— Что ты делаешь? Подложи лучше пеленку на плечо, Кэрри. Ариана обычно срыгивает молочко. — Он посмотрел на Джейкоба. — А этот парень — наоборот: никогда ничего не отдает.

Кэрри подстелила на плечо пеленку, дождалась, пока Ариана срыгнула, и снова приложила бутылочку, но малышка, видно, уже насытилась и постепенно погрузилась в сон. Осторожно выпрямившись, Кэрри положила ее в кроватку, повернула на бок и подперла свернутым вдвое одеяльцем спинку и голову — пусть поддерживает. Девочка начала было хныкать, но Кэрри быстро успокоила ее, похлопывая по спинке.

— Так вот как ты это делаешь, — пробормотал Уилл. — Педиатр по телевизору говорил, что укладывать надо на спину или на бок, но я не мог догадаться, что сделать, чтоб они лежали на боку.

— Я научилась у Джинни, — объяснила Кэрри, взяла у него Джейкоба и положила так же.

Мальчик завопил, конечно, а она стала водить кончиком пальца взад-вперед у него над бровками. Несколько минут — и крошечные веки словно налились тяжестью, он уснул.

— Ты, я вижу, знаешь, что надо делать, — вздохнул Уилл, когда близнецы угомонились. — Я-то обычно целый час хожу с ними по комнате, как накормлю обоих. Женское прикосновение им нужно.

— Да понятно, Уилл, просто у меня чуть больше опыта, чем у тебя. — Кэрри, улыбаясь, наклонилась над кроваткой и укрыла детей желтыми одеяльцами.

— Ты, может, думаешь, я хоть что-то помню с того времени, когда сестры были маленькими? Ни-че-го! И по-моему, мне надо учиться. — Он едва успел прикрыть ладонью рот — так неожиданно зевнул. Потер лицо, прижал ладони к глазам. — Сколько Ариана высосала питания?

— Меньше пятидесяти граммов. — Кэрри взяла бутылочку и посмотрела на деления.

— Тогда опять проснется не вовремя. — Уилл взял бутылочки, отнес в кухню и вернулся.

— Тебе обязательно надо поспать, — нахмурившись, заметила Кэрри. — Ты иди в мою комнату, а я здесь останусь, посплю в кресле-качалке и покормлю Ариану, когда проснется.

— Ложись рядом со мной, кровать широкая.

— Что-о? — Она выпрямилась и даже зажмурилась в изумлении.

— Да нечему тут так уж удивляться, — возразил он с едва заметной насмешливой улыбкой. — Нам ведь очень скоро снова вставать и заниматься детьми. Полный смысл обоим поспать с удобствами.

Что-то в его тоне заставило ее внутренне насторожиться; во рту пересохло.

— Услышать-то я их услышу из спальни…

— Ну, здесь-то слышимость лучше не надо. — Он напряженно смотрел ей в глаза.

Хотя ни один мускул не шевельнулся на его лице, у Кэрри возникло ощущение, будто он держит ее, притягивает к себе…

— Конечно, конечно, но щенок… — Она сложила и сжала ладони, уговаривая себя быть спокойнее.

— Соскучится — найдет к нам дорогу.

Она беспомощно посмотрела на дверь — ускользнула легкая возможность избежать странного предложения.

— Так, значит, больше ты мне сегодня ночью ничем не поможешь?

Ох, какая же она свинья — от чувства вины сжалось сердце.

— Нет, что ты, что ты! Я все, все сделаю!..

— Тогда ложись со мной, Кэрри. — Он как бы обхватил жестом руки королевских размеров кровать.

И опять от его тона у нее мурашки забегали по спине. То, что он предлагает, абсолютно разумно. Нелепо вкладывать в его слова смысл, которого они явно не имеют. Или имеют? Для нее не остался незамеченным чувственный блеск в его глазах, легкий лукавый изгиб губ. Но не может же она отказать ему в помощи. Не спуская с него глаз, она подошла к противоположному от него краю кровати, откинула покрывало, скользнула под простыни, поправила под головой подушку и укрылась.

Уилл выключил свет и лег рядом — широкий матрас прогнулся под его весом и снова выпрямился. Кэрри почувствовала внезапную подавленность и потом — сильное желание. Сама не могла бы объяснить, что больше тревожит и почему это возникло. Она сердито прогнала прочь неуместные мысли — не время заниматься самокопанием. Просто усталость, и физическая и эмоциональная, дает о себе знать. Отдохнет, и все наладится. И если приходится отдыхать в постели Уилла Кэлхауна — что ж, так тому и быть.

— Еще раз спокойной ночи, Кэрри, — пророкотал в темноте низкий голос.

— Спокойной ночи, Уилл. — От звуков его голоса ее вдруг охватило ощущение покоя и надежности. Расслабиться теперь нетрудно — мысли замедлили свой бег, куда-то уплыли…

Кэрри почти уже спала, когда услышала тихий смешок Уилла. Но во сне это или наяву? Как и его слова:

— Кто бы мог подумать, что малышка Кэрри Маккой окажется в моей постели в свою свадебную ночь.

Проснулась она от чудесного аромата кофе, но затуманенное сознание мешало додуматься, откуда он идет. Как тепло, уютно и удобно, только голова лежит будто на камнях. Не хочется расставаться с упоительным покоем, остатки сна лениво кружатся в голове…

Ночью Ариана просыпалась дважды, а Джейкоб — один раз. Кэрри и Уилл вместе выполняли свои обязанности: кормили младенцев, ходили с ними по комнате, пока те не уснут. Уилл еще раз повторил, как он благодарен ей за помощь — совсем другое дело. А Кэрри не понимала, в чем он видит облегчение, — все равно встает к детям, хоть она вполне сама справляется. Когда она сидела в кресле-качалке и кормила одного из малышей, он садился напротив, упирался спиной в изголовье кровати и не спускал с нее глаз. Это, мол, для него как урок: он изучает ее методы, чтобы перенять.

Но воспользоваться ими вроде не спешит: кормит, а сам уделяет ей не меньше внимания, чем младенцу на руках. Она же видит: Уилл изучает ее лицо, ее саму, а не ее методы, и словно пытается разгадать, о чем она думает. Воображает, наверно, что о Роберте, об унижении, которое перенесла, о несостоявшейся свадьбе. Да это было бы и вполне естественно. Но как-то так получилось, что в долгие ночные часы, когда все представлялось каким-то нереальным — как на экране, — не Роберт занимал ее мысли, а хозяин дома и его дети. Нет, не приснилось ей то, что он констатировал на сон грядущий, — о малышке Кэрри Маккой, которая оказалась в свадебную ночь в его постели. Кровь прилила к щекам — она и не подумает размышлять, что он там имел в виду. Приходится, однако, признать удачной саму мысль спать здесь вместе. Оба они немного отдохнули, а ей это дало успокоение, в котором она так нуждалась.

Но воспоминание вернуло ее к мыслям о Роберте — пришлось подавить болезненный стон. Как хирург, осматривающий рану, она проверила свои чувства и открыла, что сегодня ей так же больно, как и вчера. Слезы лучше бы выплакать, а они заперты в сердце, и она не готова пока выпустить их на волю. Для этого надо прямо взглянуть на обиду и справиться с ней. Проще снова переключиться на Уилла, на детишек… Твердый предмет у нее под головой зашевелился. — Да это плечо Уилла: она уютно к нему прижимается, а его рука лежит у нее на талии…

Кэрри вытаращила на него глаза. И здорово же затуманился ее разум, если она не сознавала, что Уилл ее обнимает. Она даже вообразить не могла, что когда-нибудь окажется в подобном положении с Уиллом. Лишнее доказательство, что все в ее жизни встало с ног на голову. Собственно, ничего особенного не произошло — они просто спали в одной постели. Но за одну ночь он что-то расшевелил в ней, и она охотно пошла ему навстречу.

Это Роберт должен бы обнимать ее. В первое утро медового месяца на курорте Хилтон-Хед-Айленд она проснулась бы рядом с молодым мужем, в предвкушении дня, который они вместе проведут на пляже; потом долгие прогулки при луне, теннис, гольф — в общем, все удовольствия, которым предаются молодожены в свободное от любовных наслаждений время. А вместо этого она лежит в постели с Уиллом Кэлхауном… И вдобавок, к величайшему ее смущению, это кажется ей вполне естественным — ненормально естественным. Сбитая с толку, расстроенная, она исполнилась намерения встать, уйти… но лишь осторожно приподняла голову и стала изучать его лицо.

Уилл крепко спал, дышал глубоко и ровно. В утреннем свете она видела его длинные, густые ресницы, будто лежащие на верхних скулах, потемневший подбородок щетинился ранней бородой. Беспокойная ночь и недостаток сна углубили морщины усталости, пересекавшие лицо. Рука сама тянулась разгладить эти морщины, хоть чем-то облегчить его бремя… Но она не посмела его коснуться Уилла. Зато его рука, Кэрри это прекрасно сознавала, весьма по-собственнически лежит на ее талии. Уступи она своему стремлению, сделай жест расположения и заботы — это каким-то образом сблизит их, соединит. И она неизбежно окажется запертой в кругу собственного желания. Нет, к этому она не готова.

Неужели ночью она прижималась к нему, воображая или, того хуже, притворяясь, будто принимает его за Роберта? Кэрри поспешно прогнала эту мысль, даже раньше, чем она сложилась. Нет, никоим образом она бы не спутала этих двух мужчин. Ей все еще кажется, что она любит Роберта, несмотря на то, что он так жестоко и трусливо ее отверг. Уилла она не любит, хотя и находит привлекательным, сексуальным, полным жизни. Но это еще не означает, что мысленно она ставит его на место Роберта. В конце концов, она всегда признавала за Уиллом его достоинства, но никогда прежде не позволяла себе клюнуть на эту приманку.

Кэрри высвободилась из-под его руки и выбралась из постели. На цыпочках подошла к кроваткам: близнецы мирно спят, личики ангельски беззаботны… Ласковая улыбка заиграла на губах у Кэрри. Дети такие красивые, какова же была их мать? Как она выглядела? Темные волосики и темные глазки, наверное, от нее. В семье Кэлхаун они будут выделяться — полный контраст со всеми другими детьми, те блондины. А у Брайана волосы как хлопок — почти платиновые.

Джейкоб и Ариана в своем роде безукоризненно хороши. Удивительно, что она думает об этих детишках как-то… по-собственнически, будто они ей принадлежат. Окруженные заботой Уилла, они вырастут здоровыми и сильными; непременно станут такими людьми, какими их покойная мать могла бы гордиться. Вот только сейчас научились бы спать всю ночь — это очень помогло бы отцу сберечь энергию, чтобы их вырастить. Но, увы — они заставляют взрослых вставать несколько раз за ночь. А теперь им пора просыпаться — младенцы не могут долго спать. Еще несколько недель пройдет, прежде чем они установят для себя нечто вроде нормального расписания.

В своей спальне Кэрри обнаружила, что щенок исчез. Остается одна надежда — что он нашел дорогу во внутренний двор и не оставил в доме маленьких неприятных сюрпризов. Она надела слаксы цвета сливочного масла и футболку из купленных Уиллом вещей и пошла вниз — через холл на кухню, на манящий запах кофе. Налила из кофейника чашку только что сваренного кофе, сделала глоток, пошла к холодильнику за молоком, щедро добавила, еще отпила и улыбнулась: Эдит определенно умеет так варить кофе, чтобы угодить Уиллу. Стоя у окна, выходившего во двор, и потягивая кофе, Кэрри наблюдала за щенком: носится вокруг, обнюхивая новое место, — хорошенький маленький зверек. Но зачем Уиллу понадобилось при двоих новорожденных взять в дом еще и щенка? Эдит называет дом Уилла «домом сюрпризов» — удачное определение. Быть может, сегодня ей удастся найти причины всех сюрпризов. И захватив с собой кофе, она направилась в прачечную: домоправительница складывала в стопку крохотные ночные рубашонки и ползунки.

— А-а, измученная ходьбой встала. Доброе утро! — Эдит улыбнулась, окинув заспанное лицо Кэрри беглым критическим взглядом.

— Я так плохо выгляжу, Эдит? — улыбнулась Кэрри.

— Нет, вполне прилично, если учесть, что вас, наверно, мобилизовали для укачивания малышей, и вы спали не больше двух-трех часов.

— У меня хватило глупости добровольно взяться за эту работу.

— Ну-ну, все получилось не так уж плохо. — За спиной у нее появился Уилл. — Они и, правда, спали ночью спокойно.

Кэрри оглянулась и отметила, что он принял душ, побрился, надел свежую рубашку и потертые, но чистые джинсы. И вдруг перед глазами у нее вспыхнуло недавнее: он спокойно спит, расслаблен, густые, длинные ресницы не дрогнут, на щеках пробивается щетина… Какой-то нежный, медленный перезвон начался в груди от этого воспоминания. Нахмурившись, она отвела взгляд: не слишком ли быстро проглотила она горячий кофе?

— А я-то надеялась, ты подольше поспишь, — приветствовала она его.

— Да я и собирался. — Серые глаза исподволь наблюдали за ней. — В галерею сегодня мне нужно позже. Но нам надо поговорить.

Кэрри кивнула — наверно, теперь он ответит на ее вопросы. А еще лучше, если расскажет о работе в своих галереях, которую ей обещал. Самое полезное — заняться планами на будущее и не думать о вчерашнем фиаско.

— Да, конечно. Но мне бы лучше сначала пойти посмотреть на малышей, — может, им что-нибудь нужно.

— Я иду к ним, не беспокойтесь. — Эдит держала в руках свежевыстиранные детские вещи. — Мне все равно надо уложить белье. Вы спокойно позавтракайте, а я посмотрю за ними. — На пороге она на секунду остановилась. — Да, кстати, дважды звонила Джинни Кэлхаун, но просила вас не будить. Родственница?

— Моя сестра и невестка Уилла. — Кэрри улыбнулась, представив, сколько вопросов заготовила для нее сестра.

— Ах, так, она сказала, что позвонит попозже.

— Не сомневаюсь, что через секунду, — проворчал Уилл и жестом предложил Кэрри: «Давай выйдем отсюда». — Пойдем завтракать, и я расскажу все, что тебе надо знать, прежде чем звонить Джинни. А она как раз распространит новости, и к концу недели вся семья сюда нагрянет, — закончил он на долгой, страдающей ноте.

Они вернулись в кухню, и, пока он доставал коробки с хлопьями и молоком, Кэрри приготовила тосты. Они ели за столом в залитой солнцем нише окна. Уилл справился первым, налил себе еще чашку кофе и без предисловий перешел к рассказу:

— Джейкоб и Ариана — мои законные дети, но не биологические.

Кэрри отложила треугольный тост, который намазывала клубничным джемом, — он ее больше не занимал.

— Продолжай, — попросила она.

— Их мать, моя жена… — он запнулся на этом слове, словно ему казалось странным произносить его, — Лени Грей, была художницей. Ее работы я представлял в своей галерее. Двадцати лет от роду, блестящая творческая натура. Она рисовала маслом замысловатые полотна — в темных, насыщенных тонах, передавая образы своего измученного воображения. Но вдохновение приходило к ней не всегда, и доход — тоже.

— Она была… несчастна? — вырвалось у Кэрри, и она тут же виновато умолкла и посмотрела на Уилла: Господи Боже мой, ей не следовало задавать такого рода вопросы о его жене.

Но Уилл, кажется, не обиделся, только подумал несколько секунд и слегка нахмурился.

— Несчастна и очень больна. У нее был диабет, и она совершенно не заботилась о себе. Не раз попадала в больницу из-за того, что не следила за уровнем сахара в крови. А когда забеременела, не пошла к врачу из страха, что он порекомендует ей сделать аборт в связи с диабетом. Она была совсем неопытна и впала в панику. К врачу явилась уже на седьмом месяце.

— Она ужасно рисковала. — Кэрри только покачала головой.

— Да, правда. — Уилл смотрел в окно. — Она надеялась, что, родив ребенка, удержит своего возлюбленного — мотоциклиста. От него осталось только имя, под которым он здесь крутился, — Следж. Как только она ему сказала, что ждет ребенка, этот негодяй моментально удрал: вскочил на свой «Харлей» и был таков. Вероятно, где-нибудь в Калифорнии дурачит нежными речами следующую юную, наивную девушку.

Внезапно Кэрри почувствовала острую боль, будто кто-то схватил ее сердце и безжалостно сжал. Она тоже брошена, свежая обида еще живет в сознании. С сосредоточенной осторожностью она подняла чашку с кофе.

— Подонок; представляешь, он не мог вынести такую ответственность. Здоровенный лоб, даже записки не оставил. — Уилл фыркнул от отвращения. — А может, и писать не умеет. Идиот и трус!

Днем раньше он то же самое говорил о Роберте, и слова эти прозвучали как эхо. Кэрри побледнела, рука ее опустилась, и чашка застучала о блюдце. Уилл резко повернул голову, и его проницательные глаза тут же заметили, в каком она состоянии. Он подался вперед и схватил ее руку.

— Прости, Кэрри! Вот проклятие! Я сам бесчувственный идиот.

Она глубоко вздохнула, но горло не пропустило воздуха. Невыплаканные слезы будто накапливались где-то внутри и грозили вот-вот прорваться.

— Ничего… ничего, продолжай, о чем говорил.

— Я говорил, что Следж не сдержал слова и удрал.

— Возможно, у него была уважительная причина, — неуверенно начала она, но запнулась под его мрачным взглядом.

— Не существует причины, оправдывающей такой поступок! Бросить больную, беременную женщину без семьи, почти без средств, без медицинской страховки и с крохотными возможностями заработать на жизнь.

— Да, не существует. — Кэрри машинально наклоняла свою чашку, пока кофейная гуща не достигала края, и снова выпрямляла. — Конечно, нет.

Она так ясно понимала, о чем он думает, будто он выразил свою мысль словами: возлюбленный Лени ничем не отличается от Роберта. Но ей есть что возразить: она и Лени — большая разница. Она, благодарение Богу, здорова и может сама содержать себя. Но собственную обиду надо отставить на второй план, подумать об Уилле: он-то никогда не откажется от ответственности; наоборот взвалил на себя ответственность другого мужчины. Внезапная вспышка понимания озарила ее: вот почему он так возмущался Робертом и кипел из-за того, что сама она отказывается осудить его.

— Ты женился на Лени, чтобы помочь, чтоб было кому о ней позаботиться? — проговорила она. На самом деле ей хотелось знать, любил ли он эту женщину, — уж во всяком случае, она нравилась ему, раз решил жениться.

— Да, она нуждалась в чьей-то поддержке, а я оказался ближайшим к ней из тех, кто мог бы стать ее другом. Болезнь, беременность, а тут еще беда — пожар в квартире. Ее не было дома, и она потеряла почти все. Шок, больница. Пока она была там, я купил для нее и для детей этот дом и кое-какую мебель. Потом больничный капеллан нас обвенчал. Ариана и Джейкоб родились на месяц раньше — кило шестьсот каждый. — Голос Уилла звучал ровно, будто все сделанное им само собой разумеется.

Вот это вызвало у Кэрри восхищение, даже нечто вроде преклонения. Он взвалил на себя гору всевозможных забот. Но — ясно видно — ничуть не сомневается, что поступил правильно, что иначе нельзя.

Типично для мужчин Кэлхаунов, всегда уверенных в себе, а часто и в своих возможностях выручать других. Раньше ей как-то не приходило в голову, что иметь такую уверенность для представителей сильного пола совсем неплохо.

Она вдруг внутренне замерла, осознав: а ведь за эти сутки ее восприятие Уилла разительно изменилось. Лавина новых мыслей, неиспытанных чувств обрушилась на нее. Среди них — почтительное изумление, уважение; неприятно ощущать собственную слепоту. Почти пять лет знает она этого мужчину, а по правде говоря — не знает его вовсе. Прошла целая минута, прежде чем ей удалось справиться с этими новыми для нее переживаниями.

— И, в конце концов, Уилл, Лени умерла… от диабета?

— Когда близнецы родились, она впала в диабетическую кому. Мы надеялись, что она выберется. Но организм ее вынес слишком много — не справился.

Слезы, со вчерашнего дня грозившие вылиться, наконец вырвались на волю. Кэрри наклонилась и коснулась его руки.

— Ох, Уилл, я так тебе сочувствую… Она… удалось ей увидеть детей до того…

— Нет, она так и не пришла в сознание. Это самое тяжелое, — мрачно пробормотал он. — Лени так отчаянно боролась, чтобы выносить их… родить… чтобы иметь их. Понимаешь, сама она осиротела в десять лет — родители погибли в кораблекрушении. Росла у приемных родителей. Воспитывали ее, но у нее не было никого, кто бы ее любил и кого она могла бы любить. Потому она так отчаянно и хотела иметь детей. — У него скривились губы — не выдержал. — Ты бы видела, как она разволновалась, когда узнала, что у нее двойня.

Кэрри запустила пальцы в керамическую вазу, вытащила бумажную салфетку и, не стесняясь, высморкалась.

— О, бедная девушка… несчастная, несчастная девушка, — бормотала она дрожащим от слез голосом. — Ох, Уилл, никогда я не слышала истории печальнее. И всего-то три недели прошло. Как ты все это выдержал? — Она подняла глаза цвета жженого сахара, блестевшие от омывших их слез.

— Ариана и Джейкоб нуждались во мне. Пришлось сосредоточиться на них.

— О, это я понимаю, конечно.

Уилл сидел, уставившись в чашку, серые глаза его потемнели от мрачных воспоминаний. Ей о многом еще хотелось спросить, но она не решалась. С нее тоже, пожалуй, хватит пока. Узнать, что у него дети, и так большое потрясение. Но она не догадывалась, как велика его привязанность к ним, хотя могла бы догадаться. Уилл продолжал долгую череду мужчин, всегда бравших ответственность на себя. Отец их умер, когда Сэму было пятнадцать, Брету — десять, а Уиллу — шесть. Они сплотились, чтобы заботиться о матери и двух младших сестрах, Бет и Лизе.

Уилл очень удобно сидит, чтоб его разглядывать. Кэрри скрестила руки на груди и подалась вперед. Как случилось, что она не рассмотрела его раньше? Несколько лет подряд они много времени проводили вместе. Неужели так была занята собой, что не удосужилась хоть немного понять его? Это совсем не говорит в ее пользу.

— После пожара, когда Лени попала в больницу, врачи предупреждали, что она вряд ли переживет роды, — продолжал Уилл. — Социальный работник больницы сообщил мне, что занимается устройством малышей, еще не появившихся на свет. У Лени нет близких родственников, и, если она не выйдет из больницы, близнецов определят приемным родителям. Семей таких много — длинный список; все ждут детей, чтобы усыновить, удочерить, но нет уверенности, что этих младенцев возьмут. Ведь у матери диабет и она не была во время беременности под наблюдением врачей.

Кэрри сжала губы, пытаясь удержать вновь набежавшие слезы. Положение Лени несходно с ее собственной ситуацией, и сравнивать нечего.

— И тебе… тебе пришлось сказать ей об этом, ну, насчет детей?

Она спросила, хотя знала ответ; конечно, самое тяжелое он взял на себя: такое дело никому не доверишь — ни врачу, ни приятелю.

— Да, и я тотчас предложил, чтобы мы поженились. Тогда у детей будут и мать и отец.

— Хотя ты и предполагал, что мать может не выжить?

— Да, по правде говоря. — Уилл иронически вскинул темные брови. — Я знал, что Лени не перенесет родов. Понимаю, ты можешь сказать — у меня было предчувствие. Но мы так и сделали, и через несколько дней я стал отцом.

— И вдовцом.

— Хотя я предполагал, что отцовство придет ко мне не таким путем, — подхватил он. — Странно, какие изгибы допускает жизнь.

— Не шути, — с лихорадочным вздохом возразила Кэрри.

— Наверно, после всего, что произошло вчера, ты ожидала гораздо большего, — усмехнулся Уилл, пружинисто встал, подошел к раковине, сполоснул чашку, поставил на стол. — Сейчас мне надо поехать на работу, последний месяц я почти не бывал в офисе. Мой управляющий говорит, что стопки бумаг высятся до самых стропил. Постараюсь вернуться пораньше. Ты поможешь сегодня Эдит?

— Конечно. — Она поднялась и заспешила за ним, пересекая холл. — Но, Уилл, а как насчет меня? Ты ведь говорил, что дашь мне работу.

— Поговорим об этом вечером. Тебе вовсе не обязательно тотчас приниматься за новое дело после того, что ты перенесла.

Раздражение вспыхнуло в ней, но Кэрри сдержалась и постаралась быть рассудительной, и чтобы голос звучал спокойно.

— Мне не нужно, чтобы со мной нянчились. Мне нужна работа.

— У тебя есть работа, Кэрри. — Он вскинул одну бровь — ее этот жест всегда особенно раздражал. — Тебе надо оправиться от эмоционального шока, который ты перенесла, когда этот подонок оставил тебя стоять в одиночестве у алтаря.

— Ох, Уилл, как мило сказано! — Кэрри уперла руки в бедра.

— Я не из тех, кто плетет словесные кружева.

— И я это хорошо знаю, — проворчала она, мрачно взглянув на него.

Если она выйдет из себя, ни к чему хорошему это не приведет. Как обычно, Уилл уверен в своей правоте.

Ситуация развивалась знакомым путем — по кругу. Точно такие же споры они всегда вели, когда он приезжал навестить ее во время учебы в колледже. Но, как бы то ни было, она не позволит Уиллу думать, будто он вправе управлять ее жизнью, — пусть он вчера и помог ей спасти «лицо», пусть несколько минут назад она им восхищалась и испытывала к нему нежность за то, что он сделал для Лени.

Он вышел из комнаты, а она шагала за ним по пятам и настойчиво повторяла:

— Уилл, мне самое время думать о будущем. Я не такой человек, чтобы весь день сидеть и ничего не делать.

— С новорожденными близнецами в доме? — Он обернулся, окинул ее насмешливым взглядом. — Поверь, ты будешь очень занята. Вот увидишь — уже к обеду устанешь куда больше меня.

Сознавая, что он, скорее всего, прав, Кэрри все равно придумывала новые возражения. И в этот момент из спальни донесся детский плач. Она мгновенно забыла, что собиралась сказать, и помчалась наверх посмотреть, что случилось. Эдит возилась с Арианой, а в это время Джейкоб громко ревел, задирал ножки и яростно брыкался в воздухе, возмущенный, что ему немедленно не уделили внимания. Кэрри поспешила к нему и, ласково приговаривая, взяла его на руки. Уилл назидательно воззрился на нее.

— Вот это самое я и имел в виду, — сухо констатировал он.

Кэрри взглянула на него исподтишка, укачивая и прижимая к плечу Джейкоба. Вот Уилл извлек из шкафа галстук и, подняв воротник рубашки, тщательно завязал. А Эдит, между прочим, все здесь прибрала, застелила постель, — интересно, поняла ли она, что прошлую ночь в ней спали двое? Уилл продолжал собираться: надел пиджак от костюма, открыл ящик, достал голубую папку, которую положил туда вчера вечером, уложил в кейс, защелкнул замок и взялся за ручку.

Но он еще не ушел, а взял у Эдит Ариану, поцеловал в щечку и снова отдал домоправительнице. Пробормотав, что ей надо приготовить малышам ванну, Эдит, с девочкой на руках, удалилась.

Уилл подошел теперь к Кэрри, которая одной рукой держала Джейкоба под крохотную попку, а другой поддерживала головку и спину. Уилл положил руку мальчику на спинку, и Кэрри отметила, что пальцы его обняли все маленькое тельце и сомкнулись на грудке, но прикосновение легче пера. Наклонившись, Уилл поцеловал Джейкоба. Губы его проскользили и по пальцам Кэрри, и ей пришлось подавить внезапную волну желания. Слабый запах его одеколона раздразнил ее, она задышала чаще. Уловив, видимо, ее дыхание, он поднял глаза и встретился с ней взглядом поверх головки малыша. Рука опустилась, закрыла ее руку и чуть-чуть пожала — как будто Кэрри такая же хрупкая, как его малюсенький сын.

— Сегодня вечером, Кэрри, мы поговорим, — пообещал Уилл.

Она поняла: больше никаких споров об этом не будет. И хотя он не оказывал ни малейшего давления на ее плоть, у нее осталось впечатление, что он отпечатался на ней. Тело наполнилось желанием, и она невольно вздрогнула в попытке подавить его. Он, должно быть, что-то почувствовал — она увидела мгновенный огонь интереса в его глазах.

— До вечера, Кэрри. — Он подождал, пока она в знак согласия наклонила подбородок, кивнул и вышел из спальни.

Оставшись с его сыном на руках, Кэрри поймала себя на совсем не к месту мелькнувшей мысли: на что она только что дала согласие?