Я должна быть благодарна этому проклятому Дону за то, что сегодня в своем автобусе могу чувствовать себя как королева (просто бывшая принцесса стала взрослой), у которой двадцать верноподданных. После размолвок с Корой, спровоцированных двойной игрой Дона, я приняла решение избавиться по меньшей мере от материальной зависимости.

Типы, подобные Дону, редко ездят автобусом: организованный туризм повергает их в ужас. Они предпочитают валяться перед каким-нибудь колодцем на мостовой со всеми своими бутылками и рюкзаками. А если кого-нибудь из них случайно занесет в мой автобус с климатической установкой, мне незачем посылать подобному типу улыбку. Элегантный костюм не позволит мне даже приблизиться к такому человеку, мой костюм должен приходиться по вкусу моей обычной клиентуре, и действительно приходится. Не составило бы ни малейшего труда заарканить какого-нибудь высокопоставленного немецкого чиновника, но это не мой жанр. В таких людях меня интересует лишь содержимое их бумажников.

Правда, один раз я совершила публичный выход с одним таким пижоном. Он непременно желал выпить чашечку эспрессо в каком-нибудь «типичном» заведении. Я повела его в один бар. Там мы уселись словно наездники на немыслимо безобразных табуретах из хрома и пластика, а каблуками, как и все наши соседи, зацепились за металлические обручи, похожие на подставки для зонтиков. Рядом с нами на бильярдных столах разыгрывали какую-то разновидность боччии. В соседней комнате размещалось некое подобие казино, и было еще более шумно. Казалось, надпись «VIETATO AL MINORI DI 18 ANN1» больше всего привлекала именно юнцов, которые сидели вдоль стены в нишах и выпивали. Без зазрения совести они бросали на пол из поддельного мрамора объедки и огрызки. Время от времени в заведение заходила какая-нибудь девушка, чтобы купить мороженое. Хозяин, маленький и толстый, лучился фальшивой приветливостью, а нам он показал в своей газете «Спортсмен», что там говорится об успехах немецкого футбола.

Здесь я чувствовала себя вполне уверенно, тогда как у моего спутника пропал всякий интерес ко мне и к этому кофе. У туристов вкус не совпадает с моим. В баптистерии меня восхищают полы, которых большинство вообще не замечает. Прекрасными июньскими ночами туристы сидят и дуют кьянти, в то время как незаметно для профанов в сырых садах – и у нас здесь тоже – разыгрывается самый забавный сон в летнюю ночь, тысячи светлячков выплясывают свой беззвучный волшебный фейерверк, и тот, кто хоть раз его видел, неизбежно придет к выводу, что все самое прекрасное на свете можно получить бесплатно.

Порой, когда в вечерних садах надо мной шуршат летучие мыши, а деревья источают завораживающий аромат, когда «с небес повеет ветерок», меня охватывает жажда любви. И странным образом мне при этом вспоминается Дон, приблудный оборванец.

Когда Кора, оставив нас, поехала в город, чтобы купить краски, мы продолжали сидеть у теплого очага. Эмилия мыла посуду, Бела колотил шумовкой по жестяной миске, Пиппо лежал рядом с ним и разрывал на куски газету.

– Давай-ка выпьем по стаканчику граппы, – предложила я Дону, и мы пошли в гостиную. Здесь было довольно холодно – мастера заменяли бойлеры, а для этой цели вообще отключили отопление. На кухне топили печь дровами и углем, но мне не хотелось дольше оставаться в этой семейной идиллии.

Дона знобило.

– Вот наверху, в моей комнате, тепло, – сказал он, подразумевая студию Коры, где стояла электрическая печь. – А куда это она уехала, не знаешь? – спросил он.

– Краску покупать. Ей нужна красная и белая, чтобы намешать из них инкарнат.

– А «инкарнат» – это что такое?

– Цвет кожи и мяса, словом, цвет тела, – объяснила я, потому что не знала, как это у них называется по-английски.

– Вот у тебя инкарнат дивной красоты, – сказал Дон и схватил мою руку.

Я хоть и выдернула руку, но сделала это не слишком решительно. Дон продолжал:

– А вот капуста вся у нее, верно? Ведь дом и все прочее принадлежит ей, верно? Интересно, что ты должна делать, чтобы тебе позволяли здесь жить?

– Я просто в гостях. И вообще мы с ней старые подруги.

Какое ему дело до моих отношений с Корой? Я рассердилась. А вот он расхрабрился.

– А что надо делать мне, чтобы тоже остаться здесь?

– Я-то думала, ты хочешь объездить Европу…

– Верно, но на Флоренцию надо отвести больше времени.

Вошла Кора и без всякого удовольствия обнаружила, что мы сидим рядышком на софе, после чего резким голосом скомандовала:

– А ну, за работу!

Дону было велено лежать, подставив голову под воображаемый меч.

Эмилия, заметив мое мрачное лицо, сказала:

– Взяли бы да выгнали его! – Потом еще раз пробормотала себе под нос: – У-у-у, дьявол! – и осенила себя крестом, хотя сама никогда не ходила в церковь.

Чтобы малость ее взбодрить, я принялась ей петь немецкие песни, а Бела сопровождал мое пение ударами по барабану.

– Альберто, – пробормотала Эмилия и уронила слезу в воду для мытья посуды.

– Пошли, – предложила я, – выведем малыша еще разок на воздух.

Эмилия поспешно сняла свое розовое платье, надела черное, после чего мы вывели ребенка и собаку на утомительную для нас прогулку.

* * *

Когда мы вернулись, мне было предложено оценить наброски. Голова Дона, очень неплохо схваченная, лежала в плетеной корзине, а корзину какая-то простая женщина повесила себе на руку, словно только что вернулась с рынка. Дон дал понять, что предполагал продемонстрировать не только свою голову, но и вообще надеялся предстать обнаженным.

– Ну и как? – спросила Кора.

– Основной недостаток твоих картин – то, что ты их никогда не сможешь выставить.

Она полагала, что для художника не так уж и важен финансовый успех.

– Картины, на которых можно узнать твоего отца или Хеннинга, я бы наверняка выставлять не стала. А кто здесь знает Дона?

– Я сочла бы столь же неуместным, чтобы меня угадали в Юдифи или Саломее.

Ужин протекал в мирной обстановке. Эмилия удалилась с Белой и Пиппо, мы пили пиво, Дон рассказывал про Непал. Я легла довольно рано.

Чье-то прикосновение вырвало меня из глубокого сна. Рядом со мной в постели лежал Дон. К сожалению, я не располагала достаточным запасом английских ругательств.

– А ну, пошел отсюда, говнюк! – это или что-то вроде сказала ему я. Он поцеловал меня в пересохшие губы, и тут я окончательно проснулась.

– Тебе ясно сказано: мотай отсюда, иди лучше к Коре, а меня оставь в покое, – прошипела я.

– Она меня не любит, она меня выгнала! – заявил он. Мне очень стыдно в этом признаваться, но мое сопротивление выглядело недостаточно убедительным, короче, он остался со мной.

Когда на другое утро я открыла глаза, перед моим ложем стояла Кора, и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

– И вот таких людей мне приходится содержать! – сказала она.

Дон тоже проснулся и голышом ринулся из постели в ванную.

– Он сказал, что ты его не хочешь. – Мой голос звучал очень жалобно.

– Врет, скотина, – ответила Кора, – а ты и поверила, рада стараться!

– Я его не звала, сам явился среди ночи, давай лучше вообще прогоним его.

– Нельзя, мне нужен натурщик.

На другой день он уже лег с Корой. Это мне точно известно, потому что и я, в свою очередь, могла наблюдать утром этот натюрморт.

Почему, спрашивается, мы обе втюрились в эту поганую маленькую крысу? Дон не без удовольствия натравливал нас друг на друга. С этого дня в доме пошли нелады и споры, мы швыряли друг другу в лицо самые ужасные упреки. На свет Божий была извлечена история с Карло. Я сказала, что, если бы Кора не провоцировала его самым беззастенчивым образом, не было бы и попытки изнасилования, и брат мой был бы жив до сих пор. Она отвечала, что одним своим присутствием я вполне могла приостановить эту попытку и что она никогда не подталкивала меня к убийству.

А с Хеннингом как было? И здесь она старалась не запачкать руки, а всю грязную работу взвалила на меня. Кора в ответ закричала, что я сама извлекла из этого наибольшую выгоду, а теперь сижу как личинка в куске сала.

– Ты вечно пытаешься все свалить на меня! Я могу уйти, по-моему, ты именно этого добиваешься. Дон тебе важнее, чем наша многолетняя дружба.

– Нет!

Дон по большей части присутствовал при наших раздорах, лениво нежась в постели Коры, подремывая или куря сигарету. Мы были твердо убеждены, что он не понимает ни единого слова.

Вообще-то говоря, случай с Эмилией должен был нас чему-то научить, с Доном все произошло примерно так же. Оказывается, дедушка и бабушка были у него родом из Гессена, и мать говорила с ними исключительно по-немецки. Правда, сам он по-немецки только и мог сказать: «Ауфвидерзеен». Зато понимал более чем достаточно.

Но об этом я узнала, лишь когда Дон с явно шантажистскими намерениями начал подкатываться ко мне и попутно намекнул, что ему известно такое, что дает ему, как и мне, право всю свою жизнь просидеть у нас на шее. Я не восприняла его слова всерьез, но вот Эмилия по обыкновению навострила уши, пронаблюдала за реакцией Дона, а там уже сумела подсчитать, сколько будет дважды два.

Сама-то я переспала с Доном один-единственный раз, и пришлось расплачиваться за то, чем Кора начала заниматься ежедневно. Хотя наслаждаться этим занятием ей пришлось недолго, потому что спустя несколько дней ее возлюбленный захворал. Возможно, подцепил какую-то инфекцию, решила Кора и хотела было вызвать врача, но Дон категорически воспротивился. Вот и в Индии его донимал понос, и всякий раз он выздоравливал без обращения к врачу. Надо один день ничего не есть, а на следующий ничего не употреблять, кроме спирта и крекеров, и все будет в полном порядке. После голодного дня Эмилия заварила ему ромашковый чай, дала черствый белый хлеб, обжарила на плите кофейные зерна и приготовила из них своего рода угольные таблетки, которые он и принял с превеликой благодарностью, потому что любил натуральные продукты.

Тем не менее ему становилось все хуже, лечение не помогло, он погрузился в апатию и не мог служить ни натурщиком, ни быть любовником. Мы с Корой вроде как помирились – надо было и спать, и есть без него, а он лежал в студии на кушетке возле теплого обогревателя и, судя по всему, утратил какой бы то ни было интерес к окружающему миру.

– Если ему до завтра не станет лучше, я вызову врача, – сказала Кора. – Поди знай, какая тропическая болезнь его скрутила.

Но Коре не пришлось осуществить свое намерение, инкарнат свежего приготовления безнадежно засох.

Кора собиралась съездить со мной в галерею Палатина, чтобы показать мне там картину Джентилески.

– Знаешь, я эту картину видела, но уже не помню деталей. Называется она «Юдифь и ее fantesca». Можешь счесть меня необразованной, но я не знаю, что такое fantesca.

– Вот Эмилия у нас fantesca. Будь ты моей fantesca, то есть моей прислужницей, я бы называла тебя Elefantesca.

Картина нас глубоко взволновала. Юдифь небрежно держала меч на плече, словно дорожный посох, a fantesca уперла в бедро корзину с отрубленной головой, словно то была корзина с бельем. Взгляды обеих были обращены направо, будто обе видели нечто недоступное взгляду наблюдателя. На обеих были роскошные наряды, хотя платок у прислужницы был повязан довольно небрежно, а изысканная прическа Юдифи была увенчана драгоценной брошью. Свет падал на ее прекрасный профиль, являвший собой выражение несколько дикое и в то же время решительное. Лично мне в живой картине мешала слишком большая щитовидная железа Юдифи.

– Уметь бы так рисовать, – глубоко вздохнула Кора. – Ты только погляди на кожу Юдифи, уж такого incarnato мне никогда не добиться.

Я себе просто шею свернула, чтобы получше разглядеть голову Олоферна в корзинке. Она напоминала о прихворнувшем Доне с его теперь зеленоватым цветом лица.

– А что ты будешь делать, когда Дон выздоровеет и ты изобразишь его со всех сторон?

– На этом его миссия будет закончена, – весело сказала Кора и обняла меня за плечи.

Посмотрели мы и другие картины, прекрасно понимая при этом друг друга, как в былые времена, потом отправились есть мороженое, а домой вернулись довольно поздно.

– Беле пора ужинать, – с укором сказала Эмилия, хотя прежде прекрасно управлялась с этим без меня. Мы вошли в кухню. Бела плакал, собака выла. В углу, прислонясь к стене, стоял Дон.

– Что с ним? – в ужасе спросила Кора, потому что вид у него был как у покойника.

– Умер, – ответила Эмилия. В воздухе висел странный горький запах.

– Господи, почему же ты врача не вызвала?

Эмилия на мгновение стала похожа на Юдифь.

– Non voglio nessun dottore, – пронзительным голосом отвечала она.

Кора схватила Эмилию за плечи и начала ее трясти.

– Что случилось?

Эмилия зарыдала.

– Это было неизбежно, – всхлипнула она, – так продолжаться не могло. Мы все были у него в руках.

– Что было неизбежно?

– Ну, я дала ему яд…

Мы беспомощно переглянулись.

– Не иначе она спятила, – сказала Кора.

– Надо вызвать врача и полицию, – сказала я Эмилии, – но мы ничем не можем тебе помочь.

– Врач ему тоже не поможет, – ответила Эмилия.

– Так ведь он должен выдать свидетельство о смерти, ты что, сама не понимаешь? Дон не может так вот оставаться на кухне. – Словно для зашиты, я взяла Белу на колени.

Эмилия утерла слезы и сказала:

– Ну ничего-то вы не смыслите. Этот парень собирался вас шантажировать. Я, между прочим, тоже могла бы вас шантажировать, если вы, конечно, кое-что припомните. Я тоже могла бы рассказать полиции одну премиленькую историю.

Я оцепенела, а Кора холодно произнесла:

– А тебе никто и не поверит. Короче, как ты намерена поступить с этим трупом?

Эмилия воспрянула духом:

– Я уже подумала об этом. Все проще простого.

– Валяй, выкладывай, – сказала Кора.

– Нет, – возразила я, – этого я даже и слушать не желаю. Если Эмилия убивает наших гостей, пусть тогда сама изволит нести ответ.

– Я-то думала, что ты моя подруга, – ответила Эмилия, – а ты никакая не подруга, ты змея. Я, между прочим, сама видела, своими глазами, как ты по приказу убила Хеннинга. И я все вам простила, потому что люблю вас, потому что я счастлива с вами, потому что хочу оставаться такой же счастливой и впредь. Я убрала этого парня именно потому, что предана вам. И какую же я встречаю благодарность? – Эмилия принялась ломать руки над пармезанским сыром, изображая воплощение скорби, после чего продолжила свои речи: – Ах, как прекрасно было на море! Вот так я надеялась провести закат своих дней: две милые дочки, внук, собачка. Мне казалось, что вместе с вами я и сама молодею. А потом откуда ни возьмись заявляется такой дьявол и губит все, что можно. Мои девочки больше не ладят между собой, в доме шум и гам!

– А мы вовсе не твои девочки, – возразила Кора, – так что прибереги эту драматическую сцену для прокурора.

– Ладно, ладно, – сказала Эмилия, – вы еще у меня удивитесь. Думаете, вам удастся найти кого-нибудь, кто станет от зари до зари вас обслуживать, убираться, стряпать, стирать, ходить за малышом и гладить ваши блузки? Такого и родная мать не стала бы делать, неблагодарные вы эгоистки! Да еще подумайте вдобавок: стань этот тип известен в наших краях, вам бы не удалось так легко заткнуть ему рот. А теперь никто и не заметит, что его не стало.

Мы молчали в полном ошеломлении. Хоть Эмилия и была права, но, с другой стороны, она отнюдь не терпела убытков при несправедливом распределении функций в нашей коммуне.

– Мало того, он пнул Пиппо да еще нассал на мои маргаритки, – добавила она, пылая от негодования.

Кора решила переменить тему:

– Это ж надо, какие пропасти перед нами разверзаются! А не можешь ли ты по дружбе объяснить нам, что ты собираешься делать с трупом?

– Когда я езжу в гости к своей кузине, – обрадовалась Эмилия, – то помогаю ей при забое свиней. Так вот, я бы его разрезала на куски, скажем, на двенадцать кусков, заморозила их по отдельности, а потом уже куда-нибудь сплавила по кусочку.

Я прямо обомлела.

– В моем доме, – взревела Кора, – никакие трупы на куски резать не будут, самые маленькие пятнышки крови можно будет разглядеть даже спустя несколько лет! В жизни бы не поверила, что ты способна на такую пакость. Ты у нас часом не извращенка?

– А ты? – ответила Эмилия вопросом на вопрос. – Только и знаешь, что рисовать зарезанных мужиков и отрубленные головы. Это, по-твоему, как называется?

Я позволила себе осторожный вопрос:

– Куда же ты намерена девать эти двенадцать кусков?

– Ну, это проще простого. Пойду гулять с Белой и положу кусок в его коляску. Уж туда-то никто не станет заглядывать…

Тут завизжала я:

– Мой Бела не будет сидеть на покойнике!

Но тут вдруг проявила интерес Кора:

– Ну если чисто теоретически: куда ты намерена отнести эти куски?

– Да выброшу в парке, в урны для мусора.

Кора отрицательно замотала головой:

– Первый раз такое может сойти, ну, еще куда ни шло – второй, но потом они наверняка начнут слежку, и за каждой урной станет наблюдать полицейский.

У Эмилии было в запасе и другое предложение:

– Ну, я могла бы навестить Альберто и побросать куски в какую-нибудь открытую могилу.

– Так уже лучше, – согласилась Кора, – но если в пустой могиле будет валяться какой-нибудь посторонний предмет, это сразу бросится в глаза. А кроме того, я вообще запрещаю резать его на куски.

Эмилия невозмутимо отвечала:

– Ну и рисуй свою отрубленную голову! Впрочем, у меня есть и еще одно предложение: когда будут сжигать отца Майи, мы втроем отправимся в крематорий, чтобы попрощаться с ним. И каждая из нас понесет четыре пакетика, в каждой руке по два. А когда мы останемся наедине с умершим папой, мы подложим под него все пакетики, так что и папу, и Дона с ним за компанию отправят в печь.

– Какая богатая фантазия! – восхитилась я.

Но и этот гениальный план Кора не одобрила.

– Как это будет выглядеть со стороны, если каждая из нас притащит четыре тяжелых пакета? Цветами их не замаскируешь. Это ведь получается по сорок фунтов на человека! И я остаюсь при своем мнении: резать на куски нельзя. Я уж и не говорю о том, что с этих пор мне будет омерзительно пользоваться нашим морозильником.

Пока они препирались, я успела покормить и уложить Белу. Но когда я снова вернулась на кухню, они засовывали безмолвного Дона в два пластиковых мешка с головы и с ног, потому что одного мешка оказалось явно недостаточно. Стало быть, Кора решила не вызывать полицию.

– Хорошо бы паяльник, – сказала она. Как обычно, Эмилия умела повернуть дело наилучшим для себя образом. Она сварила горячим утюгом оба пакета на уровне груди Дона. Между делом она выдавливала из пакетов остатки воздуха, словно собиралась заморозить гигантское жаркое.

– Дальше что? – спросила я.

– Так ничего наружу не вытечет, – ответила Эмилия, – а теперь пора спать. Завтра посмотрим, что к чему. – И закрыла ставни. – Завтра, может, придут рабочие, – добавила она.

Кора отрицательно качнула головой.

– Нет, Эмилия, так у нас с тобой ничего не получится. Или ты прямо сегодня вечером что-то придумаешь, или я вызываю полицию.

– Есть у меня и еще одна идея, – сказала Эмилия, – но до завтра с ней ничего нельзя поделать. И стоит она недешево. Идея такая: надо купить джип. Кора ведь и так хотела завести вторую машину.

Меня это предложение не устроило.

– Если вам уж так приспичило обзавестись джипом, я так и быть угоню для вас один. Ради одного-единственного дня незачем покупать машину. А что будет с этим джипом?

Эмилия любила ощущать себя центром происходящего, она умела излагать свои планы самым увлекательным образом.

– В горах, там, где живет моя кузина, стоит множество заброшенных домов. Знаю я один, в нем еще хранят сено. Мы отвезем туда Дона на джипе, в другом автомобиле на такую крутизну не доберешься. Положим его в сено, словно человек там заночевал. И рюкзак ему дадим, а потом поставим горящую свечу возле его изголовья и слиняем…

– А каким же это ядом ты его отравила и где ты его взяла? – Это спросила у нее я.

– От Альберто остался целый ящик лекарств, поначалу я подкладывала Дону только слабительное…

– Ну, от слабительного так легко не умрешь…

– Ну, я ж вам рассказывала, что Альберто был археологом, если вы, конечно, знаете, что это такое. Из своих экспедиций он привозил также пилюли с цианистым калием, может, от волков, в общем, не знаю для чего…

– Хочешь сказать, что наш донской казак добровольно принимал эти пилюли?

Кора навострила уши:

– Он ведь отвергал традиционную медицину, а принимал только натуральные средства.

– А я вываляла эти пилюли в саже. Против угля у него не было никаких возражений.

Я накинула на плечи пальто Коры.

– Пора угонять джип. – Я не пыталась скрыть, что волнуюсь.

– Ты умеешь? Возьми хоть проволочку – или как ты собираешься это делать?

К сожалению, по части техники я была довольно бездарна. Я не сумела бы сменить покрышку, я даже боялась просто водить чужую машину.

– Пойду к нашей дискотеке, – неуверенно ответила я, – там у дверей всегда стоит джип. Надо будет только выяснить, чей он, а потом украсть у хозяина ключ.

И тут моя подруга снова стала прежней Корой, которая ничего не имеет против приключений.

– Не надо, – сказала она, – у меня есть идея получше. Я знаю одного типа из университета, и у него свой джип, хотя, может, и не джип, а что-то похожее. Этот богатый маменькин сынок ездит кроме джипа на спортивной машине. Он считает себя скульптором, а джип ему нужен время от времени, возить мраморные глыбы. Я пройду мимо и сопру у него ключ от машины.

Мы с Эмилией пришли в полный восторг.

– Идем, – сказала Кора, – веди машину ты, а потом подожди на улице, внизу. Если этого парня нет дома, я не войду. Тогда придется нам вместе идти в дискотеку.

И мы двинулись в путь, езды было всего ничего. В случае чего Кора вполне могла вернуться домой пешком. Дома осталась Эмилия со своими пластиковыми пакетами и спящим Белой.

– А если я не вернусь, можешь прямиком ехать на заправку и залить две полные канистры, – приказала Кора.

Я прождала ровно пять минут, пока в передней той квартиры, о которой шла речь, не зажегся свет, после чего повела свой «кадиллак» на заправочную станцию.

Пока я добралась до дома, Эмилия успела подтащить пластиковый пакет к самым дверям.

– По счастью, – произнесла Эмилия, – сверток и впрямь нетяжелый, мы могли бы прекрасно уладить дело и с дюжиной пакетиков поменьше.

– Если вся эта затея с джипом пройдет благополучно, куда мы после этого поедем, – спросила я, – куда поедем и что мне прикажете делать с Белой? Сколько это займет времени?

Эмилия несколько замялась.

– Ну часов пять от силы, – ответила она.

– Тогда придется брать Белу с собой, – решила я, хотя все это мне вообще очень не понравилось. А нельзя ли мне просто-напросто остаться дома? Дорогу будет показывать Эмилия, одной из нас придется с ней ехать, но разве нельзя обойтись без другой?

На пороге возникла Кора, размахивая двумя ключами сразу.

– Получилось даже слишком просто, – сообщила она, – этот тип пошел за вином, я залезла к нему в карман пальто, поцелуй, глоток вина – и с концами. По счастью, машина стояла в подземном гараже, поэтому он и не услышал, как она отъезжает.

– А вдруг машина понадобится ему прямо сегодня вечером? – спросила я.

– Ничего не понадобится, тогда он просто возьмет другую, а вдобавок он и вообще не собирался больше выходить из дому. А к завтрашнему утру джип снова будет стоять в гараже, и он слегка удивится, когда увидит, что ключ торчит в замке зажигания…

– Кора, а я не могла бы здесь остаться, или ты, мне бы очень не хотелось, чтобы Бела ехал с нами.

– Или все вместе, или никто, – отрезала Кора.

Эмилия тем временем выглянула из окна. Хотя было всего одиннадцать, но погода плохая, и потому на улице – ни живой души.

– Ну, – сказала она, – пора за дело. Кора, подгони-ка машину задом к крыльцу.

Кора так и сделала, я напялила на Белу какую-то теплую одежку, Эмилия заперла в ванной повизгивающего пса, потом мы подтащили наш пакет к самой машине и дождались, пока улица опустеет окончательно. Кора открыла дверцу, нам пришлось еще раз поднять тяжелое тело и сзади затолкать его в машину.

– Девочки, а вам надо переодеться, – приказала Эмилия, – что-нибудь темное и кроссовки.

Пиппо завывал в ванной, как молодой волк.

– Нет, так у нас ничего не выйдет, – произнесла я, – соседи услышат вой и поймут, что дома никого нет.

Короче, мы снова освободили Пиппо, хотя Кора и ругалась, потому что тем временем разорался Бела.

Наконец мы двинулись в путь, с ребенком, собакой, теплыми покрывалами и покойником. Рюкзак Дона лежал у ног той, что сидела рядом с водителем. Сперва за рулем сидела я, потому что Коре предстояло в дальнейшем одолевать крутой подъем.

– А чего ты сказала своему ваятелю, когда так внезапно заявилась к нему?

– Раньше я часто бывала с ним, еще до того, как познакомилась с Хеннингом. Он много месяцев ходил за мной по пятам, но, на мой взгляд, он слишком злоупотребляет травкой. Последний раз мы виделись на выставке Джентилески. А перед этим я еще спросила, нет ли у него каталога, но этот сквалыга даже и не покупал его. Но он пришел в такой восторг от возможности снова меня увидеть, что посулил непременно раздобыть каталог и доставить мне в ближайшее время.

– Мадонна! – возопила Эмилия. – Опять в нашем доме очередной молодой человек.

– Послушай! – рявкнула я. – И это тоже будет не последний молодой человек в доме у Коры, а поубивать их всех ты, конечно, не сможешь. Ну а теперь открой нам всю правду: чем тебе так не угодил Дон – тебе-то он, в конце концов, ничего дурного не сделал.

Кора поддержала меня:

– А твоя версия, что он принес бы в дом смуту, как-то и меня не слишком убеждает. Он ушел бы дальше, и проблема разрешилась бы сама собой.

– А вы даже глупее, чем я думала, – сказала Эмилия. – Да он лучше меня владел немецким, он прочел письмо от Фридриха и смеялся, когда читал. Он прекрасно понял, что на вас обеих довольно много крови. А к слову сказать, я не была уверена, что цианистый калий подействует.

Вдалеке я вдруг увидела синий свет. Машины, что ехали перед нами, разом притормозили, да и позади тотчас возникла вереница машин.

– Полиция! Вот дерьмо – ты уж извини, Эмилия, а что мне теперь прикажете делать?

Кора сплюнула жвачку на рюкзак Дона.

– А ну выходи, пусти меня за руль, а сама прикинься дурочкой.

Мы стали прислушиваться. Полиция проверяла одну машину за другой. Развернуться на узкой дороге, да еще с полосой встречного движения, было невозможно. Словом, мы попали в ловушку.

Потом Коре велели опустить боковое стекло. Два молодых полицейских попросили у нее документы. Один из них осветил фонариком заднее сиденье. Кора, вдруг заговорив на ломаном итальянском, протянула им свои права. Но полицейские требовали предъявить документы на машину. Сперва Кора якобы ничего не понимала, потом с нервическим хихиканьем начала объяснять им, что документы остались лежать на тумбочке у ее друга, это ж надо! Прежде чем полицейские начали задавать очередные вопросы, Эмилия высунула голову из окошка и попросила господ полицейских говорить потише, чтобы не разбудить младенца. Я оглянулась и с ужасом увидела, что Бела лежит как раз на теле покойника. Эмилия перепеленала его, Пиппо залаял.

– Господи, того и гляди, наша деточка заплачет, какие же вы жестокие, господа, – произнесла Эмилия строгим тоном. И полицейские махнули, что мы можем следовать дальше. Мы еще слышали, как они говорят, что, в конце концов, им велено искать не трех женщин, а двух беглых арестантов.

Едва затор рассосался, мы все закурили. Когда слегка успокоились, Эмилия вдруг поинтересовалась:

– Сколько вам, собственно, лет?

– Двадцать.

– А мне пятьдесят пять, и в вашем возрасте никаких дружков у меня не было, хоть я и не могу сказать, что тут есть чему завидовать.

– Лучше не завидуй, нам приходится куда труднее, чем тебе. Того, чем мы занимаемся сегодня вечером, тебе в юности делать не приходилось, так что ты у нас счастливица.

Эмилия кивнула, обирая собачью шерсть со своей юбки.

– Ну так что, будем обливать его бензином? – спросила я.

– Нет, люди должны думать, что он перед сном забыл погасить свечку.

– Тогда нужно снова засунуть ему в рюкзак документы, – сказала я, – а то я от большой старательности все вынула.

– А больше ничего любопытного в его вещах не было? – спросила Кора.

– Во всяком случае, ничего, что свидетельствовало бы о его новозеландском происхождении, хотя среди вещей непонятным образом оказалась Библия из отеля. Ни одного письма из дому, даже от матери – и то нет. Но вот тут уж ты удивишься: он, оказывается, состоял в браке.

– Да ну? – воскликнула Кора, – мы ведь, собственно говоря, тоже.

Эта реплика укрепила неприязнь Эмилии.

– Я ж вам сразу сказала – не человек, а дьявол. Шляется по белу свету, а бедная жена сидит одна-одинешенька.

Я напустила на себя оскорбленный вид.

– Не будь такой старомодной, – сказала я ей, – сегодня в этом нет ровным счетом ничего необычного.

Какое-то время после этого разговора мы ехали по темной пустынной местности. Эмилия давно уже сняла Белу с его мертвой подстилки, а на Доне тем временем разлегся Пиппо. Кора ехала медленнее, чем обычно, чтобы не привлекать к себе внимания. А Эмилия следила за всеми развилками, где нам надо было сворачивать.

Вдруг Кора воскликнула:

– Хочу есть!

Тут и я вспомнила, что вот уже несколько часов у нас маковой росинки во рту не было.

– Сперва работа, потом удовольствия! – вмешалась Эмилия. – А вообще-то я взяла в дорогу прекрасные бутерброды, но вы их получите, только когда мы от него избавимся.

– Ну обо всем-то ты помнишь! – воскликнула я не без восхищения.

Эмилия застеснялась.

– Я и чай горячий захватила, – скромненько сообщила она, – мы через час доедем до места и, значит, заслужим небольшую передышку.

Кора затормозила.

– А ну выкладывай твои запасы! Есть я хочу теперь, а через час у меня, может, и аппетит пропадет.

Исполненная присущей стряпухам отзывчивости, Эмилия тотчас вытащила термос с горячим чаем и бутерброды, а мы жадно на них набросились.

Эмилия растирала себе ноги.

– Что за человек был этот Дон? – переспросила она вполне невинным тоном.

– Такой же, как погода нынче, – сказала я. – Мягкий и ветреный, но уж никак не дьявол.

Эмилия рассмеялась и начала оделять нас салями, Пиппо тотчас вскочил ей на колени, чтобы заполучить свой кусок, и Эмилия пролила горячий чай на наш пакет. Она начала громко чертыхаться, Пиппо рассвирепел словно дьявол, и только Бела спал по-прежнему.

Наконец мы двинулись дальше. Спустя полчаса приехали в ту деревню, где проживала кузина Эмилии. Нам пришлось свернуть на узкую горную дорогу, и поездка превратилась в настоящее мучение. Дорога больше напоминала дно пересохшей речушки, путь нам преграждали здоровенные скалистые обломки, потом, справа, она вдруг круто пошла под уклон. Сперва Кора маневрировала весьма осторожно, но через некоторое время у нее пропала всякая охота вести машину.

– Ну, это дорога только для слонов, – заметила она, – садись-ка ты за руль, я больше не могу.

Мы поменялись местами, и мне пришлось с погашенными фарами пробираться дальше.

– А вдруг попадется что-нибудь встречное? – спросила я.

– Ну, среди ночи это маловероятно, – успокоила меня Эмилия, – здесь даже средь бела дня только по большим праздникам проедет кто-нибудь за сеном.

Но вдруг наш джип остановился, мое сердце вместе с ним. Кора сразу смекнула, в чем дело: пустой бак. У нас в запасе имелись еще две полные канистры. Я переливала бензин, а Кора светила мне фонариком.

– Молодец, – похвалила она меня, – рано или поздно ты у нас сделаешься толковым водителем.

Когда наконец мы добрались до цели, оказалось, что перед полуразвалившимся домом даже есть возможность развернуться. Стекла в окнах были все выбиты, зато крыша отчасти сохранилась. Мы вылезли из машины, немножко размялись и, вооружась карманными фонариками, вошли в дом. И тут я громко вскрикнула: мне прямо на руки вспрыгнула мышь. Сено было скатано в большие рулоны, втроем мы быстро освободили место, чтобы уложить Дона.

– Ну, теперь поплюем на руки, – сказала Кора, и мы торопливо выволокли пластиковый пакет из джипа. Бела начал плакать.

– Господи, чем это так воняет?! – бранилась Кора. – Лично я думала, что приличный покойник начинает вонять не раньше чем дня через два.

– А это вовсе и не Дон, – пояснила Эмилия, – это наш bel paese.

– Зачем ты тогда предлагала мне салями?

– Да я вовсе не про сыр говорю, это наше сокровище так навоняло! Бела наложил в пеленки.

– Взяла бы да и переменила ему памперсы!

Эмилии поручение было не по душе, но против такого рода случаев она была бессильна.

Кора сказала, надо поторапливаться, потому что скоро начнет светать. Короче, мы поволокли тяжелый пакет по каменистой земле, попутно изодрав весь пластик. Но поскольку пластик так или иначе надо было выкидывать, нас это не смутило. А мой сын продолжал орать. Он испугался темноты и вообще хотел вылезти, но я успела надеть ему только носочки. Мы заперли Белу в машине. В довершение всех бед начался дождь. Затащив покойника в дом, мы сразу уложили его на сено, а я помчалась к машине, чтобы освободить ребенка. Пиппо принялся вынюхивать крыс.

– А теперь надо зажечь свечку, – приказала Кора.

Мы переглянулись. Никаких свеч у меня при себе не было.

– Эмилия, давай свечку! – потребовала и я.

Та лишь отрицательно помотала головой.

Кора начала злиться.

– Майя, а ты случайно не знаешь, для чего людям нужна fantesca? Получается, лишь для того, чтобы убивать наших возлюбленных.

– Как ты меня обзываешь? – возмутилась Эмилия.

– Ну что ж, – продолжала Кора, – значит, бензин.

Я вывалила на пыльную землю содержимое рюкзака.

– Жаль, такие красивые колечки, – сказала Кора.

А я продолжала рыться в имуществе Дона.

– Смотри, у него есть курительные палочки! – обрадовалась я. – Их тоже можно использовать.

– Едва ли.

А я все рылась и рылась. Индийский фартук был обращен нами в подстилку, а поиски увенчались успехом: я и в самом деле нашла огарок свечи.

– Слава Богу, – вздохнула я, – наш добрый паренек обо всем позаботился.

Эмилия перепеленала Белу, а я начала стаскивать пакет. Оказывается, мы забыли закрыть Дону глаза. Это было не совсем удачно, потому что ему полагалось умереть во сне.

Кора зажгла свечку и сигарету.

– Идите сюда, – потребовала она, – выкурите тоже по одной, а окурки бросим в сено. Двойным швом оно всегда надежнее – а то вдруг свечка погаснет.

Даже Эмилия и та закурила, а Бела заснул у нее на руках. Когда мы наконец засунули грязную пеленку в тот же пластиковый пакет и уже хотели пуститься в обратный путь, выяснилось, что куда-то пропал наш песик. Мы начали свистеть, Эмилия ревела: «Пии-и-пооо!», но он не возвращался.

– Ну и вляпались мы – в самое говно, – ты уж извини, Эмилия, – сказала Кора. – Пора сматываться, и раз он не хочет ехать с нами, пусть остается здесь.

– О, Кора! – взмолилась Эмилия. – Тогда и я тоже здесь останусь. Маленький наш песик пропадет в этой глуши!

– Да, ты права, но скоро займется весь дом, а к этому времени мы должны одолеть эту проклятую дорогу.

Мы залезли в машину. Эмилия продолжала реветь страшным голосом:

– Пииипооо!

Когда Кора уже включила зажигание, наш песик появился с башмаком Дона в зубах и первый раз за всю свою коротенькую жизнь был побит хозяйкой.

Дорога под гору оказалась еще опаснее, чем в гору.

Из-за начавшегося дождя машину стало заносить. Кора вела машину спокойно и благоразумно, как никогда. Эмилия сидела рядом с ней, а я, закрыв глаза, лежала подле моего сына на заднем сиденье. До чего же хорошо иметь двух надежных подружек!

К тому времени, когда начало светать, каменистая тропа и большой отрезок пути остались позади, дорога не представляла собой никаких проблем, и нас никто не останавливал, и джип не развалился по дороге. Наконец мы приехали во Флоренцию, оставалось только отогнать на место чужую машину. Мы сунули в руки Эмилии ребенка, собаку и одеяла, я запрыгнула в «кадиллак» и вслед за Корой погнала его в подземный гараж, откуда она прошлым вечером угнала джип. С явным облегчением подруга поставила джип на прежнее место.

– Кора, а его не надо бы сперва помыть?

– Вздор! Во-первых, машина и до нас была грязная, а во-вторых, этот маменькин сыночек настолько глуп, что и не заметит грязи.