День выдался жаркий и в купе пассажирского вагона было довольно душно, тогда как до ближайшей остановки в Темплкомбе оставалось еще не менее часа пути. Сидевшая в купе публика включала в себя маленькую девочку, еще более маленькую девочку и маленького мальчика. Присматривавшая за ними тетушка занимала место в углу у окна, тогда как на противоположной лавке по диагонали от нее восседал некий одинокий джентльмен, не имевший никакого отношения к вышеозначенной компании. В целом можно было сказать, что обстановку в купе полностью определяли эти самые две девочки и мальчик, которые время от времени обменивались с тетушкой короткими репликами, по всей видимости, считая ее чем-то вроде назойливой комнатной мухи, которая, тем не менее, никак не желала угомониться. Подбавляющее большинство фраз женщины начинались со слов "не надо" и "не смей", тогда как дети отвечали ей всегда одним и тем же вопросом, а именно — "почему". Джентльмен в углу пока не проронил ни слова.

— Не смей, Сирил, не надо этого делать! — воскликнула тетушка, когда маленький мальчик принялся хлопать ладонью по подушке сиденья, над которой при каждом ударе взметалось облачко пыли.

— Иди сюда и посмотри в окно, — добавила женщина.

Мальчик неохотно приблизился к окну.

— А куда везут этих овечек? И зачем их вообще куда-то везут?

— Наверное, их везут на другое поле, где трава гуще, — слабым голосом отозвалась тетушка.

— Но здесь и так достаточно травы, — возразил мальчик. — Здесь вообще нет ничего, кроме травы. Тетя, посмотри, сколько здесь травы.

— Наверное, на другом поле травы еще больше, — глуповато предположила тетушка.

— А почему ее там больше? — последовал стремительный и неизбежный вопрос.

— О, ты только посмотри на этих коров! — воскликнула тетушка. На самом деле почти на всех простиравшихся за окном полях виднелись молоденькие бычки и коровы, но женщина произнесла эту фразу таким тоном, словно это была какая-то невиданная редкость.

— А почему на другом поле травы еще больше? — не отставал Сирил.

На лице одинокого господина появилось сердитое выражение. Про себя тетушка давно уже определила, что это черствый и вообще малосимпатичный человек. Между тем, вопрос о траве на соседнем поле, судя по всему, по-прежнему продолжал оставаться для нее неразрешимой загадкой.

Маленькая девочка, похоже, решила внести свежую струю в их дискуссию и принялась нараспев читать стишок про овечку, которая жила у Мэри. Скорее всего, она знала одну лишь первую строчку и потому решила вложить в произносимые слова весь свой безудержный энтузиазм. Задумчивым, но одновременно решительным, и к тому же громким голосом она раз за разом повторяла ее, так что спустя некоторое время одинокий джентльмен даже подумал, не поспорила ли она часом с кем-то, что сможет две тысячи раз без остановки произнести одну и ту же фразу. При этом он уже твердо решил про себя, что кто бы ни вздумал заключить с ней такое пари, его карта в любом случае оказалась бы битой.

— Идите-ка сюда и послушайте, что я вам сейчас расскажу, — проговорила тетушка, дважды перехватив на себе выразительный взгляд угрюмого господина.

Дети неохотно сгрудились подле тетушкиных колен, всем своим видом показывая, что не слишком-то высоко оценивают ее качества рассказчицы.

Низким, доверительным голосом, изредка прерываемым громкими и нетерпеливыми возгласами юных слушателей, она начала свой занудный и скорбно-заунывный рассказ про маленькую девочку, которая была хорошей и благодаря этому качеству у нее было очень много друзей, жизнь которой однажды оказалась под угрозой из-за того, что на нее напал взбесившийся бык, но в итоге девочку спасли многочисленные почитатели ее столь незаурядных моральных качеств.

— А если бы она не была такой хорошей, стали бы они ее тогда спасать? — спросила старшая из двух маленьких девочек. Кстати, именно этот же вопрос вертелся на языке и у угрюмого господина.

— Ну да, конечно, — вяло проговорила тетушка, — но, скорее всего, если бы она им не нравилась, они не стали бы бежать так быстро.

— Никогда еще не слышала более глупой истории, — с глубокой убежденностью в голосе произнесла старшая из двух маленьких девочек.

— А я после первых фраз вообще не стал слушать, — заявил Сирил. — Очень надо — чушь всякую слушать.

Младшая из двух маленьких девочек пока воздерживалась от комментариев, поскольку уже давно возобновила свое нескончаемое повторение начальной строки заветного стишка.

— Похоже на то, что искусство устного рассказа — не ваша стезя, — проговорил из своего угла мрачный джентльмен.

Тетушка решила с ходу дать отпор столь неожиданной атаке.

— Мне представляется, что очень трудно найти такую историю, которая бы заинтересовала маленьких детей и одновременно была им понятна, — чопорно произнесла женщина.

— А вот в этом я с вами никак не могу согласиться, — возразил ей господин.

— Ну что ж, возможно, вы сами хотели бы рассказать им какую-нибудь историю? — парировала тетушка.

— Ой, расскажите нам какую-нибудь историю, — заклянчила старшая из двух маленьких девочек.

И господин начал свой рассказ.

— Однажды жила-была маленькая хорошая девочка по имени Берта. По правде сказать, это была просто неимоверно хорошая девочка.

Мгновенно вспыхнувший было интерес детей стал вянуть на глазах: получалось, что кто бы ни рассказывал им истории, все они оказывались на один лад.

— И она делала всегда только то, что ей говорили старшие: никогда и никого не обманывала, аккуратно относилась к своей одежде, ела молочный пудинг с таким аппетитом, словно это были пирожки с вареньем, тщательно готовила уроки и со всеми вела себя очень послушно и вежливо.

— А она была хорошенькой? — спросила старшая из двух маленьких девочек.

— Ну, не настолько хорошенькой, чтобы сравниться с кем-либо из вас, но зато поведение у нее было просто ужасно хорошее.

Послышался сдержанный одобрительный ропот — рассказ явно начинал нравиться, тогда как упоминание "хороший" в сочетании со словом "ужасный" само по себе было новинкой и заслуживало пристального внимания. Данное обстоятельство словно привносило в рассказ элемент должной правдивости, которого явно недоставало в тетушкиных повествованиях о жизни детей.

— Она была настолько хорошей, — продолжал господин, — что за свою хорошесть получила несколько медалей, которые постоянно носила приколотыми к платью. Одна медаль у нее была за послушание, другая — за пунктуальность, а третья — за хорошее поведение. Это были большие металлические медали, которые, когда она ходила, легонько позвякивали друг о друга. Ни у одного из детей, населявших тот маленький городок, в котором жила эта девочка, не было сразу трех медалей, так что с первого взгляда на нее было видно, что это поразительно хорошая девочка.

— Ужасно хорошая, — поправил его Сирил.

— Все вокруг только и говорили о том, какая она хорошая, и в результате слухи об этом дошли до принца, который правил в той местности. И тогда этот принц сказал, что раз уж она такая хорошая, то ей надо разрешить раз в неделю гулять по его парку, который располагался неподалеку от города. Это был очень красивый парк, в котором обычным детям гулять не разрешалось, и потому считалось, что Берте оказали высокую честь, позволив приходить в этот парк.

— А овечки в том парке были? — требовательным тоном спросил Сирил.

— Нет, — ответил господин, — овечек в нем не было.

— А почему в нем не было овечек? — немедленно последовал вопрос, сам собой напрашивавшийся после подобного ответа.

Тетушка позволила себе легкую улыбку, которую вполне можно было посчитать ухмылкой.

— Овечек в парке не было потому, — продолжал джентльмен, — что матушке принца однажды приснился сон, будто ее сына либо затопчут овечки, либо насмерть прибьют свалившиеся на голову часы. Именно поэтому принц никогда не держал в своем парке овечек, а во дворце у него совсем не было часов.

Тетушка с трудом подавила судорожный вздох восхищения.

— Так все же овечки затоптали принца или ему на голову свалились часы? — спросил Сирил.

— Принц до сих пор жив и здоров, а потому трудно сказать наверняка, сбылся ли тот сон его матушки или нет, — беспечно проговорил джентльмен. — Как бы то ни было, в парке не бегала ни одна овечка, зато во дворце было полным-полно маленьких поросят.

— А какого они были цвета?

— Черные с белыми мордочками, белые с черными пятнами, сплошь черные, серые с белыми полосками и еще несколько совсем белых.

Рассказчик сделал небольшую паузу, чтобы детское воображение успело вобрать в себя всю картину скопившихся в парке сокровищ, после чего продолжал:

— Берта очень сожалела по поводу того, что в парке не было цветов. Со слезами на глазах она пообещала тетушке, что не станет рвать цветы в парке столь любезного принца, и в самом деле намеревалась сдержать свое слово, так что можете представить себе, в какое глупое положение она попала, когда обнаружила, что там вообще не росло ни одного-единственного цветочка.

— А почему там не было цветов?

— Потому что поросята все их сожрали, — сразу же ответил джентльмен. — Садовники предупредили принца, что нельзя в одном парке выращивать цветы и держать поросят, и он решил, что лучше уж пусть бегают поросята, но совсем не будет цветов.

Послышалось одобрительное бормотание — детям явно пришлось по вкусу столь мудрое решение принца, поскольку они знали, что многие люди обязательно бы решили иначе.

— Помимо этого в парке было много других прекрасных вещей. Например, там были пруды, в которых плавали золотистые, голубые и зеленые рыбки; росли деревья, на ветвях которых сидели говорящие попугаи, готовые при каждом удобном случае произнести какую-нибудь умную фразу, и повсюду летали птицы, которые день-деньской щебетали и насвистывали самые известные мелодии.

Берта гуляла по этому парку, заглядывала в каждый его уголок, наслаждалась от души, а про себя думала: "Если бы я не вела себя столь неповторимо хорошо, мне никогда бы не разрешили войти в такой чудесный парк, и тогда я бы не смогла радоваться тем диковинкам, что вижу здесь на каждом шагу". Она ходила так, ходила, и три медали легонько позвякивали у нее на груди, словно постоянно напоминая девочке о том, какая же она все-таки была хорошая.

И вот однажды в тот парк забежал громадный волк, который принялся рыскать по зарослям в поисках поросенка, которого ему очень хотелось съесть на ужин.

— А какого он был цвета? — спросили дети, продемонстрировав очередной всплеск живого интереса.

— Землистого такого, грязного цвета, с черным языком и бледно-серыми глазами, которые полыхали невыразимо жестоким огнем. Первым делом он увидел гуляющую по парку Берту — ее безукоризненно-белый фартучек весь прямо-таки светился от своей чистоты, и его можно было заметить с очень большого расстояния. Берта тоже увидела волка, заметила, что он осторожно крадется к ней, и сразу же пожалела, что ей вообще разрешили приходить в этот парк. Девочка тут же бросилась бежать, но волк припустился следом за ней, делая чудовищные прыжки. Наконец она добежала до зарослей мирта и спряталась в гуще самого большого куста.

Волк принялся бродить вдоль кустов, обнюхивать их; его черный язык при этом свесился из открытой пасти, а бледно-серые глаза пылали от безудержной ярости. Берта сидела в кустах, съежившись от охватившего ее ужаса, и думала: "Если бы я не была такой неповторимо хорошей девочкой, то сидела бы сейчас где-нибудь в городе и была бы в полной безопасности". И все же аромат мирта был настолько сильным, что волк не смог по запаху определить, где скрывается девочка, а куст оказался таким большим, что зверь мог еще очень долго бродить наугад, но так и не заметить девочку.

В общем, походил он так, походил и решил, что лучше пойти и загрызть какого-нибудь поросенка. Берта же сидела в кустах и дрожала всем телом, чувствуя, как волк бродит совсем рядом и постоянно принюхивается. При этом она так сильно дрожала, что висевшие у нее на груди медали стали позвякивать друг о друга — медаль за послушание ударялась о медаль за пунктуальность, а та звякала о медаль за хорошее поведение. Волк уже собирался было уходить, когда внезапно услышал это треньканье. Разумеется, он тут же остановился и стал прислушиваться — что же это такое было? Определенно, клинькало где-то поблизости от него, скорее всего, из этого самого куста. И тогда он устремился в самую гущу зарослей — его бледно-серые глаза сверкали от неумолимой жестокости и триумфа. Он быстренько схватил Берту и тут же на месте сожрал ее, так что от нее даже маленького кусочка не осталось — не тронул он только что ее туфельки, обрывки платья и эти самые три медали.

— А поросят он стал потом ловить?

— Нет, они все разбежались и попрятались кто где.

— Плохое было начало у этой истории, — заметила младшая из двух маленьких девочек, — но конец просто чудесный.

— Никогда еще в жизни не слышала такой прекрасной истории, — с полной уверенностью в голосе промолвила старшая из двух маленьких девочек.

— Единственная стоящая история, которую мне когда-либо доводилось слышать, — сказал Сирил.

Тетушка же высказала несколько иное мнение.

— Самая что ни на есть неподходящая история для маленьких детей! Подобным образом вы сводите на нет результаты многолетнего воспитания и тщательного обучения.

— Как бы то ни было, — проговорил джентльмен, собирая свои вещи и готовясь к выходу, — благодаря ей мне удалось заставить их хотя бы десять минут посидеть молча, тогда как вы не добились даже этого.

"Несчастная женщина! — подумал он, шагая по платформе станции Темплкомб. — Теперь на протяжении ближайших шести месяцев ребятишки проходу ей не дадут — все будут требовать, чтобы она рассказала им неподходящую историю".