Владельца пивной ничуть не интересовали ни странная просьба посетителей, ни их причудливые вопросы — пока Дэвид не предложил ему три сотни евро. Тут он разом просиял и повел их в заднюю часть зала, где за стальными бочонками скрывалась стена.

Вся она была покрыта надписями на иврите.

— Отодвиньте бочонки, — сказала Эми. — Где-то здесь должно быть убежище.

Стальные бочонки бряцали и гудели, когда их передвигали с места на место. А под ними… не было ничего. Дэвида охватило горестное отчаяние, смешанное с чуть заметным облегчением. Какая-то его часть на самом деле категорически не желала знать, что именно скрыто в подвалах замка. Доказательства таились в его собственной крови. Но другая его часть хотела все выяснить, и чем быстрее это произойдет, тем лучше.

Хозяин пивной внимательно смотрел на них. Он скрестил руки на груди. Его белая куртка была покрыта пивными пятнами. Потом он сказал:

— Die Juden Тür?

— Да!

Он повел их в дальний, темный угол задней комнаты. Там в стене обнаружилась маленькая деревянная дверь. Хозяин что-то объяснял на чудовищном немецком. Эми переводила, и ее голос звенел от возбуждения:

— Он говорит… эта дверь тут со времен войны. За ней погреб, а за погребом — какой-то ход. Он обычно хранил в погребе… что-то такое, о чем он не хочет говорить. Может, контрабанда? Он не знает, где заканчивается тот ход. Он никогда не пытался пройти слишком далеко. Черт знает как боялся тех коммунистов, что сидели в замке.

Еще одна сотня евро убедила хозяина в том, что дверь нужно открыть — а потом и закрыть за ними. И никому ничего не говорить. Еще пятьдесят евро пришлось отдать за фонарь.

Дверь со скрипом распахнулась. Дэвид, заглянув внутрь, ощутил приступ тошноты. Еще одна маленькая дверь, как дверь каготов. Дверь, через которую ему всегда полагалось проходить.

Через несколько шагов они очутились в помещении, полном сырой тьмы и паутины, заваленном бежевыми и серыми коробами из-под сигарет «Мальборо» и десятками садовых гномов. Гномы оскалились во внезапно упавшем на них свете; один из них как бы ловил рыбу. А губы у него были ярко-красными.

— Ну что, идем? — спросил Дэвид, пытаясь взять себя в руки. Он уже почти ощущал приближение Мигеля, охотившегося на них. Кровь в поисках крови.

— Идем, — разом ответили остальные.

Они вошли в низкое помещение; хозяин бара посмотрел им вслед еще секунду-другую, потом пожал плечами, как будто счел их абсолютно сумасшедшими, и аккуратно закрыл крошечную дверь.

Их окружила тьма. Единственным источником света теперь был их тусклый луч фонаря. Дэвид повел этим лучом по дальней части помещения. Там действительно был проход, уводящий в промозглую черноту.

— Ладно, идем…

Они знали, что должны пройти два километра — расстояние до Збирога. И в молчании начали путь. Звук их шагов, чавкающей грязи под ногами — вот и все, что они слышали. Никто не говорил ни слова.

Наконец коридор привел их к другой двери. Железной. И она была закрыта.

Дэвид прислонился к стене. Он ощутил влажную грязь на камнях, но ему было наплевать.

— Черт…

Ангус крепко выругался. Саймон покачал головой. Дэвид схватился руками за голову.

Еще одна дверь. Просто еще одна дверь. И что, они остановятся? Мартинес вспомнил все те двери, через которые проходил за последние недели: двери каготов, дверь в церкви в Наваррене, дверь музея геноцида гереро, дверь тайного дома каготов и еще многие… А теперь перед ними была еще одна дверь, к которой они шли так долго. Дверь, остановившая их.

Эми шагнула вперед и повернула ручку. И дверь открылась.