— Но почему ты молчала? — спросил Люк Шеннон, которая нежно поглаживала ему грудь. Ей, уютно, как в гнездышке, устроившейся в его жарких объятиях под теплым покрывалом да при тлеющих угольках в печи, никакой шторм был не страшен. — Так почему ты мне не сказала? — не отступал он.

— О чем, Люк? — Она удивленно вскинула голову.

Его встревоженные глаза потемнели.

— Что у тебя никогда на было мужчины. Или ты думаешь, я не имел права это знать?

Его холодящий душу тон совсем ее не устраивал. Она и так с трудом согрелась, и снова замерзать не было никакого желания.

— Я об этом как-то не думала. Да и потом, когда я должна была это сказать? При первой встрече? Или неделю назад?

— Час назад, меня бы это вполне устроило, — сухо бросил он.

Очнись, Люк. Нам обоим не до того было.

— Пожалуй. Но мы не учли еще кое-что. Мы не предохранялись. Клянусь тебе, Шеннон, со мной такое впервые. А что, если у тебя будет ребенок?

Не может быть, хотела сказать Шеннон. Однако, мысленно прикинув сроки, связанные с началом и концом своего цикла, девушка вздрогнула. Ответа не требовалось.

— Через пару недель мы все узнаем.

— Я не хочу ждать. Что за тон?

— Я тебя не понимаю.

Люк расправил плечи и, притянув девушку к себе, посмотрел ей в глаза.

— Мы поженимся немедленно, — спокойно заявил он.

— Что? — воскликнула ошарашенная Шеннон.

Он укутал ее покрывалом и начал собирать свою одежду. Встряхнув сырые джинсы, он натянул их на себя.

— Я сказал, мы поженимся. Прямо сейчас.

— Нет, — запротестовала Шеннон. — В этом нет необходимости. Ведь мы даже не знаем…

— Это необходимо, — категорично прошептал он, наклоняясь к ней. — Я не хочу, чтобы вокруг нашего ребенка ходили слухи.

— О, Люк, ну кто сейчас на это смотрит…

— Я! — твердо заявил он, тыча себя в грудь. И принялся натягивать свою мокрую рубашку.

— По-моему, ты перебарщиваешь.

— Это мой долг, — серьезно ответил он.

— О каком долге ты говоришь? — взвилась Шеннон, взбешенная его упрямой настырностью. — Никто, кроме меня самой, не несет ответственности за мои поступки. Неужели ты думаешь, я ждала до двадцати семи лет, потому что не знаю, чем это может закончиться?

— Но ведь ты и сама признала, что нам было не до этого, — ответил он, бессильно свесив руки.

— Зато сейчас мне все ясно, — заявила она, кутаясь в покрывало. — Твое чрезмерное упрямство отравляет тебе жизнь.

— Привыкай, — рявкнул он, выходя из себя.

— Что? — Шеннон не верила собственным ушам. Как можно быть таким бестолковым!

— Знаешь, Шеннон, я не собираюсь повторять ошибки своего отца.

— Какие ошибки? О чем ты говоришь?

— Моя мачеха женила его на себе. После смерти матери он потерял рассудок. Стал пить, забросил ранчо, дом, землю и все остальное. Они встретились с Катрин в ночном баре, и она быстренько его окрутила.

— Но при чем тут…

— Намеренно забеременев, она не оставила ему выбора. Только несколько лет спустя она рассказала мне эту историю, — сверкая глазами, добавил он.

Ну, это уж слишком, негодовала Шеннон.

— Ты хочешь обвинить меня в…

— Нет, что ты. У нас все будет по-другому. — Люк натянул носки и надел сапоги. — Мой отец снял с себя всякую ответственность и поплыл по течению, пока трясина не засосала его окончательно. Я не пойду по его стопам.

Несмотря на свое раздражение, Шеннон сейчас испытывала к нему симпатию, особенно вспомнив лишенное здравого смысла завещание его отца. Однако и он должен ее выслушать.

— И все же, Люк, я привыкла решать за себя сама.

— И ты называешь это решением? — Он кивнул в сторону кровати. — Это же обычная похоть, физическое влечение, не больше. Я поклялся, что никогда не пойду на это, но что теперь говорить, дело сделано, и нам предстоит его расхлебывать.

Как можно быть таким циничным, негодовала оскорбленная Шеннон.

— Это же просто нелепо. Повторяю, я отвечаю за свои поступки.

— Все мы такие. Кроме того, не собираешься же ты опозорить свою семью?

Это было ее больное место, и он это знал. Погруженная во мрак комната с гаснущим пламенем в печи разделяла их. Горделиво расправив плечи, Люк смотрел на нее своим привычно прямым, спокойным взглядом. Напрасно Шеннон пыталась уловить в нем хоть каплю нежности.

Он первым нарушил молчание:

— Дождь закончился. Тебе лучше одеться.

— Может, нужна помощь? — Он кивнул на забинтованную руку.

— Нет. Ничего мне от тебя не надо, — огрызнулась девушка, отводя глаза.

Немного помешкав, Люк вышел и закрыл за собой дверь.

С каким бы удовольствием она в него чем-нибудь запустила. Господи, негодовала Шеннон, натягивая влажную, неприятно липнувшую к телу одежду, ведь ей действительно ничего от него не нужно. Лишь несколько ласковых слов и любви. А он только и думает, как бы не опозориться, ну разве так предлагают руку и сердце? И что у них будет за семья?

Нет, нет, она за него не выйдет. К тому же вероятность беременности ничтожно мала. Как бы сильно она его ни любила, она не пойдет на это. Просто потому, что он не любит ее. Он считает себя обязанным жениться на ней, а для брака необходимо нечто большее.

Дрожа от холода, разочарования и кипевшего внутри гнева, Шеннон влезла в свои сырые джинсы и блузку. Однако носки и башмаки оказались настолько мокрыми, что ей пришлось идти босиком. Опасно, но ничего не поделаешь, лишь бы умчаться подальше от человека, который так и не смог ее полюбить.

В полном смятении Шеннон уселась за руль. Вскоре подошел и Люк.

С трудом продвигаясь по размытым ливнем дорогам, молодые люди не разговаривали. Несмотря на ноющую боль в поврежденной руке, Шеннон продолжала вести машину. Странно, но боль куда-то переместилась. Стиснув зубы, Шеннон погрузилась в несвязный поток воспоминаний. Благоговение и нежность, какие она испытывала к Люку, перемешались с ненавистью к нему и к себе самой.

Когда они приблизились к жилым постройкам ранчо, Люк заговорил:

— Езжай прямо домой и обработай руку. У тебя был столбняк?

Шеннон окинула его уничтожающим взглядом. Вся ее жизнь изменилась, а он думает о каком-то столбняке.

— Да, — огрызнулась она. — Сразу же после твоего первого поцелуя.

Он не стал спрашивать о причине ее вспышки, но темные глаза его блеснули — он явно остался доволен.

— Я заеду сегодня вечером, — заявил он, когда они подъехали к коттеджу. — И мы все обсудим.

— Ты можешь заехать, но обсуждать нам нечего, — отрезала она. И едва он вылез из машины, не дожидаясь его реакции, нажала на газ. Замечательно, подумала она, может, так у него пропадет охота командовать.

В заднем зеркале замаячила Джанет. Успокаивающе жестикулируя. Люк пошел навстречу явно обеспокоенной сестре.

Интересно, почему у него не нашлось для нее хотя бы ласковых словечек? Каким холодным, спокойным тоном он заявил, что они, видите ли, должны пожениться по известной причине.

Но его ожидает сюрприз. Явившись к ней, он узнает о ее решении.

Дома Шеннон приняла душ, помыла и уложила волосы. Может, она и идиотка, но так будет все же лучше, подумала она, причесывая копну своих блестящих черных волос и облачаясь в свой любимый бирюзовый свитер и юбку. Вообще-то, ее странную помолвку следует отмечать в черном, ну да ладно.

Сначала она хотела позвать своих сестер и маму, но потом решила, что еще не готова их обрадовать.

Господи, ну что теперь делать? — думала девушка, зарывшись лицом в ладони. Так ничего и не придумав, она услышала звонок в дверь. А вот и он! Отчаянно забившееся в груди сердце словно не находило места, чтобы укрыться.

Призывая себя успокоиться, девушка встала, одернула юбку и открыла дверь. Холодная маска спокойствия сменилась удивлением. Вместо Люка на пороге стоял Вилли Фрост.

— Вилли, какими судьбами? — Она была настолько ошарашена, что позволила ему войти.

От щегольски одетого и причесанного мужчины разило одеколоном. Такой концентрацией спирта можно свалить и слона.

— Я пришел осведомиться, где ты сегодня пропадала? Когда я уходил из офиса, тебя еще не было. Ты пользовалась служебной машиной?

Шеннон изумленно открыла рот.

— Вилли, ты шутишь? Я не обязана отчитываться за каждый свой час. Я работала и, как обычно, взяла машину.

Его бесцветные глаза превратились в щелки.

— Ты была с Люком Фаради, не так ли?

Вздрогнув от неожиданности, Шеннон решила избавить себя от ответа. Да, его ненависть не знает границ.

— Скажи, что ты в нем нашла? — ехидничал Вилли. — Он беден как церковная крыса. Все его сбережения ушли на покупку этого ранчо; оно — единственное его богатство.

— Тебя это не касается, — взорвалась Шеннон. Что, черт возьми, с ним происходит? Откуда такая наглость?

— Хочешь затянуть на нем петлю?

Шеннон тяжело дышала, не находя слов от ярости. Впрочем, отвечать ей не пришлось. В оставшуюся открытой дверь ворвался Люк, схватил Вилли за ворот рубашки и припер к стене.

— Повтори, что ты сказал моей невесте? — грозно процедил Люк.

— Твоей… твоей невесте? — пролепетал ошарашенный мужчина, выкатывая глаза. — С каких это пор?

— Не твое дело. Просто запомни, что мы собираемся пожениться. И в обиду я ее не дам, тебе особенно.

— Ты не знаешь, с кем связался, — парировал Вилли. — Она не та, за кого себя выдает.

Только водит всех за нос. Я тоже попался на ее удочку, она сказала, что хочет меня, а потом… ааа! — заорал он, давясь от удушья. Люк все еще удерживающий его за ворот, затянул галстук на его шее.

— Ошибаешься, приятель. Она не хочет тебя, и как бы ты за ней ни увивался, она не будет твоей. Она хочет меня, не это ли тебя так гложет?

Не обращая внимания на побагровевшее лицо Вилли, Люк и не думал его отпускать.

— Послушай, ты не знаешь, с кем имеешь дело. Она заполнила все бланки на государственные гранты. Теперь они будут диктовать тебе условия и решать, как распорядиться твоей землей. Я видел бланки своими глазами. Они лежат в ящике ее стола.

Люк вопросительно взглянул на Шеннон. Не сразу сообразив, о чем идет речь, Шеннон наконец вспомнила о бланках, взятых для Тима и Бена, и ее глаза наполнились тревогой.

Напряженно осмысливая новость, Люк ослабил хватку и начал подталкивать Вилли к двери.

— К твоему сведению, свинтус ты этакий, она выполняла свою работу. Но это тебя уже не касается, ты больше не босс.

— Что ты себе позволяешь? Я босс. Я…

— Тебе придется уйти, Вилли. Иначе Шеннон заполнит другие бланки, и тебя будут судить за сексуальные домогательства. — С этими словами Люк подвел Вилли к двери. — И если ты еще способен мыслить своими куриными мозгами, то подашь заявление сегодня же и уже завтра покинешь Тарант, не то будем говорить по-другому.

Вилли попробовал возражать, но одного взгляда Люка оказалось достаточно. Схватившись руками за свое посиневшее горло, Вилли убрался восвояси.

Закрыв за ним дверь. Люк вернулся в квартиру.

— А теперь я хочу послушать тебя, — скомандовал он, тыча в нее пальцем.

— Послушай, Люк, не думаешь же ты, что…

— Я пока не знаю, что думать, — перебил он. — Ты ведь толком ничего не объяснила.

Вот так муж, неужели он будет верить всяким проходимцам? Нет, на него это не похоже, однако после того, что случилось в его семье, ему необходимо подтверждение. Вдохнув побольше воздуха, Шеннон постаралась утихомирить рвавшуюся наружу ярость.

— Понимаешь, я начала заполнять эти бланки, когда думала, что ранчо выкупят Тим и Бен. А потом я надеялась, что они понадобятся тебе, вот и оставила их в столе.

— Но я ведь твердил тебе с самого начала, что не хочу иметь дело ни с государством, ни с кем-либо другим.

Шеннон всплеснула руками.

— Кто же мог подумать, что ты так и будешь упрямиться? Я надеялась, ты поумнеешь. Однако сейчас мне все ясно!

Несколько секунд Люк смотрел на нее в замешательстве.

— Да, это уж точно, — с шумом выдохнул он. — Прости, что я в тебе усомнился. Я знаю, ты не станешь действовать за моей спиной.

— Никогда.

— А сейчас мы должны кое-что обсудить.

— И что же? — поинтересовалась девушка, забыв про свой гнев.

— Я не собираюсь тратить свою семейную жизнь на то, чтобы отгонять от тебя мужиков.

— Что?

— Ты должна занять место Вилли и стать боссом. Иначе я не отвечаю за то, что станет с очередным подонком, положившим на тебя глаз.

Оторопев от столь резкого поворота, Шеннон лишь захлопала глазами.

— Люк, как ты можешь срывать на мне зло из-за Вилли? — наконец вымолвила она.

— Я не злюсь, — выпалил он.

— Да ты сходишь с ума, — пробормотала она.

— И все из-за тебя.

Это в какой-то степени польстило Шеннон.

— Правда?

— Я начал сходить с ума, как только тебя увидел. Я хотел превратиться в отшельника, зарыться в своей норе, окруженной обширными полями, но ты не позволила. Ты продолжала меня уламывать, приводила всевозможные доводы, теряла сознание, наконец.

— Я же не нарочно, — вставила она, сгорая от нетерпения услышать развязку.

— Тебе было нелегко, но ты сумела вытащить меня к людям.

— Шутник, — возразила Шеннон.

Люк замолчал и опустил руки.

— Я не хотел в тебя влюбляться, но влюбился.

От неожиданности у Шеннон отвисла челюсть. Его слова ударили ее словно молотком по голове.

— Ты меня любишь?

— Да, — выдохнул он, словно скинув с плеч тяжелую ношу. — Со мной это впервые. Вероятно, потому я такой непонятливый. Мне требовалось время, чтобы осознать, что со мной происходит. Кстати, я понял это только недавно, через пять минут после твоего отъезда, сегодня.

— Господи, ну почему ты молчал?

— Лучше поздно, чем никогда, — сказал он, раскрывая объятия.

Не помня себя, девушка бросилась к нему. Их губы слились в страстном поцелуе.

— Я тоже тебя люблю, Люк. И уже давно.

— Да, и только сегодня я это понял, — сказал он, усаживая ее к себе на колени и устраиваясь на софе.

— И как это случилось? — Она обвила руками его шею.

— Я понял, что ты меня любишь, потому что твоя страсть распространяется на все, что тебе по-настоящему дорого. Земля, семья, работа и, наконец, то, как ты отдалась мне сегодня.

Заметив румянец на ее щеках и рассмеявшись, Люк нежно поцеловал девушку.

— А когда я подумал о возможной беременности, сразу же вспомнил отца и Катрин. Это было последней каплей.

— Я заметила. — Слава богу, подумала Шеннон. Значит, вот чем объясняется его высокопарное предложение. Неумелая попытка выразить не изведанные доселе чувства. Любовь к ней. За это его можно и простить.

— Я думал, ты умничала, — признался он. Словно я сам не мог разобраться, что должен делать с ранчо, с семьей, с моей ненавистью. С моей жизнью. Только сегодня я понял, что все это ради меня, потому что я тебе не безразличен. Ты же всегда увлекаешься любимыми вещами. Я был слишком поглощен самим собой, чтобы заметить это. Но благодаря тебе я вернулся к жизни. — Он уткнулся в ее шею. — Спасибо, что не дала сгинуть в холостяцкой трясине.

Дрожащими губами девушка поцеловала Люка.

— Ну что ты, мне это даже доставляло удовольствие.

— Знаешь, а ты еще можешь спасти Кресент. Распоряжайся им по своему усмотрению. Хочешь, устраивай гостиницу или наполни дом детишками.

Шеннон заключила его лицо в свои ладони.

— Я хочу тебя, — прошептала она. Люк смахнул трепещущие на ее ресницах слезинки.

— Так, значит, ты будешь моей женой?

— В том лишь случае, если ты окончательно решил покончить с холостяцкой жизнью.

— Только ради тебя, Шеннон. Ради тебя, — ответил он, овладевая ее губами.