащие от холода мужчины ждали приказа.
— Но ведь нам нужны дрова, Мигель?
— Так пойдите и найдите их! — рявкнул их вожак. — Прихватите с собой Эми и Нэрна. Пусть тоже собирают ветки, чтобы зажарить своего дружка. Мы сварим кофе на его мозгах.
— Ладно. — Алан бесцеремонно ткнул пистолетом в сторону пленников. — Слышали, что он сказал? Незачем нам одним париться с этими дровами. Вы будете их собирать. А мы за вами присмотрим.
Эми и Ангуса развязали. Подталкивая стволом пистолета в спину, указали, в какую сторону двигаться. Дэвид смотрел им вслед, он так и остался привязанным к дереву. Двух пленников погнали в каньон; Эми наклонилась и подняла маленький обломок сухой ветки акации. Мужчины курили и смеялись, отпуская грязные шуточки на тему предстоящей экзекуции.
Дэвид заметил, что Ангус что-то говорит Эми. Шепчет. Но тут же Алан крикнул через облако пыли, сопровождавшее усиленно трудившихся пленников:
— А ну, заткнулись! Собирайте дрова, молча!
Ангус обернулся и извинился, потом наклонился к песку и выдернул из земли маленькое деревце с несколькими оставшимися на нем зелеными листками. Эми последовала его примеру: тоже выдернула точно такое же деревце, в нескольких ярдах в стороне.
Начался день, продолжались дела. Ангус и Эми медленно и уныло выполняли задание, и горка дров в середине лагеря все росла; холодный ветер метался по пустыне, солнце уже светило вовсю, но все равно было слишком прохладно.
Голос Мигеля звучал при дневном свете просто оглушительно.
— Алан, разжигай огонь! Просто мороз какой-то! А нашего дружка поставь в середину.
— Да, Миг…
Дэвид чувствовал, как его просто разрывает на части от ужаса. Несмотря на то что он готовил себя к этому всю ночь, реальность была слишком чудовищной, чтобы все, что происходило с ним сейчас, было правдой. Этого не должно было случиться. Этого не должно быть! Но бандиты уже подошли к нему. Дэвид боролся и извивался, но он был один, а их было много; он попытался укусить одного из террористов, но сильный удар по лицу заставил его оставить попытки. И неумолимо, непреклонно его тащили по пыльной земле к ожидавшей куче сухих дров.
— Веревки где?
С жестокой силой его наполовину толкнули, наполовину подняли прямо в середину костра. На мгновение его руки оказались свободными, и Дэвид постарался ударить кого-нибудь, кого угодно — но мужчины поймали его кулаки; он ощутил, как его запястья связывают вместе позади столба, а потом то же самое произошло с его лодыжками, их тоже намертво прикрутили к столбу… Привязали его к большому деревянному колу.
Дрова громоздились вокруг Дэвида, он был по колено в этих серых пыльных пустынных ветках. Сухих, ждущих…
Мартинес смотрел на Эми; она смотрела на него. По ее щекам бежали слезы, но она молчала. Дэвид заглядывал в ее голубые глаза; в эти последние моменты он искал какого-то подтверждения, какого-то доказательства того, что Эми его любила. Да, в ее лице было нечто отстраненно нежное, чистое, задумчивое… но что это?
— Хватит! — рявкнул Мигель. — Пора позавтракать. Torrijas, Kafea!
— Погоди, — заговорила Эми. — Позволь мне поцеловать его на прощание.
Мигель посмотрел на нее скептически и сухо, почти не скрывая улыбки. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и Дэвид чувствовал на лице настоящее тепло. Скоро жара станет обжигающей, а его поджарят, и кровь вскипит в его венах…
— Почему бы и нет? Поцелуй его, попрощайся. Скажи agur. Попробуй его на вкус еще разочек. А я посмотрю.
Эми покорно кивнула. Она подошла к костру и, перешагнув через дрова, потянулась к Дэвиду, чтобы нежно поцеловать его в губы. При этом она прошептала — очень тихо и очень отчетливо:
— Старайся не вдыхать дым. Среди дров — молочай. Просто постарайся.
Дэвид постарался подавить все чувства. И кивнул. Молча. Эми поцеловала его еще раз и отошла, а Алан приблизился к костру.
— Ну что, какую марку бензина возьмем сегодня?
Кто-то заржал.
— У кого есть зажигалка?
Француз Жан-Поль уже выплескивал бензин из канистры на сухие дрова. Дэвид ощутил, как холодная жидкость попала ему на лодыжки, к его лицу поднялся сладковатый запах бензина, а потом Энока взял в руки зажигалку. Приземистый выродок щелкнул ею и прикрыл огонек ладонью, защищая от дувшего из пустыни ветра, как маленького птенца, как цыпленка, — и тут же опустился на корточки и осторожно поднес огонек к дровам… и сразу медленно отступил назад, вопросительно глядя на кучу дров… а в следующую секунду бензин с вежливым вздохом вспыхнул, и дрова охватило огнем.
Это происходило на самом деле. Здесь. Сейчас. В желтой долине Дамары. А над бушем кружили соколы. А Дэвида собирались сжечь заживо.
Пустынное дерево было настолько сухим, что загорелось в одно мгновение, и вот уже большие желтые языки пламени гудели вокруг молодого человека. Ангус и Эми присели на корточки у огня, грея руки. Мигель расхохотался.
— Вот это недурно! Согревайте ручки на огоньке своего дружка! Он жарится, вы греетесь. Я тоже. — Мигель обратил взгляд на своих подручных и резко бросил: — Держите их под прицелом.
Сам Мигель подошел поближе, чтобы наблюдать за муками своей жертвы. У Дэвида уже слезились глаза от дыма; ногам было горячо; он ощущал, как пламя подбирается к его телу, как оно шарит вокруг, словно руки какого-нибудь мерзкого попрошайки. Он старался не вдыхать дым. Молочай. Неужели Ангус и Эми что-то задумали? Мартинес почти терял сознание от страха. Он должен был умереть. Он больше не мог ни о чем думать, все затопил жуткий страх, но где-то в уголке сознания оставалось место для крупицы надежды. Что они такое делают? Эми и Ангус пристроились так, чтобы ветер относил от них густой маслянистый дым, поднимавшийся над сухими потрескивавшими ветками. И смотрели на Мигеля, в сторону которого дул ветер.
Волк вдыхал дым. Вдыхал и безмятежно улыбался.
— Пахнет. Пахнет мясом, вроде баранины. Смахивает на то, что жарится барашек, нет? Да? Ez? Bai? Эми? Ты чуешь? Это ведь… это твой дружок… горит… и… — Речь Мигеля стала несвязной, он бормотал, глядя на огонь и дым: — Д-да… Marmatiko… он будет…
Дэвид уставился на него в изумлении, на мгновение даже перестав ощущать жар.
Мигель пошатнулся, склонился вбок. Он продолжал что-то бормотать, медленно шатаясь из стороны в сторону… а потом вдруг очутился стоящим на коленях, почти без сознания.
А потом террорист ЭТА растянулся на земле.
И Ангус тут же ринулся к нему, стремительно, как хищник; прежде чем кто-либо успел отреагировать, ученый уже обежал костер и схватил Мигеля за шею, одновременно другой рукой выхватив из-за пояса террориста пистолет и прижав его к безжизненно болтавшейся голове Мигеля.
Убийца вяло пробормотал какое-то ругательство, он был без сознания. Его подельники застыли на месте от потрясения. А шотландец рявкнул:
— Стоять всем! Или я его убью!
Это был напряженный момент. Руки бандитов лежали на оружии.
А Эми уже схватила нож, лежавший в пыли, тот самый нож, которым Мигель резал человеческую плоть. Нырнув в разгоравшееся пламя, она перерезала веревки, удерживавшие Дэвида у столба; как только они упали в огонь, молодой человек прыгнул в сторону вместе с Эми. Он был свободен. Ангус бешено кричал:
— Я убью вашего Мигеля! Не двигаться!
Никто и не двигался. Кроме Эми. Она пыталась голыми руками сбить языки пламени с одежды Дэвида, с его тлеющих джинсов и кроссовок. Огонь ревел, как будто гневаясь, что у него отобрали пищу. Эми приложила ладонь к щеке Дэвида.
— Ты как?
— В порядке… я в порядке… — Он почти не слышал ее сквозь рев огня и звуки собственного кашля; отплевывался, стараясь избавиться от привкуса собственной горящей одежды во рту.
В нескольких шагах от них Ангус волочил по земле не способного сопротивляться Мигеля, а подельники террориста только и делали, что переглядывались. На их лицах в чистом утреннем свете без труда читалось полное замешательство. Что делать без Мигеля? Без их командира, отдающего приказы?
Ангус пронзительно кричал:
— Только попробуйте подойти, и он останется без головы, чертовы ублюдки! Эми… бери ключи от машины! И прихвати ящик с пробирками! Дэвид, возьми какой-нибудь пистолет — и в машину… в «Лендровер»!
И снова бандиты переглянулись — растерянно, злобно, беспомощно. Через несколько секунд Эми уже держала в руке ключи от машины.
— Ангус, нашла! И образцы тоже.
— В машину, Дэвид!
Мартинес, подавив свои страхи, послушно побежал к автомобилю и запрыгнул в него на водительское место. Не обращая внимания на ожоги, он вставил ключ в зажигание и завел машину. Дэвид был готов рвануть с места, как только Ангус окажется рядом.
Шотландец подтащил бесчувственного Мигеля ближе к «Лендроверу». Ствол пистолета был все так же прижат к виску террориста. Эми уже сидела рядом с Дэвидом, наблюдая. Она была готова бежать. Абсолютно готова.
Но Мигель уже начал подавать признаки жизни; что бы ни сделал с ним дым молочая, его действие начало ослабевать. Террорист пытался вырваться из рук Ангуса; Дэвид видел, как Мигель старается освободиться.
— Ангус!..
Ученый прижимал дуло пистолета к виску Мигеля. Дэвид знал, что должно произойти. На лице Ангуса Нэрна горела мрачная решительность.
Дэвид с ужасом наблюдал за тем, как Нэрн нажимает на спусковой крючок: это была настоящая казнь.
Но он недостаточно крепко держал Мигеля, и в самый последний момент террорист резко дернулся. Он снова превратился в jentilak, гиганта лесов, неистребимого, легендарного… Ангус выстрелил, и кровь брызнула… но ученый промахнулся, оцарапав висок, пуля ушла в сторону. Волк был жив и свободен. И уже подавал знак своим людям.
Первый винтовочный выстрел разорвал утренний воздух. Дэвид дернул машину с места — и тут же вторая пуля с громким стуком ударилась о металл. Дверца машины распахнулась, Эми вцепилась в Ангуса, помогая ему ввалиться внутрь, на заднее сиденье; машина взметнула колесами песок и тут же стала набирать скорость. Быстрее. Еще быстрее.
Заднее стекло разлетелось на тысячу кусков, когда в него угодила очередная пуля; Ангус отстреливался через образовавшуюся дыру. Один выстрел, второй, третий… Один из бандитов упал, приземистый, крепкий… Энока. Готов.
— Гони, гони! — орал Ангус.
Дэвид, стараясь не налететь на какой-нибудь куст, прокричал в ответ:
— Но куда?..
— Прямо!
Они на полной скорости перескочили через пригорок, подпрыгнув в воздух, обрушились на песок и помчались дальше, подпрыгивая на кочках, скользя колесами по каменистой пыли, их заносило то вправо, то влево, и Мартинес отчаянно сжимал руль, пока машина мчалась по сухому руслу реки, стараясь только не налететь на крупные кусты верблюжьей колючки…
Эми отчаянно вскрикнула:
— Дэвид!
За очередным пригорком прямо перед ними возник огромный слон. Они должны были вот-вот налететь на него. Неторопливое серое животное жевало какую-то ветку; слон повернулся и посмотрел на них спокойно и равнодушно…
Дэвид вывернул руль в последний момент, и машину на полной скорости бросило в сторону; два колеса «Лендровера» зависли в воздухе. Мартинес чувствовал, что они сейчас должны перевернуться и расшибиться в лепешку. Но машина вдруг снова встала на все четыре колеса, и они помчались дальше.
— Река! Давай вдоль реки!
Это был приказ Ангуса. Дэвид повиновался.
Русло этой реки еще не пересохло до конца, и колеса машины захлюпали по грязи, распугивая диких гусей, уток, еще каких-то птиц, с шумом взлетавших перед ними. Дэвид выжимал скорость, как мог. Казалось, что сам большой белый автомобиль помогает ему в этом.
Десять, двадцать, тридцать минут они мчались вдоль реки. Газели, мирно дремавшие, стоя по колено в воде, вскидывали головы, заслышав шум, и бросались бежать. Антилопы-прыгуны взлетали в воздух от страха, когда машина вдруг вырывалась из-за крупных камней и мчалась прямо на них с бешеной скоростью.
— Туда!
Ангус показывал направление — там река разделялась на два рукава; Дэвид повернул в нужную сторону и воспользовался моментом, чтобы еще раз посмотреть назад… и его надежда разгорелась еще сильнее: они действительно уходили от террористов.
Им удалось сбежать.
Дэвиду захотелось разом разрыдаться от ужаса и заорать от счастья. Но он не сделал ни того, ни другого. Он просто гнал машину. Молча. И в салоне было тихо. Еще через несколько минут они остановились. Эми нашла в аптечке мазь и перевязала обожженную руку Дэвида. Пока она этим занималась, Мартинес смотрел на нее. Она не плакала, но глаза у нее были затуманены, она просто не выпускала наружу испытанный ужас. Потом они снова сели в «Лендровер» и двинулись дальше.
Солнце висело высоко в небе, было жарко. Дэвид постарался справиться с обуревавшими его эмоциями и подумать.
Почему? Почему Мигель нашел их даже здесь? Он всегда их находил. Как будто за ними гналась сама смерть: гибкая, жестокая, безжалостная. Otsoko. Волк. Неутомимый Волк.
Еще Дэвид никак не мог выкинуть из головы запах собственной тлеющей одежды. Он молчал. Эми то и дело дотрагивалась до него. И тоже молчала.
Еще час они ехали вдоль реки, потом Ангус велел сменить направление; Дэвид кивнул и резко повернул вправо — и они покатили по совершенно сухой земле. Камни и песок. Они ехали и ехали. И никто не говорил ни слова.
Они направлялись точно на юг. Здесь не было никаких дорог. Относительная пышность долин рек Дамары сменилась полной и абсолютной сухостью. По обе стороны от машины высились песчаные дюны.
Ангус первым решился нарушить гнетущую тишину. Казалось, прошло не меньше суток с тех пор, когда кто-то из них действительно говорил.
— Мы сейчас уже собственно в пустыне Намиб, — сказал он. — В самой настоящей. Все это тянется на сотни миль.
Дэвид во все глаза смотрел на пустую бесконечность. Огромные дюны, издали они смахивали на горы лимонного и апельсинового мороженого. С них то и дело срывались легкие струйки песка, а между ними лежали плоские пыльные сковородки тверди, обожженной до зловещей белизны; кое-где виднелись черные, искривленные стволы мертвых деревьев. И все это было похоже на декорации какого-то третьеразрядного фильма ужасов.
Довольно. Дэвид встряхнулся, отгоняя от себя никому не нужные сейчас фантазии. Образы, роившиеся в его уме, были так пугающи, что их трудно было вынести. И все же сквозь эту какофонию ужаса прорывался некий ритм; в окружавшем Дэвида мире крылась гармония, пугающая, но естественная…
Дэвид все еще перебирал в уме картины, не дававшие ему покоя: Мигель с куском плоти Альфонса… Робкая исповедь старика Гаровильо в тайном доме каготов: «Мигель таит в себе вечный позор каготов»… А потом — чудовищная волна киселя из человеческих тел в подвалах под тем домом…
А что, если те ныне почти растворившиеся тела были сложены в этот подвал без доступа воздуха не для того, чтобы предотвратить распространение инфекции, а для того, чтобы… сохранить их? Как еду?
Глотнув воды, Дэвид напрямую спросил Нэрна:
— Ангус, были ли каготы…
— Что?
— Были ли каготы… людоедами?
Эмми уставилась на них, побледнев от ужаса.