Падающие звезды я вижу редко. Наверное, оттого, что больше не жду, как в детстве, запрокинув голову и вглядываясь в звездное небо. Взрослые люди вообще мало внимания обращают на звезды.

И в этот неподходящий момент, когда я все сильнее сжималась в клубок, спиной к стене, в чужом сыром и темном саду, в тревоге за подругу, мне стоило лишь раз поднять глаза – в небе чиркнула звезда. А я как раз сидела настороже и ждала… чего угодно, но уж не космических феноменов точно, поэтому под рукой не оказалось готового, мало-мальски оформленного желания. Я смогла лишь пробормотать имя сына как символ, объединяющий все мои надежды на спокойное счастливое будущее.

Однако сейчас я требовалась настоящему целиком и полностью – с внешней стороны дома доносились тревожные звуки: кто-то возился с замком.

Я нагнулась к окошку подвала:

– Кора! Вылезай! Похоже, у нас конкуренты: в дом ломятся!

Но моя отважная подруга вовсе не испугалась, а стала требовать, чтобы я слезла в подвал. Раздался страшный треск: дверь вскрывали ломом! Соседская собака зашлась лаем, Кора пулей вылетела из подвала – я помогла ей и, дрожа от страха, уже не смогла выпустить ее руки из своей.

– Не стоит сейчас соваться на улицу: можем угодить прямо в лапы взломщиков, – хладнокровно рассуждала Кора. – Спрячемся в саду!

Но не успели мы добежать до ближайших кустов – на верхнем этаже вспыхнул свет и озарил газон. Мы бросились прочь со света в тень, прижались к стене дома и затаили дыхание. Над нашими головами творилось что-то невообразимое: шум, грохот, ругань. Голоса яростно спорили, слов было не разобрать, мне лишь показалось, что я слышу имя Манго.

Вдруг по моим ногам проползло нечто теплое и мохнатое – я истошно завопила и брыкнула ногой в пустоту. А потом сообразила, что это всего-навсего кошка.

Некто на втором этаже не выдержал: думаю, от моего крика у него сдали нервы, потому что – я еще рот не совсем закрыла – один за другим хлопнули два выстрела. Тут же шаги загромыхали вниз по лестнице, мотор и соседская собака взвыли хором – и опять все стихло. Мы продолжали стоять как вкопанные.

– Кора! Бежим! Соседи вызовут полицию!

Она оглянулась на окна ближних домов – нигде не включали свет, никто не выбегал на улицу и не высовывался из окон. Казалось, ни одну живую душу не волнует, стреляют по соседству или нет. А может, шум и в самом деле был не так силен, как мне показалось?

Мы выбрались из сада, и я нацелилась улепетывать вдоль по улице, но Кора заметила, что сломанная дверь распахнута настежь.

– Ты меня хоть вяжи – я буду не я, если пропущу такой случай! – воскликнула Кора. – Подожди, гляну одним глазком…

Ну уж нет, ни за что не останусь одна светиться перед домом! В прихожей горел свет, и яркий прямоугольник дверного проема выделялся в ночи, освещая крыльцо и мостовую. Я вбежала следом за подругой.

Мы осмотрели комнаты первого этажа – никого. Вверх по лестнице! Навстречу сбегали ручейки: из спальни стекала вода, мы двигались против течения до самой постели. Прямо напротив входа на краю водяного матраса без движения лежал Свен. Между его бровей красовалась дыра от пули. Я растерялась так, словно собственноручно ту пулю всадила.

Кора победоносно улыбнулась:

– Видишь, иногда проблемы разрешаются сами собой, стоит лишь немного подождать!

Она забыла добавить «чего лично я не умею», в ее характере нет ни грамма терпения.

– Давай не будем стоять открыв рот! – торопила я. – Не хватало, чтобы патруль застукал нас над свежим трупом!

– При нас нет никакого оружия, – отмахнулась Кора, оглядывая комнату, потом кивнула влево: – Погоди-ка, убийца нашел время порыться в сейфе.

Я сделала шаг к приоткрытому сейфу: в замке торчал ключ, брелок на цепочке все еще раскачивался. Похоже, отсюда что-то вытащили в спешке: бумаги, папки в беспорядке, множество фотографий нагой натуры на полу. Наших предшественников они почему-то не заинтересовали.

– Перчатки, – подскочила ко мне Кора, видя, что я собираюсь запустить внутрь руку.

Среди бумажного хлама нашлось именно то, что нужно, – паспорта Катрин и Пу.

– Забираем! – распорядилась Кора. – И бежим!

Я открыла дверь «феррари», но не успела занести ногу – на сиденье запрыгнула кошка. Мы и не заметили, что она увязалась за нами. Она, как ранее ее хозяйка, не хотела оставаться в этом нехорошем месте.

Небо начинало светлеть, когда мы вернулись в отель. Никто не мог нас видеть: мы заехали сразу в гараж, оттуда – на лифте наверх.

– Им можно позавидовать! – кивнула Кора на наших посапывающих подружек. – Знать не знают, какого страху мы по их милости натерпелись… Ты не знаешь, что за адрес оставила Катрин в полиции?

– Не знаю, утром спросим. А сейчас давай завалимся в кровать на пару часиков – это будет самое верное!

И у Коры не было других планов, как лечь спать. Ей лишь зачем-то понадобилось чистить зубы перед рассветом, она удалилась в ванную. Я слышала, как Кора поперхнулась, полоща рот, и сильно закашлялась.

– Так тебе! – злорадно подумала я. – Бог шельму метит…

Наконец мы улеглись, кошка свернулась в ногах Пу как ни в чем не бывало. Самое время расслабиться, но сон ко мне не шел. Допустим, и Эрик, и Свен не лучшие люди среди наших современников, но разве это может служить оправданием убийства? Мало-помалу буря эмоций улеглась. Поразмыслив, я пришла к выводу, что нам не о чем беспокоиться, по сути дела, мы ухитрились не замараться: смерть Свена не на нашей совести, а Эрику мы помогли отправиться к праотцам лишь косвенно. Плохо, что в доме все-таки остались наши отпечатки: во время прошлого визита мы не надевали перчаток. А теперь еще вода… Полиция может увидеть следы сырых туфель где-нибудь в прихожей… Например, на ковре… И, утомленная собственными мыслями, я заснула.

Спала я недолго, но крепко. И во сне спасалась от чудовищной разъяренной кошки. Ужас вытряхнул меня из сна – я опять увидела кошку. Кошка сидела и умиротворенно урчала на коленях Пу, которая почесывала ее за ухом. Должно быть, тайка уже давно ждала моего пробуждения, потому что вместо «доброе утро» я услышала нетерпеливое:

– Seven dead?

Я кивнула – Пу просияла. Еще в полусне, я пошарила под кроватью, вытащила сумку и вручила девушке паспорт:

– Mrs. Seng Aroon Hilter! This is for you!

От нашей болтовни проснулась Кора и села, растерянно хлопая глазами, словно не понимая, где находится.

Чтоб официант не беспокоил нас стуком, Пу подкараулила его в коридоре и сама закатила тележку с завтраком Потом разбудила Катрин и начала сервировать завтрак. А когда и Кора, и я завершили утренний туалет, широкая кровать снова превратилась в стол. Все девочки-пансионерки залезли с ногами на кровать и приступили к еде. Кора взяла в руки свой «полароид» и сделала чудные фото: голодные девушки, вцепившиеся зубами в круассаны. Мы вместе, подняв за здравие чашки с кофе, кошечка, уплетающая хлеб со сливками.

– Расскажите, куда это вы вчера пропали? – спросила Катрин. – И как так получилось, что вы привезли кошку без кошачьего туалета?

Кора, не вдаваясь в детали, рассказала о наших похождениях, потом обратилась по-английски к Пу:

– Dear sister, твой паспорт и твоя кошечка – только начало возвращения всего, что по праву принадлежит тебе, скоро ты получишь и деньги, и дом. Но прежде придется вытерпеть полицейское разбирательство: они наткнутся на тело этого мерзкого эксплуататора и возьмут тебя в оборот.

Пу самодовольно кивнула:

– I kill Seven!

– Она ничего не поняла, – всплеснула руками Кора.

Но именно Кора ничего не поняла: загадка заключалась в том письме к Нисахон. Пу объяснила, что ее письмо стало смертным приговором Свена. Оказывается, в бордельном бизнесе Франкфурта ведется настоящая война между группировками сутенеров. Как это обычно в криминальной среде: передел угодий, переманивание чужих проституток – особенно экзотических, на них самый большой спрос, – и борьба за влияние на наркоторговлю. Однажды конкуренты «Парилки» так отделали жемчужину заведения – мулатку Полин, что она надолго попала в больницу. В ответ Свен выкрал Манго, гвинейку, настоящую принцессу экватора. Он вовсе не собирался убивать девушку, просто хотел заставить работать на себя, поэтому запугивал, накачивал наркотиками и держал в темной кладовке. Видимо, один из уколов стал последним…

А та самая Нисахон получает деньги от содержателя другого притона за сведения о состоянии дел в «Парилке». Пу написала ей о смерти Манго, ни секунды не сомневаясь, что та сразу же настучит бывшим хозяевам африканской красавицы. И можно считать, что дело сделано: Свен – покойник.

– Ну раз так, – сказала Кора, – наша сестрица заслужила Большой крест за заслуги на золотой ленте. Но до поры до времени ей следует вести себя скромнее, мы пока не можем пригласить ее на наш итальянский праздник жизни. Хотя паспорт теперь в руках Пу, ей лучше не пересекать границу. Если она сейчас исчезнет, то первым номером попадет под подозрение, ибо такой внезапный отъезд сильно смахивает на побег. Пу должна сама пойти в комиссариат с хорошо продуманной версией событий. Итак, какое у нее алиби?

Мы дружно замолчали и уставились в потолок.

Кора серьезно посмотрела на тайку:

– Если ты хоть слово о нас скажешь, о том, что три дня прожила вместе с нами в отеле, – пеняй на себя! Не втягивай ни Майю, ни меня в свои дела!

– Катрин! К тебе это тоже относится! – прибавила я.

– Само собой! – возмутилась моим подозрением Катрин. – Неужели ты всерьез полагаешь, что я окажусь настолько неблагодарной?

– Кстати, какой из своих адресов ты оставила полиции?

– Адрес коммуны. Я ведь действительно обитала там дольше всего. Нужно предупредить парней, чтобы знали, как ответить, в случае чего…

Вместе мы разработали план дальнейших действий: как только в прессе появятся сообщения о смерти Све-на, Катрин волочет Пу за руку в полицию. Там им предстоит изобразить, что Пу, познакомившись в Народном университете с Катрин, с первого взгляда прониклась доверием к своей будущей учительнице. И когда вдруг обнаружила труп красавицы Манго, то в панике бросилась прочь из дома к единственному человеку, которого знала вне стен борделя. Ребята в Дармштадте должны подтвердить, что Пу провела несколько дней у Катрин.

– Полагаю, из гостиницы можно съезжать, – сказала Катрин. – Пу поживет у меня, в недавно унаследованной квартире, раз уж мы такие подруги. Обратно в Вест-Энд я не хочу. Но самое главное – я забыла позвонить Бернду!

– Если ты о том Бернде, у которого ты когда-то работала, – сказала я, – то можешь забыть! Коперфельд выставил нас на улицу по полной программе. И еще, не надейся, что я поеду убирать последствия разгрома в квартире этнографини!

– Эй! – недовольно оборвала нас Кора. – Вместо того чтобы ссориться из-за уборки, не лучше ли отпраздновать победу? Через два часа мы с Майей сойдем со сцены, и тогда – хоть перевешайтесь тут все!

* * *

Шампанское пенилось в бокалах, близкое прощание сделало споры мелкими и ненужными. Катрин растрогалась и произнесла благодарственную речь.

Начала она с того, что бесконечно признательна нам за все, что мы для нее сделали. Хотя мы не знаем, каково дожить до такого – желать смерти собственному мужу…

– Отчего ж… – сложила губки бантиком Кора.

Катрин пропустила это замечание мимо ушей и продолжила: она так обманулась в Эрике – была ослеплена его сдержанным обаянием, уверенностью, энергией, которую он буквально излучал. А Эрик испытывал только нездоровое влечение к ее усикам, но не любил и не понимал ее как женщину и человека! Пафос Катрин выжал слезы из Пу, но вряд ли та поняла хоть слово.

– И вдруг ты не можешь больше видеть, как он ест, спит, ходит. Тебя тошнит от его грязного белья и его волос, застрявших в твоей расческе, и противна его однообразная тупая болтовня… – поддержала Кора.

Ободренная тем, что среди слушателей нашлась родственная душа, Катрин подошла к кульминации – к тому моменту, когда она решила покинуть супружеский кров. Волна отвращения накатила на Катрин: она уходила вне себя от разочарования, а он лежал, широко открыв рот, запрокинув голову, и хрюкал во сне. И ненависть, охватившая ее, была так сильна, что Катрин пошла на кухню и схватила самый большой нож…

– И что? – осведомилась я просто из вежливости.

– Ничего. Хлопнула дверью. Подумать и сделать – разные вещи. Но вы решились на то, на что я сама не способна! Я этого не забуду!

– Надеюсь, – пробурчала я и подумала о картине Матисса.

Распив бутылочку, мы впали в эйфорию больших сборов. Катрин побежала бриться, Пу выстирала наши бюстгальтеры шампунем и теперь сушила феном. Кора висела на телефоне, в третий раз бронируя авиабилет во Флоренцию, я складывала вещи.

Наконец телефон освободился; собрав волю в кулак, я позвонила в Шварцвальд. К счастью, подошел сам Йонас. Он говорил со мной ласково, даже кротко, и я заподозрила недоброе.

– Приезжай, конечно! В любое время! Кстати, мне нужно кое-что с тобой обсудить…

– Что именно? – насторожилась я.

– Наш сын – чудный мальчик, и ты знаешь, что я никогда не сомневался в тебе как матери. Но я беспокоюсь, нормально ли для его возраста, если… видишь ли…

– Что нормально?

– Герлинда часто делает покупки во Фрайбурге, пару раз она брала Бэлу с собой. Понимаешь, она шьет и часто ездит в один универмаг, где в отделе тканей можно очень дешево купить остатки. Вчера мы нашли у Бэлы в коробке среди игрушек несколько мотков шелка для вышивания.

Некое неопределенное мычание было ему ответом: я пыталась скрыть невольный смех.

– Майя, ты, наверное, лишилась дара речи, – продолжал Йонас, – и сейчас обвинишь меня в том, что у Бэлы дурные привычки… Мы тотчас отвезли его в магазин, вернули, что он стащил, и извинились. Бэла горько плакал.

– Кто мы? – из всего рассказа меня зацепило только это.

– Герлинда тоже ездила.

Мы помолчали. Потом я сказала:

– Йонас, я забираю Бэлу. Я очень скучаю.

Удивительное дело: мы собрались менее чем за два часа. Кора пошла платить по счету, я с ней. Катрин, Пу и кошка ждали в гараже у машины. Лифт поднял «феррари» к дневному свету, и портье погрузил чемоданы и сумки в багажник. Кора раздала всем деньги и нажала на газ.

Первая остановка – автостоянка у Народного университета, два чемодана Катрин и сумка Пу перекочевали в машину фрау Шнайдер. Здесь наши пути расходились.

– Кстати, Катрин, как тебе живется без паспорта? Тут кое-что завалялось в сейфе Гилтера. – Я протянула ей корочки. – Теперь ты сможешь навестить нас в Италии. Не заставляй себя ждать!

Катрин растроганно хлопала мокрыми ресницами.

– Пожалуйста, не пропадайте! – сказала Кора. – Звоните. Майю можно застать в Дармштадте до завтрашнего утра. Мой самолет взлетает через два часа – на этот раз я в него сяду! Наконец-то поем по-человечески! Как приеду – закажу королевский ужин. Немецкую жратву мой организм не приемлет. Чем дольше ее ем, тем хуже себя чувствую. А кофе? Что за кофе здесь подают, ужас просто!

Объятия разомкнуты, слезы утерты. Я отвезла Кору в аэропорт.

– Не делай глупостей! – в один голос пожелали мы друг другу.

Кора сунула в мой кармашек еще одну туго скрученную пачку банкнот и убежала на регистрацию.

Ну вот я и одна. Медленно и чрезвычайно осторожно я вырулила на автобан: Эрик свалился в кювет, не доезжая Дармштадта… Что, если в наказание я попаду колесом в ту же ямку? Но меня стали обгонять даже груженые фуры. Пусть я погибну, но зачем подвергаться перед смертью такому унижению: черепашьим шагом тащиться под пыльной кормой какого-нибудь наемного фургона? Я поддала газу и полетела в Дармштадт.

Ехала я туда не ради собственного удовольствия: мне поручили разогнать тучи в отношениях со скаутами из коммуны и любым способом убедить их наврать полиции, чтобы прикрыть наши задницы.

Пришлось звонить в дверь, ведь ключи я давно вернула. Кто откроет? Если Энди, броситься ему на шею? Но шарканье в прихожей не шло к его шерстяным носочкам. А, Цилли… Я и забыла, что ты существуешь…

Она тоже не пришла в восторг, увидев меня.

– Это ты? – разочарованно протянула Цилли, словно ожидала увидеть за дверью кого-то еще.

– Парни где?

– Никого нет. Знаешь, твои парни – настоящие дети! Лишь тинейджеры могут городить такую чушь: они долго собирались и наконец поехали во Франкфурт, в какую-то сауну. Будто бы здесь нет ни одной! Подождешь их?

Что мне оставалось, как не сидеть и ждать, пить ромашковый чай с Цилли. От такого развлечения на меня навалилась чугунная усталость, и, свернувшись калачиком на софе, я заснула.

Открыв глаза, я опять, как и сегодня утром, встретила ожидающий взгляд: рядом на стуле сидел Феликс и ждал, когда я проснусь. Но ни в его позе, ни в лице не было нетерпеливого напряжения Пу, наоборот – теплая улыбка, нежный взгляд. И мне вдруг показалось, что сейчас раннее-раннее утро.

– Уже вернулся? – потянулась я.

– Больше двух часов у бабушки пылесосить нечего…

В дверь просунулась нечесаная голова Цилли:

– Как сауна? Не угорел?

Феликс улыбнулся и заговорщицки посмотрел на меня:

– Нет. Я вовсе не ездил во Франкфурт. Терпеть не могу парилки!

Я так обрадовалась его словам, что сама себе удивилась.

Все-таки Цилли нас оставила, видя, как неохотно мы отвечаем на ее вопросы, только переглядываемся. Я стала готовить Феликса: может быть, очень даже может быть, что франкфуртской полиции захочется задать несколько вопросов. Чтобы никто не спутал даты, я написала на листочке, когда Катрин, а ниже – Пу, обязательно должны были жить в Дармштадте.

– И ты заставишь меня врать под присягой? – смеялся Феликс.

– Нет, конечно! – Я торжественно прижала ладошку к груди. – Никто не станет вас подводить под присягу.

– Как хоть выглядит эта твоя Пу?

И в самом деле, они ведь никогда ее не видели…

– Постой, у меня есть фотография! – Я достала из сумки те фотографии, что сделала Кора, и протянула ему снимок Пу.

Но Феликс попросил показать ему все. А поскольку в то утро у нас был далеко не самый измученный вид и комната на карточках нисколько не напоминала сельский сарай, в котором мы якобы отсиживались, Феликс надулся и заупрямился.

Мне пришлось пустить в ход все свои чары и аргументы:

– Скорее всего вам вовсе не придется говорить с полицией, я лишь прошу на всякий случай, чтобы вы спасли нас еще раз…

– Ладно, раз ты просишь. Но с Максом и Энди договаривайся сама: я не могу через их головы пообещать, что они будут счастливы обманывать власти ради твоих прекрасных глаз.

Итак, пришлось до поздней ночи ждать возвращения обоих любителей поддать пару. Они смутились, неожиданно увидев меня. Особенно трогательно, но недолго краснел Энди. Они оказались необычайно сговорчивы: конечно, высокая температура размягчает.

– Нет проблем! – прогрохотал Макс, только что каблуками не щелкнув.

А Энди принялся, по обыкновению, ныть:

– Хочешь затянуть нас еще глубже в трясину?

Да. Я бы затянула тебя в пучину порока… Но Энди не проявил ко мне никакого интереса и в свою постель не приглашал.

Встать пораньше и шагнуть подальше, как собиралась, у меня не вышло – было около одиннадцати, когда Феликс разбудил меня.

– Звонит Катрин. – Он принес мне трубку.

– Да? – Я выпроводила Феликса жестом.

– Ты еще не читала? – по привычке тарахтела Катрин. – Утренняя газета!

– Читай! Только помедленнее.

Разборки в квартале «красных фонарей»

Распахнутая настежь дверь одного из частных домов в районе Гинхайм привлекла внимание ранних прохожих. Учитывая, что на звук дверного звонка в доме никто не отвечал, в прихожей было крайне сыро, а с верхнего этажа продолжала стекать вода, бдительные соседи, движимые беспокойством, вызвали патруль.

Комиссар Мюльбауер обнаружил в спальне дома труп владельца, погибшего от выстрела в голову. Вторая пуля повредила водяной матрас. По сообщению полиции, преступление совершено там же, где обнаружен труп. Убитый – один из содержателей широко известного в узких кругах борделя, расположенного возле Главного вокзала. Полиция не отрицает, что недавняя находка на берегу Майна обезглавленного трупа чернокожей женщины может быть связана с убийством в Гинхайме. Также разыскивается жена убитого, уроженка Таиланда. Полиция предполагает, что она похищена конкурирующими притонодержателями и находится в опасности. Расследование ведется по всем возможным направлениям. Полиция обращается к гражданам за содействием. «Горячая линия» чрезвычайного отдела «Гилтер»…

Катрин смолкла, ожидая моего вердикта.

– Ну допустим, бдительные соседи – слишком гордое звание для людей, которые спят, как колоды, когда рядом стреляют… Что же, ваш выход, девушки! Только пусть Пу хорошенько выучит роль. Не забывай – тебе могут повесить «жучок» на телефон. Кроме того, подумай, откуда у вас вдруг взялась сиамская кошка. На тот случай, если очередной «бдительный сосед» заметил, что кошка пропала значительно позже Пу.

– Точно! – спохватилась Катрин. – О кошке я не подумала. Ее зовут Лао-Лао, кстати… Если комиссар решит подшить ее к делу, то пусть она будет моей кошкой, что ли… Скажи ребятам, что и Лао-Лао жила в Дармштадте!

– Еще чего! Не морочь голову, придумай что-нибудь другое! А то мне придется убить не меньше часа, внушая им эту чушь. А я, знаешь ли, хотела ехать!

Катрин снова помолчала, потом я услышала глубокий скорбный вздох – тяжело ей далась собственная щедрость:

– Ты забрала мои картины? Оставь их себе! Пусть они будут моим прощальным подарком!

– В самом деле? Спасибо, что подумала обо мне! Я с радостью взяла бы Матисса, а остальные пришлю тебе. Чао, Катрин! Привет Пу! Непременно еще созвонимся!

Через час я уже летела по шоссе, нажимая на газ, мечтая поскорее оказаться во Флоренции. Но мой путь лежал через Гейдельберг и Шварцвальд.

Родители Коры обрадовались моему внезапному появлению, жалея, что не видят ни своей дочери, ни моего сына.

– Кора тоже очень расстраивалась, что не сможет с вами встретиться! – бубнила я, слезая с чердака с картинами под мышкой. С тем и откланялась.

Около трех я добралась до Фрайбурга и с трудом нашла поворот на узкую проселочную дорогу, что ведет через маленькую деревеньку, как там ее… не важно, к ферме, где загостился мой Бэла. В глаза не упрекнут, но все равно подумают, что я слишком долго не приезжала, бросила сына, звонила редко, а теперь еще явилась без подарка. Куда там, не до подарков было…

«Феррари» рыпнулся последний раз и уткнулся в навозную кучу. Со всех сторон мчались встречающие: Бэла, Йонас и свекровь в своем вечном, уму непостижимом фартуке.

Мой мальчик выглядел веселым и здоровым, вылитый Йонас в миниатюре, просто счастье, что он не молчун, как отец! Захлебываясь словами, Бэла торопился поведать мне все сразу и первым делом потянул смотреть котят. Похоже, сын нисколько не страдал оттого, что я откладывала приезд неделю за неделей.

Мне хотелось сразу же ехать дальше, но отказаться от ужина и не сесть с ними за стол было бы слишком невежливо даже для меня. А где ужин, там и ночлег: мне предложили расположиться в комнате для гостей.

На ужин подали свиные ножки с картофельным пюре и маринованной фасолью – блюдо, при виде которого я с тоской вспомнила об итальянской кухне. Тем и утешилась. Однако Бэла, который еще совсем недавно терпеть ничего не мог, кроме итальянской пасты, уплетал ножки за обе щеки.

– Да! Очень вкусно! – ответил он, когда бабушка, напрашиваясь на похвалу, опросила всех присутствующих, пришлась ли по вкусу ее стряпня.

Я тоже кивнула, изображая, что сосредоточенно жую, а сама подумала: «Вот предатель! Хорошо, что Эмилия тебя не слышит!»

Вскоре Бэла начал клевать носом, и бабушка пошла его укладывать. Мы с Йонасом остались на кухне. Естественно, он сразу же заговорил о разводе:

– Не хочу с тобой ссориться, но и тянуть не хочу. Давай разойдемся по-хорошему…

– Зачем нам разводиться? Что, кто-то здесь собрался вновь жениться? Ты подумай, ведь придется изрядно потратиться: два адвоката – удовольствие дорогое.

– Но ведь ты ушла от меня! Сколько ты уже живешь в Италии?! Кроме того, я понял, что наш брак – не более чем ошибка молодости. А ведь уходят лучшие годы, сейчас мы еще сможем создать новые, счастливые семьи! Мне чрезвычайно тяжело говорить о разводе: развод противоречит моей вере, но здесь, в провинции, люди смотрят на такие вещи иначе… Тут все знают, что я женат! Как ни глупо это звучит, ты даже из Италии всех девушек от меня отваживаешь…

– Герлинда?

Йонас кивнул:

– Она чудесная, с Бэлой они лучшие друзья! Я вас познакомлю! Она живет неподалеку, давай сходим к ней!

Думаю, еще не поздно.

Я уставилась на Йонаса. От ревности перехватило дыхание, и я даже открыла рот, чтобы возмутиться его бестактным предложением, но любопытство взяло верх. Я согласилась.

Сравнения с его сельской учительницей я боялась совершенно напрасно. Подружка мужа не блистала ни умом, ни эрудицией. Скучная, некрасивая, к тому же старше его года на четыре. Я боялась невольно выдать свое пренебрежение, поэтому старалась держаться непринужденно, демонстрируя свободные и современные взгляды, как будто меня нисколько не трогает то, что она встречается с моим мужем. Я сама завела разговор о воровстве Бэлы и с озабоченной миной попросила у Герлинды профессионального совета:

– И как же сам Бэла объяснил свой поступок?

– Сказал, что нашел те мотки, – улыбнулась Герлинда – само понимание. – Конечно, не стоит раздувать скандал из-за проступка маленького ребенка, но важно дать ему понять, где мое и где чужое, что хорошо, что плохо!

Я бы ей объяснила, где тут мое… Но в конце концов, она не так уж и не права.

Через полчаса я вполне составила себе впечатление, можно ехать докладывать Коре. Итак, вот на что меня променяли… Да, она ж такая рукодельная! Только все вышитые думочки лежат на диване строго напротив телевизора, сохраняя устойчивый рельеф боков Герлинды.

– Я не встану на пути твоего счастья, – сказала я на следующее утро, прощаясь с Йонасом. – Мое непременное условие: опека над сыном останется мне, ты имеешь право его видеть, когда захочешь. Ну а каникулы – по-прежнему у тебя!

Мой будущий бывший муж благодарно кивнул, а я воспользовалась ситуацией:

– Сделаешь мне одно одолжение? У меня в багажнике две картины, они принадлежат моей подруге. Не мог бы ты отослать их во Франкфурт? Я напишу тебе адрес. Спасибо, очень мило…

На радостях Йонас обещал лично доставить картины Катрин. Он не на шутку разволновался, когда Бэла залез в машину: у меня не было детского сиденья, Кора его демонтировала.

– Я вас так не отпущу! – вскричал заботливый папаша, побежал и вынул из собственного автомобиля новехонькое креслице для ребенка.

И вот, описав изящный пируэт на «феррари» вокруг кучи навоза, мы вырвались со двора. Еще не доехав до поворота на главное шоссе, Бэла начал канючить:

– Когда мы приедем?

На подъезде к Лугано Бэла проснулся и начал проситься в туалет, к тому же он проголодался. Мои дела шли не лучше. После обеда сама мысль ехать дальше показалась дикой: я засыпала на ходу, сказывались ночные приключения. И, добравшись до ближайшего приличного отеля, мы с сыном дружно завалились в кровать.

Телефон гудел мне в ухо, а где-то в далекой Флоренции трещал, разрываясь, аппарат Коры. Я ждала очень терпеливо, но никто так и не подошел. Тогда я набрала номер Катрин, и та вместо «здрасте» сразу же спросила, куда мне перезвонить, что и сделала. Оказалось, Катрин обнаружила в секретере Эрика кучу денег и первым делом купила мобильный телефон.

– Раз ты сказала, что за мной могут следить, я решила обзавестись мобилой! В полиции все прошло отлично, Пу не дрогнула. Сейчас ее нет, она ушла с Эминой наводить порядок в квартире этнографини… Что ты ворчишь? Какая тебе разница? Завтра я встречаюсь с секретаршей Эрика, пусть поможет мне уладить бюрократические формальности, а потом я ее уволю.

Чертова кукла! Как же ей понравилось спихивать работу на других и помыкать людьми!.. А ну их всех вовсе!

* * *

Светило солнышко, до цели оставался последний рывок, Бэла стучал костяшками из конструктора «Лего» и распевал:

– Камень на камень, камень на камень, дружно и скоро домик поставим…

Он повторял и повторял, хотел, чтобы я запомнила слова и подпевала. И пусть этой дурацкой песенке Бэлу научила Герлинда, теперь ее буду петь я: мой сын опять со мной!